Рассказ. 11 До встречи, Кира

Дом Рэна был совершенно непохож на обычные типовые хижины, выстроенные кругом. Я не знаток архитектуры, но кажется это был образец позднего классического квантизма: полупроницаемые оконные мембраны, накопительные фильтранты в стенных панелях и крайне изящно выполненные атомные комплексы Томма. Наверное, Рэн сам проектировал его, подбирая индивидуальные саморазвивающиеся строительные капсулы. Во всяком случае, вряд ли зодчий разработал бы настолько изолированный и закрытый от посторонних взглядов концепт.
- Готово? – выпалил я вместо приветствия, вваливаясь в мастерскую.
Рэн обернулся, хмуро глянув мутным глазом и переспросил с некоторым недоумением:
- Готово?
- Забыл? – с фальшивым негодованием ужаснулся я. – Мы же договаривались.
- Мы ни о чем не договаривались, - так же хмуро возразил он, вновь погружая руки в кибернетические кишочки замысловатого прибора.
- Ты сказал, что шестого всё будет готово.
- Это ты сказал, - Рэн злорадно ухмыльнулся, не отрывая взгляда от шкалы балансировки. – Сказал, что придешь шестого. А я сказал - поглядим.
- Ну? – нетерпеливо поинтересовался я.
- Ну как тебе сказать…
Я не мог понять, доставляло ему удовольствие выводить из терпения собеседника, или Рэн в самом деле был социопатом. В школьные годы я думал, он специально притворяется отстраненным и необщительным, чтобы придать себе загадочности перед девчонками. Теперь я точно знаю – он не притворяется и никогда не притворялся. Мрачный взгляд его, почти прозрачных, серых глаз не сулил ничего хорошего. Ясно, что эта ситуация, когда он вынужден выполнять просьбы - бесила Рэна.
- Он еще не функционирует так, как мне бы хотелось, - «родил» наконец мой однокашник.
- Но функционирует же? – не сдался я. – Слушай, не важно, что пробойник не функционирует так как тебе хочется. Мы должны провести испытание.
- У меня нет времени. Завтра я должен быть на раскопе. Некий Сидоровский пригласил меня для дешифровки найденных рукописей эпохи открытых дверей.
- Запустим сейчас! Пока будет идти временная растяжка ты как раз успеешь. Нет, мы успеем. Я тоже хочу поглядеть на раскоп. Что они там такого интересного нашли?
- Раскоп не публичный, тебе надо будет получить разрешение.
- Получу. Забыл, что я закончил курс истории третьей ветки?
- Ну где собака?
- Тебе животное не жалко?
- Жалко, - я плюхнулся на деревянный табурет, недвусмысленно намекая на то, что не собираюсь так просто сдаваться. – Но мы не можем отступать. Хотя бы в память о первопроходцах космического пространства.
Рэн с плохо скрытой ненавистью взглянул на меня и скрылся в соседней комнате. Через пару секунд раздался грохот падающего железа, потом я услышал его чертыхания и собачий лай. Наконец, в дверном показался Рэн с небольшой коробкой.
- С собакой пока повременим, - хмуро буркнул он. – Проведем испытательный полет вот с этими товарищами.
Он поставил коробок на стол, и я наконец смог заглянуть внутрь.
- Тараканы? – возмущению моему не было предела. – Ты предлагаешь запустить в космос тараканов?
- Думаю, в данный момент это будет самым гуманным решением. К тому же, я читал, что первое исследование перемещений во времени как раз проводили с участием тараканов, - после небольшой паузы Рэн добавил: - Все тараканы погибли.
- И зачем ты мне это сейчас рассказываешь? Думаешь я не знаю?
- Я просто хочу напомнить, что до сих пор для любого существа оказавшегося вне магнитного поля земли наступал неодолимый терминальный эффект.
Поколебавшись минуту, я признал, что приносить в жертву непроверенным технологиям друзей наших меньших – глупо, безответственно и жестоко.
- Ну хорошо, допустим тараканы. А как мы измерим биотоки головного мозга в отсутствии магнитного поля? – я скривил лицо, разглядывая этих рассадников заразы: – У них небось и мозгов то нет.
- Есть. И даже состоит из трех условно отделов - трито-, дейто- и протоцеребрум, - Рэн опустил палец в коробку и на него тут же вскарабкался один из рыжих усачей. – Так что с проверкой безусловных и условных рефлексов проблем быть не должно.
Улыбнувшись моему брезгливому ужасу, Рэн стряхнул таракана в коробку и принялся устанавливать оборудование в гранитный преобразователь.
Первая машина для перемещения в пространственно-временном континууме представляла собой бетонный шар, по всей поверхности которого были установлены электромагниты. Никакой стяжки однонаправленных временных потоков и никаких стабилизаторов гравитации. Чудо что дети, воспользовавшиеся ею, остались в живых. До сих пор целый институт работает над тем, чтобы выяснить, как же так вышло.
Преобразователь Рэна работал по совершенно другому принципу. Вместо генерации искусственного магнитного поля, преобразователь разгонял частицы эфира, создавая темпоральную воронку. Иными словами, по вектору движения генерировалось небольшое «Солнце» (инструмент для создания самостоятельной временной линии), надежно удерживавшее по ходу в эфире темпоральный стабилизатор. Получился очень эффективный и вместе с тем примитивный до неприличия пробойник безвременного космического эфира, который после долгих споров был назван нами «Неистощимый».
Одним из недостатков данного прибора являлась невозможность менять курс по ходу движения и регулировать скорость растягивания и свертывания временных трансгрессий. Вторым недостатком стало отсутствие связи с пробойником в период развертки и свертывание временных линий.
Третий недостаток мы обнаружили только после окончания опыта.
Мы загрузили тараканов. Я ввел в вычислитель программу проверки условных и безусловных рефлексов для тараканов:
- Сколько продлится эксперимент?
- Думаю, что временная развертка в полторы секунды туда и обратно займет не меньше суток в каждую сторону, - ответил Рэн, упаковывая пакет математических расчетов курса в вычислитель.
Пока он возился с расчетами, я прошелся по дому. Гостиная была выполнена в стиле круглых линий: низкий потолок, кушетки из полипружин вместо кресел, водопады в зарослях мха. Этот знакомый, но довольно мрачный интерьер неожиданно был оживлен акварелями. Три портрета: на одном девушка хмурится, на втором она же смотрит вдаль, а на третьем, сморщив лоб что-то пишет в блокноте. Надо сказать, рисовал Рэн очень даже неплохо. Я даже почувствовал какую-то неловкость, словно разглядывал ее настоящую, так четко художнику удалось передать характер.
Однако, где же Кира? Почему она не вышла поздороваться, когда я пришел? Может она работает?
Взгляд мой невольно скользнул в сторону двери, ведущей в ее комнату. К моему удивлению, мембрана была непроницаема. Получается Кира тут не появлялась уже больше месяца?
Я поспешил задать этот вопрос Рэну.
- Она уехала, - буркнул тот.
- Когда? Надолго? В экспедицию? – выпалил я и только потом спросил самое главное: - Почему?
- Нет. Она отправилась на строительство домов Восьмой ветки.
- Почему?
Рэн ничего не ответил и, беспомощно взглянув на меня, снова уткнулся в полуразобранный прибор.
«Неужели они поссорились?» – я просто не мог поверить в то, чтобы Рэн мог спорить с Кирой и уж тем более в то, чтобы он отпустил ее одну. Про Восьмую ветку уже давно ходили какие-то странные слухи. Говорили, что Ветка в Совете упорно продвигает идею обострения классовой борьбы и возврат внешнего контроля за поведением.
