Роззенборк 5

 (Вижу, ты хочешь спросить меня, почему же до этой минуты никто не увидел графиню? Я позволю себе ответить за всех. На самом деле ее видели, просто никто не обратил внимания. Так бывает. Статус и вовсе признавался позже, что принял ее за груду тряпья. Он, хоть и галантный, но далеко не всегда тактичный).

  Графиня предстала перед ними, и некоторое время все с любопытством ее разглядывали, потрясенные разительной переменой в ее облике. Вдовий наряд сменило пышное бальное платье из тарлатана цвета слоновой кости с кружевными манжетами и высоким воротником. Исчезла и вуаль, и вместо нее на голове графини красовался высокий, завитый белый парик. Само лицо тоже было выбелено, а губы ярко накрашены в цвет фуксии. Но никакие белила и румяна не могли скрыть того, что главное осталось неизменным – графиня действительно была очень стара. Тонкая как пергамент кожа едва обтягивала ее маленький череп, а накрашенные губы заметно провалились.
 Такой они ее увидели. Все отреагировали по-разному, но самой бесподобной оказалась реакция нашего дорогого Женераля.
 - Выкусите, хейтеры! – вскричал он радостно. – Это два разных человека! А я верил вопреки всему!
 Вероятно, он просто забыл, что сам же и подкинул эту идею. Целеустремленно и вдохновенно Статус начал бочком подбираться ко мне. Я остановила его жестом.
 - Прошу вас, выслушайте графиню, - сказала я.
 - Откуда мы знаем, кто из них настоящая графиня? – остудил общий пыл колдун Ябы.
 - Может быть, мой голос покажется вам знакомым, - с трудом произнесла графиня и неожиданно зашлась в приступе кашля.
 - Что ж, это несомненно она, - поморщился Ябы.
 Графиня поднесла к губам платок, и, даже не глядя, я знала, что на нем остались пятнышки крови.
 - Я совсем будоражим, - произнес очнувшийся Элифалиэль, - какой дерзкий опыт для души и чресла.
 - Как ты, Вера? – спросила Эскапада, безошибочно определив, что миг самого большого напряжения уже прошел. – Хорошо, - сказала она после, убедившись, что с Верой все в порядке, насколько это возможно, и она уже приходит в себя в объятиях сестры, - мы готовы выслушать. Думаю, нам и правда интересно будет послушать.
 Графиня повернула ко мне свое бледное лицо, и только я могла понять, насколько она взволнована.
 - Кажется, ты была права, бабушка, - сказала она, и ее голос был бесконечно устал и обречен. Ее голос сам по себе был признанием поражения. Мое сердце могло бы быть окончательно разбито.
 - Бабушка, - засмеялся Элифалиэль, - всех перепутано от возраста!
 Статус открыл рот, переводя удивленный взгляд с меня на графиню. Я не могла сдержать невольной печальной улыбки.
 - Скорее, пра-пра-пра… в общем, прабабушка, - сказала я.

  О, не смотри на меня так! Я прекрасно понимаю твое недоумение и согласна с тем, что настала пора утолить твое любопытство. Открыть карты, как сказал бы Рилл, восполнить пробелы и посвятить тебя в одну тайну. Иначе зачем все это было? Время пришло. И для этого мы снова должны вернуться к истории об одной бедной сельской девушке по имени Охра.
 Что ж, теперь я готова:

Глава двадцать пятая

  Как говорится, в положенный срок я разрешилась от бремени.
 Я родила удивительного мальчика – здорового, крепкого и очень похожего на молодого графа.
 В деревне стали шептаться с новой силой, хотя, чего шептаться – все и так было очевидно. И странное дело: к молодому графу, как я уже говорила, в округе относились хорошо, но почему-то это никоим образом не распространялось на его сына.
 Графский ублюдок, называли его за глаза. Вероятно, это было больше связано с тем негативом, который я порой ощущала на себе. Кем я была? Распутной девкой, которая нагуляла ребеночка. С этим я ничего не могла поделать, но я любила свое невинное дитя всем сердцем, я дарила ему все свои невостребованные чувства и, как могла, старалась оградить его от всего дурного.
 Было ли этого достаточно? Думаю, да, потому что со временем отношение к моему сыну начало меняться. Да и люди у нас были по большей части не злые.

  Знал ли сам молодой граф о своем сыне?
 Что ж, однажды, когда я еще ходила в тягости и уже не могла скрыть своего интересного положения, он увидел меня издали недалеко от рынка.
 Изменился в лице. А потом только оскалился и прошел мимо. Мне к тому времени было уже все равно. А больше я его и не видела – до определенного дня. Не думаю, что он прямо вот так нарочно избегал меня (потому что, какое ему, в сущности, до того было дело?), просто сложилось. Но, конечно, он все знал, не мог не знать. Другое дело, насколько это могло его заинтересовать, и находилось ли мне или хотя бы ребенку хоть какое-то место в его мыслях? Но я уже сказала, что мне было все равно. Напротив, я была только рада, что его не оказалось в нашей жизни. Иллюзиям свойственно разрушаться, и порой – очень безжалостно. Я уже не была той наивной девчонкой, верящей в чистое, светлое и сказочное. В конце концов я была матерью.

  В общем, так и жили, и, вроде бы, все снова входило в некую известную колею, и жизнь опять казалась предсказуемой. Мы работали в пекарне и кондитерской, по-прежнему радуя покупателей нашей вкусной выпечкой, и дела даже пошли в гору.
 Но в ту пору, когда мой сыночек едва оторвался от груди, произошло одно событие, которого, в принципе, давно ожидали. Двенадцатый граф Роззенборк почил с миром. Молодой граф, теперь уже просто Тринадцатый граф, вступил в законные права наследования.
 И вот тогда, пусть и не сразу, но все изменилось. Для меня-то уж точно. А что касается всей деревни, то она в целом продолжала жить своей обычной жизнью, но со временем я стала замечать, что на меня смотрят уже немного иначе.
 С чем это было связано, спросишь ты? На самом деле все очень просто. Тринадцатый граф, вынужденно или нет, остепенился, и настала пора ему задуматься о законной супруге и наследнике. По-сути, это стало его первой обязанностью, как только он занял графское кресло. Тогда старые слухи начали циркулировать с новой силой. Оказывается, наследник у графа уже есть, а я – ладная, красивая, а главное, своя – чем не подходящая партия? Не было никакого закона, чтобы граф, при желании, не мог взять меня в жены и сделать графиней. Такие разговоры я начала слышать все чаще, а в наших достаточно замкнутых краях, кто бы что ни говорил, правитель должен был считаться с мнением населения.
 Для меня же все это было крайне удивительно, и не сказать, что удивление это было радостным. Во-первых, я не могла понять, почему вдруг все встали на мою сторону. Во-вторых, я не хотела иметь с этим ничего общего. Если бы могла, я вообще бы с радостью все забыла. Ребенок был мой и ничей больше.

  Я напомню, что сейчас у меня нет цели углубляться в эту историю. Может быть, когда-нибудь. Или в конце концов ты все можешь додумать сам. И вряд ли ошибешься. Мысли, чувства и поступки – они, знаешь ли, не так уж и уникальны. Они заложены во всех нас, не зависят от времени и всегда узнаваемы.
 Поэтому достаточно будет того, что мы пройдемся по верхам.

  Естественно, что и до графа все эти разговоры дошли. Он не обрадовался, и это еще мягко сказано. Я, конечно, не могу знать, что творилось в его голове, а мысли некоторых людей и вовсе непостижимы, но, судя по воспоследовавшей реакции, любые негативные эпитеты будут недостаточны. Отреагировал граф очень и очень неожиданно и нестандартно. Расскажу об этом максимально кратко и сухо, но прошу тебя, не обманывайся видимым спокойствием и холодностью моего голоса. Скрепи свое сердце, как я когда-то и просто переживи это вместе со мной.

