Прабабушка и муралисты Глава 15

Повесть

Глава 14 http://proza.ru/2023/09/15/1758

Глава 15,
в которой появляется индийская императрица

Удалившийся от мира заслуженный деятель искусств Андрей Антонович Невашев, который не возражал, чтобы его называли просто Антонычем, проснулся в своём обычном настроении. Обычным у него было настроение плохое. Но случались особенные дни, когда солнце глядело на землю лучезарным светилом, цвет неба можно было определить только как ослепительная лазурь, и облака по этой лазури не просто плыли, а паслись белоснежными овечками – и даже не белоснежными, а жемчужными, – словом, когда вся природа будто предлагала поэтам и художникам немедленно начать ею восторгаться, настроение Антоныча менялось – и становилось отвратительным. В такие моменты лучше было не попадаться ему под руку. И под ногу тоже.
Раздалось душераздирающее «Мя-ав!», и из-под койки, где Антоныч нашаривал ногой тапки, выскочила кошка.
– Что мяв-то? Я тебя еле задел. Истеричка ушастая! А ты меня вчера оцарапала, я что, мявкал?  Или, может, ужина тебя лишил? Чуть что, она сразу мяв. Никакого уважения!
Кошка с достоинством уселась на безопасном расстоянии и начала обстоятельно умываться, поглядывая на хозяина. Была она настоящей восточной красавицей: тело стройное, гибкое, с шёрсткой цвета топлёного молока, а мордочка, хвост и лапы тёмно-шоколадные. Однако самые кончики задних лап подкачали – на них белели непородистые носочки. Антоныч любил ей при случае об этом напомнить, чтоб не слишком кичилась благородным происхождением. Но кошку это ничуть не смущало. На бестактные замечания она поднимала на него льдисто-голубые глаза, и Антоныч тут же тушевался, начинал мямлить и поджимать ноги, стесняясь собственных носков, цвет у которых всегда был один и тот же – грязный.
Кошка пришла к Антонычу из ниоткуда. Просто пришла и начала у него жить. О себе она ничего не рассказывала, но Антоныч, покорённый её элегантным обликом, сразу понял, что она царских кровей, и обращаться к ней по-деревенски, называя Муркой или там Кисой, ни в коем случае нельзя. Он некоторое время думал и, наконец, не без трепета, предложил ей имя Нур Джахан – в честь одной индийской царицы, которая тоже много о себе понимала. Кошка тоже некоторое время думала, но дело решила куриная печёнка, которой Антоныч как-то угостил её на ужин. После этого знаменательного ужина она стала откликаться на предложенное имя и даже иногда мурлыкала.
Когда они друг к другу окончательно привыкли, и кошка приучила его не только подставлять колени, если ей хотелось на них полежать, но и класть сверху специальную подушечку для смягчения их костлявости, Антоныч стал позволять себе некоторые вольности и перешёл с церемонного «Нур Джахан» на простецкое «Нурка». Иногда, в самом дурном расположении духа, он называл её даже и Нурджаханихой. Кошка внимания на это не обращала. Как настоящая аристократка, она была выше таких мелочей и знала, что в жизни действительно важно, а что не очень.
– Тоже мне, недотрога, – продолжал брюзжать Антоныч, потому что тапки всё не нашаривались. – Принцесса на горошине. Подумаешь, царица индийская. Вот что ты сидишь умываешься? На что намекаешь? Я, может, тоже сегодня умоюсь, понятно? Если захочу.
Он тяжело поднялся, потоптался на месте босыми ногами, поскрёб клочковатую бороду и снова опустился на койку.
– Вот тебе, пожалуйста – не захотел! Передумал. Сейчас и вставать передумаю. – Он побил кулаком подушку, чтобы сделать её пышнее, и подушка окончательно превратилась в блин. – А всё ты виновата, ты! Кормлю её, печёнку ей заказываю, портрет с неё уже пишу, а толку? Никакого уважения!
Нур Джахан со скучающим видом пересекла комнату, остановилась рядом с мольбертом, накрытым простынёй до самого пола. Её поднятый шоколадный хвост чиркнул по лёгкой ткани, и не успевший снова улечься Антоныч чуть не подпрыгнул.
– А ну кыш! Не смей открывать! Сказал, нарисую тебя, значит, нарисую! Имей терпение, я только начал! Другие вон по полгода ждут, пока я за них возьмусь. В зоопарке, когда жирафа рисовал, он, небось, ни разу ко мне задом не повернулся, а эта ходит тут, хвостом крутит… Э-эх!
