Хроники Крылатого Маркграфа. Партайгеноссе. Часть1

01 ноября 1928 года

Берлин, Веймарская республика

Проснувшись ранним утром (ему ещё с детства хватало максимум шести часов, чтобы полностью выспаться – а то и вообще четырёх), Колокольцев в первую очередь сделал утреннюю гимнастику. Цигун, Тай-чи, боевая разминка каратэ… как он привык (точнее, приучил себя) ещё в детстве.

Затем принял холодный душ (аналогично) – и отправился завтракать. Благо в отеле начинали кормить очень рано – в семь утра. Плотно – и очень вкусно, ибо кухня в отеле была отменная, позавтракав, он немного подумал… и решил, что сначала выполнит задание своего кремлёвского начальства (несмотря на всю условность последнего термина). И только потом воссоединится с семьёй.

Поэтому сразу после завтрака (банки в городе открывались ровно в восемь утра) он отправился в главную контору Дрезднер-банка (его штаб-квартира переехала в Берлин из Дрездена ещё в 1884 году).

Где на его имя (точнее, на имя Роланда фон Таубе), его отец – по документам Конрад фон Таубе – открыл счёт, на котором находилась чуть ли не семизначная сумма в рейхсмарках.

Доступ к которой Колокольцев-младший получал по паспорту (только что выданному германским посольством в Москве) и кодовому слову и номеру (точнее, цепочки цифр), переданному отцом сыну по тайному каналу связи методом стеганографии.

В переводе на обыденный язык это означало, что передавший сыну послание отца курьер понятия не имел (и даже не догадывался), что на самом деле передаёт сообщение, содержащее тайную информацию – в данном случае, кодовое слово и номер счёта – необходимую для доступа к деньгам в банке.

Ибо внешне послание выглядело… да просто как письмо отца к сыну. Да, в нём содержались и слово, и цифры номера… но как их извлечь, знали только оба Колокольцева – это был их семейный шифр.

Колокольцев-младший снял со счёта сто тысяч марок (для начала хватит), присовокупил к ним ещё одну копию своего аналитического обзора подготовки СССР к освободительному походу в Европу (всего копий было пять, осталось четыре) – и отправился в берлинский офис НСДАП.

Общаться с гауляйтером Берлина – национал-социалистическим эквивалентом секретаря обкома партии в ВКП(б) – доктором литературоведения Паулем Йозефом Геббельсом. Который по совместительству был и де-факто начальником службы пропаганды всей национал-социалистической партии.

Поскольку Проект Каракурт и Операция Анна имели исключительно важное значение в проекте большевизации всего земного шара (создания большевистской Земшарии – Всемирной республики Советов); а в этом проекте НСДАП отводилась едва ли не ключевая роль, на гауляйтера Берлина ИНО ОГПУ было собрано весьма пухленькое досье. С которым Колокольцев ознакомился за несколько дней до эмиграции в Берлин.

Пауль Йозеф Геббельс (своё первое имя он почему-то впоследствии невзлюбил) родился 29 октября 1897 года в Рейдте, промышленном городке к югу от Мёнхенгладбаха близ Дюссельдорфа в католической семье (последнее Колокольцева порадовало весьма).

Геббельс происходил из сословия служащих – его отец служил на фитильной фабрике конторщиком, а затем бухгалтером. Мама – как это было принято в католических семьях Германии – была домохозяйкой, занимаясь домом и воспитанием в общей сложности пятерых детей (Йозеф Геббельс был ровно средним). Ещё один ребёнок – девочка – умерла вскоре после рождения.

Геббельс рос слабым и болезненным ребёнком и однажды чуть не умер от пневмонии. В четыре года он перенёс остеомиелит, вызвавший деформацию правой ноги — она была изогнута внутрь, толще и короче левой.

Когда ему было десять лет его прооперировали – однако безуспешно. Поэтому ему пришлось всю жизнь носить на ноге металлическую скобу и специальную обувь, которая, однако, не спасала от хромоты.

Эти проблемы со здоровьем сделали его негодным к службе в армии, и не позволили принять участие в Великой войне, в результате чего он (постоянно окружённый ветеранами-фронтовиками) всю жизнь страдал мощным комплексом неполноценности. Который, однако, сумел превратить в настолько мощный мотиватор, что добился весьма впечатляющих успехов.

