Домовой филька - 7

ЕВГЕНИЙ САРТИНОВ
ДОМОВОЙ ФИЛЬКА - 7

ФИЛЬКА В АРМИИ

Проводы Егора Трубникова в армию вылились во вторую свадьбу. Только что «Горько» не кричали. Любили в деревне вот так погулять всем составом. Тем более, что вместе с Егором в армию шел и местный парень Сашка Козлов.
Сашка сидел рядом с Егором и пил водку с периодичностью одна рюмка – одна минута. Это беспокоит даже сидящего рядом Кольку.   
- Ты, Сашка, это, закусывай, закусывай. Что ты на одну водку налегаешь?
- Да ладно. Я в армии закушу. Там водку давать не будут.
- Как она в тебя только лезет? 
- Так она жидкая, вот и лезет. Была бы твёрдая, давно бы брюхо забила.
  За столом не было только грузинской родни. Большой стол под навесом пришлось надставлять, собрали со всех соседей табуретки. Дашка сидела перед громадной миской с солеными огурцами, и активно их ела, роняя в неё безутешные слёзы.
Наставлений от родни и земляков было много.
Колька был в этом деле главный: - Ты, Егорша, главное, не дрейфь! Ты теперь человек государственный, а не так как прежде, обломок хрен знает чего…
Валька тут же прервала мужа. Кстати, она стала заметно меньше заикаться.
- Ой, несешь, ты, ч-чёрт знает что!
- Погоди, чего это я несу? Ничего я не несу, всё что надо принёс уже.  Он защитник наш теперь, так что право имеет на всё.
Валька поддела: - На что это на всё?
- Слушай, ты, как заикаться перестала, так слишком много болтать стала! Совсем меня с мысли сбила!
- Да у тебя и не было ее, мысли этой! У тебя одна мысль – карасей наловит, да самогонки в-выпить.
- Это уже две мысли.
- А у тебя она одна! Большая! Сядь!
 Она дергает мужа за руку, он рушиться на скамейку, зато сама встает со стаканом в руках.
- Ты, Егор, там родину то защищай, но, главное, себя б-береги. А то Дашкиному ребенку отец нужен будет, а не орден на стенке. Вон она, второе ведро солёных огурцов за вечер изничтожает. Парня, похоже, носит. Г-геройствуй, говорю я тебе, но с умом! Будут отправлять в горячие точки – не соглашайся. У тебя сейчас одна горячая точка – вон, в животе у Д-дашки!   
Дашка сидит уже перед пустой миской, доедает последний огурец, затем всхлипывает и приваливается к плечу Егора. В это время Сашка выпивает еще одну рюмку и, продолжив движение руки, заваливается назад.

На другом конце стола сидели невидимые Филька и Вельда, рядом Венька и Кольша. Все мужчины дружно поднимают наперстки с шерри, Венька даже курит. Вельда, отмахивается от дыма, смотрит на Веньку  неодобрительно.
Филька так же поднял тост: - Ну, за Егора! Чтобы у него всё было хорошо!         
Венька поддержал: - За него, рыжего!
Кольша был конкретен: - Чтобы всё у него было как надо! Грудь в крестах, а война пусть останется в кустах.   
Свое мнение Вельда высказала уже позже, под утро.
-  Ещё немного, и ты начнёшь походить на Веньку, - сказала она мужу, когда они  укладывались на чердаке в постель.
Филька обиделся: - Чего это на Веньку? Я же не курю.
-  Надо бы ещё! Зато вы с Венькой и Вовчей по субботам квасите, и катаетесь на петухе. Дурку, собаку, совсем с ума свели. Та уже собственной тени пугается. Отвернись от меня, алкач, и не дыши.
-  Ты что, хочешь, чтобы я вообще был трезвенником?
-  Да, именно так! Мы же хотим иметь здорового ребёнка?
- Хотим.
-  Вот и думай.
Филька не понял: - Чего думать?
- Чего надо, то и думай.
Филька думает: «Какая она всё-таки нудная. Тоже мне, ирландско-немецкая кровь. Уж и рюмочку выпить нельзя».

Всё это были типичные трудности молодожёнов, но они не знали, что вскоре им предстоит столкнуться с таким серьезным испытанием, как разлука. А все из-за того же рыжего Егора. Его письма и звонки Дашке, уже, кстати, беременной, были скупы на слова и эмоции.
Ближе к осени приехал однополчанин Егора, тот самый Сашка Козлов, сломавший руку и отправленный на излечение в Домовёнково. Он и рассказал про жизнь в армии.
Лает собака, в калитке появляется Сашка Козлов. На крыльцо выходит  Колька. У Сашки рука на перевязи.
- Дядя Коля, здравствуйте! 
- Сашка?! Ты чего это? Это что у тебя такое?
- Да вот, - показывает на гипс. – Сломал руку. Вот и приехал как вроде в отпуск.
- Пошли в дом. Как же ты руку то сломал, чудо-юдо? - Заходя в дом Колька скомандовал. -  Мать, тащи закуску, и выпить чего-нибудь! Дашка, Сашка приехал!
Дашка появляется из комнаты.
- Привет! Ты чего это? Что с рукой?
- Привет! Да, по глупости всё. Снаряды в танк грузили, один урод его не удержал, вот он мне на руку и упал.
Валька выставляет на стол выпивку и закуску. Все рассаживаются вокруг стола, начинают пытать солдата допросами.
- А как там вообще? Как к-кормят?
- Кормят как свиней… на убой. Много и невкусно.
Дашка спросила главное: - Как там мой Егор? Давно его видел?
- Позавчера.
- Как он?
Сашка, выпив первую рюмку: -  Нормально. Похудел только.
- Чего это похудел?
- Я же говорю – кормят много и невкусно. Зато с отходов пять свиней выращивают для прапоров. К новому году хотят забить. Свиньи здоровые, как сами прапора.   
Сашка снова чокается с Колькой и выпивает. 
- Ты закусывай, а то только п-пьешь, - попробовала наставть на путь истинный гостья.   
- А чё ещё там у вас хорошего? – Допытывался Колька.-  Дедовщина то есть? Про неё так много по телеку болтают.
Сашка, выпивая очередную рюмку: - Ух, хороша! Ещё какая там у нас  дедовщина! Старики лютуют – не приведи господи!
Колька наливая ещё одну рюмку самогонки: - Пей, Саша, пей.
Валька поправила:- И з-закусывай!
- Спасибо, дядя Коля. Спасибо, тетя Валя. 
Дашка заволновалась, начала расспрашивать: -  А что же Егор? Как он с этими, с дедами?
Однополчанин выпил очередную водку самогонки и пояснил:
- Егору хуже всего приходится. Он издевательств не сносит, ерепенится, за это и получает чаще других. Сам виноват. Подумаешь, на стариков поработать, пол там протереть, или форму старику постирать. Не сломаешься. А он не хочет. За это его и бьют.   
Колька, наливая очередную рюмку: - А как же офицеры? Они-то куда смотрят?
Сашка, выпив рюмку: - А им-то чего? Они в пять вечера все по домам уезжают в военный городок. Дальше старики правят. Всё отдали старикам да сержантам, всю власть. Бьют они Егора, и часто бьют!
   Сашка выпивает очередную рюмку и падает навзничь.
Уже лежа он сообщает: - Ну, я пойду, пожалуй, домой.  Спасибо… за хлеб… соль…
Валька посоветовала: - Ты, С-саша, уж если идти не сможешь, тогда уползай. Помоги, Колька, ему, а то уснет сейчас у нас.
- Я его один не уведу.
- Давай вдвоём.
  Они подхватили воина и потащили его из дома.
Дашка после ухода земляка ревела, как белуга в нерест.
- А-а!!!  Я как чувствовала, я как знала!  Я так не хотела его отпускать в эту самую армию!
Колька сплюнул: - Пришел тут, аника-воин, разбередил улей. Тьфу ты! Не гость, а чистая досада. 
Валька спросила Дашку: - Что ты т-там ещё чувствовала?
-  Что ему там будет плохо!..
Колька пожал плечами: - Что плохо-то будет? Что ему за год-то будет?! Вот мы служили два года, а кто во флоте и все три, вот нам доставалось!
Валька поддержала мужика: - Да, а т-тут всего год.
Дашка не сдавалась: - Ага, а если они там его убьют за этот год, эти деды?!
Валька отмахнулась: - Да ладно, чего это убьют? Д-других вон не убивают, а его убьют. Ты только себя не накручивай, а то ещё р-ребёнка скинешь.
Дашка не унималась: - А-а! Бедная я несчастная! Убьют Егора, и придется мне одной жить, как мамке! 
Родители с неудовольствием смотрят на Дашку.
- Ладно, поплачет, и успокоиться.
Валька согласилась: - Ага! Пусть поревет. Для нас, баб, это дело н-нужное.
Но Дашка ревела, не переставая, и день, и два, и три.
Дашка, всё так же сидя за столом: - А-а! Как, как  я одна без Егора буду сына воспитывать!
Валька показывая Кольке на Дашку: - Чего же делать то с ней? Третий д-день ревет. Тебя, что ли отправить, в армию, на разборки?
Колька в этой фразе юмора не обнаружил.
- Ну, ты скажешь, как топор зимой поцелуешь! Нашла вэдэвэшника! Это тебя надо туда послать. Ты своим кулаком хоть стариков, хоть прапоров, хоть  любой спецназ разгонишь. Ни один ОМОН не устоит.
- Ну, шутник! Катьку бы я с собой взяла, вот бы мы с ней р-рога многим бы обломали. Да она из дома не вырвется. У него своё  чудо со стаканом, да и Кольча, дитя такой, что не приведи г-господи.
- Да, парень он шустрый, не уследишь… А надо туда Фильку отправить. Он быстро там порядки наведет!
-  Да кто ж его в этот П-поддубенск отпустит? У них с Вельдой ещё медовое десятилетие идёт. Самый смак для молодых.
-  А кого ещё послать? Больше некого. Не Вовчу же в цистерне туда посылать? Леший от своей рощи не оторвётся, на банника надежды мало. 
- Ой, б-беда! Взяла бабка - родила. 

