Путь к Центурии Роман-фэнтези Книга 4

               

                НА   РАСПУТЬЕ

       Пожалуй,  трудно  найти  сегодня  человека,  который  не  предавался,   хотя  бы   иногда,     мрачным   размышлениям  на  тему  -     что  происходит  с    миром,  в  котором  мы  живём?   Куда  движется  человеческое  общество?  И  не  закончится  ли  всё  это  гигантским  социальным  взрывом,  в  котором  мы  все  однажды погибнем?  Почему  столько  зла  на  Земле?  Почему  отсутствует чувство  самосохранения?  Не  слишком    ли  много на  короткий  человеческий  век  эпидемий,  революций,   цунами,  катастроф,  пожаров,  финансовых  кризисов,  терактов  и  междоусобных  войн?   Как остановить  это  неумолимое,  бездумное     сползание  к     убогой  жизни  на  уровне   первобытных троглодитов?   Как  избавиться  от  патологической  безответственности  за  своё  варварское, циничное  отношение  не  только  к  себе  подобным,  но  и к  окружающему  нас  животному  миру,     природе? 

Почему  человек  упорно  не  хочет  жить  в  мире  любви,  добра   и  предпочитает    отношения,  далёкие  от  тех,  которые  подсказывает  здоровый  человеческий  разум  в  минуты  просветления?  Почему  не  включается  у  него,  хотя бы  иногда,    элементарная  логика   мышления,    предупреждающая  о   невозможности  нормального  функционирования  человеческого  организма  в  условиях бес-конечного  стресса,  нестабильности  социального  климата,   политической   истерии  и   трагической   неуверенности  в  завтрашнем  дне?

Вернувшись  в  Борск,    команда   Оли  встала перед  дилеммой - что   делать  дальше?    Андрей  Павлович  на  связь  не  выходил.  Пробиться  к  нему   чрез   скайп,  эсэмэски,  офисные  телефоны  и  другие  каналы   связи   ребята  не   могли.  Появилось  ощущение,  что  вся  предыдущая  работа   пошла  насмарку,  была  про-делана  зря,  или,  по крайней  мере,  не  на  том  уровне  и  не  с тем положительным  результатом,  какого  ждал  от  них  он,   могучий  повелитель  и  олигарх   Загорский.

Оля  тоже  не  объявлялась  и не давала  о  себе  знать.    Такая  нервная  об-становка  сохранялась   несколько  дней.    В  конце  концов,  не  выдержав,    ребята   договорились  о  встрече,  на  которой  решили  расслабиться  и,  заодно, определиться  со  своими  дальнейшими  планами.  В  шхуне,  на  предпятничный  вечер,    собрались  все.  Анатолий,  окинув  взглядом  друзей,  сказал:
 
-  Рад  видеть  вас,  ребята,   на  палубе   обветренной средневековыми  штор-мАми,    закалённой  в  смертельных  боях  с  морскими   пиратами,  знаменитой  шхуны  "Бим-Боль"!  Здесь  мы  можем  спокойно  поговорить  о   том - как  нам  быть  в ситуации  временного,  надеюсь,    затишья? Слава  богу,  что  из  служебного  круиза  в  Италию все  вернулись  живыми  и   здоровыми.  Но  обстановка  в  мире говорит,  что      те,  кому  мы  объявили    войну,  не  собираются  сидеть,  сложа  руки. 

Это  требует,  видимо,   некоторого  переосмысления и  поправок  в   наших действиях.  Но,  в  связи  с  отсутствием  Оли,  ничего  конкретного  мы, я  думаю,  предложить  сейчас  не  сможем.  Хотя,  возможно,  я  ошибаюсь,  и  варианты  всё  же  есть…

В это  время  на столике,  где стоял  компьютер,  началось  какое-то  шуршание.    Все  невольно  обернулись:  у ноута,    находившегося  на  столе,   сами  собой  поднимались    и  опускались    кнопки   клавиатуры.
 
-   Ребята,  это  Оля!

опадавший  уже  не  раз  в  такую  ситуацию  Виктор  подбежал  к  ком
пьютеру.

-  Видите…   на  экране  курсор  текст  выдаёт!  Подходите,   снимать  инфор-мацию  будем! – махнул энергично  рукой  он команде  друзей.

И,   не дожидаясь,  пока   участники  встречи  приблизятся  к  ожившему  ПК,  начал  читать    сообщение. 

-   Я  никуда  не  исчезла,  ребята!  Я  здесь,  с  вами.  Просто  не  могу  раскрыться,  перейти  в  земное   время.  На это  у  меня  есть    важные  причины,   о  которых  я  сообщу  вам  позднее.    Мой  папа  тоже  недалеко  от  вас.  Мы  с  ним  активно  ищем  возможность  продолжения    нашей  общей  борьбы  на  новом  уровне.  Делаем  некоторые  поправки  в  намеченный  ранее   план  борьбы  за  создание  "Центурии".
 
Изменилось  время,    участились  агрессии  архонтов. Они явно спешат воплотить  в жизнь  свои  многовековые,  чёрные замыслы по очистке Земли от людского  мусора. Значит,  должны  измениться  сроки  и  места наших   будущих  дислокаций.  Нам нужно  действовать быстрее, смелей  и решительней  при определении своих  задач и целей .  Иначе  мы можем  просто не  успеть  остановить эту ужасную,  безжалостную  милитаристскую машину по истреблению человечества.  Ждите -  вскоре  мы  все  встретимся.  Где  и  когда  это  произойдёт,  я  сообщу  через  Виктора  Афанасьевича…

Курсор  прекратил  свой  быстрый  бег,    ритмично  запульсировал  на  месте.

-   Чует   моё  сердце -   большие  дела  грядут  на    Матушке-Земле! -  выдал    философскую   тираду Геннадий.  -  И  наша  следующая  командировка  будет,  смею предположить,     уже  не   такой  короткой     и  безоблачной.

-  Ничего, Гена,    управимся!  Нам,  команде  отчаянных флибустьеров,  любое  сражение   -   в  радость! - бодро   заверил   своего   старшего  коллегу   Степан.  -  Одно  могу  сказать:     что  бы  ни  придумала  Оля,  -  всё  будет  чертовски  интересно,  с  интрижкой  и   невероятным   навротом   событий.    Так  что  осталось  только  ждать…

-   Надеюсь,  на  Луну  нас  не  пошлют?  -   не  упустила  свой шанс  вставить   
словечко     Надя.

-    А  вот  этого  я  гарантировать  не  могу! -  развёл  руками  Степан.  -  Вполне  возможно,  что  и   в другие  миры  придётся  мотнуться  разок!

-  В  созвездие  Орион,  например!  -  подсказал  Виктор.

-   Или  на  Большую  Медведицу! -  рассмеялся  Геннадий.  -   Поохотимся,  рыбку   с  аборигенами  половим,   уху  из  галактических   карасей   сообразим! А    заодно  и    парочку  снимков сделаем  на  обломках   погибшей   некогда  цивили-зации.    На  память!

-  Ага…  сделаем?  - засомневалась  Надя.  -  А  вдруг  там  эти…  головастики…    с  такими  вот   глазищами,    до  сих  пор    живут?   Они   же напасть  могут?

-   Могут!  -  подтвердил  на  полном  серьёзе  Анатолий.  -  И    даже  съесть!   Они  молоденьких  женщин любят!    Блондинок!   Начинают  обычно  с  ушей…
-
-  …   а  кончают  языком  болтунов! - расхохоталась   Надя.  -  В  них   секретов  много!  Вот  они и сделают  из  них  ромштекс,   съедят   и  узнают  все  наши  тайны… 

-   …  кроме  одной!  -  вставил  вовремя   Виктор.

-   Какой  именно?  - поинтересовался  Геннадий. 

-     Когда   же  нам   хозяин  этой  шхуны   расчудесной  команду  даст?  -  объяснил    Виктор.  -    Мы  столько  сюда  добра  понатащили…   сидим,  ждем…  а  он - ни  гу-гу!  Про  уши    какие-то     песни  поет,  девушек  бедных   пугает…

-    Действительно!  -  согласился  Геннадий.   -   Пора  бы, хозяин,   и  в  кубрик  спуститься,   похлопотать   по-человечески,  полянку   накрыть.    А  там  под  во-дочку…

-   …   и    селёдочку,  -  азартно  подкинул    Степан.

-   …    да  огурчик  малосольный   и  поговорить  о  наших  славных былых   делах  и,  возможно,  о  будущих  дерзких   маршрутах!  - активно  завершил  мысль  Виктор.   

-   В  самом  деле…  что  же  это  я…  недотёпа,   упустил  такой  важный  мо-мент  бытия? -  заулыбался,   слегка  озадаченный   активным  прессингом  друзей,   Анатолий.  -   А  ну…  матросня!  Свистать  всех  наверх!  Шхуна   выходит  в  откры-тое    море!   Навстречу  новым  бурям  и  грозам!   Поднять  паруса!

И,  подчиняясь  команде  капитана,  закипела  в  камбузе  работа. Та  самая,  обычная,  дружная  работа, которая  так  приятно  греет  душу  каждого, живущего  на  этой  Земле,  человека.  В  том  числе   и  молодых,      влюблённых  в   жизнь,  романтиков и  бывалых  морских  волков.

             ВСТРЕЧА 

               
Виктор заметно   волновался.  Он  ждал  Олю.  Она  позвонила ему   утром   и 
сказала  -  встреча  будет  короткой.    Больше - нельзя.  Даже  этот  выход  в  город   из  квартиры  или  подземелья  опасен.  Тогда  Виктор  предложил  встретиться до-ма,  у  него.   Однако   ответ  Оли   был  категоричным - нет!  Они  должны  увидеться  днем.  На  улице.   Там  же,  на  площади,   возле  клёна.  Где она  видела  его  в  последний  раз.  Ещё  летом.  Перед  её  побегом  в  Италию.   

 Правда,  сейчас  уже  зима,  тридцать  первое  декабря.      Падает  мягкий,  пушистый  снег.   Поэтому  всё  вокруг  белое.  Как в  сказке про   Снегурочку.    На  часах  уже  ровно  два!     Где  же  Оля?   На  площади,  в  сквере,  много   людей.  Все  суетятся,  торопливо  бегут  куда-то. Видимо,    спешат  приобрести  новогодние  подарки.   От  шагов  людей     остаются  следы.  Много  следов.  Виктор любит  рассматривать  их.  Это  следы  судьбы.    При  желании,  можно  представить - что  ждёт  того  или этого,  мелькнувшего  пе-ред  ним,   человека?  Снег  постепенно  следы  заметает.  Но  они  появляются  вновь.   Уж  слишком  много  вокруг  народу - мужчин,  женщин,  детей.  Они  идут  непрерывным  потоком.   

 Однако  среди  них  нет  Оли.   Раньше  Оля  никогда  не  опаздывала.  Уже  прошло  пять   минут,  а  её всё  нет.   Вокруг  снежинки -   мягкие,  пушистые  посланницы  неба.  Они  падают  тихо,  беззвучно.  Рука  совершенно  не  чувствует  их.  Разве  что   появляется   небольшая  прохлада  в  том  месте,    где  они  тают...    Интересно,  какая  она  сейчас…  эта  новая  Оля?  Прежней  Оли  уже  не  будет.  Никогда!  Об  этом  нужно  забыть!   И   вспоминать  изредка, как  прекрасный  сон.  Или   главу  романа,  страницы  которого  вырваны,  потеряны  навсегда.  Осталась  лишь  память о них. Что  же  будет сегодня?    Начнём   писать   новую  главу?  Но  будет  ли  она  такой  же  прекрасной,  как  та…  прежняя?

-   Виктор  Афанасьевич?
   
Перед  Виктором  стояла  девушка.  Она  появилась  неожиданно,  словно  из  воздуха.   Нет…  это  была  не  Оля.  Ничего  от  той,  прежней.  Ничего  от  прошлого!  Разве  только  фигура…  Но  лицо?  Нет, это не  её  лицо.  Чужое.   И  даже  глаза,  та-кие  знакомые,   сияют   совсем  другим,  незнакомым  ему,  блеском.

-    Здравствуй,  Оля!

Виктор  протянул  руку.  Оля    сняла   маленькую,  пушистую  варежку,   по-жала    руку.  Обнять  бы  эту  девушку?..  Не  может.  Стоит  без  движения и  Оля.   На  ней  чудная  белая  шубка.

-   Вы  разочарованы?  -  спросила,  чуть  наклонив  голову,  покрытую    беже-вой     вязаной   шапочкой. 

-    Я?..   Нет!  -   ответил,  чуть  помедлив,  Виктор.   -  А  ты? 

-  И  я  нет! -  неожиданно  весело  ответила  Оля.  -  Вы  всё  такой  же…    -  хо-тя  и в  заячьей   шапке!  -  Рассмеялась.   Это  был  её,  Олин,  смех!   Виктор  ожи-вился,  ответил  улыбкой.
 
-   Сегодня  чудесный  день,  не  правда  ли,   Виктор  Афанасьевич?  Жаль,  что  у 
нас  совсем  мало  времени.   

Они направились  вдоль   скамеек,   покрытых  белым,   пушистым  ковром.  Навстречу  шли   дворники.  В руках  -   широкие,  фанерные  лопаты,  обитые  снизу  цинковой  блестящей   полоской.  Принялись      расчищать  дорожки  сквера от  снега.  Те  самые  дорожки,  на  которых  были  следы.  Теперь  вместо  них  -  тёмный  асфальт.    Он  ведёт  прямо  к  выходу.  Туда же,   перед  ними,    направилась   пара  крепко  сбитых   парней.  Сзади  ещё  одна,  такая    же,    пара. 

-   Да,  Виктор  Афанасьевич,    - сказала  Оля,  заметив  беспокойство  Виктора.  -  Это  папа   решил…  подстраховать  нас.  На  всякий  случай.    Поэтому я  успею  сказать  вам   лишь  о  самом  главном.   

Они   вышли  на  площадь. Остановились  у  старого  клёна.    Оля  прижалась   к нему  спиной  - совсем так,  как   стояла   в  тот,  далёкий  уже,  июльский  день,  и  смотрела  на  него  с  плачущей  Галей.   Теперь  Оля  совсем  другая.   Её  трудно  узнать.  Что-то  неуловимо  изменилось,  ушло  навсегда.

 -  Но,  вначале,    скажите  мне,  только  честно:   что  вы   почувствовали?   Когда   увидели  меня? - говорит  Оля. -   Сегодня?  Только  что?  Ведь  прошло уже почти  полгода!

-  Мне  трудно    объяснить  свои  чувства,  Оля,   -  ответил,   помолчав,  Вик-тор.   -  Извини.   Думаю,   мы  оба  должны  начать    новый  путь.    Он  и  поможет,  надеюсь,  решить  все  задачи. 

-   Да…   наверное,  вы  правы, - сказала  Оля,  опустив  глаза.  -  Не  будем  спешить…  Здесь, на  этом  месте,  я  испытала   когда-то  боль.  И  не  хочу,  чтобы  всё  повторилось… 

Они  помолчали.     Оля   вдруг  резко  отошла  от  клёна.   В  глазах  её  играли  смешинки.

-   Моя  мама…  представляете!  сегодня  утром выставила  условие: -   Покажи  мне  его!  Я  очень  хочу  его  видеть! Засмеялась. -  Она  такая  любопытная,  моя  мама…  Всё  пристаёт  и  пристаёт:   когда  ты  покажешь  своего  жениха?  Вот  я  и  решила…  вам  сказать.    Но  это  не  сейчас,  чуть  позже…  хорошо?  А  теперь  вот  о  чём. -  Замолкла. Знакомо наморщила,  задумавшись,  лобик.   Совсем  так,  как  делала  это тогда,  на  кухне.   Значит,  это  действительно  она!    Они шли  уже  по  площади…   

-  Какой  красивый  сегодня  день, Виктор  Афанасьевич!   Я  так  люблю,   когда  падает  снег!   Ведь  он  оттуда…  -  Подняла  лицо  и,  жмурясь  от  падающих    на  ресницы  снежинок,   добавила:  -  … откуда  и  мы все  пришли.   - Вновь  замолкла.  Вдруг  остановилась,  взяла  Виктора  за  руку.    Сказала  поспешно.    -  Нам  обязательно  нужно   побывать  там… в Мираже!  Сегодня  же!  В  канун  Нового  года!   Это  нужно  для  Вас,  для  меня… и для  всех  нас!   А  сейчас  идите  домой.   Здесь  оставаться  больше  нельзя!

Виктор   хотел   спросить  -  почему  это  всё  нужно  делать  именно  там, под землей,  в  канун Нового  года?  Не  лучше  ли  встретить  его  здесь,   в  домашних  условиях,    как  это  принято  у  людей?   Но  Оля  исчезла.  Так  же  неожиданно,  как  появилась.   Словно  растворилась  в  воздухе,    среди  падающих  снежинок. 
 
Остались  лишь  парни  спортивного  типа.      Они  молча  стояли  в  стороне.    Видимо,  ждали,  когда   он  начнёт  движение  по  хорошо  знакомому   им  маршруту:   домой…  вернее,   в  квартиру  Олиных  родителей.  Которая  стала   теперь   для   него  самым  желанным    местом  на  свете.   И  самым  тревожным…
               
                БЫТЬ…  ИЛИ  НЕ  БЫТЬ?             

У дома  Виктора уже ждали друзья -  Анатолий, Геннадий  и Надя. Они  подня-лись на третий этаж, в квартиру  Оли.   Виктор  сразу же  направился  в  душ - ему  хотелось    привести  себя  в  порядок,   побриться,    переодеться,      и  выглядеть    во  время    предстоящего   знакомства  с  будущей   тёщей     достойно. 

-   Сообрази,   Надя,    пока  что-нибудь  на  стол!  -  попросил  он  по  старой,  холостяцкой  привычке    улыбчивую  подружку     Анатолия.      -  Дела - делами,  а     Старый год  проводить всё-таки   надо!
- Поддерживаю  мудрую, деловую  инициативу  молодёжи!  -  поддержал за-мысел коллег Геннадий.  – Соединение  высоких идей с  приятным чревоугодием даёт, иногда,  блестящий результат,  значение  которого   могут оценить  разве  что потомки  - как я сказал?

- О  чём разговор! -  похвалил коллегу  ответил  Анатолий.  – Ни одного лиш-него слова – всё, как всегда,  по делу…  правда, Надя?
- Правда! –отозвалась  из кухни Надя!  - У него… умника этого,   даже  имя Ге-на… от слова гений!

-  Э-э…  нет,   Надя,    это  уже перебор! -  заскромничал  вдруг Геннадий. - Но,  в целом, движение   ваших  мыслей  - верное!  Да и кто откажется от такого велико-го,   небесного   дара – гений!  Так что  учитесь,  друзья! В  предстоящей борьбе  за новый мир на Земле сей опыт быстрых  соединений  великих  идей,  космических желаний  и  вдохновенных  чуйств  может,  всем нам,  отважным  магелланам,  очень даже пригодиться!  – подвёл итог  словесным  прениям более  старший  коллега  по поиску  неизведанных ещё  никем  путей  в  счастливое  будущее!

Чистенький,    благоухающий  дорогими,  подаренными  когда-то  Олей,   французскими  духами   Versace Pour Home,   в  своём  любимом,  махровом  халате,  Виктор  появился  перед    друзьями    буквально  через    десять  минут.      Однако    на  столе  уже   стояло  всё  необходимое  для  торжественной  трапезы.  Чьей-то   невидимой  рукой    весь  королевский   арсенал   съестных  припасов,  соков  и   тщательно  отобранных спиртных  напитков  был, оказывается,    доставлен,  приготовлен      и  отсортирован   в  огромном  холодильнике   по    тарелочкам,    вазочкам,   блюдам,  полочкам    и   эмалированным   кастрюлькам  заранее.   Оставалось   только  некоторые   из  них   выложить  на  сковородку  и  подогреть.   