Причём ещё в школе – он быстро стал одним из лучших учеников в своём классе. В марте 1917 года он сдал экзамены на аттестат зрелости. Написав лучшее в классе сочинение, он получил право выступить на церемонии вручения аттестатов. Выступил с весьма патриотической речью, ибо его семья была… даже, пожалуй, националистических убеждений (а не только патриотических).

Родители Геббельса надеялись, что их сын в университете будет изучать католическое богословие, чтобы в конечном итоге стать доктором наук и это самое богословие преподавать (в католическом университете или семинарии).

Не только (и, возможно, не столько) из религиозного рвения – семья Геббельсов была весьма ревностными католиками и соображений престижа (хотя и не без этого), сколько потому, что в этом случае католическая Церковь полностью оплачивала его образование.

Однако юный Пауль был совершенно не религиозен, поэтому предпочёл светские предметы, изучая классическую филологию, германистику и историю в университетах Бонна, Вюрцбурга, Фрайбурга и Мюнхена. Беспроцентный кредит на учёбу — в общей сложности почти тысячу марок — ему предоставило Общество Альберта Великого.

В Гейдельбергском университете Геббельс написал докторскую диссертацию о Вильгельме фон Шютце, малоизвестном драматурге романтического направления XIX века. Сначала Колокольцев не понял, с чего вдруг Геббельс заинтересовался этим персонажем, но, когда узнал, что фон Шютце был переводчиком и редактором мемуаров Казановы, всё встало на свои места.

Ибо ещё со старших классов школы Пауль Йозеф был просто лютым бабником – несмотря на свой маленький рост (всего 165 сантиметров) и хромоту. Однако он обладал настолько сверхмощной харизмой – вкупе с блестящим интеллектом, широчайшей эрудицией и изысканными манерами – что у девиц от него сносило крышу в считанные минуты.

Геббельс надеялся, что его научным руководителем станет профессор Фридрих Гундольф, известный тогда литературовед. Гундольф был евреем, но Геббельса тогда это не отпугивало, ибо он ещё не проникся идеями антисемитизма. Так как Гундольф в то время не вёл семинары и не принимал экзамены, он направил Геббельса к профессору Максу фон Вальдбергу, также еврею.

В 1921 году, предоставив текст исследования, которое профессор оценил на «удовлетворительно», и пройдя устную защиту, Геббельс получил вожделенную докторскую степень. Надо отметить, в старейшем престижнейшем наиболее университете в Германии – образование у Геббельса было элитнейшее.

После этого он вернулся домой в Рейдт. В надежде стать публикуемым литератором писал стихи, пьесы, статьи, зарабатывая на жизнь частными уроками. Однако уже в то время он сделал первые шаги к профессии журналиста и пропагандиста.

В начале 1922 года ему удалось опубликовать шесть статей в Westdeutsche Landeszeitung – крупнейшей газете его родной Вестфалии. Именно в то время у него появляется разочарование в либеральной культуре Веймарской республики (и вообще либеральной Европы).

Культуры, по его мнению, декадентской, деградирующей (в этом, с кочки зрения Колокольцева, он был не так уж и неправ), ну а в деградации Геббельс начал обвинять (как и очень многие, в то время)… правильно, евреев.

Хотя на самом деле, вклад представителей «избранного народа» в деградацию европейской культуры (несомненную, по мнению Колокольцева, получившего благодаря маме блестящее классическое культурное образование и воспитание) был не таким уж и значительным.

Впрочем, в то время Геббельс – как и многие антисемиты – очень чётко разделял идеологию и личную жизнь (идеологические мухи – отдельно; котлеты для личного потребления – отдельно).

Летом 1922 года он вступил в романтические отношения со школьной учительницей – полукровкой-мишлинге Эльзой Янке. Узнав, что её мать еврейка, поначалу он был шокирован… а потом продолжил встречаться как ни в чём ни бывало. Он расстался с ней лишь в 1926 году, когда получил назначение на пост гауляйтера Берлина (она категорически не захотела переезжать в столицу).

В начале 1923 года с деньгами у него стало совсем худо и ему пришлось устроиться клерком в отделение Дрезденского банка в Кёльне. Эта работа была настолько чуждой его психотипу, что он буквально задыхался на рабочем месте.