Всё это, конечно, слышали и Филька, и Вельда.
 - Ну и что ты про это думаешь? – спросила дама. 
- Да можно рыжему помочь. А то неохота, чтобы Дашка вдовой оставалась.
- Что, слетаешь в этот самый Поддубенск?
- Конечно, слетаю. Хоть развеюсь.
Вельда возмутилась: -  Так! Что есть такое развеюсь? Ты что, уже есть устал от меня?!
Филька понял, что промахнулся: - Что ты, милая. Я про полёт говорю. Сейчас такая хорошая пора, только летать. Дожди прошли, видимость дивная. 
- И на сколько ты собрался этот развеяться?
Филька пожал плечами: - Это дело двух, может трех дней. Как раз и ты по мне соскучишься. Ну, Вельдушка, чего ты губки надула? 
- Не подходи ко мне! Ты есть изверг!
- Ну, Вельдушка.
- Спать будешь отдельно. 
Вельда надула и без того свои роскошные губы и дулась на своего мужа целых два часа.

На следующий день Филька собрал свой обычный багаж. Достал свой чемодан – сумку из-под автомобильной аптечки. В чемодан уложил сто грамм сушек, бутылёк «шерри» - самогонки, настоянной на вишне. Напоследок Вельда повязала ему на шею лично вышитую косынку, поцеловала и велела тоном уже опытной жены:
- Так, много не пей, с другими бабами не якшайся, а то я все равно узнаю.
Филька удивился: - Какие ещё там бабы? Кикиморы, что ли? Так на них без ведра «Шерри» не взглянешь. 
- Не знаю какие, но я всё равно узнаю. Нас этому в колледже учили.
- А ты тут тоже, того, не …
- Что!!!
- Ничего.
- Вот-вот-вот! Не простудись там!
- Ну, я полетел.
- Через трое суток я тебя есть ждать. Не задерживайся там.
Филька помахал рукой и взлетел. 

Лететь было недалеко, каких-то пятьсот километров, так что домовой не стал заморачиваться со сверхзвуковой скоростью, а просто превратился в пух чертополоха и полетел в нужном направлении. Летящий комок пуха с чемоданом выглядел несколько странно, но Филька по этому случаю не комплексовал. Лето подходило к концу, так что красоты под летящим домовым были невероятные. Филька летел и радовался такому чуду, как бабье лето. Именно в таком состоянии он и подлетел к нужному ему городу, а там уже без труда нашёл нужный ему гарнизон и нужную ему казарму. Это было старинное здание ещё царских времён, двухэтажное, из красного кирпича, не лишённое некоторой красоты и угрюмости одновременно. В одном таком помещении мог поместиться целый полк.
Филька приземлился на крыше, такой же старинной, старомодной, из листового железа, изрядно съеденного ржавчиной. Он не спеша спустился ниже, туда, где располагалось слуховое окно. С кряхтением домовой перебрался на чердак, сделал пару шагов и... Ощутил присутствие нечто такого, что заставило его шерсть встать дыбом. И тут же из мрака чердачного помещения выдвинулась кривоногая фигура с армейской выправкой.
Филька про себя подумал: «Полковой! Это ж надо! Я думал, что их уже не осталось».
Вспыхнула зажигалка, из темноты возникло лицо нового знакомого Фильки. До того, как воин раскурил свою трубку, Филька успел его хорошо рассмотреть. Это было лицо типичного старого служаки, узкое, с сухими, тонкими губами, с выпуклыми глазами, под ними обширные мешки, на щеке шрам, под носом щётка усов в стиле покойного фюрера. Даже уши, такие же по виду, как и у Фильки, были суше и меньше, больше походили на волчьи. На теле полкового были песочного цвета галифе, старый, выцветший английский френч времён первой мировой войны, перетянутый кожаной портупеей, на груди, среди орденов и медальных планок болтался монокль. На погонах полкового красовались три звезды полковника.
-  Наконец-то! – Возрадовался полковой. - Хоть один новобранец в моя рота. Эти  военкомат совсем оборзели, третий призыв никого не присылают. Имя!
   Филька открыл рот, чтобы сказать, что он не призывник,  что он тут совсем по другому делу, но рот его как-то сам по себе рявкнул совершенно другое: -  Домовой Филька прибыл для прохождения срочной службы!
Полковой одобрил: - Молодец! Служить ты будешь у меня – полкового домового полковника Карла Фридриха Ганца Отто фон Браухича! Последние пятьсот лет я живу в этот гарнизон. Эта казарма – уже пятая за время моя службы. Так, ты одет и пострижен не по форме. Сержант! Веди его каптёрка, делай форма!
Из темноты послышался топот ног, и на свет вылетел ещё один полковой, только поменьше ростом, коренастый, и в гимнастёрке с тремя лычками на погонах. Кривоногий – воинская традиция, со сморщенным лицом алкоголика и волосами ёжиком.
-  Старший сержант Иваныч! Призывник Филька – в каптерку за мной, шагом марш.
Каптёрка размещалась в большом ящике из-под снарядов, лежащем на боку. Первым делом Иваныч отобрал у Фильки его ношу, забросил на полку. Потом на свет появилась механическая машинка для стрижки волос. Фильку посадили на лежащий кирпич и в пять минут лишили волос. У домового слёзы лились из глаз. Он этот голубоватый пух отращивал всю свою жизнь! Затем ему дали на себя взглянуть в осколок разбитого зеркала. Если раньше Филька был одним большим комом пуха, то теперь из этого самого пуха торчало нечто, похожее на бильярдный шар с большими  ушами, круглыми глазами, маленьким носиком и толстыми губами.
Полковой одобрил: - Гуд! Подбери ему пилотка.
Пилотка Фильке досталась на три размера больше, так что она не падала только потому, что её держали могучие уши домового.
-  А другие размеры есть? – Спросил Филька. - Поменьше?
Он чувствовал себя так, словно ему на голову одели ведро.
Сержант ухмыльнулся: - Других пилоток молодым иметь не положено. По большой пилотке все остальные солдаты должны видеть, что ты солдат молодой.
- Но… тут же кроме меня нет никого.
- Отставить разговорчики! Традиции нарушать нельзя! Господин полковник, солдат Филька к прохождению службы готов. 
Никакой другой одежды ему сержант не выдал.
- Рядовой Филька - на плац, шагом марш! Айн, цвай, драй!
Чердак был интересным - большим, разделенный на некие отсеки мощными трубами бывших печей. За время долгого существования чердак изрядно захламили. Тут валялись многочисленные ящики неизменно зеленого цвета, пустые консервные банки, ведра с засохшей краской. Но полковые служаки сумели разгрести большой участок в самом центре, двадцать метров на двадцать.
Командовать новобранцем начал Иваныч, полковник только наблюдал за муштрой, причем один свой глаз украсил моноклем.
- Так, приступаем к обучению. Рядовой Филько! Смирно! Вольно. Подобрать живот! Смирно! Вольно! Налево! Направо! Ты, что, деревня, не знаешь, где лево, где право!?
- Знаю.
- Как докладываешь?! Что нужно говорить?
- Так точно! Никак нет!
- Вот так и докладывай. А теперь стровым шагом - марш! Кругом! Шагом марш!
Полковой добавил своего: - Тяни носок! Айнц, цвай, драй! Айнц, цвай, драй! Носок!
Битых два часа Филька маршировал по чердаку, поднял такую пыль, что чихать стали все трое. У домового начали болеть ноги, так много и интенсивно он в своей жизни не ходил никогда. Последние полчаса Филькой командовал немец, а сержант куда-то исчез. Вернулся он с двумя котелками гречневой каши. Один он отдал полковнику, из второго они ели вдвоем. Браухич украсил свой френч салфеткой и ковырял в котелке миниатюрной вилкой с брезгливой миной на лице.
- Нет, раньше в офицерской столовой готовил лучше.
- Никак не могу знать, господин полковник. Питался исключительно  в солдатской столовой.
А полковник ударился в воспоминания:
-  Особенно хорошо готовили перед первой мировой. Тут стоял гвардейский полк, так, что кормили нас тогда фазанами и рябчиками. Я не засыпал без рюмки прекрасного бренди.
- Поел?
Филька отозвался как должно: - Так точно, господин сержант!
Сержант скомандовал: - Рядовой Филька. Отбой!
Филька так устал, что после команды «отбой» просто упал на самодельную кровать из двух кроссовок  и отключился.

