Моя нежность - с тобой. Часть вторая

                Часть вторая
                МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ

Последние месяца полтора, каждое утро я делала, как бы это поточнее сказать, одно упражнение, одну технику. Если объяснить коротко, техника эта называется  визуализацией - от слова «визуально», то есть «зрительно». Я прокручивала в уме картины желаемого будущего. Причем, чем ярче картинка, чем больше в ней красок и деталей, тем лучше. 
         Первая была связана со здоровьем, вторая – с построением гармоничных взаимоотношений с мужчиной. Если честно, то во второй картинке у меня был Жан-Поль, и я видела его своим мужем. То есть, я это принимала, как свершившийся факт. Ни больше, ни меньше.
Технику я делала каждое утро, не пропуская ни одного дня, потому что много читала о ней. Чтобы она «работала», перестраивала  реальность,  нужны время, положительный настрой, вера и постоянство. Не надо все время думать об одном, лучше «прокручивать картинку» один или два раза в день и отпускать ее – пусть в пространстве вариантов ищется и находится дорожка к тому, чего ты хочешь.

                Здравствуй!
Долго ли, коротко ли… Так пишется в сказках. Как ни казался бесконечным, прошел февраль. А это значит, что я нахожусь на пороге прекрасных и удивительных событий.
 Моя сказка тоже развивается, ведет меня во Францию.
Сейчас, в эти минуты я сижу на твердой, прохладной и вполне осязаемой скамейке…  в аэропорту Праги. Багаж сдан, до самолета в Париж осталось часа два. А потом – девятые врата. Это я шучу, дело в том, что выход у меня под номером девять. Мистическая цифра, в разных источниках она трактуется по-разному. Сейчас для меня девятка означает всё: полноту бытия.
«Мадам! Вы хоть понимаете, куда и зачем едете?» - спрашиваю себя. Да, понимаю: я лечу к мужчине, с которым переписывалась несколько месяцев, которым очень увлечена. Но почему-то волнуюсь отчаянно, просто невозможно, так, что у меня руки-ноги дрожат. На поездку благословил архиепископ, столько хороших людей пожелали мне добра.
 Так, нужно быстро повышать самооценку! Красивая, умная, образованная, «спортсменка, комсомолка»! …Я нахожусь между сверхсерьезностью и шуткой.
Чтобы отвлечься, достаю словарь, начинаю его просматривать, стараюсь запомнить незнакомые французские слова. А, собственно, чего я здесь сижу? Аэропорт огромный, просто гигантский какой-то, надо пойти посмотреть, где досмотр, где выходы на посадку. Иду по бесконечным залам. На контроле у меня забирают пластиковую бутылку с водой, велят отстегнуть от пояса джинсов брелок с Эйфелевой башней. Эти маленькие действия позволяют мне отвлечься от мыслей и полностью вернуться в МОМЕНТ, к тому, что происходит сейчас.
Снова переход, еду на эскалаторе, только не вверх, а вперед. И вот я въезжаю в ту часть аэропорта, где с трех сторон - летное поле. Открывается прекрасный вид, много воздуха, света, простора. Да еще в эти минуты выглядывает солнце, и я… обретаю долгожданное равновесие.
Объявили посадку на мой рейс. А через три часа мы приземлились в Париже, в аэропорту Шарль де Голь. Дожидаясь багажа,   послала СМС Жан-Полю о том, что я уже здесь.
Думаю, со стороны, я казалась очень спокойной, а на самом деле волновалась ужасно! Ладони были чуть влажными, щеки пылали, и из-за этого я сердилась на себя: надо же, сентиментальная какая!
Вот двери в зал ожидания, и я уже вижу высокого мужчину в джинсах и куртке с капюшоном, который направляется ко мне. Длинные седые волосы забраны в хвостик. Он не улыбается. Выражения глаз не угадать за стеклами очков. Жан-Поль! Я нарочито замедляю шаги. Надо же! Столько ждать встречи, а внешне быть такими сдержанными, даже скованными.
Нет, я не бросилась обнимать его, просто подошла, встала напротив, смотрела внимательно. Улыбнулась и сказала коротко:
- Здравствуй!
 Он поцеловал меня в щеку.  Мы обменялись дежурными фразами.
- Как ты долетела?
- Спасибо, хорошо!
 Потом я извинилась и отошла, чтобы… дать ему и себе время собраться с мыслями и чтобы поговорить с гидом, который встречал нашу группу. Объяснила гиду ситуацию, сказала, что появлюсь в гостинице ненадолго, но, скорее всего, буду жить у друзей. Когда формальности были улажены, вернулась к своему герою.
А надо было его обнять! Глупая какая. Теперь-то что? Как говорит моя племянница, «поздняк метаться». Наверное, мы с Жан-Полем похожи: сдерживаем чувства, хотя внутри далеко не бесстрастны! Получается, что осуществилось его прочтение нашей встречи.
Жан Поль взял мой  чемодан, и мы пошли к местам для парковки машин. Смысла разговаривать не было из-за толчеи и шума огромного аэропорта. Я просто шла за своим героем, который не мог вспомнить номер ангара.
- Где же я оставил машину? – бормотал он. - А, вот, кажется, здесь!
Я увидела черную «Реношку», подошла к ней, сказала по-русски: «Какая ты красотуля!». Жан-Поль удивленно поднял брови, осознав, что я здороваюсь с машиной.
Позже я поняла, что для него практически нет мелочей: он замечает всё! А сейчас Жан-Поль открыл дверцу машины, помог мне сесть, наклонился, чтобы пристегнуть мой ремень безопасности. Я, не отдавая себе  отчета, потянулась к нему, протянула руки. Он улыбнулся и прижал меня к себе. Это и было наше первое, теплое, искреннее объятие.
А потом мы поехали в гостиницу. Я ненадолго поднялась в номер, оставила там кое-какие вещи, чтобы обозначить свое присутствие. Спустилась, села в машину, и мы поехали.
Париж, Париж! Здравствуй! Я снова здесь.
Меня каждый раз поражает, что можно так легко, буквально за   несколько часов, переместиться… в другую реальность. – Говорю сейчас о   Франции и о моем  любимом городе.
Если помните, в одной из книг Норбекова герой открыл для себя дорогу в параллельный мир, в прекрасный мир, где он забывал годы и усталость, молодел, освобождался от груза тревог и забот. Я сама, вслед за героем Норбекова, просыпалась иногда в небольшом домике, на берегу моря, любовалась горами, бежала к водопаду… 
Таким параллельным миром для меня, еще при первом посещении, стал Париж. Да, здесь я вправду становилась моложе, раны залечивались, а энергия бушевала. Неправильным было бы сказать, что я так «думала», просто это ощущалось каждой клеточкой, чувствовалось во всем, начиная от радости в моем сердце и заканчивая улыбками встреченных мною людей.
В этот раз я тоже была счастлива, совершенно счастлива в первые часы пребывания во Франции, и не только оттого, что Жан-Поль рядом, а потому, что приехала в Париж. Безотчетно улыбалась, глядя в окно. Мой друг показал глазами вперед: мы приближались к Триумфальной арке.
Потом поехали домой, то есть, конечно, к Жан-Полю.  Мимо Булонского леса, в небольшой городок рядом с Парижем.