Горлышко   "Шампанского"  уже  было  предусмотрительно  освобождено  от  золотистой   обёртки.    Надя,  облачённая  в  Олин  халат,    поверх  которого  красовался симпатичный,  бирюзового  цвета,    фартучек,    выглядела  заправской  молодой  хозяйкой.
 
 -  С  легким  паром,   жених! -  улыбаясь,   встретила  появление  белокурого хозяина  никогда  не  унывающая   любительница  шпионских   тайн.  -   Ну  как…  оцени?-  горделиво   указала  она  рукой на    прекрасно  сервированный,   кухонный  стол.    -  Справилась  я  с  твоим   важным,   правительственным,      поручением  или  нет!

-  Да  что  там  говорить?  - чмокнул  хохотушку  в  пахнущую    женскими    духами  щёчку  Виктор.  -   Прям  Царевна - Несмеяна,    ни  дать  ни  взять!   
-   Моя  школа! - гордо  выпятив  грудь,   пояснил  Геннадий. - Товар,  как  го-ворится,   на  лицо!  Естественно,  не  обошлось  и  без  моего,  всевидящего командирского  ока,  - добавил  он,   откупоривая  бутылку  "Шампанского". 
 
-   Он… этот  командир,  -  кивком  головы  указала  Надя  Виктору  на  Генна-дия,  -  к нам  с Толей  со  своими  мудростями всё время  приставал, пока  ты  там,  в  ванной,   мылся.    А  мы   его  с Толей…    прогуляться…    кое-куда,  каждый  раз   отсылали,  -  уточнила    Надежда. 
   
Бокалы  быстро  наполнились   игристой,   пенистой  жидкостью. 

-  Как  хорошо,  ребята,  что  у  нас  имеется  в запасе пара часов,  и   мы  можем    побыть  в это  чудесное  предновогоднее  утро  вместе!  -  обняв   друзей,  сказал    Виктор.  -  Ведь  может  случиться  так,  что   после   этого,  нашего  с  вами,   застолья    я   не  смогу  уже  так  вольно  распоряжаться  своим  временем.

- Не   сгущай  краски,  пессимист! -  остудил  пыл    сентиментального  друга    Анатолий.  -     Далеко  мы  тебя  не  отпустим - и  не  надейся!    Давайте  выпьем   вначале   за  год,  который  был  и  в  котором  мы  нашли  друг  друга!

Бокалы  быстро  опустели. В   широкой,   просторной современной   кухне    сейчас  было  четверо — видимых, реальных, сидящих  за предновогодним  праздничном  столом,   друзей.   Но  был  ещё  один — невидимый  персонаж.  Тот,  кто  отсутствовал,  но  о  ком  думал  каждый,  включая  Виктора. С  мо-мента  последней  их  встречи,  в  сентябре,  перед  отъездом  в  Италию,   про-шло  почти  четыре  месяца.   

 Казалось  бы,  срок  немалый.  И событий  было  достаточно.  В  том числе — пленение  Виктора. Был  повод   если  не  поговорить,  так  хотя  бы  издали  поприветствовать   его,  возлюбленного  своей  дочери,    и, возможно,   будущего  зятя.    Однако  Загорский повел  себя  совсем  по-другому!  Переговорив  коротко  с Олей  и даже не взглянув на него,  он,  пожав руки   прибывшим на встречу с ним  членам команды мечтателей,  тут же   направился  к поджидавшей  его иномарке.   Быстро   усадил в неё  Олю   и вскоре,   в сопро-вождении  двух  иномарок,   исчез  за поворотом,   оставив  на  взлётной площад-ке  стоявшего  в полной  растерянности  и  недоумении,  Виктора.

Почему   он   так  поступил  с  ним  тогда...  в тот,    важный для него  момент первой встречи  поле  столь  долгой  разлуки,   осталось  для него  загадкой? Он  знает, конечно же,   что  гении  заметно отличаются от простых смертных, прежде всего,  своей   непредсказуемостью.  И  тем  ещё,    что    вряд ли  кто    в  этом  мире  сможет  разгадать    логику  их,   порой   абсолютно неожиданных для всех, мыслей  и  действий. 

"Но  зачем было ему, могучему  мон-стру,   после стольких,   далеко не безопасных дней, проведённых мною    в далёкой  Италии, устраивать   прилюдно  сцену  абсолютного  ко  мне   невнимания? — мучительно  напрягал он, в корорый уже раз,  уставший от поиска ответа мозг. — Что двигало им в этот момент?

 Презрение к моему, социальному,   статусу  неустроенного  в жизни,   недоучившегося  таланта?  Отцовская   ревность к  взявшемуся   вдруг   ниоткуда  ловеласу,   покорившему… неизвестно чем,   его ненаглядное дитя и причинившего  ему,   тем  самым,    острую,  плохо   скрываемую   им, душевную  боль? Или это был тот самый момент  попытки  разбить, наконец, наш  любовный дуэт,   о  чём   предупреждала   меня   Галя,   сказавшая  мне  когда-то   прямо, без обиняков,   там... в городском  сквере:

"Твоё  внезапное  увлечение  эксцентричной   девочкой — и  это  самое  печальное,   Витя, — дало    основание  её  предку  подозревать  тебя  в непорядочности  и  заранее рассчитанном,   тайном   умысле  провинциального  мечтателя-неудачника,   ухватившегося  за  Олю,     как  за  спасительную  соломинку.   И это  не  мои  злобные  домыслы брошенной тобою  женщины,  Витя.  Это  твердое мнение  человека,   который,   я  уверена,   сделает  всё,    чтобы  ваша  связь  с  Олей  прекратилась…  как  можно  скорее! "?
 
Но если Галя  была тогда  права?  Если то, что она предсказывала,  действи-тельно  стало   уже    сбываться  на моих глазах?... в такой циничной, неприглядной форме?  То   что ждёт  меня  сегодня  там,   в "Мираже"?  И, тем  более,  во все,   по-следующие  дни  жизни?   Когда мне,   ставшему  уже  супругом  Оли,    придется, хочу  я того или нет,   встать на  путь  вечной погони  за  этими…  гигантскими сверх-прибылями?  К  которым  я, как ни  стараюсь,  не  могу  отыскать в  себе   до сих  пор  ни  пылкой  любви;   ни   трепетных  замираний  сердца от  этих,  заоблачных  сумм;  ни, тем более,  стремления  быть  когда-либо  их,  полновластным  хозяином? Устроит ли такое отношение  всевидящего,  всё знающего и всё понимающего  финансового  монстра,  мечтающего, конечно же,  совсем о другом  наследнике и продолжателе  своего могучего,   требующего  большой любви и постоянной заботы,  горного  дела.

— А  насчёт   сегодняшнего   решения   сурового   предка      развести  вас,  после долгой  разлуки,   по  отдельным квартирам,    скажу  следующее,  Витя, — словно прочитав  зашедшие  слишком   далеко  мысли  Виктора,   продолжил  Анато-лий  начатую  ранее речь. — Оля — ещё  слишком  молода.   Решать  и  дальше  са-мостоятельно  такие  серьёзные  вопросы,  как   быть   наедине   с  взрослым   дядей,    папа  ей  больше  не  позволит.   Хватит  и  одного  раза.     Я  не знаю,  как  он  поступит  дальше,  но  думаю,    что   оставлять  тебя  в неведении  он   долго  не  будет.   Тем  более,  Оля  сейчас  на  подъёме,  горит  желанием  борьбы  и  скорейшего   запуска   цехов    с  выпуском  Джонни  в  своей  лаборатории.
 
— Всё  верно,   Витя,  главное  сейчас — не расслабляться  по пустякам! —согласился  с Анатолием  Геннадий. — Нам   важно сохранить набранную  в Италии  энергию движения! У нас неплохо  там всё получилось… не  правда ли? Очень неплохо!  Но Россия — это уже не Италия,  Витя!  И нужно сделать кое-какие по-правки по  азимуту!    Так  что  твои  сегодняшние  смотрины  там, в  Мираже,  практически   могут решить   главный  шескпировский  вопрос  многих   веков:   быть…  или не  быть  на  этой  Земле тесному  союзу   беднейших  слоёв  населения,  то есть нас  с вами и миллионов  таких  же, как мы,  земных  ничтожеств,   — и   упакованных по завязку,  оборзевших  от  своеволия  и  безнаказанности,   денежных  мешков.

— Ну,  а  если  это  так,   друзья,  тогда    следующий  тост  будет  простой, как хлебный  мякиш: за тесный   союз  романтической   молодёжи,  устремлённой  в счастливое  будущее — и  заботливой,     соблюдающей  законы  и конституцию, любимой  нами   с пелёнок власти!    — предложила,    озорно  блеснув глаза-ми,  Надя.  — И  хватит  гадать  на  кофейной  гуще!  Что  будет — то  будет!  Одно  я   знаю   точно:    в  любой  ситуации  мы  должны   сохранять   хладнокровие  и    не  торопиться  с  выводами.   За нашу  мечту!

Друзья  осушили  коньячные  рюмочки.


-  Я  не хочу,  Витя,   лезть  тебе  в  душу,  -  осторожно  начал   издалека   Ана-толий,   отправив  в  рот  лоснящийся  ломтик  сёмги,  -     но  расскажи    всё-таки  нам… своим друзьям,  хотя  бы   в  двух    словах,  -  как  вы    провели  время   с Олей… после столь долгой  разлуки?   Ты    так  внезапно  исчез,     что   даже  нас  об этом   не  предупредил!

-  Извини,  Толя,  но…  если  честно  -  не   до  этого  мне  было,- ответил нехотя Виктор.

-   Это  почему   же?  - удивилась  Надя.  -  Чем  ты  был расстроен?  Неужели  опять  что-то  с  Олей  случилось?   Вы же  вчера  здесь,  в  Борске,  встречались.    Мы    как  раз…  случайно   проходили  по  площади  и  видели  вас…  издалека.  Вы  ловили  руками  снежинки…  смеялись.   И   мы  поняли,     что   у вас,  вроде бы…      всё  о'кей? 

-   Да…  было  такое,  -  согласился  Виктор.  -    И   встреча,  в общем,  была  нормальная,  и снежинки мы  ловили…  и  радовались  им, как дети!     Только   дли-лось  всё  это…  минут  пять - не  больше.

-  Пять  минут?    -  Чёрненькие  змейки    бровей  Нади стремительно  взлете-ли  вверх.  -  Это как  понимать?   Вы  же   так  долго  не  виделись?

-  Да,  Витя,   это…  непонятно  как-то,  -  в  недоумении  пожал  плечами  Ген-надий.  -   Такая  любовь,     охи-ахи,   поиск  в  заморских  странах, риски  такие…  и  вдруг  -  пять  минут?  А  как    Оля  объяснила    всё  это? 

-    Да,  в  общем-то,    никак…   -  вяло   признался    Виктор.  -  Пару  слов  о  том,  что  долго  находиться  здесь,  в этом мире,    ей  нельзя…  а  потом  исчезла.   

-    Как  исчезла?   -  в  недоумении    уставился  на  друга     Анатолий.  - Куда? 

-   Этого  я  не  знаю,  Толя,  -   ответил  Виктор.  -    И  вообще…  я  давно  уже  нахожусь  в  состоянии  человека,  нервы  которого  могут  сдать  в  любой  момент.     Поэтому  прошу  вас, друзья, -  не  приставайте  и  не  спрашивайте  меня   больше   ни о чём…- хорошо?  Дайте  мне  самому  разобраться  во  всём!    Вы же  видели - он даже  не  взглянул  на  меня… 

-   Кто -  он?   - перебил   Виктора   Анатолий.

 — Кто-кто…  Папаня  её!  — зло   проговорил  Виктор. — Там…  на  вертолёт-ной  площадке, когда мы пришли на встречу с ним!   А  я— человек,  а   не  покерная  фишка!    И  передвигать  себя,    с  места  на  место,   я  больше   ему  не  позволю!
Виктор резко  поднялся,    вышел  из  кухни,  нервно  зашагал  по  гостиной. 

-   Ну-ну,  Витя…  не  заводись!  -  Анатолий   подошел,  взял  Виктора   под  руку.   -    Нельзя  позволять  себе  так  распускать  свои  нервы.   Мы  все  сейчас,  как  ты  знаешь,  находимся…    в  зоне  особого  риска.   По  многим  обтоятельствам...   
-  Да,  Виктор,  Толик прав,  - остановив  Виктора,  сказал  Геннадий. – Момент  слишком  серьёзный!  Если  сорвёшься - подведёшь  всех  нас.  Ты же  этого  не  хо-чешь… не   правда ли?  Ну  вот…  постой,  подумай об этом… и приведи свои нервы в порядок – ведь впереди, как-никак…. Новый год! -  полушутя- полусерьёзно  закон-чил он свою  мысль.
 
 Друзья    отошли  в сторону. 

А  Виктор  молча смотрел в  окно.  За  ним   виднелась,     расцвеченная   пёст-рым  потоком    машин,   улица  Борска.   По  бокам  её, на пешеходных  участках  асфальта,  спешили  куда-то  люди  по   своим,  одним  им  известным,  делам.  И  не  было  этим,  погружённым  в  свои житейские  проблемы,  торопливым  прохожим  абсолютно  никакого дела  до  трагедии,  поселившейся   уже  давно  в  душе   музы-канта  и  художника,  попавшего  внезапно  на  чуждую,  пугающую  его,   тропу  жизни.  Но  как  хотелось ему   сейчас,  открыв  окно,  крикнуть  во  весь  голос:
 
"Что  мне  делать…  люди?  Подскажите!  Как  поступить  в этой  дикой…  заса-сывающей  меня  с  каждой  минутой,   жуткой   трясине?  Где  мне  найти  достойный  выход?  Я  устал…  я  уже на пределе  возможного!   Да… вы,  возможно,   правы: её,  этой  мерзкой,  тягучей  массы, опутавшей  меня  властно  со  всех сторон,   скорее всего   нет!   Но  почему  же  тогда   безжалостно,    неумолимо   её  вновь и вновь  придумывает  мой,  уставший от  бесконечных  терзаний,  мозг?

 Почему он  неотступно,  настойчиво убеждает  меня:    "Это не твой путь, романтик!   Остановись, не поддавайся соблазнам...  Беги...беги  прочь туда,  где  ты должен быть!...  Не  изменяй себе,  своим  былым  мечтам   и  возвышенным,  светлым  целям...".  Помогите  же  мне,  люди...  дайте  мне шанс! Я могу…  могу    ещё  вернуться  назад!    Могу  вновь  стать  тем,  кем  я  был!   Но  где…  где  мне взять  эти, так нужные  сейчас,    силы?   

Протяните  же   мне   руку помощи,   люди,   не проходи-те  равнодушно  мимо.   Меня  ведь  могут принять…   за сумасшедшего, если  узнают  вдруг…  об  этих  моих,   бесконечных,   глупых… безвольных  метаниях! И,  скорее всего, жестоко  осудят,  как ненормального… не умеющего достойно, с выгодой для  себя жить, дурака… ".

— Успокойся,  Виктор! —  прервал,  наконец,     молчание   друга  Анатолий, почуствовав, видимо,  какая буря  опасных для команды  сомнений и   чувств  про-носится  сейчас в его груди. —  Не погружайся  так глубоко  в  свою безнадёжность и  подумай  лучше…    вот о чём! — Помолчав,  Анатолий продолжил.— Мы  все   втянуты  в  серьёзный,  политический  и  социальный   процесс,  остановить  который   уже   нельзя. 

Так  уж  случилось,  что  совершенно  неожидан-но  в  нашу  команду   активно  подключился  человек,  который     не  привык  размазывать  сопли,  тянуть  время,  сентиментальничать.  Но  и  в его  судьбе,  как  и  в наших  с вами  судьбах,   тоже   произошли  серьёзные  перемены.   Не  без  влияния  Оли,  разумеется. Так  что, уверяю тебя,   ему  сейчас — не  позавидуешь!  Он тоже находится  на грани срыва.  Резкая  смена курса… в  таком, гигантском, бизнесе— на  это способен далеко не каждый!

- А  причина  такого  внезапного, невероятного по  смелости,    поворота   курса    заключается  в  том, Витя,  - продолжил мысль Анатолия  Геннадий,  -  что  он  пошёл…  против  своих,   таких же,  как он,   всемирных   китов,  - понимаешь?  Это нонсенс,  такого  на  этой  Земле  ещё  никогда  не  было!   Большие  деньги  умеют  хранить  свои,  вековые,  тайны.   Как  и   механизм  их  преступного  добывания. 

А  он,  выйдя  из  этой  своры  земных  стервятников,  не  сегодня, так  завтра  может  эти  механизмы  вскрыть,  обнажить  их  подлую,  антигуманную  сущность.   Конечно же,  они…  эти  хищники,   смертельно  боятся  таких  откровений.  А  если  боятся - сам  понимаешь,  о  каком  кирпиче, упавшем  на  голову  предателя,  они  мечтают.    Его  понять  надо,   пожалеть,   а  не  хвост задирать  и  обострять  ситуацию.

— Да,  Витенька,  напрасно  ты  так  разнервничался,  — мягко  поддержала  Анатолия подошедшая  Надя,  пытаясь  неназойливо  вывести      чрезмерно  возбудивше-гося   друга  из  опасного  душевного  ступора. — И  если  ты  думаешь,  что  Оля  с  большой  охотой  согласилась  умотать  тогда    с  ним…  своим   папаней,  без тебя, так  ты очень даже ошибаешься! — Надя  взяла  Викто-ра  за  руки,  заглянула  ему  в  глаза. — Это  он  так  решил…   он!  Неожиданно  для    Оли!  И  она  не  смогла   ему    отказать…   понимаешь?

У  них  ведь  и  без  того,  как  ты знаешь,  очень непростые   отншения, особенно после разгрома его  лаборатории с Джонни...  Так  что  хватит  рассусоливать  о  ерунде!  Давайте-ка,  лучше,  ребятки…  вернёмся  на  кухню  и  выпьем   за  нашу  Олечку!  Ей,  бедненькой… ой, как не  сладко  сейчас,   в шикблеске том, преисподнем...   без  любимого!

  Рюмки французского марочного  коньяка   "Jatone"  были осушены  так  же  уверенно,  как   и  предыдущие.   Бойко   запиликала   "Шуткой"   Баха   лежавшая  на  столе  мобилка   Анатолия.  Он   взглянул  на    светящееся  окно   дисплея,  затем  на  Виктора.

— Это   он… наш  босс! — Анатолий  взял моблку,   нажал  контактную  кнопку.  —  Да,    Андрей  Павлович,    я   слушаю!

—  Приезжайте  в   "Мираж".   Срочно!  Машины   ждут  вас  возле подъезда, —  донеслось  из  мобилки.

Последовали  короткие  гудки.   Наступила  тишина.  Все   молча  смотрели  друг   на  друга. 

—  Ну  вот,  ребята,   Надя,  оказывается,  была  права!— снимая  напряжение,    с   кислой   усмешкой    сказал   Анатолий.  —  Едем  в  самое  пекло   Ада.  Зачем — узнаем  по  прибытии.   Если  живыми  останемся…    

                В  ЧЕРТОГАХ   ГЕНИЯ

Было  ровно  двенадцать  дня,  когда  кавалькада  из  трёх  иномарок   въеха-ла   на   территорию   городского  паркинга.   Охрана,    заглушив  моторы,  осталась   у  входа.    БМВ  с  Виктором  и  его друзьями,   лавируя  между  припаркованными   машинами,  приблизилась  к   находящемуся  в  отдалении,   замаскированному    под  авто мастерскую,  входу в  дендрарий.     К  "Миражу"  -   подземной   резиденции    Загорского -   из  троих   друзей    знал   дорогу   лишь   Анатолий.   Почему  в  этот, новогодний,  день  он,    всесильный   олигарх,   решил    пригласить  всех    именно  сюда,  в  тщательно  скрытый  от  посторонних  глаз,     офис,    никто  понять  не  мог?   Неужели    возникла  ситуация,  требующая  такой    необычной,  тщательной  конспирации?    А  если  да,  то  какова  степень  её  опасности? И  с  чем или   с   кем  это  связано?
 