  Однажды вечером, подгадав момент, когда я закрывала лавку и поблизости никого не было, несколько неизвестных напали на меня и похитили. Все произошло настолько быстро, что я не успела даже вскрикнуть.
 Очнулась я уже в замке. Это выяснилось позже, а поначалу все, что мне было известно, это то, что я лежу на чем-то холодном и твердом – вероятно, на каменном полу, вероятно, в помещении – это как-то чувствовалось. Я была связана, во рту был кляп, а на голове – мешок. И голова дико болела.
 Можешь представить, какой ужас на меня нахлынул! Даже не буду вдаваться в подробности, чтобы пощадить твои чувства.
 Оказалось также, что там – где бы то ни было – я находилась не одна.
 - Нахрен вы ее сюда притащили? – спросил кто-то, и я сразу узнала голос графа.
 Не могу сказать, что мой ужас стал хотя бы чуточку меньше.
 - Но вы же ж… - отозвался незнакомый сиплый бас.
 - Я сказал, что хочу побеседовать без свидетелей!
 - Да мы ведь…
 - Уберите мешок!
 Я действительно находилась в какой-то небольшой, едва освещенной комнате без окон.
 - Господи, - сказал граф – скорее, брезгливо, чем удивленно, - это что, кровь?
 Он придвинул стул с высокой спинкой и сел на него верхом. Лежа на полу, я с ужасом смотрела на него снизу-вверх. Помимо нас в комнате присутствовала парочка здоровенных детин очень выразительной бандитской наружности, которых раньше я никогда в деревне или поблизости не видела. Интересными людьми окружил себя новый граф в последнее время.
 - Итак, - сказал он, - на что же ты надеялась?
 Я замотала головой.
 - Выньте кляп. Послушаем.
 Но я все равно не могла говорить. Слезы душили меня.
 - Нечего сказать? – Граф снисходительно улыбнулся. – А раньше-то смелая была. Когда распускала все эти мерзкие слухи!
 - Н-не… не… - попыталась отвечать я.
 Раньше я не знала, что граф может столь быстро впадать в такую необузданную ярость. Он вскочил на ноги, отшвырнув стул, буквально исходя нечеловеческой страшной злобой. Я и без этого была напугана до самого края. Сквозь слезы видя его начищенные сапоги, я начала дергаться в панике, неосознанно стремясь оказаться от них как можно дальше. Но в комнате, учитывая двух подпирающих потолок молодчиков, и без того было тесно. Я была связана, деваться мне было некуда.
 - На что ты надеялась, курва? – повторил граф.
 В ответ я могла только невнятно мычать. Но думаю, никакой ответ не был бы для него важен. Он слышал только себя.
 - Думала, твой ублюдок поможет занять тебе место подле меня? Никто не поверит, что ребенок от меня! Никто ничего не докажет! Ты слышишь меня? Никто не докажет! Я сколько угодно свидетелей найду!
 Он прошелся туда-сюда, и я никак не могла оторвать затуманенного взора от этих поскрипывающих сапог. Снова навис надо мной.
 - Что ты хочешь?
 Чувствуя во рту железный вкус крови, я все-таки смогла выдавить из себя:
 - Мне ничего не нужно… мой граф…

  «Мой граф»! Забавно, а ведь это были мои последние слова. Сомневаюсь, что их вообще хоть кто-нибудь расслышал.
 Он пнул меня прямо в грудь. Уж не знаю, насколько сильным был удар, но почему-то его хватило. Почему-то хватило, насколько бы это ни звучало невероятно.
 Мое сердце внезапно остановилось.
 Помню момент всепоглощающей, невыразимой боли, вихрем пронесшейся по мне, перекрутившей и перемешавшей все мои чувства, и это было мое последнее физическое переживание. 
 Я выгнулась дугой, а потом обмякла. Боль просто… выключилась.
 - Что с ней? – спросил граф.
 - Кажись… кажись готова, - отвечал кто-то из молодчиков.
 И это была сущая правда. Фактически я уже была мертва, но все еще каким-то образом воспринимала этот мир, из которого меня столь безнадежно исторгли.
 - Что? – вскричал граф. – Быть не может! Проверь!
 Один из бандитов склонился надо мной.
 - Преставилась, - вынес он свой безапелляционный вердикт спустя немногое время.
 Граф заметался по комнате, пнул стул, схватил молодчика за грудки.
 - Что ты такое говоришь? Это невозможно!
 Но, увы, это было так. Там, в той сумрачной и холодной комнате закончилась моя жизнь со всеми ее мечтами и надеждами, и единственная невозможность заключалась в том, что ничего уже нельзя было исправить.

  О, мой хороший, это что, слезы? Не стоит, прошу тебя! Не стоит. В конце концов ты же понимаешь, что все это осталось далеко позади, и времена эти давно миновали. Я несказанно тронута твоей добротой, твоим сочувствием, твоими искренними и глубокими переживаниями. Но я вовсе не хотела причинить тебе боль, поэтому умоляю тебя: пощади свои чувства и постарайся воспринять все это просто как сухой исторический отчет, не позволяй былому и практически всеми забытому завладеть твоими эмоциями. Будь так же спокоен, как я сейчас. Ах, мой милый, я знаю, что прошу о невозможном! Конечно, это оставит свой след в твоем большом, отзывчивом сердце, и я – невольный тому виновник. Что же, тогда тебе придется призвать все свое мужество и просто дослушать. Но при этом знай, что с тобой – моя бесконечная благодарность.

 - Что будем делать? – спросил граф, как только немного пришел в себя.
 Метаться он перестал и выглядел весьма растерянным. Один из его безымянных подельников оказался, видимо, не совсем дураком.
 - Дык ясно, - пробасил он. – Обратно ее вертаем.
 - Что?
 - Возле лавки бросим. Мало ли там что?
 Граф неожиданно ухватился за эту идею.
 - Возле лавки… А на меня не подумают?
 - Да мало ли…
 - А можно небольшой погром устроить. Типа, ограбление!
 - Так сделаем.
 - Да! Так и надо сделать!  А вас точно никто не видел?
 - Обижаете. Мы ее в фургон, и сразу сюдой.
 - Хвалю. Вернуться надо так же незаметно. Погодите, а охрана на воротах? Хотя там свои. Но будет лучше, если никто не увидит, что вы опять покидаете замок. – На секунду граф задумался, словно не желая делиться неким секретом. – Здесь под горой много всяких ходов, как в муравейнике каком-нибудь. Большинство неизвестны, но про один я знаю точно. Ведет под самым озером. Сам не раз бегал в деревню таким образом. Надежный ход. Так и поступим! Я покажу дорогу, но дальше – сами.
 Граф пришел в нездоровое, горячечное возбуждение. Все было легко и все было решаемо.
 - Нужно спешить! – воскликнул он вдохновенно.
 И тогда один из подельников взвалил меня на плечо, и мы отправились в последний путь, который предстояло проделать моему земному телу.

  Иногда подробности не нужны. Показав дорогу, граф с облегчением удалился, все еще, должно быть, пребывая во власти убийственного воодушевления. Мы были в подземельях замка, в этом самом лабиринте, о котором ты уже знаешь. Жизни во мне не было нисколько, но оставался бесконечный ужас и хаотичные вспышки убегающих мыслей. И сильнее всего был страх за судьбу моего ребенка. И этот страх переродился в несокрушимую ярость, направленную в первую очередь на графа, но также и на весь Роззенборк. В тот неизбежный момент, навсегда исторгаясь наконец из себя вместе с ужасом и гневом, я послала в мир страшное проклятье, которое не было облечено в слова, но от того оказалось еще более жутким. Я сама стала этим проклятием. Уходя в ревущую, невообразимую тьму без всякого покоя, я все равно не могла смириться, хотя все переживания словно бы теряли свою значимость, уходили все дальше и дальше, давая несбыточный шанс на освобождение.
 Может быть, правда, что тогда в тех подземельях пробудилась от долгого сна некая магия. За секунду до того, как раствориться в неблагословенной тьме, я, кажется, услышала далекий голос:
 - Исполняю!
 Впрочем, как я могу быть уверена?
 А потом потолок старого тоннеля обрушился на мое мертвое тело и на моих еще вполне, но очень недолго живых обидчиков.

  Позволь, о том, что было дальше, я расскажу совсем уже вкратце. С одной стороны, я и так уже утомила всех чрезмерно – красноречивым свидетельством тому уснувший Элифалиэль. А с другой, последующие годы принадлежат только мне, и многое из того что было, не хотелось бы делать достоянием общественности, тем более, что случались моменты, которыми я не могу гордиться. Нет, осуждения я не боюсь, но в конце концов в женщине должна оставаться какая-то загадка!
 Самое главное ты узнаешь, но, если попутно у тебя возникнут какие-нибудь вопросы, я отвечу на них позже. Пока же буду краткой, но пусть это будет отдельная

Глава двадцать шестая

  Итак, прошло некоторое время, которое отныне и впредь не имело для меня большого значения. Кажется, это была одна из редких ночей в году, когда звезды и луны выстраиваются особенным образом. Или это была просто обычная летняя ночь, а необычной она стала только для меня.
 Я пришла в сознание.
 Впрочем, не знаю, насколько это можно назвать сознанием. По крайней мере память осталась при мне.
 В общем, я стала призраком.

  Возможно, ты захочешь спросить меня, каково это? Как вообще осознают себя призраки?
 Пожалуй, это единственный вопрос, на который я не смогу дать тебе достойный и достаточный ответ. Не потому, что не знаю, а потому что тебе лучше не знать. Никому этого знать нельзя. Извини. Единственное, что могу сказать, это то, что я сразу поняла, кем отныне являюсь. Как выяснилось, такие вещи довольно быстро и отчетливо осознаешь. Потому что смерть оставила неизгладимое впечатление, и о таком просто нельзя было забыть или посчитать сном. Я пробудилась в каком-то смысле, но меня словно бы не до конца проявили на черно-белой фотографии.

  Осталась ли обида? Вероятно. Но теперь она была далекой и незначительной, как и прочие чувства. Не было красок и не было жизни, ты же понимаешь.
 И не было свободы. Я проверяла. Не единожды за последующие годы я пыталась покинуть долину Роззенборк или хотя бы просто кануть куда-нибудь в небытие, но не могла. Конечно, по своему усмотрению я могла бывать почти где угодно в замке или деревне, но не дальше. И забыться у меня тоже не получалось. Ни на миг. Так что да, время не имело особого значения, но это все же были чертовски долгие годы. Если бы мои чувства не стали такими же бледными и бесплотными, я бы, наверное, свихнулась – говорю тебе без обиняков. Я всецело находилась во власти некой силы.
 Я была проклятием.