                «В светлый терем с балконом на море»
Мы оставили машину в подземном гараже, откуда и поднялись в квартиру. Мой герой открыл дверь, пропустил меня вперед: «Проходи!».
Волнуясь, я переступила через порог. Как будто в новую жизнь вошла. Сказала про себя: «Мир этому дому!».
В прихожей огляделась. Из нее в гостиную можно попасть через небольшой коридор, а можно сразу повернуть направо и пройти через кухню, Дверей в гостиную нет. Кухню от гостиной отделяет только высокая «барная» стойка. Около нее стоят тоже высокие стулья.
Жан-Поль мельком показал, махая рукой в нужных направлениях: вот гостиная, вон мой кабинет, а там, дальше, по коридору, спальня, потом комната детей. Спросил:
- Ты голодна?
 - Нет, я бы только выпила чего-нибудь и приняла душ, если можно.
- Все можно! – улыбнулся он. Быстро освободил две полки в шкафу: «сюда ты положишь вещи!». Потом указал на свободную полочку в ванной комнате: для твоих кремов и всего прочего.
Кстати, у него две ванные комнаты! Я узнала об этом из «общей обзорной экскурсии» по квартире. Спальня мне очень понравилась, стены  были в мягких розовых тонах. Ковровое покрытие на полу – темно-красное, а покрывало на кровати и подушки – бордовые, бордовая же – настольная лампа на тумбочке возле кровати.
Жан-Поль быстро и деловито свернул покрывало, убрал его, сменил постельное белье (краска бросилась мне в лицо, но он не обратил внимания). Тут же, что меня несказанно удивило, забросил простыню, пододеяльник,  прочее в стиральную машину, включил ее, выбрав нужный режим стирки.
Я стала разбирать чемодан – надо же с чего-то начинать. Выкладывала на полки блузки, вешала платья и юбки. Достала домашнее платье-халат,  усмехнулась: оно у меня бордовое, идеально подходит под интерьер спальни.
Когда вошла в ванную комнату, Жан-Поль… наливал для меня воду в ванну. Заботливый! Приятно. Увидел меня, легонько обнял: «Тут гель для душа, шампунь. Вот полотенце. Мойся, я пошел разогревать ужин!». Аккуратно закрыл за собой дверь.
Ну, просто ничего знойного!  Насколько чувственным он был в письмах и телефонных разговорах, иногда заставляя меня краснеть от слишком откровенных слов, настолько же легким и спокойным здесь.  Или просто  давал мне время освоиться?
После ванны, где я освежилась, заодно смыв с себя груз волнений, жизнь для меня засияла еще более яркими красками. Я села в светлое, практически белое кожаное кресло в гостиной. Диван и второе кресло были, разумеется, такого же цвета. Передо мной – телевизор с большим экраном. Рядом «навороченный» музыкальный центр.  Покрытие на полу в гостиной темно-синего цвета. Стильно и симпатично.
Жан-Поль подошел с пледом в руках, укрыл меня, потом нажал на какой-то рычажок на подлокотнике, и спинка кресла откинулась назад таким образом, что я полулежала. Мой друг включил для меня музыку. А сам пошел доставать тарелки, сервировать стол. Я предложила помощь – он отказался.
Полный восторг! Спать я не хотела, но так приятно было после перелета и тревог, после ванны, лежать под мягким пледом, бездумно слушать музыку, не заботясь больше ни о чем.
До меня доносились запахи: похоже на рис с какими-то специями и  мясным соусом. Вскоре Жан-Поль позвал меня ужинать. Я уселась на высокий стул за стойкой, что служила столом. Глянула прямо перед собой и  застыла.
Огромные, от пола до потолка, окна выходили… прямо на озеро. В эти минуты солнце садилось, высветив на водной ряби сверкающую дорожку. От этой красоты, блеска и переливов подсвеченной солнцем воды нельзя было отвести глаз.  Фантастика какая!  И Жан-Поль живет здесь, может любоваться игрой воды и света каждый день, ясный, ветреный, дождливый или солнечный. Может вот так, сидя за столом и глядя в свои огромные окна, встречать рассвет над озером. Какое, должно быть, счастье – жить в такой квартире!
Эти волшебные окна стали для меня чем-то наподобие завершающего аккорда.  Было тревожно-хорошо от встречи в аэропорту, потом все теплее и теплее, лучше, как то, первое, объятие. Был обожаемый мною Париж! Потом музыка дня дополнялась отдельными нотами, вроде бордовой спальни, приготовленной ванны, вовремя поданного уютного пледа, сервированного стола. И вот – небо и озеро, простор, вода, праздничный закат. За озером  виднеются темные силуэты домов, там живут другие люди, а здесь, сейчас нас только двое.

                Смелее!
Мой друг вернул меня к действительности. Ах, да, мы же сели ужинать!
Во-первых, меня немного удивило отсутствие спиртного. Его вообще не было на столе. Жан-Поль положил мне салата, потом предложил рис с овощами, от мяса я отказалась.  Но, когда уже начали есть, он протянул на вилке кусочек утки из своей тарелки. Я улыбнулась и попробовала мяса, прямо с его вилки.
А смешно было оттого, что еще в России моя подруга, Леночка, наставляла меня:
- Мужчине трудно поделиться своей едой – читай: своей добычей. Далеко не всякий мужчина позволит взять кусок с его тарелки. Попытайся, словно шутя, спроси его «можно я только попробую?».
Я даже не просила, мой друг сам предложил!
После основных блюд у них обязательно полагается десерт  (еntr;e, plat, decert). Жан-Поль спросил, что я буду: пюре из фруктов в маленьких баночках, йогурты, персики, яблоки. Я выбрала персики.
Когда ужин был окончен, Жан-Поль деловито составил чашки-тарелки в посудомоечную машину. Я заметила, что домашние дела он делает быстро, как бы, между прочим. Налил в большой кувшин воды, чтобы она фильтровалась, объяснил мне, что такая вода намного вкуснее.
Настало время подарков – решила я. Принесла из спальни пакет и начала выкладывать, рассказывая:
- Вот, это водка, а к ней, как полагается, икра. Так, несколько плиток  русского шоколада – для твоих детей. Полотенца - для тебя, на них интересные надписи, на русском, видишь? Тут написано «Спокойной ночи!», а здесь - «Ты – моя нежность!».
Он улыбался, благодарил и внимательно все рассматривал. Потом я достала еще прихватки для горячих блюд, с русскими поговорками, сувенирную подкову из бересты с надписью «на счастье!» (интернациональный символ удачи). Вытащила из пакета теплый и легкий  вязаный платок – «это для твоей мамы!» и тяжелый посеребренный колокольчик, на нём – название моего города. Сказала:
- Когда тебе будет одиноко, позвони в этот колокольчик, и я услышу!
Он взял в руки колокольчик, позвонил. Звук получился чистый, мерный и какой-то совсем «нездешний», явно не отсюда.
- Хорошо, я так и сделаю! – он был серьезен.  Но тут же оживился: Мне пришло извещение на бандероль… от тебя!
Тут уж я расхохоталась! Это  мой подарок, надо думать, дошел, та игрушечная кошечка, что я ему посылала на День влюбленных.
 - А что в бандероли?
- Не скажу, пойдешь, получишь и сам увидишь!
Музыка все так же играла, и Жан-Поль пригласил меня танцевать. Танцует он легко, непринужденно, при этом напевая слова песни. Я все еще держалась чуть-чуть скованно, но мой кавалер вел себя безупречно. Потом мы стали смотреть телевизор.
Все-таки я ехала сюда, во Францию,  за четыре с лишним тысячи километров, устала от дороги и от впечатлений. Мне бы уже в постель. Но как сказать, чтобы это не прозвучало двусмысленно? И… еще я думала: «Когда же он  меня поцелует?». Мы столько мечтали о том, чтобы оказаться рядом, близко-близко, а теперь едим, танцуем, разговариваем, как…  супруги, что прожили вместе 10 лет или как очень целомудренные люди. Мне было смешно над собой! 
До кровати  я все же добралась, улыбнулась: стоило лететь в такую даль и …. так и не перейти «к практическим занятиям». Уже засыпая, подумала: «А-а-а, может, у него проблемы? Жалость какая! Неужели он мастер словесных построений… и только? Впереди девять дней. Что делать?».
Как оказалось утром, точнее, на рассвете, когда я проснулась, «проблем» у него не было.
Позже Жан-Поль объяснил, что джентльмен не будет идти на сближение без согласия на то дамы. Поскольку я транслировала некоторую отстраненность, он решил подождать, пока мои желания станут более явными.
Они стали! И то правда, я проснулась рядом с человеком, который давно очаровал меня, в письмах, конечно. А здесь он был на расстоянии вытянутой руки. Усмехнулся, заметив мой взгляд.
Все случилось, как должно было случиться! Конечно, в те минуты я не размышляла. Видела его склоненное ко мне лицо, ощущала под руками мягкие волосы, наверное, длиннее моих! Были только обрывки мыслей, что-то наподобие, «какой красивый мужчина!», «дивные волосы»… Волнение и желание нарастали, я уже обнимала Жан-Поля за плечи, он целовал меня… Закрыла глаза, подумала, непонятно к кому адресуясь, то ли к себе, то ли к нему: «Смелее же!»…

