Глава-19 Похмелье

- Я пригласил Вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. Мы с Вами не сработаемся. Как себе хотите, но не сработаемся, - это говорил новый директор Художественного Фонда, которого без лишних собраний назначило Министерство культуры. И сейчас он говорил это мне, всего лишь через полтора года после нашего соглашения с Петровичем.

Нет, собрание было конечно. Там мы успешно доедали Димку. До этого мы действовали по плану. По совету Петровича, я даже вытащил свою старую, забытую тетрадочку с цитатами умных людей. При каждом удобном случае я вворачивал что-нибудь подходящее, обязательно ссылаясь на признанный авторитет. А самые доходчивые и убедительные высказывания произносил, как свои. Петрович оказался прав, это заметили и к моим словам стали прислушиваться. Что было удивительно, думал, что такое впечатляет только подростков. Я боролся за справедливость, ругал бюрократов, критиковал начальство. Ко мне стали прислушиваться.

На собрании на Димку орали, зажрался мол. С гневной речью выступил Петрович. В конце он сказал:

- Представляете товарищи, захожу я однажды в приёмную и оказываюсь невольным свидетелем разговора секретарши с одним из заказчиков. Он говорит ей, - мы разговаривали по телефону три дня назад. Вы сказали директора нет, что он на сессии. Через три дня приезжаю, а вы снова мне, - директор на сессии. Как Вам девушка не стыдно, Сессия Верховного Совета закончилась два дня назад. А она ему, - ну что Вы, вы меня неправильно поняли. Директор на сессии в институте. Он у нас студент-заочник. Смотрю, а у заказчика так челюсть и отвисла. Он ведь думал, что тут всем руководит Депутат Верховного Совета, а оказывается студент. Министерство Культуры обязало его поступить в институт. Представляете товарищи, Художественным Фондом Союза Художников руководит студент. Как будто образованных людей не хватает. Да у нас в Фонде почти каждый художник с высшим образованием! Есть, между прочим, и с красными дипломами!   

В зале повисла тишина. Обсуждать в резких тонах начальство на собраниях было непринято.

- Да, погорячились мы, погорячились, - прервал затянувшуюся паузу секретарь парткома, - ни опыта у человека, ни образования. И беспартийный он. Как вы все знаете, товарищи, весь последний год Фонд лихорадило. Не успеет одна проверка закончиться, как начинается следующая. Что только тут у нас не проверяли. Дошло до того, что на складе остаток бензина в бочке, банкой из под огурцов измеряли. Директор утверждает, что уже два раза подавал заявление об уходе, и просил министра провести выборы директора Фонда, на альтернативной основе. А министр якобы не согласился, потому что это анархия и дурной пример, что мол, так и министров захотят выбирать.

Когда директор, пригласил меня и председателя профкома, и предложил организовать вот это наше собрание, мы буквально растерялись. Мы его отговаривали, советовали этого не делать. Но он настаивал, говорил, что то же самое ему сказал и министр. Что мы, коллектив, не поддержим его и знаете почему? Якобы потому, что в магазине колбасы нету, дефицит продуктов, товарищи! Да, вот так вот, якобы, наш министр ему и сказал. За что меня бить, я же колбасу не делаю, говорит. За то, что зад свой подставляешь, министр якобы сказал. Народ мол сейчас злой и будет бить любого, кто под руку попадёт. Чтобы уважаемый министр так говорил о нас. Что мы, быдло что ли, стадо, не способны разобраться кто за колбасу отвечает, а кто за искусство? В общем, так, директор сам настоял на собрании и попросил, чтобы голосование было тайным. И чтобы не оказывать воздействия, он будет сидеть в своём кабинете, и ждать нашего с вами решения. Но, если нужно, мы можем его пригласить. И вопрос, товарищи, голосуем только один: доверяет коллектив директору, или не доверяет. В общем, будем голосовать, товарищи. Может хоть это поможет внести ясность.  Или, у кого-то вопросы есть? Может, кто-то высказаться хочет?

- Можно мне? - встала дама из бухгалтерии, - что это здесь происходит? Я же вижу, куда вы гнёте. Вы с ума сошли! Что, у всех такая память короткая? Посмотрите, вокруг так неспокойно. А мы как у Христа за пазухой. Проверки действительно достали, но ведь закончится это рано или поздно. Посмотрите, здание наше достроили, столовую открыли, заказы стабильно идут. А у творческих работников доходы, как у министров. Это же всего за год директор добился. А вы его полощете здесь. Не сходите с ума!

Испортить наш план, этой вертлявой заднице не удалось. Тайное голосование, большинством в две трети, выразило Димке недоверие. И всё шло как по маслу, всё как мы с Петровичем рассчитали. Меня уже даже приглашали на собеседование в министерство. Но, неожиданно назначили другого, никому неизвестного, человека со стороны, который чуть не первым делом вызвал меня, и предложил написать заявление об уходе. Ещё две недели назад я был уверен, что буду сидеть в этом кресле. И на тебе, присылают другого. Я ещё прийти в себя не успел, а мне уже предлагают уйти.

- Позвольте поинтересоваться, чем это я Вам не угодил? Мы ведь даже не знакомы.

- А у меня и желания никакого нет, с Вами знакомиться, - новый директор смотрел прямо в глаза, -  впрочем, Вы ошибаетесь. Я Вас достаточно изучил.

- Вы не имеете права, я член партии, я обращусь в партком! Если понадобиться, напишу в Горком, в ЦК напишу!