Не то, чтобы я верил этим слухам, или (что еще хуже) допускал участие подруги в радикальном движении. Но факт оставался фактом – Киры не было. А Рэн… я только сейчас понял причину его запойной работы. Интересно как давно она ушла? Неужели с прошлой осени, когда Рэн перестал выходить на связь и его приходилось буквально отковыривать от верстака?
Оставив Рэна возиться с механизмами, я отправился за разрешением.
Институт истории встретил меня со всей величественностью, на какую было способно это сооружение из гранитных блоков и стекла. Стены, а точнее некое их подобие, составленные из каменных глыб – производили неизменно гнетущее впечатление. Понятно, почему это здание не пользовалось популярностью. Помнится, в годы учебы, я долго пытался избавиться от непроизвольного страха быть погребенным под развалинами этого гиганта, сооруженного по древним технологиям.
Бодро взбежав по довольно крутым ступенькам, я повернул г-образную ручку, вызвав к движению древнейший поворотный механизм. Входная дверь распахнулась навстречу с мнимой приветливостью, пропуская внутрь.
- Гор? – с некоторым удивлением поприветствовал меня старший распределитель. – Ты какими судьбами тут? Решил все-таки заняться историей?
- Я тут по делам. Мне нужен пропуск на двести третий, - озадачил я распределителя.
- Двести третий? Это же непубличный раскоп. Что тебя там так заинтересовало? – осторожно спросил тот.
- Я буду вместе с Рэном.
- С Рэном? - распределитель расплылся в улыбке и добавил мой код в систему одноразовых пропусков. – Небось какое-нибудь новое изобретение испытывать будете?
- Попробуем кое-что, - кивнул я и поспешил покинуть здание, покуда распределитель не задал новые вопросы.
Из института, я отправился на поиски жилья. Внимание мое привлек небольшой туристический поселок – Белушье, располагавшийся как раз рядом с Институтом.
Соединившись с Центром Информации, поинтересовался о наличии свободных мест поблизости. Несколько домиков оказалось свободными, и я выбрал жилье с видом на озеро Долгое.
Вместо увлекательного и продуктивного трудового процесса я решил предаться не менее увлекательному, хотя и не такому продуктивному процессу отдыху. Все-таки никакие новейшие воспитательные методики пока не могут полностью искоренить древние пережитки капитализма: лень, вранье, трусость. Человеку труда коммунистической эры так же хочется лениться и бездельничать, как и человеку умелому эры примитивных технологий. Видимо эти качества так плохо поддаются коррекции, поскольку входят в комплекс защитных рефлексов человека, и чтобы не возникло жестких линий психонапряжения приходится иногда идти на поводу инстинктов.
Зайдя в столовую, взял с собой продуктовый набор и направился к хижине, указанной смотрителем гостевых домиков. Дорожки в поселке были выложены разноцветными плитками. Разглядывая затейливые узоры, я проскочил мимо нужного домика. Хорошо меня окликнул рыбак, сидевший с удочкой у берега:
- Вы ко мне, товарищ?
Я понял, что иду прямо к десятому домику.
- Простите, мне в восьмую хижину, - буркнул я, разворачиваясь.
- Там никто не живет.
Я растянул губы, делая вид, что улыбаюсь, оборачиваясь к словоохотливому собеседнику:
- Знаю. Вот, решил остановится тут на пару дней.
- Будем соседями, - кивнул старик.
- Как улов? Есть шанс судака взять?
Рыбак махнул рукой и, не скрывая разочарования, признался:
- Какое там. Его с берега разве возьмешь. Плотвичка да окуньки мелкие, с два пальца. Ловлю и обратно выпускаю. Это не рыбалка, а так… времяпрепровождение.
Старику было скучно, и последняя фраза была явным приглашением к задушевной беседе и совместной ловле рыб. Но я сделал вид, что намеков не понимаю и потопал к своему домику.
Хижина, очевидно, была рассчитана на одного. Холл очень светлый, с прозрачным до пола окном. Из мебели: низкий столик перед диваном, стабилизатор (куда я сразу закинул пакеты и грязную одежду), да шкаф, забитый книгами. В алькове, за ширмой широкая тахта, покрытая пестрым пледом, на котором рассыпано с полдюжины подушек.
Пахло полевыми цветами и жарким летним солнцем.
Приняв душ, я с удовольствием растянулся на диване. Подперев бренные бока бесчисленными подушками и валиками, хлопнул в ладоши, вызывая Информационный Центр.
- Новости.
Тотчас же мигнул экран, встроенный в стену. Спустя секунду появилась девушка-диктор. Улыбнувшись, она принялась зачитывать сводку:

«Продолжаются упорные бои между заводом имени третьей годовщины Мировой Революции и фабрикой имени 24 марта. Несмотря на явное численное превосходство рабочих завода, фабричные решили удвоить усилия. Выпуск продукции был увеличен на шесть процентов, при сокращении процента бракованной продукции на полпроцента. Отдел технической калибровки отметил, что данные показатели стали возможными благодаря новым методикам организации труда. Практически все фабричные владеют от трех до восьми профессиями, что позволяет им буквально в процессе рабочего дня внедрять рационализаторские предложения на различных цеховых линиях. Этот опыт фабрики имени 24 марта планируется тщательно исследовать. Отдельные, самые эффективные находки, несомненно, будут включены в Трудовой Кодекс.
В связи с проектом Восьмой ветки по переносу городов: Трудовая коммуна, Долгопрудный, Алый, Строймаш и Мирный – в район Красных гор, были начаты работы по перепланировке транспортных магистралей. В настоящий момент нам требуются инженеры и монтажники-высотники. Все желающие принять участие в проектах могут обратиться в глобальный Информационный Центр.
Новости спорта: через три дня состоится массовый заплыв на Чудском озере. Приглашаются все желающие.
Послезавтра, в Светлом начинаются Физкультурные игры Доброй воли. Уже сейчас в город прибыло шестьсот тысяч человек, которые намереваются наблюдать и участвовать в соревнованиях. Видео трансляция будет вестись на шестом информационном канале.
И о погоде. В северном Белушье ожидается плановый дождь с восемнадцати двадцати до восемнадцати сорока пяти. Температура…»

Я махнул рукой, отключая трансляцию. Экран погас. За окном уже вечерело и страшно захотелось выйти, пробежать по тропинке вниз, к озеру, скинуть одежду и окунуться в прохладную воду озера Долгого. Но воспоминание о рыбаке, который наверняка торчит там с удочкой, охладили этот порыв.
Тогда я решил осмотреть книжный шкаф. Несколько учебников по кибернетике Важенцова, прикладная физика Школьникова, практическое садоводство, молекулярно-субатомные основы ароматических качеств вторых блюд в пищевой индустрии и брошюра «К вопросу о темпоральных трансгрессиях» некоего Кирова.
«Уж не Рэн ли автор?» – подумал я, листая монографию, имени автора указано не было. Однако, как оказалось, брошюра была издана около десяти лет назад.
В книге рассматривались аспекты создания устойчивых переходов из временных капсул к безвременным эфирным эксенсионалам. Оказалось, что еще лет десять назад группой экспериментаторов Института исследования космоса было проведено несколько крайне интересных опытов касательно возможности стабилизации организмов в момент погружения в эфирное поле. Для стабилизации использовали специальным образом фиксированные в магнитном поле частицы эфира, которую авторы эксперимента шутливо назвали «пыль веков».
Длинные таблицы и многоэтажные формулы подействовали на меня как хорошее снотворное. Так что спустя несколько десятков минут я спал.