                Ты – моя нежность
…Вернувшись в мартовское утро, я улыбнулась своему близкому и, одновременно не очень знакомому, потому что наяву мы встретились только вчера,  мужчине и пошла в душ. Пока мылась,  причесывалась, выбирала нужные кремы, Жан-Поль уже сварил кофе, сидел, пристально глядя на меня, словно насквозь видел.
Потом я не раз ловила себя на мысли, что по сравнению с Жан-Полем я  просто - маленькая девочка. Ну, маленькая-то – это понятно, у меня рост метр шестьдесят, у него – метр восемьдесят с лишним, шучу. Он казался мне гораздо мудрее, опытнее, что ли, хотя ничто человеческое…
После завтрака мы поехали в магазин делать покупки. Как классно Жан-Поль водит машину по лабиринтам подземного гаража. Как только мы выехали на улицу, он включил в машине музыку и взял мою руку. Наши пальцы переплелись. С тех пор так и повелось: ехали мы в «Рено» или гуляли, всегда держались за руки. Мы вообще не расставались, ни днем, ни ночью!  Жан-Поль даже в магазин или на почту не уходил один, всегда брал меня с собой.
Неделя помчалась галопом, заискрилась, засверкала всеми красками. События, встречи, прогулки, любовь, поездки в супер-маркет, снова любовь. Мы были, как дети, смеялись, Жан-Поль постоянно выдумывал что-то, то на диван меня шутливо толкнет, то вдруг пощекочет, так что я громко взвизгиваю.   Шутили, не переставая – один другого стоит!
- Зачем мы едем на эскалаторе вверх? – спрашиваю у него.
- Ты же хотела быть ближе к Богу! – сразу откликается он.
- Почему ты солгал, что мы идем в аптеку, это же булочная?
- Чтобы …заставить русскую женщину заговорить! («Pour faire parler une femme russe!»).
Познакомилась я с сыновьями Жан-Поля. Младшему 14 лет, его зовут Жерар. Когда он вошел в квартиру, я сидела в кресле. Он приблизился ко мне: «Bonjour, Marina! Ca va?» («Здравствуй, Марина. Как дела?») и … трижды поцеловал меня в щечки. Оказывается, у них обычай такой, кто бы знал? Потом пришел старший сын, которому 17 лет, и мне было как-то неловко с непривычки обнимать и целовать его. Жан-Поль, наслаждаясь моим смущением, протянул:
- Мариночка! Неужели ты не хочешь подойти, чтобы обнять моего сына?
Французы, как и французские дети, очень раскрепощенные, естественные, общительные!  Например, Жан-Полю не составляло труда в магазине, на кассе, пуститься в объяснения, что мне не нужна карточка скидок, потому что я из России, приехала к нему ненадолго погостить. Самое смешное, что и кассир увлеченно вступала в разговор:
- Как?!  Вы и, вправду, из России, из Сибири? А по-французски говорите отлично!
Можете представить себе подобный разговор у нас в магазине, на кассе? Прикидываете, что вам скажут ждущие в очереди покупатели?  А тут люди  улыбаются, еще и вопросы задают.
Итак, мой герой открывал для меня Францию, которую раньше я видела немного «извне». Любила ли я Жан-Поля? Конечно, да! Идеализировала? Немного. Я, обожающая порядок, легко прощала ему то, что на полках с дисками, на тумбочках и еще где-то пыль. Он поддерживал чистоту по-своему, домашнюю работу делал быстро. Я же словно все время сдавала экзамены. Вот впервые прибралась и пропылесосила палас в гостиной, вот приготовила обед. Жан-Поль смотрел внимательно, как я режу овощи, как добавляю в сковороду то одно, то другое. Нет, он не просил меня делать что-то, я вызывалась сама. Все было прекрасно.
Только однажды «прозвенел звоночек», предупредивший о том, что  я очень мало знаю своего француза. Мы вышли из дома, чтобы, наконец-то,  получить на почте мою бандероль. Я забыла сумочку и сказала ему об этом уже на улице. Жан-Поль вдруг остановился передо мной и не то чтобы резко сказал, а… закричал:
- Ты что, не могла проверить? Я же спрашивал, готова ли ты?
Я настолько растерялась, что остального потока слов не разобрала.  На мой взгляд, ситуация была вполне невинна: ну, забыла, можно обойтись и без сумочки. А можно вернуться. Какая мелочь!
- Пошли обратно! – с яростью сказал француз. 
Я молча подчинилась, сдержав слезы.  Мы поднялись в квартиру. Потом, не разговаривая, добрались до почты. Он получил бандероль. Дома спросил:
- Ты хочешь открыть ее сейчас?
- Решай сам, - с трудом выговорила я. - Это подарок… для тебя.
Жан-Поль взял ключи от машины, объявил, что мы куда-то едем вместе. Идя за ним в гараж, я думала: «Мариночка! Это же просто твое «эго», не плачь, не надо! Мир все расставит по местам».  На выезде из гаража мой непредсказуемый друг сказал:
- Прости меня, Марина! Иногда я бываю невыносим! – губы его кривились, слова давались нелегко. – На самом деле я не злой, извини за эту вспышку гнева.
- Нет проблем, - ответила я.
В магазине он выбирал диски. Соскучившись, я пошла в другой отдел. Жан-Поль подошел, держа в руках несколько дисков:
- Это тебе: Серж Гинзбург, Жильбер Беко, Селин Дион, Жак Брель.
- Спасибо! – я обняла его. И мы стояли так долго-долго. Потом пошли, как выяснилось, в ресторан.
- Приглашаю тебя поужинать! Мне хочется загладить свою вину, - сказал он.
В ресторане он разоткровенничался:
- Уже несколько лет я не проводил с женщиной все свое время, дни и ночи!
- Трудно со мной? – спросила его.
- Нет, с тобой легко, это со мной сложно.
Поздним вечером мы все же открыли бандероль. Игрушка ему очень понравилась, письмо тоже. Мне самой было интересно читать строки, которые я написала в далеком январе. Кошечку Жан-Поль поставил на тумбочку возле кровати.
Этой ночью он был особенно нежен со мной. Впрочем, куда уж больше? Все и так было прекрасно и гармонично. 
Часа в два ночи мы пошли пить чай, и Жан-Поль решил научиться  нескольким фразам на русском языке. Он всё делал методично. Предложил, чтобы я повторила одно и то же много раз. Потом записал предложения французскими буквами, как услышал, попросил меня написать их на листочке на русском, на французском и транскрипцию.
Мы разучивали фразы «Ты – моя нежность!», «Ты – моя радость!», «Я тебя люблю!». Произношение ему не давалось, но с необыкновенным упорством он повторял снова и снова:
- Йа тебья лю-блю! Ти мойа нежност! – И переспрашивал:
- Правильно?

                Кошка и … львенок
Однажды мы были в пригороде Парижа у друзей Жан-Поля. Да, он меня еще и друзьям представлял. Семья интересная, муж – француз, жена – испанка, мы приехали к ним послушать музыку и попить кофе.
Если у нас в России попить кофе или чаю),  значит, поставить на стол еще и конфеты, печенюшки или тортик, фрукты, порезать сыр, то во Франции кофе означает только кофе. Больше ничего!  Говорили о музыке, слушали Селин Дион на французском языке, потом Жана-Жака Гольдмана. Кстати, спасибо Жан-Полю – именно он познакомил меня с творчеством этого, очень известного во Франции, шансонье. 
Певец выходит на сцену  огромного зала, стройный, казалось бы, обыкновенный, но такой невероятно, потрясающе обаятельный, с одной только гитарой – ни подпевки, ни подтанцовки. И творит чудеса. Зал смеется, зал слушает, зал замирает.  Фантастическая личность этот Гольдман!
Слушая концерт, мы выпили по чашке кофе, потом по второй, по третьей. Хозяева предложили: «Может быть, еще?». Вежливая улыбка: «Спасибо, нет!». Было такое впечатление, что кофе уже булькает в горле. Я  бы съела ма-а-аленькую конфетку, но, увы…
У Жан-Поля зазвенел мобильный.  Подробно рассказав кому-то, где мы и что делаем, он сказал:
- Это мама, и мы едем к ней!
Поскольку подарки давно катались с нами в багажнике, проблем, в общем-то, не было. Я немножко смущалась и чувствовала ответственность – мы же едем к маме, но любопытство пересиливало.
- А как мне называть твою маму? Мадам Маршан? – спросила я.
- Можно так, а можно просто Мари, но это более фамильярно, - усмехнулся Жан-Поль.
Дорога петляла, вилась между полей, музыка в салоне рвалась на простор, мои волосы развевались по ветру, потому что верх машины был открыт, мои парижские каникулы уносили меня навстречу новой жизни.
Мы въехали в поселок. Или у них это маленький город? Не знаю. Вот теперь я увидела дом, где Жан-Поль рос, но рассмотреть мне его не дали. Запомнила только, что у забора много-много деревьев, к дому ведет бетонированная дорожка, а лестница не деревянная, а каменная. Двери были открыты. Минуя прихожую, мы вошли в гостиную.
- Bon-jour! – почти пропела милая женщина, поднимаясь нам навстречу. Обняла Жан-Поля, потом меня:
- Ca va, Marina?
Я ответила, что да, все хорошо! Меня посадили за стол и буквально засыпали вопросами, не забыв, впрочем, предложить… кофе. Не могла же я отказаться! К счастью, кофе был сварен не слишком крепкий, а к нему мама Жан-Поля дала мне печенье и шоколад - ура! 
Она спрашивала обо всем: где именно я живу, где работаю, откуда так хорошо знаю французский язык…
А я пока рассматривала маму Жан-Поля. Она небольшого роста, аккуратненькая, с короткой стрижкой, волосы седые. Тонкий красивый носик (а у Жан-Поля он больше и с горбинкой), улыбчивое лицо. Просто язык не поворачивается сказать о ней «старая женщина» или «пожилая женщина». У последних обычно строго или скорбно поджаты губы, а на лице чаще всего -  печать недовольства. Мадам Маршан необычайно живая, в ней есть почти детское любопытство, интерес к жизни. Одета она в брюки и светлую блузку. Поскольку в доме прохладно, сверху наброшена длинная белая, толстой вязки кофта, вокруг шеи повязан легкий розовый шарфик. Очень элегантно! Завершают картину золотая цепочка с необычным крестиком и кольца на руках.
 Я заметила, что в комнате много изображений кошек – картинки на стенах, фигурки на тумбочках. Даже на столе стояла статуэтка черной египетской кошки.
- Да, я обожаю кошек, - сказала мама Жан-Поля. – А как будет «кошка» по-русски?
И мы все хором стали учить слово «кошка». Еще меня спросили, водятся ли у нас тигры. Мой отрицательный ответ удивил маму Жан-Поля:
- Я же читала, что в Сибири есть тигры! – она даже отыскала и принесла мне картинку с тиграми.
- Так Сибирь же во-о-н какая огромная, - помогая себе руками, объяснила я. Рассказала про Восточную и Западную Сибирь. Так, с тиграми, кажется, разобрались.  Поговорили про ГУЛАГ («эль» они произносят мягко, у них получается «гуляг»), про Сталина, дошли до Горбачева, Путина.
 Потом решили сфотографироваться в садике, где нежно и сладко пахли нарциссы, и было много зелени. В воздухе витал запах напоенной водой  земли, свежести, - запах весны. Рядом с домом какие-то высокие кустарники цвели ярко-розовыми цветочками. Я так и не спросила, как они называются.
- А у нас в Сибири снег! – сказала я. – Когда уезжала, было минус пятнадцать.
Ответом мне было всеобщее удивление, надо же, какой холод! У них под Парижем, даже если зимой случается минус десять градусов, это уже событие, почти из ряда вон выходящее.
Посмотрев на меня внимательно, мама Жан-Поля улыбнулась и вдруг сказала… обо мне:
- La petite lionne de Siberie! (Маленький львенок из Сибири!). 
Я рассмеялась – наверное, копна моих ярких кудряшек навеяла такое сравнение.
Фотографировались с мамой, с Жан-Полем, возле дома, на фоне цветов, на лавочке под огромными деревьями.  Мадам Маршан предложила мне посмотреть дом. Мы вернулись. По деревянной лестнице поднялись из гостиной на второй этаж и сразу в мансарду.
- Вот здесь жил Жан-Поль, - сказала мама, указывая на дверь.
«Сейчас я увижу его комнату, сейчас почувствую…», - успела подумать я. Мы открыли дверь – комната была… пуста. Я разочарованно выдохнула. Как же так, ни мебели, ни вещей, ни-че-го, что могло бы рассказать мне о Жан-Поле.
Снова прошли на второй этаж, мадам Маршан показала свою комнату:
- Прости, Марина, здесь не прибрано, вначале я не планировала тебя сюда приглашать.
У кровати на большом комоде стояли фотографии дочерей. Фото Жан-Поля в детстве я не увидела. Его мама показала мне  вырезанные из журналов картинки с изображениями католических деятелей, назвала их, но я не запомнила.  Она взяла с комода листок, протянула: «Прочти». Там было написано:
«La mesure de l’amour est d’aimer sans mesure!» - Мера любви в том, чтобы любить без всякой меры.
Как сильно сказано! Так получилось, что я сразу запомнила эти слова. Мы спустились в гостиную, где нас ждал Жан-Поль. Беседовали теперь уже о вере. Мадам Маршан была очень удивлена, что я верующая и что свободно ориентируюсь в Библии.
- Ты же знаешь какой-то псалом, расскажи! – дотронулся до моей руки Жан-Поль.
- Ты знаешь псалом на французском языке? Наизусть? Правда? – искренне изумилась его мама.
- Да, мой любимый, девяностый. И я тихонько начала:
- Qui demeure a l’abri du Tres-Haut et loge a l’ombre du Puissant, dis au Segneur… (Живущий под кровом Всевышнего, под сению Всемогущего покоится, говорит Господу…).
Меня слушали, не проронив ни слова. В глазах мамы Жан-Поля стояли слезы.
- …et Je ferrai qu’il voies mon Salut! (…и явлю ему спасение Мое), -  я договорила последние слова псалма.
Мадам Маршан смахнула слезы, которые все-таки пролились:
- Какая ты молодец! А вот я не знаю наизусть своего любимого пятидесятого псалма.
… Прощались поздно вечером. Мама Жан-Поля вышла проводить нас к машине. Она обняла меня, и я почувствовала, что нашла еще одного близкого человека, родственную душу. Так далеко от дома и так искренне, тепло.

