Предание четырнадцатое. Некрасов. Страсти по С

За те почти сто пятьдесят лет, которые отделяют литературу сегодняшнюю от Некрасова, мы успели почти окончательно отвыкнуть от этого имени. Даже прошедший в 2021 году 200 летний юбилей со дня рождения поэта вызвал только малую толику возможного публичного и писательского интереса, возрожденного к жизни, преимущественно «толстыми» журналами, гордо несущими звание «консервативных». Формальные почести, которые воздаются обыкновенно классикам такого уровня в литературной среде, за ним безусловно остались, но вокруг его некогда шумного имени установилась нынче тишина, близкая к равнодушию.
К. И. Чуковский в своих критических рассказах «Поэт и палач», так отозвался о личности Некрасова: «У нас в литературе завелась целая секта опреснителей и упростителей Некрасова. Каждый из них только и делает, что подмалевывает, затушевывает, приглаживает, прихорашивает, ретуширует подлинный облик Некрасова, — но мы из уважения к его подлинно-человеческой личности должны смыть с него эту бездарную ретушь, и тогда пред нами возникнет близкое, понятное, дисгармонически-прекрасное лицо — человека».
Отношения Некрасова с поэтами современниками были преимущественно деловыми, всегда прохладными, а во многих случаях даже открыто или тайно враждебными. После внимательного прочтения писем поэта, создается устойчивое ощущение внутреннего одиночества поэта. Объяснение такому одиночеству вряд ли заключается только в личностных особенностях характера поэта, который как утверждали многие современники, был в достаточной мере неприятным.
Негромкая Муза Некрасова не тяготилась одиночеством без привлекательного налета гордыни и тщеславия, без слезливых жалоб на то, что она не понята, недостаточно оценена, не признана. Цены себе она не набивала, удовлетворяясь сознанием, что в кругу униженных и оскорбленных, «среди людей со злой волей, которым дана власть оскорблять и унижать других, и наконец среди рабов она призвана быть Утешителем и Немезидой». Покои ее были всегда настежь открыты каждому страннику, тайн при ее дворе не существовало, а назначенный неизвестно кем и по какому поводу строгий дворецкий не должен был блюсти чопорного церемониала и неукоснительно следить за порядком. В ее храмине толпился самый разнообразный народ, почти исключительно небогатый и невзрачный, однако привечаемый тем с большим вниманием, чем меньше внимания ему оказывали в других публичных местах.
В силу этого Некрасов по собственной инициативе проникся ролью диктатора-демократа там, где привыкли к аристократической литературной олигархии, спевшейся и спокойно правившей по консервативному кодексу законов изящного времени при более или менее ровном распределении таланта среди участников литературного клуба.
Все традиции старины были Некрасовым попраны, заменены вновь сформированным уложением без допущения каких-бы то ни было компромиссов. Даровитых сотрудников в своем издательском деле «диктатор» не имел, учениками талантливыми не обзавелся; оставались поэты сверстники, для которых всё в нем было антипатично, начиная с его демократической программы и кончая языком его народных манифестов.
Дружба с Некрасовым была возможна только лишь при условии записи в его партию, а на такую деградацию личности, конечно, не мог пойти ни один из титулованных литераторов старого режима.
И борьба была предопределена и неизбежна, но вел ее не Некрасов: он ни на кого не нападал, так как успех ему был обеспечен с первых же выступлений и за всю его жизнь никаким колебаниям не подвергался. Литературная власть Некрасовым власть была не унаследована, а захвачена. В кругу литераторов нашлось немало лиц, которые Некрасову отказывали ему в почестях, следуемых по установившейся табели о рангах, так как считали его не рукоположенным, а Бог весть откуда взявшимся выскочкой. Отказ этот был следствием многих «нехудожественных» строф и целых стихотворений. Поймать Некрасова при желании на нехудожественном стихе — нетрудно, как не трудно найти у него стихи высочайшей художественной пробы: следует признать отсутствие у Некрасова тонкого богемного вкуса, а кроме того, он был журналистом и редактором, официальным главой известной общественной партии.

В августе 1913 года в фамильном имении Карабиха скончался последний, младший брат поэта Н. А. Некрасова, Федор Алексеевич, который сумел сберечь неизвестное дотоле наследство поэта —  значительное коли¬чество рукописей, писем и документов. Письма эти носят сугубо личностный и хаотичный характер, что объясняется как случайностью подборки, так и кратковременностью сроков пребывания Некрасова в Карабихе.