На следующий день мы отправились на раскоп. Вместо общественного транспорта я решил воспользоваться институтским авто. По дороге я заговорил об заинтересовавших меня идеях, высказанных неким Кировым:
- Скажи, что ты думаешь об идее стабилизации организмов в момент перехода эфирного поля?
- Стабилизации организмов? – Рэн усмехнулся: - Ты имеешь в виду гибернацию? Или может быть креонику? Ну чушь. Ни заморозка, ни спячка никак не смогут защитить организм от отсутствия магнитного поля. Такие опыты проводились с участием десяти добровольцев. Результаты были плачевные.
- А если стабилизацию поводить с помощью фиксированных в магнитном поле частицами эфира?
- Фиксированными в магнитном поле частицами эфира? Откуда ты взял эту идею? – Рэн только теперь заметил у меня в руках тонкую книжку и, выхватив ее, буквально впился в пожелтевшие страницы взглядом. – Интересно… интересно… а вот тут можно поспорить… потому что это чушь! Интересно… ага…
Несколько минут Рэн внимательно изучал содержимое брошюры. А я с нетерпением ожидал вердикта.
- В вычислениях обтекания, явная ошибка, - констатировал наконец он. - Почему-то в расчетных формулах не значение ускорения свободного падения, а гравитационная постоянная.
Он тут же, прямо на полях страниц принялся вносить исправления.
- Слушай, а кто автор работы? – заинтересовался вдруг Рэн и глянул на обложку: - Киров? Мой однофамилец? Забавно. Надо бы встретиться, поговорить. Мне кажется, он специально делал ошибки в расчетах. Но почему?
- Я тоже об этом подумал. Группа Кирова продвигалась в том же направлении, что и мы, но очевидно их исследования были прекращены по какой то причине. Я собирался созвониться с ним и поговорить.
- А чего ждать и созваниваться? – совершенно искренне удивился Рэн уже абсолютно плененный необычностью новой идеи. – Прямо сейчас рванем в Институт исследования космоса и отыщем там этого самого Кирова.
- Мы едем на раскоп, - напомнил я.
- Ты зануда, - проворчал Рэн недовольно.
– Можешь объяснишь, чем тебя заинтересовали эти руины? Насколько я помню от Института космоса ты всегда убегал как черт от ладана, что бы не значило это выражение.
Рэн секунду колебался, но затем решился объяснить:
- Во-первых, я просмотрел все старинные карты и списки. Нигде нет даже упоминания о том, что раньше тут было какое-то поселение.
- Неужто, это было какое-то секретное отделение эпохи Открытых дверей?
- А, во-вторых, - не отвечая на вопрос продолжил Рэн: - Археологи нашли там библиотеку,
- Вот оно в чем дело. Какие-то книги заинтересовали?
- Книг там не осталось. Все было уничтожено. Остались только несколько слипшихся от сырости тетрадей, обработанных закрепителем. Но прочесть то, что там написано, никто не может. Спасовало даже Бюро и объявило раскоп непубличным.
- Интересно, - мой правый глаз сощурился на сотую долю миллиметра. - Ты знаешь, я против исторических изысканий. То, что произошло, осталось в прошлом и не стоит это раскапывать.
- А я против тайн, - Рэн отложил книгу.
- А тебе не приходило в голову, что есть такие вещи, которые лучше не знать?
Рэн надул губы, явно не намереваясь вести дальнейший диалог и я решил отстать.
Автолет шел ровно. Сквозь обзорное окно были видны верстовые шары, парившие над жилыми зонами. С каждым пройденным километром их становилось все меньше и меньше. Наконец, минут через сорок мы оказались в совершенно безлюдной зоне. Локомотивный двигатель стал замедлять ход.
Нас ждали. Сидоровский специально перелетел через два континента, чтобы встретить нас.
- Приветствую! – он говорил громко, пытаясь перекричать медленно глохнувший двигатель. – Вы не один?
- Гор Сикорски, - улыбнулся я, представившись. – Личный помощник товарища Кирова.
- Гор преуспевал в свое время в структурной лингвистике, - кратко пояснил мое присутствие на объекте Рэн.
- Сидоровский Мир, - представился руководитель раскопа.
- Приятно познакомиться.
- Я читал вашу работу, товарищ Киров, по рекуперации рукописных текстов времен первой социалистической революции. И вот, представилась блестящая возможность проверить вашу теорию на практике.
Рэн вылез из машины и похромал к палаткам.
- Что с ногой? – поинтересовался Сидоровский.
- Старая травма, - уклончиво ответил Рэн.
- Перелом? В детстве я тоже ломал ногу. Срослось неудачно. Хромал десять лет. Но после реабилитации в больнице 321 от хромоты не осталось ни следа. Даже костная мозоль исчезла. Советую.
- Спасибо, - вежливо поблагодарил его Рэн.
Но я знал, что он не воспользуется советом. Ни к какому врачу он не пойдет, потому что хромота была скорее психосоматического характера и являлась напоминанием о глупой вылазке во внешний мир, которую мы совершили в детстве. И Рэн это прекрасно понимал. Понимал, но предпринимать какие-либо шаги по исправлению данной ситуации не собирался.
- Нашли что-то новое? – спросил я, меняя тему разговора.
- Откопали еще одно здание. Довольно странно, что эти несколько зданий служили для проживания одного-единственного человека. Зачем ему такие площади?
- Можно осмотреть новый раскоп? - спросил я.
Сидоровский провел нас к глубокой яме. Внизу мы увидели осыпавшуюся кладку, ранее представлявших собой несколько прямоугольных конструкций, состыкованных друг с другом вплотную. Рэн с безразличным видом пожал плечами.
- Похоже это одна из первых моделей саморазвивающихся домов, - сообщил нам на ходу Сидоровский. – Представляете? Я глазам своим не поверил. Хронологическая линейка показала, что поселок строился лет триста пятьдесят тому назад. Но первые саморазвивающиеся хижины начали поступать в производство только век спустя. Получается, либо наши датировки неверны, либо это творчество какого-нибудь гения-одиночки.
- Может вы ошиблись? – осторожно спросил я. – Возможно это простой доисторический дом с автоматическими приборами?
- Сами смотрите, - не вступая в спор, кивнул в сторону археологической палатки Сидоровский.
Мы спустились вниз.
- Ну, что скажете? – с гордостью в голосе поинтересовался Сидоровский. – Неужели это дом с автоматами?
Я провел рукой по осыпающимся от старости стенам.
- Действительно, похоже на мембранные субстраты, - вынужден был признать я. – А тут находили какие-нибудь рукописи?
- Не совсем рукописи. Мы нашли шкаф с…- Сидоровский замялся, не в силах подобрать верное слово. – Там были записи в современной форме на кристалло-носителях. Девяносто процентов информационных носителей было уничтожено. Но нам удалось восстановить несколько простейших кристаллов. Язык шифрования очень близок к современному и раскодировать записи было делом нескольких дней. Однако от публикации содержимого записей мы воздержались.
- Почему?
- Не знаю, как сформулировать. В общем мы нашли несколько изложений личной жизни людей. Конкретно сорока восьми.
- Личной? В каком смысле личной жизни? – не понял я.
Густой румянец внезапно залил щеки Сидоровского:
 – Начиная от пристрастий в еде и заканчивая личными симпатиями антипатиями. Не могу себе представить, кому могло взбрести в голову фиксировать такое.