                Ангел А
Знаете, как можно увидеть человека без маски, непосредственным? Один из способов - посмотреть, как он общается … со зверятами, живыми или игрушечными. Однажды мы с Жан-Полем заправляли кровать и попутно забавлялись. Я взяла игрушечную кошечку, и … она начала его атаковать. Он сказал ей:
- Все, довольно, иди на свое место, сиди там!
Она обиделась и села к нему хвостом. Он совершенно естественно  обратился  к ней:
- Ладно, не сердись, хорошая! Я тебя люблю! – гладил ее, щекотал за ушком. Я смеялась: он просто чудо!
Мы с Жан-Полем похожи. Мы одинаково усаживаемся в кресло, поджав ноги. Оба любим сидеть на ковре. Как для меня важно, чтобы мой друг обязательно послушал слова любимой мною песни, так для него необходимо, чтобы я очень внимательно слушала то, что любит он. Например, песню Жильбера Беко «Натали».
Мы оба в чем-то консервативны, поэтому нам проще понять друг друга.  Часто думаем об одном. Бывает, я молчу, не решаясь высказать, а  он уже озвучивает мои мысли.
Мы вместе разбираем пакеты, вернувшись из супермаркета, вместе прибираем со стола после завтрака или ужина.
Мы готовы шутить, баловаться, как дети, а можем часами молчать. Как вчера, когда смотрели фильм Люка Бессона «АнжелА». Имя  Анжела, и в него вписано слово «angel», то есть ангел. (На русский язык название переведено чуть иначе - «Ангел А»).
После фильма Жан-Поль спросил:
- Что ты думаешь об этом?
- Иногда слова не нужны, - ответила я. – Но я согласна с героем фильма: порой самым сложным бывает, глядя в зеркало, искренне сказать своему отражению: «Я тебя люблю!».

Мы с Жан-Полем ездили в Париж на мотоцикле - полный восторг! В первый раз мне было немножко страшно и ужасно интересно. Жан-Поль объяснил только:
- Старайся чувствовать меня. Я отклоняюсь вправо – ты делаешь то же самое, я влево – и ты влево!
Показал, как быстрее и правильнее садиться на мотоцикл, как слезать с него. На этом инструктаж закончился. Мой друг дал мне куртку «надень, на скорости будет холодно!», помог со шлемом, я стала, как космонавт, протянул перчатки. И мы поехали … медленно, быстрее, еще быстрее. Я держала Жан-Поля за талию и ясно понимала, что моя безопасность зависит сейчас от его мастерства и от того, насколько крепки мои руки, насколько я сосредоточена.
Сначала я была очень скованной, потом освоилась. Почувствовала: на виражах, на поворотах нужно просто слушаться партнера – это, как в танце. Сразу стало легче. Интересное сочетание: ощущение простора и одновременно какой-то незащищенности, ты же не спрятался внутри машины, ты здесь, а рядом, буквально в сантиметрах, проносятся на скорости автомобили, автобусы. Ветер свистит вокруг тебя. Из-за шлема говорить нельзя – ничего не слышно, но на светофоре, когда мотоцикл притормаживает, можно прокричать что-нибудь короткое и веселое.
А ведь мы мчимся по Парижу!  Надо еще успеть всё рассмотреть. Вон Эйфелева башня, ура! Но как быстро меняются декорации вокруг. Это не то, что ехать в экскурсионном автобусе и вальяжно поворачивать голову, не то, что плыть на кораблике по Сене или вовсе идти пешком. Тут скорость, экстрим! Пролетаем по набережной, слева играет переливами река Сена, мелькают мосты. Потом переезжаем через мост и оказываемся во дворе… Лувра. Никогда еще я не встречалась с ним в такой обстановке. Справа пирамиды в полукольце музея, слева знаменитая арка. Только окидываешь взглядом картинку, схватываешь ее, как в кадре, и вот уже другой пейзаж, другая улица.
Когда мы, наконец, остановились, я бодро слезла с мотоцикла, размяла руки и ноги, все еще во власти новых ощущений. Мы сняли шлемы, куртки, положили их в большие кофры мотоцикла и пошли гулять.
Мне так хотелось снова побывать в своем любимом соборе Парижской Богоматери, и мое желание осуществилась. По дороге я выяснила, что Жан-Поль раньше был в Нотр-Дам  один-единственный раз! Я рассмеялась:
- Хотя бы со мной ты его посмотришь!
День был солнечный, и на фоне ярко-синего неба две основные башни собора и боковые башенки казались празднично-ажурными, легкими. Розетки, окна, балконы, фигуры и фигурки, точно не из камня вытесаны…
Мы вошли внутрь. Я даже немножко забыла о своем друге, настолько меня захватило все, что было связано с собором Парижской Богоматери. Длинные ряды стульев посередине – я сразу вспомнила органный концерт. Вот и крест, к которому ведут несколько ступеней. А ближе к стенам, то там, то здесь удивительными соцветиями горят свечи на больших круглых подставках. Став поближе к свечам и затеплив свою, я мысленно произнесла  идущие от сердца слова:
- Благодарю за все чудеса! Я стала гораздо больше доверять миру. Спасибо всем моим учителям и ангелам-хранителям! Спасибо моему миру и тем людям, кто душой и сердцем со мной, спасибо моей дочери и подруге Лене.
Жан-Поль был на удивление тих и серьезен. Ходил, рассматривал все, фотографировал - здесь это можно делать.