Большая часть архива Некрасова по понятным причинам осталась в Петербурге и перешла в другие руки. Карабихский архив уцелел благодаря счастливому стечению обстоятельств: в подполье дома среди мусора и пыли, где он благополучно пролежал почти четверть века. По воспоминаниям Федора Алексеевича, еще при жизни поэта, опасаясь обыска в связи с закрытием его журнала «Современник» в конце шестидесятых Некрасов стал несколько осторожнее, поскольку опасался закрытия нового детища — «Отечественных записок». В то время не мог прямо восхвалять революционеров, которых преследовало правительство, и поэтому искал обходные пути, чтобы донести свои мысли.
Некрасов связал все рукописи и письма, хранившиеся в имении и сумел закинуть их через слуховое окошко в нежилое подполье дома. Там и лежали они много лет, пока сыновья Федора Алексеевича не вздумали поискать их. Это была весьма нелегкая задача: окошки подполья узки и малы; зато наградой кладоискателям стала довольно увесистая пачка документов, содержащая черновые тетради поэта, письма, рукописи, 2—3 запрещенные по тому времени книги и коллекцию фотографических карточек декабристов.
Часть рукописей Некрасова была опубликована в Ярославле в 1915 году.
Определенный естественный дисбаланс в харизматический образ Некрасова издателя и литератора-демократа вносят известные подробности его личной жизни. 
16 апреля 1861 года Некрасов пишет отцу: «Брат говорил мне, что Вы готовы предоставить имение в наше распоряжение. В том-¬то и дело, что я избегаю всяких распоряжений. Вы знаете, что здесь жизнь моя идет не без тревоги; в деревне я ищу полной свободы и совершенной беспечности, при удобствах, устроенных по моему личному вкусу, хотя бы и с большими тратами. При этих условиях я располагаю из 12-¬ти месяцев от 6 до 7 — жить в деревне — ¬и частью заниматься. Вот почему я ищу непременно усадьбу без крестьян, без процессов и, если можно, без всяких хлопот, то есть, если можно — готовую. На это я могу истратить от 15 до 20 тысяч серебром (можно и больше — если будет за что платить) и прошу вас разузнавать в наших местах, а к 1­му мая мы будем в Ярославле, если не купим чего-нибудь подобного между Москвой и Петербургом. Будьте здоровы. Душевно любящий вас сын. Н. Некрасов». К концу 1861 года Некрасов все-таки находит и покупает подходящее имение: «Я купил Карабиху, купчую нельзя сделать ранее мая, теперь же имеется контракт, с которого копию вручит вам Николай. Заплатил я дорого, но не жалею, потому ¬что покупаю не для дохода, а для собственного проживания летом. Любезный Батюшка! Николая посылаем чтобы присмотрел за усадьбой и за лесом, для сторожения которого до нашего приезда пусть наймет хорошего сторожа не жалея денег, на днях пришлем опись по которой будем просить вас принять вещи находящееся в доме. Теперь еще опись нужна здесь чтобы выторговать кое-что, вообще постарайтесь Николаю оказать всякое содействие, но вообще воспретите ему поступать грубо и круто, потому что мы с Толстым хорошо знакомы и надеемся мягким образом больше выиграть. Прощайте будьте здоровы. Остаюсь преданный вам Н. Некрасов. 7 декабря. 1861 г. СПб».
В мае 1864 года Некрасов отправился в заграничную поездку, которая продолжалась около трёх месяцев. Жил он преимущественно в Париже вместе со своими спутницами — родной сестрой Анной Алексеевной и француженкой Селиной Лефрен (фр. Lefresne) — актрисой французской труппы, выступавшей в Михайловском театре в Петербурге, с которой он познакомился ещё в 1863 году. Как многие актрисы, а тем более и француженки, Селина отличалась живым нравом и лёгким характером.
В апреле 1866 он напишет брату в имение о планах провести лето в Селиной в Карабихе: «Любезнейший брат Федор Алексеевич, в начале мая, по обыкновению, думаю тронуться в Карабиху. Поэтому прошу тебя при¬кажи приготовить дом к моему приезду. Разумеется, парк и сад тоже прикажи вычистить; к сожалению, я потерял список цветочных семян, которые требовал садовник; если еще не поздно, то можешь выписать семян из Москвы, написав к Ивану Ильичу Маслову в удельной конторе, попроси его от меня, он купит и пришлет. Впрочем, Селина настаивает всего более на резеде, вели садовнику, чтоб ее было больше. Плотину через Которосль тоже прикажи сделать».