Тут я решил блеснуть своими знаниями в области древней истории. Состроив непроницаемое лицо, словно каждый день прочитывал по нескольку таких изложений, авторитетно заявил:
- Вероятно, это особенность мышления той эпохи, когда педагогами еще не была освоена методика обучения самокоррекции поведения. Люди не осознавали аберраций в собственном поведении и это приводило к различным нарушениям кодекса. Гнев, зависть, лень, уныние, жадность – не подвергшись коррекции приводили к физическим проявлениям. Поэтому практиковался внешний контроль поведения. Он, естественно, был недостаточно эффективным. Но он хотя бы был. В капиталистическом обществе контроль не только отсутствовал, но даже существовала практика культивации аберраций. К примеру, в эпоху капитализма у читателей был очень популярен совершенно омерзительный и античеловечный жанр детектива – это рассказы о методах убийства и поисках убийц.
- Вы предполагаете, что данные собирались для осуществления внешнего контроля? – спросил Сидоровский.
- Один человек вряд ли бы смог осуществить внешний контроль над несколькими десятками индивидуумами. Вы же сами говорили, что данные о сорока восьми. Скорее всего это одна из аберраций поведения, когда имея данные о личных предпочтениях человека, некто думает, что обретает таким образом власть.
- Сорок восемь человек – Высший совет Веток, - глухим голосом произнес вдруг Рэн.
Я почувствовал, как противный холодок пробежал по спине вниз, тая где-то ниже колен. Я даже головой мотнул, отгоняя нехорошие предположения. А если это жилище человека с другой Земли? А вдруг мы откопали доисторическое убежище тех самых шпионов из пятой колонны? Он собирал личные данные членов совета чтобы осуществлять над ними внешний контроль и коррекцию поведения, как я это проделывал с Рэном в не таком уж и далеком детстве.
- Это просто совпадение, - заявил я, убеждая прежде всего самого себя, что моя догадка неверна. – Фантазии больного человека. Думаю, если запустить анализатор, это сразу же выясниться. Это видно даже невооруженным взглядом. Взять, к примеру повторяющиеся фразы. Еще один признак, предельно простые, или же напротив, длинные и несогласованные предложения.
- Честно сказать, у меня нет никакого желания анализировать это, - брезгливо морщась, заявил Рэн.
- Нет, нет, - замахал руками Сидоровский. – Я прошу сделать рекуперацию абсолютно других записей на бумажных носителях.
- Хорошо.
- Отлично, тогда пройдемте в хранилище.
Мы прошли мимо двух палаток, прикрывавших полуразрушенные строения из кирпича и дерева. Это был стиль первобытной эпохи, когда люди создавали убежища от колебаний погоды с помощью подручных материалов. В буквальном смысле из того, что валялось под ногами – из камней, веток, глины, песка.
- Не представляю, как можно жить в доме с каменным потолком? – проговорил Рэн, разглядывая руины. – Ожидание неминуемого падения на голову стокилограммового валуна может свести с ума кого угодно. Или сделать агрессивным. Или напротив, привести к неизлечимой депрессии.
- На самом деле сооружения эти были довольно прочными, - улыбнувшись, пояснил Сидоровский. – Камни скреплялись друг с другом при помощи клеевых растворов, пазов и стальных балок. Дом, выстроенный по подобным технологиям, мог простоять более трех веков. А помещение из цементного раствора - лет двести. Если, конечно, вовремя заменять ветшающие части. Без внимания человека эти дома разрушались лет через двадцать-тридцать.
- А еще они разрушались от землетрясений, наводнений и даже от сильных ветров, - с ядовитой иронией добавил Рэн.
Сидоровский не стал спорить с неисправимым скептиком и только развел руками. Словно хотел сказать: «Да, вы правы, но откуда древним людям было знать о саморазвивающихся силовых строительных капсулах?»
Меж тем мы подошли как раз такой капсуле, раскрывшейся почти наполовину. Эту хижину Сидоровский приспособил для хранения артефактов, найденных в каменных постройках. Посредине комнаты возвышалось какое-то нелепое сооружение в виде прямоугольника, изуродованного чудовищно аляпистыми фигурками то ли растений, то ли геометрических образов. Наверное это были украшения, которыми доисторические люди пытались скрасить свой быт.
- Что это такое? – после недолгой паузы поинтересовался Рэн.
- Шкаф, - с почти священным трепетом в голосе ответил Сидоровский.
- Это шкаф? – переспросил я, разглядывая несуразное нечто.
Разве можно было представить себе, что место для стабилизации вещей личного пользования может выглядеть так… Трудно было даже подобрать слова, чтобы описать эту конструкцию.
Сидоровский тем временем потянул уже знакомый механизм открытия – г-образную ручку. Дверца шкафа раскрылась, и мы увидели внутри пустоту. Вернее не пустоту, а нечто вроде маленького коридорчика, перегороженного несколькими горизонтальными плоскостями, на которых в хаотичном беспорядке располагалось герметично опечатанные пакеты различной конфигурации и цветов.
Сидоровский протянул руку и выбрал плоский синий герметик-пакет. Из пакета он извлек тетрадь, которая была целиком залита закрепляющим раствором. Сохранность объекта была такова, что стоило только сделать попытку приоткрыть обложку, все превратилось бы в прах.
- Мы сделали послойное рентгено-сканирование каждого листа, - Сидоровский разложил на столе образцы записей.
- Какие странные иероглифы, - Рэн прищурился, разглядывая текст. – Многие семантические детерминативы слишком часто повторяются. Кроме того, иероглифы странно сгруппированы. Никакой закономерности. Где-то в группу входит пять, где-то восемь, а где-то иероглиф вообще выделен в самостоятельную единицу.
Я смотрел на ровные горизонтальные ряды. Обычно текст пишется сверху вниз. Может быть ориентация листов неверная? Может надо перевернуть?
- Не думаю, - покачал головой Рэн.
Я вздрогнул. Неужели я сказал это вслух?
- Ориентация текста верная. В данном случае речь идет не о вертикальном справа-налево, а о горизонтальном способе написания, справа-налево. Но почему иероглифы собраны в группы различного объема и почему некоторые из них повторяются так часто?
- пОвтОрЯютсЯ, - проговорил я очень медленно, выделяя певучие звуки О и Я: – Это звуковое письмо. Каждый звук обозначается определенным символом.
- Очень странное решение, - отметил Сидоровский. – На запись звуков уйдет гораздо больше времени.
- Зато звуков гораздо меньше, чем слов. Не вижу ничего странного. Просто другой подход к решению проблемы. Причем достаточно остроумный, - возразил Рэн: - Попробуем рекуперацию, исходя из предположения, что это звуковое письмо.
Рэн ввел данные в синтезатор. На экране потянулись свитки: сопоставления иероглифов и символов звуков; математические расчеты повторов и длины слов; поиск тождественных математическим выкладкам языков.
Вскоре кусочки расшифрованных слов стали складываться во внятный текст. Мы втроем склонились над синтезатором.
- Что это? Вряд ли расшифровка верна. Это чушь какая-то, - пробормотал Сидоровский, не веря своим глазам.
«Совету Восьми Альянсов приказывается перекрыть все квантовые проходы на Земли Солнечной системы. За перекрытие проходов должны будут проголосовать не менее 98% населения. Полная изоляция должна быть достигнута не позднее 20 числа третьей декады 12 года второй ветки. Об исполнении сообщить.
Внедрить пятую экономическую модель по всей территории Земли. Категорически запрещаются национальные и территориальные подразделения. Все органы, отвечающие за разделения населения по любым принципам должны быть уничтожены. В данной локации требуется создать единое общество, все ресурсы которого будут направляться на решение конкретных задач.
Экономическая общественная система – номер пять.
Для устойчивого функционирования в обществе пятой экономической системы рекомендуется повсеместно внедрить систему самокоррекции поведения. Об исполнении сообщить.
