Казнь белых

Занималась заря и с гор поплыл густой серый туман. Растекаясь по-над полями, долинами и дорогами, он окутывал своей непроницаемой пеленой всё, что стояло на его пути, – холмы и дороги, одинокие деревья и заимки. Не обошёл стороной и обоз из дюжины подвод с охраной из трёх десятков казаков под командованием лейб-гвардии штабс-капитана и трёх подчинённых ему офицеров. По трём тягловым лошадям, впряженным в каждую бричку, и глубокому следу, оставляемому тележными колесами на сухой убитой дороге, можно было судить, что перевозился не объемный, но внушительной тяжести груз, что было странно.
Второй странностью отряда были три его всадника, выделяющиеся из общей массы воинов своими внушительными размерами и одеждами, это были воины "Дружины Святого Креста". 
(С началом гражданской войны противоборствующие стороны старались привлечь на свою сторону старообрядцев, так как прекрасно понимали, что в Сибири это третья сила, которая может в некоторой степени влиять на ход борьбы за власть. Красные шли путём лояльности, менее строго наказывали своих противников из старообрядцев, а совет министров правительства Колчака в декабре восемнадцатого года учредил главное управление по делам вероисповедания. Были созданы "Дружины Святого Креста" из числа старообрядцев. Основной обязанностью дружин было поддержание должного порядка, – не допущение насилия в местах своего проживания и охрана хозяйств в этих границах. В действительности они проводили политику сдерживания воюющих сторон и имели доброе отношение среди красных и белых. Уместно отметить и то, что в период гражданской война на Алтае царило безвластие, поэтому воины дружины по справедливости, а не по законам той или иной стороны охраняли свои селения и семейства, в то же время староверы несли службу, как у белых, так и у красных. Такой разброд в действиях и умах единоверцев не преследовался и не осуждался в староверческой среде, по их вере каждый был вправе выбирать свой путь. Знаком "Дружины Святого Креста" был  белый крест из материи.
Колчаковскому командованию, отправившему этот отряд, нужно было, чтобы никто даже из его белой гвардии не знал не только о грузе, перевозимом отрядом, но и о самом существовании отряда, поэтому оно сделало всё, чтобы отвлечь от него всех любопытных. С этой целью были приняты отвлекающие маневры, одним из которых была сотня казаков, движущаяся параллельно отряду, но на расстоянии в пять вёрст. Это был отряд из Бийска, в котором Алексей Фёдорович Басаргин, получивший чин приказного казака, командовал отделением. Казаки отвлекли от обоза красный отряд, был крепкий бой, в котором братья – Алексей и Василий убили друг друга, так и не узнав, что бились не за свою правду, которую каждый видел по-своему, а за… Но возвратимся к обозу из дюжины подвод с охраной из трёх десятков казаков под командованием лейб-гвардии штабс-капитана и трёх подчинённых ему офицеров). 
Миновав село Старая Барда без остановки в его границах, обоз прошёл берегом реки Иша вверх по течению и сделал привал. Во время отдыха, втайне от всего отряда, дружинники встретились со старшим местной дружины Федором Сергеевичем  Сухоплечевым и поведали ему причину появления отряда в его вотчине. Сказали, что по плану командования на случай невозможности уйти по Чуйскому тракту в Монголию или Китай, необходимо весь груз спрятать в этом районе.
Появление отряда в районе села было обусловлено необходимостью.
Следуя по Чуйскому тракту, отряд встретился с превосходящими силами красных и грамотно отразил атаку противника, но всё же был вынужден сойти с намеченного пути в сторону Старой Барды. Далее, согласно запасному плану, обоз двинулся к таежному поселку Карагайка, где с помощью верных людей из старообрядцев должен был спрятать всё, что укрыто под брезентом в бричках. Груз – часть золотого запаса Российской Империи.
Правительство Колчака, видя падение своего правления, и с целью сохранения золотого запаса России, решило вывести некоторую его часть через Алтай. В приказе было сказано, если на пути следования обоза появятся непреодолимые  трудности,  слитки и монеты, находящиеся в ящиках, передать староверам, а куда те их отвезут, никому не следовало знать. Такие трудности появились после боя с красными. Десять воинов, сопровождавших груз, были убиты, оставшимся в живых, староверы дали крестьянскую одежду, предоставили телеги и лошадей, выдали из везомого груза по несколько фунтов золотых украшений и монет, чтобы те имели возможность устроить свою жизнь, и указали безопасный путь к границе с Монголией. Штабс-капитан и три офицера, получившие тяжёлые ранения близ села Быстрянка, были вывезены староверами в тайные места для излечения.
