Непредвиденный ночлег

Дело было в июне 1980 года. У меня оставался последний курсовой экзамен на Физфаке МГУ, но «в леса» вдруг потянуло неудержимо. Мои «лесные приятели» всецело отдались подготовке к своим экзаменам (каждый в своём институте) и на такие глупости, как вылазку в лес, не поддавались.

Однако поскольку «проветриться» хотелось, я стал подумывать, а не пойти ли мне в одиночку.

И, когда внезапно позвонила знакомая девица (также в пору подготовки к экзаменам) сказав, что по её мнению лучшее место для подготовки – это лес («там – тишина») и палатка, отказываться я не стал. Мне, в общем, было всё равно, поскольку я и в одиночку в лес ходил не единожды.

А тут ещё так совпало, что я прочитал что-то про богатую историю Теряевской слободы и Иосифо-Волоцкого монастыря. Времени было не очень много – два с половиной дня, поскольку у моей спутницы в понедельник 23-го был экзамен. А до моего оставались ещё три дня.

Словом, сборы были недолги – рюкзак, палатка, спальный мешок, пара котелков и немного провизии, чтобы не голодать. И карта, естественно. Мне удалось незадолго до того добыть «по случаю» двухкилометровку Московской области.

Итак, 20 июня, электричка от метро «Тушинская» и два часа «с хвостиком» в дороге. Потом полчаса на автобусе до монастыря, и сразу же по дороге в лес, дабы переночевать, чтобы лишь назавтра познакомиться с монастырём, далее планировался небольшой переход в несколько километров до маленькой речушки, которую я выбрал на карте, вторая ночёвка и затем уже возращение в Москву.

Но это, так сказать, была генеральная диспозиция и только.

В монастырь, к сожалению, попасть не удалось, ибо, когда мы подошли к воротам, уже началась субботняя служба, и ворота оказались наглухо запертыми.

Ждать окончания службы мне показалось пустой тратой времени, а потому нам вновь пришлось углубиться в лес. День выдался солнечным и знойным, так что к речке мы поспешали, насколько позволяла лесная чаща.

Речушка, где намечалось место второй стоянки, оказалась, скорее ручьём метра три шириной и глубиной меньше полуметра, очень чистым и говорливым – всю ночь он что-то рассказывал нам, мелодично журча по некрупным камешкам на песчаном ложе.

Моя спутница занималась своим экзаменом, а я жёг костёр, смотрел на огонь, и слушал болтовню ручья.

Вечером в воскресенье,  22 июня, мы сильно проканителились со сборами, дожидаясь, когда же закончится так некстати начавшийся ливень, но, так и не дождавшись, стали сворачиваться под весьма неслабым дождём.

Из-за дождя по лесу мы шли весьма неторопливо, стараясь идти под кронами деревьев и не выходить на открытое пространство под дождь.

А по дороге, подходя к опушке, внезапно вышли на поляну, переходившую в поле и густо поросшую травой с выделявшимися над ней ярко-синими васильками. И вид этой поляны стал настоящим подарком за все скитания под дождём.

Зрелище было удивительное – шёл сильный и крупный косой дождь, его пронизывали яркие лучи заходящего солнца, вся трава полегла от дождя, и над нею лишь гордо возвышались синие васильки, кивавшие головками под ударами дождевых капель, но совершенно не желавшие подчиниться воле стихии и не следуя примеру покорно полегшей под дождём  травы.

Я стоял и смотрел, как заворожённый – лил дождь, а васильки лишь задорно кивали своими синими головками с посверкивавшими каплями дождя, стряхивая с них капли, но капли появлялись снова и снова, и всё повторялось так раз за разом – чистое волшебство природы.

Только необходимость поспешать на автобус вынудили меня оторваться от вида непокорившихся дождю васильков.

Одним словом в итоге, на запланированный (и последний) автобус до станции мы всё равно опоздали и, прождав около часа, сели на автобус до Волоколамска.

Автобус оказался кольцевым и до города ехал не прямо, а с заездами в несколько деревень, и, к тому же, очень неспешно. Жара после ливня хотя и спала, но влажность сильно увеличилась.

В транспортном отношении Волоколамск оказался весьма своеобразным городом – его железнодорожная станция издавна вынесена за городскую черту почти на пять километров.

По дороге я попытался выяснить у случайных попутчиков, каковы наши шансы успеть на электричку. И тогда оказалось, что шансов нет никаких.

Нам неторопливо поведали, что последняя электричка отменена из-за ремонта путей, зала ожидания, где можно было бы переждать ночь до утра – нет.

