Загадка режима

 Говорить о секретных заводах —  все равно, что рассказывать старые анекдоты. Этим уже трудно удивить. Спроси любого, кто рядом живет, и он тебе растолкует, какие пакости там производят, а если на территории магазин с дефицитами есть, так и потайной ход покажет. Но в меня еще в пионерском возрасте вколотили, что болтун — находка для шпиона, поэтому о секретах, на всякий случай, не будем — да и скучно это, интереснее —  о секретарях, то бишь о тех, кто эти секреты охраняет.
Я уже вроде жаловался, что очень серьезные люди, глядя на меня, приходят в тихое бешенство. А мне, что делать прикажете? На их выпивку рот не разеваю, в кумовья не набиваюсь, а если уж по работе случай сводит, так я не виноват, у меня начальник есть, и не один, к сожалению.
И приходит в нашу контору бумага с одного хитрого завода, просят установить и запустить регуляторы. Дело привычное, только у шефа моего допуска нет. У меня — тем более. А без допуска на такие заводы не проникнешь. Начальник вызывает кадровика. Тот является с бланками и приказывает нам заполнить их печатными буквами. Интересуемся, к чему такие сложности. Повышает голос, приказы, мол, не обсуждаются. Не он законы устанавливал, и не нам их отменять. Анкета длиннющая: кто с кем, кто от кого... Короче, биография переходящая в порнографию. А у меня же и дедушка, левый эсер, два срока отмотал, и дядька, красный командир, враг народа. Дядьку, правда, реабилитировали, а деда — забыли. Спрашиваю у шефа, как быть. А у того свои родимые пятна, матушка из поволжских немцев, в деревне Каргино под Енисейском ссылку отбывала.
“Зато, — говорит, — у меня папаша остяк, а это все равно, что большевик с дореволюционным стажем, а может, еще и понадежнее”.
Шеф написал, что не судился и родственников за бугром не имеет. Я взял его анкету и воспользовался, как шпаргалкой. Отдали бланки кадровику и уехали в командировку. Возвратились через месяц, отчитаться не успели, а секретарша уже в кадры гонит. Не прошли наши сочинения. Нет, родственников наших не разоблачили, но шеф что-то не очень аккуратно исправил, а у меня нашли три грамматических ошибки. Кадровик выговорил нам, пригрозил, что если снова испортим бланки, будет требовать, чтобы лишили премии. Заполнили по второму разу и шеф укатил в отпуск к своей остяцкой родне. Двух недель не прошло, вызывает начальник. Так, мол, и растак, но пришла очень серьезная телеграмма, езжай без допуска, оформят в процессе, не пустят — возвратишься, но совесть наша будет чиста. Не о совести он, конечно, переживал, другое прикрывал, ну да ладно.
Хитрый завод снаружи ничем не отличается от любого другого. На то он и хитрый. Но вся наивность до первой двери, за которой тебя встретит румяный гладковыбритый молодец. Даже в заводоуправление не пустили. Вызвали по телефону энергетика и велели ждать. Потом велел ждать энергетик. Потом энергетику кто-то велел ждать, и мы ждали вместе. Наконец-то поднялись к нему в отдел. Посадил меня в уголок на расшатанный стул, дал журнал “Крестьянка” и удалился за фанерную перегородку к телефону. Секретничает, а слышимость —  как на озере в лунную безветренную ночь. Самый главный из охраны, как я понял, отлеживался на больничном, надорвался на тяжелой работе, занемог, а замы боятся ответственность на себя взять. Энергетик канючит, что план срывается, а тем по барабану, достаточность режима важнее производственной необходимости. И так не в дугу, и этак поперек оглобли. Начальники на Руси плохие, но это не самая страшная наша беда. Самое страшное, что заместители и помощники еще хуже. Если не трусливый, так пакостливый, если не тупой, так ленивый. Случается, что все эти опивки в один стакан слиты. Однако хитрый энергетик отыскал-таки слабую доску в непроглядном заборе. Слышу, внушает кому-то:
“Чего нам бояться, это же всего-навсего слесарь. За инженера без допуска я бы и просить не стал, образованный человек всегда представляет определенную опасность, вдруг чего разнюхает. А здесь нормальный слесарь, он кроме своих регуляторов ни в чем не разбирается... — еще чего-то плел, потом вышел из-за перегородки потный, но довольный и говорит: —  слесарям везде у нас дорога, дуракам везде у нас почет”.
