3. 3. Невьянский дом. Весёлые горы. Староверы

             http://proza.ru/2023/09/13/869

            У Акинфия было восемнадцать домов в разных городах (по другим источникам сто двадцать): Москве, Туле, Риге, Новгороде, Твери, Ярославле, Нижнем, Арзамасе, Казани, Царицыне, Саратове, Чебоксарах, Лаишеве, Кунгуре, Соликамске, Верхотурье, Тобольске и в Ирбитской слободе. Большинство из них обслуживало водный путь, по которому доставлялось демидовское железо, остальные стояли в торговых центрах или были связаны с крупными демидовскими вотчинами. Но этот список тоже не полон. Еще в 1726 году, в апреле, Акинфий купил у графа П. Апраксина дом в Петербурге, на Васильевском острове, – каменные палаты двадцать шесть саженей в длину, двадцать в ширину. Их приобретение обошлось ему в десять тысяч рублей.

             Но Невьянский дом всегда занимал отдельное место в его жизни. Он стал центром его империи, именно отсюда шли все распоряжения, указы и приказы заводчика. «С трех сторон завод был обнесен крепостью. Внутри крепости был огороженный государев двор с двумя, соединенными сенями жилыми избами с баней, задний двор с конюшенной избой и кладовой. Жилая изба для мастеровых людей, три ещё для приезжих работных людей и еще для них же баня». Дом, замечательный в акустическом отношении: все говорившееся в доме было слышно хозяину с последующими порой очень суровыми выводами.

             Прокофий, наевшись «варева» с ржаными сухарями, чесноком и луком, выбежал на крыльцо. Дед его Никита Демидов сидел тут же, пригревшись на солнце. Прокофий был его слабостью и любимым внуком за его строптивый, непокорный характер. «Деми – до – ов! Прокофий – Демидов!» – ласково посмотрел на внука.

             – Куда пострел глаз навострил, что собрался делать?
 
             – Да, деда, на башню пойду поиграю!

             – Нечего там делать, строится ещё, башку свернёшь!

             – Да не сверну, деда! А чего она клонится, не упадёт случаем?

             – А чего ей падать-то, инженеры нашто думали, чертежи рисовали, считали всё. Стены у основания её вон о двух метрах почитай, да всё проверено, воды там подводные осмотрены. Давай зубы не заговаривай, иди куда подальше от неё!
 
             Рядом высилась строящаяся башня, на которую и собирался Прокофий, уже вставшая во весь свой рост. Шли отделочные работы внутри и снаружи. Позднее назовут её Невьянской.

             Башня имеет высоту, равную 57,5 метров. В ней умещаются девять этажей. Основание башни имеет форму четырехугольника со стороной около девяти метров. Три верхних этажа представляют собой восьмиугольники. Стены четырехгранной части башни имеют толщину порядка 1,8 метра, а восьмигранной – полтора метра. Верхние ярусы оснащены балконами с замысловатыми чугунными ограждениями. Отклонение башни от вертикали – около 1,85 метров в верхней точке, наибольший угол наклона наблюдается у нижнего яруса (3° 16'). На Невьянской наклонной башне впервые в мире было сконструировано заземление на шатре в виде двухметрового флюгера – двоезмеи ветренницы и громоотводом от гроз, хотя изобретение (молниевод) числится за американским учёным Бенджамином Франклином от 1752 года. Впервые в мире применен принцип железобетона, который стал применяться только в 20 веке. Также конструкция шатра на башне применена на сто лет раньше подобной при возведении Майнцкого собора на Рейне в 1826 году, а третий раз такая возведена на куполе Исаакиевского собора в Петербурге.

             Часы для Невьянской башни были куплены в 1732 году Демидовым за 5000 рублей золотом, при том что возведение самой башни обошлось чуть более 4207 рублей.

             Сейчас это самый знаменитый архитектурный памятник Уральского края, называемый часто российской Пизанской башней. Она украсила собой герб города Невьянска и эмблему Демидовского института, который проводит гуманитарные исследования, связанные с Уралом (в частности, с его историческим прошлым). Башня является символом города и пользуется огромной популярностью у туристов.

             – Прокофий! А Прокофий! Пойдём в лес сходим! – Мальчуган, возраста Прокофия, накрикивал, побаиваясь приблизиться к деду Никите.

             – Ладно, гранпапа, я пойду погуляю, вон Авдей соседский пришёл!

             – Давай, гуляй, гран – грен – хрен, назовут же… Далеко вглубь не хаживайте, зверьё какое, да людишки хуже зверья промышляют.