  Впервые я появилась в деревне, рядом с нашим домом, и не удивилась. Вся моя жизнь прошла в этом месте, так что, чему тут удивляться?
 Удивилась я позже, если призракам в принципе можно приписать какие-либо человеческие чувства.
 Оказывается, прошло немало времени, и мой сын подрос. К счастью, граф ничего с ним не сделал. Когда я столь внезапно исчезла вместе со своими похитителями, ему, по всей видимости, пришлось подкорректировать свои планы. Чтобы отвести от себя подозрения, граф распустил слух, что я сбежала с какими-то заезжими гастролерами, как типичная гулящая девка. Нашлись даже свидетели. Не знаю, насколько правдоподобно все это звучало, но этого и не требовалось, к тому же тело мое так и не нашли. Некоторые люди на полном серьезе рассуждали о том, что я всегда была немного не от мира сего и меня манили иные края. А то, что баба ребенка бросила, так этого и стоило ожидать.
 А вот кто точно не поверил всем этим неуклюжим байкам, это мои родители. Но у них не было никаких доказательств, и что они вообще могли сделать? Не могу представить, насколько тяжело им пришлось. Может быть, они и совершили бы какую-нибудь глупость (есть основания считать, что отец был очень близок к тому, чтобы открыто выступить против графа), но у них оставался внук, который требовал любви и заботы. Возможно, он один и не дал им сломаться.
 И, как я уже сказала, граф никого из них не тронул. Вероятно, он справедливо посчитал, что это будет слишком уж подозрительно. Вероятно, он просто выжидал удобного момента.
 Но тут вернулась я.

  А проклятие, между тем, начало действовать даже еще раньше.
 Граф так и не обрел семью и уж тем более официального наследника. Со временем он все больше отдалялся от мира, испытывая необъяснимую хандру, совсем как его отец в последние годы с той лишь разницей, что новый граф был еще достаточно молод. Но он сделался хвор, крайне переменчив характером и вообще нестабилен. Ко всему этому добавилась я.
 Мне весьма неловко говорить обо всех моих призрачных делах, но что было, то было. Не знаю, извиняет ли меня то, что я и сама была во власти проклятия. Впрочем, не все ли равно? Мы все, так или иначе, были во власти некой силы.

  И начались ночи кошмаров и ужасов. Я могла являться кому захочу и когда захочу и, хотя во мне уже не было достаточно сильных чувств, таких как злость или ненависть (если они вообще когда-то были), я все же принялась довольно усердно изводить графа. Проклятье работало.
 Стоит ли говорить, что это была отдельная и очень страшная история? Но ее я отдаю на откуп твоему воображению, надеясь при этом, что оно у тебя достаточно, но не чересчур болезненное. Я предупреждала, что в рамках этой истории не стану вдаваться в излишне тяжелые подробности, даже если они были бы здесь уместны. Давай просто слегка побережем наши чувства.

  Призрак замка Роззенборк, каково? Извини. Мне не очень легко говорить об этом, ты должен меня понять. Есть некая боль, даже не боль, а словно холод внутри, от которого, увы, невозможно окончательно освободиться. Но не станем на этом зацикливаться.
 В положенный срок (впрочем, какой положенный? – гораздо раньше, чем должно было быть) тринадцатый граф Роззенборк сошел-таки в могилу. Что ж, он, конечно, натерпелся под конец, но об этом я говорить не хочу. Хватит уже о нем. Признанных наследников у графа не оказалось, но был один непризнанный, о котором вовремя вспомнили.
 Мой сын. Он-то, не без моей незримой помощи, и стал четырнадцатым графом. К тому времени он достаточно возмужал. Мои собственные родители еще застали это время, и мне хочется думать, что они испытали удовлетворение (я не говорю счастье, потому что оно давно ушло из их жизни) оттого, что свершилась некая справедливость. Не знаю, правда, насколько им все это уже было нужно. Даже мне это не было нужно. Но я была несвободна.

  Ох, не такую историю должен был ты услышать в этот теплый дружеский вечер! Но я предупреждала с самого начала. Придется нам всем потерпеть. Мне самой все труднее за сухостью слов прятать настоящую бурю (не на море будет сказано). Мои слова – как мартиролог.

  Мой сын правил до старости и оставил после себя потомство. Мой внук погиб молодым, но тоже не бездетным. Моя правнучка… впрочем, довольно. Их было еще много, и о каждом я могла бы рассказать и, быть может, когда-нибудь так и сделаю, потому что хочу, чтобы их помнили, но сейчас мне не хватит сил. Однако ты должен знать, что все они были достойные люди. По большей части. И я была с ними рядом. С тихой горечью (насколько мне это было доступно) наблюдая, как медленно, но неумолимо исполняется мое проклятье.
 Не находишь, что есть некая ирония судьбы в том, что в итоге я прокляла свой собственный род, своих потомков? Возможно, так всегда и происходит, что в конце концов мы наказываем сами себя, а проклятье не знает жалости, ему вообще чужды чувства, оно просто случается. И иногда оно совершенно не спешит, но это совсем не имеет значения, поскольку оно неотвратимо.
 Печальный призрак Роззенборка, который бродил тут и там и уже давно никого не пугал, уныло взирал на то, как с каждым новым поколением словно бы истончается сама суть жизни всех обитателей замка и долины. Иными словами, Роззенборк вырождался, и даже сама земля плодоносила все меньше. Эти края перестали быть благословенными, а память о них в остальном мире постепенно стиралась.

  И вот однажды в замке остались только я и последняя графиня Роззенборк.
 Когда она родилась, в округе еще оставались кое-какие люди (точнее сказать, только в замке, потому что деревня вымерла уже давно), но мать графини умерла вскоре после родов, и мне пришлось взять воспитание девочки на себя. К тому времени я уже давно присутствовала везде достаточно открыто, почти никого этим не смущая. Я знала о проклятье и знала, что сама им являюсь, но, даже желая, чтобы все это закончилось, я не могла не откликнуться жалостью на судьбу невинного ребенка, пусть это была только бледная тень былых чувств. Но все-таки она была и моим потомком тоже, а не только давно почившего не с миром тринадцатого графа.
 На определенный срок я взяла на себя обязанности графини и практически круглые сутки оставалась видимой для глаз, хотя никто не мог ко мне прикоснуться. Но будем честны: я уже много лет была единственной настоящей графиней в замке. Призрачная правительница, и только благодаря моим силам, как это ни парадоксально звучит, в замке еще теплилась какая-то жизнь.

  Девочка росла очень славной, и незаметно для себя я очень сильно к ней привязалась. Настолько, что в итоге она обрела некую вполне реальную власть надо мной. Я ничем не могла ей перечить. Впрочем, этим она никогда особо не злоупотребляла, может быть, только в бунтарском подростковом возрасте, и то слегка. Удивительным же во всем этом было другое. Оказывается, все прошедшие годы и мое собственное бесплотное состояние так и не смогли убить во мне неких остатков человеческих чувств. Можно сказать, что я любила ее. Всем сердцем, которого, увы, у меня не было.

  К тому времени когда последняя графиня Роззенборк, так сказать, созрела для материнства, в замке уже не осталось никого, кроме нас двоих, и мы прекрасно знали, чем это закончится. Проклятие будет исполнено. Ничего не останется. К чему лично я относилась со смиренным фатализмом, но графиня (теперь уже молодая женщина) отказывалась мириться с таким положением. Вот только она, как и я, не могла покинуть этих мест. Еще одна сторона неизбежности.
 Еще в детстве графиня всерьез увлеклась магией, к чему я отнеслась с известным скептицизмом, но, учитывая нашу нерушимую связь, не могла ей перечить. Однако время шло, а ничего не менялось. Проклятье снять не удалось. На склоне жизни, уже будучи неизлечимо больна, графиня облачилась во вдовий наряд, как символ всех несбывшихся надежд и горьких поражений. Мне казалось, что она окончательно смирилась, и мы готовы были тихо и мирно (насколько это возможно в нашем положении) доживать наши последние дни.

  Но однажды – однажды – у ворот замка появилась одна прелюбопытная компания. И тут выяснилось, что графиня далеко не смирилась. А я сразу возненавидела их за то, что они бесцеремонно вторглись в то, что я считала уже свершившимся. За ложную надежду, которую они подарили моей девочке («поклянись не вмешиваться ни словом, ни действием», - потребовала она, когда узнала о непрошенных визитерах, и я поклялась).

