Анна Никки. Дотянуться до солнца. Глава 63

Дотянуться до солнца
Автор: Анна Никки

Глава 63

«Максим кричал. Кричал на свое отражение в зеркале.

- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя!

Замахнувшись, он ударил по нему кулаком, оставив кровавый отпечаток на стекле. Затем опустил голову и тяжело вздохнул. Контроль больше не помогал ему. Подняв глаза, парень увидел свое расколотое на множество осколков лицо и застонал. Ощущение бессилия душило все его существо.

- Все равно ненавижу… – Его шепот был еле слышен.

- Кого ты ненавидишь?

Он резко обернулся.

- Алиса… Алиса? – В голосе парня звучала паника.

Максим удивленно скосил глаза на дверь. Неужели все это время она стояла там? Он поймал ее взгляд. Знакомая пустота в глазах разозлила его и вернула к реальности.

- Снова это выражение… безразличие… снова!

Девушка улыбнулась, но только губами, и, подойдя к нему, накрыла щеки ладонями.

- Тогда меня? Меня ты должен ненавидеть больше всех…

Его пальцы сжали ее запястья.

- Уходи!!!

Отвернувшись, он оперся руками о раковину и поднял глаза к зеркалу. Из каждого осколка на него смотрело множество глаз… множество его наполненных безысходностью глаз. Максим смотрел на скривившиеся в ухмылке губы и спадающие на побелевшее от злости лицо волосы неестественного оттенка и чувствовал сейчас, как ненависть испепеляет его изнутри, приводя в неистовство.

За спиной хлопнула дверь. Алиса ушла, как он и просил.
Кулаки сжались против воли, а на глазах выступили слезы. Смотря на свое разбитое отражение, он вдруг зарыдал, как ребенок, потерявший любимую игрушку. Сил не осталось даже на то, чтобы поднять руки и вытереть эту обжигающую щеки влагу, разъедавшую их солью.

«Она больше не вернется… никогда…»

А он так и не успел сказать, как она дорога ему, и как он виноват. Не сказал, что ненавидит не ее… Ненавидит себя, только себя… Катя, Капитан, Дракон, Финансист, племянник Самуила и Алиса пострадали по его вине… Потому что пять лет назад его заботила только собственная жизнь…

- Ааааа! Ненавижу! Я ненавижу себя, не тебя!!!

Сквозь слезы Максим уже не различал даже свое отражение. Из последних сил он поднял кулак и со всей силы, на какую оставался способен, снова ударил по зеркалу. А потом еще, и еще, и еще…

И в момент, когда он начал заваливаться назад от бессилия, его талию вдруг обвили чьи-то руки. Кто-то прижался к нему и удержал от падения.
Голос Алисы в его сознании звучал глухо и очень тихо:

- Прости! Прости! Прости! Не надо…

Максим ловил ртом воздух, пытаясь собраться и удержать равновесие, чтобы не упасть вместе с ней. Он смог развернуться и крепко обнять ее. Стиснул в объятиях, словно боясь, что девушка лишь плод его больного воображения. А она похлопывала его по спине, пока он вдыхал аромат ее волос и постепенно успокаивался.

Но в душе, все равно, уже зрела  неотвратимость чего-то страшного и неведомого ему до этой минуты, которая, казалось, не оставляла им никакой надежды.

- Прошу, не причиняй себе боль…

- Почему?

- Ты должен жить, как прежде…

- Почему ты снова оставляешь меня?

- Это не в моей власти, пойми…

Алиса разжала пальцы и отодвинулась.

Но парень шагнул к ней.

Она снова отступила.

- Я – не твой телохранитель. Я – дочь Далматинца.

- Нет… – Максим схватил ее за руки. – Почему? Почему ты не можешь просто остаться?

- Отпусти! Меня накажут! – В ее глазах появилась паника.

- Почему?

Алиса пыталась вырваться, постоянно оборачиваясь на дверь, но с каждым рывком он лишь сильнее сжимал ее пальцы. Руки девушки теперь измазались, как и его, в крови, а взгляд наполнился страхом. Маски были сброшены, и на лицах обоих отражались их истинные чувства.