             – Ладно, дедушка! – Прокофий исчез также быстро, как и появился перед глазами деда!

             – Вот пострел! Деми – и – дов!

             Прокофий подбежал к Авдею:

             – Чо!

             – Давай погнали в Весёлые горы, ночью эти, кержаки, ушли туда на молитвы, поди!

             – Ух, ты – ы!

Мальчуганы вдвоём, оглядываясь, выдвинулись в лес.

             «Во времена реформы патриарха Никона сюда бежали ревнители старины, страшась монастырских тюрем, в которых узникам жилось не особенно хорошо, а также "трясок", хомутов, огненных костров, на которых жарили последователей старины. При Петре Великом в диких и мрачных Уральских горах нашли приют многие, уцелевшие от плахи и виселицы. Среди этих пришельцев были и стрельцы, и бояре, и духовные, и крестьяне. Все они здесь сравнялись и слились в одну дружную и стойкую семью. Но и на Урале старообрядцам жилось несладко. Слишком, двухвековая история этого края, полна кровавыми эпизодами, в которых они являются жертвами. Не удивительно потому, что и у них здесь есть свои мученики, свои святыни. К числу таких чтимых старообрядцами мест на Урале относятся Веселые горы». (Из дневника уральского старожила – старообрядца).

            Пройдя вверх по дороге просёлочной и свернув от прииска в лес, ребята углубились в него. Сразу стемнело от пропавшего в кронах деревьев солнца, только лучики бархатисто пробиваясь сквозь сосновые ветки, густо смыкавшиеся над головой, ласкали глаза своим внутренним теплом и яркими золотистыми красками. Тропа хорошо видна была после прохождения множества людей. Прошло не мало времени пока до наших «разведчиков» начали доноситься отдалённые звуки церковного пения. Пробравшись поближе, они затаились в высокой сочной траве под кустарником и росшей густо низкой осиной. На поляне было множество народа, стояли телеги и несколько палаток, дымились кое-где костры. Женщины в белых рубашках, черных сарафанах и черных платках на головах. Мужчины в большинстве были в длинных кафтанах, бородатые и с длинными волосами.

           Под навесом на досках, набитых вроде полок, стояло множество икон, горели свечи и дымили лампады. Какой-то старец, был явно старшим и руководил всем процессом. «При напряженной тишине вы слышите чтение святой книги, но вот раздается запевающий стихиру голос старца... Его подхватывают певчие под навесом, затем близстоящие, волна звуков с каждым моментом усиливаясь, разрастается по всей поляне, докатывается до последних палаток и далеким эхом отдается в лесах и горах... А затем снова тишина, чтение, и снова море голосов, стройно по старинным крюкам распевающих стихиры...» (так описывал В. Санин подобную молитву староверов).

           Ребята вдруг внезапно вздрогнули. Заколыхалась толпа на поляне и стала неистово креститься. Откуда-то из неё разнеслись нечеловеческие женские вопли:

           А – а – а! Отпустите-е-е! Ухожу – у – у! Будьте все прокляты – ы – ы!

           Мальчишки в страхе прижались друг к другу. Крики периодически повторялись. Ребята увидели молодую женщину, в судорожных конвульсиях бившуюся в руках у державших её мужчин. На её искажённом лице застыл ужас, но всего страшнее были глаза, которые до того расширились, стали какими-то бешенными, смотрящими прямо на них.

           – Бр –р – р! Прокофий, смотри у неё вон пена изо рта пошла!

           В это время раздались такие же крики в разных концах молящейся толпы. Это для парнишек, лежавших в густой траве в кустах было слишком.

           – Бежим! – в страхе прокричал Прокофий и они с Авдеем рванули, ничего не разбирая, через лес домой.

           «Издавна каждой весной, едва распустится пёстрая уральская флора, и просохнут бесчисленные горные дорожки и тропинки, на Весёлые горы начинается паломничество для поклонения останкам досточтимых отцов. Тысячи людей приходят поклоняться своим святым, обретшим вечный покой среди грозной горной природы». (Из дневника уральского старожила – старообрядца).

           Всех иноческих могил на Веселых горах немало, но из них особенно почитаемы народом могилы четырех иноков – схимников: Гермона, Максима, Григория и Павла (убиенного). Все они умерли в конце 18 и в начале 19 веков. Но это время наступит немного позднее.

           Продолжение следует. http://proza.ru/2023/09/20/1293
           Книга опубликована в Литресе.