Глава-17 Метод

- Видишь ли Дима, - снова заговорил Петрович, - у каждого из нас своя история. Подробности тебе ни к чему, но в двух словах. Ты ведь, наверное, понял, что я не художник. Любил, правда, в детстве рисовать. Ну и руки у меня не из задницы растут. А вообще-то я юридически закончил. Молодой был, целей никаких. Попал по распределению на большой завод, юрисконсультом. Никакие юристы на заводах тогда были не нужны, это так, больше дань моде. Договора составить, документы вычитать. Одна формальность. Всё решают хозяйственники, инженеры. Ну и коммунисты твои, обкомы разные, куда же без них. А юристы…. Если бы я в органы попал, другое дело. На худой конец в адвокаты. А на заводе, даже крупном, такому как я делать нечего. Хотел в партию вступить, не берут, жди очереди, говорят. Без очереди только рабочих принимают. Веришь ли, хотел в рабочие податься, чтобы в партию вступить. Не разрешили. Говорят, государство на твою учёбу деньги потратило, а ты в рабочие? Нет, говорят, сиди где сидишь. И не соскочишь,  распределение отработать нужно. Подался в профсоюзные активисты. Втянулся, годы идут. Давно уж распределение закончилось. Могу уехать, а куда не знаю. В милицию или прокуратуру, поздно. Там такие как я уже в капитанах ходят. Одно было полезным, хоть я это и не искал.

По должности, как юристу и профсоюзному работнику, стали пересылать мне всякие кляузы разбирать. Поверишь, такого зоопарка ты не видел. Ох и любят же у нас жаловаться. Но это ладно, главное из-за чего. Думаешь там по делу что-то? Как бы ни так. За всём страстишки стоят, зависть, ревность. Жена заревнует, нет чтобы уйти от изменщика или по морде дать. Она, жалобу пишет, на мужа. И чтобы ему побольнее сделать, всё туда закатает. Когда опоздал, что украл, где напился. Наказать требует. Говоришь ей, дело – пустяк. Дома разберитесь, не выносите сор из избы. А она доказывает, нет, не пустяк! При мне двоих таких мужиков посадили, через их баб. Потом эти бабы плачут, Вы же говорили, дело – пустяк, кто же теперь моих детей кормить будет? Баба, я тебе скажу, это отдельная тема. А хуже всего от них тому, кто в партию вступил. Простой работяга, на хрена тебе эта партия? Беспартийный бывает на хрен пошлёт, не ваше мол, дело. А партийный стоит перед всем цехом, скулит, сопли размазывает, я всё скажу, во всём признаюсь, только партбилет не отнимайте….  Вот если твоя баба на тебя, Дима, напишет парторгу, что будешь делать, а?

Петрович был прав, если Анжелка начнёт писать….  Ещё тесть развоняется….

- Моя не напишет, она не такая, - я надеялся, что Петрович не будет углубляться в тему.

- А если про Таньку узнает? Не напишет? А что сделает?

Ну вот, я так и знал, зря сказал ему про Таньку. Прочитав в моих глазах испуг, Петрович успокоил,

- Не бойся ты, я же для понимания, чтобы дошло каково это. Я ведь сам чуть не вляпался. Молодой был, понятно, завёл бабу. Вначале было весело кувыркаться. А потом, смотрю, что-то изменилось. Вот почему спрашивается, по дому она ходит как чувырла, а на работу, прихорашивается. По логике, должно быть наоборот. Ты же работать идёшь, зачем на каблуки залезла? Кому понравиться хочешь? Уж точно не мне. Домой придёт, каблуки в сторону. Понятно, зачем хвост распускать, я же уже у неё в кармане. Ну ладно, пусть так. А зачем тогда на работу раскрашиваться? Ещё кто-то нужен? Я все кубики сложил, и больше о женитьбе не думал. Хочешь в койку? Это я ещё посмотрю. А жениться, нет уж.               

Петрович говорил убедительно. Сам, настрадавшись от баб, я его очень хорошо понимал. Нервозность прошла, чувствуя родственную душу, я слушал с интересом,

- Петрович, дальше то, что было? Как ты в художники попал?