  Что ж, теперь ты знаешь практически все, и загадок почти не осталось. А значит, самое время вернуться к нашим героям, которых, напомню, мы оставили в самый напряженный момент глубоко в недрах замковой горы:

Глава двадцать седьмая

  - Когда вы появились, - тусклым голосом, в котором перегорели все эмоции говорила графиня всей компании, - я поняла, что это мой шанс.
 - Какой еще шанс? – не понял Статус.
 Графиня вздохнула и закатила глаза.
 - По всей видимости, я должна пояснить. Здесь не обойтись без предыстории. – Она посмотрела на меня. – Быть может, ты расскажешь, бабуля?
 Я улыбнулась и покачала головой.
 - Лучше ты, милая.
 Хотя я прекрасно знала, что рассказ может утомить ее, но, по моему мнению, ей необходимо было сейчас выговориться, чтобы отвлечься от настоящего. И тогда графиня, конечно, своими словами, без подробностей и с некоторыми неточностями, настолько, насколько знала сама, поведала историю, которую в принципе я тебе уже рассказала, а потому мы благополучно это пропустим.
 - Но, когда появились вы, - наконец вернулась она к настоящему, - мне стало понятно, что сама рука судьбы привела вас. Поскольку и время было самое подходящее, лучше не придумаешь. Я молилась об этом.
 - Не, так-то понятно, - перебил неугомонный Статус, глядя при этом на меня, скромно стоящую в сторонке. – Но одно как-то в голове не укладывается.
 Для убедительности он даже потряс головой, а потом простер ко мне руки.
 - Вы что, выходит, призрак?
 Такая искренняя непосредственность вызвала у меня легкую улыбку.
 - Получается, так, - сказала я.
 - Зашибись!
 - Облом, брат? – усмехнулся Рилл.
 - А можно потрогать? – не сдавался Статус.
 Раздражало ли это? Ну, может быть, слегка. Наш будущий Женераль всегда был немного несносным, и, как-то незаметно для себя почувствовав однажды с ним некую эмоциональную связь, я не могла на него всерьез обижаться. Я могу сказать и иначе: даже будучи призраком, именно рядом с ним я почему-то чувствовала себя почти живой. Наиболее живой, насколько это было возможно. Может быть, сказывалось его отношение, его интерес, я не знаю, но это был довольно удивительный факт, на который я не сразу, но все же обратила внимание.

  (По крайней мере теперь, милый Откад, ты понимаешь, насколько сложно и неправильно было бы заявить о себе в первом лице в самом начале повествования. Какая бы получилась интрига, если бы я сразу сообщила, что незримо присутствовала между героями и наблюдала?).

  Вместо ответа я материализовалась прямо рядом с ним, а в следующую секунду прошла насквозь. На какое-то мгновение мы практически слились.
 - Ух, ты! – воскликнул Статус. – Прикольно! Ничего не почувствовал.
 - А можно в меня так же? – вскричал Рилл.
 - Обойдешься! – огрызнулся Статус. – Это только между нами! – Он обернулся ко мне, поскольку я уже была за его спиной. – Похоже, вы и правда призрак.
 - Или голограмма, - подсказал волшебник.
 Статус пожал плечами.
 - Я не знаю, что это такое. Но звучит довольно… интимно.
 - Для тебя все так звучит, - проворчал Ябы, отчего-то раздраженный.
 - Вы так ничего и!
 - Не поняли! – хором воскликнули Вера с Любой, по-прежнему не выпускающие друг дружку из крепких объятий. По их милым личикам обильно текли слезы.
 - Какая же это!
 - Трагедия!  Мир ужасен! Иногда депрессия становится.
 - Нашим последним щитом.
 - Невозбежно, - закричал Элифалиэль возмущенно, - куры мять!
 Эскапада поморщилась.
 - Точно распоясался, - пробормотала она.
 - Да всё мы прекрасно поняли, - сказал Ябы, постучав об пол своим посохом. – В жизни случаются разочарования, от этого никуда не деться. Поживите с мое или вот с их, - он кивнул на нас с графиней, - и поймете. Помнится, однажды я целый год поливал растение в горшке с землей, пока не понял, что оно пластмассовое. И вы меня хотите поучить за жизнь?
 - А может быть, все-таки дослушаем историю? – рассудительно предложила Эскапада. – Еще не все сказано. Зачем вы украли Веру?
 - Я как раз к этому подходила, - срывающимся голосом, с трудом сдерживая кашель, произнесла графиня.
 - А Карму зачем порешали? – перебил Рилл.
 Мы с графиней переглянулись.
 - Это не я, - сказала графиня.
 - Это не она, - подтвердила я. – И не я. Признаться, я даже не знаю, что произошло. Я могу бывать повсюду, но не могу быть везде одновременно.
 - Значит, это Гомес, - решительно кивнул самому себе Рилл. – Я же вам говорил!
 - Да какой еще Гомес? – всплеснул руками волшебник.
 - Садовник! Откуда я знаю?
 Я покачала головой.
 - В замке, кроме нас, никого нет. Все остальное – магия.
 - Здесь есть магия? – насторожился Ябы. – Почему я не почувствовал?
 - Потому что это не поджопник! – хохотнул Статус.
 - Я пошутил, - обиделся колдун. – На самом деле я сразу почувствовал.
 - Магия, - произнесла графиня устало. – Я многое о ней узнала. Она была моей последней надеждой, но… не получилось, как вы заметили.
 Столько горечи, столько поражения было в ее словах, что мне захотелось обнять ее, так же крепко, как Люба обнимала Веру. Если бы я могла!
 - А должно было получиться, - продолжала графиня с неимоверной печалью. – Все звезды сошлись нужным образом! Сама судьба…
 - Что должно было получиться? – спросила Эскапада.
 - Полегче, полегче, - сказал Статус. – И так взбодрили Старушку. Сама расскажет.
 Графиня облизала сухие губы, сделав вид, что никакие замечания ее не касаются.
 - Я уже довольно немолода, если вы заметили, - продолжила она.
 - Тихо! – поднял руку Статус. – Нет, это не вам. Вы говорите, говорите.
 - Довольно немолода. А значит, на мне род Роззенборков должен прерваться. Бабушка смирилась, а я не могла.
 - Тихо, говорю! – еще раз крикнул Статус, как-то странно поперхнувшись, словно с трудом сдерживая смех. – Давайте дослушаем!
 - Если коротко, - сказала графиня, с подозрением глядя на всех, - я уже не могу оставить наследников. И это была бы исключительно моя беда, но от этого зависит жизнь бабушки.
 - Это же не жизнь, девочка, - произнесла я.
 - Все равно! Моя судьба не имеет значения, но ты должна оставаться! Я не хочу быть той последней!
 - Ой запутали наконец! – воскликнул эльф, хватаясь за голову. – Скольким бабушек?
 - Так что в итоге? – спросила Эскапада, теряя терпение. – Мы понимаем, у вас был какой-то план?
 Графиня посмотрела на нее почти со злостью.
 - Все очень просто, - отвечала она. – Я говорила, что все сошлось практически идеально. Неизвестно, можно ли снять проклятие, существует ли вообще такой способ, но есть одна древняя магия, о которой я однажды узнала. Благодаря ей, я должна была перенестись в молодое тело. Их все равно две одинаковых. А он, - она кивнула на Статуса, - сделал бы мне наследника. И бабушка осталась бы с нами еще очень надолго.
 - Вот как? – подняла голову Вера. На удивление, говорила она одна, тогда как Люба молча гладила ее по голове.
 - Должна признать, - пожала плечами графиня, - ваша подруга оказалась с характером. Каким-то образом едва не сбежала. Но все это уже не имеет значения. Книги соврали.
 - Книги всегда врут, - сказала я.
 - Я велела тебе не вмешиваться, но ты все равно вмешалась.
 - Потому что ты могла навредить себе и всем остальным. И потому что я… потому что я…
 - Это уже не важно. И теперь мне все равно, что со мной будет. Можете меня судить.
 И вдруг Люба и Вера синхронно поднялись и подошли к ней. И одновременно обняли.
 - Мы понимаем и.
 - Прощаем, - сказали они.
 Усталые глаза графини расширились от безмерного удивления, а потом впервые за все это время наполнились слезами. И кажется, в них впервые появилось настоящее раскаяние, а не только горечь поражения.
 - После всего, что я… - прошептала она.
 - Так-то и я мог бы сделать наследника, - проворчал Рилл. – Почему всегда он?
 - Пожалуй, я тоже мог бы, если порассуждать отвлеченно, - заявил Ябы, оглаживая свою бороду. – И для этого вам даже не пришлось бы красть тело у Веры.
 Эскапада между тем подошла к сестрам, которые выпустили графиню из объятий, но продолжали как-то особенно нежно держать ее за руки, заглядывая в глаза.
 - Вы уверены? – спросила наша суровая воительница. – А-то я сильно подозреваю, что ее магия могла бы сработать, если бы она учла, что вы обе – одно целое, и никак иначе.
 Вера и Люба повернулись к ней.
 - Но мы ведь даже.
 - Не целое. И в этом.
 - Все дело.
 - Но разве никто из вас не?
 - Слушал ее историю? Разве не?
 - Пропустил через свое сердце? Всю боль?
 - И страдания? Такова.
 - Женская доля. И чисто по-женски, как?
 - Можно ее не простить за то?
 - Что она лишь хотела немного счастья для?
 - Себя и своих близких? Мы.
 - В огромной печали. К тому же она.
 - Уже проиграла.
 Эскапада покачала головой.
 - Иногда я вас просто не понимаю, - сказала она. – Но пусть будет так.
 Она неспешно прошлась по освещенному пятачку зала, а потом приблизилась ко мне, глядя прямо в глаза – проницательно и требовательно, как умеет она одна.
 - Значит, это вы, - произнесла она раздельно, и это прозвучало почти как обвинение.
 
  Мои чувства были только тенью былых чувств, но рядом со всеми ними, не только в присутствии Статуса, они почему-то начинали проявляться наиболее ярко. Это то, чего я до конца так и не могла понять. Долгое время я была скорее бесстрастной наблюдательницей, но все они каким-то удивительным образом разбудили мою страсть, и мое отношение к ним поменялось. Настолько, что я с огромным трудом, преодолевая себя, все же попыталась вмешаться в ход событий, даже не надеясь, что мне удастся что-то изменить. Слишком долго я плыла по инерции. В то время как моя внучка сразу начала решительно действовать.
 Но я все еще не понимала их роли. Для меня, уже не счесть сколько времени, существовало лишь проклятие, и все, что происходило, было подчинено ему одному. Поэтому, когда в замок Роззенборк, в этот классический замок с привидением прибыли неожиданные гости, я очень сильно недоумевала. Как они могут быть связаны с нерушимым проклятием? Какова их роль? И что пошло не так? Что сломалось в заведенном и казавшемся незыблемым порядке вещей? Живя, вернее, существуя столько лет под одним и тем же гнетом, я оказалась не готова к переменам. Но эта компания была способна сломать любые шаблоны.