Командование красной армии, узнав, что какой-то небольшой отряд белых перебил взвод красноармейцев, решило отправить на его уничтожение роту интернационалистов под командованием некоего Васьки (по этическим соображениям автор не называет фамилию), который отлично знал все эти места. Васька – столыпинский переселенец тысяча девятьсот пятнадцатого года получил в этих местах землю и деньги, но вместо труда крестьянского, прогуляв полученные подъёмные деньги и продав полученную бесплатно землю, занялся конокрадством. Жители Карагайки, поймав вора с поличным, посовещавшись и сказав себе: "Авось одумается!" – отпустили его, решив, что парень совершил ошибку по молодости и глупости, хотя по закону конокрада ждала каторга лет на десять да еще в кандалах. В общем, отпущенный с миром прибыл в Ново-Николаевск (ныне Новосибирск), сколотил банду из мужиков без морали и совести, способных ради наживы, не взирая на возраст и пол, убивать, грабить и насиловать. Разбойничал, убивал и насиловал, а с появлением большевиков, сообразив, что можно грабить на законном основании, припрятал ранее наворованное и, по натуре будучи авантюристом, примкнул к новой власти.
Жителям Карагайки впервые пришлось узреть необычное воинство, ввалившееся в их село. Состоящее из китайцев, латышей, чехов, венгров и прочих чужаков, оно вызывало отвращение и страх. Каждый инородец был одет в свою национальную форму, о принадлежности к красной армии указывала красная звезда либо красная полоска на головном национальном уборе.  От всей этой орды несло ужасом с запахом крови и ненависти к местным жителям, мирно живущим и сытно питающимся в своих домах. От круглых, овальных, квадратных лиц с бегающими, шныряющими по сторонам глазками, веяло смертью. Командир, известный всем Васька конокрад, облачённый с чужого плеча в красную кожаную куртку, лиловые замшевые широченные брюки галифе, красные сапоги с золотыми шпорами, очевидно снятые с какого-то генерала, в папахе белого цвета, которую словно кровавый шрам пересекала красная лента, – красно-бордовый лампас с генеральских брюк, был смешон. Но если бы знали жители Карагайки, что принёс им этот клоун, то бежали без оглядки из своих домов. В этот день сибирский народ таёжной глубинки узрел и узнал, что значит красный террор.
Одежду кожаную главный начальник интернационалистов, не смотря на жаркую погоду, не снимал по причине того, что блохи и клопы, – переносчики тифа, не заводились в вещах из выделанной кожи животных. Об этом Васька узнал еще в первый день по прибытии в Сибирь. Ночуя в жилищах местных аборигенов алтайцев, был удивлен, его чуть ли не заживо съедали эти насекомые, а туземцы спали спокойно. От них и узнал, что эти кровососы на дух не переносят кожу, поэтому таежные инородцы шили себе рубашки, брюки из кожи, как диких, так и домашних животных. С тех пор бывший переселенец и конокрад, а ныне революционер и красноармеец носил только кожаную одежду.
(Пояснения, откуда в России оказалось столько иностранцев, что были сформированы не только роты, но целые интернациональные подразделения, как у красных, так и у белых. Накануне Великой войны в целях увеличения военной мощи империи царское правительство пригласило из Китая более четырех тысяч граждан на военные заводы и фабрики. Вся эта азиатская масса людей, почуяв дармовую добычу, не уехал в Китай, а примкнула к противоборствующим сторонам – к красным и белым.
Кроме того, для укрепления вооруженных сил в России были сформированы шестнадцать латышских и венгерских полков, а из числа военнопленных чехов было создано восьмидесятитысячное чехословацкое национальное добровольное воинское соединение. И вот в один момент вся эта масса чужеземцев оказалась в котле гражданской войны. Так среди белогвардейцев, красногвардейцев и разного рода бандитских формирований появились наёмники, – обособленные, обозленные и бесчувственные к судьбам русских людей иностранцы).