- Завод наш был знатный, десятки тысяч рабочих, - продолжал Петрович, - и директор завода был знатный. Учёный, член-корреспондент Академии наук, орденоносец, светило! Для меня недосягаем, небожитель. Да и для всех на заводе. По заводу идёт, все расступаются, заместители гуськом за ним бегут, и каждое слово записывают. Невольно уважением проникаешься, когда таких людей видишь. Очень интересно было, как такими становятся. Решил я приблизиться к нему. Когда сидишь в заводоуправлении, это не сложно. Лишний раз бумажки на подпись занести…. В общем, старался на глаза попадаться. С секретаршей задружился, стал узнавать, что за человек? Оказывается, он развёлся, детей оставил, и живёт с новой бабой. Я её раз видел. Молодая, наглая, и жопа у неё такая... Но вот поползли слухи, что директора шмонают. Тоже, наверное, кто-то телегу накатал. Не то растрата, не то потери какие-то. Долго он ходил, как побитая собака. Но потом ничего, очухался, ещё и медаль какую-то дали. Но тогда я понял, он не бог, а такое же говно, как и все. А раз так, то чем я хуже?

Вскоре засобирался на пенсию мой непосредственный начальник, заместитель директора по кадрам и общим вопросам. Дождался я приёма по личным вопросам, отсидел в очереди. Захожу, а директор не один. Помощник за отдельным столом сидит и указания записывает. Я смутился, стоит ли говорить при постороннем. Спрашиваю, нельзя ли поговорить конфиденциально? Уходи и не отнимай время, говорит. Ну, я подумал, была ни была, и от всей души попросил назначить меня на освобождающуюся должность. Поклялся служить верой и правдой, как собака. А он глаза выпучил, да так понёс на меня, что я чуть со стула не слетел. Ты же, говорит, болван, ничтожество. Как это у тебя, наглеца, язык повернулся мне такое предлагать? Пошёл вон отсюда, и больше не возникай. А помощник, слизняк, сидит, скалится. Я от неожиданности дар речи потерял, и так на задних лапках и вышел. Уже за дверями меня такая злоба взяла, что в глазах потемнело. Ну не нравлюсь я тебе, так и скажи. Но унижать, не смей! Отныне ты мой злейший враг! Я ничтожество? Мы ещё посмотрим, кто из нас ничтожество! Позже я узнал, что заместителей себе он не назначает. Ему их присылают. Везде так, такая система. Специально так делается, чтобы начальники не спелись. Ну, объяснил бы он мне по-человечески, я бы понял. Раз уж ничего не светит, стал бы другую работу искать. И всё на этом. Но нет, унизить меня ему захотелось. Ты вот скажи Димка, ты в своей телеге, небось, всех начальников одним разом обосрал?
             
- Не понимаю, что ты имеешь в виду? - внезапный вопрос Петровича меня напугал. Может, он врёт, что анонимку не читал. Откуда знает такие подробности?

- Что, испугался? Думаешь, откуда знаю? Знаю от того, что все всегда пишут одинаково. Я ещё тогда это понял, когда кляузы разбирал. Обиженный человек, чаще всего одиночка, всех вокруг боится. Думает, что все кругом против него, поэтому тырится, ошибки совершает. Главная его ошибка в том, что он думает, что его врага все будут защищать. Поэтому старается выбить из под него все его подпорки. Всех, кто как ему кажется, будут защищать его. Не понимая, что тем самым он их объединяет против себя. Каждый думает, если на кого-то клепают всякую чушь, то и на меня тоже наклепают. Битва проиграна ещё не начавшись.

- А как же проверки, которые месяцами длятся? Это тогда почему? – не согласился я.

- Эти проверки, Дима, фуфло. Даже если и найдут что-то, то постараются не придать значения или вообще замазать. Если бы было что-то серьёзное, анонимки не очень то и нужны. Если доказательства есть, то зачем анонимки? Анонимки пишут, когда не уверены, хотят чтобы проверили. Если что, то я ни  при чём. А это значит, что можно как вскрыть, так и спрятать. Короче, это очень тупо писать сразу на всех. Они будут друг друга покрывать. Но, дураки именно так и делают, пишут на всех.

Петрович был прав, именно так я и думал, и сделал.

- Петрович, ты считаешь меня дураком?

- Ты дурак Дима, в том смысле, что неопытный. Мы пойдём другим путём! Опыт – проверенный и доказанный. Ты поймёшь, когда я тебе дальше расскажу. Слышь, у тебя пожрать ничего нет? Жрать охота. Столовую так и не открыли, плохо. Это тоже надо учесть, обсудим обязательно.