Проснулся он уже утром, в ответ на дикий крик сержанта в его большое ухо: - Рота! Подъем! Подъем, рота! Одеваться, строиться!
От этого крика Филька подпрыгнул так высоко, что ударился туловищем об крышу, и упал вниз, на кровать. Одеваться Фильки было не сложно – напялил на голову свою могучую пилотку и вперёд. После этого старые служаки полчаса гоняли его бегом по чердаку, называя это марш-броском.
- Марш-марш! Есть ещё быстрей!
- Быстрей, солдат Филька! Быстрей! А теперь умываться и на завтрак!
  Затем Филька умылся, благо шел дождь и в одну из щелей в крыше сильно текло. Потом была традиционная каша с хлебом. Наворачивая гречку, Филька пытался понять, почему он ничего не может поделать с этими двумя древними служаками? Он, пославший американский флот из одного океана в другой, слово не мог сказать против двух древних хранителей?
Филька решился: - Товарищ сержант, можно задать вопрос?
-  Можно.
- А вы долго служите?
- Начинал на Куликовом поле. Стрелы подносил. А наш командир ещё раньше – при Александре Невском. Он был походным домовым тевтонских рыцарей, а когда тех разбили, перешёл на службу к русским. Он уже в отставке должен быть, но служит. Смены то нет.
- А сколько надо служить, чтобы выйти в отставку?
- Для сержантов – пятьсот лет. Для офицерского состава – семьсот.
- А для нас, рядовых?
- Срочников? - Иваныч махнул рукой. - Это вообще ни о чём. Сто лет отдай родине и лети соколом домой.
Ложка застряла во рту Фильки.
-  То есть… я тут… на сто лет?
- А как же! Кто ж тебя раньше отпустит? Так ты будешь дезертир, а это тюрьма, или расстрел. Как полковник прикажет, так я тебя или посажу,  или  расстреляю.
Тут голос подал фон Браухич.
- Кончай завтрак! Будем осваивать тактика действий моторизованного взвода в полевых условиях.
Битый час немец рассказывал Фильке о тактике действия моторизованного взвода в полевых условиях, чертил на трубе мелом стрелочки и кружочки. Но в голове у Фильки было одно – дата в сто лет и реакция Вельды на такое его исчезновение.

«Пожалуй, она так выйдет замуж за Веньку. А то и к лешему повадиться бегать. А Кольша ей понравится. Он по части секса специалист».
Филька живо представил себе эту картину, и штыковая атака, которую отрабатывал он в этот момент, получилась весьма злой.
- Ты есть молодец! Из тебя выйдет хороший служак. Может, ты и меня сменишь на этой крыше.
- Не хочу я вас менять, я домой хочу.
- Рядовой Филька! За дерзость и нарушение субординации объявляю вам наряд вне очередь!
- Будешь чистить бляхи наших ремней. А то они уже зеленые от старости.   
 Филька драил потускневшие бляхи ремней полковника и сержанта, печально размышляя о своей участи. А ещё в голову лез леший Кольша, такой, какой он был в действительности – плешивый, с кривой бородёнкой на левую сторону, весь в бородавках. И тут же вставал облик фрекен Вельды, с её невинными голубыми глазками, с пухлыми губками, с волосиками цвета спелой пшеницы, а главное – с этими бесподобными ямочками на щеках. Далее в воспаленном мозгу Фильки всплывали уже совсем непристойные сцены, почему-то с неизменным криком Вельды: - О-о, Кольша! Ещё, ещё, ещё! Дас ист фантастишь!

После такой бессонной ночи Филька плохо выполнял команды руководства и заработал ещё пару нарядов в не очереди. Впрочем, в этот день занятия пришлось срочно свернуть. На чердак пожаловали люди. 

Это были два прапорщика, толстые, низкорослые колобки с почти одинаковой фамилией Сердюк и Дымчук. Сердюк на погонах имел три звёздочки, и поэтому считался в этой команде старшим.
-  И шо тут опять могло потечь? Шо могло потечь, когда эту крышу мы в прошлом году ремонтировали?
Дымчук был настроен не так категорично: - Да шо мы её ремонтировали? Мы её не ремонтировали, мы её латали. Мы же свежий профиль на дачу к Мирончику свезли, а тут латали, чем придется. И надо было протечь как раз туточки, точно в кабинет к Бате. Вот он орал как недорезанный! Думал - убьёт! И меня и Мирончука. 
- Может, ванну тут поставить? У нас есть одна, старая, чугунная. 
Дымчук был не согласен: - Ага, осенью тут такие дожди, что никакой ванны не хватит. Чинить надо. О, а вот и сам Мирончук.
  Тут на чердаке появился ещё один человек, на этот раз с майорской звездой на погонах. Это и был тот самый заместитель командира по хозяйственной части Мирончук, на дачу к которому и отбыл профиль для крыши. Был он такой же низкорослый, полный, только, в отличие от прапорщиков, со щёткой усов.
 - Что тут у нас?
Сердюк ткнул пальцем вверх:  - Всё тоже. Щель. Шов разошёлся.
Дымчук дополнил: -  Сгнил весь.
- Надо латать. Кто у нас этим занимается?
-  Кособрозов крышу у нас чинил, но он уже дембильнулся.
Мирончук поджал губы: -  Жалко. Парень был на все руки. И штукатур, и маляр, и плотник. Надо кликнуть клич среди новичков. Вдруг есть такие умельцы.
Дымчук спросил: -  А если не найдём?
У Мирончука всё было просто: - Тогда обучим. Сам знаешь армейский девиз: не умеешь – заставим, не хочешь – научим. Пошли.

Служаки удалились, но вскоре Сердюк вернулся с тремя солдатами. Один из них был Егор Трубников.
-  Вот эту щель нужно залатать, - Сердюк показал на крышу. - Кто умеет? Ты, вроде, вызвался. 
Егор кивнул головой: -  Да я как-то с тестем пробовал. Крыли мы сарай железом по старой схеме, с замком.
- И что ты тут скажешь?
- А что тут сказать? Тут два листа жести нужны, и инструмент нужен. Два молотка, киянка, верстак с уголком.
-  Да всё тут есть! Всё. Вон лежит, в углу. Кособродов тут, прямо на крыше и химичил.
Действительно, не так далеко от слухового окна стоял стол с прибитым с одной стороны железным уголком. Тут же валялась и киянка, и молотки. Егор одобрил:
-  Хорошо, а листы железа есть?
- Сейчас принесём. Ты жди здесь, а вы, воины, за мной!
Все, кроме Егора, удалились. Это был удобный момент для контакта.
Филька обратился к Иванычу: - Товарищ сержант, разрешите сходить на разведку?
Сержант обратился выше: - Господин полковник, рядовой Филька хочет сходить в разведку.
Полковой одобрил: - Гут! Шнеллер! 
-  Рядовой Филька, сходите на разведку, если получиться - возьмите языка.
-  Есть!
Филька хотел двинуться в разведку как есть, пешком, но тут на него зашипел Иваныч: -  Куда!? По-пластунски!
-  Так я ж невидимый?
- Отставить разговорчики! Ползи!
Ползать по вековой пыли  - удовольствие сомнительное. Когда Филька дополз до Егора, он был уже не голубого цвета, а серого. Земляк явно наслаждался паузой в воинской жизни, прохаживался по чердаку, пинал пустые консервные банки, да курил. Егор заметно похудел, а то тёща за  последние полгода изрядно его раскормила.
Филька окликнул земляка: -  Егор!

Егор оглянулся по сторонам, но ничего не понял. На второй окрик Егор насторожился. Тогда Филька представился: - Привет из Домовёнково.
- Филька?! 
 Филька зашипел на него: -  Тихо! Я тут не один. У меня тут тоже армия, и свои старики, не дай боже тебе таких.
Егор удивился: -  Так тебя что, тоже загребли в армию?
Филька поведал свою непростую историю: - Да я тебя взялся выручать, а тут и меня взяли в оборот. Постригли, переодели и служи. У меня дедовщина круче твоей. Моим дедам по пятьсот лет.
Егор расстроился: - Что же делать то? У меня Дашка вот-вот должна родить! Так охота к ней в отпуск съездить.
Филька допытывался о главном: -  Тебя что тут, бьют?
-  Да, бывает.
-  Кто?
- Есть тут такая троица неразлучная: Котов, Дацаев и Демидов. Сержанты, лучший танковый экипаж части. За это им всё и прощают.
-  Пробовал обратиться к офицерам?
-  Да что там! Им это не надо.
Филька пообещал: - Я сегодня ночью спущусь вниз, в казарму, и мы поговорим. Жди.
Егор согласился: - Хорошо.

