Глава-16 Откровения

- Димочка, а тебе на работу не надо? -  разбудил голос матери, - уже 10 часов, чего это ты так разоспался? Счастливые часов не наблюдают, да? Анжела звонила, волновалась. Ты говорил, что к ним поедешь. А где это ты так поздно задержался? Работаешь всё? Не жалеешь ты себя.

- Собрание вчера было, поздно закончилось. 

- Ой, а что это ты с костюмом сделал? Совсем ведь новый….

Вчера я шёл под дождём подставляю лицо, капли воды отвлекали от дурных мыслей. Я совершенно забыл, что на мне новый костюм. Сейчас он валялся на стуле, удачи он не принёс и был мне неприятен.

- Ничего, ничего. Я его попробую отпарить, ткань хорошая. Или, лучше в химчистку сдать, как думаешь? – продолжала суетиться мать.

- Мама, делай что хочешь, мне на работу надо.

Идти не хотелось, ничего хорошего я там не ждал. Боялся, хотя не так уж сильно я и засветился. Сказать-то ничего не успел. Может, я за Димку был.

В мастерских шла непривычная суета. Кто-то даже подмёл вечно грязный двор.

- Петрович, чего происходит?

- Жизнь, Димка, происходит! Жизнь, понимаешь? Неразбериха заканчивается. Народ радуется. При деньгах будем. Ты не рад? Смотри, смотри, - Петрович показывал во двор за окном, - новый директор приехал.

Во двор закатился служебный автомобиль Фонда, дверь открылась, с пассажирского места вылез Димка. Его сразу обступили.

- Видишь, как твой приятель рассекает? – оскалился Петрович, - теперь у него две машины. Одна - своя, чтобы девок возить,  другая – служебная, с шофёром! А у тебя, Дима, ни одной, - заглядывал в глаза Петрович.

Петрович врал, персональный автомобиль директору Фонда положен не был. Это была служебная машина Фонда. На ней ездили в банк за зарплатой, отвозили почту, в общем, обычная разъездная машина. Но распоряжался ей директор. И, конечно, он больше всех на ней и катался. 

- Что, думал ты на ней будешь ездить? А, Димка, – щурился Петрович, - костюмчик уже новый купил. Думал, тебя директором назначат, да?

- С чего ты взял, Петрович? - ох, как мне сейчас не хотелось говорить на эти темы.

- Это ты с чего взял? – наезжал Петрович, - тут таких как ты, полфонда. И получше тебя люди есть. Не по Сеньке шапка! Ну, ты и нахал. Кто он, и кто ты?

- В смысле? Что ты имеешь ввиду? Чем это я хуже? Он же неуч, выскочка!   

- Он - уважаемый человек! А ты - пустышка, свисток. Видишь, как повернулось? Не помогла тебе твоя анонимка.            
   
- Что ты такое говоришь? Как ты можешь, Петрович!

- Что, не твоя анонимка-то? Ну ладно, я свечку не держал. Может, кто ещё, умный, местечко хотел занять. Знали, что старик на пенсию уходит. Вот по заместителю и ударили, чтобы дорогу расчистить. А тот, вдруг чистым оказался. Знаешь, его никогда бы не назначили директором, если бы не анонимка. Такие как он, вечно в заместителях ходят. Рабочие лошадки, им никогда ничего не светит. Сам подумай, беспартийный и без высшего образования. Ушёл бы наш старик, прислали бы другого, такого же, народного генерала. А тут, анонимка, расследование! И выяснилось, что вот этот вот заместитель, всё и делал, всё создавал и всю работу тянул. Анонимка вывела его из тени титулованного старика. Всем стало понятно, что старик тут для мебели сидел. Да он и сам, с испугу, от всего открещиваться стал. А молодой наоборот, ничего не боится. Я бы на месте нового директора, бутылку тебе поставил. Ах, да, забыл. Это же не ты, анонимку написал. Ха, ха… Не будет тебе бутылки, ха, ха, ха!