И вдруг Максим понял, в чем дело – сквозь приоткрытую дверь на них смотрел Далматинец. На его лице застыла гримаса боли.

«Он ждет ее?»

За спиной мужчины располагалась стерильная комната, а посреди нее – два операционных стола. Один из них был пуст, а на втором лежала девушка, накрытая простыней. И он откуда-то точно знал, что это Алиса.

Она умерла, не перенеся операцию.

Эксперимент закончился неудачей.

Максим перевел взгляд на девушку, пытавшуюся уйти. Осознание того, что та пришла попрощаться, поразило его, словно удар молнии, приведя просто в отчаяние. А осознание ее реальной смерти заставило беспомощно отпустить ее тонкие пальцы, испачканные кровью. И в это мгновенье он готов был поклясться, что кровь на ее руках не его.

Зная, что будет не в силах оторвать взгляд от ее окровавленных пальцев, он опустился на колени и закрыл заплаканное лицо ладонями. Боль, впиваясь в каждую клетку организма, приятным долгожданным потоком разлилась по всему его телу.

- Ты же знаешь, что я не смогу жить без тебя…

- Ты уже жил…

- Но ТЕПЕРЬ не смогу!!! - Он согнулся пополам, пытаясь сдержать крик отчаяния.

На полу вокруг него уже образовывалась глубокая лужа крови.

Ее крови…

Максим вздохнул и с облегчением дал этой вязкой субстанции затянуть его в себя, не думая больше ни о чем…

Но смерть не хотела его...

Как только тело произвело последний вздох, сознание тут же забросило его в другую реальность…

Максим, нахмурившись, с недоумением оглядывался по сторонам. Теперь он очутился на знакомой безлюдной улице, и вокруг него все так же громоздились горы трупов. И их было не меньше, чем в прошлый раз. Их было столько, что даже воздух пропитался тошнотворным запахом человеческой плоти.

Такая знакомая картина, но все же совершенно другая…

Все изменилось в один миг…

Максим поднял глаза к небу и усмехнулся. Закат, переливающийся всеми оттенками пурпурного, приближался на горизонте к ночи и медленно очерчивал облака размытыми линиями, так похожими на ее кровь.

- Так или иначе, я вернулся к началу? Только теперь тебя здесь не будет…

Он со вздохом поднялся с колен. Плащ, как и в прошлый раз, насквозь пропитался кровью. Но теперь Максим точно знал, чья она. Парень закрыл глаза и представил яркое предрассветное солнце. Его руки машинально потянулись к нему, но тут же опустились.

Бесполезно.

Сейчас оно находилось очень далеко… до него оставалась целая ночь…

Его губы растянулись в улыбке:

- Спасти тебя, все равно, что дотянуться до солнца? Это невозможно?

Максим снова вздохнул и зашагал вперед… к горизонту… к солнцу… к ней…»


- Он все еще не очнулся… – Самуил усмехнулся. – Надеюсь, это не растянется на пару дней место пары часов? Их у нас нет.

- И не надо, я здесь.

Максим чувствовал глубокую усталость каждой клеткой организма, но все же вздохнул с облегчением, когда осознал, что смог контролировать себя даже в бессознательном состоянии.

Он поднялся с пола и улыбнулся, глядя на изумленные лица:

- Дайте мне пару минут, и потом можем собираться.

- Черт, не думал, что когда-нибудь буду так сильно рад тебе! – Самуил не сдержался и обнял его. – А ты неплохо выглядишь для умершего?
 
- Спасибо вам.

Единорог поднялся, чувствуя, как ноги покалывают сотни иголок:

- Черт, у меня ноги затекли. Давно я так не нервничал.


Далматинец открыл тяжелую железную дверь и остановился на пороге.

Феникс уже находилась в подготовительной комнате, так как минимум сутки должна была находиться без сознания, иначе ее организм не успеет адаптироваться к началу операции. Поэтому ему пришлось сегодня заставить себя переступить порог этой камеры одному. Несмотря на меры предосторожности, он ужасно боялся бывшего друга.