Прибыв в Карагайку и остановившись у стены тайги,  Васька понял, что опоздал, – погоня за ушедшим в тайгу таинственным обозом, равносильна поиску иголки в стоге сена. Кроме того, красная интернациональная банда не очень-то горела желанием идти в тайгу, где велика вероятность напороться на засаду белых. Для неё грабёж мирных, беззащитных жителей был более спокоен, безопасен и привлекателен, нежели бой с обученными войсками белых. Васька тоже был трус изрядный, но смышлён и изобретателен на всякие гадости. Вспомнил, что на подходе к селу видел разбросанные вдоль дороги окровавленные бинты и тампоны. Сообразил, оставили их тяжело раненные белогвардейцы. Торопились. Сделав перевязку перед поселком прямо на дороге, окровавленные старые бинты не уничтожили, не спрятали где-то в стороне, а бросили здесь же. Знал Васька, с ранеными далеко не уйдёшь, значит, спрятали их местные жители где-то в самой деревне либо в округе, а потому решил найти тех раненых белых, чтобы как-то утолить свою злость от неудачной погони и отчитаться перед вышестоящим командованием о проделанной работе.
Согнал Васька весь поселковый люд на площадь перед сельской управой и прокричал:
– Видел вдоль дороги, ведущей к вашему посёлку, бинты окровавленные. Что скажете? Откуда они? Какой ответ найдёте?
Тишина.
– Вижу, языки проглотили! Не от испуга ли? Может, прячете кого из белых? Или бинты те окровавленные сами, как грибы вдоль дороги, народились? Скажете, где прячете белую сволочь, пощажу, а нет… не пеняйте… худо будет.
Объявил красный бандит всем жителям и своим солдатам о достойной награде тому, кто представит ему скрывшееся белое отродье.
За два часа, что дал Васька на указание мест сокрытия беляков, над площадью не пронеслось ни звука, хотя многие знали места их нахождения.
Разозлило безмолвие Ваську, вот тогда-то и увидели селяне настоящую сущность когда-то отпущенного ими на волю варнака-конокрада.
Найти укрывшихся врагов не сложно было для Васьки. При нём всегда тёрся пес – огромный чёрный кобель, который по слухам был приучен жрать человечье мясо, а потому по команде хозяина: "Фас! Искать!" – чудовище ринулось прямиком через таёжную чащу к тайному месту, куда селяне отвезли раненных казаков. 
Через час на площадь притащили лейб-гвардии штабс-капитана, имевшего также звание есаул, двух поручиков, что в сотниках числились и подпоручика – лейб-гвардии корнета. Все при золотых погонах и орденах, что за ратный труд в империалистическую получили, и в окровавленных повязках на теле. Блеск погон и орденов с одновременным плачевным телесным видом вызвал в глазах селянах слёзы сострадания к этим истинно русским воинам русской армии. Из четырёх офицеров только есаул и молодой подпоручик, поддерживая друг друга, могли ещё стоять на ногах. Другие на простреленных ногах и от потери крови стоять не могли. Раны от сабельных и штыковых ударов на лице и груди всё ещё источали кровь. Превращаясь от жары и пыли в яркие рубиновые сгустки, кровь яркими гроздями "украшала" мундиры умирающих воинов, как новыми наградами за их ратную доблесть.
Смотрит на офицеров Васька, глаза от радости сияют от мысли, что обязательно получит от своего высокого начальства благодарность, а может быть и повышение в должности. "Эк, как повезло! – думает, – сразу четырёх золотопогонников изловил!" Сидит на гнедом жеребце высоко, а баре-офицеры у ног его, и тешит это душу его, но мало этого быдле, решил поиздеваться, показать свою власть.
– Ну, что, голубая кровь, каяться будете, или помирать поганой смертью? Ежели жить хотите, падите на колени передо мной и поклянитесь, что служить в моём войске будете. Так и быть помилую, – с ноткой превосходства выплеснул, как думалось Ваське, по аристократически поставленную фразу.
На лицах офицеров застыла презрительная ухмылка.
– Коли сами снимете золотые эполеты, да цацки царские наградные, – продолжал Васька, – выйдет вам прощение от советской власти, а нет, так уж не обессудьте, смерть жестокую примете. Распнём на крестах из жердин осиновых и на костре сожжем, чтоб и духу белого от вас не осталось.
