Демидовский мост

Чертенята
Однажды управляющий всеми алтайскими заводами, будучи в поездке по казенной надобности, проезжал по мосту через Барнаулку и обратил внимание на его неисправность. Остановился, вызвал к себе старосту, отвечающего за состояние переправы через реку, и сказал, тыча рукой  на сгнившую доску посреди моста:
– Что это такое? Как ты смеешь!.. Устранить, немедленно! Через неделю возвращаться буду, смотри у меня… ежели чего!.. – Строго сказал, пальцем погрозил и продолжил путь.
Через неделю, как и предупреждал, управляющий вновь ехал по тому же мосту, выглянул из кибитки, посмотрел на настил моста, вскипел. Каким был мост, таким и остался, никакой подвижки, никакой замены сгнившей доски на новую.
Вновь вызвал к себе старосту, вновь ткнул рукой на сгнившую доску и грозно проговорил:
– Что это такое, растудыт твою в маковку?! Под монастырь подвести меня вздумал, чёрт тебя побери!
– Так я это… ваше высокоблагородие, думал, вы шутить изволили, – недоумённо моргая глазами, начал оправдывался староста.
– Какие тут шутки, ежели сам Акинфий Никитич на днях с проверкой ожидается, – взъярился управляющий и ударил старосту кулаком по лицу. – Чтоб к вечеру было всё исправлено, – сказал и укатил своей дорогой.
Поодаль стояли люди и видели всё. Такого прилюдного позора староста ещё никогда не испытывал. Направил на ремонт моста плотников, а сам в кабак пошёл, стыд и горе в водке топить.
Выпил крепко, домой возвращался поздно вечером, стемнело уже, но дорогу было видно хорошо,– на небе, игриво подмигивая путникам и друг другу, блестели звёзды, а меж них сияла яркая полная луна.
Дорога к дому пролегала через мост. Подошёл к нему староста, ступил на настил, прошёл всего ничего и чуть в обморок не упал, – хмель как рукой сняло, холодный пот прошиб, ноги затряслись, – из стороны в сторону тело закачали.
– Господи! – воскликнул староста. Попытался, было, перекреститься, куда там! Чёрт руку не дал поднять.
Услышав накануне слова управляющего "чёрт тебя побери", чёрт воспользовался его дозволением и в своё сумеречное чёртово время "побрал" старосту – крепко тряхнул его душу своей чёртовой шуткой.
Чёрт существо адское, много тысяч лет уже живёт и не старится, ему и ад и время и пространство подвластны. Перенёс старосту из августа 1730 года в август 1961-го, – в ту же точку пространства и в то же время суток – секунда в секунду.
***
Есть в Барнауле место возвышенное, называется "Горой". Но не гора это пространство, а многокилометровая в длину и полуторакилометровая в ширину плоскость, господствующая над юго-западной частью города. На этой плоскости одновременно с постройкой Барнаульского медеплавильного завода был проложен тракт – Змеиногорский, по которому в Санкт-Петербург под оказией (оказия – вооружённый конвой с пушкой) везли медь, серебро и золото. Восточной стороной гора полого сползает к многокилометровой в длину и узкой, метров в сто пятьдесят полоске земли – правому берегу реки Барнаулка. Южным краем подходит к обрыву, отвесно срывающемуся с высоты сто метров в Обь. У этого обрыва, скрывающего своё подножье в паводок и обнажающегося после него местная ребятня в год полёта в космос Юрия Алексеевича Гагарина устроила "космодром", – выровняла ногами площадку и лепила на ней из песка ракеты. Себя пацанва вырядили в "скафандры", – кто-то надел на голову мотоциклетный шлем, кто-то танковый шлем, кто-то рабочую каску, а два мальчика вырезали в старых вёдрах отверстия для глаз и насадили те "космические" шлемы на свою голову. А один мальчик оказался самым находчивым, укрепил на своём "шлеме" два скрученных в спираль отрезка медной проволоки, сказал, что это антенна, с помощью которой он переговаривается с марсианами. Его примеру последовали все ребята. Игра приобрела таинственный оттенок, так как все мальчики стали разговаривать не только между собой, но и с инопланетянами. С первыми сумерками игру прекращали и возвращались домой, – пересекали полотно узкоколейки и далее шли по узкой пыльной улице к мосту через Барнаулку.
Подошли и ступили на него.
– Глядь, пацаны, туда шли, доска была гнилая, а нынче новенькая, свеженькая. Чудеса, прям! – проговорил один мальчик.
– Ага, чудеса! – подтвердили слова мальчика другие ребята.
 Идут дальше, прошли треть моста и в страхе замерли, – на противоположной стороне моста возник мужчина в чёрном картузе, в чёрном сюртуке и в чёрных шароварах, заправленных в чёрные сапоги. Словно каменный истукан он стоял на дощатом настиле и медленно покачивался из стороны в сторону, как бы охраняя переход на противоположный берег реки.
Сбросив секундное оцепенение, ребята бросились в обратную сторону, но, не сделав и трёх шагов, были остановлены тем же мужчиной, мгновенно возникшим на другой стороне моста, ещё секунду назад свободной от кого бы то ни было. Мальчики с криком повернули в первоначальную сторону своего движения, она была пустынна, но всего лишь секунду. Тот же мужчина вновь оказался на их пути, вырос из-под настила моста, как и в первый раз.