Бурный роман продолжался до 1867 года, когда весной Селина, как и в прошлом году, отправилась за границу вместе с Некрасовым и его сестрой Анной, однако в Россию больше не вернулась. Разлука не прервала окончательно их отношений — в 1869 году писатель и актриса встретились в Париже и весь август провели у моря в Дьеппе.
Весной 1870 года Некрасов пишет брату интригующее письмо: «Любезнейший брат Федор, я думаю приехать через неделю в Карабиху. Пожалуйста распорядись, чтобы мое помещение было в порядке, ибо приеду не один. Очень нужны повар и прачка. Я думаю пробыть в деревне до 15—20 июля, а потом уеду за границу купаться в море, что мне было очень полезно прошлый год. Мне бы нужен на эти полтора месяца ройяль. Нельзя ли, во избежание хлопот, взять порядочный в Ярославле напрокат. И не прикажешь ли сделать рамы в мой шкаф? Твой Н. Некрасов. 21 мая 1870. СПб».
Однако долгожданный приезд Селины в Карабиху не состоялся.
Сегодня некрасовская усадьба «Карабиха» является ведущим научно-исследовательским центром не только по сохранению и приумножению некрасовского наследия, но и русской усадебной культуры XIX века.
Полностью усадебный комплекс был достроен в 1804 году Михаилом Николаевичем Голицыным — ярославским губернатором с 10 июня 1801 по 12 января 1817 года, который был женат третьим браком на Наталье Ивановне Толстой (1774—1841), которой перешло имение после смерти Голицына. 
Земля под усадьбу досталась Голицыным в качестве приданого Анастасии Толочановой, на которой в первой половине XVIII века женился дед будущего губернатора: «Двор вотчинный, в нем конюхи 2, лесник с детьми 3 человека, двор скотный и скотники 2 человека. В деревне Карабитове крестьянских жилых дворов 13. Крестьян 42 человека» — указано в «Переписной книге Закоторожского стана» от 1709 года.
По своей планировке Карабиха была типичной провинциальной усадьбой своего времени: господский дом, имеющий два этажа с антресолями, а по его южному и северному фасадам располагались просторные балконы. К южному балкону с обеих сторон до уровня второго этажа от земли поднимались каменные пандусы, по которым экипажи поднимались к парадным дверям гостиной. Два флигеля в те времена соединялись с домом двухъярусными галереями.
Сохранились некоторые любопытные моменты из истории усадьбы. Так, в 1809 году ярославский губернатор принимал здесь военнопленных шведов, причем оказал им прием «ласковый и вежливый». В военном сборнике 1906 года опубликованы страницы из дневника шведского прапорщика фон Брейтхольтца, оказавшегося в русском плену:
«20 июля я и семь моих товарищей были приглашены губернатором ехать в его имение Карабик, в 15 верстах от города. Это была наша первая поездка в деревню после прибытия в Ярославль. Это хорошо обстроенная местность, с прекрасным садом и прелестными окрестностями, доставила нам истинное наслаждение... Вечером танцевали. Нас, шведов, оставили здесь до другого дня, когда после обеда роздано было угощение подчиненным или крепостным имения… После ужина мы отправились в город в крытой пролетке, запряженной шестью лошадьми».
В 1919 усадьба была национализирована и передана совхозу «Бурлаки», в ней размещался и санаторий для туберкулезных больных им. поэта Некрасова (1919 – нач. 1930-х). В 1930 – 1947 годах в усадьбе располагался детский дом им. Е.С. Коковина. После окончания войны в 1946 и к 125-летию со дня рождения поэта Постановлением Совета Министров СССР № 2610 от 5.12.1946 Ярославскому облисполкому поручено «реставрировать усадьбу в Карабихе и организовать в ней мемориальный музей».
В 1959 году Музей-усадьба Н.А. Некрасова «Карабиха» приобрел статус филиала Государственного Ярославо-Ростовского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника.
В 1987 году музей получил самостоятельность и название «Государственный литературно-мемориальный музей-заповедник Н.А. Некрасова «Карабиха», а в 2011 году — статус государственного автономного учреждения культуры Ярославской области.
Карабиха и сегодня готова приоткрыть завесу над некрасовскими тайнами XIX века искренне любопытствующему туристу.