                Снова Нотр-Дам?
Недалеко от собора я увидела шляпный магазин. Не удержалась от соблазна – зашла посмотреть. Жан-Поль вошел следом. Примерила одну шляпку, вторую. Третью продавец выбрала сама и не только подала мне, а помогла одеть. Я посмотрела в зеркало: да, точно, это мое. Черная шляпа с широкими полями, с белой отделкой и белым цветком. Она сделана из какой-то разновидности плотного капрона, поэтому прозрачно-черный цвет не смотрится темным или мрачным, остается ощущение легкости и элегантности. К этой бы шляпе черное пальто, белый шарф и сапоги на каблуках. Я полюбовалась, потом сняла шляпку:
- Спасибо, мы подумаем!  – и направилась к выходу.
- Можно, я расплачусь карточкой? – раздался сзади голос Жан-Поля.
- Конечно, - ответила продавец.
Я обернулась и рассмеялась:
- Что вы, как я ее повезу? Мне лететь за тысячи километров!
- Ничего со шляпой не будет, - заулыбалась женщина. – Вы ее свернете, упакуете, а потом она сама расправится. Вот так, видите?
 Жан-Поль заплатил за покупку. Мы вышли из магазина, и я обняла своего друга прямо на улице:
- Спасибо тебе!
- Все для вас, мой ангел, Мариночка! – ему был приятен мой порыв, хотя он и сохранял независимый вид.
Этой ночью, после нежности и любви, когда мы по обыкновению пили кофе, Жан-Поль вдруг разоткровенничался. Начал показывать мне альбомы с фотографиями своей жены, детей, потом фото других женщин, с которыми  был близок. Коротко рассказывал истории… Знакомство, связь, разрыв. Раньше он никогда не говорил о своих дамах, отшучиваясь, что был женат один только раз и очень мало общался с женщинами. Так почему сейчас решился? Не знаю! У меня было впечатление, будто он…  итоги подводит, что ли, обозначая: ты должна знать, что это прошлое.
Мне хотелось услышать еще про одну даму, Валерию, существованием которой в его жизни долгое время была омрачена наша переписка. И Жан-Поль, словно угадав, как это важно для меня, принес лист с каким-то текстом, сказал:
- Прочти!
- Что это?
- Письмо, которое я написал Валерии. Прощальное письмо. Я хочу, чтобы ты была спокойна.
Прочла, подумала: спасибо! Наконец-то, этот камень снят с души.
…Ночи часто наполнялись для нас, помимо нежности, какими-то особыми откровениями.
Насколько я поняла, Жан-Поль поменял местами день и ночь, то есть в этом смысле «перевернул» свою жизнь с ног на голову. Поскольку чаще всего, он работал по ночам, то и…  жить привык ночью. Ночью ездить по спящим улицам, ночью смотреть любимые фильмы. А днем он обычно спал, просыпался ближе к вечеру. Со мной пришлось и днями бодрствовать. Когда же мы спали? Не знаю! С поздней-препоздней ночи до позднего утра. Нам хватало, потому что мы давали, дарили друг другу много любви и энергии, мы ею обменивались. «А, потом высплюсь, дома!» - беззаботно думала я.
Однажды Жан-Поль спросил, как отреагировал мой папа на поездку во Францию. Я вынуждена была ответить:
- Он не знает, я не сказала ему.
- Не может быть! Почему?! – он изумился.
- Папа был бы против. Да и как объяснить, что я снова еду в другую страну, да еще… к мужчине, как будто в России их нет! Я не хотела ссориться.  Выдумала, что отправляюсь на курсы повышения квалификации. Правду знает моя дочь и подруга, они меня полностью поддерживают.
- Как странно! – протянул Жан-Поль. – Ты и потом не скажешь папе обо мне?
- Надо подумать! Может быть.

…А время-то бежит, ух, как оно несется! Тают дни, которые мы проводим вместе. Скоро мне уезжать. Сегодня решили поехать в Версаль. Конечно, раньше я уже была на экскурсии во дворце, гуляла по роскошному парку и оранжереям. А Жан-Поль придумал нечто невероятно-интересное. Я давно уже просила его взять где-то напрокат лодку, покататься – очень люблю сидеть на веслах, грести. И вот он повез меня в Версаль.
Оказывается, можно… поплавать на лодке по большому каналу и по малым, доплыть до дворца королевы. От одной этой возможности я была в восторге!
Страница за страницей, Франция раскрывалась передо мной, не с внешней, парадной, стороны, а  изнутри. Сам Жан-Поль, его дом, простые домашние поездки в супер-маркет за продуктами, знакомство с друзьями,  мамой. Я уже была не туристкой, жизнь вписывала меня в мир другой страны. И вот теперь Версаль.
Мы взяли лодку, заплатив за два часа катания. Жан-Поль и тут не преминул рассказать мужчине, который работал в пункте проката, обо мне. Что я приехала из России, из Сибири! Опять всегдашнее удивление: «О, в Сибири умеют говорить на французском языке?». Мужчина пожелал нам прекрасного дня, и помог оттолкнуться от берега.
Я вызвалась грести первой. Вот странность, будучи по гороскопу  знаком огня, я просто обожаю воду. Могу смотреть на нее часами.
Для марта день был очень теплый, как подарок нам, солнышко припекало. Сняв куртку, шарф, и оставшись в джинсах и тонком красном пуловере, я выгребла на середину канала. Здесь вода казалось серебристо-стальной, а ближе к берегам – зеленоватой. Весла легко входили в воду: раз-два, раз-два. Тело быстро подстроилось под ритм. С детства привитый навык делал свое дело. Изредка я бросала взгляд через плечо, смотрела, ровно ли идет лодка. Канал казался огромным, во-о-он, куда плыть, но это не пугало: конечно, доплывем, увидим, как мне было обещано, дворец королевы.
А вот и попутчик – обернувшись, я увидела лебедя. Мы его догоняли. Вскоре я уже могла рассмотреть, совсем рядом, удивительно гибкую белую шею, перышки. Даже погладить его захотелось.
Сидя на корме, Жан-Поль изумленно на меня глядел, словно видел впервые.  Мне было не то чтобы весело, скорее, радостно. Иногда, разогнав лодку, я удерживала весла над водой, наслаждаясь скольжением и глядя, как капельки срываются и падают живыми бусинками с концов весел в воду.
- Ты – самая красивая женщина из всех, кого я встречал в жизни, - вдруг серьезно сказал Жан-Поль. 
- Спасибо! – я улыбнулась. – Тогда… покатай меня.
Мы поменялись местами, теперь на веслах сидел он.
Это маленькое путешествие было ярче, чем привычные «парадные» экскурсии («посмотрите направо», «посмотрите налево»).
Мы доплыли до дворца королевы со стороны канала, сделали фотографии и – в обратный путь. Позже, вернули лодку, решили пройтись по городу. Версаль – не только дворцовый комплекс, это небольшой город. А я и не знала!
Шли по улице, вдыхая запахи цветов. Их много в небольших городках. Чистота необыкновенная. Плиточки, газончики. А, вот почему так сладко пахло цветами: прямо на улице торговали самыми разными букетами и букетиками. Гиацинты, нарциссы, розы, орхидеи, буйство красок и запахов.
  Жан-Поль, как обычно, держал мою руку в своей. Вдруг на противоположной стороне улицы я увидела церковь, сказала:
- Смотри, какая симпатичная! Интересно, как она называется?
Перешли дорогу, я заметила на серой стене церкви табличку, подошла ближе и… глазам не поверила. Быстро закрыла их и снова открыла, чтобы развеять наваждение. Рядом со мной Жан-Поль произнес:
- Eglise Notre-Dame.
Церковь Нотр-Дам.
После парижского, так много для меня значащего и открывшего, еще и Нотр-Дам в Версале! Благодарю! Сказка продолжается. Конечно, мы вошли внутрь церкви, сразу ощутив прохладу и попав в полумрак.  Ровные ряды скамеек справа и слева, посередине проход. Кроме нас, в помещении никого не было.
Отчего-то сразу вспомнилась сто раз показанная в зарубежных фильмах картинка: невеста идет  по проходу с букетом цветов в руках, в длинном, непременно длинном, платье. Больше  я не «увидела» ничего: ни гостей, ни ждущего и улыбающегося ей жениха, ни священника. Только этот переход из одного состояния в другое, только предчувствие торжественной церемонии, возможность пройти каждый шаг с легкой улыбкой. А что там, дальше?
- Ты хотела купить свечи, - коснулся моего плеча Жан-Поль.
- Да, спасибо, – я обернулась. – А где?
Свечи стояли на столике, возле стены. Толстенькие такие, каждая в пластиковом стаканчике, удобно брать, удобно перевозить. Я тут же взяла одну свечу в руку, поднесла к лицу, чтобы почувствовать ее запах. А вот и нет, она ничем не пахнет в отличие от наших тоненьких свечек, восковых, сладко-медовых.
…Этот день так и остался в сердце чувством радостного  умиротворения, всплесками голубовато-зеленой воды Версальских каналов, запахом цветов и открытием церкви Нотр-Дам.