 Едва  втиснувшись  втроём  в  узкую  капсулу  лифта,   друзья,  сдерживая  волнение,  стремительно  нырнули    вниз.       Виктор   заметил,  что  на  этот  раз   маршрут  движения    был   уже    иным.   Голос  невидимой  девушки-диспетчера   вежливо  просил  их  точно   выполнять  необходимые    команды,  пе-реводя  из    отсека  в    отсек,    пересаживая    из  одной  кабинки,  стремительно  скользящей  по  невидимой контактной  основе,      в  другую.
   Наконец, ощущение  тяжести   своих   тел  вернулось,  дверца  вновь  открылась.  Последовала  команда:  "Прошу  всех  выйти  на  площадку  и  постоять,  не  двигаясь,  в  течение  одной  минуты".     На  площадке   был  полумрак.   Секунд  через   пять    появилось,  бьющее  сверху,   яркое,  слепящее  глаза,  пятно.    Казалось,  оно  просвечивает  всех  насквозь.  Пятно    стало  расширяться,   наполняя  пространство  светом.   И  вскоре  послышалась   очередная      команда:  "Прошу  пройти  по  ковровой  дорожке".
   
Ребята,   выполнив  просьбу,  остановились  возле  массивной  офисной  двери    тёмно-бардового   цвета.    "Анатолий  Петрович, - послышался  из  невидимого  пространства  голос,   - подойдите,  пожалуйста,  к  индикатору  и  приложите  правую  ладонь!  " Анатолий   нажал на  прохладный,  тёмный    прямоугольник,  расположенный   справа  от  двери.   Раздался  негромкий,  короткий   сигнал,  напоминающий  звук  колокольчика.  Дверь  плавно,  беззвучно  отошла  влево.    Показалась  ещё  одна,    тёмно-зелёная,  дверь.    Анатолий    вынул  мобильный,   набрал  долгую    комбинацию  букв  и  чисел.  Внутри  двери  что-то  негромко  щёлкнуло,      дверь  медленно сдвинулась  вправо.   Перед  ребятами  открылся  вход  в   ярко  освещённую,   просторную,  с  великолепным  современным  дизайном,    прихожую.  Из  глубины  её,   улыбаясь,  спешила  к  ним…  Оля.

-   Рада  вас  видеть,  ребята! -   сказала  она,  подойдя и обнимая каждого.  -  Мы  ждем  вас!  Проходите  сюда! - Оля  указала   на    стоявший  в  отдалении  шкаф-купе.    -  Снимайте  быстренько  обувь  и  ныряйте  в  тапочки.  Вот  они,  я  приго-товила,  -  указала  она  на  нижнюю  полочку,   легко разведя  створки   дверцы,    -  все  новенькие,    специально  для  гостей. 

-   И  это  всё  -   прихожая?  -  не  удержался  от  наивного  вопроса  Виктор,  ошеломлённый  огромными  размерами   уходящего  вперёд,   метров  на тридцать,     прекрасно  освещённого   помещения в  бирюзовых  тонах,    с  высокими  потолка-ми.

-   Да,   Виктор  Афанасьевич,  не  удивляйтесь! - ответила  весело  Оля. -   Здесь  у  нас   всё  большое  и  красивое.   Чтобы    разгуляться  было  где  и  побаловаться,  если  желание  появится  вдруг! -  Она  по-детски,   шаловливо   расхохоталась,   взяла Виктора  за  руки.  -  Вы  не  представляете,  Виктор  Афанасьевич…  ребята, как я  рада  вас   здесь,   в  нашем  подземном   Метрополе,  видеть.   Роскошь - роскошью,  а  там,  на  Земле  и  на  солнышке,  всё-таки   лучше!   Сейчас  я  проведу  вас  в    нашу  итальянскую  гостиную   Chic Alta Moda.

Все  направились  к  одной  из  дальних  дверей    по  мягкому,  изумительно  тонкой  выделки,    персидскому  ковру.   

-   Безусловно,    главная  причина  - это   знакомство  вас,   Виктор  Афанасье-вич,  с    моей  любимой  мамочкой,  -  продолжала  уже  на  ходу  щебетать,  мягко  ступая  по  эксклюзивному   шедевру,    юная  хозяйка.  -  Она  так переживала,  когда  там,  в Италии,  у  вас  неприятности  были.  Каждую  минуту  справлялась   у  меня - как  там  да  что?     Но  теперь уже  успокоилась  и   ждёт  вас  с  нетерпением.  И  хочет  поблагодарить  ребят,  которые  так  помогли  вам  тогда. 

 С  Геннадием  и  Степаном  я    её  недавно  уже  познакомила…  там,  наверху,  в  папином  офисе,  а  вот  с  вами  ещё не  успела.  Ну  всё…  вот  эта    дверь!   Она  реагирует  только  на   моё  биополе,  а  так  же поле    моих  родителей.   Это  я  специально  придумала,  чтобы  они не  забывали  обо  мне,  когда  я   буду  уходить  от   них,  по  своим  де-лам,   в  другие  времена  и  эпохи. 

Створки  двери  плавно    разошлись…  и  взору  гостей  предстала  элитная   гостиная   невиданной  красоты.   Это  была  - Виктор    знал  по  буклетам  Италии -  белоснежная   версия   гостиной Тиффани  от  Alti  Moda.     Никогда  в  жизни  он  не  находился  ещё  в  такой  изысканной,   утончённой  обстановке,  имитирующей   покрытую  пушистым,  только  что  выпавшим   снегом,  природу.  Он  просто  не  мог  поверить,  что    подобное  волшебство  -  реальность,  и   что  именно здесь, среди  этого  великолепия,   ему  предстоит   познакомиться   сейчас    с  женщиной,  давшей  жизнь    его     возлюбленной.

Откуда-то  сбоку,   из  высокой,  широкой  арки,    вышел    мужчина  и  напра-вился   не  спеша    к    гостям.   Это  был  Олин   отец.    Виктор  сразу  узнал  его. 

- Вас,  Виктор,  это  всё…    не  шокировало?  -  спросил  он,  подойдя    и  сделав  широкий  жест  рукой,  указывая  на    фантастический  интерьер   гостиной.    Взгляд  его  был   всё  таким  же  пристальным,   пронизывающим  насквозь,  хотя   на  губах  играла  еле  заметная,  мягкая   улыбка.  Чувствовалось,  что  он   сейчас  в  хорошем  расположении  духа,  и  совсем  не  напоминал  недавнего,   неприступно-го,    погружённого  в  свои,  глубоко  скрытые  от  других,  загадочные  мысли,    фи-нансового    воротилу, каким  Виктор увидел его  совсем недавно  у  вертолёта.

-   Да, в  общем-то…  конечно,  впечатляет!  - пробормотал  невнятно,    скон-фуженный  неожиданным  вниманием  к  себе,    потенциальный   жених.  -  Очень  красиво…  Изумительно  просто!  Хочется  просто  взять…  прямо  сейчас,    моль-берт,  краски…  и  запечатлеть…  всю  эту    невиданную  красу!

-  Ничего  не  мог  поделать  - так  захотела  она, моя  повелительница! -  вздохнул    притворно  Загорский,    указав  взглядом    на  скромно  стоявшую  в  стороне  дочь.  И  уже  доверительно  добавил  полушёпотом,  приблизившись  к Виктору.  - Пришлось  срочно  оформлять  через  друзей  заказ  и  доставлять  всю эту     прелесть  спецрейсом.   Вместе  с  бригадой    итальянских    technicians  /техников/, разумеется,    которые    подсуетились   и  успели  создать,  за  несколь-ко  дней, вот  этот,   невероятный  по  красоте,    зимний    пейзаж. 

"Вот  дьяволёнок!  - в  очередной  раз удивился   изысканной  фантазии   своей  юной  подруги,   Виктор.  - Из  неё  мог  бы  получиться  прекрасный  дизайнер  или  Кутюрье! Жаль,  что  тратит  она  свой  талант  не  совсем  на  то,    на  что  мог-ла  бы  потратить  со  значительно большей  пользой  для  себя  и  людей.    А,   впрочем…  уж  не  проверяет  ли  она этим  гламурным  пиршеством…  мою  реакцию    на   возникшие   внезапно   прелести    этого,  недоступного  пока  для  меня,    мира,  куда   вскоре   предстоит  мне,  если   сегодняшние  смотрины  будут  успешными,    въехать  на  белом  коне?".   Краешком  глаза,   тайком,  Виктор  взглянул  на  Олю.  Но  та  стояла  с  невозмутимым, ничего  не выражающим,  лицом.  И  впечатление  было  такое,  что  эта скромная,  с длинной,   русой  косой    Золушка    тоже  попала  сюда,  в запредельную  роскошь,   совершенно случайно  и  никакого  отношения  к  появлению    этого,  гламурного  дизайна  здесь,    в    подземном  "Мираже",  запорошенном  искусственным    снежком,     она  не  имеет.

-  Ну…  а  теперь,  господа,  прошу  следовать за  мной!   - Загорский,  мгновен-но  сменив  выражение  лица  на  своё  обычное,  непроницаемое,   развернулся  и  направился  в  сторону   зала,  откуда    только  что  вышел.    Оля  с  ребятами  гусь-ком  потянулись  за  ним.    Сердце  Виктора,   предчувствуя    приближение  самой  драматичной  минуты  в  его холостяцкой,  безалаберной  жизни,   учащённо  заби-лось.     Видимо,  заметив  эти  колебания   в   душе   любимого,    Оля  прикоснулась  к  его  руке,    взглянула,   прижавшись к  плечу,  ему  в  глаза.   

-  Не   волнуйтесь…  Виктор  Афанасьевич,  всё  будет  хорошо! - сказала  она  тихо  и,   тайком   пожав  руку,  отошла  в  сторону.  В   этот  момент  все  уже  подо-шли  к  ближнему краю   просторной  арки, ведущей  в  зал.  Загорский сделал  предупредительный  жест, остановил  ребят  и  сказал.   

-   Это  -  моя  сокровищница,  ребята!  Здесь  я  люблю  отдыхать  от  своих,    тяжких  трудов.  Но  сегодня  эта  святыня  принадлежит  вам,  молодым!  Я  позво-лил  даже  провести  в  ней    небольшую  реконструкцию.  В  честь  Нового,  2012   года!  В   честь  моей,  ненаглядной  доченьки  Оли!  В  честь   волнующего   момен-та,  от  которого    многое  зависит  не  только  в  её  судьбе,  но   и  в  моей.  А  так же,    надеюсь,     и  в судьбах  многих  людей  мира.   Ради  этого  стоит  немного  по-волноваться!   Оля…  Виктор,  подойдите  ко  мне!

Завороженный  таинством  ритуала,   Виктор   сделал  шаг  навстречу   Загор-скому.  Рядом  с   ним  встала  Оля.   Она была  по-прежнему   невозмутима,  спокой-на,  на  лице  её  нельзя было  прочесть  никаких  эмоций  и  чувств. 

-  Здесь все подчиняется воле одного лишь человека, - встав между Олей и Виктором, сказал Загорский. Голос его вновь стал прежним-властного, уверенного в себе, человека. И лишь блеск в глазах выдавал скрытое глубоко внутри, большое волнение. -  Этим человеком является моя дочь, Оля. За время, проведённое с нею в Италии, вы узнали её не только как необычную,  в чём-то сумасбродную, фантазёрку, но и как властного, уверенного в себе, диктатора.

Она показала всем нам, а так же и многим другим, с кем ей пришлось столкнуться, что умеет непреклонно идти к своей цели. Что умеет подчинять своей воле тех, кого считает нужным под-чинить ради своей возвышенной, благородной цели. И делает это, невзирая на свой юный возраст,  довольно легко и непринуждённо. Я бы даже сказал… с некоторой долей  изящного,  дарованного ей Богом,  юмора. В этом я имел возможность убедиться недавно, лично, находясь в Англии с деловым визитом.

Скажу даже больше: увиденные мною полёты под куполом фамильного замка весьма уважаемых в мире персон кардинально развернули мою судьбу совсем в другую сторону. Туда, куда я раньше избегал смотреть. О чем не желал даже думать. .
Но теперь я знаю: единственно верная  дорога к выживанию в этой сумбурной, жестокой, бесчеловечной жизни, по которой  идёт  сегодня  мир - это дорога к новой жизни. К стране,  что  живет в мечтах моей дочери, и тех немногих, здравомыслящих людей, что  ещё сохранились, к счастью, на этой Земле.

И я вижу этот победный путь! Ради этого я готов изменить себя, свои прежние, грандиозные планы, в которых мыслей об этой, новой, дороге жизни никогда раньше не было.

И я уже сделал свой  первый шаг, пригласив вас сюда, в это святое место. Чего никогда бы не сделал ещё совсем недавно. Вскоре, надеюсь, последует второй шаг, уже совместный с вами, потом третий... Другого сегодня не дано. Мир на грани. Нужно что-то предпринять, чтобы срочно изменить трагический баланс в сторону Добра! И мы сможем это сделать! Для этого у нас есть всё: воля Всевышнего, дружная команда, большие деньги, Олин талант. В этом тесном, могучем кругу недостаёт лишь одно-го, последнего, долгожданного звена, о котором мы все знаем…

Загорский  на  миг  замолк.  Повернулся  к  Виктору.  Какое-то  время  молча  смотрел  на  него.  Затем  медленно  ровным,  бесстрастным  голосом,  сказал. 

-  Сейчас,  здесь…   на  этой  стороне   волшебной   арки,   я  просил  бы  вас,  Вик-тор…  оставить   своё  прошлое.   Все  свои  сомнения,  долгие колебания,  обиды  и  пустые   романтические  грёзы.  Чтобы,    войдя  в  другой,  сказочный  зал,  вы    могли    бы   сказать  себе:  мы  - вместе!   Мы  -  навсегда!   Мы  -  одна команда,  которая  во  что  бы то  ни  стало   добьется  своей,    избранной   сердцем, душой  и   возвышенным  умом,  благородной   цели!   !   Вы  сможете  сделать  это,  Виктор?  -  закончил  Загорский  неожиданным  вопросом  свой, высокопарный,   спич.

-  К  сожалению,  ответить  прямо  на этот вопрос,  Андрей  Павлович,  я  пока  не  могу! - ответил  без  паузы,  глядя  в  глаза  Загорскому,  Виктор.  -  Все  эти долгие  четыре  месяца  я  шёл  к  такому  решению.   Я знаю,  что  это  не  тот  путь,  о  котором  я  мечтал когда-то.    Но  я  постараюсь  сделать  всё,   чтобы  соединить   свои мечты  с  мечтами  Оли.  И  будем надеяться,  что  у  нас -  вместе  с  нашей,  дружной, командой  и  Вами -  всё  получится!

-    Очень  хотел  бы,  чтобы  ваши слова оказались  словами настоящего  мужчины, Виктор!  -  негромко, через  паузу,  всё  так же бесстрастно глядя  в  глаза  собеседника, ответил  Загорский. – Он на  мгновение замолк, не отводя пристального  взгляда  от лица Виктора. И затем продолжил. резко   сменив тон  с прежнего, торжественного,  на  будничный.  - А теперь  ступайте  сюда!

  Загорский   подвел  Олю  и  Виктора  к    арке,  а   сам  вернулся   назад,    к  ребятам,  с  интересом  наблюдавшим  за  всеми    этими,     долгими,  приготовлениями   в  шокирующем  их  своей  необычностью   и  богатством  царстве  зимней   фантазии.

 -   Именно  так,      в таком  порядке,    мы  зайдём   туда,  где  нас  ждёт владычица  этого  замка.  Оля,  бери бразды  правления  в  свои  руки! -   неожиданно  предложил он,  вновь сменив    тон, уже на  мягкий,  домашний.  -   В  сердечных    делах  я  не  большой знаток.  Думаю,   вся  последующая  часть  ритуала    будет  проведена тобою  значительно  лучше!

Оля    улыбнулась, сделала  еле заметный  жест  рукой.  Откуда-то  сверху,  с   покрытых  синеватой    изморозью  потолков, зазвучала  музыка.    Это  было  соло  скрипки в  сопровождении  струнных.     Виктор  никогда не  слышал  такой  плени-тельной,  проникновенной  мелодии.   В  ней  сплетались  грусть  и  страстный    порыв  желаний,   томление  неги  и  боль   утрат,   сожаление   о  несбывшемся  и     стремительный   полет  к  мечте,    в  неизвестность.
 
Виктор  взял  Олю  за  руку.   Они  вошли  в  арку.  Однако, сделав  несколько   шагов  Виктор   остановился,   не  в силах  двинуться  дальше.  Перед  ним была…   русская  зима  и   сидящая   на  величественном,  уходящем  к самому  небу,    троне…   невиданной  красоты  женщина.  Она  была  похожа на  царицу  в  своей,  расписанной изумрудами,  переливающейся  при  каждом движении  сотнями  бли-ков,  белой  парче!  Царица  эта  мягко,  ласково  улыбалась ему   и  звала властным взглядом  к  себе.  Прикосновение  Оли  вывело  Виктора  из  оцепенения.
 
- Нам  нужно  подойти  поближе,  Виктор  Афанасьевич,  -  тихонько  сказала   она.  -    Не  волнуйтесь,  всё  будет хорошо.    А  сейчас  нам    нужно подняться  наверх…   вот  по   этим    ступенькам…

Виктор   с  трудом  подчинился     просьбе  подруги. 

-  Вот  и  хорошо…   спасибо!  -  поддержала  усилия  любимого  Оля.    -  А те-перь  познакомьтесь  с  моей   мамой, -  предложила  она,  когда  они  оказались   уже  на   небольшой,  запорошенной   легким снежком,   площадке.  -  Её зовут  Елена  Петровна! 

-  Очень   рад  встрече  с  вами! - Виктор  слегка  кивнул  головой.  - Виктор!  Виктор  Савранский.   Учитель  музыки… и ещё  художник! -  неожиданно  для  себя,  быстро  и  нескладно  выпалил    он,   слегка  покраснев  и опустив  глаза,  не  вы-держав  пристального  взгляда  женщины.   

-   Ну…  что же  вы…  такой  несмелый,  Виктор?  - сказала,    улыбнувшись,  женщина.  - У  такой  решительной,  отважной  девочки,  как  наша  Оля,   должен  быть такой  же  отчаянный,  дерзкий  друг.   А  вы  так  робки…  Неужели  вас смутил  этот   сибирский  пейзаж?   Или  всему  виною  я,  пригласившая  вас   сюда,   в  эту  дивную  сказку  зимы? -  Женщина  засмеялась    весёлым,  детским  смехом,  напом-нившим  Виктору  смех   прежней,   июльской,    Оли.   - А,  впрочем,  мне  это  даже  нравится!  - неожиданно  весело призналась   она.
-  Здравствуйте,  Виктор!   Рада  вас  видеть! - 

Женщина  поднялась,  спустилась  на  площадку, подала  Виктору  руку.   И  сказала  вдруг  тихо,    заговорщицки,   быстрым полушёпотом.     -  Мы   сейчас…  с  вами,   ребята, перейдём…    в  другой  зал.  Тоже  итальянский.   Но уже  с  другим,    не  менее  впечатляющим,    оформлением  и  колоритом. Там   и   продолжим   наше  знакомство! Вы  не против?

-  Я?..   Нет! -  смутившись слегка   от  неожиданного  вопроса  и необычного  поведения  женщины,   ответил    Виктор.  -   Наоборот…  мне,  как  художнику,    все  эти  фантазии  …    очень  близки!