Вскоре пришли солдаты, прапорщик. Они притащили два листа железа, опять же не нового, с пятнами ржавчины.
- Вот, всё, что нужно! 
- Да это что, это не металл, это же старье, тут только на зиму, весной эти листы снова потекут, - возмутился Егор.
- А вот это уже не твоё дело, товарищ солдат. Давай, чини, а то вон, снова тучи набегают. А если в кабинет полковника снова потечёт, то он нас расстреляет.
- Ну не меня же.
- Поговори мне ещё!
На то, чтобы выдрать и поставить два новых листа ушло часа два. Солдаты не сильно и спешили, смеялись, часто перекуривали. Егор представил их Фильке, благо прапор ушёл.
-  А это мои друзья по экипажу. Заряжающий Хабибулаев, или, по-нашему – Харитон. Васька Хилин – механик.
-  А ты кто тогда? – Спросил Филька.
- А я командир танка. Только в танке этом мы только два раза сидели.
Васька спросил, оглядываясь по сторонам:
 - Ты с кем это разговариваешь?
- С землячком одним. - Засмеялся Егор. - Да не таращитесь вы на меня, я с ума не сошёл. Филька, покажись, что ли.
- Ни за что! Меня тут побрили наголо и дали дебильную пилотку.
- Ну, покажи что-нибудь этакое.
- Садитесь на стол.
Харитон не понял: - Это зачем?
Филька: - Садитесь, говорю. И держитесь крепче.
Филька додумался только до того, что поднял над землёй рабочий стол, невысоко, на полметра. Правда, на нём в это время сидел весь экипаж танка. Это впечатлило.
- Вот это да!
-  Эх, жалко, никто кроме нас этого не видел!
Егор отрицательно покачал головой: -  Скажи спасибо, что  Хныча тут не было. А то он тут же дедам всё доложил бы.
 - Это кто? – Спросил Филька. 
- Да, стукач один. Хныч его фамилия. Нашего призыва, а жопу рвет, чтобы угодить дедам. О, помяни лихо, оно и тут.
- Вот он, прихилял, сопля ходячая.
На чердаке в самом деле, появился щупленький, чуть сутуловатый парнишка с ангельской внешностью – голубоглазый, сивенький, с волосами, больше похожими на пух.
-  Чего это вы тут делаете?
- Работаем мы тут. Прапора заставили. А тебе чего надо?
- Да так, просто. Выпить ничего нет?
Васька спросил: - А что, тебе кайфануть охота?
-  А как же.
Егор предложил: -  Могу киянкой по голове дать.
Егор взвесил в руке могучий деревянный молоток.
Хныч отшатнулся.
-  Шутки у тебя, Трубников, дурацкие.
Васька дополнил действие словами: - Иди-иди отсюда. Не мешай работать!
- Я и не мешаю. Я вообще пошел. 
Хныч ушёл, правда, спускаясь по лестнице, споткнулся, и загремел вниз головой вперёд. Снизу донесся болезненный вскрик.  Филька любил вот такие мелки подножки.
Егор рассказал последние новости: -  У нас сейчас ходят слухи, что часть нашу должны закрыть.
Филька спросил: - Почему?
- Хотят соединить с другой частью, в ста километрах от нас, в Подберезове. Не знаем, что и будет. Хотя, может и к лучшему. А то здесь кормят как свиней, какой-то баландой. Повара вовсю воруют, а с ними в доле все прапора и замкомхоз, Мирончук этот. Гнилое место, гнилые люди.
- Ладно. Разберёмся.
Уже прощаясь, Филька напомнил: -  Сегодня ночью встречаемся. Жди.
Вернувшись, Филька доложил о разведданных, особенно налегая на слух о закрытии части. По лицу Полковника было ясно, что тот расстроился.
- Это не есть хорошо! Эти стены способны простоять еще пятьсот лет! Подберёзовск я знаю, был там на учениях, в том гарнизоне крыша плоская, чердака совсем нет. Где я буду есть служить?
Сержант так же выглядел озабоченным: - Да, проблема. Не хочется менять дислокацию. Здесь удобные капониры. 
Когда Полковник и Сержант уснули, Филька оставил ремень Иваныча, превратился в нулевую точку и просочился через перекрытия. Попал он на кухню, да как раз в тот благостный момент, когда повара и прапора делили сэкономленные продукты между собой. Это были всё те же Мирончук, Сердюк, Дымчук и главный повар части Ковальчук.
- А чего это масла так мало? - ворчал Демчук, рассматривая изрядный кусок подтаявшего сливочного масла на куске пергамента.
Повар обиделся: - Как это мало? Ты сам просил оставить тебе полкило.
Дымчук не был согласен: -  Но тут не полкило, тут всего грамм триста.
 - Ты это что, с поваром споришь? Давай взвесим.
Дымчук хмыкнул: - Нашёл дурака? Знаю я твои весы. На них бы надо жизнь мерить. По паспорту прожил пятьдесят, а на деле тридцать.
Повар всё возмущался: - Не верит он!
Появился Мирончук 
- Так, где  моя нога? У меня у жены на днях день рождения, помнишь?
Повар поморщился: - Да помню я. Вот она.
Ковальчук с готовностью вытащил из холодильника здоровенную говяжью ногу. Он протянул её майору, но тут произошло нечто неожиданное. Нога вырвалась из рук повара, подлетела вверх и ударила воришку по шее. Тот сковырнулся на пол и потерял сознание. После этого говяжья ляжка с маху ударила по лбу майора. Этот удар так же послал его в нокаут. Прапорщики не успели ничего понять. Пачка масла поднялась, впечаталась в лицо Дымчука, и начала размазываться по всей его голове. При этом прапор почему-то не мог поднять руки и сопротивляться. Сердюк, оторопев, рассматривал это чудное зрелище, но потом и ему стало туго. Пакет в его руках зашевелился, прапор бросил его на пол, и зря. Из пакета вылетели три пачки украденного им сахара. Они поднялись вверх, на уровень лица прапорщика. Картон лопнул, и пачки начали обстреливать морду прапорщика сахарными очередями. Сердюк побежал, но проклятые пачки, как три истребителя носились по всей кухне, выстреливая очередями по лысому темечку прапорщика кусочками рафинада. Тот с воплями бегал по кухне, и, совершенно обезумев, прыгнул в громадный автоклав для приготовления щей и закрыл за собой крышку. От дикого сахара он спасся, но в остальном ему не повезло. Через пару секунд после прыжка прапорщика в чан, ослепший Дымчук, шаря руками по воздуху, повернул рычаг, и, невзначай, закрыл автоклав намертво. Филька довольно хрюкнул, и, пару раз пнув попавшегося по пути  Дымчука, двинулся из кухни в столовую.
 А в кухне как раз собрались главные неприятели Егора, плюс еще два блатных воина – каптерщик и хлеборез. 
 Старики никуда не спешили, поверка и отбой были не для них. С чувством, не торопясь, они поглощали громадные куски хлеба с маслом, запивая их огненным чаем вприкуску с сахаром. Напротив них расположились хлеборез и каптёрщик. Все пятеро изрядно потели, вытирая пот со лба  вафельными полотенцами.
Котов предложил: -  Хорошо! Сейчас чаю попьём, и пойдем молодых гонять.
Дацаев  был с ним согласен: - Ага.  А то оборзели совсем. Особенно этот рыжий Егор.
Демидов спросил: -  Устроим ему тёмную?
- Само собой. Андрюх, подлей-ка мне чайку.
Каптерщик встал, взял в руки пятилитровый солдатский чайник, начал разливать по кружкам огненный чай. В этот самый момент в столовую ввалился ослепший Дымчук. В полумраке столовой его вид произвёл ужасающее впечатление. Входит нечто, с жёлтой головой, и желтыми же руками шарит по воздуху.  При виде этого ужаса каптерщик открыл рот и забыл про чайник.
Он прошептал: - Зомби…
 Все трое дедов оглянулись, но осмыслить явление странного чудовища не успели. Каптёрщик  машинально продолжал разливать чай, в результате огненный поток потёк из чашки на стол, а потом на штаны дембилей. Они заорали, повыскакивали со своих мест, и тут же завалились за скамейку. Никто ничего понять не мог. Деды барахтались на полу несколько минут, никак не могли подняться, передрались, переругались.
- Что за херня!
- Какого хрена
- Я кого-то сейчас убью!
- Ты чего меня держишь?!
- Не держу я тебя! Это ты меня уронил!
Потом с помощью каптерщика и хлебореза сумели разобраться, что шнурки от солдатских ботинок дедов умудрились связаться в общий узел. Чтобы освободиться от этих уз хлеборезу пришлось разрезать шнурки.
Каптёрщик показал улики: - Да у вас шнурки связаны друг с другом!
- Ага! Сейчас я развяжу… нет, тут затянуто, тут резать надо.
-  Что за хреновина? Кто нам это сделал?!
-  Счас мы узнаем! И кто-то очень пожалеет об этой шутке!
- Вы! Придурки, как вы это сделали? – Обратился Котов к блатным.
Каптерщик удивился: - Мы ничего не делали. Мы же всё время напротив вас сидели!
Хлеборез подтвердил: - Да! Никто даже не нагибался!
Так как во время этой шутки не пострадали каптерщик и хлеборез, старики устроили им допрос. Те отрицали свою вину. Для профилактики их всё же слегка поколотили. Потом  Котов вспомнил о причине инцидента.
- А где этот, странный тип?
- Зомби?
-  Ну да! Я чуть не обоссался от страха! – признался каптёрщик.
- Ты от страха, а я от кипятка. Яйца ты мне чуть мне не сварил.
-  Так, где он? Надо его найти.
- Может, не надо!  Я чуть в штаны не наделал, - сознался и хлеборез.
Но Котов был непреклонен.
-  Ничего, мы сейчас вооружимся, хрен кто к нам подойдёт.
Вооружившись столовыми ножами и подносами, все пятеро вступили на кухню. Зомби они нашли быстро. Дымчук всё же нашёл жидкость, и отмывал лицо в баке с тёплым компотом. Деды слегка удивилась такой борзости – этот компот должен быть подан батальону на завтрак. Но тут внимание солдат привлёк какой-то стук. Стучали изнутри самого большого котла-автоклава. Это было так неожиданно и странно, что солдаты попятились назад, переглянулись. У хлебореза даже волосы встали дыбом.
-  Чего это? Оттуда стук?
Каптёрщик предложил: -  Не знаю. Может, не будем открывать? Ну, его нафиг, пошли отсюда!
У Дацаева было своё мнение: - Похоже, варили кого-то на завтрак. Да не доварили.
- И нам это жрать? Пошли отсюда…   
Но стук продолжался, стал более хаотичным и отчаянным. Котов  перекрестился, открыл замок, отодвинул крышку. Оттуда, как в фильме ужасов, восстал прапорщик Сердюк. Солдаты даже заорали от ужаса. Ещё бы! Лицо прапорщика было неузнаваемым, багрового цвета, он хватал ртом долгожданный кислород. Если бы не мундир с тремя маленькими звёздочками в ряд, солдаты бы рванули в бега.
- Нифига себе! Как это вы туда попали, товарищ прапорщик? 
Тот ответить ничего не мог, только таращил глаза и дышал, дышал, дышал. В это время из-за столов и баков начали появляться другие действующие лица. Майор и повар восстали из своих нокаутов практически одновременно. Один держался за лоб, другой за шею. Тут же подошел Дымчук, стирающий вафельным полотенцем остатки масла с ушей. Четыре вора смотрели друг на друга, и никто ничего не мог понять.
Мирончук первый спросил: - Ч-что это было? Кто меня по лбу этой ногой ударил?
Дымчук не знал: - Хрен его знает. Это, наверное, они, - Дымчук ткнул пальцем в солдат.- Больше тут никого не было.
Котов возмутился: - Чего это мы?! Нас самих вон кипятком ошпарило, да ещё какой-то гад шнурки наши связал вместе.
Сердюк о своём:  - А кто… закрыл крышку… моего автоклава?
- Не знаю. Но мы её вам открыли. Не надо было?
- Я тебе покажу, Демидов, шутки шутковать! Я там чуть не сдох!
Повар Ковальчук подвёл итог: -  Что-то тут не так. Чертовщина какая-то. Так меня по шее звездануло этой ногой.
Мирончук глянул на часы: - Ого! Время то уже десять! Меня моя Дездемона убьет! Она же ревнивая, как сто Отелл! Товарищи  солдаты – марш в казарму!
-  Слушаюсь!