Экономические резервы, образовавшиеся вследствие работы пятой модели, следует направить на исследование временной константы. Необходимо в как можно в более короткие сроки добиться успехов в теории возможного перемещения в эфире космического пространства до земных сокпаппетов и приступить к практическим опытам. Об исполнении сообщить».
Было там еще несколько страниц, но мы не стали читать дальше. На душе стало так мерзко, о чем я не преминул сообщить:
- Всё больше убеждаюсь в своей правоте. История – наука, в которой чем меньше знаешь, тем лучше. Мы не должны оглядываться назад. Надо смотреть только вперед. А все знания о прошлом надо там и оставить и позабыть о них навсегда. А еще лучше уничтожить.
- К сожалению так считают все больше и больше людей. История, это уроки, которые человечество должно извлечь, чтобы не повторять ошибок, - задумчиво пробормотал Сидоровский, отключая синтезатор. – Беда в том, что люди не извлекают уроков из истории.
- Что за оксиморон? – удивился я.
- Это не оксиморон, товарищ, - улыбнулся Сидоровский. – Спасибо за помощь. Думаю, записи также были сделаны человеком с отклонениями в психике. Жаль, что и эту находку придется отправить в запасник. Для истории записи не имеют никакой ценности. Разумеется, расшифровка старинной системы письменности – открытие, заслуживающее внимание для Института лингвистики.
- В запасник? – Рэн сдвинул брови так, что на переносице образовалась глубокая морщина. – Вам не кажется, что тенденция сокрытия научных изысканий приобретает глобальный характер? Почему вы решили, что это написано психически больным человеком? А если нет? А если это все правда? Я не согласен с Гором. Историю надо знать, хотя бы для того, чтобы больше не допускать появления таких вот любителей сбора личных данных.
Я почувствовал, что щеки мои краснеют. Наверняка Рэн говорил не только о таинственном обитателе этого места, но и намекал на меня.
- А что мы знаем о первых днях становления Коммунистической Империи? – продолжал Рэн, горячась все больше: - Откройте любой учебник истории и там будет написано, что документы первых лет были уничтожены сепаратистами. А еще там написано, что в период становления Империи было две контрреволюции с целью свергнуть диктатуру трудящихся. И опять все документы и свидетельства этих событий исчезли во тьме веков. Почему? Случайность? А если мы не знаем что и как случилось, сможем ли мы отреагировать на то, если такие события повторятся вновь? Нам нужны знания о прошлом. Но в нашем распоряжении только жалкие крохи. И даже те крохи исторических свидетельств, что находят археологи, исчезают в архивах Института Истории. Мы ничего не знаем о доисторических временах и судим о находках с позиции современного общества и морали. А что если взять и вытащить из архивов все находки и соединить это воедино, что если перед нами предстанет совершенно другая история?
Сидоровский здорово растерялся. Я прямо увидел, как червь сомнения вполз в его сознание.
- Да брось человека смущать, - я хлопнул Рэна по полечу. – Ежу ясно, это написано неадекватным человеком. Ну кому в голову придет требовать отчета во всенародном голосовании и в приказном порядке распределять экономические резервы? Это явно бред. А если добавить к этому личные данные нескольких десятков человек, которые были собраны очевидно им же непонятно для каких целей… Нет, это бред воспаленного навязчивой идеей сознания в доисторическом мире.
- Как ты не понимаешь, - разгорячился Рэн еще больше: - Не в том дело, писал эти заметки сумасшедший, или он был в здравом уме. Дело в том, что у исследователей должны быть все данные со всех раскопов! Это, кстати, касается всех направлений науки. Необходимо провести энциклопедизацию науки. Точно так же как в трудовом процессе, в науке не должно существовать отдельных направлений.
- Конечно, - закивал я, подхватывая друга под руку и увлекая его к автолету. – Конечно касается. Сейчас вернемся в лабораторию и займемся энциклопедизацией.
- Огромное спасибо за помощь! – поблагодарил нас Сидоровский, видя, что я тороплюсь увести Рэна.
Распрощавшись с Сидоровским, мы поехали назад, в город.
Рэн сел за управление. Некоторое время мы плыли над землей в полном молчании. Я видел, что Рэн хочет продолжить спор, начавшийся на раскопе, но не знает с чего начать. А я ему помогать не собирался.
- Откуда у тебя книга? – спросил внезапно Рэн.
- Какая еще книга? – не понял я, погруженный в собственные размышления.
- Исследования Климова о темпоральных прогрессиях. Где ты ее взял?
- Я остановился в Белушье. Среди учебников и практических руководств в книжном шкафу была эта брошюра.
Рэн вытащил руку из управляющего геля и ткнул пальцем в печать на обложке:
- Третий стагнационный архив. Каким образом, позволь тебя спросить, эта книга из архива попала в туристическую хижину?
Я пожал плечами:
- Не мы одни интересуемся этой проблемой.
- Можешь считать меня параноиком, но мне все больше кажется, что за направлением научных исследований осуществляется внешний контроль. Нас как будто подталкивают в нужном направлении.
- Если ты сейчас не вывернешь на главную магистраль, я буду считать тебя болваном, а не параноиком, - воскликнул я после того, как мы едва не врезались в внушительных размеров насыпь из гравия.
- Совсем забыл, - виновато стал оправдываться Рэн, выравнивая автолет. – Объездную же перекрыли. Строят магистраль к Красным горам.
- Забыл? Или надеешься встретить Киру, словно бы случайно, - съязвил я и чуть было не поперхнулся этой фразой.
Вылетев из-за поворота, мы увидели бригаду укладчиков, среди которых была Кира. Рэн затормозил так резко, что мы едва не вылетели наружу из смотрового окна. Девушка обернулась. Брови ее, сердито сдвинувшиеся, удивленно приподнялись, когда она узнала Рэна. А он совсем не спешил отогнать автолет, разворотивший насыпь. Он просто сидел и смотрел на Киру.
- Привет, - поздоровался я, желая скрыть неловкость момента перед другими рабочими. – Прошу прощения. Мы с товарищем разговорились и совершенно потеряли чувство ориентации в пространстве.
- Понятно, - улыбнулась девушка, подошедшая к Кире. – А мы то уж подумали, что это добровольцы к нам на помощь спешат.
Все рассмеялись.
- Давно не виделись. Как ты? – выпрыгивая их автолета, спросил я. – Обещала, что встретимся, когда я приеду, а сама сбежала, бросив Рэна.
Сказал я это намеренно, постаравшись вызвать ее негодование. И мне это удалось. Покраснев, точно вареная свекла, Кира ухватила Рэна и отвела в сторону. Последовал тихий, но очень оживленный разговор. Кира что-то выговаривала Рэну. А тот, против обыкновения не молчал, отвечая довольно многословно и сердито. Через какое-то время я отметил, что пылу у Киры поубавилось. Рэн тоже стал говорить спокойнее. В общем общение их худо-бедно налаживалось.
- Приходи сегодня вечером, Гор, - заявила Кира, закончив разговор с мужем. –  Я буду ждать.
- В самом деле, приходи, - кивнул Рэн, не торопясь возвращаться в автолет.
- Ты остаешься? – спросил я.
- Поработаю немного тут, - уклончиво ответил он. – Возвращайся без меня. А вечером приходи.
Я не стал настаивать. Кивнув головой, сел в кабину и направил автолет прямиком в Белушье.
Старик-рыболов по-прежнему сидел с удочкой. И, кажется, даже на том же самом месте. Он поприветствовал меня как старого знакомого, отсалютовав ладонью. Я приветливо улыбнулся и хотел уже пройти к себе в хижину, но вдруг решил спросить:
- А вы тут давно обретаетесь?