- Есть пару банок кильки в томатном соусе.

- Вот, хорошо. А у меня картошка есть, сейчас принесу. В чайнике сварим. Чай есть. Сходи пока воды набери.

Петрович ушёл, а я думал, что всё это значит. Можно ли доверять Петровичу? Ещё вчера он казался обыкновенным балагуром и халтурщиком. А у него, оказывается, высшее юридическое образование. Может, врёт? Важности на себя напускает. А чего это он вдруг так разговорился? Мы ведь толком незнакомы. Зря про Таньку сказал. С другой стороны, без конкретики про Таньку Петрович не раскрылся бы. Куда я лезу? Зачем столовую обсуждать?

- Я уже знал, что валить на всех и всё в одну кучу, нельзя, толку не будет, - ковыряясь в консервной банке, говорил Петрович, - мне что надо, директора, директора опустить. Чтобы он стал ничтожеством, чтобы ордена свои сожрал. Если бы он меня не унизил, я бы стал работу искать, страна большая. И так и так, на этом заводе мне ничего не светило. Но, я решил специально остаться, чтобы объяснить ему, кто тут «болван» и «ничтожество»! То, что я тебе расскажу, это моё ноу-хау, моя политическая технология. Тебе первому рассказываю. Смотри никому. Так вот, если хочешь кого-то утопить, жалобы, ну или анонимки, писать наверх ненужно. Нужно писать на одну ступеньку выше, тем, кто его и так знает. И кто по своему положению может ему вопросы задавать. Понял почему?

- Нет, не понимаю.

- Потому, что они его уже и без тебя ненавидят. Большие начальники далеко, они злятся, что у них пустяками время отнимают, и им проще спустить на тормозах, чем копаться в чужом дерьме. А вот непосредственный начальник думает иначе. Он всегда думает, что его хотят подсидеть. Даже если на самом деле его должность никому не нужна, он всё равно боится, на всякий случай. А кто может подсидеть? Понятно, что нижестоящий. Значит что? Ему лишь намекнуть нужно, кого боятся, и он сам устроит тому весёлую жизнь. Сам будет флажками твоего врага обставлять, тебе и делать ничего не нужно. И второе, никогда не нужно всё валить в одну кучу. Видишь, как у тебя получилось, ты всё в кучу и ещё всех обосрал? И что? Все возмутились и на защиту встали. Все злые не на того, на кого написали, а на того, кто такую гадость написал. Так ведь? Ты что думаешь, здесь всё закончилось? Нет, круги ещё долго будут расходиться. Все же понимают, что анонимщик рядом, будут приглядываться друг к другу. А ты, на собрании подставился. Но, ничего, мы это исправим.

- Как? – я снова почувствовал, как неприятный холодок пополз по спине.   

- Расскажу, поймёшь. Ты главное сейчас на провокации не поддавайся. Будут вопросы задавать или с намёками лезть, просто посылай.

Так вот, рассказываю дальше, это важно. Пересмотрел я все жалобы, что на заводе пришлось разбирать. Выбрал те, где фигурировало руководство завода. В основном чепуха всякая. Стал прислушиваться и присматриваться, что происходит, что бабы говорят. Ох бабы, никаких шпионов не нужно. Всё выбалтывают, а то ещё и придумают. Знаешь анекдот про баб?

- Петрович, ты давай по делу, потом анекдоты расскажешь.

- А ты меня не перебивай, я всё по делу говорю. Слушай и на ус мотай, в анекдотах мудрость. Так вот, муж с работы приходит домой, а жена ему рассказывает:

- Бабы говорят, что тебя скоро повысят.

- Дуры твои бабы, - отвечает муж, - откуда им знать.

Проходит время, мужа повысили. Приходит он домой, хвалится, а жена рассказывает,

- Бабы говорят, что тебя скоро посадят.

- Вот же дуры какие, - возмущается муж, - меня же только что повысили.

Вскоре мужа посадили. Жена приходит на свидание и рассказывает, как живёт, про детей. А муж говорит,
               
- Ты про это потом. Лучше расскажи, что там бабы говорят?...