Когда солдаты ушли, хозяйственники долго обсуждали происшедшее.
Мирончук: - Что за фигня у нас тут твориться?
Дымчук: - Не знаю, но я это масло из ушей ещё никак не выковарию.
Повар поднял говяжью ляжку, спросил: - Ногу то возьмешь?
Мирончук шарахнулся в сторону от говяжьей благодати.
- Ну, её на хрен! Засунь её… обратно... в холодильник. Завтра борщ солдатам сваришь.
Седюк рассматривал на полу сахар: - И этот сахар… летал… у меня сзади на башке шишки нет?
Дымчук недолго рассматривал затылок собрата: - Нет. А зачем ты залез в автоклав?
- Надо было. Вот только какой гад его закрыл.
- Китель тоже стирать придётся.
- Может, домой поедем?
Мирончук  согласился: - Погнали. Мне что-то тут не по себе.   
  От греха подальше решили больше ничего сегодня не брать. Да и что брать-то? Масло погибло в компоте и в ушах Дацука, сахар валялся по всей кухне, оставалась только говяжья нога. С большой осторожностью её водрузили обратно в холодильную камеру. Здание столовой четыре вора покидали в буквальном смысле на цыпочках, но при этом все четверо одновременно загремели с крыльца на асфальт. Прихрамывая и постанывая загрузились все в Уазик Дымчука и отбыли по домам в военный городок.

Между тем пятеро солдат направились в казарму. У них повысилось настроение, они уже ржали над злоключениями своих старших по званию однополчан.
-  Нет, ты помнишь, как Дымчук вошел в столовую? Башка в масле, руками в воздухе машет – вылитый зомби!
Каптерщик напомнил: - Я чуть не обссался от страха!
Дацаев отмахнулся: - Да ты только и можешь что обоссаться. Нам чуть яйца не сварил, козёл! Но кто его так маслом намазал?
Демидов выдвинул свою версию: -  Да сам, поди, и намазался! Пьяный он был?
- Нет, от него не пахло. Это они его, похож, намазали.
-  Ага. Напоролись они все да передрались!
- Ты думаешь?
- А то! Помнишь, на двадцать третье февраля прапора напились и отлупили Мирончука?
- Ага, били его на складе, тот орал как недорезанный, а потом месяц с синяками ходил. Говорил всем, что хулиганы в городке его избили, а он, якобы, девушку от них защищал.
 
В казарму все пятеро вошли в прекрасном настроении, а там решили поднять его ещё больше.
Котов предложил: - Ну, что, айда лупить рыжего?
Демидов согласился: - Пошли. Надо его поставить на место.
Дацаев был более конкретен: -  Давай ему сейчас тёмную сделаем! Пряжками задолбим.
-  Тёмную?
-  Конечно!
- Ладно. Только, чур по голове не бить, чтобы на морде синяков не было. А на тулове – хрен с ним. Не докажет. Скажем, сам с лестницы упал.
- Тогда ты одеяло держишь.
- Замётано
Зажигать свет в казарме они не стали, достаточно было и дежурной лампы. Деды прокрались на цыпочках к нужной кровати, на ходу снимая ремни. Кровати стояли в два яруса, так что было тесновато. Егор спал снизу, и место это они знали прекрасно. Двое встали по одну сторону кровати -  Демидов и Дацаев, по другую Котов, старательно наматывающий ремень на руку. Демидов, взяв в руки одеяло,  натянул его на голову будущей жертвы.
-  Давай, жги! 
Они начали дружно лупить по телу, завернутому в одеяло, ремнями с тяжелыми бляхами. Тут же раздался вопль несчастного, но Демидов не давал ему подняться. Только минут через пять деды закончили свою экзекуцию.
- Хватит! Что он там, жив?
Демидов откинул одеяло, присмотрелся и ахнул: - Мать твою! Хныч! Ты как здесь оказался?
Котов от изумления сел на соседнюю кровать, прямо на тело перепуганного солдата. Оказалось, что вместо рыжего Егора они щедро отлупили свою первую шестёрку и стукача Вадика Хныча.
Хныч со слезами на глазах поведал свою печальную историю: - Да я… я… я же упал… и ногу же подвернул на лестнице… с крыши когда шёл… вот и попросил… Егора поменяться кроватями.
Котов поднял руку: -  Так он?...
Егор сам подал голос: - Может, хватит там орать, а? Второй час ночи. Спать охота.
Голос Егора Трубникова был ленивый, с издёвкой.
Котов сразу озверел: - Ах, ты нам ещё указывать будешь, салабон?! На, получай!
Он размахнулся, и попытался со всей силы ударить Егора ремнём, но тот зацепился скобой  за уголок кровати так, что Котов от этого дикого рывка вывихнул в плече руку. Вскрикнув от боли, он крикнул своим друзьям: - Блин!  Чего стоите? Бейте его, мочите!
Те вдвоём находились по одну сторону кровати, и попытка пустить в ход ремни привела к тому, что оба получили по доброму удару по голове от лучшего друга.
- Ты чего, охренел? Ты куда лупишь, падла?
-  А ты чего дерёшься?! По лбу мне попал!
- Будто мне не по лбу прилетело. Обрубок!
Демидов обиделся: - Сам обрубок! 
Котов настаивал: - Да вы его бейте, придурки, его! Чего вы друг друга хлещете?
Дацаев и Демидов бросили ремни и пустили в ход кулаки. Но получалось это не очень хорошо. Первая пара ударов пришлась по железным уголкам кровати. Было очень больно, так что Дацаев вспрыгнул ногами на две нижних кровати и со всей силу ударил кулаком туда, где должна была находиться голова Егора. Почему вместо неё он попал по козырьку кровати, Дацаев не понял, но размышлять было некогда, так как одна его нога подвернулась, и он упал назад, на Демидова. Тот, кстати, как раз взял в руки табуретку, и размахнулся, чтобы ей ударить проклятого «духа». Но этот его удар пришёлся как раз по голове падающего Дацаева. Табуретка разлетелась вдребезги, тело старика пало под ноги Демидова, он споткнулся об него и упал, врезавшись головой в стойку кровати. Тут вспыхнул свет, это постарался дежурный по роте. Электричество высветило печальную картину. С одной стороны кровати Егора Трубникова лежали два почти  бездыханных тела. Еще одно тело располагалось на ногах, но было занято только вывихнутой рукой. Снизу всхлипывал несчастный Хныч.
Оглядев эту картину, дежурный, в звании сержанта, покачал головой: - Ну, ты, Егорка, крутой! Трёх дедов отмудохал. Придётся мне командиру роты рапорт на тебя написать.
Егор возмутился: - За что?! Я их пальцем не тронул! Это они сами себя так отфигачили. Все подтвердят! Да, парни?
Дежурный не поверил: -  Рассказывай мне ещё сказки! Чтобы так троих отделать, это ого-го! Лупить надо со всей дури. Ох, Батя и  бушевать будет! Не избежать тебе, Трубников, губы. А теперь  всем отбой!