- Так, лет пять наверное, - охотно ответил старик. – Переехал поближе к работе.
«Отлично, - подумал я. – Книга была выпущена три года назад. Значит старик мог знать того, кто оставил ее».
- Скажите, вы не помните жильцов, которые тут до меня останавливались? В пределах трех лет. Кажется, один из них забыл кое-какие личные вещи.
- Трех лет? Да я лет пять никого… Хоря вру. Год назад останавливался в восьмом номере один странный парень. Но он пробыл тут только полдня.
- Странный? А в чем заключалась его странность?
Дед даже удочку из рук выпустил, описывая события минувших дней:
- Ну, во-первых, не видел я как он приехал, хотя сидел с раннего утра с удочкой как раз напротив восьмой хижины. И вдруг к обеду из восьмого выходит парень. Как он там оказался – непонятно. Главное, значок же до того, как он вышел, показывал что дом свободен! Ну а к вечеру его уже и не было. И опять-таки, все автолеты на месте стояли, самокаты тоже. Как пришел, как ушел – непонятно. Я после еще в регистраторе посмотрел, там никаких отметок не было. Стало быть, он не собирался тут задерживаться надолго. Может перепутал место. Может подумать о чем-то хотел в одиночестве. А может ... Такое бывает, знаете-ли молодой человек. Вступает в голову внезапно желание пожить в одиночестве, бродя по лесам и нигде надолго не задерживаясь – древние инстинкты охотников-собирателей.
- Он представился? – без особой надежды на успех, спросил я.
- Нет, - с явным сожалением ответил старик.
Значит этот странный человек не регистрировал проживание, появился неизвестно откуда и пропал. Интересно. Я решил внимательно осмотреть хижину. Вдруг найдутся какие-то следы пребывания таинственного гостя. Перешагнув входную мембрану, я зафиксировал створки и принялся за дело. Для начала я внимательно осмотрел шкафы и ниши – ничего. Потом я взялся за кровать. Перетряхнул простыни и даже перевернул матрас – ничего. Да и что могло остаться от таинственного путника, когда система уборки дома должна была все очистить.
Стоп.
Система уборки.
Я сделал запрос автоматики хижины на доступ к информационной базе как техник-инструктор. Система немного покачевряжилась, но все же дала разрешение. Я попросил составить список всех проживавших в доме на протяжении трех последних лет. Ничего. Неудивительно, если любитель чтива о темпоральных прогрессиях проживал тут без регистрации.
Тогда я запросил данные о генеральных уборках за тот же срок. Уборок было две. Одна перед моим заселением, послерегистрационная.
А вот вторая.
Вторая была сделана двенадцать месяцев назад и квалифицирована как «случай по необходимости». Я потребовал предоставить отчет о мусорной корзине, а также видах и степени загрязнений. Выходило, что таинственный любитель темпоральных прогрессий вошел в хижину, посидел немного в кресле у окна, потом оставил книгу и ушел.
«Ну хорошо, - подумал я. – Большего, в настоящий момент, мне вряд ли удастся узнать. Может попробовать сделать расчеты с учетом корректировок Рэна?»
Я сел за стол, достал блокнот и погрузился в вычисления, подставляя в формулы гравитационную постоянную. Однако, когда наконец стали вырисовываться прелюбопытные кренделя в момент эфирного перехода со стабилизированными организмами, раздался звонок.
- Да? – не посмотрев на табло вызова буркнул я в трубку. – Какого черта там еще? Говорите быстрее, я занят!
- Вежливость всегда была твоим коньком, - с мягким укором ответила Кира.
- О, прошу простить, - я даже привстал, хотя собеседница никак не могла меня видеть. – Заработался.
- И совсем позабыл про ужин?
- Позабыл, - признался я. – Сию же минуту выхожу. Буду у вас через полчаса.
- Мы ждем, - ответила Кира и я почувствовал, как она улыбнулась.
Кира и в самом деле меня ждала. В гостиной был накрыт стол и активировано три кушетки. Играла тихая музыка, почти заглушаемая шумом комнатного водопада. От того, что меня явно ждали, на душе стало как-то очень легко. Даже несмотря на то, что куда-то исчезли акварели Рэна. Я не знал, к добру это или к худу, поэтому постарался вести себя так, словно не был в курсе их размолвки.
Поздоровавшись, сел на кушетку и принялся наблюдать, как Рэн достает из стабилизатора тарелки с едой.
- Так чем ты был так занят? – поинтересовалась Кира, присаживаясь напротив. – Только не говори, что тоже увлекся временными переходами непреодолимой границы.
- Что значит тоже. Это я предложил Рэну заняться данной проблемой.
- Вот как? Значит тебе я обязана этим всем?  – с безразличием в голосе констатировала Кира, кивнув в сторону рабочего беспорядка.
- Садитесь, - пригласил нас Рэн, закончив сервировку.
Я глянул на стол: картофель фри, жаренный с лисичками; горка дымящихся хинкали, источающих пряно-травянистый аромат; и рыба, запеченная с кабачками.
Сев напротив Рэна, я решил резко сменить тему разговора. Все же надо разобраться, помирились они или нет. Ждать ли мне от напарника продуктивной работы, или довольствоваться мрачным самоистязательным трудовым исступлением покинутого возлюбленного.
- Рэн, а куда делись картины? Кира, ты в курсе, что пока тебя не было он написал три отличных портрета одной очень симпатичной девушки?
Интересно, в какой момент их отношения разладились? Наверное, после поездки к океану. Мы тогда слишком устали, моделируя новую линию автоматических ленточнопильных станков. Было решено взять две недели отпуска и провести их на Халактырском пляже. Всё было хорошо и вдруг в какой-то момент я понял, что всё плохо. Кира потеряла интерес к научным исследованиям и стала куда-то пропадать всё чаще и дольше.
Очевидно, мой вопрос застал их врасплох. Кира покраснела, а Рэн отрезал огромный кусок рыбы, сунул в рот и промычал что-то маловразумительное про рамки.
О чем говорить еще я не знал. Ни Кира ни Рэн не пытались хоть как-то поддержать беседу. Воцарилось напряженное молчание, лишь изредка прерываемое стуком вилок о стеклянные тарелки.
- Ну рамки то ладно. К чему было переходить в Восьмую Ветку? Может я что-то не понимаю, но как по мне, в какой ветке родился, там и…
- Ну вот что, - оборвав мою жалкую попытку, проговорила Кира, откладывая нож в сторону. – Я скажу.
Рэн пожал плечами, не поднимая глаз.
- Мы не ссорились, - начала она, решительным образом заранее пресекая мою попытку вставить слово. – Просто так бывает. Два человека решают жить вместе, но потом понимают, что будет лучше, если каждый пойдет своей дорогой.
- Да, так бывает, - кивнул я. – А еще бывает так, что это решает только один. А второй…
- Перестань, - оборвал мою речь уже Рэн.
Я замолчал. Мы долго сидели в полной тишине и ковырялись в тарелках. Пошел внеплановый дождь и стены хижины внезапно стали прозрачными. Ценители ненастной погоды были бы в восторге. А я был ценителем. Однако, в тот момент больше всего хотелось просто встать и уйти.
Не знаю.
Может быть, потому что чувствовал свою вину? Хотя в чем я мог быть виноват, если у них не сложилось?
- Через полчаса окончание эксперимента, - напомнил Рэн, взглянув на хронометр.
- С твоего позволения, Кира, - я бросил вилку и встал из-за стола с чувством громадного облегчения. – Тараканы ждать не будут.