Разрешили выписать временный пропуск, но перемещаться по территории только под присмотром сопровождающего лица.
На другой день выяснилось, что лицу этому несколько за тридцать, но при фигуре. Татьяной Ивановной звали. Я спросил, почему она без ружья. Отвечает, что дамский пистолет  всегда при ней, и сумкой передо мной помахала, чтобы я чего дурного не подумал. В общем, нормальный человек женского пола.
Каждое утро встречала меня на проходной и провожала на котельную, а там пристраивалась где-нибудь в уголке и писала свои бумажки, а потом и вязать приспособилась, если начальства рядом нет.  В обед, чтобы я по пути в столовую головой не вертел или нечаянно не забрел в цех основного производства, тоже сопровождала. А вечером сдавала под расписку.
Как я в одиночку, без шефа, с регуляторами возился рассказывать, полагаю, нет надобности. Скажу одно: бардак на котельной ужаснейший. Встречал я, конечно, и страшнее, но там алкаши кочегарили, а здесь все тверезые, как телеграфные столбы, и под охраной. Может потому и службу содержали, чтобы позор скрыть?
Дожили до субботы. Я бы и поработать не прочь, командировочные для Родины сэкономить. А моя конвоирша на пятидневке. Пришлось и мне сачковать. Выбрался в город с достопримечательностями ознакомиться. Заглянул на базар. И нос к носу, здравствуйте, Татьяна Ивановна. Имя ее специально другое называю, мало ли чего, завод все-таки секретный. Увидела меня, обрадовалась, у нее полная сетка даров осени.
“Эка мне повезло, —  говорит, — я теперь и арбуз куплю, раз кавалер подвернулся”.
 Отказывать даме не в моих принципах. Тащу обе сетки. Арбузище чуть ли не пудовый выбрала. Потею, но не ропщу. Доставил до парадного. Приглашает арбуз попробовать. К дыням я равнодушен, а против арбуза устоять не могу. Три продукта, которыми могу объесться, — тугунок, халва и арбуз. Но чужим объедаться неприлично. Попробовал. В большом арбузе всегда найдется сладкое место. А дальше началось немножко другое. Я о таких тонкостях предпочитаю не распространяться, но здесь особый случай...
В понедельник снова на проходной встречаемся. Она конвоирует, я работаю. Про сладкий арбуз ни слова, будто и не ели его сообща. Перед обедом мне потребовалось со схемой свериться. Объясняю, что надо бы сходить к энергетику.
“Вряд ли застанем его в кабинете, — говорит, — но попробуем, в крайнем случае, у меня в техотделе поищем”.
Мне-то какая разница, лишь бы схема была. Руки ветошью вытер и к выходу направляюсь.
“Ты что, — возмущается, — в женский коллектив в пропотелой спецовке собрался, иди переоденься и душ заодно прими”.
Помыться лишний раз я никогда не против. Дни, помнится, жаркие стояли, несмотря на осень, в цеху духотища. Освежился. Приходим в техотдел, а там никакого женского коллектива, пустой кабинет, да еще и темнушка для архива. Она двери на ключ и шепчет:
“Я же тебя предупреждала, что дамский пистолет всегда при мне”.
Не подумайте, что схема была только предлогом. Вместе потом искали. И сотрудница ее помогала, которая часа через два появилась. Гору папок перерыли. Я уже на повторную встречу в темнушке губы раскатал. Но напрасно. И схема нашлась. И конвоиршу мою в отпуск отправили. По-английски уехала, не простившись. Заявляюсь утром на проходную, а меня другая встречает.
А где же Татьяна Ивановна, спрашиваю.
“Я вместо нее, —  говорит, — в отпуск Татьяну выпроводили, у нас тут строго — день в день, даже до пятницы не разрешили доработать, чтобы с мужем одновременно уйти”.