  - Это я, - сказала я. – Не судите графиню. В конечном счете все это только из-за меня. Виновата я одна.
 Эскапада усмехнулась.
 -  Типичная женская беда – взваливать всю вину на себя. Да ладно, никто никого не судит. Все так или иначе благополучно разрешилось, и этого довольно.
 Она снова прошлась, задумчиво потирая подбородок.
 - Хорошо, - произнесла она наконец, сделав для себя какие-то важные выводы. – Мне кажется, будет справедливо, если и мы расскажем одну историю. Тем более, что она по всем признакам связана с вами. А для этого нам понадобится… Карма, выходи уже!
 И в этот момент свет в зале погас.

  На сей раз не стану томить тебя интригой, и сразу сообщу, что причина тому была довольно банальна. Луна сместилась на своей орбите или просто облако набежало, и древние зеркала больше не ловили бледный свет. Магия ушла.
 Но в ряду странных перемен последние слова Эскапады оказались для меня, быть может, самой большой неожиданностью. От удивления я взмахнула руками, и вокруг разлилось бледное, голубоватое сияние, источником которого была я сама. Ты уже видел такое недавно. Призракам, как ты понимаешь, доступны разные штучки. Этот свет был ничуть не хуже лунного и казался даже более волшебным и завораживающим.
 - Ух, ты! – благоговейно произнес Статус, вертя головой. – Подсветка – огонь! Это кто включил?
 Мое внимание, однако, было направлено в другую сторону.
 Из теней, сам словно призрак, бесшумно появился Эксцес Карма.

  Поскольку наш бывший капитан благополучно продолжает управлять «Шпарусом», бороздя суровые воды на краю света, в которых мы оказались, и его нет с нами в этой уютной кают-компании, я позволю себе признание. Даже тогда, при том, что все мои чувства были словно под гнетом затяжного сна, в обществе Эксцеса я, что называется, «испытывала мурашки», фигурально выражаясь. Тогда даже больше, чем сейчас, потому что фактически он был мне не знаком. Поэтому столь внезапное его появление вызвало во мне целую волну самых необыкновенных эмоций. И если все, что происходило до этого момента, было, так или иначе, срежиссировано моей бедной графиней, то теперь я почувствовала, что оказалась, говоря уместным морским термином, в совершенно неизвестных водах.
 Но вернемся к нашей истории:

Глава двадцать восьмая

  Эксцес Карма вышел в центр, по своему обыкновению, равнодушный ко всему и скрестил руки на груди.
 - Докладывай, что ли, - сказала Эскапада, все же инстинктивно слегка отворачивая лицо. – Оно еще здесь?
 - Докладываю: объект не обнаружен, - сказал Карма, и все сморщились, словно попробовали что-то кислое.
 - Как мы и предполагали, - кивнула Эскапада.
 - А тебя считали убитым, чувак! – сказал Рилл. – Ты если сам ходишь, нахрена заставил меня тащить себя?
 - Это был не баг, а фича.
 - Потом разберетесь, кто кому должен, - оборвала Эскапада. Она посмотрела приблизительно в сторону Кармы, но не прям на него. – Но оно здесь было?
 - Это не вызывает сомнений.
 - Как давно?
 - Объект покинул область приблизительно… давно. С предложенными вводными не представляется возможным сказать точнее.
 - Значит, след уже остыл.
 - Может быть, нет. Есть еще она.
 Эксцес Карма указал на меня пальцем, и я вздрогнула, что в принципе призракам не свойственно.
 - Ну да, - задумчиво произнесла Эскапада. – Ладно, к утру жду подробный доклад, а пока… что ж, пока и нам настало время открыться.
 Она обвела всех присутствующих торжественным взглядом, взяв некую драматическую паузу.

  - Было бы идеально, - наконец заговорила она, - если бы мы сидели где-нибудь в гостиной перед камином, а эти каменные кушетки… или что это?.. не слишком удобны, ну да ладно. Суть в том, что мы оказались здесь отнюдь не случайно, я имею в виду в замке.
 - Как? – воскликнул Элифалиэль.
 - Не перебивай меня! – рявкнула Эскапада. – А-то разочаруешь меня окончательно. И так уже по краю ходишь!
 Между прочим, у меня был тот же самый вопрос, но я промолчала.
 - Так вот… на чем я?.. А, совсем не случайно. Я же могу открыть?.. Ладно, я могу открыть. Дело в том, что вот уже некоторое время мы проводим в поисках некоего… пусть будет объекта, как сказал наш… э-э… товарищ. Таково наше задание от вышестоящего руководства. Наша миссия, говоря проще. О цели наших поисков известно немногое. Можно сказать, не известно вообще ничего. Мы не знаем, что это за вещь, или это вообще не вещь, но в народе его, что бы это ни было, называют Макгаффин. Говорят, что он исполняет желания, а ведь наши желания – это то, что движет этим миром. Поэтому найти Макгаффин необходимо. Крайне разрозненные обрывки информации, которые мы кропотливо собирали там и тут, и привели нас в это место. Ну и здесь, хоть наши поиски все еще не увенчались успехом, нам тоже удалось получить кое-какую информацию. Например, мы поняли, что сила Макгаффина вполне реальна и что она может быть использована во вред. Потому что… давайте признаем… всегда ли наши желания чисты? Как мы знаем теперь, именно этот неизвестный артефакт, или что там он из себя представляет, хранящийся в этих подземельях с незапамятных времен, и даровал вам при каком-то невероятном стечении обстоятельств столь беспрецедентное призрачное бессмертие. Изначально вся магия исходила от него.

  (Ох, дорогая, конечно, я знаю, что ты говорила немножечко по-другому, но прости мне эту вольность. Уверена, если бы у тебя было время отшлифовать свою речь, или мы и в самом деле сидели бы где-нибудь в уютной гостиной, она звучала бы именно так).