                Мужчина моей жизни
Дома Жан-Поль показал мне свои фотографии, сделанные во время занятий верховой ездой. В седле он, мужчина… на белом коне. Правда, на белом!  Вот тут скачет,  а там преодолевает барьер. Прямо, воплощение женской мечты.
…Где-то год назад, однажды вечером, я описывала своего будущего избранника, в буквальном смысле писала на листочке, какие качества я бы желала в нем видеть. Чувство юмора обязательно, ум, воспитанность, нежность, тактичность, много всего. А также интеллигентность и…  спортивность. Не часто, конечно, все это встречается в одном человеке. Допустим, если он занимается спортом, то бывает… простоват. Если умный и интеллектуал, то не спортивный. А мне хотелось сразу всего. Что делать, скромные запросы скромной женщины, - подшучивала я над собой. 
Теперь, про-жи-ва-я час за часом свои парижские каникулы, я думала: вы хотели рыцаря, мадам? Пожалуйста, получите! И даже на белом коне, хотя… этого запроса не было.
Сама с собой я могла быть откровенной. Да, влюблена, да, люблю. Впервые за последние годы я не расстаюсь с мужчиной ни днем, ни ночью. Мне с ним легко. Легко говорить, шутить, молчать, слушать и откровенничать.  Жан-Поль все делает для меня. Обожаю его длинные мягкие волосы, склоненное ко мне лицо, в особенные моменты немного  отрешенное и одухотворенное. Мне нравится его высокий лоб, всегда чуть прохладный, вот странность. Внимательные глаза, морщинки. Обожаю волнующий низкий голос, грассированное «эр». Люблю, когда он угадывает мое состояние, мои желания.
Завтра я должна уехать, но не грущу, потому что сейчас мы вместе, и все хорошо. Будет еще лучше – я знаю. Сегодня после обеда Жан-Поль пошел отдохнуть – надо же хоть иногда спать. Я читала в кресле. Через часик он позвал меня. Положил рядом: «ты – моя пленница!» и не отпускал, удерживал силой, а я порывалась убежать и даже обещала позвать на помощь соседей! Разгоряченные шутливой борьбой, мы смеялись. Неожиданно у меня вырвалось:
- Я тебя люблю!
- Знаю, - ответил он. – Потом тихо и раздельно произнес:
- Я рад, Марина, что ты приехала ко мне, провела со мной эти восемь дней и ночей.  Мне очень трудно сознавать, что ты уезжаешь.
Все это время в соседней комнате звучала музыка. Теперь началась новая песня, незнакомая. Я вслушалась и различила слова: «Tu n’es pas peut-etre le prince de toutes mes reves, mais tu es l’homme de toute ma vie!» - «Может быть, ты и не принц, что воплотил все мои мечты, но ты мужчина моей жизни!». Даже холодок по спине пробежал – настолько точно было сказано и … попало в десятку.
Сколько раз в квартире моего друга, на улицах, в Париже я повторяла про себя: «Господи, это правда, я здесь. Благодарю!».
Завтра мне надо уехать. Как Жан-Поль станет жить без меня? Кто будет гладить его, целовать? Кто сделает ему массаж? Кто будет взвизгивать, когда он выкинет что-то неожиданное? Кто послушает с ним вместе Гольдмана или посмотрит фильм, просто сидя рядом?
Задавая себе эти вопросы, в душе я была спокойна. Мир позаботился обо всем уже тогда, в рождественскую ночь, когда Жан-Поль решил пригласить меня к себе. Отчего-то я верила и почти знала, что буду… жить здесь, ходить по этим улицам. Мы будем вместе ездить за покупками на красавице-«Реношке», гуляя, станем держаться за руки, скрещивая пальцы. Человек не может, не должен быть одиноким.

…Наступило последнее утро моих весенних каникул. Я даже успела собрать чемодан. Потом мы поехали по магазинам, мне хотелось купить подарки для дочери и для Леночки. Жан-Полю вдруг понадобилось приобрести наушники и микрофон для веб-камеры. В магазине он долго выбирал, ходил, смотрел, приценивался. Я даже соскучилась. Потом купили еще продуктов на обед.
Дома я быстро приготовила салат, на горячее сосиски с кабачками.  Жан-Поль не отходил от меня ни на шаг. Вызвался помогать, резал лук.  Включил дня меня музыку.
После обеда была… сиеста. Мы лежали рядом на бордовом покрывале,  рука в руке, слушали музыку. Пел Мишель Фюген:
- Пой, да, пой, как будто бы завтра ты должен умереть, как будто ничего уже не важно!
Сбоку послышался то ли вздох, то ли всхлип. Я приподнялась на локтях, взглянула на Жан-Поля и  замерла.
Мой герой, такой мудрый и сильный….  плачет? Как такое возможно? Я была потрясена настолько, что сдержала слезы. Гладила Жан-Поля по волосам, тихонько целовала, потом прижимала к себе, снова гладила кончиками пальцев по лицу, успокаивала. Говорить в эти минуты я не могла. А он, как ребенок, повторял:
- Мне так тяжело, что ты уезжаешь!

Нам было пора ехать в аэропорт. Я еще постояла в гостиной перед огромными окнами, полюбовалась на озеро, сказала ему «до свидания». Потом зашла в кабинет Жан-Поля и на большом листе бумаги написала торопливо: «Может быть, ты не принц и не идеал, но помни: ты – мужчина моей жизни!». Он вернется из аэропорта и прочитает.
Ехали мы опять через Париж, мой любимый, красивый город. Снова я видела Триумфальную арку и знала: все будет отлично, я вернусь.
- У тебя есть летом отпуск? – спросил Жан-Поль.
- Да, в июне, кажется.
- Это хорошо, - протянул он.
Мы не договаривались ни о чем конкретно, но мне это казалось вполне естественным. Все и так ясно. Есть телефон, электронная почта. Зачем сейчас тратить время, лучше просто побыть рядом. Держать Жан-Поля за руку, прижиматься к его плечу, смеяться беззаботно.
В аэропорту все закрутилось с неимоверной скоростью. Уже шла регистрация, мне нужно уходить… Здесь, прямо в эту минуту, среди людей мы должны были проститься. Я даже не знала, что сказать. Быстро обняла Жан-Поля, кусая губы, чтобы не заплакать, произнесла:
- Спасибо тебе за все!
Он говорил какие-то дежурные слова, выглядел очень растерянным.  Почти не осознавая, что делаю, стараясь сосредоточится, протянула сотруднику аэропорта паспорт и билет. И вот уже нас с Жан-Полем отделяет друг от друга стеклянная стена. Я обернулась – он стоял и смотрел на меня – произнесла  одними губами:
- Je t’aime.  (Я тебя люблю).
Он понял, конечно, кивнул. Я пошла дальше, к стойке регистрации, решив больше не оборачиваться. Слезы застилали глаза.
…Возвращение домой прошло без осложнений, только одна странность поразила меня. Когда я вышла из аэровокзала своего родного города, а у нас было минус двадцать градусов, то поскользнулась. Теряя равновесие, схватилась за прохожего, он поддержал меня, но, наклонившись вперед, я вдруг почти упала - на колени. Этот момент отчего-то запомнился  тенью недоумения и неясного предчувствия, словно какая-то сила заставила меня опуститься на колени.

                Горжусь тобой
Дома меня встретила дочь. Светланке я очень обрадовалась, потому что  соскучилась, обняла ее, закружила:
- Ура! Я дома, с тобой! Как ты тут, моя золотая?  Я тебе столько всего привезла, и твой любимый сыр тоже! Есть хочу-у, сейчас мы что-нибудь придумаем.
- Не беспокойся о еде, - спокойно ответила моя разумная дочь.
- А-а-а почему?
- Скоро узнаешь!
Я накупила ей много подарков, которые тут же начала выкладывать, попутно рассказывая о своем путешествии и перескакивая с одного на другое. В дверь позвонили. Светик побежала открывать. Как оказалось, нам принесли… обед, который она специально заказала.
- Ты умница! – сказала я. – Молодец какая.

           С радостью и легкостью я  не ходила, а летала по городу. Конечно, в первый же день напечатала некоторые снимки (я старомодна, и люблю фото на бумаге). Вот Жан-Поль стоит около мотоцикла, вот сидит на веслах. Это в Париже, это в квартире, а это у его мамы. Рассматривала фотографии и говорила себе: «Какой у меня муж: высокий, красивый, обалденный!». Да, так я говорила о Жан-Поле, разумеется. Я была во власти чувств, во мне жили любовь, нежность, благодарность, и они, переполняя меня, выплескивались, распространялись волнами на весь мир.
           Из Франции я пока уехала, так что же? Через пару месяцев у меня отпуск, который мы, конечно, проведем вместе. Мой друг написал проникновенное письмо, в нем - такие строки:
- В аэропорту было … тяжело, не так ли? Даже не могу передать тебе моей грусти. Я приехал домой, когда твой самолет взлетал, чтобы взять курс на Россию. Только вечером я увидел в кабинете листок и написанные тобой слова.  Спасибо, ты… очень добра ко мне.
Знаешь, я провел девять потрясающих дней, освещенных твоим присутствием! С другой стороны, я в отчаянии оттого, что тебе не всегда было легко со мной, это правда, иногда у меня проявляется характер… злой собаки. Время пронеслось с быстротой молнии. У меня впечатление, что  я прожил в эти дни замечательную историю любви. Спасибо тебе! Надеюсь, что песни на дисках не раз напомнят тебе пребывание во Франции. Марина! Ты создана для любви…

Как же мне рассказать ему, сколько он для меня значит? Да еще нужно перевести все с русского языка на французский. Хорошо, буду «переводить» постепенно! Сегодня написала несколько строк:
- Не беспокойся, мне было удивительно хорошо с тобой. Ты говоришь, что все пронеслось с быстротой молнии. Я не нахожу. Для меня каждый день был длинным и полным открытий, а эти каникулы я бы назвала отдельной большой жизнью… в нашей жизни. Я очень оценила твою интеллигентность и утонченность, твой юмор, а еще понимание, нежность. Пишу тебе и вижу твое лицо, глаза, губы, ощущаю твои волосы под пальцами. Люблю тебя.