Из пленных свое мнение по старшинству выразил штабс-капитан:
– Звание офицерское, погоны и награды мной заслужены, право всего этого лишить имеет лишь глава отчизны, которой я присягал. Георгиевские кресты прикрывают мой главный крест – православный, что силу духа мне придает неизмеримую ни с чем, даже пред казнью страшной. Сей крест я нёс и несу достойно, потому, как Бог в меня верит, и я ему доверяю себя полностью. Быть распятым – не это ли высшая награда за благочестие моё и жизнь, подаренную свыше. Страшно мне, признаюсь, и не стыжусь слез и стонов от боли, что вырвутся из глаз моих и пробитой штыками груди. Ты победитель сегодня, – прямо, бесстрашно смотря в глаза врага, говорил офицер, – но знай, нет у тебя абсолютной власти надо мной, веру, что ниспослал мне всевышний убить нельзя. Ты безбожник и Бог тебя покарает! А я… что я… я смертный! Сегодня умру или завтра, не в этом дело, а в том, как умру, а умру я с верой в мою правду! Вот ты решил, что я, русский офицер, буду молить тебя о пощаде, падать на колени перед командиром этого грязного сброда, – кивнув в сторону нерусей, – проклинать и поносить тебя грязными словами, не быть этому. Я не опустился до того, чтобы выражаться твоими грязными словами. Постараюсь всякую боль перенести, поскольку знаю, что должен уйти из этого мира достойно, только тогда будет мне приют и уют в обители божьей. Вы большевики отрицаете прошлое, – знать отказываетесь от истории своего же народа, а кто твердит такое, не имеет в своём сердце родины. Больно осознавать, что пропьёте, продадите Россию  басурманам, что в войске от дьявола, – и обратился к товарищам своим по вере, чести и оружию. – Все это, друзья мои по несчастью, говорю и решаю за себя, вы же вправе поступить, как совесть ваша подсказывает.   
В ответ подчиненные лишь одно произнесли: "Честь имею!" – перекрестившись при этом по православному.
Далее, не сговариваясь, истекающие кровью, есаул и подпоручик, подняв своих товарищей на ноги, неожиданно для всех собравшихся на площади, запели молитву русского народа – государственный гимн Российской Империи.

Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу намъ!
Царствуй на страхъ врагамъ,
Царь православный!
Боже, Царя храни!

Трижды пропели обречённые на смерть офицеры шесть строф молитвы русского народа.
И столько бесстрашия, отчужденности, презрения к смерти было в их глазах и голосе, что согнанные насильно на это лобное место молодые и старые жители Карагайки вдруг подхватили молитву, и понесли её по-над площадью, откуда она устремилась в тайгу. А там, впитавшись в стволы сосен и кедров, молитва затихла, как бы в ожидании возрождения в будущие времена.
Вот уж этого никак не ожидали палачи наёмники и самый главный их басурман в облике русском – Васька. Растерялись и не посмели остановить пение.
В попытке исправить свой промах и из боязни за свою жизнь, а также опасаясь того, что народ освободит пленных и поднимет бунт, Васька отвёл коня, на котором сидел, от толпы и хриплым голосом приказал своим подчинённым оттеснить селян от пленных. Понимая, что этого не достаточно, что искра бунта ещё не погасла,  выгнал женщин, детей и молодых мужиков с площади, оставив для устрашения десятка два старцев. 
Осознав свою полную власть над стариками и офицерами, решил показать свою добросердечность, – не стал срывать воинские награды с мундиров офицеров, но его подчиненные, оказавшись в большинстве, возрадовались простору для свершения злодеяний, тут же приступили к своей обычной работе. Всласть было этим иноземцам русскую кровушку проливать и не просто расстрелом, а чудовищно, бесчеловечно, жестоко и неистово кромсать живую плоть. Лютость этих интернационалистов превзошла все ожидания стоявших в оцепенении старцев. Принесли изверги мешок с ржавыми коваными гроздями, что надергали с крыши старого амбара и, повалив свои жертвы, стали приколачивать золотые погоны прямо в плечи русских офицеров. Совершали своё изуверское действо основательно, приноравливаясь, чтобы металл ржавых жал гвоздей попал не в мягкую часть тела, а в кость. Молотком работали по очереди, хохоча и поливая бранью корчившихся в муках русских людей.
Васька смотрел на всё это спокойно и не принимал никаких мер, чтобы прекратить издевательства над такими же, как и сам православными людьми, более того, показал себя бо;льшим зверем, нежели неруси-интернационалисты. Приказал поручиков привязать на суку дерева вниз головой, принести колодезные вёдра и поставить их под жертвами. Затем Васька слез с коня и надсёк шеи офицеров саблей. Кровь хлынула в посудины. Нацедив вёдра кровью пленных, передал их для сохранности своему заместителю, такому же, как сам красному бандиту. 