  - Самым сложным, - продолжала Эскапада, - было сходу разобраться на месте что к чему, не вызывая ничьих подозрений. Мы должны были действовать крайне осторожно, потому что еще не знали, насколько сильно присутствие Макгаффина, и здесь ли он вообще. В этом случае стоит выразить отдельную благодарность нашему великолепному Нуллу. Именно он разработал хитрый план, к которому привлек Карму, поскольку давно замечено, что он, хоть и бросается в глаза, но люди его избегают. Говорю, и у самой мурашки по коже. Но в целом это была блестящая импровизация. Браво, Нулл! Ну и Карма молодец, чего уж там. В целях конспирации подробности не разглашались. Даже я узнала все детали буквально недавно. Таким образом, удалось собрать кое-какую интересующую нас информацию. Мы, конечно, еще не разобрались в природе Макгаффина, но уже можем с уверенностью сказать, что ему свойственно проявлять определенную активность, которая может быть обнаружена. А это уже кое-что. Простите нас за небольшой спектакль, который пришлось разыграть, но первое время мы всерьез подозревали вас в некоем сговоре с искомым нами объектом, если с ним это вообще возможно, мы же не знаем. Даже пытались, работая по наитию и впотьмах, отыскать какие-нибудь зловещие договоры. Из тех, что скрепляют кровью, вы понимаете. Не смейтесь, мы просто перебирали все возможные варианты. К счастью, теперь все прояснилось. Вы даже ничего не знали.
 - Так мы во что-то играли? – озадаченно спросил Рилл.
 - Я же сказала, не перебивать меня! А, это не ты? Рилл, старичок, ты тоже заткнись, будь любезен.
 Эскапада на секунду задумалась.
 - В принципе я уже все сказала, - пожала она плечами. –  Ну и напоследок: как вы думаете, для чего мы все это вам открыли? У нас, признаться, есть интерес. Поскольку вы пока единственная, о ком нам известно, кто контактировал непосредственно с Макгаффином, нам может понадобиться ваша помощь. А теперь, какие-нибудь вопросы?
 Повисла длительная пауза. Соратники воительницы, вероятно, попросту опасались что-нибудь говорить, а мне, как и моей графине, было нужно время, чтобы переварить всю новую ошеломительную информацию.
 Наконец я собралась с мыслями, которые были полны тенью тоски и сожалений.
 - Сейчас это уже не так, - произнесла я, - но долгое время я действительно была зловещим приведением этого замка. Исполняя проклятие, я наводила подлинный ужас. Вы бы побоялись оказаться здесь в те времена.
 - Спорим, нет, - усмехнулся Статус.
 Я не стала, подобно Эскападе, кричать ему, чтобы он не перебивал меня, а просто продолжила, почти не запнувшись:
 -  Но по вашим словам получается, что все это было всего лишь моим собственным желанием.
 Улыбка Эскапады была мягкой и сочувственной.
 - Последствием, дорогуша, последствием вашего желания. Но вы ведь и без того всегда это знали.
 Я нехотя кивнула. Одно дело знать, а признать – совсем другое.
 - И кто-то… или что-то… вот так просто взяло и исполнило? Мимоходом? Может быть, и вовсе случайно? Без всякого умысла?
 Я и сама с трудом понимала, что именно хочу выразить, но все мои подобия настоящих чувств буквально бурлили.
 - Мы еще не знаем, как это все работает, - сказала Эскапада, - но надеемся со временем узнать.
 Вдруг она подошла ко мне и с необычной участливостью заглянула в глаза.
 - Не корите себя слишком строго. Даже после смерти, это всего лишь жизнь. Здесь все двояко. Одно зло наказано, другое причинено. Не нужно даже никаких проклятий, чтобы все продолжалось точно так же.
 Некую тихую и печальную трепетность момента неожиданно прервал очередной приступ надсадного кашля графини. Вера и Люба, так и не отошедшие далеко, тут же кинулись к ней.
 - Оставьте, - с трудом произнесла графиня, вытирая платком окровавленные губы. – Вы уже ничем поможете.
 Она посмотрела на них мутными слезящимися глазами, а мне внезапно совершенно отчетливо вспомнились ясные, светлые, полные любопытства глаза маленькой девочки.
 - Простите меня, - прошептала она. – На самом деле я не хотела… нет, я хотела, но я не думала… Жаль, что я не узнала вас раньше.
 - Это был очень долгий день… и ночь, - сказала я, испытывая какое-то очень давно забытое чувство. – Для всех нас. Графиня устала и нуждается в отдыхе. Мы все нуждаемся. Если вы разрешите мне проводить ее…
 - Мы тоже, – сказала Вера.
 - Проводим, – сказала Люба.
 Я только кивнула. Нет, что это за чувство, струящееся необычной для призрака и даже пугающей теплотой?
 - Что касается моей помощи, - отвлеклась я, - я правда не знаю, чем могу оказаться полезна. Но я готова. Позвольте только и мне немного прийти в себя. Мне тоже нужно о многом подумать.
 - Да мы уже не особо торопимся, - сказал Статус.
 - И стоило вообще затевать весь сыр-бор, - заворчал Ябы, с некоторым неодобрением поглядывая на графиню из-под кустистых, насупленных бровей. – Теперь обратно тащиться, вы меня извините.
 - Здесь есть короткий путь, - попыталась успокоить я, - Я покажу.
 - Лифт? – с надеждой поднял голову волшебник.
 - Нет, просто короткий путь. Обещаю, он вас не утомит.
 - Да уж, хотелось бы. Но я все равно разочарован.
 Как-то незаметно и естественно я снова примерила на себя образ горничной, который уже становился если не родным, то привычным.
 - Прошу за мной, - сказала я.
 - А нас покормят вообще? – спросил Рилл. – Мы опять ужин пропустили.
 - Однозначно буду кстати, - поддержал обрадованный Элифалиэль.
 Я улыбнулась и сделала короткий жест рукой.
 - Считайте, что стол в известной вам восточной столовой уже накрыт.
 - Полезная магия, - с уважением покивал Ябы. – Но над картой вин вам нужно будет поработать. Я рассказывал о секретах многократной дистилляции?
 - А паштет будет? – перебил Рилл.
 - Все будет, вы не разочаруетесь, уверяю вас.
 - И ботву какую-нибудь для нашего друга!
 - Прошу только извинить за такое нарушение этикета, но графиня, к сожалению, не сможет присутствовать на… ужине, - добавила я, с беспокойством отмечая, что она уже едва стоит на ногах. – Вероятно, я тоже.
 - Да разберемся сами как-нибудь, даже не переживайте, - заверила Эскапада.
 - Замок Роззенборк полностью в вашем распоряжении.
 Воодушевленные таким образом, все направились к обещанному мной короткому пути на поверхность.
 Уходя из зала, Статус обернулся.
 - При таком освещении здесь почти красиво, - с какой-то неожиданной мечтательной ноткой произнес он, а потом незаметно оказался совсем близко от меня. – И вы тоже как-то особенно сияете.
 Я понимала тогда и сейчас, что это была некая манипуляция с его стороны, настолько естественная для него, что он сам ее не осознавал, но она всегда работала, потому что даже с моими усеченными, туманными, призрачными чувствами, что-то все равно во мне неизменно откликалось, и мне это нравилось. Он мне нравился.

  (Женераль, не красней, ты все равно не умеешь! По крайней мере не от смущения. По крайней мере уже давно как).

  - А я не помню, мы перешли на «ты» или нет? – спросил он.
 - Как пожелаешь, - отвечала я, почему-то скромно потупясь. –  То есть, да, перешли. Но тебя не тревожит, что я?..
 - Привидение?
 - Да, - прошептала я (и неужели я смутилась?).
 - Я так понимаю, с мужиками, душа моя, тебе не особенно везло, но хочу заверить…
 - Но меня ведь даже потрогать нельзя!
 - Это, конечно, минус. Большой минус. А сама можешь потрогать?
 Я не ответила. И если бы я не была призраком, то точно бы покраснела.
 - Я же видел, что можешь, - не отставал Статус. – Это плюс. А еще ты могла бы, не знаю, опять пройти сквозь меня. Это так… завораживает.
 - Эй! – закричал подслушивающий Рилл. – Ты же сказал, что ничего не почувствовал!
 - Я хочу ничего не почувствовать еще раз.
 Это было давно ускользнувшим и забытым и одновременно чем-то совершенно новым. Я даже не знала, как к этому относиться, но чувствовала себя растерянной. Как часто призракам приходится испытывать нечто подобное? Но тут я глянула на мою несчастную графиню, вспомнила всю ее бедную, одинокую жизнь, вспомнила и о своей судьбе, о том, куда приводят чувства и, ни сказав ни слова, просто отстранилась. Вроде бы ничего внешне не поменялось, но Статус сразу это почувствовал. Выражение его лица стало немного кислым, но, кажется, он все еще не унывал, и за это я была ему благодарна. Мне всего лишь было нужно время, чтобы о многом подумать. Иногда и Статус бывает тактичным. Очень редко.
 - Поговорим об этом позже, - сказал он. – Если тебе будет интересно.
 И мягко улыбнулся.
 И все же немногим после он пробормотал себе под нос, думая, что я не слышу:
 - Интересно, а колокольчик в моей комнате еще работает?
 Ну вот такой он!

  На самом деле все это очень непросто, и никогда не было просто. Я имею в виду все наши чувства, все сплетения наших жизней, все наши решения. И в итоге получается, что даже умереть недостаточно, чтобы прекратить оказывать влияние на тех, кто еще жив, и это справедливо не только для меня. Прости, все это немного сумбурно, и, кажется, меня слегка заносит. Может быть, это лишнее, ведь самые простые истины понятны и без слов. Не будем же отвлекаться, тем более, что кульминация уже прошла, и дело движется к развязке:

Глава двадцать девятая

  Почти весь следующий день и еще половину ночи я провела рядом с графиней в ее спальне, не отходя ни на шаг. По этой причине, поскольку больше не витала над ними бесплотным духом, не могу сказать, чем все это время были заняты остальные (ты можешь спросить их сейчас, но сразу предупреждаю: каждый раз их показания меняются, и вообще они в них изрядно путаются, уж я замечала). Наверняка знаю только о Вере и Любе, потому что долгое время они торчали под дверью на верхней площадке Гиацинтовой башни, пока графиня, узнав об этом, не попросила их впустить. Для меня, между прочим, их поведение было совершенно непонятным. Думаю, пускай таким же оно останется и для тебя. Со временем ты узнаешь их чуть лучше, как, смею надеяться, знаю теперь я, и ты начнешь потихоньку вникать в истинный смысл их нетривиальных поступков (если не сказать, странных). Тогда сам для себя ответишь на вопрос, почему, пережив немалое потрясение, когда их жизни подверглись действительно серьезной опасности, они не убежали от этого, стремясь поскорее забыть, как поступили бы многие, а, наоборот, словно бы окунулись с головой.

  Графиня скончалась под утро вскоре после того, как сестры наконец оставили нас одних, напоследок о чем-то пошептавшись (я не подслушивала; может, мне и было интересно, но у всех могут быть секреты) с моей обессиленной внучкой. Ее уход был спокойным и мирным, и незадолго до этого она открыла глаза и обратилась ко мне. Ее последние слова предназначались только мне, и я оставлю их при себе.
 - Вот и все, - произнесла я вслух, глядя на покинутое тело последнего родного мне человека.
 Я не была удивлена, потому что знала, что этим все и закончится. Внутри меня была пустота, но она была во мне уже много-много лет. Все это происходило раньше, и будет… нет, уже не будет. В конце концов моя внучка сдалась, или лучше будет сказать, приняла неизбежное, и настало время и мне завершить отведенную мне роль. Так я подумала, ведь проклятье было исполнено, и никого из Роззенборков больше не осталось на свете.
 Но я все еще была здесь.