Но события развернулись совсем не так, как предполагал сержант.
Командир части, а по армейской традиции все его звали Батя, прибыл в часть только к обеду, пребывая в дурном настроении. Попытка дежурного офицера доложить о происшествиях за сутки вызвала у него только отмашку и рык, сродни львиному. Полковник Батов и в самом деле походил на льва, и лицом и характером.
- Товарищ полковник! Во вверенном вами...
-  Отставить! Собрать ко мне весь командный состав! Быстро! Чтобы через пять минут все были у меня! 
Через пять минут все офицеры части сидели в кабинете командира и слушали его речь.
- Я вчера был у командующего округа Лютого. Решение о слиянии наших частей в одну бригаду принято. Решается, кто будет командиром, я или Мишин. Решается и где будет располагаться часть, у нас, или у Мишина в Подберёзовом. Генерал сказал так: «Устроим соревнования танкистов, кто победит, тот и будет командиром, там же будет и располагаться бригада».
Начальник штаба полка Половинчук спросил: - А как там с жильем, в этом самом Подберезовом?
Батов не обрадовал: - Хреново. Выделят квартир пять, не больше. Остальных в общежитие. 
- А как наш военный городок?
- Закроют.
Все офицеры скисли.
Капитан шепнул лейтенанту: - А я только отделал квартиру. Евроремонт. 
Лейтенант тоже был неутешен: - А я новый унитаз поставил. Испанский. Голубой.  Красивый!   
Батов рявкнул: - Хватит там болтать! Сколько экипажей мы можем выставить на полигон?
Все переглянулись, ответил заместитель командира и по совместительству – командир первой роты:
-  Десять экипажей.
- Мало!  Мишин  готов выставить двадцать.
- Выставить то мы хоть тридцать можем, но десять из них будут неподготовленными. Они за рычагами то сидели всего по два раза.
Батов не понял: -  А почему они сидели в танке всего два раза?!
Капитан просвятил: -  Потому, что у Шилика, - Замком кивнул в сторону зампотеха, -   вечно нет солярки.
Шилик, полный майор лет пятидесяти, возмутился: - А что мне делать, если её нет?!
-  Куда ты её только деваешь, Шилик? Пьёшь, что ли?
Шилик был непреклонен: - Да сами вы её и прокатали! Гоняете технику день и ночь! А потом Шилик виноват.
Лейтенант шепнул капитану на ухо: - Да все знают, что он солярку на сторону толкает. Авезову. 
- Вот именно.
Батов возмутился: - Что там опять за разговорчики!? Так, всех больных и горбатых на плац мести и красить. Остальных на полигон. Шилик, ты как хочешь, но солярку мне достань! Мои танки должны летать!  И не только летать, но и стрелять! Снаряды выдать самые лучшие! 
  Шилик был не согласен: - Но товарищ полковник. Лучше бы расстрелять старые…
Батов рявкнул: - Отставить разговоры! Майор Шилик! Бегом – марш!
- Есть!
Разборки шла очень долго, наконец, все офицеры вывалились из кабинета, злые и недовольные. Никому не хотелось срываться и менять место службы. Кто-то остановился, чтобы покурить, кто-то просто пошел к боксам своей роты. Только Шилик прошёл к себе в кабинет, достал сотовый и начал звонить.
-  Анзор? Привет. Нет, солярки я тебе сейчас не продам. Тут у нас большой хипишь, пока нельзя. Но есть и хорошая новость. Нет, для тебя. Может случиться чудо, и вся часть отойдёт тебе бесплатно. Как? А вот так. Часть могут расформировать, и все это отойдет тебе. Будет соревнование двух частей, танковый биатлон, кто выиграет, тот и забирает весь куш. Если наши проиграют, все уезжаем в Подберезовск. Да, вот так.  Знаешь, я могу посодействовать в этом проигрыше. Ну, скажи тебе как! Ты, лучше скажи, сколько я за это получу? Мало. Это тебе не солярка даром, это готовый автопарк для твоих большегрузов, ремонтная база. А из самой казармы можно сделать увеселительный комплекс. Сломаешь? Зачем? А, кирпичи идут очень хорошо. Это я знаю, только, как ты её ломать будешь? Она ведь построена на замесе извести с  яйцом, её двести лет назад строили. Ладно, это уже твоё дело. Но ты мне сейчас скинь аванс на карточку, как СМС придёт, я начну трудиться на благо твоего кошелька. Всё, договорились. Пока, дорогой, пока!

Шилик положил трубку в прекрасном расположении духа. Он бы так не радовался будущему своему финансовому благополучию, если бы знал, что этот разговор слушала ещё одна пара смешных и мохнатых ушей.

Филька с утра занимался уже привычным делом. После утренней пробежки и зарядки он разбирал и собирал автомат Калашникова, потом Браухич преподавал ему тактику танкового батальона во встречном бою. Но параллельно Филька слушал всю казарму. Он ещё с вечера уловил какую-то угрозу, и вот теперь она стала понятна. Домовой решил, что пора действовать.
-  Разрешите обратиться, господин полковник!
- Да, рядовой Филька.
- Нашей части грозит большая опасность. Её могут расформировать, если мы проиграем в танковых соревнованиях с другой частью. К тому же часть офицеров хотят сыграть на руку противника. В частности майор Шилик.
Полковой был краток: - Предать суду военного трибунала и расстрелять!
Филька согласился: - Это непременно, но сначала нужно узнать, что он готовит, и что можно предпринять.
- Хорошо. Сержант Иваныч! Вы прикрепляетесь к этому Шилику, ни на шаг от него не отходить, немедленно докладывать обо всех его изменах. Я займусь самим командиром.
Филька спросил: - А я?
- А вы идёте в глубокую разведку. Зер гут?
- Ес, мой командир! 
 
Если бы кто мог видеть дальнейшее в режиме экстренного видео, то наблюдал бы забавную картину. В кабинете командира части бушевали немалые страсти. Входили и выходили офицеры, получали непременную взбучки. А в стороне, за журнальным столиком, сидел странный, маленький  человечек в непонятной форме с моноклем.

Не менее забавной была пара Шилик – Иваныч. Шилик не торопясь обходил своё хозяйство, за ним семенил его подчиненный, прапорщик Кулик. И за ними,  так же не торопясь шествовал Сержант.
Шилик наставлял подчинённого: - Завтра в наши танки зальёшь солярку из этой цистерны, третьей.
Кулик удивился: - Но там, же солярки почти нет? Мы ж её того, Анзору толкнули и воды туда налили.
Шилик хмыкнул.
-  Ничего, пойдет. Теперь о снарядах. Для наших возьмёшь их из третьего склада. Для мишинских – из первого.
- Но там, же, в третьем складе одно старье, они на списание должны идти? Там каждый снаряд третий отказывает.
-  А нам и нужно их расстрелять, чтобы не вывозить. Это сколько мы солярки потратим на то, что вывезти их до станции? А так сэкономим. Пошли дальше.

Филька в это время находился на полигоне. Командиры рот спешно пытались «накатать» молодняк, но за день это было сложно сделать. Молодые механики не могли завести танк, на поворотах машины глохли, с трудом держались в колее. Стреляли танкисты так, что мат на командном пункте стоял непрерывный. Офицеры хватались за голову, но ругать могли только самих себя. Надо было гонять солдат на полигоне, а не на плацу.
Капитан махнул рукой: - Да, с такими экипажами нам ничего не светит. Зря только деньги я в ремонт вбухал.
Лейтенант всё о своём: - Я унитаз заберу с собой, в Подберёзовск. Он такой красивый. Голубой! С искрой!
- А я вот уже свои обои не оторву.

Вечером все трое Хранителей собрались на чердаке.
Браухич приказал: -  Что есть удалось узнать, докладывать?
Филька :-  Личный состав не подготовлен к стрельбам. Из тридцати экипажей более или менее стреляют и ведут танки половина. Остальные молодняк.
Сержант так же не обрадовал: -  Шилик сидит на измене. Хочет подсунуть нашим танкам солярку, разбавленную водой. Снаряды привезут на танкодром старые, половина не взорвётся. За такие дела царь-батюшка Петр Ляксеич при мне одного каптера на кол посадил.
Полковой спросил: - Что будем делать?
Филька: - С соляркой я знаю что делать, разберусь. Со снарядами тоже. А вот с личным составом я не знаю, что делать.
Полковой ухмыльнулся: -  Мы знаем. Я сам хорошо стрелять, а Сержант бесподобный водитель. Надо их только заранее подготовить. Познакомишь меня со своим земляком.
Сержант спросил: -  А они нас не испугаются?
Полковой: - Нет. Они есть солдаты.   
 
Этой же ночью после отбоя в казарме танкового батальона состоялось странное построение. Солдаты одного призыва собрались в обширной сушилке казармы, курили и судачили о том, зачем их сюда собрал Егор Трубников.
-  Чего он нас тут собрал?
-  Хочет, поди, пойти войной на стариков.
- Да, он уже троих вывел из строя. Все трое лежат в лазарете.
- Так мы скоро всех дедов к ногтю сведём.
- Как бы они нас не свели.
- Чего это?
- Чего-чего! Того! Они же того – отморозки! Вернуться из санчасти – мало не покажется.   
Конец пересудам положил вошедший Егор.
- Строиться! В две шеренги по разные стороны от меня.
-  Чего это?
-  Да, в чём дело то, Егор?
Егор возмутился: - Так, я кому сказал – строиться!
Солдаты нехотя повиновались. Это был смешной строй – все в трусах и майках, на ногах тапочки.
- Уже командует.
- Егорка точно на сержанта метит.
- Разговорчики там! Завтра у нас будут стрельбы и всё остальное. Как мы готовы к ним - вы сами знаете. Поэтому завтра в экипаж к каждому назначаются ещё два старослужащих. Они и будут управлять танками и стрелять. Ваше дело – заряжать, и быстро заряжать, а так же быстро ворочать рычаги. Знакомьтесь.
Рядом с Егором постепенно материализовался полковой.
- Полковник фон Браухич, ваш командир танка и наводчик.
Полковник Егору был по колено, да и вид смешной – старомодный френч, портупея, галифе, пенсне в одном глазу. Но у солдат при виде полковника встали не только остатки волос на голове, но и более длинная поросль под мышками и в трусах. Затем проявился Сержант.
- А это сержант Иваныч. Будет в экипаже за механика-водителя. Сидеть он будет на вашей шее, а вот рулить вашими руками. Ваше дело не мешать ему, и помогать им как можно больше. Все поняли?
Рота рявкнула: - Так точно!
- А теперь отбой!