Вот потому, дабы не искушать судьбу на вокзале, и пришлось сойти в центре Волоколамска на площади «на удачу», поскольку у попутчиков так и не удалость выяснить, где же можно переночевать в городе Волоколамске.

Осмотревшись на остановке, нам стало понятно, что город, как и все провинциальные города, уже мирно спал, тёмные окна домов неодобрительно взирали на незваных пришельцев, и людей на улице как-то не наблюдалось совсем.

Однако, оглядывая окрестности, мой взгляд натолкнулся на яркий фонарь перед светлым зданием, стоявшим в густой тени у площади. И мы бодренько ринулись туда: здание оказалось городским отделом милиции.

Надо сразу сказать, что нас там совсем не ждали и были весьма удивлены моим вопросом, где же здесь можно поставить палатку и переночевать.

Из объяснений «стражей порядка»  следовало, что лучшее место для ночёвки – у плотины (и больше нигде), километрах в пяти от центра и в противоположном направлении от железнодорожного вокзала.

С большим трудом мне  удалось донести до сонного дежурного, что нам нужно попасть на первую электричку до Москвы.

Только тогда он посоветовал зайти то ли в храм, то ли в монастырь (за давностью лет уж и не вспомнить точно, а больше Судьба меня туда не заносила), возвышавшийся на холме прямо над площадью, и поискать пристанища там. 

Делать было нечего, монастырь, конечно, не особенно привлекал в качестве места для ночёвки, но, чтобы не вызвать лишних подозрений, пришлось лезть на холм, хотя у меня и появились кое-какие мысли по поводу организации предстоящего ночлега.

А потому, поднявшись по тропинке к белым стенам монастыря, я внимательно осмотрел окрестности с монастырского холма.

Внизу, метрах в трёхстах, виднелся отдел милиции, с ярко горевшим фонарём на столбе перед входом, откуда мы и пришли.

Тёмные кованые ворота храма оказались наглухо запертыми, а ломиться ночью в храм не очень хотелось, тем более, что вставать пришлось бы очень рано.

Стену монастыря и довольно крутой спуск с холма разделяли несколько метров ровной поверхности, поросшей невысокой редкой травой, и я посчитал, что этого будет вполне достаточно для моей маленькой палатки.

Решение выглядело очевидным, и я начал ставить палатку у самой стены монастыря, вопреки вполне обоснованным опасениям моей спутницы.

Тем не менее, пока я занимался палаткой, она спустилась в город и принесла воды из колонки на площади.  Мне же удалось тем временем ещё набрать сучьев и всякого растительного мусора и разжечь костёр, поскольку очень хотелось испить горячего чаю после поездки в душном автобусе.

Безусловно, это был верх цинизма – разложить свой костёр в самом центре районного города, да ещё в прямой видимости от городского УВД.

Однако расчёт у меня был на глухую ночь, поскольку стрелки часов приближались к двенадцати, и на то, что мало кто стал бы высматривать  огонь костра посреди города, тем более, что палатка сильно прикрывала пламя от посторонних глаз, так что со стороны заметить можно было лишь сполохи на белой монастырской стене.
 
Вскипятив воду, я заварил по своему обыкновению крепкий чай, который мы выпили с остатками печенья и, расстелив спальники, улеглись спать. Проснулись мы ранёхонько, когда ещё только-только рассвело.

Быстро собрав свой лагерь и скрыв по мере возможностей  следы ночного привала, дабы избежать вероятных, но совершенно ненужных в нашем положении расспросов, мы спустились на площадь.

Там мне пришлось по ходу дела удовлетворить любопытство уже чинно прохаживавшегося по площади постового (всё отделение, похоже, было в курсе ночных похождений  «московских туристов»):

«Как прошла ночь?» – «Да, в монастыре – спасибо за подсказку – вы нам очень помогли с ночлегом», – и, поскольку автобусы ещё не ходили, мы пешком отправились на станцию, где успели на первую электричку, а в восемь утра сошли с неё в Москве.

Там наши пути разделились – я отправился домой, а моя спутница – на свой экзамен в институте.

Однако увиденная тогда картина с непокорными васильками под дождём не раз вспоминалась мне, когда возникали, казавшиеся непреодолимыми трудности в жизни.
 
Эти маленькие, но не полегшие вместе с травой цветы, смело кивающие синими непокорными головками и неустанно стряхивающие увлекавшие их к земле сверкающие капли, виделись мне противостоянием силы воли и бриллиантов из сокровищницы дождя, казалось бы, неудержимо клонивших васильки к земле, однако последние вместо ожидавшейся покорности показывали торжество духа над коварством материальных благ…