  Несмотря на предрассветный час, я нашла друзей в столовой, правда, уже на другом этаже и в другом крыле. Судя по царившему беспорядку, они восприняли слова о том, что замок в полном их распоряжении, вполне буквально. Впрочем, мне было все равно. Напротив, в этом было даже что-то успокаивающее. Давно уже Роззенборк не выглядел настолько живым. Особенно сейчас, когда все уже должно было закончиться и погрузиться в окончательную тьму.
 - Охра! – закричал Статус, завидев меня. – Вот и ты!
 - У нас тут афтепати! – воскликнул Рилл.
 - Ты что мелешь? – возразила Эскапада. – Всего лишь небольшое совещание. Мы скоро отбываем.
 - Требуем склонить головы! – торжественно возвестила Вера.
 - В почтительной скорби! – торжественно возвестила Люба.
 - Последняя графиня Роззенборк!
 - Больше не с нами!
 - А с кем? – спросил Рилл, и его слова повисли в наступившей тишине.
 Я заметила, что близняшки уже облачены в траурные наряды. Когда они уходили, графиня была еще жива.
 - Это правда? – наконец спросила Эскапада, когда все так или иначе уложили в себе грустную новость.
 - Правда, - сказала я, видя, что их лица, несмотря ни на что, действительно исполнены искренней печали.
 - Но мы думали… - пробормотал Статус. – Ты же еще здесь!
 - Это тоже правда, - кивнула я.
 - Тогда нам нужно серьезно поговорить, - заключила Эскапада. – Кое-чего мы еще не знаем. Карма! – обернулась она. – Запомни все, что она расскажет и проанализируй. Это же по твоей части?
 - Если принять за рабочую гипотезу, что это связано с суперпозицией, - отвечал Эксцес Карма, - то есть основания предполагать, что не только наблюдатель влияет на объект, но и объект на наблюдателя.
 - Обязательно было отвечать? – дернулась Эскапада. – Мог бы просто промолчать!
 - Я знаю, что обещала вам всяческую помощь в ваших… изысканиях… - произнесла я.
 - Нам всего лишь нужна подробная история, - сделала ремарку Эскапада.
 - …Но я тоже вынуждена просить вас об одолжении.
 - О, мы понимаем, - кивнула Эскапада. – Конечно. Даже без разговоров. В какой-то мере, это наш долг.
 - На территории замка есть фамильный склеп, но графиня – мой последний потомок, и мне хотелось бы, чтобы она упокоилась рядом с моими родными. С моими родителями. С бабушкой. Так будет правильно. Статус и Подбодрилл знают, где. Это старое деревенское кладбище. И еще одно… - На секунду я замялась. – Не покажется ли вам эта просьба слишком обременительной, но мне кажется, что наконец и я должна упокоиться там же. Может быть, в этом все дело.
 - Не надо никуда упокоеваться! – возмутился Статус. – Мы только начали нормально общаться!
 Несмотря на всю трагичность ситуации, он все-таки заставил меня улыбнуться, хоть и печально.

  Как и просила Эскапада, теперь уже не графиня, а я сама рассказала свою историю со всеми подробностями, которые смогла вспомнить. Вызвала этим немало слез.
 А после мы снова отправились в тоннели. Идя впереди, я освещала путь. Статус достал свой фонарик и постучал по колбе.
 - Полюбуйтесь, как надо светить!
 - Я не понимаю, - сказал Рилл. – Мне казалось, мы хотим устроить похороны под открытым небом.
 Он нес завернутое в покрывало тело графини и, надо сказать, нес очень бережно. Люба и Вера, не отходя ни на шаг, молча и скорбно шли пообок от него.
 - Надо было внимательно слушать! – съязвила Эскапада. – Послушай, если ты устал или там задыхаешься, давай я понесу.
 - Со мной все нормально! Если только Статус не хочет поучаствовать.
 - Мне нельзя!
 - Чего это?
 - Я ранен, я контужен!
 - Не канает! Мы все получили тяжелые душевные раны и испытали серьезные потрясения.
 - Я почти родственник, мне нельзя.
 - Это ты сам так решил, сволочь!
 - Это здесь, - сказала я, останавливаясь. – Когда я просила вас отыскать мою могилу, я имела в виду именно это место. Я была в отчаянии. Просто не знала, что еще придумать в условиях наложенных на меня ограничений. Надеялась, что, если упокоить мои останки по-человечески, я просто исчезну и тогда графине не пришлось бы…
 Дорогу нам преграждал внушительный завал из разрушенной каменной кладки.
 - Ох, ты ж! – присвистнула Эскапада. – Я думала, будет попроще. Здесь работы на неделю! И как мы должны были разобраться с такой фигней по-быстрому?
 - Неужели ничего нельзя сделать? – спросила я. – Я надеялась…
 - Мы попробуем, конечно, - пожала плечами Эскапада, - но многого не обещаю. – Она постучала по ближайшему валуну. – Монолит!
 - Все же ты хочешь уйти, - произнес Статус, глядя на меня с сожалением. – Что ж… А как насчет магии? – поинтересовался он следом.
 - Я – пас! – воскликнул Ябы. – Я же вам говорил, что здесь это не работает. Даже доходчиво по полочкам разложил, почему именно.
 - Когда это ты разложил? – удивилась Эскапада. – Не было такого.
 - Надо было при этом присутствовать! А не шариться в спальне графини.
 - Я тоже не могу помочь, - сказала я с сожалением. – Не знаю почему, но над этим местом я не властна. Иначе давно бы с этим покончила, и всем было бы лучше. За все эти годы я только сейчас смогла вернуться сюда. Может быть, проклятье не позволяло. Или как назвать эту силу. Но она все еще здесь.
 - Вот именно это я и разложил по полочкам!
 - Достал всех своими полочками! – крикнула Эскапада. – Где они у тебя?
 - Попрошу не забывать, что я мстительный! – огрызнулся волшебник.
 - К счастью, - воскликнул Статус, - у вас есть ломы и лопаты. Как думаете, за недельку точно управитесь?
 - Чего? – возмутился Рилл. – Мало того, что из-за тебя пришлось в деревню напрасно смотаться, и там, между прочим, тоже заставлял копать…
 - О, нет, совсем не напрасно! – заступилась я. – Вы стояли у могилы моей мамы, и, увидев вас там, я окончательно поняла, что нужно делать.
 - Омела Роззенборк, - произнес призадумавшийся Рилл. – А булки и правда были хороши?
 - Отставить разговоры! – совершенно неожиданно закричал Статус, брызжа слюной.
 Участники действия совершенно рефлекторно приняли стойку «смирно».

  Как ты понимаешь, нашего бесценного Женераля внезапно посетил очередной приступ в произвольный неподходящий момент. Я сказала «неподходящий», я беру свои слова обратно. Потому что сейчас, как никогда, это было очень уместно. И это было великолепно.

  - Совсем от рук отбились, салаги! – орал Статус, вращая безумными глазами. – А ну живо, на раз-два! И р-р-р-раз! И-и-и два!
 Через полчаса завал был благополучно разобран.
 - Что это было? – почти с восхищением спросила Эскапада, утирая пыль и пот со лба. – Что за генерал генеральский явился во плоти?
 - Женералишка! – проворчал Рилл, обессиленно падая на колени.
 - О чем вы? – спросил уже пришедший в себя и спокойно ожидающий в сторонке Статус.
 - Что ни делается, все к лучшему, - покачала головой Эскапада. – Но в следующий раз хрен ты меня врасплох застанешь! Хорошо, что Элифалиэля нет. Точно бы надорвался, бедняжка. Как знала.
 - Я, кстати, не уверен, что это была хорошая идея, отпустить его одного, - заметил Ябы. – Заблудится, как пить дать.
 - Он справится!
 Я вышла вперед.
 - Вот… мои останки, - промолвила я почти без эмоций.
 - Какие? – спросил Рилл. – Здесь много костей.
 - Мои – те, что поменьше. Я так думаю.
 - Вот, значит, какая ты, - произнес Статус, выглядывая из-за моего плеча.
 - Не смотри! – воскликнула я. – То есть… мне все равно! Прости.
 - Все хорошо, - сказал Статус. – Ничего. Я сам понесу. Где мешок?
 - А с остальными что будем делать? – спросил Рилл. – Тоже захороним?
 - Да хрен там! – с полыхнувшей страстью выкрикнула Эскапада. – Пусть валяются! На радость будущим археологам. Или палеонтологам, кто там их найдет.
 - Дальше этот тоннель должен вывести нас прямиком к деревне, насколько я знаю, - сказала я.
 - Хорошо, - кивнула Эскапада. – Пошевеливайся, Адъютант!
 Статус исключительно осторожно разбирал, перекладывал и складывал в мешок мои кости, даже сдувал с них пыль, а я старалась на это не смотреть. Когда он поднял с земли мой череп и начал его с интересом разглядывать, я и вовсе отвернулась.
 - Вот и все, - сказал он наконец, поднимаясь на ноги, и, вопреки всей своей предыдущей бережности, зачем-то потряс мешок. Потом посмотрел на меня с улыбкой. – А вот интересно, если ты пройдешь сквозь меня с этим своим свечением, я увижу его обратной стороной глаз?
 Я покачала головой, но все же улыбнулась тоже.
 - Давай не будем пробовать.
 Статус надул губы.
 А мы последуем дальше:

Глава тридцатая

  Потом мы стояли на деревенском кладбище у двух свежевырытых могил рядом с могилами моих родителей, упавшие плиты которых были заботливо поправлены. Развиднелось. Полуденное солнце в обрамлении легких облаков мягко светило с небес; теплый ветер колыхал траву на пустыре.
 - Сначала графиню, - сказала Эскапада.
 Тело графини, завернутое в саван, заботливо опустили в одну из могил. Я молча наблюдала со смешанными чувствами, но в основном мне казалось, что внутри меня гуляет такой же спокойный ветерок и что-то тихо колышет.
 Эскапада прокашлялась.
 - Нужно сказать. Ну что ж… нам, конечно, не довелось узнать ее поближе, но сюрприз она нам устроила колоссальный. Это говорит о том, что характер у нее имелся. Пусть она и была не права. Но главное, что не навредила.
 - А нам довелось, - сказала Люба.
 - Узнать графиню поближе, - сказала Вера. – И мы.
 - Очень скорбим. И больше всего.
 - О ее одиночестве.
 - Она ведь, - произнес волшебник Ябы, - так и ушла девицей, я правильно понимаю? Да, это очень печально. Такая потеря.
 - Охра? – спросила Эскапада.
 Я молча помотала головой. Просто не могла говорить. Солнечные лучи проходили сквозь меня и словно бы уносили меня с собой.
 Эскапада еще раз кашлянула.
 - Ладно, - сказала она, - давайте продолжим.
 - Ты ведь сейчас исчезнешь, да? – спросил Статус с невыразимой грустью. – Ну… по крайней мере недолгое время мы были очень близки… ближе не бывает.
 Он печально улыбнулся, прижал к себе мешок с моими останками, а потом опустил его во вторую могилу.
 - Прощай, Охра, дочь Храма и Омелы! – сказал он. – Покойся с миром!