-    И   я  не  против,  мамочка!  -  весело    добавила  Оля.  -  Тем  более,  что  того….  другого,   зала,  который  ты  придумала,    я  ещё,    посути,  и   не  видела!

-   Надеюсь  не  разочаровать  тебя,   доченька,  -  обняв  Олю,  сказала   жен-щина.  - Мне  иногда   ведь  тоже  хочется  тебя  чем-то   приятно  удивить!

Они  подошли  к  Загорскому  и  ребятам,   дожидавшимся  их  внизу. 

 -   Богиня   спустилась  с  небес  и  привела  с  собой  двух  ангелов! -  не  ме-няя  непроницаемого  выражения  лица,  пошутил   Загорский.  -    А это значит   -  знакомство    было  вполне     успешным!   Тогда  не  будем  зря  терять  время  и   перейдём  в  соседний   зал.   Прошу! -   Загорский  жестом   пригласил  следовать  за  ним. -   Он    более  приспособленный для  приятных  бесед,  - попутно   добавил    подземный  Сусанин,   направляясь  почему-то  не  к   выходу,  а  к   дальней,   торцовой,   стене.   - Хотя,  уверен,     увиденное    тоже   произведёт  на  вас  определённое  впечатление  своей  необычностью.  -  Загорский    достал  мобильный,   направил     на  стену,  нажал  кнопку.  Раздвинулась   невидимая  за  серебристым,  снежным   бархатом  дверь.     -  Ну  вот,  теперь  мы   сможем    туда   войти!               

Новый  зал  ошеломил  Виктора.   Кроме   роскошной,  необычной конфигурации,  мебели  в   белых   и  нежных,  кремовых,   тонах   тут был    просторный,  сделанный  под  старину  камин,     несколько  изящных,  экзотических  по форме,     бра  по  периметру зала.  С  высокого,  заснеженного  потолка  свисала  огромная,  в  виде  морской медузы,  люстра,  заливая   пространство  многослойным  и  много-цветным,  мерцающим  северным  сиянием.   Посреди  зала  стоял  большой   круглый стол,  сервированный    под  Новогоднее  пиршество.   Но  более  всего  Виктора  поразило  наличие     на  стенах  сказочной  резиденции  трёх  больших,  в   инкрустированных   дорогими  самоцветами   рамках,  портретов.
 
На  одном  он  сразу  узнал  Олиного  кумира   -   Томаса  Мора,  работы    знаменитого  мастера   эпохи  Возрождения   Гольбейна  Младшего.    Этот  шедевр    часто  мелькал  среди  дневниковых  записей его  подруги. 
На  другом  портрете,  расположенном  на  противоположной стороне  зала,   тоже  был  изображён одинокий,  немолодой  уже,   лысоватый  мужчина.    Ото-рвавшись  от  чтения  газеты,  которую  он  держал  в  руках,  мужчина    в глубокой    задумчивости  сидел  в  кресле.    Взгляд  его,  как  и  взгляд  Мора,   был  направлен   куда-то  вдаль,  в  невидимое,  отдалённое  от  него  громадой  лет,  пространство.  Он словно  пытался  отыскать  там,  в  этой   сумрачной   дали,    ответ  на  один,  очень  важный  для  себя,   вопрос.

 Его  лицо   было хорошо  знакомо    Виктору.  Репин   написал  его  в   1910  году    на  мрачном,  тёмно-бардовом  фоне  с  алыми  бликами,    напоминавшими  размазанные  по  стене   пятна   крови.  Виктора  всегда  пугал  этот  зловещий  символ   предстоящей,  кровавой   расправы,  пророчески  изображённый  художником  за  спиной   живого, пока ещё,  позирующего. 

Да,  это  был  он,    автор   знаменитой  аграрной    реформы  Аркадий  Столыпин,    расстрелянный    евреем  Богровым  в  2011  году  в   зале  киевского  оперного  театра,  в  антракте     между  первым  и  вторым  актом  оперы  "Сказка  о  царе  Салтане"  Римского-Корсакого.

 Рассматривая  этот  портрет  на  репродукциях,  Виктор  часто  приходил  к неожиданной  мысли,  что  он ясно видит  в  композиции,  выражении  лица портретируемого,   в цветовом  решении  талантливой работы  формулу   трагической  судьбы  не  только  самого  отважного реформатора, решившего,  презрев смертельную  опасность, поднять величие  любимой страны до небывалых ещё, экономических и морально-эстетических  высот. Но так же он видел, не менее отчётливо,  и  ярко обозначенную формулу трагического  будущего  самой России, ожидавшего её уже  в  самое, ближайшее  время. 

 Третий шедевр -  большая,  прямоугольной  формы,    картина    была  поме-щена   на   дальней,  торцовой стороне  зала.   Главного  героя,  находящегося  в  центре  изображённых  в  ней событий,    трудно  было  не   узнать.  Вознесённая  над головой  рука  с  грозно  поднятым  перстом,  взывающим  к  Богу,  смотрящие  на окружающих его людей   в  упор  мудрые   и, одновременно,   суровые глаза   говорили  об  огромном  внутреннем   величии  и  несгибаемой духовной  мощи  их  владельца. 

"Да…  непростой  раунд знакомств  предстоит    мне  провести  здесь,  в  этом  зимнем  раю, -   подумал  Виктор,  всеми  силами  стараясь  не  показать  друзьям  и  родителям Оли,  что  мозг  его   уже  включился  в  предложенные,  сложнейшие   обстоятельства  возможной   уже  вскоре  игры.   -   Мор, Столыпин…  и  Сократ!    Три  гиганта   духа  и  мысли   в  одном   зале?  К  чему  бы  это?  Что  за  странное  объединение  на  узком  пространстве  таких,  всемирно  известных,  социальных  протестантов  и  бунтарей? 

 Ведь,  как-никак,  здесь  намечается  не  политический  или  философский  диспут,    решающий  судьбу  человечества,  а  празднование Нового  года!  К тому  же,  должен  продолжиться  ранее  начатый,  весьма  приятный,    ритуал -  знакомство  с    очаровательной,   непредсказуемой  мамой  Оли,  для  чего,  собственно,  он,  Виктор  Савранский,    и  прибыл  сюда.   И  вдруг   такой  неожиданный  контраст,  мгновенно  разрушающий    атмосферу безмятежных,  светлых чувств,  наполняющих   обычно  человека  в  обстановке   встречи  первого  дня вновь  родившегося года,    напрочь   размывающий  радостный,  только   было  наметившийся,    тон  встречи  с   приветливой,  удивительно  благожелательной  и,   в  чём-то,   даже  озорной   мамой   Оли.

-   Ну,  вот…  дорогие  гости,    это  тот  самый  зал!  -  сказала  с улыбкой     Елена  Петровна.  -    Что  вы  можете  сказать?   Какие  чувства  и  эмоции перепол-няют  вас  при  виде  этой,    неземной,  красоты?

- Мы  хотим  сказать,  мамочка,  что   это  самый  чудный,    новогодний,   по-дарок   для  всех  нас! -  Оля  подбежала  к  маме,  чмокнула  её  в  щеку. И  добавила  горячим  полушёпотом.   -   Спасибо,  что    сделала  то,   о  чём  я  тебя  просила!    А  теперь,  я  думаю, уже пришло время -   продолжила   она   уже  громко,     обратившись  к  гостям,  -   что  мы  все  настроились  по боевому  на то,   чтобы   быстро  и   с  удовольствием     оккупировать…  вон  тот большой,  трапезный  стол! – указала она  рукой. 

-  Согласен,  доченька!  -  активно  кивнул  головой  Загорский, - стол давно  уже  ждёт   нас!  Но  прежде,  чем  мы   перейдем   к  земным  утехам, - я  хочу  с  удовольствием  и  большой  радостью  сообщить    нашим  молодым  гостям:    зал  этот…   благодаря  стараниям Оли,  не  совсем  обычный!   Он  волшебный!   В  нем…    могут   сбываться   самые  заветные,    желания  и  мечты,  соединяться  воедино  разные  времена,    встречаться   и  вести  беседы    люди   сегодняшнего,  21-го   века  и   давно  ушедших  эпох. Словом,  здесь  можно  вдоволь  помечтать  обо  всём,   самом   сокровенном,  в  том  числе  и  несбыточном!   

Словно  в  подтверждение   сказанных  слов,    послышалось едва  слышное  шуршание,  затем негромкое покашливание.  Вслед  за этим  прозвучало:

- Если  хозяева  данного  великолепия   так  хлебосольны  и благожелатель-ны,    мне  было  бы  весьма  любопытно  пообщаться  с ними.  А  так  же  с  очарова-тельным  племенем молодых, полных сил,    патриотов  России!   Дайте  же  мне  знак  -  и  я  сойду  к  вам! 


                ВОЗВРАЩЕНИЕ    РЕФОРМАТОРА


Это  был  мужской  голос,  приятного  тембра,  скорее  всего,  баритон.  Но  откуда  он  доносился,  понять   пока  было  трудно.
 
- Я уже  несколько  минут  прислушиваюсь  к вам,  господа,  - продолжал  голос,  -  и  нахожу  темы  ваших  разговоров,  как  и   общий  ход  ваших  мыслей  весьма  интересными    и достойными  серьёзного   обсуждения.   Сюда…  сюда  смотрите, пожалуйста!  Я  здесь…  на  левой  от  вас   стене  зала!

Указанная  голосом  стена   вдруг  дополнительно   осветилась  со  всех  сто-рон,  и   взору  присутствующих   предстало   дивное  видение:    мужчина,  отложив  газету,     смотрел  уже  не  в   загадочную,   сумрачную  даль  времён,   а   на    си-девших  за  столом  людей…  и  улыбался.
 
Преодолев    минутное  замешательство,   к  картине   подошёл  Загорский. 

- Если  это  не  галлюцинации…  и вы,   Пётр  Аркадьевич,    действительно  изъявили  желание  приобщиться  к нашей  компании,  -   сказал  он,   пытаясь  со-хранить    невозмутимость  и  спокойствие, - то  милости  просим  к    нашему  праздничному  столу!    Заодно  и  обсудим  много,  интересующих   нас,    тем из  жизни  людей,  помечтаем  и, возможно,  даже    поспорим… 

-   Благодарю! С большим  удовольствием!

 Столыпин    отложил  газету,    поднялся  и  не  спеша  спустился  по  невиди-мым  ступенькам  в  зал.  Видавший  подобные  явления  уже не  раз,  Виктор  воспринял    превращение  персонажа   картины  в  живого  человека  вполне  спокойно.    Чего  нельзя  было  сказать  о    Наде  и  Анатолии.  Они  во  все  глаза   смотрели  на    вышедшего  из  картины    знаменитого     премьера,    не  веря  в реальность  происходящего  чуда.    Но,  тем не менее,    вот   он,   перед  ними,  живой,   улыбчивый     архитектор   переустройства  российского  быта  и    аграрного  хозяйства  на  заре  20-го   века,   в  своём  строгом черном,  старинного  покроя,   костюме, белой рубашке, черном  галстуке  и светло-сером, полосатом   жилете. 
               
-   Что  же  изменилось   за  это  время?  -  вот,  пожалуй,  главный  вопрос,  который  волнует  меня,   прежде  всего,  -  сказал  Столыпин,  подойдя  к    столу  и  опустившись    в  мягкое,  итальянское  кресло.  -   Куда  пошла   страна  после  рокового  выстрела  еврея  Богрова,   убившего   мои  пламенные  мечты  о   великой  российской  империи?  Смогли     отыскать   потомки  мои  того  вождя,  кто  смог  достойно   продолжить  начатое  мною,  благородное  дело   и  привести    российский     народ  к  счастью  и  процветанию?

-  Я   думаю,    Вам,  нашему  дорогому  гостю,    было  бы  интересно  узнать - что   думают  по  этому  поводу  молодые?    -  сказал,  обращаясь  с  улыбкой  к   премьеру,    Загорский.   -  "Кто  чтит  молодость,  тот  чтит  своё  будущее" -    гласит   народная  мудрость.      

-   Святые слова  сказали  вы,   мой  друг!  -  согласился   с  Загорским Столы-пин.  Он  с  благодарностью  опустил ладонь  на  руку  Загорского. - Юность - наша  опора! Своим  беспокойством  и  непокорностью  она заставляет  нас вновь  и  вновь проверять -  а  верным  ли курсом  идём?  Не  заблудились  ли  мы - в который  уж  раз! -  в  дремучих дебрях  истории? - Премьер  окинул  присутствующих  быстрым  взглядом, отыскал среди них  молодёжь.  -  Ну  что ж,  друзья  мои...  я  жду.    Кто  скажет  мне  правду  всю  о  покинутой  так  внезапно,  любимой  отчизне?  Хочу  я   страстно  узнать- что  осталось  в  ней  прежним,  а  что пошло  дорогой  иной за долгие  годы  20-го,  бурного  века?   

-   Изменилось  многое,   Пётр  Аркадьевич,  -  вступил  первым  в  разговор  с    ожившим  внезапно  премьером   Анатолий.  - А  иначе  и  быть не  могло.  Ведь  Россия  -  особая  страна.    Ни  одна    общность  людей   на  Земле   не  может  сравниться  с   ней  как   величиной   своей  территории,  так  и  могучим  духом  народа-победителя,  беззаветно  любящего  свою  Отчизну.  Я   не  буду  останавливаться  на  деталях,  но скажу  одно:   не  смотря  на  всю  трагичность,  а  порой  и  абсурдность  в  своём  развитии,  Россия  сумела  стать  после  вас  Великой  Державой,  с  которой  считались  все  страны  мира,  без  исключения. 

На   одной  шестой  части  Земли  появилось  великое  сообщество  славян  и многих,  других   наций,    которое,  вопреки  всему  миру,    стало  жить  совсем  не  так, как жили они до этого много столетий.  Люди  подняли  голову,  стали  чаще  смотреть  на  звёзды.   Но  самое  главное  -  они  ясно  видели  цель,  к  которой  шли.    И  даже  самая  страшная  в  мире  война  не  смогла   остановить    начавшийся  так  удачно  процесс  движения  в удивительную,   загадочную  Страну  Чудес,  которая  грезилась  ночью  и  днем этим, поверившим  в  свою   волшебную  мечту, разноязычным  народам.

 Шла  великая  битва между  силами  Добра  и  Зла. Мудрость  сражалась  с  невежеством, духовность - с безбожием,  самоотверженность - с  леностью  и  эгоизмом. Наступала эпоха  нравственного   рассвета, зазвучала  чудесная  музыка, повсюду  слышны  были  светлые,  ласкающие  слух  и  души,   песни. Казалось,  ещё  немного  -   и    придёт она,  долгожданная  победа!  Люди  увидят,  наконец, тот, стоивший  стольких  жертв,   завещанный  Богом  рай. Но…  но  этого  не  случилось, -  завершил  свою  мысль   Анатолий.  - Совсем  недавно,   двадцать с небольшим лет назад,    назад,   Россией  был сделан   легкомысленный,    нелепый  во  всех  отношениях,  отказ…  от    своего  былого могущества  в  обмен   якобы   на  абсолютную,  долгожданную  свободу,  которой   в   России  последние  70  лет   будто  бы    не  хватало.  Это  был    позорный,  унизительный  акт политического  самоубийства  великой  державы.
 
-   И,  в   результате,  Пётр  Аркадьевич,  - прервал возникшую паузу  Геннадий,  -   мы  имеем  сейчас   уже  не  Российскую державу,  с  которой  считались  все,  а  лоскутное,  разноцветное  содружество   наций,     с  которым   сегодня  не  считается  уже почти   никто!   По стране  свободно гуляет    смертельный  вирус  бездумной  наживы,  поразивший   мозг  катастрофически обнищавших  за последние годы   россиян.  Он  уродует  души  людей,  стремительно  губит  ещё недавно здоровую мораль   общества,    приводит  в  негодность  всю  экономику,  превращает  в  жалкое  посмешище  накопленный  за  века    российский  менталитет,  давший  миру  столько  гениальных  художников, писателей,  поэтов, мыслителей,  учёных, спортсменов, актёров, певцов, космонавтов. 

- Финал  неизбежной  национальной  катастрофы   очевиден, Пётр Аркадьевич,  -подвёл  итог обзору российской действительности Анатолий. - Он  непременно  наступит  уже  в  ближайшие  годы,  если…   Если   мы  не  решимся  сегодня,  здесь,    назвать  прямо  и  открыто,  главную причину не только  российских,  но  и  всемирных  бед  на   Земле.   

-   Что  вы  имеете  в  виду,  Анатолий?  -  оживился  Столыпин.  -  Говорите,  говорите  скорей…  не  стесняйтесь!  Это  чрезвычайно  интересный  момент,  о  котором  бы  я  хотел  узнать  именно  от  вас,  современных,    молодых   людей!

                ФОРМУЛА     ДЬЯВОЛА

АНАТОЛИЙ. Причина эта,  Петр  Аркадьевич,  хорошо известна каждому,  в том числе и вам.  Просто её  упорно, из века  век, не  желают   замечать  правители.  Когда-то,  ещё  во  времена  троглодитов,  существовала  простая  и  понятная  для  всех  первобытных  людей  формула  деловых  отношений:  товар   в  обмен  на  другой  товар.  Всё   было   просто  и  естественно:   я  даю  тебе   кусок  мяса  мамонта,  ты  -  в  обмен -  даёшь  мне  кокос.
 
ГЕННАДИЙ.  Но  со  временем  в  эту  формулу   был  искусственно  внедрён   ещё  один  -  вспомогательный - элемент -  д е н ь г и. Его  задачей  было  оказывать  помощь первобытным, но уже  значительно поумневшим,   людям  при  обмене  од-ного  товара  на  другой.

АНАТОЛИЙ.  Прошло  ещё  какое-то  время.  И  этот, новый,   элемент  из  вспомогательного чудесным  образом   превратился   в  главный.  То  есть стал   иметь определённое  преимущество  перед  громоздким  товаром,  поскольку  бла-годаря    малым,  микроскопическим    формам,  его  можно  было  накапливать,  в  большом количестве, в одних  руках.

ГЕННАДИЙ.   И,  в результате,   при  обмене, натуральный  товар  всё  чаще  стал  играть  уже  второстепенную роль. Поскольку  приобретение  кокоса  или  мяса  антилопы  стало  производиться  уже  не  только   для  личного  пользования. А  для  перепродажи  и   накопления  в  огромном  количестве  нового,  бывшего  ещё  недавно  вспомогательным,  элемента - денег.  И  вскоре, благодаря  своей  мизер-ной  величине,  это новый,  агрессивный  элемент – деньги -   вышел на первый  план интересов  древних,   вошедших уже во  вкус, дельцов.

АНАТОЛИЙ.  И  первобытная  формула  товар   в  обмен  на  другой  товар  превратилась  уже в  некий вид   лукавой  игры,  конечной  целью  которой был  обман.   А  сутью  этого   обмана стало   быстрое накопление отдельными  участниками   обмена  большого  количества  нового элемента – д е н е г,   ставших теперь  уже  удобным,  100 процентным, самостоятельно  функционирующим,    заменителем   товара. 

 ГЕННАДИЙ. Таким  образом, была окончательно уничтожена  первоначальная,  справедливая   формула обмена одного  натурального  товара  на другой. И  более важным стало теперь не то - сколько  мяса антилопы и кокоса ты  сумел  до-быть  для обмена,  а сколько  имеешь денег для приобретения этого, нужного для  жизни,   товара. Именно  эта  порочная,  извращённая  система деловых   отношений  была  навечно  закреплена   в  19-м  веке   в  сознании  людей немецким  евреем  Карлом  Марксом,  посвятившем   этой   теме   не  только   свой  толстенный "Капи-тал",   но  и  всю  свою  жизнь.