Абиссинец лежал на кровати с закрытыми глазами.

Мужчина на секунду остановился, решая, закрывать ли за собой дверь, и насколько это может быть опасно. В конце концов, он решил, что безопаснее будет оставить дверь открытой.


Абиссинец, услышав звук открываемой двери, лег на кровать и закрыл глаза.
Новый человек Далматинца стал наведываться к нему слишком часто, да и от Феникс и ее рассказов о новых людях уже не было покоя, поэтому в последнее время он предпочитал делать вид, что спит. Хотя, так или иначе, спокойно полежать ему не давали.

Как он понял, трогать его запретили, и в глазах человека, называющего себя Питбулем, Абиссинец не раз видел разочарование. Наставник знал, что после эксперимента его убьют, и, скорее всего, именно этот прислужник Далматинца и должен будет стать его палачом. Мужчина ежедневно приносил ему еду, хотя обычно этим занималась охрана, а также почти каждый свой приход пытался вывести Абиссинца на разговор о прошлом. Спрашивал, как тому приходилось убивать, что он при этом чувствовал и представлял ли когда-нибудь себя на месте своих жертв, вызывая у наставника острые приступы тошноты и презрение.

Он видел много таких, как этот человек, поэтому надежд на быструю смерть Абиссинец не питал. Цель у него одна – убить. В этом не было никаких сомнений.

В тот день, когда их с Алисой поймали, Абиссинец готовился к смерти. Они так отчаянно отбивались от наемников Далматинца, будто настал их последний день. Но, как выяснилось, с самого начала он недооценил своего заклятого друга – за ними тот послал Феникс. То, что не смогли сделать десять человек, она с легкостью завершила за минуту, даже не вступая с ними в драку. Этот ребенок просто усыпил их.

Очнулся Абиссинец уже здесь.

Что происходит с Алисой, он не знал до сих пор, но позже выяснил, что она жива, а племянник Самуила находится в соседней камере. Питбуль, человек, присматривающий за ним, по секрету рассказал ему об этом в своей вечной манере говорить медленно, растягивая слова, словно говоря с неразумным ребенком.

Сначала Абиссинец игнорировал его, но потом тоже решил попробовать разговорить. Расчет на то, что его не считают опасным, сыграл наставнику на руку. Питбуль, казалось, был даже рад найти такого «благодарного» слушателя. Так он узнал, что Алису готовят к эксперименту, а в соседнем помещении находится ребенок.

Последний факт очень обеспокоил его, но в то же время, Абиссинец вздохнул с облегчением. Ребенок, наконец, нашелся. О судьбе Максима и своих бойцов он ничего узнать не смог. Хотя, в любом случае, он до сих пор оставался в изоляции, а, значит, не мог помочь ни Алисе, ни Максиму, поэтому решил ждать, надеясь, что Единорог и Самуил что-нибудь придумают.

Когда дверь открылась, заминка показалась ему слишком долгой. Питбуль обычно сразу приказывал ему подняться. Так что, это точно был не он. Мысль, мелькнувшая в сознании, удивила его.


Далматинец вошел в комнату и остановился в паре метров от кровати. Абиссинца приковали к ней наручниками на длинной цепочке, но вероятность освобождения, в случае с этим человеком, была слишком велика, поэтому рисковать мужчина не хотел. И хотя он даже не пытался сделать это за все то время, что находился здесь, ученый не верил, что его бывший друг просто смирился со своей участью.

- Спишь?

Абиссинец поднялся:

- Почему я подумал о тебе секунду назад?

Далматинец улыбнулся:

- Может, потому что решил, что за тобой пришли?

Абиссинец рассмеялся:

- Ты, действительно, думаешь, что, покорно рассиживаясь здесь, я трясусь от страха за свою жизнь?

- А разве это не так? – Ученый был явно разочарован.

- Я не боюсь смерти. Меня больше страшит твоя глупость.