  И в этот момент произошло настоящее чудо – другого слова я не подберу.
 Солнечный свет хлынул в меня, но больше он не уносил меня по частице, а, наоборот, наполнил всю, и ветер, примяв травы, устремился ко мне, закружил во мне всё, и я упала на колени.
 Опустевший мешок опал на дне могилы.
 - Закапывай, раз уж взялся! – велела Эскапада озадаченному Статусу.
 - Похоже, - сказал Ябы совершенно спокойным тоном, - мы наблюдаем сейчас, что Макгаффин может-таки творить добро. Или нет?
 - Или желание было очень замысловатым, - пожала плечами Эскапада. – Но это интересно. Карма, ты фиксируешь?
 А то, что происходило во мне, было похоже на настоящий шторм. Неведомые вихри буквально разрывали меня изнутри, и это было больно и в то же время восхитительно. Все краски, все запахи, все чувства и переживания ринулись ко мне разом, и на какое-то время я совсем перестала соображать, не в силах совладать с неудержимым потоком. И в какой-то момент, когда казалось, что выдержать это уже невозможно, все потихоньку улеглось, затихая медленными волнами.
 Я вскочила на ноги, внезапно осознавая, насколько же до этого мгновения была лишена всего, и насколько сейчас все наполнено во мне и вообще в мире. Я словно вышла из темноты на свет. Я вспомнила, каково это на самом деле – быть живой.
 - Удивительно! Удивительно! – защебетала я, буквально защебетала, теряясь от невозможности выразить всю полноту чувств. – Как приятен солнечный свет, этот восхитительный и живительный источник тепла и покоя! Какими бесконечно прекрасными ароматами полнится насыщенный изумительной благодатью воздух! И какими невозможно утонченными оттенками всех цветов переливается весь этот благословенный мир! И как вы все прекрасны, дорогие мои! Не хватит слов, чтобы описать всю яркую и неистовую палитру поистине изысканных впечатлений от этого бесподобно невероятного и исключительно бесценного переживания!
 - Ничё так, - поднял брови Рилл. – Нормально ее.
 - Переживем, - усмехнулась Эскапада. – У всех свои тараканы.

  (Заметил? Это я сейчас обращаюсь персонально к тебе, мой Женераль. Если существует проблема, то я не закрываю на нее глаза и открыта для любой конструктивной критики. Конечно, в моем случае никакой проблемы нет, но пусть это будет для тебя таким завуалированным намеком).

  А тем временем я словно бы продолжала кататься на безумных горках, испытывая невероятные приливы так долго дремавших во мне чувств. И только сейчас я по-настоящему осознала все мои потери, всю боль утрат и груз сожалений. Я упала у могилы последней графини Роззенборк и зарыдала, оплакивая ее и все ушедшие жизни, включая мою собственную.

 И, наверное, это было долго, потому что, когда я пришла в себя, солнце уже заметно сдвинулось на небосводе. Я простилась, наконец, действительно простилась со всем своим прошлым. Печаль никуда не ушла, но мне стало легче, и день снова казался восхитительным. Я была свободна.
 Все это время друзья тактично ожидали в сторонке, а теперь они собрались вокруг меня.
 - Так ты теперь живая? – спросил Статус, и глаза его сияли.
 Чувства по-прежнему накатывали волнами, и сейчас мне хотелось смеяться. Я прислушалась к себе. Покачала головой.
 - Я не знаю, какая я теперь. Кажется, невозможно, чтобы все было как раньше. Однажды я умерла, это нельзя отменить, и я все еще призрак со всеми призрачными штучками, а может быть, просто воспоминание. Но в то же время я абсолютно свободна и да – я живая. Более живая, чем когда-либо была. И меня можно потрогать. – При этих словах я сделала вид, что скромно потупила глазки.
 - Правда? – заулыбался Статус во весь рот.
 - Полегче, а-то морду разорвет, - проворчал Рилл.
 - Не завидуй, неудачник!
 - Обычно мы не набираем добровольцев, - сказала Эскапада, - но здесь особый случай. Давай тоже на «ты», ладно? Мы тут посовещались, пока ты… в общем, есть мнение, что ты нам нужна.
 - Почему? – спросила я. – В том смысле, что… почему все так? Графиня лежит в земле… и сколько еще других, а мне вот дается второй шанс? За что же?
 - Ну, - пожала плечами Эскапада, - мы не знаем. Едва ли на это вообще есть ответ, но, если узнаем, сообщу непременно. Но видишь, кажется, у тебя остались незаконченные дела с Макгаффином, так что и мы тебе нужны. И если у тебя нет никаких планов, то присоединяйся, сестренка. Уверена, ты с легкостью вольешься в наш дружный коллектив. Кое-кто тебе готов прямо очень помочь. А еще я уверена, что мы станем подругами.
 - Лучшими, - прошептала я и снова заплакала.

  - Что-то эльф наш задерживается, - с тревогой произнесла Эскапада некоторое время спустя. – Давно уже должен был нарисоваться.
 Мы оставили кладбище и деревню (я понимала, что покидаю эти места, но сожаления по этому поводу становились легкой дымкой, потому что впереди меня в кои-то веки ждало что-то новое и неизведанное, к тому же, я уже простилась, излив всю тяжесть и грусть) и вышли на берег озера к тому месту, откуда начинался мост.
 - А я предупреждал, что он заблудится, - сказал Ябы. – Проще будет самим вернуться.
 Я стояла и смотрела на замок Роззенборк, темной громадой возвышающийся над тихими водами. Больше он не довлел надо мной, и я знала, что теперь, когда вместе со мной из него ушла некая магия, он придет в окончательное запустение, и скорее раньше, чем позже, начнет разрушаться. И это было правильно.
 Вдруг из ворот замка медленно показался фургон, с трудом влекомый двойкой лошадей. Ехал он, вихляя и заметно просев на рессорах, а впереди сидел веселый Элифалиэль и размахивал шляпой.
 - Я же говорила, он справится! – воскликнула Эскапада. – Горжусь им!
 Колдун Ябы поморщился.
 - Вообще ты этого не знала, а просто понадеялась.
 - Но он справился!
 - И это достойно удивления. За последние дни много удивительного произошло.
 - Чем это он его так затарил? – поинтересовался Рилл. – У нас не было столько багажа.
 Глаза Эскапады внезапно расширились.
 - Мой саквояж! – хлопнула она себя по лбу. – Я забыла ему напомнить! Если он его оставил, я ему лично голову откручу! Красивую его бестолковую головенку!
 И тогда я засмеялась, не в силах сдержаться. А немногим позже засмеялись и все остальные.

  И на этом, скажу я вам, история закончена, а вместе с ней завершается и этот прекрасный вечер, и нам остается лишь подвести некоторые итоги:

Эпилог

  Я говорю спасибо всем вам, друзья, за то, что были столь терпеливы и участливы! Даже уснувший Элифалиэль держался, сколько мог. А тебе, Откад, мой хороший, я говорю отдельное спасибо! Для тебя все это прозвучало впервые, и благодаря тебе, все мы получили возможность посмотреть на историю с другого ракурса, словно бы посмотрев твоими глазами. На историю, в которой был заколдованный замок с привидением и старое проклятье, а также убийство и расследование, не говоря уже прочих таинственных загадках. Надеюсь, ты остался доволен. И если ты что-то вынес для себя из этой истории, то я буду рада. Значит, это было не зря.
 Помнишь, мы сказали тебе с Женералем, что ты единственный из тех, кого мы знаем, кто напрямую контактировал с Макгаффином? Конечно, мы немножко лукавили. Ведь есть еще я. И были другие. Но в то же время мы не соврали. Поскольку я не общалась с ним и даже не осталась после этого жива. Твоя связь с ним бесконечно сильнее, и все же это одна из многих-многих бесчисленных причин, почему я почувствовала к тебе такую близость. Знаю, что это взаимно и не могу этому не восхищаться.
 А напоследок хочу посоветовать тебе всегда оставаться таким же чутким, внимательным и понимающим, радуйся этому миру и держи ушки на макушке, когда Охра что-то говорит!