- Ну что, понял анекдот? – скалился Петрович, - баб всегда слушай, только ненавязчиво. Они сдадут всех мужьёв, начальников, любовников. Короче, закатал я анонимку в министерство, о нецелевом использовании средств. Проверять приехали какие-то мелкие шавки. Директор их даже не принял. Типа, кто он, а кто они. Провели проверку, я сам помогал им акт составлять. Уехали. Через месяц я новую телегу накатал, тоже мелочь какая-то, ничего драматического. Снова шавки приехали, уже другие. Директор с ними тоже по-хамски. Снова формальная проверка, формальный акт, уехали. А я, с небольшими интервалами, продолжал сигнализировать. И, как и следовало ожидать, директор сорвался. Наорал на очередную комиссию, обозвал бездельниками, которые «своими глупостями мешают работать» ему, великому. В следующий раз комиссия приехала во главе с заместителем министра. Года не прошло и  директор зашатался. Работать ему действительно не давали. Он сам не заметил, как настроил против себя всё министерство, каждого чинушу, а заодно и местный обком. И тут я ударил тяжёлым оружием. Послал анонимку ему самому, но не формальную, со всякими там призывами как в министерство, а просто письмо без обратного адреса, написанное на бабский манер, с очень коротким текстом: «Следи за своей женой». Личные письма на его имя секретарше открывать не положено. Она ему в закрытом конверте отдаёт, чтобы он сам вскрывал. Он сходу взял, прочитал, фу, говорит, гадость какая,  и в урну выбросил. А она потом вытащила из урны потихоньку и прочитала. Мне же потом сама и рассказала. Новость-то какая, директор, оказывается, рогоносец. Бабёнка у него, пальчики оближешь, не зря на жену обменял. А времени-то для неё у него нет. Работать некогда, нужно же с комиссиями сражаться, а чтобы план давать приходится на работе допоздна оставаться. А у неё там «ужин» стынет. Ни одна баба такого не простит, кем бы ты ни был. Говорят, Наполеон сказал: «Никто не герой перед своей женой». Бабы в заводоуправлении шушукаются. Кто-то стуканул очередному проверяльщику, типа не трожьте нашего директора, у него дома проблемы. Кто-то видно ему посочувствовал, типа мы вас понимаем, но нужно же и о заводе думать. Дальше, я за что купил, за то и продаю. Бабы говорили, что директор-подлец несправедливо обидел свою красавицу подозрениями, и она, чтобы ему отомстить за это, таки наставила ему рога, чуть ли ни с первым встречным. Очередная комиссия нашла директора в своём кабинете, спящим на полу. Из партии исключили, бабёнка его от него ушла. Очень мне хотелось на него посмотреть. Нашёл его, вижу, идёт бутылки сдавать. Я подошёл, здравствуйте, говорю, помните меня? Ну, и кто теперь ничтожество? Соображал он долго, а потом как заревёт, - так это ты?!  А я говорю, - заткнись болван, не хулигань, а то я сейчас участкового позову.

Зря это я тогда, пришлось сваливать. Плата за удовольствие. У него связи везде оставались, могли достать меня. Вот так я и стал художником. 

- Так что, тебе скрываться пришлось?

- Да нет, давно это было. Не знаю, жив ли он сейчас. Я уехал так, на всякий случай. Официально ему бы помогать никто не стал. Даже если бы ему поверили, даже если бы меня допрашивали, ну и что? Если бы он не был виноват, его бы не сняли. Как у нас говорят, «честному человеку бояться нечего». А то, что какой-то подчинённый сигнализировал, но не подписывался, так это понятно. Боялся мести начальника.         

- Так зачем ты прятался? Не понимаю.

- Что тут понимать? Он наверх как забрался? Наверняка, мордочка в пушку. Мало ли, наймёт кого-нибудь. Возьмут, да и грохнут.

- Грохнут? Убить могут? – я снова почувствовал себя не в своей тарелке.

- А как ты хотел? Ты отнимаешь у него всё. Он же живой труп. А если он сумасшедший? Кинется с ножом….

- Жестокий ты человек, Петрович.

- Я жестокий? А ты, нет? Меня оскорбили, я мстил. А ты, за что ненавидишь своего друга? Может, расскажешь? Да я и так понимаю, ты от зависти готов его сожрать. Разве нет? Так и скажи, хочу сожрать, хочу, чтобы он кровью харкал.

- Петрович, ты не понимаешь, он преследует меня всю жизнь, дорогу мне перебегает! Я хочу, чтобы его не было!