- Петрович, перестань всякую хрень болтать! Хочешь, чтобы сплетни пошли.

- Ничего ни хрень. Если бы ты, салага, рассказал бы мне о своих планах, я бы может и помог тебе. Но, ты же тыришься, девочку из себя строишь, честную невинность. Я давно к тебе присматриваюсь. Вижу страстишки твои. Не даёт покоя приятель, жрёт жаба. Что, нет? А когда ты костюмчик надел, кубики и сложились.

- Да, как у Вас язык поворачивается..., - я чувствовал, как по моей спине струился пот. Если Петрович допёр, то и другие так думают. Увольняться надо, сегодня же….

- Да не ссы ты так, думаешь приятель твой, непотопляемый? Любого можно в собственном дерьме утопить! А хочешь, я тебя директором сделаю? – лицо Петровича перекосилось, глаза горели.

Маленький, тщедушный, пятидесятилетний человек вдруг стал страшным. Я невольно отступил. Он сумасшедший, провокатор. Хочет меня подловить…

- Что Вы здесь придумываете, Вас к доктору нужно.

- Боишься? Не доверяешь мне. Знакомо такое. Ну, как знаешь…. А может, поговорим?

- О чём? Что Вам нужно?

- Нам нужно, нам. Расскажу, дверь закрой. И никому не открывай, разговор будет долгим.

Я подумал, не уйти ли мне сейчас. Но, что-то удерживало, я уже побаивался этого человека. Если он начал говорить, то, наверное, что-то знает. Что? Я закрыл дверь на ключ и пошёл к ящику, где у меня была припрятана бутылка.

- Оставь это, - Петрович понял за чем я полез, - лучше чаю поставь.  Ты мне сразу скажи, телегу один писал? Кто ещё про это знает?

Танька, - подумал я, - ну конечно Танька, рассказала ему. Может, мамаша её. Как же она его нашла? Вот же тварь, столько денег вытянула.

- Что молчишь? Сколько вас там? Это важно. Сдать могут? Говори, не морочь меня.

Если он спрашивает, значит, не знает. Может, проверяет меня?

- Я ничего не писал. С чего Вы взяли?

- Не писал? Да у тебя на морде написано, что это твоя работа. Посмотри, у тебя штаны мокрые.

Я инстинктивно посмотрел на штаны, они были сухими.

- Хвост этот ты сюда из прошлого с собой принёс! - сверкал глазами Петрович, - выключи чайник, сейчас взорвётся. Ну что, будешь дальше Ваньку валять?

- Чего Вы хотите?

- Не веришь, значит. Ну правильно, я бы тоже опасался. Запомни, ты у меня на крючке. Рыпнешься, я новому директору и парторгу скажу, что ты мне всё сам рассказал.

- Это неправда! Вам никто не поверит.

- Вот ты им так и говори, ничего не знаю. Из партии вылетишь, клеветник!

В глазах потемнело. Почему-то возникло лицо тестя, - «ну что,  художник, люди всё видят! Партбилет, на стол!»….

***

- Димка, Димка, ты что, сердечник? – открыв глаза, я понял, что сижу в деревянном кресле, а Петрович хлопал меня по щёкам, - очухался? На вот, чаю горячего хлебни с сахаром, поможет. Держать стакан можешь? Так ты сердечник, или просто нервный? Испугал ты меня. Надо же. Может, тебе и правда выпить нужно? Что у тебя там под мышкой? Хлебни, не стесняйся. Только не много, чтобы соображал. Нам закончить нужно. Я тебя такого, сейчас не отпущу.

Через несколько минут я пришёл в себя и понял, что Петрович всё знает, и скрывать дальше нет никакого смысла.