АНАТОЛИЙ. А порочность этой системы  заключается  в  том,  что в  естественное  нутро   древней  формулы  обмена  одного  товара  на другой,    официально  был  введён  дьявольский  элемент  -  д е н ь г и! Ставшие,  со временем,  тем самым бездушным,  злодейским, разросшимся  до невероятных  размеров,  Золотым  Тельцом, который, презирая  Закон и  Мораль, правит,   уже  много столетий,  миром не только первобытных, но   и  вполне цивилизованных уже, современных людей!

-   Браво,   Анатолий  и Геннадий!  Вы  до глубины  души  взволновали   меня  своим  глубочайшим   проникновением  в  суть    обсуждаемого  вопроса! - раздался  вдруг   радостный,  звонкий    мужской  голос.

  Все,  сидящие  за  столом,  включая    ожившего   русского   премьера,    по-вернули  головы  в  сторону  стены,  откуда  донёсся  звук.    Это  была  правая  сторона  зала,   где  висела  картина  с  изображением английского  утописта.  Пребывавший  до  этого  в   глубокой  задумчивости  Томас  Мор  уже  не  сидел,  а  стоял  и,  улыбаясь,  взирал   на  великосветскую,    восседавшую  за  роскошным  столом,  тусовку.

-    Будем  считать  ваше  признание    приятным   новогодним  сюрпризом,  Томас!  -   чуть  придя  в  себя  от   созерцания    внезапно  ожившего,  знаменитого  протестанта    позднего   средневековья,  сказал  Анатолий.   -   Однако  под  Новый  год,   по  старинной  русской  традиции,   в гости  могут  приходить   без  всякого  приглашения.  И наши  хозяева,  я думаю,   будут  рады  любому,  кто заглянет  к  ним  на  огонёк! 
   
-   Тем более,    здесь,  за    этим  столом,   уважаемый  мистер  Том,  с  нетерпением  ждут   встречи  с   вами    ваши  преданные  друзья -   молодые  романтики  и флибустьеры  21-го  века!  -  с  улыбкой  поддержала     дружеский  тон приглашения Елена Петровна. 

Виктор  почувствовал,    как    импульсивно,  нервно  сжала  его  руку  Оля,  и   увидел,   тайком  взглянув  на  неё,   каким напряжённым  стало юное   лицо   его  возлюбленной.

-  Да,  да,  Томас…  не  стесняйтесь!  Ваша  английская  чопорность  лорд-канцлера     здесь  ни к  чему!  - видя,  что сановный  гость  из  16-го  века колеблется  в  своём  желании  спуститься  к  ним,  сказал  Загорский,  поднявшись  и  приблизившись  к  стене.    - Тем  более,  что  вы  будете  уже  не  первым,  кто   удивил  нас   сегодня   таким…  необычным  появлением  в  этом   зале!

-  А  почему,   собственно, вы  решили, что  я  исполнен  какой-то, абсолютно  не  свойственной  мне,    чопорности? -  неожиданно  просто,  с  улыбкой,   спросил  знаменитый просветитель  средневековья,  спускаясь  по  невидимым  ступенькам  в  зал.  - Наоборот:  я с  большим удовольствием и  благодарностью  присоединюсь  к  вам,    приятным  и  милым  людям.  В  какое  кресло  мне позволите  опуститься?  -  задал  он   неожиданно  деликатный   вопрос,   подойдя  к  столу. 

-   Если  можно…  присядьте,  пожалуйста,  вот  здесь…  напротив  меня!  -  по-просила  вдруг,  подойдя  к  Мору  и  вспыхнув  румянцем,  Оля.  -  Я  давно  мечтала  познакомиться  с  вами,  Том. Мечтала   поговорить  с вами,  пообщаться,     побыть    с  вами   рядом,  пожать  вам  руку.   Вы -  мой  кумир!  По-этому  я  сделала  всё,  чтобы  Вы   были   здесь,  у  нас,  в  этот,   предновогодний   день!
   
- Спасибо,  моя  юная  госпожа!  -  поблагодарил  Олю  с  улыбкой  Томас  Мор.  Они  обменялись  рукопожатием. Затем  гость  снял  свою роскошную,   бархатную  одежду    высшего  сановника  Англии,   массивный  головной  убор.  Оставшись  в  простой,  домотканой  рубашке,    аккуратно  сложил  всё  на  стоявшую  неподалеку  кушетку  и,     вернувшись к  столу,   опустился  в  кресло.    Елена  Петровна  наполнила  уже  к  тому  времени   стоявшую  перед  ним    фарфоровую  тарелку  всевозможными  яствами.
 
-  В  самых  смелых  своих  мечтах  я  не  мог  себе  представить  подобную  встречу, - видимо,  расчувствовавшись   от   столь  неожиданного  воскрешения,  сказал  английский  протестант.     – Ваша  страна,   которую  вы  сейчас с гордостью  именуете  могучей  Россией,  раньше была  мало знакома нам.  И теперь я с удивлением и радостью  могу  сказать:  моя любимая  Британия  приобрела надёжного,  миролюбивого,  богатого  соседа, к которому  можно  относиться  с  большим  уважением.   Завоевать  и  удерживать  в  своих  владениях   столько  веков  такую огромную,  необозримую  территорию  может  только великая  нация!  И  я  с  удовольствием  подниму   за  неё свой  кубок   вина  в   этом   Новом,    2012-ом,     году!            

Зазвенели  в  очередной  раз  бокалы.   

Виктор,   оказавшись    лицом  к  лику  с  английским   посланцем  из  прошлых  веков,   старался   использовать любой  момент,  чтобы  незаметно  понаблюдать  за  ним,      могучим  покорителем  души  его  ненаглядной  Оли.   Ему  хоте-лось  найти  в  нем,  этом  бесстрашном  бунтаре  средневековья,     черты   характера,   которые  наверняка  нашла  в  своё  время  Оля.  И,  найдя все  эти качества,   безрассудно  пленилась  ими  навсегда,  соединив  свою,  детскую, мечту  о  волшебной,  счастливой  стране со  всемирно  известной  мечтой  своего  кумира.  Человек-легенда,  с  которого  до  сих  пор,  несмотря  на  всемирную  славу  и    причисление     Римской  церковью  к  лику  святых,    так  и  не  снято  обвинение  в  измене  государству.   

Так  кто  же   тогда  он,  этот,  вновь  оживший,   кумир:   неистовый  последователь   Христа  и  его добродетельных   заповедей…  или  прилежный  ученик Иуды,  предавший  своего заботливого   покровителя и  наставника  по  жизни  - всесильного  монарха  Англии  Генриха  VIII,  вознёсшего    своего  друга  на  высший  иерархический  пост  в  стране?

Какой  мерой  можно  измерить  все  эти   достоинства  и  прегрешения  человека  теперь,  в  нашем  космическом,  сумасшедшем  веке,  где  давно  уже  отброшены   прочь   такие  понятия,  как   порядочность,   честность,   сострадание  к  униженным  и  обездоленным  людям,  святость  религии,  за  что  так  отчаянно  боролся  до  последнего  дыхания этот  великий  правдолюб? 

И  что    подумает   он,   узнав,  что не  только  о   его,  всемирно  известном  когда-то,   жертвенном       подвиге,  но  даже  имени  его,  совершившего  этот  подвиг,    толком  никто   среди  современной   российской  молодёжи   не  знает,  да  и  не  хочет  знать?  Что  сейчас будоражат  умы  людей  в  этой   славянской  стране  уже   не   такие    титаны  духа,  как  он,   а  наглые,  необразованные,  истерично  вопящие  в  микрофоны,      личности;   заплывшие  жирком,  пузатые  дяди со  значками  народных  депутатов,    устраивающие   дикие  потасовки  и  хамящие  друг  другу  прямо  в эфире?

Сможет  ли  он,  великий,  благородный   мечтатель   Томас  Мор,    побродив по России,  соединить  воедино    свою   яркую, жертвенную  судьбу  с  первобытным    невежеством   и  бескультурьем, царящим повсюду, где внимание властей  к    судьбам   людей давно  уже вытеснил  золотой лоток их собственной, баснословной  прибыли?  Найдёт  ли  он   вообще  в  себе  силы,     увидев   эту  ужасающую    картину  повальной, моральной   деградации миллионов людей, оправдать  свой  поступок, свой несгибаемый  стоицизм  и  гибель в расцвете сил, под  топором    палача   6-го  июля,      в  9.00   утра,  в далёком  1535 году  на   грубо  сколоченном  эшафоте  зловещего  замка  Тауэр?   
         
                ВСЕМИРНЫЙ   ЗАГОВОР   БОГАЧЕЙ

-  А  теперь…  если позволите, друзья  мои,  - отвлёк  Виктора  от  напряжённых   размышлений    мягкий  тенор   английского   гостя,  -  я  хотел  бы  вернуться  к  привлекшей  моё  внимание     фразе  " Имя  этому  дьявольскому  элементу  -  деньги!".   Так     сказали  вы,  Анатолий,   -  обратился  утопист   к  сидевшему  напротив  него   следователю,  -  несколько  минут  назад.   И  я  приветствовал  эти  замечательные  слова  возгласом  "Браво!"  и    горячими  аплодисментами.   
 
А  иначе  и  не  могло  быть!   Именно  деньги… этот  коварный,  разлагающий   мораль  общества,   элемент   бытия  стал  причиной  того,  что  я  написал  шестьсот  лет  тому  назад   свою  Утопию.   Видя  повсеместно  мучения  униженных  властью,   ограбленных  бездушными  латифундистами,  мирян,   я  решил    предложить  им  идею  создания   другого,  более   справедливого  и благородного, общества.  Решил  позвать  их  в  другую,   богатую  и  вольную,      страну,  где  не  будет  вечного  обмана,    нищеты  и  унижений,  а  будет  лишь правда, равенство и возвышенный, радостный  труд  на благо процветающей  отчизны  и  всех  английских, счастливых,  семей.
 
Но  подобное   чудесное  превращение,   предупредил  я  своих  читателей,    может  произойти    лишь  при  одном  условии:  в   этой  новой,  волшебной  Нигдее  -  так  назвал  я    тогда   свою    мечту  -  не  должно  быть денег!    Они   полностью  выйдут  из  оборота,  как   и  золото,  серебро,  бриллианты  и  другие  драгоценности,  в  результате  чего  совершенно   обесценятся    и  станут   простыми,    забавными  игрушками   для  детей…   

-  Но  ведь  без  денег  любое  государство,  большое  оно  или  малое,  богатое  или  бедное, мгновенно  станет  неуправляемым,    развалится  на  части,   в  нем  постоянно  будут  царить  хаос  и  беспорядки! -   не  выдержав,  прервала  довольно  длинную  речь  английского  гостя   Елена  Петровна.  -  Государство,    уважаемый    Том,  не  может  функционировать  полноценно  ни  внутри  себя,  ни  за  своими  пределами,  если  в  нем  нет  твердой  меновой  единицы,  признанной  во  всем  ми-ре  и  обеспеченной  соответствующим  драгметаллом  или  другим,  достойным  природным  эквивалентом.
   
-    Без  такой  меновой  единицы,  смею  заметить,  Том,  -  поддержал  свою  супругу   Загорский, -     невозможно  движение  мировых  товаров.  А  их  сотни  ты-сяч,  если не  миллионы.   Как…  каким  образом  вы  собирались   осуществлять  в  этой  милой  стране  Нигдее   покупки,  например,    продуктов   питания,   пароходы,  поезда,  жилые  дома,    одежду,  вещи  быта,  одежду,  не  имея  крайне  необходимых  для  этого денег?    Как  собирались  оценивать  труд   людей,   затраченный на  изготовление,  к  примеру,  ткацкого  станка,    парусной  лодки  или  модных  туфель,  если    в  стране    вашей  не будет    стабильной  меновой  единицы,  при по-мощи которой  производятся  подобные  операции?      Я  не  говорю  пока,  как  видите,  о  современных  международных  отношениях,  которые  станут  абсолютно  невозможны  с  государством,  которое  не  признает  сложившейся   за  тысячелетия   практики  экономических   и  финансовых   отношений  в  мире.

- Когда  я  писал  свою    Утопию,     мисс  Елена  и  мистер  Загорский,  -  выслушав  внимательно  оппонентов, сказал  с  улыбкой  Мор,  -  я    часто   обращался   мысленно  к   Богу,   соразмеряя  свои   убеждения  и  желания   с    чистотой  его    советов   и  помыслов.  А  так  же,   имея  свободную  минуту,  всегда  спешил   на  встречу  с  моим     близким,    верным  другом  Эразмом  Роттердамским.     Мы  подолгу  обсуждали  с  ним   перипетии  сюжета   моей,  чрезвычайно  смелой  для  того  времени,    книги,    часто  спорили,  иногда  даже ругались.  Но  в одном  мы  были  едины:  государство  будущего,  о  котором  я  пишу,  без  денег возможно!   И  не  только  возможно,  но  и   должно  стать   эталоном   для   других  государств,  которые  не  на  словах,  а  на  деле  хотят  истинной,  а  не  показной,   демократии,    желают добра  и  процветания  своим  народам!   

-   И всё же, уважаемый  господин  Том,   к  жизни  в  стране,  где  не  будет  де-нег,  нужно  быть  готовым,  -  вступив  в  разговор,  сказала  Оля.  -  Отдельно от мира, в замкнутом виде,    такая страна  существовать не сможет.   Поэтому  мы, с моей командой,    стремимся   создать  жизнеспособную,    полнокровную   систему управления  людьми  и   всеми  отраслями  жизни,  способную  полностью   заменить  сегодняшнюю,   порочную  систему,     где  алчность,  разврат  и враньё  -  на  самом  почётном  месте.    

 А   насчет  того,  папа,  как  могут   проходить    деловые  операции  между  странами  и    внутри  Центурии,  -    повернув  свою  русую  головку  к    родителю,  сказала   Оля,  -   то в  наш  компьютерный  век  такая  взаимосвязь  будет  происходить   без  особых  проблем. При  этом  можно  выиграть  как  во  времени,  так   и  в  лёгкости   обработки   необходимых    при  этом  бумаг  и   документов.

-  Не  могли  бы  вы,  мисс   Оля,   объяснить  мне  -  что  означают   эти   слова  - "в  наш  компьютерный  век"?  -   обратился  вдруг    с  просьбой   к  юной  волшебнице  Томас  Мор.   -  Могу  предположить:   за   пять с лишним  веков,  что  я  отсутствовал  в  этом  мире,     наука  так  далеко  шагнула    вперёд,  что   все   мои  прошлые   знания  физики,  химии,  законов  механики, и  астрономии    могут  показаться  теперь    убогими  и   даже  смешными.

- Компьютерный   век, Томас, - это век  небывалого  развития   фундаментальных    и  прикладных   наук,  -  сказала  Оля.- Охватить  их уровень  и разнообразие  направлений  человеку,  пришедшему    из  далёких   времён,  безусловно,  крайне  сложно. Хотя,  в  своё  время,       вам,  Томас,    вполне  хватило   знаний,  чтобы раскрыть и выставить на всеобщее обозрение "мировой  заговор процветающих    государств,  ратующих  о  своих  личных  выгодах",  как   Вы  назвали  в  Утопии  это  позорное  явление.

-  То  была  ужасная,  открывшаяся  мне  ещё  в  юности, истина, с которой  я  жил  долгие  годы,   скрывая   её от  всех, -  перешёл  на  доверительный  тон   утопист.  - Но  пришло  время,   и  я  решился  на  отчаянный  шаг,  поскольку   держать  в себе  этот  тяжкий  груз  совершавшихся    вокруг  меня   ежечасно  преступлений  я    уже  не  мог.  Понимая,  что  предать широкой     огласке   свой  убийственный  вывод об  обществе,  в  котором  я  жил  тогда,    будет  весьма  сложно,      пришлось    прибегнуть   к   небольшой  хитрости.  Имея      от  природы   любовь  к  литературному  слову  и   склонность  к   поэзии,  я решил  обратиться   за  помощью  к  жанру  вольных  фантазий. 

 Расчёт   был  таков:   мысли,  изложенные  в  моей   необычной,   романтической  книжке,  могли  возникнуть  скорее  в  голове  сумасшедшего  человека,  либо   легкомысленного,    ветреного  денди,   чем  принадлежали  бы  серьёзному  мужу,    имеющему,  к  тому  же,  блестящее  образование,  приличную  семью,  солидную  профессию  юриста    и  определённую  известность  в  светском  обществе.    И  глуповатые,  недалёкие  латифундисты,  поддавшись  всеобщему   очарованию   сего    занимательного, литературного   труда,  позволили,   как  забаву  для  общества,  выпустить   его    в  широкий  свет.

- К сожалению,  Том,  сегодняшние  олигополы   уже  совсем  другие,  -  сказала,  помрачнев,   Оля.   -    Они  хитрые,  изворотливые,   противятся  всему,  что  не  позволяет  им незаконно  богатеть. И,  тем  более,  воровать,  разоряя  страну  и  людей.  У  них  совершенно  атрофировалось чувство  родины,  они учат  детей  за  границей,     скупают  там  недвижимость,  строят роскошные  дворцы,  открывают  счета.  То  есть  ведут  себя,  как  хамелеоны, которым  глубоко  наплевать  на  будущее  своей  страны. Они готовы  в  любой  момент  предать  её  и перебраться  в другое, заранее облюбованную ими, место Земли, где давно уже  куплен был роскошный замок с лесными угодьями, видом на море и плеском прибрежных волн.

 Вот  почему,  готовясь    к  созданию   своей     "Центурии",    я   подробно  продумала   более  совершенный  вариант организации  социальной,  политической,  деловой  и  моральной  жизни  страны   как  внутри  неё,  так  и  при  взаимоотношениях  с  остальным  миром.   Что  позволит,  я  надеюсь,    полностью  исключить  появление  в  нашей,  новой,  стране  таких опасных,   разрушающих организм   изнутри, дельцов-паразитов. Это  -  единственный  шанс  спасения  России  и    земной  цивилизации  в  целом.    Другие  пути  уже  пройдены,  их  нужно  будет  забыть,  так  как они  ничего,  кроме  очередной  беды,  не  могут  дать  обществу.   Вот  он,  этот  шанс  спасения.  Я  постараюсь  вкратце  изложить его  вам.
 
Оля   вышла  из-за  стола,  направила  небольшой,  плоский  пульт  на    ближ-нюю  стену. Свет  в  зале  убавился,  наступил  полумрак.  На  стене  появился  светящийся,  голубоватый    квадрат  сенсорного,  проекционно-емкостного,      экрана,  на   котором  видны  были    несколько  букв  и  цифр.          

                ПУТЬ     К    ХРАМУ    ИСТИНЫ

-  Прежде  всего,   я   решила,  как  мечтали об  этом  когда-то    Вы,   Том,      навсегда   избавить    общество  будущей   страны от   главной  причины  его  недуга,   то есть  денег, - сказала  Оля.    -   В    известной    экономической   формуле  приоб-ретения:    Т  -   Д  -  Т ,  о которой  только что,   очень  подробно,  рассказали здесь ребята,  -  продолжила  она,      пользуясь  красным  лучиком  лазерной   указки,  -     я  заменила     главный   меновый   элемент  Д - деньги  на  элемент  Б - баллы.    И   формула   приобрела  уже  следующий  вид:   Т  -  Б  -  Т.    

 Оля  подошла  к  дис-плею  поближе  и    вывела  рукой  нужную  формулу.
   
- То  есть   все,  происходящие  в  мире,  торговые  и  производственные    операции,  должны проводиться  в  том  же  режиме  и по  той же,  существующей  ныне,    схеме,   но    главным элементом,  при  помощи  которого   можно  будет  определить     стоимость    приобретаемого  товара  или  объём  произведённых   одним  человеком,   группой  людей,  заводом  или корпорацией  работ,    будут  уже  не   деньги,  а   принципиально  новый   -  виртуальный    элемент  -  балл.   