- Тогда, возможно, моя новость заставит тебя хоть немного изменить свое мнение? Ты действительно не боишься ее… – Абиссинец нахмурился, дернув на себя цепь, а Далматинец с улыбкой продолжил. – …смерти?

- Не пытайся напугать меня! Ты даже дверь побоялся закрыть, хотя сам и посадил меня на цепь!

Мужчина соединил ладони и поднес к губам:

- Ах, ты не понял, да? Это была лишь невинная шутка.

Наставник вскочил, но цепь от наручников не дала ему приблизиться к этому человеку.

- Да, интересная штука – жизнь… Ты слышал, как я это только что сказал? Ее… смерти… Можно было двояко меня понять?

- Зачем ты пришел? - Абиссинец опустился обратно на кровать, от злости прикусив губу.

Далматинец прошел мимо него и взял со стола чайник с водой:

- А ты, как понял? Не хочешь подискутировать?

Абиссинцу казалось, что наручники впиваются в кожу сильнее с каждым словом, слетевшим с губ этого человека, сошедшего с ума.

Он устало прошептал:

- Дискуссии проводятся на равных.

Ученый сжал губы и кивнул:

- Да, ты прав, но сейчас неподходящий момент. Твое освобождение не входит в мои планы.

- Почему ты сразу не убил меня?

Далматинец поднял чайник и наклонил его носиком вниз. Вода тонкой струйкой начала выливаться на пол, разгоняя бетонную пыль в разные стороны.

- Как я уже сказал, наша жизнь – весьма забавная штука, а, может, шутка. Не знаю. Поэтому в разные моменты своей жизни я по-разному оценивал ее значение. Ты, например, считаешь меня сумасшедшим убийцей, а кто-то величает гением… Каждый человек, как эта вода – она либо приносит пользу, утоляя нашу жажду, а также давая жизнь всему живому на земле, либо растрачивается впустую, как сейчас, смешиваясь с грязью и порождая болезни, несущие смерть.

Абиссинец внимательно смотрел на воду, растекающуюся по грязному полу. Его усмешка заставила Далматинца нахмуриться.

- Как поступить с данным человеку сокровищем, он решает сам. То, во что ты превратил данную тебе жизнью воду, последствия лишь твоих необдуманных действий. За хорошие и плохие поступки отвечать лишь тебе… Но именно жизнь дала тебе эту воду! И раздавать ее или бессмысленно растрачивать – решать не тебе! Ты – не Господь Бог! Опомнись, пока не стало слишком поздно!

Далматинец внезапно разжал пальцы, и пустой чайник с грохотом упал, покатившись по мокрому полу.

- Да. Ты прав. Сотни, тысячи, миллионы раз, ты снова прав, мой друг Сашка! Но мое открытие принесет пользу! Не веришь? Просто послушай. Я могу дать людям новые возможности – излечение от болезней, долгую жизнь, вечную память… Я могу сделать все это! – Он пнул чайник и навис над бывшим другом. – Ты был со мной, и я был счастлив. Ты можешь вернуться?

Глаза Абиссинца удивленно расширились: 

- Ты… Как ты можешь? Твое открытие принесет лишь хаос… Спроси себя, ты готов убить сотни или тысячи невинных, ради одного высшего человека? Готов заплатить настолько высокую цену? А как же Алиса? Ей ты тоже готов пожертвовать? Она же выросла на твоих глазах!

- Ты просто не понимаешь, когда наступает новая эра, всегда приходится чем-то жертвовать. Люди будут только благодарны потом. Только представь: все, о чем они могли только мечтать – дам им я! Я! Они хотели помнить счастливые моменты, они будут помнить каждую долю секунды. Человек всегда хотел жить вечно, и я смогу дать ему и это тоже! Болезни, считающиеся неизлечимыми, уйдут в историю. Разве не замечательно?! Представь…

Наставник чувствовал накатывающие приступы тошноты.

Его пальцы сжались в кулаки, а голос наполнился презрением, когда он оборвал эту пафосную речь:

- Замечательно. Только ты забыл несколько важных вещей.
 