Именно тогда – чтобы не спятить от духоты и тоски – он начал вести свой дневник, который продолжал вести всю свою жизнь. И – по той же самой причине – приступил к написанию большого романа (на ноябрь 1928 года так и не опубликованного).

Понятно, что долго так продолжаться не могло (ну какой из журналиста, писателя и литературоведа банковский служащий), поэтому совершенно неудивительно, что уже в сентябре 1923 года он был уволен с работы (однако долгое время скрывал это от родителей). Он попытался устроиться на работу по призванию, направив резюме в две газеты и одно издательство, но неудачно.

Видимо, именно эти неудачи и стали тем триггером, который в конечном итоге (и довольно быстро) превратил, в общем-то вполне нейтрального по отношению к евреям молодого человека (тогда ему было 25 лет) в отчаянного юдофоба.

Ибо так уж сложилось, что и издательства, и газеты, которые его отвергли, и принадлежали евреям, и управлялись евреями. Что было неудивительно совсем, ибо в то время практически все ведущие газеты Германии были… еврейскими.

Ульштайн и Моссе, два крупных издательства, в которых Геббельс очень хотел бы работать (но они его не приняли), принадлежали евреям. Главным редактором газеты Berliner Tageblatt (Берлинский Журнал), в которой он очень хотел бы печататься (однако все его полсотни статей были отвергнуты), был тоже еврей.

В редакциях других крупных газет, куда он посылал свои тексты, также сидели почти одни евреи. Справедливости ради, нужно отметить, что и вполне себе арийские редакторы тоже не заинтересовались публикациями молодого Геббельса… но он (обычное дело) видел только «еврейский заговор».

Ему не давали заниматься любимым делом… а виной тому, по его мнению, были евреи, которые контролировали газеты и издательства и принимали на работу и печатали только «своих».

В смысле, евреев. В этом была определённая сермяжная правда – предпочтение лицам «своей» национальности свойственно всем… однако Геббельс воспринимал происходящее уж слишком радикально.

В те годы Геббельс очень много читал, при этом его чтение – обычное дело для человека с его образованием – было весьма эклектичным (и это было ещё очень мягко сказано).

Он читал труды националиста-консерватора Освальда Шпенглера (автора книги Закат Европы), Фёдора Достоевского (тот ещё антисемит, надо отметить) и Хьюстона Стюарта Чемберлена (основоположника арийской расовой теории). Однако изучал и труды Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Розы Люксембург, марксиста Августа Бебеля и социал-демократа Густава Носке.

Видимо, под влиянием Достоевского Геббельс одно время был преисполнен восторженной любви к России, которую он даже называл «священной страной». В России разрешение европейского вопроса – писал он в дневнике, «ибо именно из России, с Востока идёт идея новой государственности».

При этом почему-то считал, что это событие должно произойти в тесном взаимодействии… с Германией. Возможно, потому, что если ранее (в эпоху Петра Великого и последующих российских императоров) Германия оказала огромное влияние на развитие России, то теперь будет иметь место обратный процесс.

Однако через некоторое время он радикально изменил свою точку зрения – ибо познакомился с теми, кто придерживался прямо противоположных взглядов. С национал-социалистами.

Которые привлекли его внимание процессом по делу редкостному по своей тупости и бездарности Пивного путча, который в начале ноября 1923 года замутил Адольф Гитлер и его соратники по НСДАП.

Феерический провал мятежа Адольф Гитлер – при участии его адвокатов – ловко, элегантно и в высшей степени эффективно превратил в политический триумф (надо отметить, не без попустительства баварских судей и Минюста).

Процесс над путчистами начался в Мюнхене в конце февраля 1924 года – и сразу привлёк внимание прессы и города, и Баварии, и всей Германии. Таким образом лидер путчистов и организатор всего этого безобразия Адольф Гитлер, получил платформу для пропаганды своих взглядов.

Которые пришлись по душе и Геббельсу (журналист, который не читает газеты – это нонсенс, поэтому он был в курсе процесса). Национал-социалистические идеи привлекли Геббельса не столько сами по себе, сколько благодаря харизмы Гитлера и его очевидной преданности своим убеждениям.

Благодаря своему другу Фрицу Прангу, который ещё в 1922 году вступил во в то время запрещённую НСДАП, Геббельс познакомился с некоторыми членами Народного движения.