Один из мальчиков крикнул:
– Пацаны, не бойся, нас много! – и шагнул в сторону мужчины.
Друзья мальчика последовали за ним, и привидение тотчас исчезло с их пути.
***
Пришёл домой староста, – ни жив, ни мёртв, слово не мог вымолвить полчаса, потом понемногу пришёл в себя и сказал:
– Всё, отныне ни капли водки в рот!
Жена аж руками всплеснула, а у детей, пятеро их было у него, челюсти отвисли. Воззрились все шестеро на него, уши навострили.
– Сильно больно мне было на душе, – ткнув себя кулаком в грудь, – от обиды, нанесённой управляющим прилюдно, – проговорил староста. –  Знаешь, поди, уже всё. Народ-то он мастак языком трепать, ему это потеха.  Пошёл я в кабак боль свою изгнать, крепко изгнал, домой пошёл, а на мосту, что намедни ремонтировал, куча чертенят резвится, у всех головы как тыквы, и все рогатые. А рожки не такие, как малюют их в церквах, а тоненькие и длинные, как усики у таракана, но только витые в спиральки. Чертенята бегают взад-вперёд, рожки на голове змеятся, из стороны в сторону крутятся, ужас меня охватил. Я от них в обратную сторону бросился, а они поперёк меня на другой стороне моста встали, я развернулся и потёк обратно, они опять поперёк моста на другой стороне. Молитву прочитал, Господа Бога вспомнил, они и исчезли. Прости меня Мать Божья, – перекрестился староста на икону Божьей матери. – Отныне ни капли водки в рот, вот те истинный крест, – сказал и вновь перекрестился.
– Допился! Черти уже мерещатся! Сколь раз тебе говорила, не доведёт до добра водка твоя треклятая. Ан нет… всё за своё, – стала упрекать мужа Федотья. – Вон… глаз-то совсем оплыл. Видать хорошо тебе врезал управляющий, да мало видать, попёрся в кабак. Нет, чтоб деткам малым конфект купить… куды там… лутше водку в горло своё лужёное залить. Тфу на тебя, Ирода окаянного. Так тебе и надо. Не черти, а скоро сам дьявол на твоём пути встанет и сбросют тебя со старосты-то. Что тогда делать будешь, чем семью кормить… Ирод ты и есть Ирод! Уйду от тебя, надоел хуже горькой редьки. К родителям в деревню подамся, всё лутше, чем с тобой пьяницей жить!
– Прости, Федотья! Христом Богом молюсь, вот те истинный крест, – перекрестился с мольбой в глазах, – отныне покончил с водкой раз и навсегда!
– Посмотрим, – ответила женщина. – Но попомни, в последний раз прощаю.
На следующий день староста занялся капитальным ремонтом моста. Укрепил сваи, поставил перед ними ледорубы, настелил новые доски на проезжую часть моста, обустроил на нём пешеходные дорожки, обновил перила, уложил по каждую сторону моста тесаный булыжник, и дорогу к мосту, так же по обе стороны его, засыпал мелким гравием на целую версту.
***
Вот и все дела. Конец вроде бы той истории, ан нет! Продолжение имеется.

Золотое колесо
Обозлился чёрт чертовски сильно. Как лучше для себя хотел сделать, – в горького пьяницу превратить старосту, а вышло всё наоборот, – перестал мужик на водку даже глядеть. И решил тогда чёрт другую чертовскую шутку свершить.
Как и предупреждал управляющий, через неделю проезжал по Барнаулу сам Акинфий Никитич Демидов. Въехал он на мост, хрясть, колесо от кареты отвалилось и скатилось с моста в реку Барнаулку. Всё бы ничего, поставили бы новое, только колесо было золотое. Правда, не полностью золотое, спицы лишь были покрыты золотом, но всё же… больших денег оно стоило.
Принялись искать колесо, в реку ныряли, куда там… пропало оно и поныне не могут найти.
Вышел из кареты Демидов, ругнулся незлобиво, мост осмотрел.
– Хорош мост! Лучший из всех, какие пришлось проезжать, – сказал. – Нет вины старосты. Карета, видать, совсем худа стала, – подумал. – А всё ж таки старосту надо бы позвать.
Предстал староста пред светлы очи Акинфия Никитича, голову низко склонил и думает:
– Эт тебе не управляющий. Снимут с меня голову!
А Демидов подошёл к старосте, положил свою крепкую руку на его плечо и сказал:
– Добро службу несёшь, староста! Благодарность тебе объявлю за рвение твоё в службе! Молодец! Много мостов и дорог проехал, а такой славной дороги и моста крепкого не видывал. Заслуживаешь ты, мил человек, не только благодарности моей, но и материального вознаграждения.
– Рад стараться, ваша светлость! – ответил староста, низко склонив голову.
И вручил Акинфий Никитич Демидов старосте 100 рублей.
Пришёл староста домой сияющий и с подарками. Детям купил десять фунтов конфет разных и все в обёртках, кроме того, девочкам ленты шёлковые, а мальчикам картузы, жене подарил сарафан новый и новую шаль с крупным разноцветным рисунком, а в дом новый медный самовар. Ещё купил, но уже на следующий день, вторую корову, лошадь молодую и нанял плотников на обновление и расширение дома.
Счастливо зажил и мирно.
P.S. Акинфий Никитич Демидов никогда не был в Барнауле, но легенд о нём в столице Золотого Края много.