- Спасибо за письмо! – ответил Жан-Поль - Тронут твоими словами в мой адрес! Я много думаю о тебе, вспоминаю, как ты была здесь, и твои сувениры, подарки  напоминают о тебе. Особенно котенок рядом, с моей кроватью, когда я смотрю на него, слезы наворачиваются на глаза, потому что тебя нет рядом. Теперь мне нужно как-то учиться жить без тебя. Ты можешь не верить, но я говорю правду.
Сегодня ко мне приезжала сестра – я ей показал наши фотографии. Потом показал друзьям. Знаешь, это удивительно, тут все просто очарованы тобой: мои сыновья, друзья, мама.
Мама спрашивает, как твои дела и шлет тебе привет. А ты рассказала папе про… курсы повышения квалификации?  Скажи, что окончила их блестяще, с высшими оценками и поздравлением  от жюри. Ты была лучшей! А, если серьезно, ты так и не скажешь папе правду?

Когда я прочла это письмо, меня вдруг наполнила решимость. Я позвонила отцу, напросилась на чай, взяла отпечатанные фотографии и пошла «сдаваться».  Когда сели на кухне, поговорили о политике и погоде,  я, внутренне себе удивляясь, сказала папе твердо:
- Я очень тебя уважаю, но себя уважаю тоже, поэтому считаю, что мы оба достойны правды. Знаешь, я не на курсах была, а ездила во Францию, в Париж.
Если папа и был изумлен, то не показал этого явно. Мы вместе смотрели снимки, я коротко, без восторгов рассказывала ему про свои каникулы. Он спрашивал, кем Жан-Поль работает, сколько у него детей. Более всего папу удивило то, что я познакомилась с мамой Жан-Поля.  Хотя, поразмыслив о чем-то, отец сказал:
- Это ничего не значит. Подумаешь, он представил тебя маме!  Французы вообще очень общительные, а еще ветреные. Француз может познакомить, например, жену с любовницей.
Я от души расхохоталась:
- Папа! А ты-то, откуда знаешь? У тебя было много знакомых французов?
- Нет, но я читал в прессе. Хотя ладно, если хочешь, приглашай своего француза к нам. На дачу его свожу…

Выйдя от отца, я отправила Жан-Полю СМС-ку:
- Привет! Я все рассказала своему папе.
Ответ пришел почти сразу:
- Я тобой горжусь, мой маленький львенок.
- Папа приглашает тебя к нам! - сообщила я.

Вечером Жан-Поль прислал письмо:
- Я очень удивлен, что ты нашла смелость поговорить со своим папой. Мои поздравления, браво! Спасибо за приглашение приехать к вам, поблагодари папу, но в данный момент я решительно не способен назвать дату. Нежно тебя обнимаю, мой пушистый котенок, моя обожаемая женщина. Мне так не хватает тебя, твоей чувственности. Я тебя люблю. Жан-Поль.

                Доверяй мне
Почти сразу после моего приезда домой из Франции мы встретились с моим ангелом-хранителем, с моей подругой Леночкой. Вот уж кому я могла искренне рассказать о своих чувствах и парижских каникулах. Не все, разумеется (тут бы я поставила многоточие или скромно потупила взор), но самое главное. 
Мы сидели в кафе огромного торгового центра. В глаза мне бросился рекламный щит, на котором большими буквами было написано «Последний легион. Последняя битва. Последняя надежда». Не знаю, что он обозначал:  фильм, компьютерную игру или что-то иное. Я только вспомнила, что уже видела этот слоган и ощутила легкое беспокойство, потому что и в первый раз мне показалось неприятным  сочетание слов «последняя битва, последняя надежда».
Лена расспрашивала меня о поездке, Жан-Поле, смотрела фотографии. Вглядывалась в лица Жан-Поля, его мамы. Тут мадам Маршан обнимает меня за плечи, а вот здесь мы стоим с Жан-Полем рядом, он выше меня на целую голову. Подруга  держала в руках снимки, где я, дома у моего друга, сижу в гостиной. Вдруг Леночка сказала… обо мне:
- Маленькая хозяйка большой квартиры.
- Вашими бы устами да мед пить! – счастливая, рассмеялась я.

В те мартовские дни, после моего возвращения из Парижа, иногда я видела в глазах моей подруги… слезы и понимала, к чему они относятся. Леночка, безусловно, была рада за меня, просто, предвосхищая ближайшее будущее, она думала о том, что скоро я уеду жить во Францию. Мне тоже приходилось размышлять об этом - о Лене, о своей дочери, Светланке, о близких. Страшно было даже помыслить о разлуке. Но ведь вариантов развития событий всегда много. Моя приятельница, например, года четыре назад, вышла замуж за француза, и он перевез к себе не только новоиспеченную супругу, но и ее взрослого сына. Они прекрасно поладили, живут вместе.
Я не была легкомысленной, вовсе нет, просто мне представлялось, что жизнь САМА все устроит. Как говорится в умных книжках, «ко всеобщему благу».
Однажды я стояла на улице возле киоска. Вдруг рядом раздался голос:
- Ты еще не переехала жить во Францию?
Обернувшись, увидела давнюю знакомую. Она не могла знать про мою историю с Жан-Полем, просто была в курсе того, что я бываю в Париже и свободно говорю на французском языке.
- Нет, Оля, пока не переехала. Но, знаешь, скоро поеду, - ничем не рискуя, сказала ей. А про себя подумала: чем больше людей «отправляют» меня во Францию, тем лучше. Мир будто бы льет воду на мою мельницу, за что я очень ему благодарна.
Забыла сказать, приехав из Франции, я взяла свою «карту сокровищ», на которой несколько месяцев назад из наших с Жан-Полем фотографий сделала коллаж, и заменила его на настоящую (!) теперь уже фотографию, где мы вместе в реальной жизни.
По утрам я продолжала практиковать свои «секретные» техники, занималась медитацией. Да, и на работу, конечно, ходила каждый день! – Шучу. Понятно, что ходила, просто в эти месяцы работа явно не стояла у меня на первом месте по значимости.
Жан-Поль звонил мне, слал СМС-ки. Утро могло начаться примерно так. В семь часов «прозвенело» сообщение:
- Надеюсь, ты уже проснулась, Мариночка. Хорошего дня!
- Я готовлю завтрак. Чего ты хочешь? – спрашивала у него.
- ВСЕГО! – легкомысленно отвечал он, заставляя меня думать вовсе не о работе.
А в письмах Жан-Поль был серьезен и нежен. Наши отношения поддерживались на высочайшем эмоциональном градусе. Несмотря на то, что в мой адрес было сказано так много прекрасных слов, он все время находил новые:
- Ты меня соблазнила, восхитила. Я нахожу тебя замечательной,  экстраординарной, невероятно милой и интуитивной. Страстной и…  спокойной. Ты покорила меня, и у меня такое чувство, что я связан с тобой этой историей любви навсегда. Я хотел бы знать, где ты..? В книгах Сент-Экзюпери или в высоте собора Нотр-Дам? Кто ты, Марина? Ты мне никогда не говорила о своих секретных мыслях. Я хочу знать эту твою сторону. Хочу, чтобы ты доверяла мне. Хочу, чтобы, вспоминая обо мне, ты чувствовала себя сильной.
Должен тебе признаться, у меня есть одна «болезнь», очень серьезная. Она состоит в том, что, если я кого-то полюблю, это навсегда. Ты не имеешь права думать, что ты одна на земле. Я люблю тебя! 

Он убеждал так, будто я сомневалась. Мне было отрадно сознавать, что ВСЕ это – мне, для меня. Благодаря Жан-Полю и я научилась говорить о своих чувствах:
- Когда я написала тебе, что ты – мужчина моей жизни, это не было настроением минуты или нескольких дней. Я… восхищалась тобой еще с осени, с твоих первых писем, но никогда тебе этого не говорила. Ты, правда, замечательный. Порой мне кажется, что ты сам не подозреваешь о тех богатствах, что есть в твоем сердце. Со всей нежностью и любовью…   Марина.

