Великий экспериментатор 7

    В назначенное время мы стояли у аудитории Рессера. Томились, ждали, когда нам откроют дверь. Наш староста, мягкий интеллигентный  человек, для порядка подождал еще пять минут, и, потом несмело постучал. Тут же открылась дверь, и нас впустили в темное зашторенное помещение. Входя в «предбанник», мы наткнулись на разбросанный по углам реквизит и костюмы. Когда глаза привыкли к темноте – стали различать силуэты сидящих и лежащих на полу аудитории студентов.  Нас шепотом пригласили в аудиторию, и предложили сесть на стулья расставленные по периметру класса. Разместившись на стульях, мы стали следить за происходящим.
   
   САМ сидел в углу класса у зашторенного окна. Привалившись спиной к стене и закатив глаза, бубнил что-то о цветах, деревьях, голубом небе и щебетании птиц. Особого смысла в этих словах не было, они рождались непроизвольно от музыки и атмосферы царящей в классе.
   
   Студенты, сидя на полу в «позе  Лотоса», монотонно раскачивались под музыку Шнитке и ритм слов педагога. Его импровизационные тексты чередовались короткими стихами. Протяжное бормотание Алексея Александровича, музыка, свет и общая атмосфера стали действовать на нас тоже. Некоторые из студентов вставали, медленно двигались по центру площадки, выражая движениями и жестами эмоциональные ощущения. Кто-то издавал странные гортанные звуки, кто-то подпевал себе. Рессер от стихов перешел к тихому завыванию под музыку, как - будто хотел убаюкать нас. Многие из «наших» попали под гипноз Алексея Александровича так же, как и его студенты стали раскачиваться на стульях. Наверно со стороны это смахивало на сеанс группового гипноза. Многие вставали и двигались как в сомнамбулическом сне. Помню, я ощутил незнакомую, пьянящую легкость, мной овладела радость публичного одиночества. Мне захотелось встать и что-то делать. Руки непроизвольно поднялись вверх и потянули за собой тело. Я стал медленно кружиться, мурлыча что-то себе под нос и выполнять какие-то движения руками.

     Через некоторое время Алексей Александрович утих, музыка незаметно прекратилась. В аудитории стало больше света. Открыли шторы. На улице был прекрасный солнечный день. Все стали осматриваться по сторонам, глядеть друг на друга, перешептываться. Студенты неторопливо встали, поправляя одежду и откашливаясь, вернулись на свои стулья. Когда все успокоились, наступила тишина. Никто не разговаривал, все сидели молча.
   
   По моим подсчетам сеанс «медитации» длился около 15-20 минут. Мы поняли, что урок закончился. Было досадно, что нас опять обманули. Все самое интересное уже было, мы же захватили только концовку урока. Видно Рессер всегда так заканчивал свои ежедневные занятия со студентами.
   
   Все смотрели на Алексея Александровича, который неподвижно сидел в том же углу класса, изменилось только положение тела, он наклонился вперед, и опустил голову на грудь, тяжело дышал, со свистом втягивая воздух. Наконец, выпрямился, откинул двумя руками со лба растрепанные волосы, достал из кармана безразмерной распашонки большой платок, обтер им потное лицо. Поскрипывая зубами, он стал медленно опускаться с небес на «бренную» землю. Все с интересом наблюдали за его трансформацией.

    Посидев  несколько секунд без движения, он перевел взгляд своих выпуклых глаз на нас, подмигнул несколько раз и приветливо всем улыбнулся. Сполз со стула, поправил по-хозяйски  оконную штору и зажмурился от яркого солнечного света. Поставив свой стул на середину аудитории, тяжело с кряхтением сел, соединив ноги «крестиком». Положил руки на колени и тихим голосом стал рассказывать очередные театральные байки.
   
   Длилось это минут пятнадцать. Когда отсмеялся последний человек  в классе, наступила тишина. Рессер, как Воланд, посмотрел на свою свиту, состоящую из семи его преданных учеников, и устало произнес:
- Пора, мои друзья. Занимайтесь своими делами. До свидания! Гостей прошу остаться!