Я, как в воду опущенный, а она смеется. А что тут смешного? Про мужа — тоже не обязательно было напоминать. Вот зачем она про мужа сказала? И вообще — назначили сопровождать, а сама впереди вышагивает. Волосы по плечам, как пена над пивной кружкой. Представьте, когда она через край переваливается, только не белая, а золотистого цвета, да еще и в жарищу. Слюной захлебнуться можно. И это игривое заявление, что она вместо Татьяны Ивановны? Как его понимать, прикажете? А когда узнал, что муж ее работает в той самой службе, которая ко мне конвоиров приставляет, у меня совсем крыша поехала. Такой азарт затряс. Не знаю даже с чем сравнить. Ну, разве что с моментом, когда пудовый таймешка выпрыгивает из ямы на твою мышь. Но прыгает — еще не значит, что возьмет. И возьмет — еще не известно, вытащишь ли. А сердце начинает колотиться так, что ребра прогибаются.
Короче, пропал мужик. Любой ценой, а потом пусть в шпионаже обвиняют, пусть, что угодно шьют, вплоть до государственной измены — ко всему готов. Но главное — она! И у нее в глазах суматоха. Одурманенная голова ногам покоя не дает. Не сидит в уголочке с бумажками, как Татьяна Ивановна. Рядышком щебечет. Даже про мой регулятор вопрос придумала. А голосок звонкий, чистый — серебряный голосок. И мужик пропадает, и баба на краю пропасти. Понимаю, что все должно случиться именно сегодня, завтра будет поздно, завтра заменят, в отпуск отправят, на картошку пошлют, да мало ли что случится завтра. Только сегодня. Надо что-то придумывать. А в голове туман. А в тумане гул какой-то непонятный. И вдруг осенило. Вспомнил, что без пропуска и паспорта меня с завода не выпустят. Задержат меня, значит, и ей придется оставаться при мне. Бросить поднадзорного не имеет права. Значит, надо затырить куда-нибудь паспорт и сказать, что забыл его в кабинете механика, где переодеваюсь, а механик уехал в инспекцию. Ловко придумал.
Говорю ей, что паспорт остался под замком.
Сначала испугалась. Потом начала меня успокаивать. Даже приобняла. Нежная. Ласковая. Вдруг засмеялась и говорит:
“Не бойся. Идем со мной. Я придумала, что нам делать”.
Мужская придумка хитра, но с  женской –– все равно не сравнится. Если зовет, значит, есть куда звать. Пробираемся по направлению к конторе. Запинаюсь, ноги не слушаются, руки дрожат. Около входа попросила подождать, пока разведает ситуацию. Ждать тяжело. Но такую женщину ждать можно. Вернулась веселая, схватила меня за руку и потащила к проходной.
А дальше и рассказывать не хочется.
На проходной дежурил ее муж. Он согласился выпустить меня без паспорта и впустить пообещал, только велел подойти пораньше, пока начальства нет.
Обидно, досадно, а что поделаешь.
Регуляторы я им настроил.
Но перед моим отъездом они спалили котел. Когда испуг прошел, энергетик отозвал меня в сторонку и спросил, есть ли у нас в конторе монтажники. Есть, говорю, но все без допуска и анкеты у большинства интереснее любого детектива. Сколько же для них сопровождающих лиц потребуется?
Ничего, вызвали, уломали своих полковников. Куда они денутся. зима — она для всех не лето.
А я за ту командировку так измахратил свой паспорт: корочки раздвоились, фотка отклеилась, буквы поплыли —  и не мудрено: парился бедняга целыми днями в заднем кармане джинсов. Жарища-то совсем не осенняя стояла. А я на работающем оборудовании вкалывал, по горячей сетке.
Прихожу через месяц в милицию, пропуск на Дальний Восток выписать. Майорша раскрыла паспорт, хмыкнула и спрашивает:
“Вы что, с таким документом собираетесь в запретную зону проехать?”
И у меня на глазах порвала. А какой паспорт был, весь штампами о прописках разрисован, по нему географию можно было изучать. Я этим паспортом гордился, как ветеран орденской книжкой.
А майор милиции гордость мою пополам и —  в урну.
Знал бы, что над ним так надругаются, я бы и без пропуска до Владивостока добрался. Не впервой, поди.


© Copyright: Сергей Кузнечихин, 2017