Видно, не судьба была сегодня долёживать. Антоныч перевалился с койки на пол, поползал на четвереньках, доставая убежавшие к стене тапки, обернулся на мольберт – да так и остался сидеть с тапками в руке.
На фоне свисающей складками простыни полулежала Нур Джахан. Она вытянула вверх заднюю лапу и любовалась ей, то выпуская коготки, то снова пряча их в белый носочек. Невозможно было представить себе более изящную позу.
– Ну не мерзавка, а? – простонал Антоныч, раздираемый противоречивыми желаниями: либо швырнуть в кокетку тапками, либо немедленно выдать ей внеочередную порцию печёнки, потому что такая красота требовала жертв. Кошка в правильном выборе не сомневалась. Она опустила лапу и лениво повернула к нему голову, словно говоря – ну что, видел? И?..
И тут предательская простыня соскользнула прямо на кошку, обнажив стоящий на мольберте почти нетронутый лист бумаги. Миг – и тапки полетели в сторону Нур Джахан, но попали не в индийскую царицу, а точно в середину мольберта. Мольберт упал, выскочившая из-под простыни кошка метнулась к двери, а оторопевший от неожиданного грохота Антоныч замер с открытым ртом.
В комнату сунулся некстати солнечный луч и высветил все углы, прямо как софит на театральной сцене. Антоныч закрыл рот и помрачнел. Выглянул в окно – так и есть. Погода была исключительно хорошей, и даже замызганное стекло никак не могло на это повлиять. Надо было начинать новый день.
– Каждый день она намекает, то так, то этак, это ж никаких нервов не хватит терпеть, – бормотал Антоныч, поднимая мольберт и поглядывая на Нур Джахан. – Когда мне рисовать, если дел полно? Ты-то ведь только позировать согласна, нет чтобы макароны сварить или яичницу поджарить. А портрет тебе вынь да положь. Как же! Хочется, небось, войти в историю как модель прославленного художника Невашева…
Он встряхнул простыню и аккуратно накрыл мольберт, стараясь не глядеть на лист, на котором было всего несколько карандашных штрихов. Подхватил в сенях ведро, вышел во двор, осмотрелся. Сплюнул. Рекламная картинка, да и только. Солнце сияет, лес будто расчёской причесали, речка блестит, и дурацкая моторка на ней кренделя выписывает, тарахтит, как трактор – Петрович намылился куда-то. Заслуженный деятель искусств повернулся к реке спиной и пошёл к колодцу.
Одинокая жизнь в брошенной деревне оказалась для сугубо городского человека Невашева не такой романтической, как он представлял вначале. Всё здесь приходилось делать самому, это было тяжело и непривычно, и если он отсюда не уезжал, то исключительно из упрямства и ещё потому, что не хотел, чтобы над ним исподтишка хихикали. Одно дело вернуться с серией картин или хотя бы с папкой набросков, а так-то что – только людей смешить. Вдохновение не приходило, зато приходили дожди…
– …а с текущей крышей особо-то не порисуешь – понятно тебе, индийское твоё величество?
Это Антоныч сказал уже вслух. Он так и разговаривал – то вслух, то про себя, то с кошкой, то сам с собой. Включил чайник, нарезал хлеб и колбасу. Удивился, что Нур Джахан не явилась к завтраку. Взял было бутерброд – и положил обратно.  Есть в одиночестве не хотелось.
– Нурка! Ну всё, хватит обижаться. Давай сюда! Кис-кис-кис!
Снаружи послышался шум, раздались незнакомые голоса. Невашев нахмурился и вышел.
Во дворе стояла группа подростков, четверо нормально одетых, пятый вырядился пиратом. Ишь, воротник волнами, манжеты. Понятно. Какие-нибудь игры на свежем воздухе. Будут бегать по лесу и орать. Не напугали бы Нурку. Антоныч поискал глазами кошку и успокоился – Нур Джахан, молодец, устроилась высоко на поленнице и выжидательно смотрела оттуда на незваных гостей.
– Ну, чего вам тут надо? Идите куда шли.
Живописный пират шагнул вперёд.
– Здравствуйте, Андрей Антонович. Мы к вам, в гости. Примете?
Голос был совсем не мальчишечий. Художник присмотрелся – морщинистое личико, взрослые, но весёлые глаза… Что это ещё за явление?

Продолжение: глава 16 http://proza.ru/2023/11/16/744