Фильки рядом со старослужащими не было. И не только потому, что он не хотел показываться в своей дурацкой пилотке. Для него была избранна своя роль. Он был глазами и ушами танковой части. Так он засёк разговор начальника штаба батальона майора Половинчука со своим однокурсником из части противника.
Половинчук звонит по телефону: - Привет, Диман!
-  Привет, Сашка.
-  Завтра будешь у нас?
-  А как же!
-  Как там ваши орлы? Готовы к чемпионату?
- Орлы они и есть орлы. Мишин нас на месяц загнал на полигон, даже на выходные не отпускал. У нас сейчас все стреляют и катают как немки на биатлоне. А у вас что?
-  Да хрень полная. Первая рота ещё ничего, и то, лучший экипаж загремел в санчасть с побоями. Кто у вас начальник штаба?
-  Майор Кожвош.
- Он ещё служит?! Я у него ещё лейтенантом начинал.
- Последний год старик разменял. Всё, готовиться на дембиль. Домик приобрел в Краснодаре, уже и контейнер под мебель заказал.
- Интересно. То есть квартиру свою он оставляет?
- Да, и она у него отделана как надо. Второй этаж, три комнаты, лоджия. Что, хочешь на нее позариться?
- Само собой.
- Ну, это надо тебе как-то отличиться.
- Да запросто. Слушай и запоминай, Если ваш Мишин выставите своих орлов против нашей третьей роты, то у наших шансов нет. Там у них один молодняк, рычаги второй раз в жизни видели.
- Сашок! Спасибо за подсказку. Это ценно! 
-  Не за что, лучше намекни  Мишину, что у них есть практически готовый начальник штаба бригады.
-  Ну и ты прояви свою активность. Покажи себя.
- Само собой! Я на вышке всем жару дам. Правду-матку буду резать как Ельцин на первом съезде. Всё про Батова расскажу, сколько съел и сколько выпил. Считай, что вы уже выиграли биатлон.
- Ну, это мы завтра посмотрим. Давай, Сашка!
- Давай, брат. До завтра. 
Он положил трубку и в прекрасном настроении пошел в спальню. Правда, входя в нее, почему-то споткнулся и упал.
- Чёрт. Ногу зашиб.
Жена подняла голову с подушек: - Ты что, опять, что ли, налакался? Когда успел-то?
-  Какой там налакался! Нельзя. Завтра такой день. Завтра всё решиться.
- Да, что там может решиться! Господи, опять съезжать с насиженного места! Там, в этом Подберёзовике хоть общежитие офицерское то есть?
- Не волнуйся, я уже всё провентилировал. Начальнику штаба новой бригады квартиру точно дадут.
- Так это начальнику штаба!
- Представь себе, что ты уже лежишь в постели с этим самым начальником штаба.
- Ты чего это? Откуда знаешь?
- Знаю. Я уже подсуетился. 
- И какую?
- Что какую?
- Ну, ты говорил, что знаешь, какая там квартира. Какая она?
- Лучшая квартира в военном городке. Второй этаж, три комнаты, раздельные, евроремонт и громадная лоджия.  Спи, давай, мне надо выспаться! Денёк завтра будет ещё тот.

Планы у всех предателей были грандиозные. Но Филька кое-что подправил в раскладе сил. Начальник штаба Половинчук, утром выходя из подъезда в прекрасном настроении, умудрился на крыльце споткнуться, упасть и сломать руку.
Хитрый зампотех до части доехал, но за завтраком в офицерской столовой подавился котлетой. Как его только не спасали! Всем офицерским составом. И кулаками били  по спине, и табуреткой, и  вверх ногами переворачивали и трясли. Котлету они вытрясли, но после этого майор был в состоянии коровы, из которой была сделана эта котлета – мычал, хлопал глазами и ничего не понимал. Его пришлось срочно отправить в санчасть. А затем всё было просто – Кулик заправил танки не из той цистерны, про которую говорил его начальник, а из другой, которую Шилик держал про запас на случай ревизии. И снаряды Кулик отгрузил не из третьего склада, а из первого, новенькие, еще пахнущие краской, герметиком  и смазкой.

К обеду прибыла делегация конкурирующей части и комиссия во главе с командующим округом. Фамилия его была Лютый, и это сильно соответствовало его характеру. Для начала он отчитал дежурного по КПП, объявив ему взыскание. Затем он прошёлся по территории части, и хотя весь прошлый день личный состав драил плац, нашел к чему придраться. От обеда он отказался, сразу приступил к делу.
-  Ну, везите меня, Батов, на этот ваш полигон. У Мишина я уже был, посмотрел его в действии. Впечатляет. Твои экипажи готовы?
- Так точно.
-  Ну-ну, посмотрим. Поехали!
Прибыв на полигон, генерал прошелся вдоль строя танкистов, выругал Мишина за внешний вид его солдат, затем Батова за состояние танков, а потом поднялся на смотров ую башню. Усевшись на главное место, он взял в руки бинокль и спросил Мишина: -  Сколько экипажей вы привезли?
 - Десять.
- Хорошо. Столько же выставите и вы, Батов. Кто будет от вас?
- Первая рота…
Тут вмешался Мишин: - Разрешите, товарищ генерал-полковник?
- Да.
-  А можно нам самим выбрать своего соперника?
 Лютый не понял: - Это как?
-  Мы просим выставить против нас третью роту.
- Почему третью?
-  У нас третья, и у них пусть будет третья.
Батов открыл рот но сумел вымолвить только одно слово: -  Но…
Лютому же идея понравилась: - А, что, хорошо. Нам показуха не нужна, пусть это будет хоть вторая рота, хоть третья. Танкисты должны быть одинаково хорошо подготовлены в любой роте!
Батов  сразу вспотел:  «Шандец, позорный проигрыш, пенсия впереди, неизбежная как восход солнца».
Мишин из-за плеча генерала подмигнул Батову, и тот понял, что эта рокировка с ротами была не так проста. 
«Продали! Со всеми потрохами продали! Найду того, кто сдал меня – убью!» 
Для Егора приказ занимать исходные позиции не был неожиданным – Филька постоянно держал его в курсе всех дел. Первым выехал на позицию как раз его танк. Точно такой же Т-72 конкурентов пристроился рядом.
-  Топливо и боеприпасы у них одинаковые? – Спросил Лютый. 
Батов доложил: - Так точно. Разливали из одной цистерны, снаряды новейшие, из последней партии. И танки разыгрывались жребием. Всё честно.
- Ну, тогда давай красную ракету!
Над вышкой взлетела красная ракета и одновременно в танкошлемах раздалась команда: - Вперёд!
Моторы взревели одновременно, но танк Егора чуть споткнулся на старте.
Батов подумал: «Началось!»
Но затем  броневая машина рванула так, словно это был не танк, а болид Формулы-1. Еще до первого огневого рубежа она обогнала танк Мишина метров на сто. Если бы генерал и все остальные офицеры могли в этот момент заглянуть в танк, то могли увидеть забавную картину. На шее у Васьки  сидело полуметровое создание с очень сосредоточенным лицом. По сути, сейчас тут было не два создания, человек и полковой домовой, а одно, с мозгами Сержанта и руками Васьки. И этими руками он лихо рулил танком. При этом Васька орал песню из очень древнего репертуара, который никогда раньше не слышал, и знать не мог:
- А молодого воеводу несли с разбитой головой!...
Он развернул танк на рубеже, остановил его, Харитон дослал в пушку снаряд, и в дело вступил полковник Браухич. Он приник к окулярам прицела, только бормотал себе под нос: -  Сейчас мы их… Фойер!
   Выстрел был идеально точен – болванка поразила прямоугольную мишень прямо по центру. Это оценил даже Лютый.
-  Эк он! Хороший выстрел! Кто командир танка?
Батов ответил: -  Рядовой Трубников. Полгода службы. Весенний призыв.
Лютый одобрил:
 - Молодец! Посмотрим, что будет дальше, но начали вы хорошо.
Мишинские танкисты так же поразили мишень с первого выстрела, но не так эффектно и время затратили гораздо больше. Дальше преимущество танка Батова только нарастало.
Лютый поинтересовался: - По-моему, они превышают все нормативы на выстрел?
Батов подтвердил: - Так точно. Тут прицеливание и выстрел не более двух секунд.
Лютый довольно кивнул головой: -  За такую стрельбу и лихое вождение этот экипаж надо наградить. Запиши, Батов.
Батов спросил: - Наградить именными часами?
- Ещё чего! Я ж тебя знаю, накупишь на рынке китайской хрени, а вручишь как командирские. Экипаж должен поехать в отпуск на десять суток без дороги.
-  Непременно!
Подтвердил повеселевший Батов. За спиной генерала он подмигнул ничего не понимающему конкуренту.
 А Лютый вспомнил кое что ещё: - Кстати, Батов, а где ваш начальник штаба?
 - Майор  Половинчук буквально за два часа до начала соревнований упал с собственного крыльца и сломал правую руку.
- Да, если не везет, то не везёт. И на родной жене триппер подцепишь.
   Все дружно заржали над этой древней армейской шуткой из уст генерал-полковника.
Капитан доложил: - Первый состав окончил прохождение маршрута. Победил экипаж полковника Батова.