Точнее, фёлькиш-движения («народное» не совсем правильно характеризует его сущность). Движение было основано на расистской антисемитской идеологии радикального этнического национализма. Центральными элементами его идеологии были расизм и элитаризм, однако она включала и квази-религиозную

В середине августа 1924 года тот же Пранг взял его в Веймар на съезд «Национал-социалистического освободительного движения» (та же НСДАП, только официально разрешённая). 

Участники съезда таланты Геббельса оценили и сразу же заказали ему серию статей – и вообще привлекли к работе над еженедельной газетой V;lkische Freiheit (Фёлькиш-свобода). В результате он впервые получил возможность заниматься любимым делом – да так в оном преуспел, что уже первого октября 1924 года был назначен главным редактором газеты.

Почитав это (ещё будучи в Москве), Колокольцев не удержался и рассмеялся. Ибо понял, что Геббельс стал убеждённым национал-социалистом и активным (даже очень активным) деятелем НСДАП вовсе не потому, что разделял её идеологию.

А только и исключительно потому, что именно национал-социалисты (надо отдать им должное) разглядели в этом маленьком уродце совершенно уникальные таланты. И дали ему возможность их реализовать, занимаясь любимым делом.

Если бы это сделали коммунисты – он стал бы коммунистом; если бы социал-демократы – стал бы социал-демократы. Консерваторы – стал бы консерватором. Либералы – стал бы либералом… и так далее.

22 февраля 1925 года Геббельс стал членом вновь учреждённой НСДАП. В марте на собрании руководителей партии в Гамбурге (которые разглядели в нём и немалые административные и организационные способности), был назначен гауляйтером (секретарём обкома НСДАП) Рейнланд-Норд.

Затем неожиданно… или не так уж и неожиданно, выявились и впечатляющие (и это ещё очень мягко сказано) ораторские способности молодого доктора наук. Примерно за год он почти двести (!!) раз выступил с речами на разного рода партийных мероприятиях на северо-западе Германии – под бурные аплодисменты впечатлённой публики.

А в сентябре 1925 года стал управляющим и редактором «Национал-социалистических писем», печатного органа левого крыла НСДАП, которые возглавляли братья Георг и Отто Штрассеры.

Он принял это предложение, ибо в национал-социализме делал ударение на втором, хотя и не забывая о первом. Он прославлял рабочих, чувствуя себя одним из них (правда, непонятно, с какой радости, ибо был из семьи служащих).

Испытывал презрение к «буржуазии», к которой он причислял не только капиталистов, но и мещан. В коммунистах ему импонировали революционный порыв и ненависть к буржуазии.

Социал-демократы и либералы были для него общим врагом. Правда, в коммунизме он не принимал его интернационализм – ибо всегда выступал за национальный социализм». «Я — национал-большевик» – гордо заявлял он.

Гитлер – уже четыре года как фюрер НСДАП – всегда был в первую очередь националистом и только во вторую – социалистом. Поэтому неудивительно, что у него возник острый конфликт с «в первую очередь социалистами» Штрассерами.

В котором столь талантливый пропагандист, как Геббельс, великолепной владевший, как устным, так и так и письменным словом (и, к тому же, обладавший мощной харизмой), был очень важным инструментом.

Поэтому Гитлер сделал всё возможное, чтобы «перевербовать» доктора литературоведения, изначально принявшего сторону братьев Штрассеров. Пригласил его в Мюнхен, прислал за ним свой личный роскошный автомобиль (гонорары от Майн Кампф позволяли), а потом… предложил ему возглавить гау Берлин-Бранденбург. Берлинский обком партии, если по терминологии ВКП(б).

Геббельс предложение принял… и с тех пор стал верным и преданным сторонником Гитлера. Даже обожателем – ибо в своём дневнике Геббельс вскоре написал, что преклоняется перед политическим гением фюрера НСДАП.

Привлечение на свою сторону Геббельса позволило Гитлеру отбить атаки Штрассеров и на программу НСДАП (Грегор всерьёз начал работу над весьма радикальными поправками к партийной платформе), и на себя лично. Поправки Штрассера был отклонены; программа НСДАП 1920 года осталась без изменений, а позиции Гитлера во главе партии существенно укрепились.