То  же  самое  произойдёт    с   классической  формулой  капитала:    Д  -  Т   -  Д+д.  Формула,  как  видите,    приобрела    здесь   следую-щий вид:    Б  -  Т  -  Б+б.    То  есть  согласно  этой - новой  -  формуле,   в  результате  обмена   меновой  единицы  на  товар,   происходит  накопление  уже  не  денег,  а   баллов.       Теперь  настало    время  объяснить    -  что  представляет  из  себя   этот   новый   меновый  элемент  -    виртуальный   балл  -  и  насколько  он  надёжен? 

Как  меновая  единица,    виртуальный   балл  удобен  тем,    что   имеет  вели-чину   стоимости,  но  не    может,  как    деньги,   драгметаллы  и    природные   кам-ни,  быть предметом  накопления   в  банках,   специальных  хранилищах,  сейфах.   Его  нельзя    так  же  присвоить  за  счёт  грабежа,  разработок  преступных  коррупционных  схем,   получения  взяток,   либо  приобрести  каким-либо  другим,     нечестным  путём.  Почему?   Потому  что  любой  балл при оплате  услуг:  бытовых  или  производственных,    произведений  искусства  или видов туризма,    будет  существовать  лишь  в  нашем  воображении.

И поэтому  будет    играть при  сделках, не важно  каких  -   частных  или межгосударственных,  производственных или  торговых  -  не  главную,   а  вспомогательную,  техническую,    то  есть посредническую  роль. И, что  очень  важно, он, этот балл, может   принадлежать  лишь  одной,  конкретной  кампании,  концерну,  государству  или  человеку, поскольку  будет  иметь  в  каждом  случае  абсолютно  точную,  адресную   прописку.

 Это  не  позволит  ему  затеряться как во внутреннем, так и в международном    реестре  баллов,    составленном  наподобие    единого  реестра   международного   Интерпола  по  розыску  наиболее  опасных  преступников, где фиксируются  все  необходимые  данные,   позволяющие   добиваться   абсолютной  идентификации  того  или  иного  человека.    Я   не  случайно  упомянула   реестр  Интерпола,  поскольку  предпочитаю,  в  целях  экономии,  использовать  в  своих  инновациях  уже  наработанные,   существующие  в  мире,   технологии,  а  не  изобретать  каждый  раз  заново  велосипед.   
 
Что  касается  надежности  балла  и  его  постоянного  присутствия  в  виртуальном  пространстве,    то здесь  мною  разработан   целый   набор   уровней    их  биологической  защиты      для  каждого,  отдельного,  человека.  И смешанной,   многоступенчатой  защиты,  связанной  с    географическим  расположением государства  или   промышленного  объекта,    для  баллов  производственного  и   государственного  уровней.

Все  объёмы  выполненных  работ  будут  оплачиваться  исключительно  баллами,  а  при поездке  за  границу   баллы  обмениваются  на    иностранную   валюту.   Внутри  страны  все  покупки и торговые операции будут так же осуществляться  исключительно  за  баллы,  а  при  торговле  с  другими странами  некоторое  время  будут   ещё   применяться   нынешние   меновые  единицы  -  деньги.  При  проведении  операций  по  обмену  или  покупке    больших  объёмов  товаров   из  других  стран   будет  предлагаться особая  форма  кредита,  гарантированная   территорией  земли   государства,  желающего  приобрести  данный  товар.
   
 Это   будет    новый,    надежный  вид  межгосударственного, внешнего    кредита,  при  которой   страна,  не  сумевшая   в  установленный  Договором  срок  предоставить   нужный  товар   стране-кредитору,  расплачивается   частью  своей  территории.   В  отдельных  случаях  такой  расчёт  можно  будет  произвести      двойным  объёмом  не  поставленного  вовремя  товара,   либо,  по   дополнительному согласованию,  какого  либо  другого.   При  составлении  единого  тарифа    будет  учтена  возможность    дифференциации  меняющихся  со  временем   цен  на  специально  созданной  для  этого  международной  бирже.
 
 В  случае  несогласия  какой либо  страны  с  ценой  на    отдельный  продукт,    вопрос  отсылается в   международный   арбитражный  суд,  который  в короткий  срок  устанавливает  окончательную  цену.   Решение  суда  является  окончатель-ным  и  обжалованию  не  подлежит.   Благодаря  высокой  степени  коммуникации  и  наличии  в  интернет  сети    международного  ценового  тарифа  на  товары,  все  вышеперечисленные  деловые  операции и  процесс  оформления   документов  о    коммерческой  сделке   будут  проводиться предельно  быстро,  в  автоматическом  режиме,  вплоть  до  момента  подписания сторонами  внутригосударственного  или  межгосударственного     документа,  где  представители  сторон встречаются  лично.
 
Со  временем, я в  этом  не  сомневаюсь,   весь  мир  с  облегчением  откажется  от  проклятого  Богом  и  людьми    элемента,  натворившего  за  короткое  время  столько  бед  на   Земле.   Таким  образом,    вытеснив  успешно  порочный  меновый  элемент - доллар  с мирового рынка  товаров, страна, первой решившаяся   на  этот  смелый  шаг,     может  войти  в  историю  земной  жизни как сумевшая   остановить  гибель  мировой  цивилизации  и   заложившая  прочные  основы абсолютно  новой,  по  своей  внутренней  структуре,   страны.  Имя  её -  "Центурия".   Это  страна  моей  детской  мечты. 
 
И  я очень хочу,  чтобы  она  стала  реальностью!   В  ней   уже  никогда  не  будет    подлых,  кровожадных  менял,  опутавших, словно пауки, своей денежной  сетью  всё  человечество;  не  будет  преступных  дефолтов,  спланированных  заранее   обвалов  курсов  акций   и  бандитских,  грабительских  войн  с  целью  спасения  гибнущей  экономики.   А  будет успешный,  счастливый,   блестяще  образованный     народ,   живущий   в  стране   с   лучшими  в  мире   научными  центрами   и     академиями,   любящий  свою  родину,     гордящийся  ею     и  делающий   всё    для  её  дальнейшего  процветания!

Оля  замолкла.  Наступила   долгая   пауза.  Виктор  внимательно  следил  за  выражением  лица   Томаса  Мора.  Но  в  нем  ничего  не  изменилось  с  тех  пор,  как  он  задал  свой  вопрос.   Столыпин  тоже  сохранял     внешнюю   невозмутимость,  хотя  всё  же  чувствовалось  -   какой  огонь,  вызванный  пламенной  речью   Оли,  бушует  внутри  этого могучего человека,  заплатившего    слишком высокую   цену   за  свою  мечту  увидеть    Россию  в  числе  самых  богатых,  успешных    и  процветающих  в  мире,   держав!  Об этом говорили  устремленные  на Олю,    горящие вспыхнувшей  вновь надеждой, глаза и лежавшие  на  столе,  крепко  сжатые  в кулаки, мускулистые  руки  премьера.   
 
-   То  есть…     вы  хотите  сказать,   мисс  Оля,   что  ваша   волшебная   страна  "Центурия"   по  своему  общественно-политическому    устройству,  жизненному   укладу  и  распорядку  трудового  дня   может  стать…  прообразом   страны   Нигдеи,  описанной  мною  в  Утопии? -  спросил,  наконец,    негромко  Томас  Мор.    Лицо  его  при  этом   оставалось  непроницаемым,  и прочесть какие-либо  мысли  или разгадать    руководившие  им  при  этом   эмоции  было  невозможно.   Правда, еле заметную,  тщательно  скрываемую,    нервозность  в  интонациях  голоса    англичанина   Виктору  уловить   всё  же  удалось.

-    Нет,  Том… это  не  совсем  так,  -   так  же  тихо  ответила, помолчав,  Оля.  Она  уже   погасила,   нажав   кнопку  пульта, экран  и, вернувшись  к  столу,  присела  на  своё  прежнее  место,  рядом  с  Виктором.  -  Из    ваших,  прошлых,   мечтаний   я  взяла   лишь   главную  мысль:   деньги  -  это  всемирное  зло!   И  пока  они  существуют,   ни  о какой    полноценной  демократии   и,  тем  более,  справедливости,  порядочности  и  честности  в  деловых  отношениях между людьми,  правящими кланами   и государствами речи  быть  не  может.   

Поэтому    Ваша  мысль  о  полном  отказе  от  денег   стала  для  меня  путеводной  звездой   в    создании   образа    новой,  современной  страны.  От  всех  остальных   моментов  внутреннего,  общественно- политического   и  социального   устройства   Нигдеи,  описанные  подробно  Вами,   мне  пришлось  отказаться.    И  сделала  я  это   по  двум  причинам:   либо  в  связи  с  их    безнадёжной  архаичностью,  либо  с  моим  принципиальным  несогласием    с  некоторыми  из  них.

-   И  это  вполне  резонно,  мисс  Оля  -  ведь  вы  живёте  совсем  в  другое  время!  -  согласно качнул   своей   красивой    головой    Томас  Мор.   -  Но  не  могли  бы  вы   назвать    сейчас,  здесь…  хотя  бы  одну  из  тех,  вызвавших  ваш  внутренний  протест,  причин?  -  В  этом  вопросе  Виктор  уловил  уже  значительно  больше  динамики   напряженного  ожидания  ответа. 

-   Безусловно,    могу,  Том! -  быстро  согласилась   Оля.   -   Это  наличие  в  Вашей    утопической   стране  Нигдее  рабов!  То есть  людей,  выполняющих  тяжёлую,    чёрную  работу.  В  нашем,  21-м,  веке   такая  откровенная демонстрация классового    неравенства  в  обществе  уже  невозможна!   Ни  одно  государство,  самое  деспотичное  и  реакционное  по  своему  общественно-политическому  устройству,  не  может  позволить  себе   сегодня   такого  унизительного  разделения  людей на   высшие  и  низшие  социальные  категории,   так  как  немедленно  попадёт  в   жестокую   экономическую  изоляцию  и  погибнет.  Кроме  того,  у  меня  вызывает  сомнение   полный отказ  от  частной  собственности,   предложенный  вами  в  стране  Нигдее…

                БИТВА    ТИТАНОВ

-  Да,  да…  весьма  сомнительный  и,  я  бы  даже  сказал  -    пагубный  для  предложенного  здесь,  нового   государства    аспект  социальной  жизни,  могущий  изрядно  навредить  будущему  обществу! -  вдруг,  прервав  Олю, вмешался  в  разговор   Столыпин. - И,  в  первую  очередь,  его  национально-патриотическому  воспитанию!    Что  значит  общество  без  частной  собственности,  хотел бы  я  вас  спросить,    милый господин  Мор? - решительно  развернувшись  всем  своим  могучим  телом,  обратился  премьер  к  утописту.  -   Это  значит,  что   крестьянин,  то  есть  хлебороб,  главный   сеятель  и   кормилец  нашей,   необъятной  страны,   вновь останется…   без  земли?     Без  своего,    возведённого  с  любовью  собственными  руками,   дома?      

Без    своей,  хозяйственной,    фермы,  на  которой  он имел  бы   возможность  разводить   домашнюю,   самую  разную,   живность,  существенно   пополняя тем  самым свой  продуктовый  запас  и  семейный бюджет?    Без  сада  и  огорода,  где   вместе  с детьми,  дружно  и  весело,  он  смог  бы   выращивать  овощи,  фрукты, приучая   чад  своих  малых   к  труду,   а  в  душах, ещё  неокрепших,   зажигая  священный    огонь  любви   к  родному  краю  и   русской   земле? 

 И   главное:   какие  чувства  он,   отринутый  от  земли  родной,  человек  будет  испытывать  к  своей  отчизне,  если   ему  придётся  однажды  её  защищать?     Проснётся  ли  любовь   в  его  сердце  в    момент  данного,  святого   рекрутства,  если   до этого  вынужден  был он трудиться не на своей  кровной,  политой  его  потом,    десятине,  а   на  чужой,  сданной  ему  за  немалую  плату   в  аренду,   в  неведомых  ему,  чужих  краях?  Нет,  сударь  мой,  не  будет  у  него  в  душе  такой  любви!  - решительно  рубанул  рукой  воздух   премьер-бунтарь.   -   А  будет    лишь   горечь   человека,  что  вот  придётся  ему,  не  дай  Бог,   сейчас помереть,  сгинуть    в  кровавом    бою,    а  ничего  путного  ни   жене,    ни  детям,  ни    внукам  своим    на  этой   земле российской,  завещанной  ему  могучими  предками, он так и не оставил!

Виктор  видел,  как  вздулись  от  напряжения  вены  на  висках   и  шее   Сто-лыпина,   каким    праведным  огнём  возмущения  зажглись   его   тёмные,    глубоко  посаженные,  глаза.   Ему  показалось  даже,  что,  пришедший  в  такое  глубокое волнение  премьер  может,  при  дальнейшем  продолжении  этого,  внезапно  возникшего,    спора,  чего  доброго,   устроить   здесь,  за  новогодним  столом,  серьёзную  потасовку  с  интеллигентным, не  столь  могучим  по  сложению,  англичанином.   Почувствовал,  видимо,  эту  опасность  и  английский  мечтатель.   
 Он  долго,   напряжённо,  словно  гипнотизируя  противника,  всматривался в  сверкающие  гневом  глаза  оппонента.   Затем,  внезапно  расслабившись,    медленно,  с  печалью  в  голосе,  произнёс.
 
-   Согласен…   мистер   Столыпин.  Видимо,   слишком   много  времени  прошло  с  тех  пор,    как    написал  я    свою  Утопию.   Безусловно,   я   был   тогда   ещё  молод,    не  столь  опытен  в  государственных  делах,  как  вы.    Но    сердце  моё  разрывалось  от  боли  и   тоски,    когда  видел  я,  в  какой  ужасающей   нищете  живут    простые  люди.  Особенно     в  деревнях,  где  у  них  забрали  земли   ненасытные  феодалы-латифундисты,  превратив  их  в  пастбища  для  овец.
 
Здесь  Мор  решительно  отодвинул  кресло,  поднялся  во весь  свой,   немалый рост, гневно  воздел  руки,  обращаясь,  видимо,    мысленно  к  Богу.  Широкие  края    грубой  овечьей  власяницы   скатились  по  поднятым,  худым   конечностям  и  опустились к  изгибам   локтевых  суставов.   И  все  увидели,  что  надето  было  это  старинное,  монашеское  облачение  из  грубой,  колючей  шерсти  не  на  полотняную  рубашку,    а   на  голое  тело  мечтателя,  смирявшего,  таким  образом,    плоть   истинного  христианина,   беззаветно   преданного   Истине  и  Богу,  не отступившего  от  своей  веры    даже  перед  страхом  жуткого расчленения на  помосте  мрачного  Тауэра.
 
 - И  чем больше    узнавал  я  о  рабской   жизни    брошенных  на  произвол  судьбы  страдальцев,  - крепчал  всё больше   голос  святого   мученика,  -   чем  больше  я  убеждался  в   преступности  замыслов  циничных  олигополов, обрекших   свой  народ  на  вечное  рабство  и    нищету,  тем  больше  зрела  в  моей  душе    святая  ненависть  к   ним.   А  так  же  к  тем,  кто,   издавая  регулярно преступные  законы,   защищал    интересы   исключительно  этих надменных,   бездушных, державных  грабителей,  обрекших  на  медленное  вымирание  миллионы   английских   ремесленников  и  селян.   

Вот  тогда  я  и  решил  объявить  этому,  зарвавшемуся, клану властителей   смертельную  войну,  используя  дарованный  мне  Богом  талант  писателя  и  публициста.    Тонко   играя  на  античных  и библейских  аллегориях,   удачно используя    множество   смелых   метафор,  эпитетов  и  параллелей,  мне,   как     в  Утопии,  так     и  ряде  других,  вольных  по  стилю,    статей  и  трактатов   удалось  вывести всю  эту позорную  когорту  державных     клятвопреступников  и  убийц  народа      на  чистую  воду.
 
Я  смог     выявить  тайные  нити   жуткого  механизма,   помогавшего  этой  наглой    кучке   бездельников   и  лжецов, столетиями  угнетать  бедняков.   Проведя  много  дней  и  ночей   в   напряжённом  труде,   изучив    статьи    известных     мыслителей  и  философов, посвящённых  этой  же  теме,    я  сумел добиться  своего:  я  стал  популярен!  Меня  услышали  миллионы!  Я  всколыхнул  общественную,  вяло  текущую,  мысль!    А  это  значит:  мне  удалось,  наконец,  разорвать  этот  сатанинский,  порочный  круг,  в  котором  гибли  невинные  люди.  И  я  горжусь  этим!    И  считаю  это    главным делом  своей  жизни!
   
В  зале  повисла  тишина.   Все  сидели  молча,  не  двигаясь.   Сообщённые  Олей  данные   никто  не  пытался  оспорить.   Никто  не  пытался  так  же    разрядить  возникшую  внезапно обстановку,   когда    два,  всемирно  известных  бунтаря  против   царящего  в   мире  произвола  богачей    и  монаршего  насилия  над  людьми,  вдруг  кардинально   разошлись   во  взглядах    на   самый  главный   предмет  капитализма,  на  его  духовную   и  экономическую  сущность  -  на    право  пользования     частной  собственностью.

Нужно  было  срочно   принимать  меры  по  возврату  праздничной,  новогодней  атмосферы.     Но  Виктор   не  мог  взять  на  себя    ответственную  роль  рефери,    боясь,  по причине    своей  молодости  и  слабых  знаний  основ социологии  и современной политологии,   ещё  больше  увеличить  неприятный   разрыв,  возникший    между  великими   спорщиками.
 
 Он  тайком  взглянул  на  Олю.  Та  сидела  с  непроницаемым,  отрешённым   лицом,  глядя  куда-то  поверх    головы  Томаса  Мора.   "Скорее  всего, -  подумал  Виктор, -  это  был  её,  Олин,    очередной,   недоступный  пока   моему   пониманию,    театральный  ход  в  задуманной  ею, социальной   игре.  И  этот   ход,  по  всей  вероятности,    ей   крайне  необходим.   А  любое  вмешательство  в  скрытый  от  других,    режиссёрский  план  действий  может  нарушить  его  логику  и  не  позволит  добиться  нужного,  известного  только  автору  инсценировки,   конечного  результата.". 

- Я  предполагала,      господа,  что между  вами  могут  возникнуть  подобные  разногласия  -  услышал,  наконец,  вновь голос Оли   Виктор. Она говорила   тихо,  по-прежнему  напряжённо  глядя  поверх головы  Томаса  Мора.   -   И  я,    конечно же,  приготовилась  к  тому,   чтобы  поучаствовать  в  споре,   который  ведётся  между  философами,    социологами,  теологами,  политиками  разного  ранга и  учёными   ещё  со  времён  Древнего  Рима.   И  смогу,  как  мне кажется,  в  какой-то  степени примирить  вас,  Томас,  и  вас,  Пётр  Аркадьевич,    своим  ви'дением  этой  важной   социальной  и  экономической  подоплёки жизни людей  в новой, задуманной  мною, стране.               
               
                ДОГОВОР  С  ГОСУДАРСТВОМ

 Это  ви'дение  будет отражено  в   составленном   мною  документе  под    названием  "Положение   о  приобретении  недвижимости  и  предметов  поль-зования в  частную  собственность",  где   первым   будет  прописан  следующий   пункт:  "О  запрете  приобретения  в одни  руки  лишнего  жилья,  видов транспорта,  участков  земли  и  прочих  объектов  с  целью  их  перепродажи,  сдачи в  наем  или  аренду  другим  лицам,    то  есть  с  целью  наживы".  Таким  образом,  в  стране  Центурия   будет   разрешена частная  собственность,  но  лишь в  необходимых,    строго  обозначенных,   пределах. 