В это время в санчасти пришёл в себя майор Шилик. Поблагодарив медбратьев, он поспешил к себе, в боксы. В его каптерке, на его месте, положив ноги на стол, сидел прапорщик Кулик. Включив рацию, он слушал переговоры на полигоне, курил и пил чай с пряниками. Увидев входящего майора, он спохватился, вскочил на ноги: -  О! Товарищ майор, а мне сказали, что вам так плохо, что вас сегодня не будет.
 - Не дождётесь! Кстати, как там наши дела на полигоне?
- Хорошо. Наши давят. Уже пятый экипаж делает мишинских как щенков слепых.
 Майор уставился на своего подчиненного как бык на матадора.
- Чего? Кто выигрывает?
- Наши. Третья  рота давит мишинских как котят.
-  Отказы в технике были?
- Никак нет.
- А по снарядам? Осечки? 
- Тоже все нормально.
Майор сел за свой стол, начал листать документы. Круглое его лицо вытянулось: - Слушай, Кулик, ты из какой цистерны залил солярку в наши танки?
 - Как вы и говорили – из первой.
- Какой первой?! Я  тебе говорил заливать из третьей!
- Да какая разница!?
- Есть разница! А снаряды ты откуда им отгрузил?
- Из первого склада.
- Да ты что, сдурел, что ли?! Это же новые! Совсем новые снаряды! Я же приказал отгрузить нашим из третьего! Из третьего склада!!!
- Товарищ майор, я что ж, дурнее жопы что ли? Я же всё помню, всё, что вы мне говорили. Я же, как сомневаться начал, так перепроверил всё. Вот, это же вы писали в журнале. Топливо из первой цистерны, снаряды из первого склада.
Не веря своим глазам, Шилик смотрел в журнал. Там, действительно, были именно такие записи. Между тем Кулик обрадовался. Он продолжал слушать переговоры по рации. 
-  О! Наши шестого мишинского сделали! Теперь наши точно победят. В любом случае!
Шилик же думал о своём, о самом страшном: «Я что теперь буду деньги Анзору возвращать?»
Горло его при этом перехватило так, словно в нем застряла еще одна котлета. Выпустить из рук уже полученные деньги – это было выше сил тыловика!

К концу стрельб на полигон прибыл и начальник штаба Половинчук. Правую его руку сковал внушительный гипс. Морщась от боли, он поднялся на вышку, и услышал заключительную фразу генерал-полковника Лютого: - Полковник Мишин, я не понимаю, чем вы недовольны? Все были в равных условиях, на одинаковых танках, с одинаковым топливом и снарядами, противника выбирали вы сами. Я не знаю, чем вам не понравились первая и вторая рота, но и третья рота Батова разнесла ваших лучших орлов по всем параметрам. А вам, полковник Батов, объявляю благодарность за отличную подготовку личного состава, и представляю к медали «За заслуги перед отечеством» третье степени.
Батов рявкнул: - Служу России!
 - И не забудьте про тот, первый экипаж. Пусть съездят домой. Красиво прошли ребята! Быстро и без промахов! Лихо! С такими танкистами нам никакой враг не страшен! Господа офицеры, благодарю за службу! Всем объявляется благодарность с занесением в личное дело!
С той точки, где он стоял, Половинчук видел только затылок Батова, лицо генерала Лютого и за его спиной - злые глаза Мишина. Полковник словно расстреливал его этим взглядом. Половинчук невольно  попятился назад, забыв, что сзади как раз лестница, и с воплем боли скатился вниз. Орал он не просто так, к перелому правой руки добавился и перелом левой руки. К нему подбежали офицеры из свиты Лютого. Лютый глядя сверху на корчащегося внизу майора: - Что там у него, Самойлов?
- Похоже, левую руку сломал!
- Да, сегодня не день майора Половинчука. Летает он исключительно неудачно. Да это и понятно – он же танкист, а не летчик.
  Офицеры ответили дружным смехом. Молчал только Мишин
Лютый его не понял: -  Что вы такой недовольный, полковник? Вы же сами ратовали за такое решение проблемы объединения. Лучше надо было готовиться, лучше! Вот, как Батов. Поехали в столовую. Надо хорошо отметить такой важное событие как создание новой танковой бригады с достойным командиром.

Довольны были и чердачные хранители.
-  Я давно не получал такой удовольствие. Со второй мировой. Пиф-паф!
У сержанта были свои впечатления: - А я так отмотал руки, словно сам ворочал эти фрикционы! - Ворчал Сержант, рассматривая свои поднятые руки. – Десять кругов подряд! Теперь они будут болеть дня три.
Филька предложил своё: - Это всё надо отметить. Я сейчас.
 Филька смотался в каптерку и притащил своё НЗ. Сушки, а особенно «шерри» производства Вальки Кобылиной пришлись старым служакам по вкусу.
-  О, какой отличный шнапс!
- Да, пойло что надо!  Я такое пил трофейное, с Суворовым, Ляксанда Васильевичем, в Швейцарии. Только тот был послабже. А это как раз то, что надо! Продирает!
Полковой махнул рукой: - Наливай ещё три капли.
Когда сослуживцы пришли в нужную кондицию Филька взмолился:
- Братцы! Отпустите меня домой! У меня там жена молодая, мы еще медовое десятилетие не отгуляли!
Браухич озадачился: -  А кого же мы здесь будем тренировать?
-  Так под вами тут целый батальон солдат. А скоро будет целая бригада. К Егору обратитесь, он поможет.
И полковник согласился:
-  Да, он есть прав. Хватит сидеть на чердак. Пора брать контроль над часть, особенно над поваров, а то эту еду в офицерской столовой совершенно нельзя жрать! Ну, ещё наливай две капли. За боевое братство!

Домой Фильку провожали рано утром. Сначала Иваныч наколол Фильке на плече традиционное «ДМБ» с годом дембиля, а на запястье - танк на фоне солнца Старики расцеловались с «дембилем», дали кучу наставлений на будущую жизнь.
Полковой: - Держи марку танкиста всегда и везде! 
Сержант: - Пей много, но не пьяней! Ни одну бабу мимо себя не пропускай, прежде чем её не обрюхатишь! 
Полковой был шокирован: - Фи, Иваныч! 
- А что, это мне ещё отец завещал. В наши времена баб было много: кикиморы, лешихи, маркитанки. С одной я так закрутил, аж из части дезертировал. До Парижа с ней дошёл. Тут и наши подошли. Чуть не расстреляли  тогда. Да вы же помните! 
- Я, помню! Я настаивал, чтобы тебя расстрелять, но остальные решили отдать в дисбат.
- Сорок лет отбыл от звонка до звонка. Потом на передовую в штрафную роту, на бастионах Севастополя кровью смыл позор.   
- Полковник, я хочу подарить вам вот это. Вязала моя жена.   
Домовой повязал на шею полковника косынку, связанную Вельдой. Полковник оценил гламурность данного решения: - О! Это есть стильно! И тепло! Передай привет твоя хозяйка.
- А тебе, Иваныч, я дарю эту фляжку.
- Самый ценный подарок в моей жизни. Ладно, давно я не делал этого, но попробую. 
Сержант сделал Фильке самый ценный подарок – он покрутил руками над головой Фильки и вернул тому его волосы. Как он это сделал, домовой так и не понял, но увидев в осколке зеркала своё прежнее отображение, Филька обрадовался невероятно.
- Иваныч! Товарищ полковник! Друзья! Приезжайте в гости! Я вам хоть литр этого шерри спою!
- Теперь точно приеду. А то я в отпуске не был уже лет сто!  Лети, танкист, на дембель!

Так быстро Филька не летал ещё никогда. Дело шло уже не о сверхзвуке, а скорее о скорости света.
Но Вельда встретила мужа высоко поднятыми бровями: - Кто-то хотел развеяться на три дня? Где ты был, целую неделю?! Как её зовут? Возвращайся к ней навсегда!
Филька в долгу не остался: -  А ты сколько раз в моё отсутствие бегала в рощу к Кольше?
Вельда взорвалась: - Куда?! К кому? Кольше!? Я после свадьбы не могу видеть эту противную морду с бородавками!
Филька настаивал: - Да! А если честно? Сколько раз бегала к нему в рощу?! Он тебе понравился в постели?
Вельда вынесла свой вердикт: - Дурак!
Короче, молодожены крепко поругались. И помирились только в тот день, когда на побывку в деревню прибыл Егор Трубников.
Егор отрапортовал стоя на пороге: -  Рядовой Трубников прибыл в отпуск на десять дней без дороги за отличные стрельбы!
Дашка с визгом кинулась ему на шею.
Егор и рассказал о той роли, что сыграл в его судьбе приезд Фильки.
Егор сидел за столом, перед ним громадная миска с пельменями, на плече повисла Дашка
- Короче, если бы не Филька, я бы здесь сейчас не сидел. Кстати, и готовить в столовой стали лучше. Повара какие-то зашуганые, всего бояться. Раньше за добавкой даже не подходи – всё шло в личный свинарник Мирончука, а теперь сами зовут, да накладывают с бугром. А сами всё оглядываются по сторонам, да так испуганно.   
После этого и Вельда реабилитировала мужа.
- Ну ладно, я есть тебя прощаю. Но в последний раз.
Филька не понял: - Чего? В последний? А когда первый был?
- Не спорь со мной, а то уеду к папе в Германию.
- А что не к маме в Ирландию
- Ой, не придирайся! Я тебе ещё Кольшу припомню! Нашел к кому ревновать! Я по твоему полная есть дура?
- Нет, не полная.
- Так я всё-таки дура?! Всё, я есть собираюсь к папе!
- Но Вельдушка!...
Спать они легли порознь.   
А на следующий день Дашка родила.
И это окончательно помирило супругов. А потом началась трудовая страда. Дашка привезла ребёнка, Колька подвесил на крюк в потолке старинную люльку, а вот качать её большей частью приходилось Фильке и Вельде, особенно ночами. Но это была очень приятная работа!