- Какие еще тараканы? – удивилась она.
- Подопытные.
В лаборатории Рэн занялся мониторингом темпорального поля, постепенно увеличивая импульс массы.
- Скоро должен появиться, - сообщил он, не отрывая взгляд от экрана.
На дисплее сканера рой микрочастиц медленно вращался по расходящейся спирали. Вот одна точка замерла в пространстве и тут же остальные частицы, как будто металлическая стружка магнит, облепили прямоугольный объект.
Пару минут ушло на то, чтобы не слишком податливыми манипуляторами ухватить объект и извлечь его из временного потока.
– Полторы секунды назад во времени и три вперед. Итого четыре с половиной секунды. Как думаешь, у нас получилось? – срывающимся от волнения голосом поинтересовался Рэн.
- Надеюсь, тараканы выжили.
Я поместил преобразователь в стабилизационное защитное поле и осторожно сдвинул гранитную крышку саркофага в котором спокойно мог уместиться человек. Сгорая от нетерпения, мы заглянули внутрь.
Через секунду лицо Рэна скривилось от отвращения.
- Они же жрут друг друга! – констатировал он, безуспешно пытаясь разогнать двоих выживших по разным углам.
- Да уж, поведение, конечно, странноватое. Но они хотя бы живы!
- Надо посмотреть запись показателей, - Рэн вывел данные программы на экран.
Мы молча разглядывали графики рефлексов.
- Все в норме, - наконец констатировал я. – Наверное они накинулись друг на друга от голода. Сколько с их стороны прошло времени? Неделя? Надо было положить им еды и все было бы в порядке.
- Нет, не было бы в порядке, - не согласился Рэн. – Уровень стресса и агрессии выше нормы.
- Конечно выше. Они же проголодались.
- Посмотри график. Кривая агрессивности резко пошла вверх буквально за пару секунд до того, как тараканы основательно проголодались.
- А если это реакция на отсутствие магнитного поля? – высказал я догадку. – В таком случае наш преобразователь нельзя будет использовать для перемещения живой материи.
Рэн несколько секунд смотрел на меня, а потом схватился за коммуникатор.
- Запрос на аудиосвязь с гражданином Кировым из Института исследования времени
Коммуникатор мигнул синим:
- В настоящее время гражданин Киров не зарегистрирован в качестве сотрудника в Институте исследования времени.
- Интересно, - пробормотал Рэн и изменил требование: - Возможно ли связаться с гражданином Кировым, бывшим работником Института исследования времени?
- Соединяю – после секундной паузы ответил коммуникатор.
Рэн, ожидая ответа молча смотрел на меня, никак не поясняя свои действия. Наконец мигнул зеленый огонек.
- Добрый день, - услышали мы низкий, спокойный голос.
- Добрый день, товарищ Киров, - заговорил Рэн и запнулся.
Я с недоумением взглянул на него. Вместо того, чтобы представиться, сообщить о знакомстве с монографией, Рэн покраснел, сжав губы.
- С кем имею честь говорить? – нетерпеливо поинтересовался однофамилец.
Рэн молчал. Я уже собрался было ответить, как вдруг он выпалил:
- Мне нужна ваша «Пыль веков».
Теперь замолчал Киров. Через секунд пять на экране появился запрос на видеосвязь от нашего собеседника.
- Кто вы такой? – послышался из коммуникатора его испуганный голос. – Откуда вы узнали о «пыли веков»?
- Меня зовут Рэн Киров, - ответил Рэн, подключая трансляцию видео. – А это мой соратник и друг Гор Сикорски. Мы ведем исследования преодоления безвременного космического пространства при помощи искусственного воссоздания темпоральной воронки. Беда в том, попытка переноса живых организмов приводит к необратимым летальным поведенческим аберрациям. Моё предположение, что это реакция на отсутствие магнитного поля. Так вот, я прочел вашу монографию и мне нужна «пыль веков».
Экран, к которому обращался Рэн, просветлел и мы увидели немолодого уже человека с огненно-рыжими волосами, аккуратно зачесанными назад. Человек напряженно всматривался с наши лица, словно пытаясь что-то определить. Выглядел он растерянным, испуганным и одновременно агрессивным. Странное сочетание эмоций, можно сказать, нелогичное. И задал он такой же нелогичный вопрос:
- Вы читали мою монографию?
- Читал.
- Где? Где вы могли ее читать?
Тут ответил я:
- Видите ли, я вчера остановился в Белушье и там, в одной из хижин…
- Я никогда не бывал в Белушье, - резко перебил меня Киров, хотя я даже не заикнулся о предположении, что он мог быть там.
- Возможно кто-то еще интересуется данной проблемой.
- Вы не понимаете, - Киров поморщился, словно речь шла о чем-то очень для него неприятном. – Все дело в том, что эта серия экспериментов полностью провалилась. Но мы не сразу это поняли. После издания брошюры, я понял ошибочность самого принципа в решении данной проблемы и затребовал весь тираж назад. Я лично уничтожил все экземпляры до единого.
- На книге печать третьего стагнационного архива, - сообщил Рэн, продемонстрировав экземпляр брошюры.
И опять лицо нашего собеседника приобрело то самое растерянно-агрессивно-испуганное выражение.
- Я не имею к стагнационному архиву никакого отношения, уверяю вас, - стал зачем-то оправдываться Киров.
- Нас не интересует стагнационный архив и ваше отношение к нему, - Рэн явно начал терять терпение. – Нас интересует «пыль веков». Несмотря на чисто теоретические выкладки, я всё же думаю, вам удалось фиксировать частицы эфира в магнитном поле.
- Удалось, - признался наконец Киров. – Но все дело в том, что «пыль веков» помимо защиты живых организмов от отсутствия магнитного поля, но и обездвиживает их…
- Отлично. Наш опытный образец для перемещения размерами не превышает двести на пятьдесят на пятьдесят сантиметров, так что ограничение подвижности очень кстати.
- Вы не понимаете. Организм обездвиживается, однако человек остается в полном сознании. Я несколько лет пытался нивелировать этот изъян, но все попытки оказались тщетными, - Киров побледнел, словно бы пытаясь избавиться от кошмарного воспоминания. – Вы даже представить себе не можете что чувствует человек, когда он не может двинуться, не способен взглянуть в другую сторону, лишенный возможности даже дышать. И этот ужас может длиться час, неделю, две, вечность… Нет, нет…
- И вы намеренно исказили расчетные формулы? – спросил я. – Чтобы ни у кого не возникло искушения повторять ваши опыты?
Киров покраснел, словно бы его обвинили в каком-то мерзком поступке.
- Уверяю вас, я использовал все возможности. «Пыль веков» - неудачный эксперимент. Я не могу предоставить вам данные. Советую вам направить исследовательский интерес в другое русло, - произнес он и отключился.
- Мда, дела, - пробормотал Рэн. – Выходит этот Киров изобрел методику фиксации частиц эфира, потом понял, что применение этой методики небезопасно для человека и сделал все, чтобы никто не смог ей воспользоваться.
- А потом еще и уничтожил весь тираж брошюры с исследовательскими данными, - добавил я.
Рэн кивнул:
- А после уничтожения непонятно каким образом по крайней мере один экземпляр оказался в стагнационном архиве.
- А спустя десять лет этот экземпляр таким же непонятным образом попадается мне, работающему над проблемой перемещения в космическом пространстве. Кто мог знать, что я остановлюсь в Белушье и именно в восьмой хижине? Я сам не знал об этом. И тем не менее некто, год назад оставил в мини-библиотеке монографию Климова. Вот откуда незнакомец мог знать, что спустя год мне захочется почитать перед сном именно эту книгу?