Зверство скотов в человечьем обличье вызвало оторопь в теле и душах оставшихся на площади жителей, жуть вкупе со страхом сбила их в кучу.
А истязатели не услышали от обреченных на смерть мольбу о пощаде, увидели только слезы красные в глазах, вылезающих из глазниц. Стоны, крики и хрипы долетели до них, и ни звука о сохранении жизни. Слышали селяне о проделках командира сатанинского войска, но сомневались в правдивости их, а здесь воочию увидели и поняли суть произошедшего.
Рядом с Васькой гарцевала на белом коне красивая баба. То была Катька – его любовница. Любительница была в баньке попариться, только парок на камне горячем выгонять не из воды, а обязательно из крови врага своего. Угар кровавого пара не каждый мужик мог стерпеть, а Катька-кровохлёбка кайф ловила, дурела после такой процедуры, после чего тело своё часами на потеху отдавала всем, кто не брезговал ею, – радость дикую через слезы умиления и сладострастные стоны от оргазма испытывала. Вот и сейчас, словно волки, двое подручных кинулись искать баньку подходящую. Увидели на берегу реки баню в хозяйстве Долгова, но тот, зная о Катьке и её дьявольской страсти, успел спустить воду из пруда, а в баню загнал родившегося теленка вместе с коровой. В общем, навел такой срам в чистилище своем, что пришедшие, посмотрев на парную, ушли искать другую помывочную.  Нашли на берегу Иши, рядом с мельницей купца из Бийска баньку неказистую, но годную для помывки и принятия пара, в которой тот купец любил побаловаться с молодицами вдали от дома и глаз людских.
На площади продолжалось издевательство над оставшимися в живых пленными офицерами. Местные мужики, чтобы как-то прекратить это зверство, принесли крепкого самогона, в надежде, что истязатели, выпив спиртного, внемлют просьбе старцев и прекратят глумление над людьми. Истязатели хоть и иноземцы, но к вкусу крестьянского самогона уже привыкли, на дармовщину испили зелье крепчайшее и по просьбе седобородых старцев прекратили измываться над двумя оставшимися в живых пленными, – не стали гвоздями распинать штабс-капитана и подпоручика, а привязали к крестам веревками. Погрузили кресты с привязанными к ним офицерами в телегу и вывезли на берег реки Иша, где решили заживо сжечь. Собралась на сие зрелище пьяная Васькина рать и пока собирали кострище, кто-то из этой оравы бросил под ноги горящий окурок, а на земле трава сухая  и рядом заросли пересохшего камыша. Бог – не Микешка, он всё видит. Откуда ни возьмись, налетел сильный вихрь, закрутил, засвистел и воспламенил сухостой. Взвилось пламя ввысь и жаром своим охватило прибрежную линию. Лошадь, что в телегу со смертниками впряжена была, умнее людей оказалась, кинулись через огненное кольцо прямо к воде. Палачи же с перепуга, потеряв ориентир в дыму, сбились в центре огненного кольца, где, задыхаясь, горели и гибли. Мужички, что рядом были, видя такое дело, спасать иноверцев не стали, освободили пленных от крестов, в лодку уложили и отправили по течению в сопровождении Нефеда Пономарева до заимки, где хозяйничала изгнанная когда-то из поселка Дунька Вареник, она приютила и вылечила их.
Главный затейник сего злодейства в это время в бане с Катькой тешился и о том, что половина его отряда по своей же вине смерть лихую приняла, узнал лишь на следующее утро. О пленных ему доложили, что сгорели, соврали из боязни, что крепко накажет.
Понял Васька, несдобровать ему, свои же расстреляют за потерю половины отряда, собрал оставшихся воинов, и чтобы те молчали об истинной гибели подчиненных, вручил каждому по несколько золотых монет. Знал подлец, что никто не решится доложить правду о нём, потому, как в такой орде закон воровской "ты умри сегодня, а я завтра". Да и кто будет доносить на себя то, как под красным знаменем грабил, убивал и насиловал непонятный для него русский народ.
(О судьбе Васьки автору ничего не известно, но потомки его здравствуют и ныне. Катьку зарезали… кто? осталось тайной.
С установлением советской власти на Алтае штабс-капитан и подпоручик приняли новую власть и добросовестно трудились на славу Российского Отечества).