Далматинец, будто забыв об осторожности, вдруг сел рядом с ним и заинтересованно склонил голову набок.

Абиссинец закрыл глаза. Чувство отвращения к этому человеку сегодня накрывало его волнами с невероятной силой. Казалось, что даже кожа испытывает это мерзкое чувство, потому что, когда он ощутил прикосновение его одежды к своей, то сразу невольно отодвинулся. Но, с другой стороны, внезапная потеря бдительности Далматинца могла сыграть ему на руку. Несмотря на то, что наставник был прикован, вторая его рука все еще оставалась свободной и готовилась схватить за горло это чудовище в человеческом обличье.

- О чем же я забыл?

Абиссинец сел поудобнее и немного развернулся к нему.

- Для тебя несколько тысяч жизней… – Он громко вздохнул, пытаясь сохранить последние остатки самообладания. – …несколько тысяч живых людей, мечтающих о том же… это всего лишь пожертвовать чем-то?

Далматинец усмехнулся:

- Если измерять миллиардами, то да.

Наставник положил свободную руку на колено, готовясь ударить:

- Твоя мать…

Далматинец нахмурился. Улыбки, как не бывало.

- Вспомни, как было больно тебе?

- Это сейчас не относится к нашему разговору!

Ученый вскочил. Ударить Абиссинец не успел.

- Нет, относится! Подумай, что будут чувствовать дети, которых ты уже априори обрек на смерть? Только представь, сколько родителей, которым будет казаться, что другого выбора нет, потеряют своих детей ради такого твоего иллюзорного будущего...

- Это будет их решение, нет?

- Но не этих детей, пойми! Не этих детей, идиот! Не их… Разве ты когда-то хотел, чтобы твоя мать поступила с тобой именно так?!

Далматинец поднял глаза к потолку:

- Для науки нет понятия гуманности. Мы жили бы до сих пор в каменном веке, если бы великие ученые прислушивались к зову сердца…

- Если не у нее, то у кого должно возникать это чувство? Наука не должна переступать через трупы, она должна стремиться спасать жизни!

Ученый поднялся и направился к двери:

- Знаешь, ты – все такой же безмозглый солдафон.

Абиссинец согласно кивнул:

- Да, я – солдафон, потерявший родных в угоду твоей науке! Но я принял это в наказание за все, что натворил! Ты говоришь о вечной жизни, но люди все равно будут умирать. Пусть на пятьдесят или сто лет позже, но ни тебе, ни кому-либо другому не преодолеть то, что заложено природой и Богом!

- Это…

Но он не дал ему ответить:

- Избавление от болезней? Вспомни любую новую эру – на место излеченной болезни приходит другая, ранее неизученная! От болезней не избавляются, они все те же, просто эволюционируют, приноравливаясь к той новой жизни, которую создают люди. Каждая новая эра всегда обходилась человечеству слишком дорого… Вечная память? Не смеши меня! Помнить каждую секунду своей жизни захочет только полный дурак... А, если она будет длиться пару сотен лет, то нормальный человек, несомненно, сойдет с ума от подаренных тобой воспоминаний… Ты согласился бы помнить каждое мгновение ужаса, что пережил сам? Вижу, что нет. Тогда почему стремишься навязать это другим? В жизни случаются не только счастливые моменты, которые мы хотим сохранить, но есть и те, которые хочется похоронить и никогда не возвращаться к ним… Ты – сумасшедший, который хочет обречь остальных быть экспериментами, но сам при этом ни за что не пройдешь через это свое счастье!

- Это необходимые жертвы, чтобы двигаться вперед.

Абиссинец прикусил губу. Этот человек не слышал его. Не желал услышать. Все было бесполезно, но все же он хотел попытаться, пусть и было уже поздно.

- Я еще не сказал самое важное…

- Ты все же вступил в дискуссию?

- Я же всегда уступал тебе. Это неизбежно.

- Не всегда.

Наставник улыбнулся, поняв, о чем тот говорит.