Это  будет  давать  людям    возможность  сохранять  в  душе  чувство    "малой  родины", о котором говорили  Вы,  Петр  Аркадьевич,  и  лишит  соблазна  каким-либо  образом  извлекать  из этой  собственности  нетрудовые  доходы,  что  несовместимо  с  моральным кодексом жителей   новой  страны.   Одновременно  будет  утверждён    приоритет  государственных  интересов  над  личными,   о   чем  писали   Вы,  Томас,   в  своей  "Утопии".  В  этом  законе  навсегда  будут    запрещены  такие   явления,    как  тунеядство,  ростовщичество  и  спекуляция,    и  всячески  будет  поощряться,  в  том  числе  и  материально,    ведение  добропорядочного  образа  жизни:   увлечение  спортом,   активное  занятие   наукой,   искусством,    литературой,  поэзией. Особое внимание  будет  обращено  на   дальнейшее  развитие    современных  технологий, изучение  космических,  не разгаданных  ещё  наукой,  тайн  и  явлений. 
 
Это  позволит  направить энергию  людей  в  русло  созидания   и  поможет  чёткому   функционированию    новой, неизвестной  ещё  людям,  системы  общения  огромного числа самых разных, по природным  данным  и умственным  способностям,  людей.   С  целью  скорейшего  избавления  от  пагубных  последствий   извращённо  понятой  демократии, которые  мы  повсеместно  наблюдаем  сегодня,      все  финансовые  операции  в  новой  стране   будут   осуществляться  исключительно  роботами  Джонни.  Это исключит  возможность  незаконного  использования   больших  и  малых  финансовых  потоков,  создания   всевозможных,   модных  ныне,  коррупционных  схем  увода  денег  в  оффшоры,     что  поможет,  в  результате,  быстрому  моральному   и  финансовому   оздоровлению  общества.
 
И  всё  это,  в  конечном  счёте,  даст  возможность быстрому  рождению новой, необычной   страны   Центурия,  где  главными  ценностями будут справедливость,  добро,  любовь  к  труду,       христианская  мораль  и  умение  людей   самостоятельно  осуществлять  контроль  над  своими  действиями  и  поступками.  А  роль    судов,  карательных  органов  и  государственной  власти,  как  таковой,     создающихся,  как  правило,  для  поддержания  порядка  в  стране,  должна  быть  сведена  до  минимума.  И  даже,    при  достижении  наивысшей  духовности  в  развитии  общества,  со  временем    может   отмереть  совсем.  Те же,  кто  не  будет  готов  к  принятию   таких   условий  жизни,   будут    направляться  вначале  в  специально  созданную "Зону адаптации". 

 После  прохождения   полугодового  или  годового курса,  где    будут   имитироваться  условия  будущей  жизни  в  Центурии,   участникам   предложено  будет   подписать  Договор  с  государством,  согласно  которому  желающий  жить  в  стране  "Центурия"  обязуется свято  соблюдать   все,  принятые  в этой  стране,  законы,  правила  общественного  поведения  и  нормы  морали.  Не  желающим  принять  условия  будет незамедлительно предоставлена  возможность  покинуть  страну  в  любом  направлении. 
 
Самым  достойным  поступком  в   этой,   новой  общности,   людей    будет  помощь  тем,    кто  в  этом  нуждается.   Каждый  случай  будет  немедленно  выложен  в  интернете,  оповещён  в  СМИ;  в  отдельных  случаях   будут выплачиваться  в  балах   поощрительные  премии.  Наиболее  тяжёлым   преступлением    будет  считаться   унижение  человека  по  расовым,  религиозным,  умственным  или  физическим  признакам.   Совершившие  подобное  отступление  от  морали,    как  и  нарушившие  другие  условия  Договора  с  государством,   будут  отсылаться  в  Спецзону,  где  будет    запрещено  владение   крупной недвижимостью, землёй   и  дорогими  средствами   передвижения, а обязательный труд будет  уже более тяжёлым  и  продолжительным. 
 
 Кроме  того,   данные  нарушители  не  будут  иметь  возможности  вернуться  вновь  в  "Центурию"  и  жить среди  людей,  которые  Договора  с  государством  не  нарушают,  ведут  добропорядочный  образ  жизни   и  занимаются  созидательным,   приносящим  им радость,  трудом,    укрепляющим в  мире  авторитет новой,  могучей  общности  славянских  народов.  После  пяти  лет,  проведённых    в  Спецзоне,     желающему  покинуть её  будет  предоставлена  такая  возможность,   с  выдачей  ему  документов,  соответствующих  его  социальному  и  моральному статусу,   бес-платного  билета  для  отбытия  в  заявленную   им  страну,  и  небольшой  суммы  в  иностранной  валюте,  если  к  тому  времени  таковая  ещё  будет  существовать,  как  меновая  единица.
 
Однако к  этому  нужно  ещё  прийти.  И  дорога  эта  будет  очень  трудной.  Она  потребует  от всех,  желающих  пройти  по  ней,  максимального  напряжения  духовных  и  физических   сил.   Но  чтобы  яснее  понять,  почему  я  так  считаю,       предлагаю  вам  познакомиться    повнимательней  с  участниками  нашего,  третье-го  шедевра живописи.
 
С  этими  словами  Оля    повернула  голову    в  сторону   торцовой стороны  зала.  Там  висела  третья   знаменитая  картина,    на которой  был  изображён  Со-крат  в  свой  предсмертный  час.   Туда же    невольно   обратили  взоры   все  присутствующие.       

ЭКШН   ОТ   ПУТИЛИНА

Картина  была  слабо освещена  и  находилась  как  бы  в  тени. Но контуры   многочисленных  участников  исторического  судилища  над знаменитым  афинским  мудрецом  всё  же  просматривались. Вдруг кто-то из персонажей картины произнёс весёлые, незамысловатые слова, словно  выхваченные из лексикона простого люда. 

-  Ну  что ж… поговорим, посудачим… коль позволено будет!

 Но  кто  именно  их  произнёс,  из-за довольно приличного  расстояния до стены,   понять было  трудно.    "Неужели  произойдёт  ещё  оно  чудо  оживления?  -  подумал  Виктор.    Не  много  ли  за  один  день?  Хотя  нет…   на  Новый  год  может  случиться  всякое…" 
 
Извинившись  перед  Олей,   Виктор   поднялся,  вышел  из-за  стола    и направился к заговорившей вдруг стене.  "Но  почему  этот,   прозвучавший  внезапно,  тенорок  мне  показался до  боли  знакомым?  -  подумал  он. -  Будто  слышал  я  его  уже  многократно,  едва  ли не  каждый  день… ".    Не  дойдя    до  стены  метров  трёх,  Виктор  остановился.    Его  взор  был прикован  к  фигуре  Сократа.    Но  это  был…  не  Сократ!   

На  картине  был  совсем  другой  человек,  хотя  он  так  же,  как  и  Сократ,  восседал  на  ложе;   правая  рука  его,  опоясанная  браслетом  для  часов,  так  же   тянулась  к  чаше  с  цикутой;  а  левая,  как  и  на  всемирно  известном  шедевре,   была  грозно  воздета  к  небесам. Но этот  мужчина  не  был   обнажён  по  пояс,  как  на  хорошо  знакомой   Виктору,  статной  фигуре  мыслителя,   а  был  одет в строгий  тёмно-серый  костюм.  Из-под  отворотов  пиджака  виднелась  белая,  расстёгнутая  вверху, рубашка. На  ногах у мужчины  были  современные,   модельные  туфли.   Взор  у  него   был   не  грозный, сверкающий  праведным гневом,  а  улыбчивый.  И  смотрел  он  не  на   сидящего  перед  ним,  неправедного  обличителя,   а  прямо  на подошедшего  Виктора! 

 Словом,  не    узнать   этого  мужчину  было невозможно.  Потому  что  это  был  не  Сократ,   а…  Владимир  Путилин!    Настоящий, живой  премьер-министр России!  Вместе  с  его  тренированным,  упругим   телом  борца и пронзительным  взглядом  серых, с раскосым  разрезом, азиатских глаз. Виктор,  не  отрываясь,  смотрел  на  шедевр…  и  не  узнавал  его.  Те  же  одежды,  те  же  позы  героев  сюжета,   но  на  картине,  вместо   лиц    исторических  персонажей, были лица совсем  других людей.  И,  что  совершенно  удивительно,    среди  них   он  стал  постепенно  узнавать хорошо известных ему  по частым  телепередачам…    кремлёвских  небожителей!   

 Но  особенно  потряс  Виктора  отвернувшийся  от   Сократа   молодой  мужчина.    Тот  самый,   подающий  своему  учителю    чашу  со  смертельным    ядом  цикуты,  преданный,  верный    и  любящий  его,  ученик  в  пурпурной тунике,  перехваченной  в  талии    узким  пояском.      Потому   что…  хотя  и  прикрыл   он  рукой  стыдливо  глаза,  но был  очень  похож  на…   ближайшего  друга   Путилина,    без  которого  тот  уже  много лет  не  может  ступить   по   коридорам  власти ни  шагу!

-   З-здравствуйте,  Владимир  Владимирович! - с трудом выдавил из себя Виктор,  не   будучи  уверен  - услышит    он  что-либо  в  ответ    от  сидящего  на  сократовском     ложе   кремлёвского небожителя, или  нет?
 
-   Привет,  Витя!  -  тут же     весело  донеслось  из  картины.  -   Ты,  я  вижу,  слегка  ошарашен,  дружок?  -  Премьер  улыбнулся,  опустил  руки,  слегка  размял  их,  потирая,    и  поводя  одновременно  в  разные  стороны  плечами.  -  Устал  я    сидеть  в  одной  позе…  Целый  час  торчу  уже   здесь,  слушаю  ваши  речи…
   
-   Но  как   вы   оказались  в  этой  картине…  на  месте  Сократа?  - не  удержался  Виктор  от  мучившего  его  вопроса.  -  И    чаша  с  ядом…  в  руке  Медведкина…   что  это?

-  Это  стёб, Витя, - сказал Путилин, улыбнувшись знакомой  Виктору,  лукавой  улыбкой  здорового,    абсолютно  уверенного  в  себе  и  своих  талантах,    человека.  -  Так   мы  с  Олей  договорились.  Чтоб  подразнить  гусей!  -  Путилин   расхохотался,  показывая  свои  белые,  крепкие  зубы.  -     Торчишь   целый  день  в  Кремле,  в бункере  своём,  - усталость   накапливается…  А  тут - такой  драйв!   Увидят   собчачки  стервозные и либералы продажные, что любят  по  задворкам  российским  бегать,      и  сразу  вой  поднимут: "Вау-у!..  О-у-у!!..   Йес-с!!!..   Мы  так  и  знали,  что  этим  всё  кончится!"  Быстренько  пасквили  свои  состряпают,    ушат  помоев  грязных    на    родину  свою   выльют,  и    -  за   бугор!     За  подачкой   по-скачут,     повизгивая  от радости  и  помахивая  услужливо    своими,   иудейскими,  хвостиками. 
 
  Путилин  поднялся,    спустился   по  невидимым  ступенькам  в зал, подошел  к  Виктору, пожал ему  руку.   Они  не  спеша  направились  к столу.

 -  А  народ  у  нас в  России  умный,  Витя.  Он  хорошо  умеет  отличать 
шушеру всякую, вроде  этой, от работяг. Потому что хочет стабильности и порядка,     а  не  болтовни   бездельников,  трепачей  и  предателей. 

-   Но  этого  же  никто,  кроме  нас,  не  увидит! - возразил резонно премьеру  Виктор,  остановившись  и  указывая  на  картину.  -   Хотя…  я  думаю,  было  бы по  кайфу засветить  такой  кремлёвский экшн, скажем, где-нибудь… на главном  канале ТВ…

-    А  так и  будет,  Витя!  -  тут  же  заверил, остановившись,   молодого  визави     российский  премьер. -  Во-первых, всё это уже зафиксировано  на  фото,  видео  и других   носителях.   Во-вторых:  мы  с  Димой открываем на ТВ рубрику:  "Политические  приколы  от  Путилкина  и  Медведкина".   Смешно  звучит,   не  правда  ли?  -  Они продолжили свой  путь.  -   Это  будет  наше  видение сегодняшнего   мира,  в  духе  солипсизма. Пригласим  талантливых  ребят  -  актёров,  сценаристов,  режиссёров,  художников,  музыкантов…  ты  можешь   присоединиться  к  ним  -  и зажигайте  по  полной!  Лепите    свои  приколы!

Но не  пустые,  вроде  Мультиков  личности,  а как  вот здесь, с Сократом!  С  двойным  и  тройным  дном  чтобы!  Зачем  долбить,  как  дятел, в  лоб!  Выдал  такую,    с  наворотами,   дурку  -  и  вот  тебе  хохот в  зале   и  революция  в сознании!  Нужно,  Витя,   занять  чем-то людей.    Надоело  наблюдать,   как  засоряют   им  мозги    проходимцы,  трепачи      и    сатанисты   всякие.  Хочется  поучаствовать, поиграть    активно  на  этом  поле.    И  выявить,  через  необычный  взгляд  на  вещи  и  юмор,   всех  этих  политических   шарлатанов  и  прихвостней  Запада.
 
Конечно,  солипсизм,  как  философия  - это метафизика  для  сума-сшедших.  Но   если  его    правильно  применить  -   получится  классная  шту-ка!  Я  последнее  время  запал  на  него.  "Единственная,  несомненная    реальность   - это  я  и  мои   ощущения.    Всё  остальное  -  вымысел".   В  поли-тике  подобное  отношение  к действительности  абсолютно  исключено,  а  вот  для  развития  остроты  и   оригинальности  мышления    русского   чело-века  вещь,  я  уверен,    весьма  полезная. 

Они  подошли  уже  к   участникам  банкета.  Царившая  за  столом  тишина   и    застывшие  на  лицах  выражения   говорили  о  том.  что   верят  в    появление  здесь,    в  этом  роскошном зале,   живого    премьер-министра  России   далеко  не  все.  Возникла  немая,  в  стиле  гоголевского   "Ревизора",    сцена. 
-    Вижу… вижу    Андрея  Павловича,   - сказал,  улыбаясь,  Путилин.
 Он   пожал  руку   подошедшему   Загорскому,    приветливо  кивнул Елене  Петровне, Наде, Геннадию, Анатолию.   Затем подошел и пожал  руки  Томасу Мору, Столыпину.

- Слушал ваши,  мудрые  речи,  Том…  Пётр  Аркадьевич.  Во многом согласен с вами… и благодарен  судьбе  за  нашу  встречу, - сказал он.

- И мы  с  Петром  рады возможности   такой, нежданной! – ответил Томас Мор.- Рады увидеть здесь, в глухомани  сибирской,  посланца кремлёвских палат.  Я тоже, будучи канцлером Англии, любил бывать иногда среди тех, кто стремился од-нажды мечту превратить в реальность.

-  Великое  это дело – мечтать о  прекрасном,  светлом  будущем! – поддержал  своего, вернувшегося  из небытия,  коллегу Столыпин. – Сколько  было уже нас таких… отчаянных,  мечтателей  на этой Земле! Жаль вот  только, что  все  наши светлые, устремлённые  в будущее,   грёзы   и мечты… стоили нам  когда-то… жизни.

- Да.. суровые были времена... это  правда, -  сказал  через паузу,  помрачнев Путилин. -  Но, тем не менее,  история  сохранила  ваши, дерзновенные,  планы  переустройства  мира.   Так  что  будем надеяться, коллеги,   что  большая  часть их  станет  надежной основой   новой  морали  людей,     решивших  связать  свою  судьбу  с  жизнью  в вашем,    чудном   анклаве  будущего.  Надеюсь, что и мы с вами... успеем ещё побывать там… в придуманном  вами раю! - закончил с улыбкой свой бодрый спич Путилин.
 
Затем с  восхищением  осмотрел  зал.   

  - Попав  сюда,  убедился  я  лишний   раз:  в  хозяйственных  руках  любой  квадратный  метр  земли    становится  бесценным…  даже  под  землёй!   Значит,  можно  считать:      мощная  база    для   штурма   цитадели  мирового  зла  уже  создана?   - спросил    он  вдруг   Загорского,  присаживаясь   вместе  с  ним   к  столу.

-  Думаю,   начать  нам  нужно  с  решения  более  скромной  задачи, - слегка  смущённый    неожиданным  вопросом премьера,  сказал  Загорский. 

-   Тогда  поделитесь  -  с  какой  именно,  если  это  не  секрет? -  попросил  премьер.

- Об этом  вам, Владимир  Владимирович,  более точно  скажет наша молодёжь, - ответил уклончиво  Загорский.  -  Она, в отличие от меня,  уже давно  присту-пила  к  делу.

– Мы, Владимир Владимирович, работаем не только над созданием технической базы нашей Центурии, основой которой должны стать наши верные помощники в будущем, роботы Джонни, - приступил  к  пояснению  предложенной  Загорским  темы  подошедший к беседующим Геннадий. - Есть ещё один, не менее важный - духовный спектр общества, который нас тоже крайне волнует. Поэтому значительную часть своего времени мы посвящаем разработке программы оздоровления морали людей, испорченной бесчисленными, политическими болтунами.

- Это правда, Владимир Владимирович:  проблема есть – и немалая!  - продолжила  развивать  мысль Геннадия  Оля,  сидевшая  напротив премьера. – Прежде,  чем поверить в нашу идею,  человек   должен  вначале  очистить  свою душу  от по-стоянной  боязни сказать что-то лишнее,   неверия  в успех  доброго дела   и вечного, устойчивого скептицизма  о отношению  к окружающему его быту,  что  накопились   в  нём   за последние   годы.  А  для  этого  требуется  время,  которого, к сожалению,  почти не  осталось - мир людей в своём  порочном,   социальном  развитии,   стоит  уже  на краю  пропасти! 

- Поэтому лучше всего не мудрить особо, а начать сразу с Джонни! - вновь вступил в разговор Геннадий.— Классные это ребята, не подведут! Вместе с ними, умными, безотказными работягами, и систему правления новую можно будет   создать. Где на всех, самых крупных, финансовых потоках и торговых биржах будут трудиться они… наши  верные помощники  роботы! Кому не нужны будут ни доллары, ни яхты, ни замки… и ни женщины! Тогда и народ поверит быстрей в наше новое, совершенно иное уже, по своему внутреннему, социальному устройству, общество. Где благополучие страны будет расти каждый день, словно в сказке, но уже без вранья, мздоимства и вывода миллиардов в оффшоры.

- Да, согласен... согласен, ребята: изжила себя уже давно,  пожалуй… эта древ-няя схема устройства государства! Давно  изжила! — нервно усмехнувшись,  после долгой  паузы,  сказал  наконец  Путилин. -  Менять её срочно нужно...  убогость многовековую - это правда! Убрать с глаз долой! Уничтожить… к чёртовой матери, как проказу какую, этот… вечный соблазн человечества – быть сверхбогатым на зтой Земле! — и вздохнуть, наконец, с облегчением! Ведь всё уже, вроде бы, поменяли за последних сто лет - и в технике, и в моде, и в космосе!

А вот об этом, самом главном моменте социальной жизни- отказе от денег, как главной основы для наполнения всех, финансовых артерий мира, почему-то забыли! Или сделали вид, что забыли? Хотя   вы,  Том, ещё шесть веков назад, писали уже в своей Утопии: "С отменой денег исчезнут преступники, потому что воровать и копить будет нечего". А я добавлю- да и незачем! Мне больше нравится вариант оплаты труда, который придумала ваша Олечка. Я увидел в её расчётах стройность действий и логику мысли!