                Я не исчезну из твоей жизни
Все было не просто хорошо, а прекрасно! Только я почему-то перестала спать ночами. Спрашивала себя: «Мариночка, что не так?» - и не находила ответа. Смутное, ничем не объяснимое беспокойство поселилось во мне. Разумом я не могла его постичь, перечитывала послания своего друга, вспоминала наши каникулы и… не спала.  Сердце – вещун, не так ли? Сегодня получила письмо, где были такие строки:
- Да, мне не хватает тебя, но я не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь. Испытываю к тебе бесконечную нежность и любовь.
Антураж был неважен, меня поразила фраза «увидимся ли мы когда-нибудь?». Словно это зависело не от нас. Пытаясь проникнуть за завесу слов, я плакала… Я терялась в догадках, но письмо написала спокойное, нейтральное, спросив только: «Кто, если не ты, может знать, как ты проживешь завтрашний день, следующий месяц?».
Жан-Поль написал ответ, продолжая и словно объясняя сказанное накануне:
- Ma chere Angel-Marina! (Моя дорогая Ангел-Марина – намекая на тот фильм Люка Бесона «АнгелА», что мы смотрели вместе). – Когда я говорю, что не знаю, увидимся ли мы, я выказываю всю растерянность, которую может испытывать бедный мужчина, когда он чувствует себя старым и усталым перед элегантной молодой дамой, блистающей сибирской красотой.
        Что могу сказать я, который, подражая хрупкому мотыльку, порхает с цветка на цветок? Что я могу сделать перед решимостью женщины, уравновешенной и динамичной?
Я скучаю по тебе и твоему пребыванию в Париже, но, в то же время, жизнь не всегда очень проста. С другой стороны, я хочу, чтобы ты была уверена в моих чувствах… Твоя нежность, мудрость, любовь живут во мне. Как я могу быть равнодушным? Я люблю тебя, Марина!

Смятение. Да, пожалуй, это единственное слово, которое могло точно  выразить мое состояние. Я не знала, что и думать.
В чем дело?  Разве можно поверить, что такой мужчина, как Жан-Поль не уверен в себе?  Или… можно? Недаром же он рассказывал, что в детстве у него были сложные отношения с мамой. Он думает, что его нельзя любить глубоко и преданно? Или есть обстоятельства, о которых я не догадываюсь? Единственно я понимала, что на уровне разума не решу своих вопросов, только сердце поможет мне.
Под руку попался журнал с описанием знаков Зодиака. Я открыла его на страничке про знак Весы. Просто, чтобы отвлечься. «Мужчине-Весам для счастья необходим, как воздух, брак», - прочитала я и засмеялась. Дай-то Бог! А вот тут еще написано: «Его постоянные колебания объясняются очень серьезным отношением к любви. Принять решение для него крайне важно, но он боится возможной ошибки, поэтому медлит с признаниями». Ну, мой-то как раз не медлит с признаниями, - подумала с улыбкой. Жан-Полю решила ответить искренне и просто, то, что чувствовала:
- … Это ты про меня пишешь? Я – уверенная в себе и уравновешенная, да? … Помнишь фильм «АнгелА»? Ты заметил, что, когда мы смотрели его, я плакала? Анжела говорит герою, что самое трудное сказать себе, глядя в зеркало на свое отражение: «Я тебя люблю!».
Как я могу быть очень уверенной в себе? Ты же знаешь, что до нашей встречи я долгое время была одна. Мой сосед, которому 72 года,  познакомился с женщиной и встречался с ней. А я, в свои 40 лет, была одна… Перед нашей встречей с тобой, когда я уже ехала во Францию,  ужасно волновалась. Моя решимость и решительность – только видимость.
… Снова возвращаюсь к тому фильму, где Анжела сказала герою: «Я – твое отражение, твой отблеск, я – это ты!».  Мне хотелось бы вернуть эту фразу тебе, Жан-Поль.
Прости меня, знаю, что мужчины не любят серьезных женщин.  Дама должна быть весела, немного глупа и очаровательна.
Крепко тебя обнимаю!   Марина.

Нельзя сказать, что я совсем успокоилась, просто понимала одну вещь: станет тем лучше, чем более хорошим и радостным будет мой настрой. Я снова и снова вспоминала дни, проведенные с Жан-Полем. Как мы были созвучны! Если я, глядя в окно, только успевала подумать «Какой прекрасный закат!», мой друг через мгновенье говорил «Посмотри, какой необыкновенный закат!».  Уж не знаю отчего, но я всегда придавала большое значение тому, какие у мужчины руки, какие кисти, запястья, какие пальцы. Жан-Поль тоже. Он брал мою руку, рассматривал каждый пальчик, гладил, нежно проводил по коже, словно запоминал ощущения.
Для него не было мелочей, как и для меня. Я заметила, что он режет хлеб ма-а-енькими кусочками, чтобы сразу можно было класть в рот, и очень смеялась, потому что… сама так делаю, но раньше не встречала подобных себе в этой странности людей.
Мы оба были спокойными и… страстными. Любили музыку. Оба могли шутить и болтать часами, но также легко молчали, просто находились   рядом, и нам не было скучно.  У Жан-Поля увлечение – его фильмы, у меня – книги. Что еще объединяло нас? Мы любили друг друга, и это тоже получалось превосходно! – пошутила я, вспоминая все сюрпризы и даже «мастер-класс» в бордовой спальне.
Как это далеко сейчас от меня. С другой стороны, я прекрасно, до   деталей, запомнила все: квартиру Жан-Поля, цвета, ощущения, запахи, звуки. Я могла «войти» в эти картинки и снова почувствовать то, что мне хотелось.
…Сегодня читала Джона Кехо и нашла у него такую фразу: «Нужны лишь спокойствие и уверенность. Тому, кто полон решимости пройти этот путь целиком, будет даровано все». 
Спасибо, и, да здравствует спокойствие!
Недавно я послала Жан-Полю СМС-ку: «Ты мне нужен» (J’ai besoin de toi).  Он ответил: «Но… я есть у тебя, я твой!». (Mais tu m’as, j’ai a toi!). Так просто это было сказано, так лаконично и для меня грандиозно.
Сегодня суббота, выходной. Мы с девчонками ходили на соревнования, наши друзья играли в волейбол. Мы кричали, свистели, прыгали, хлопали.  Нахохотались вдоволь. Потом догуляли до кофейни.
У нас в городе открылась французская кофейня – на визитке у них – Эйфелева башня. Я смеялась – мне привет из Франции. Конечно, зашли, выпили кофе. И после такого бурного дня я все равно не могла заснуть. Было тяжело: и спать хочу, и… не могу! Уснула только утром, когда первые лучи солнца осветили стену в моей спальне. Погружалась в сон и улыбалась: мои мысли творят жизнь… Думай прекрасно, Мариночка, думай красиво, и все будет замечательно.
Утром я получила письмо из моей обожаемой Франции.  
- Хочу, чтобы ты знала: ты очень много значишь в моей жизни, - писал Жан-Поль. - Я все время думаю о тебе. Этой ночью я возвращался после вызова к больному и проезжал мимо Версаля. Я оказался в таком месте, которое словно бы возвышается над окрестностями. Мне было видно все крыши городка и церковь, Нотр-Дам де Версаль.  Теперь, когда я вижу эту церковь… это ты. И когда слушаю песни, которые мы слушали вдвоем, это… тоже ты. Я пережил твое пребывание у меня, как нечто невообразимо  могущественное и прекрасное. Ты сама сказала, что это, словно… другая жизнь в нашей жизни. Я, правда, люблю тебя, Марина! Мне приятно было делить с тобой моменты счастья. 
Ты далеко, за тысячи километров, но я тебя ощущаю рядом, потому что ты в моей душе. Я рад, что ты так высоко меня ценишь, и, несмотря на расстояние и… некоторую мою ветреность, можешь полагаться на меня и на мою верность в любви к тебе. Теперь ты поняла, надеюсь, что я не исчезну из твоей жизни. Жан-Поль.

 …Шел апрель, а в июне я должна была ехать отдыхать. Пора: я с легким сердцем написала письмо Жан-Полю, предложила провести время вместе, что было естественным продолжением наших отношений. Для него тоже – так я чувствовала, об этом я читала в письмах. Его ответ меня обескуражил:
- Понимаю, что ты хочешь организовать свои каникулы, но… нет, мы не можем встретиться!

Как?  Почему? Мне проще было не поверить своим глазам, нежели признать сказанное за факт. Но вот же эта фраза, передо мной, ее можно прочесть еще раз. Жан-Поль ни-че-го не объяснял.
Что я могла написать ему? Было тревожно. В левой стороне груди, внутри, тяжесть. Даже нет, не так, ощущение было такое, что кто-то брал в руку мое сердце и сжимал его. Сказать, что я терялась в догадках, значит, не сказать ничего. С одной стороны, все так прекрасно, у меня нет даже поводов для сомнений в Жан-Поле. С другой, у него явно имеются основания прямо отказать мне во встрече. Какие?
От Жан-Поля  пришло немного нервное письмо, где были такие слова:
- Почему ты не отвечаешь? Ты же понимаешь, что нужна мне, довольно молчать!
… Я все еще не знала, в каком тоне говорить с ним, решила подождать. Он прислал мне текст песни Жака Бреля «Не покидай меня!» («Ne me quitte pas!»). Песня  сильная, почти трагическая: «…Позволь мне стать тенью твоей тени, тенью… твоей руки, но не покидай меня, не покидай меня!». Как  же все понять? Я и не думала оставлять его.

Он написал очень скоро:
- В моей жизни сейчас происходят события, о которых я не могу тебе рассказать, но обещаю сделать это позже… Летом я решительно не смогу принять тебя! Но к осени, надеюсь, моя совесть будет чиста. Знаю, это не тот ответ, на который ты рассчитывала. Я, правда, люблю тебя, Марина! Прошу меня простить, что не говорю яснее. Я в отчаянии! («Je suis desole»). Жан-Поль.