«Действительно… она выбрала не тебя… Один раз проиграл мне… и до сих пор не забыл… Это означает, что ты не уступишь?»

- Это было не мое решение, ты должен понимать. Не знал, что ты настолько злопамятен, что сейчас припоминаешь мне Таню.

Далматинец вернулся и снова опустился рядом с ним на кровать:

- Это имя… Прошу, оставь его глубоко внутри и не произноси больше.

Абиссинец вздохнул.

«Даже у чудовища могут быть чувства, ранящие его, даже спустя столько лет? Неужели он действительно до сих пор не оправился?»

- Так, что же самое важное по твоему мнению?

Далматинец оторвал его от мыслей о жене и когда-то лучшем друге.

Абиссинец кивнул и негромко спросил:

- Ты думал, для кого хочешь создать твое прекрасное будущее? Ты дашь его бесплатно? Поделишься безвозмездно со всеми своими знаниями?

Ученый хмыкнул:

- Думал, конечно, отдам и обучу. Мой организм не вечен. Не думай, что я не осознаю таких элементарных вещей. Зато мое имя навечно останется в памяти людей…

Абиссинец вдруг рассмеялся, чем очень удивил Далматинца.

- Прости, но это так смешно… Элементарных? Ха-ха-ха… – Он выставил вперед свободную руку, тщетно пытаясь успокоиться. – Прости-прости… О, Боже, ты смог рассмешить меня… Все-все, не злись. – Наконец он смог взять себя в руки и задать вопрос. – Тогда скажи мне, а те люди, которые поддерживают тебя сейчас – готовы ли они отдать твое творение бесплатно на благо людям? Простым людям?

- Я сам решаю, как распорядиться своим открытием.

- Но о тебе никто не знает, кроме них. Уверен, что они готовы бесплатно отдать тебя и твои открытия человечеству? И еще… как только этот эксперимент станет достоянием общественности, думал ли ты о том, как это воспримут миллиарды, о которых ты так печешься? И как ты будешь контролировать своих новых экспериментальных людей, вообще не боящихся боли, а только звереющих от нее?

Далматинец встал и, устало вздохнув, зло проговорил:

- Ты так ничего и не понял.

- Я – всего лишь солдафон, поэтому мы с тобой вечно будем спорить о реалиях жизни и ее ценностях в масштабах человека – и не важно, только лишь четверых, либо нескольких миллиардов… Это бесполезный разговор, давай просто закончим? Мы не услышим друг друга. Спрошу еще раз, почему ты не убил меня сразу?

Мужчина направился к выходу, проигнорировав его вопрос:

- Ты дал мне информацию к размышлению. Я собираюсь подумать, как защитить себя и свое открытие.

 - Тот человек, приходящий сюда ежедневно… У него приказ избавиться от меня?

- Он больше не придет, не трясись. Кстати, знаешь, твоя дочь... – Далматинец остался доволен его реакцией. – Теперь я готов ответить на твой вопрос?

Абиссинец, не замечая боли в запястье, вскочил на ноги, пытаясь вырвать руку из сжимающего кольца.

Ученый широко улыбнулся:

- Я не убил тебя только потому, что не мог решить: дать тебе умереть в неведении или все же успокоить перед смертью. Но, судя по твоей реакции, стоит сказать, чтобы тебе стало больнее?

- Что ты знаешь?! Прошу тебя! Если что-то знаешь…

- Я скажу тебе об этом завтра? – Далматинец открыл дверь. – Сегодня не хочу. Ты расстроил меня.

- Нет! Прошу!

Далматинец вышел, оставив Абиссинца с чувством полного опустошения.

«Почему я снова решил, что переиграю его? Зачем говорил ему все это? Он пришел не за этим… Как всегда, я не понял его? Я никогда его не понимал… Он знает, что с моей дочерью? В этот раз Далматинец не играет… О, Боже… Таня, неужели, я нашел? Таня, слышишь, Таня, завтра я могу все узнать…»

Он опустился на пол и заплакал, сжав свободной рукой карман с фотографией дочери.