При серьёзной, научной проработке такая замена бумажек на баллы, думаю, вполне возможна! Именно такой способ расчёта можно будет внедрить и в России. А там, глядишь, при помощи  ваших  Джонни… и на весь мир замахнемся! — весело рассмеявшись, закончил Путилин набрасывать свой яркий, социальный эскиз России уже в ближайшие годы.
 
-   Браво,  Владимир  Владимирович! -  зааплодировала   в  восторге   Надя. – Как  я рада, что вы нас поняли!    Это  значит… верным путём мы  идем, друзья! Это значит - твори, выдумывай,  пробуй - и тебя услышат!   Это значит  -  первый такой  шаг   навстречу   нам, команде    поэтических  хулиганов-мечтателей,  Кремлём... уже  сделан? –   закончила Надя  свой, жизнерадостный  спич, вопросительно  взглянув  на  премьера.

-  Безусловно… именно  так – пока первый шаг!  –  подтвердил, через паузу,   Путилин. – Но  будет ещё  и второй, потом  третий…  - поспешно добавил он.  – И будут они, эти  встречные  шаги,  продолжаться до тех пор,   пока не придём  мы  од-нажды  к вам,  в  Центурию…  на рождественские блины – и  не   скажем хором -  браво!  Как   тут  всё  у вас… надёжно  и мило  устроено!  Пора бы уже  и нам начать  творить… нечто подобное! – закончил    свою   мысль с улыбкой  премьер,  воздев  над собой   победно  руку  с бокалом.
   
-  Да…  какая   чудесная команда  у  нас  наметилась,  друзья! – с радостным блеском в глазах сказала Оля, поднявшись  и выйдя  из-за стола. -   Как    много  у  нас, прибывших сюда, на  этот, предновогодний,  слёт,    общих  мыслей,  стремлений  и  дум!  А  всё  потому,  что  мы   все…  древние  родственники! –  вдруг шутливо до-бавила она. -  Да, да… именно  так!  Потому  что живём  мы на одной  Земле! Потому что  кровь  у нас - одна  и  корни - одни!   И  объединяет   всех   нас…  могучий  зов  предков, учивших любить свою родину  и землю, на которой живём! Словом,  я   уверена  в том,   что    всё  у  нас  получится…  правда, ребята?  - обратилась вдруг  к  своей команде   Оля.

-  Какие проблемы? – в тон  Оле ,  бодро  ответил  Анатолий,  его  дружно  поддержали  другие. – Тем более,  что все  мы, оказывается…  исторические род-ственники - что   весьма  немаловажно… должен я заметить! -  Все засмеялись,  зааплодировали шутке следователя.  -  Но это  может случиться… лишь  при одном, очень важном,  условии,   - спрятав на время улыбку,  вдруг  добавил  он!

-  При каком…  интересно? – насторожилась Оля.

- Да, да… поделись,  философ…   хотим и мы  узнать  это условие! –   активно зазвучали  требования  со всех сторон.

- Поделюсь… безусловно поделюсь,   скрывать от вас  тайну  века  не буду!  - успокоил   всех  новоявленный   тамада.  -  Это случится  лишь тогда,  господа,   когда    мы  с вами…  сейчас… в предновогоднюю  ночь,  поднимем  бокалы…  за  нашу,  родную,  Центурию!   Куда  не  стыдно  будет  заглянуть в гости… и  через  тысячу  лет!

— Я думаю, что не только великороссы, но и все предки наши  — нынешние и жившие когда-то на этой, святой,  Земле — не отказались бы присоединиться к нам сейчас! — вновь подняв над головой бокал с шампанским, сказал Путилин. Его белесые брови весело подскочили вверх, монголоидные разрезы глаз сузились от играющей на лице улыбки.  — Могу лишь внести небольшую поправку в ваши, дальнейшие, планы… Вы, романтики и флибустьеры, никогда не сможете построить свою волшебную сказку, если мы  с вами, не откладывая дело в долгий ящик, не продумаем    чёткий, ясный план совместных действий по скорейшей реализации этого, замечательного, социального проекта!

-   Прекрасно!  Пусть    всё  так  и  будет!  -  воскликнул   Геннадий  и  тоже  поднял   бокал. 

-  Пусть  так  и  будет! -   повторили  Томас Мор и Столыпин, подняв бокалы. 
 
-  Пусть…  пусть…   пусть…  -  прозвучало  эхом  в  сказочном,  снежном  зале.  Зазвенели   хрустальные  бокалы.   На  этот  раз  шампанское  пили  стоя,  до  дна. 

-   Как  хорошо,  когда  рядом  столько  друзей!  -  растроганно  произнесла  Елена  Петровна,  снимая  ажурным  носовым  платочком  набежавшую слезу.  -  Просто  не  верится,  что   пройдёт    совсем  немного  времени  -   и начнёт  сбываться   мечта,   которой   мы  с  Андрюшей  посвятили  всю  свою  жизнь.   Да,  да,  Оленька,  не  удивляйся,  доченька  моя:  мы  жили   все эти  годы  для  тебя,   для  воплощения  твоих  удивительных,  детских  планов… хотя  и не посвящали тебя в эту  тайну! 

Елена  Петровна  подошла    к  русоволосой  волшебнице,   обняла  дочь и  стоявшего  рядом  с нею  Виктора.   

- Надеюсь,  этот день  станет  первым  днём  вашей  уверенной, счастливой   дороги   к  единой  цели.    И  пусть  в  ней  воплотятся  все  ваши    и  наши,   желания  и  мечты!   
   
-  Спасибо,  мама! 

 Оля  прильнула  к  владычице   несметных  сокровищ, поцеловала  её  в  щеку.   Затем вернулась  к  Виктору.  Они  обменялись  долгим  взглядом.   О  чём  ду-мал   в  этот  момент  26-летний художник  и  музыкант,  глядя  в  сияющие  от  счастья  глаза  своей,   ненаглядной,  избранницы,  никто,  безусловно,  знать  не  мог.  Но  вскоре,  возможно,  под  воздействием  этого  взгляда,  а,  возможно,  и  по собственной инициативе,     Оля   вдруг    отвела  глаза  от  глаз  любимого   и,  отыскав  взглядом родителей,    сказала:

-   Дорогие  мама  и  папа!   Думаю,  самое  время    прямо  сейчас,  в  этом  зале,   объявить  нашим  гостям:   всё  богатство,  что  здесь,  в  подземном  городе,  а  так   же  далеко  за  его  пределами,  принадлежащее   олигарху  Загорскому  и  его  семье,   станет  собственностью   будущей  страны  Центурия,   как  только  мы  с  Виктором  Афанасьевичем  станем…  мужем  и  женой!

    Раздались  бурные  аплодисменты.   

-   Да,   доченька,  подтверждаю:  всё,  нажитое  мною за эти годы,   будет отдано  вашей  мечте!  -  сказал,  подойдя  к   Оле    и  поцеловав    её,  отец.  -  Я  дал  тебе  слово… и  сдержу  его!

  Кое-кто    из  участников  застолья   заметил, в этот момент,  блеснувшие  на суровом,   мужественном лице олигарха слёзы. Но, вполне   возможно,   что  это  были  всего  лишь  блики  или отражения   от  слишком  яркого освещения  стен  волшебного   зимнего   зала,       запорошенных   мягким,   сибирским  снежком...   

                БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ НАДЕЖДЫ   
               
- Что ж,    я  могу  лишь  приветствовать  это прекрасное,  благородное,  нача-ло! -  заметив, как нелегко далось  столь  щедрое обещание  хозяину застолья,  сказал,  поаплодировав   вместе с другими,   премьер. -     По  крайней  мере,  моя  помощь  будет  полной  и  безоговорочной.  Хотелось  бы  только  узнать, -  обратился он к  Оле,  -  планируется  ли  этот, активный,    курс   оздоровления  нашего,  российского,  общества   параллельно  с внедрением  в его,   трудовую,    среду…   роботов  Джонни?    Или   ты  собираешься    провести  эту, крайне  интересную, акцию   отдельно,  выборочно,    пока  лишь…  в  качестве  эксперимента?

- Нам  нужно,  прежде  всего,   перестать  быть  нацией  рабов,  Владимир  Владимирович,  -  просто, словно  ученица  на уроке  истории,  ответила  Оля. -  Нужно срочно   избавиться от  пагубной привычки  измерять  достоинства нашего   государства по  социально-политическим способам  правления Запада  и  Америки .  И,  взамен,   создать  свою - оригинальную,  православную,  славянскую  систему   правления  нашим,   российским обществом,  основанную  на христианских  традициях  Справедливости,     Человечности  и    Добра.  Только  тогда нам  есть  смысл  начинать  строить,    совместно  с  вами,   страну  "Центурия".  Если же  вы не  считаете  такую  идею  привлекательной  и  возможной,  тогда  мы  будем  пытаться  построить  "Центурию"  сами.   Своими  силами.  Вместе  с  моим  папой и  присутствующими  здесь   великими   друзьями  из  прошлых   времён.     Причем  начнем  это  делать  немедленно,  уже  с  завтрашнего  дня.  Поскольку  сегодняшний,   тяжело  больной,  земной     мир  людей   уже  стоит  на  краю  своей, неминуемой,  гибели.

-   Свобода, пришедшая к нам в девяностые годы,    оглушила  наше  общество,  -  продолжил  мысль  юной  протестантки   Геннадий, -  ложно    сориентировала  его.  Появилось  опьянение  от  успеха,  люди  предались   повальному воровству  и  разврату.  Ещё бы:  никаких  ограничений!  Всё  дозволено!   Семья  перестала  быть   храмом  любви,  очагом  воспитания    первичных,  христианских   жизненных  ценностей;  брак  -  таинством,  духовной  и  моральной святыней;  любовь  превратилась  в  полигон  для  успешного   старта   в  высший  свет.

 Разврат  в  умах,  разврат  в поступках,   разврат  в  чувствах - всюду  разврат! Так случилось когда-то в Древнем  Риме - и  он погиб,  так  случилось  в  Содоме  и Гоморре - и  они  были разрушены,  став  жертвами  ложно  понятой  демократии.  Теперь гибнет  Россия!  Её  нужно  спасать!

Демократия  без прочной   основы  -  это  гнилое    болото.  В  нём погибнут  все.    Основа  демократии  -  это  мораль,  а    основа  морали - это  способность  к  самоограничению.  Во  всём!  Во  благо  общества,    а  не  во  благо  ненасытного  живота  своего!  Эта   истина  должна   стать  внутренним  законом каждого.   Именно  эта  дорога  может  отвадить   людей навсегда    от  храма   Великой    Лжи   и  привести     к  храму  Великой  Правды.

Возникла   долгая,  томительная  пауза.  Видимо, никто  не ожидал,  и, прежде всего,  кремлёвский  гость  Путилин,  что  юная,  оригинально  мыслящая,  девушка-славянка  с  длинной,  русой косой, как и поддержавший  её,  более  взрослый  соратник  в борьбе за новую жизнь, -    что они  сумеют   в  нескольких  фразах  обнажить  перед  ним скрытую  проблему  России  и  поставить  ей  безжалостный,  словно удар палача,  приговор:   нация  рабов!  В  сознании  Виктора  тут  же  всплыла  фраза,     внесённая  в записную  книжку  и  потрясшая  его когда-то:   

"Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы".    Эти  убийственные  слова  о  своем  народе  произнес  не  безбашенный фашист,  не  презирающий  всё  человечество  на  земле масон,  не  вечный    разрушитель    политических   и  социальных    режимов   злобный  еврей,   не  беспощадный   радикал-черносотенец  или оборзевший  либерал,  а   известнейший  великорусский   демократ-правдолюб  Чернышевский,  стремившийся  всю  жизнь  изменить  Россию  путём  восстаний  и революций!   Тут  же  память  выдала  и  строки  стихотворения,   найденные  когда-то в  трёхтомнике  Пушкина.

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками и бич.

В этом,  смелом  для того, деспотического  времени,    стихе  гения   безжа-лостно  обнажён  роковой  путь  движения в   будущее  огромного,  российского   социума.  Не  потому  ли  и    Оля,  в  свои 16  лет,  сумела  осознать эту   главную   проблему   рабской  покорности  и  терпения славянских   народов,  что  заглядывала  часто  в  такие  вот,    святые,  литературные  источники  гениев?   Проблема  жила  в  ней,  беспокоила  её,  требовала  найти  решение.    И  вот  сейчас,  в присутствии  первого  лица  страны,  она   взяла  -  и   озвучила  её!   Прямо,  без  экивоков,  заявила  о ней,    как  Лермонтов  когда-то  в своём знаменитом  стихе: 

Прощай, немытая  Россия, 
Страна  рабов,  страна  господ,
И  вы, мундиры  голубые,
И  ты, им преданный  народ.

 И  каково  было  слышать  эти  безжалостные,  убийственные  слова  сегодня,  в  2012  году,   ему,    знаменитому  премьеру  Путилину?  Ведь  наверняка  он  знает  о  состоянии   дел    в  своей  стране  и   великих  тайнах    русской   души    не  хуже,  чем  Оля!  И  думает    об  этом  не  меньше,  если  не  больше,  чем она!  Просто  не  имеет, видимо,   пока ни времени, ни возможности... ни нужных для этого сил, чтобы   вплотную  заняться  коренным,  основательным  переустройством  такого  запущенного,  брошенного  сплошь  коррумпированным   начальством  на  произвол  судьбы,  народного  быта.

Но  ведь   Оля  права  -    это  действительно  нужно  делать!   Причём  срочно!   Нужно  вернуть    простым  русским  людям  веру!  Веру в  то,  что  власть  помнит о  них,  своих  прилежных,  многомиллионных  тружениках!  Помнит  о  каждом  из  них,  в   каком бы,  самом  далёком,  самом захолустном   уголке  страны он ни проживал!  Что будет он, этот сын земли русской,  всегда     обеспечен  работой     с достойной зарплатой,   добротным жильём,  земельным  участком  и  путевкой   на отдых у  лазурного  моря.    Тогда  и  честь   у  него  появится  заново,  и  гордость  за  родину,  и желание  отдавать  ей  щедро  свой  труд,  талант, а если понадобится – и жизнь!.

 А не  будет  в  России  мужика,  собственника  своей  земли,   - не  будет  и России  - здесь  был  прав   Столыпин.     На  все  сто!  Поэтому  и заботился  он  о  нём,  мужике работящем,  как  о  сыне  своём,  школы    в  крупных  се-лах  открывал,  земельные  наделы  давал  почти    бесплатно.  Но  как  вырвать  всё  это  у  сегодняшних  буржуев?  Они  же  все  законы  действительно  сооруди-ли   под  себя,  под  свои  воровские  схемы!   Значит,  нужно  начать,  возможно,    не  с    утверждения  новой  морали - это  можно  было  бы  сделать  чуть  позже,    а  с  ревизии  всех  законов,  защищающих  права  граждан  и  казну  государства.  Чтобы    выжечь  калёным  железом  все  лазейки  махинаций  и  двойных  толкований, придуманных  ненасытным  жульём  с единственной, порочной,   целью  - безнаказанно-го  воровства    и  увода  триллионных  сумм    в  оффшоры.   

Время шло,  но   паузу  так  никто  и   не  посмел  нарушить.   Путилин  сидел  молча, задумавшись.  Видно  было,  что  внутри  у него  происходит  напряженная  борьба,  смысл которой  трудно  было  понять.   Виктор   взглянул  поочерёдно  на  лицо  Томаса Мора,  затем  Столыпина…  Геннадия…Оли…  и остановился, наконец, на лице  Анатолия.  Его  друг  сидел, потупив взор, на лице его, ещё недавно  весёлом,  подвижном,     на этот раз   нельзя  было прочесть никаких эмоций.

 И он  впервые, глядя  на  изменившегося  в лице Анатолия,    вдруг  подумал: "А  что же  это  он, дружок  мой любезный?    Сидит… словно  мумия,   молчит, не скажет своего, пламенного,   слова  в защиту  такого  глубокого,   такого  важного,   социального тезиса  Оли — "Нам  нужно,   прежде  всего,    перестать  быть  нацией  рабов".   Струсил… что ли?   Испугался  присутствия…  кремлёвского  небожителя?   Странно,   странно…  Не привык  я видеть   тебя, всезнающий  Авиценна,  таким… безликим, словно  аршин  проглотившим!   Выходит…  не  так   уж   правдив  и откровенен ты  был   и  тогда, в ресторане  "Ням-ням"… в Борске, куда зашли  мы  с тобой, уставшие и голодные,   как волки,     после  долгого пребывания  в  подземном  царстве "Мираж"? 
   
И  где  на  мой,   неудачный, ответ   на  твой  вопрос — изменился  ли  ты, вращаясь постоянно  в этом  мире  финансовых  воротил?   — ты  вдруг  так вспылил!   Стал  кричать  и   яростно   убеждать меня,     размахивая   перед моим  лицом  руками,    что  я  сказал  какую-то,   обидную для тебя, непристойность!   Что  тебя…"тошнит… рвёт всего… выворачивает  от этого…  грёбаного  мира! ".   И  что   ты "совсем другой  — не такой, как эти  тупые...  пресытившиеся  баснословным  богатством  безумцы,   создающие,    для   властного   самоутверждения,  подобные… подземные, никому не нужные,  города  и  дендрарии? ". 
 
Так  повтори же  всё это! Скажи… скажи  сейчас  всё  то,   что  сказал  тогда  мне! Подтверди  своё презрение к  миру     тупых,   зарвавшихся     финансовых  воротил. И поддержи  мысль  Оли  о многовековом, духовном  рабстве  русских людей!    Что   нужно нам   срочно   создать   теперь   новый,   более  человечный,   более  гуманный,   собственный  стиль правления!   Что   возродит  он   нашу  страну,   поднимет её    с  колен,   успокоит  народ,   просветит их   душу,      уставшую  от вечных,    бесправных  действий   властей  всех уровней, куда ни кинь   сегодня  свой взгляд!   И тогда, возможно, я поверю  вам! Поверю — и    пойду  уверенно  вместе  с вами    туда,   ку-да  вы    меня  так дружно,   так упорно  все время  зовёте! ".

     Но... ничто не  изменилось  на  лице  Анатолия,   сидевшего наискосок   от  премьера.  Он,    как  и прежде,   понурив глаза…  молчал. Как  молчали и все  остальные,   прибывшие  на  зов  Оли,   участники  слёта.  Сказать что-либо,   издать  хоть какой-нибудь  звук  никто не  решался. Виктору  уже  стало казать-ся,    что  эта,     вновь возникшая, мертвая  пауза  молчания   так  никогда   и   не кончится. И  выхода  из  этого  дурацкого  положения  тоже   никогда  не  будет…

Но  тут  в  зал  стремительно   влетел   белый  голубь.    Он   сделал   круг    под  потолком,     обогнул  белую,    с  кремовым  верхом,   люстру  в  виде  медузы.  Затем   стал   кругами спускаться   ниже,    пролетел  пару  раз  над  столом,   завис  над  ним,   словно  всматриваясь в  лица  с  удивлением  наблюдавших  за  ним,   явно  обрадовавшихся  внезапному  событию     людей,    и  опустился,   наконец,  плавно  на  плечо  Оли.   Она    вытянула  перед  собой  руку,   ладонью  вверх.  Голубь,   вспорхнув,   перелетел  на  новое  место.   Оля погладила  птицу  и,    нагнувшись,   поцеловала  её…   

"Ну вот…    слава  Богу,   что нашелся, наконец,  спаситель! — с привычной  для  себя  иронией  подумал Виктор, вяло  поддержав аплодисментами явно обрадованных  такому необычному повороту  событий  гостей. — Но получу ли я от него, небесного  гостя,  в этот сказочный,   предновогодний  вечер, ответ на вопрос — что же   он хотел  сказать  мне  тогда…     полгода назад…  на площади Борска,  за  несколько минут до моей,  изменившей внезапно всю мою дальнейшую  жизнь,  встречи с  Олей? ".