- А что мне оставалось, он ходит за мной всю жизнь. Куда я, туда и он. Он всё время дорогу перебегает. С детства ему всё, а мне одни неприятности. Он родился в рубашке, ему всю жизнь халява ломится. Я горбом своим, трудом. А он лодырь, он же даже школу нормально закончить не смог. Его в училище по блату пропихнули, папаша заместитель министра. Ну, как это может быть, у меня диплом с отличием, я в партию вступил, а он, неуч, и пожалуйста, директор! Я женился, у меня дочь растёт. А он баб трахает, и на машинах катается! А мне ещё нужно матери помогать, после того как нас отец бросил. Справедливости хочется! Понимаешь Петрович, что ещё я могу сделать? У него везде связи. Вот он опять выкрутился…. – я хотел глотнуть из фляжки, но Петрович не дал.

- Да, жизнь она такая, справедливости нет. Понимаю тебя, но ничего прорвёмся. Я спросил тебя, кто ещё про это знает? Ты нигде не засветился? Хотя, это всё уже в архиве и не так уж важно, пока ты - никто. Но репутацию портит. Поэтому, концы надо зачистить и за спиной ничего не оставлять.

- Как зачистить? – я рассказал Петровичу про Таньку и её мать, и про то, как они тянули из меня деньги.

- А что она за человек, как ты с ней познакомился?

- Мне тогда плохо было, а она подвернулась. Но я женат, я ей сказал, что нужно расстаться. Думал поняла, а она мстить стала.

- Так, девка мужиков любит, слаба на передок? Она не замужем?

- Недавно вышла замуж.

- Ах вот как? Ишь, бойкая какая, - с уважением сказал Петрович, - ну, тогда она нам не опасна.

- Почему не опасна?
      
- Запомни, женитьба, это – ахиллесова пята, это как занимаемая должность. Есть чего бояться, и есть что отнять.

- Не понимаю.

- Зато я понимаю. В общем так, если эта Танька или её мамаша проявятся, не спорь с ними, и сразу беги ко мне. Понял?

- Понял, и что будет?

- Я позвоню мамаше.

- Да там такая мамаша, она любого пошлёт. С ней говорить бесполезно.

- Ты слушай и не перебивай, - глаза Петровича снова загорелись, - я позвоню и скажу, что дочери необходимо явиться в кожно-венерологический диспансер, для проверки. Что некий гражданин указал на неё, как на разносчицу венерического заболевания. Повестку пока не посылаем, но в случае отказа, её доставят принудительно, с милицией.   

- Я заявлений писать не буду. У меня давно с ней ничего нет.

- Ты-то здесь при чем? А-а, так ты на ней таки залетел? Ну ты даёшь. Нет, этот звонок никак не должен быть связан с тобой, даже намёком. Понимаешь, мамаша не может не знать, что дочка – тягучая, и что вляпаться и кого-нибудь заразить, вполне могла. Мамаша, конечно, побежит дочку предупреждать. И они, скорее всего, переругаются. Чтобы дочка не рассказывала, мать всё равно ей не поверит. Такие дочки всегда врут мамашам. И обе они больше всего будут волноваться, чтобы муж не узнал, или не дай бог не заразился. Представляешь, если бы тебе из диспансера позвонили и сказали, что твоя жена - разносчица, что её с милицией поведут, и ещё запрут там на принудительное лечение… Кхе, кхе, кхе, - хихикал довольный собой Петрович, - они хотели тобой заниматься, а придётся заниматься собой. Поверь, им будет не до тебя. Ну, понял?       

- Петрович, тебе то это зачем? – мне реально становилось не по себе. Что если этот Петрович надумает тестю позвонить. Убьёт тесть, ведь он же - дурной.

- Зачем? Ты мой второй шанс. Я тебя давно ждал. У нас с тобой большое будущее. Ты только не умничай, и я из тебя большого начальника сделаю. Быстрее чем ты думаешь. И я всегда буду рядом. Это большая удача, что я тебя встретил. Эх, жаль, поздновато. Но ничего, лет 10-15 у нас есть….

Петрович говорил быстро, казалось, что не мне, а самому себе. А я сидел рядом и ничего не понимал. Перехватив мой недоумевающий взгляд, Петрович замолчал. Затем встал со стула и прошёлся по мастерской как бы сомневаясь, стоит ли продолжать. Затем снова сел на стул.