- Ниоткуда он этого знать не мог. Интересовался человек фиксацией частиц. Случайно нашел книгу в стагнационном архиве. Взял почитать, да и позабыл тут. Это простые совпадения, - нетерпеливо отмахнулся от моих подозрений Рэн. – И ерунда, что Климов не захотел нам помочь. Разве мы сами не справимся?
И с этими словами Рэн ухватил брошюру и бросился к доске. Несколько взмахов и на энергетическом экране одна за другой возникли две несимметричные формулы стабилизации частиц эфира временного пространства из опытов Климова и идеальная формула стагнации частиц эфира в безвременном космическом пространстве. Формулы эти Рэн согласовал друг с другом знаком равенства.
- Ну? – он потер ладони, довольный созданным парадоксом.
- Гну, - резко ответил я, хватаясь за карандаш.
Из рабочего запоя нас вывела Кира.
- Ужинать будете? – спросила она, появившись в дверном проеме.
- Ужинать? – Рэн взглянул в окно. – Мы же только что ужинали.
- Вы ужинали вчера, - с легким укором в голосе ответила Кира.
- Вчера, - задумчиво протянул Рэн, не спуская взгляда с рядов символов. – Вчера, это не сегодня. И не завтра.
- Так будете, или нет?
- Будем, или нет… - он казалось совершенно не слышал, что говорит Кира. – Или да, или нет. Дуальное существование…
Вдруг Рэн обернулся к нам, подмигнул с совершенно безумным видом и, ухватив затейливый интеграл, подвел к нему две первообразных функции.
-Ну? – не скрывая торжества в голосе, поинтересовался он.
Кира вопросительно взглянула на меня, ничего не понимая.
- Твой муж сейчас открыл человечеству двери в бесконечное безвременье, - пояснил я, указав на формулы: – Это должно отключить наш разум в космосе в отсутствии магнитного поля Земли.
Против моих ожиданий Кира только пожала плечами, словно бы ничего необычного не произошло. Помнится раньше она всегда принимала живейшее участие в наших изысканиях. Не побоялась даже поучаствовать в той злосчастной экспедиции к последнему проходу на другую землю.
- Как я понимаю, вы есть не собираетесь? – только и спросила она и не дожидаясь ответа, заявила: - Я иду спать. Если всё же решите, всё в стабилизаторе.
- Да-да, - кивнул Рэн, не слушая, что она говорит: - Большое спасибо. Всё было очень вкусно.
Надо было мне, конечно, поговорить на тему того, как надо общаться с женой, но Кира уже ушла.
- Новая партия тараканов готова, - заявил Рэн, выкладывая нескольких насекомых, размером почти дециметр.
- Мерзость, - передернул плечами я. – И бесполезные подопытные. Как и собака. Нам нужен человек. Доброволец.
- Нет, мы используем тараканов. Тщательно снимем все показатели. Потом проведем испытание с «пылью веков» на собаке. Потом…
- Потом доброволец? – нетерпеливо перебив, поинтересовался я.
- Потом надо будет достать шимпанзе.
- Шимпанзе? – я почувствовал, как кровь прилила к моим щекам. – На сколько лет растянутся эти опыты? Зачем? Мы всё рассчитали. Опыт безопасен, предосторожности излишни. Тратить время на повторности – преступно.
Однако, Рэн и слушать меня не стал:
- Полагаю, шести вариантов будет достаточно, - пробормотал он, загружая тараканов в камеру стабилизатора. – Теперь надо настроить фиксатор частиц.
Я понял, что если не отвлечь Рэна немедленно, он зарядит стабилизатор с тараканами в космос не меньше чем на три месяца. А потом еще возьмется за опыты с собакой.
- Мы так и не поужинали, - решительно заявил я. – Сделаем получасовой перерыв. А тараканы пусть пока посидят, дозреют.
Рэн согласился с большой неохотой после пяти минут уговоров.
- Вот и хорошо, - зачастил я, устремляясь к стабилизатору. – Сейчас поужинаем, а потом…
- А где Кира? – Рэн взглянул в направлении спальни.
- Я думаю, она уже спит, лучше ее не беспокоить, - заявил я, раскладывая картошку и кусочки курицы по тарелкам. – Лучше обсудим методику опытов. Хочу еще раз сказать, глупо тратить три месяца на то, чтобы понять, как тараканы отреагируют на «Пыль веков».
Однако, все мои усилия оказались напрасны. Рэн даже не отреагировал на угрозу рассказать кем и почему был взорван последний квантовый переход к другим землям. В мрачном настроении я пронаблюдал запуск саркофага с тараканами в космическое пространство и завалился спать.
Проснулся я когда солнце уже давно уже было в зените. Жмурясь от лучей, пробивавшихся сквозь полупрозрачные стены, я поднялся и побрел в лабораторию. Рэн спал в гостиной - видимо так и не дошел до спальни. Я хотел было его разбудить, но тут заметил на столе небольшой клочок бумаги. Это оказалась записка Киры.
Я прочел ее, прочел, аккуратно свернул и положил себе в карман. Потом толкнул своего товарища:
- Какова продолжительность опыта? – спросил я Рэна.
- Чего? – он сел, недоуменно таращась на меня.
- Как долго тараканы будут болтаться в космосе? Сутки? Неделю?
- Неделю? – Рэн наконец проснулся окончательно и губы его скривила едкая ухмылка: - Я подумал, что ты неправ. Разве мы сможем понять воздействие «Пыли веков» на насекомых после недели? Только по настоящему длительный опыт покажет были ли мои расчеты верны.
Я почувствовал, как пересохло горло.
- Насколько длительный, - прохрипел я.
- Ну…
- Три месяца?
- Дольше.
- Год?
- Десять.
- Десять? – эхом повторил я, чувствуя, как ледяной холодок спускается по спине.
- Да, десять! – с вызовом ответил Рэн. - Я подумал, что если нам не удалось нивелировать негативное воздействие «Пыли веков», то уж после прошествия десяти лет мы это точно поймем. А кстати, где Кира? – Рэн посмотрел в сторону спальни: - Она не ночевала дома?
- Ночевала, но уже уехала. Она сказала, что ее бригаду перебрасывают на строительство водопроводной магистрали под Тихим океаном, - соврал я и добавил: - И еще она сказала, что вряд ли вы увидитесь в ближайшее время.
Я замолчал.
Вновь пошел не запланированный дождь.
Рэн взялся за разобранный прибор для очистки поверхностей. В тишине было слышно как щелкают тумблера, да бьются капли дождя о прозрачные стены.
- Очень надеюсь, что твои расчеты окажутся верными, - проговорил я. - И с тараканами в саркофаге все будет хорошо.
- Конечно будет, - улыбнулся Рэн. - Я же чертов гений. Помнишь, Кира всегда меня так называла?
- Да, очень надеюсь, что ты чертов гений, - и с этими словами я сунул поглубже в карман записку, на которой было написано:

Я подслушала ваш разговор с Гором. Конечно, он прав, ни к чему тратить время на тараканов. Я поняла, что ошибалась, решив идти своей дорогой. И я поняла, что вновь хочу работать вместе с тобой, чертов гений.
Что значат три дня в космосе? В безвременье стабилизатора они пролетят за одно мгновение.
Мы очень скоро встретимся.
PS. Тараканов я перенесла в бокс. Не забудьте их покормить.
Кира.




Рэн – революция - это народ
Гор – горнило Октябрьской революции
Кира – коммунистический интернационал рабочей армии