- Во, во…, напишите, конечно напишите. Именно это я и понял, - директор снял очки и стал задумчиво протирать стёкла, - в министерстве говорили, что устали от сигналов в разные организации с жалобами на руководство Фонда. Кто-то упорно пишет, притом очень давно. По моей просьбе из архива министерства мне передали историю всех этих, так сказать, неподписанных «сигналов». Удивительное дело, до Вашего появления в Фонде ничего такого не было. Вам, не кажется странным такое совпадение? И ещё одна странность обнаружилась, как Вас вообще заметили в министерстве? И почему именно Вас? Каким-то непостижимым образом, то там, то тут возникала Ваша фамилия. За какие такие заслуги Вас рассматривали кандидатом на должность директора?

- Что же здесь удивительного? Я с красным дипломом Институт Культуры закончил. Член партии, передовик производства. Мой портрет, на доске почёта.

- Да, будет Вам. Там, таких как Вы, ещё с десяток человек наберётся. Только их, почему-то, никто в директора не предлагал. Опыт управления у Вас – ноль.

- Да как же ноль? Я ещё в армии начальником мастерской был. Я же художник, живописец. А Вы, вообще не художник! Вас по блату сюда прислали!

- Вот именно, по образованию - живописец. А работаете оформителем. Видно, не сильно Вас творчество увлекает. Кстати, Вы знаете, почему Вас не назначили директором? Не догадываетесь? Несмотря ни на что, моего предшественника в министерстве почему-то уважают. Представьте себе, это он Вас не рекомендовал. Оказывается, у Вас с ним давнее знакомство. Может быть поэтому, его слово оказалось решающим?

В глазах у меня потемнело, этот гад из могилы меня достанет,

- Димка? Да кто же его слушает? Он же – сбитый лётчик…, - сказал я первое, что пришло в голову.

- Ну, вот видите, всё и выяснилось. Оказывается он для вас «Димка». Ну и ладненько, - удовлетворённо потирал руки новый директор, - понятно, что без Вас тут не обошлось. Короче, если вздумаете задержаться, обещаю Вам весёлую жизнь и публичные разборки Ваших тут, полётов, художественных. И пишите куда хотите, отмашку по Вашему поводу мне дали. Устранить Вас было моим условием. Всё, будьте здоровы.

Новость про Димку ошарашила. Я хотел срочно рассказать всё Петровичу. Прибежав к его мастерской, услышал голоса за дверью. Остановился и прислушался.

- Петрович, ты говорил, Димку директором назначат. Видишь, не вышло, по-твоему.

- А что ты удивляешься, они же, оказывается – друзья, два сапога пара, - раздался в ответ голос Петровича.

- А прежнего-то, куда теперь денут? Может, замом назначат?

- Не-е, я слышал он из страны сваливает. Чуть ли ни в Австралию. У него, вроде, там какие-то родственники, - снова заговорил Петрович.

- Петрович! – закричал я, ворвавшись в мастерскую, - Я всё слышал!

- А тебя не учили, что подслушивать и подглядывать, нехорошо, - спокойно отреагировал Петрович. И повернувшись к двоим, присутствовавшим тут же оформителям, добавил, - ну какой он директор, сами не видите, что ли. 

- Петрович! – чуть не лопнув от злости, заорал я. Но наткнувшись на холодный, злой взгляд, замолчал.

- Заткнись, и пошёл вон, - прохрипел Петрович.

Я попятился к двери. Предал, предал, предал, - стучало в голове. Опять я один. Что делать? Что делать… Невыносимо захотелось водки. Петрович, сволочь продажная, уничтожил мою фляжечку. Ноги сами несли к Гастроному. Уже на выходе меня толкнули, и я выронил бутылку, которая вдребезги разбилась об асфальт. Стоявшие в очереди мужики заржали. От возмущения я хотел ударить в харю, но вокруг ещё громче засмеялись.

- Мужики, ну что за смех дурацкий? С каждым может случиться. Иди за мной приятель, поделюсь с тобой, - на меня сочувственно смотрел помятый мужик с тяжёлыми мешками под глазами.

В ближайшем подъезде он открыл бутылку, отхлебнул и протянул мне.

- У меня на той неделе такое же приключилось. Представляешь, я целый день прийти в себя не мог. И ни одна сволочь не поделилась.
 
Уже забытое тепло разлилось в груди, и я стал приходить в себя.

- Ты знай, мир не без добрых людей, - продолжал рассуждать мой новый приятель, - слышь, подержи пока, нет мочи терпеть, - доверив мне драгоценную бутылку, он зашёл за лифт. Оттуда послышался характерный шум, мужик за лифтом мочился, - слышь, ты там всё не пей, мне оставь, - не прерывая процесс, забеспокоился мой собутыльник.

Тфу, вот скотина! – подумал я, ведь могут войти в подъезд. Я инстинктивно пошёл к выходу и открыл дверь.

- Стой, гад! Отдай бутылку! – сзади летел разъярённый мужик с расстёгнутой ширинкой.

- На, держи свою бутылку. Что же ты ссышь в подъезде, тут же люди живут?

- А тебе-то, что? Это что, твой подъезд? С тобой как с человеком,  а ты бутылку красть?

Хотелось выпить ещё. Я купил новую бутылку. Вернулся в мастерскую, заперся там до утра, думая о том, что это уже не моя мастерская. Хотелось сбежать куда-нибудь от всего этого. А что это Петрович говорил, что Димка в Австралию уезжает? В Австралию! Я вспомнил, когда-то давно слышал, что  там живут дальние родственники Димкиной матери. Вот бы и мне, в Австралию, туда, где кенгуру...

***

- Директор, директор! Просыпайся. Ишь, как нажрался, хоть бы дверь запер.

Я с трудом открыл глаза. За плечо тряс Петрович.

- Иди, морду помой, пока никто не видит, - мерзко скалился Петрович.

- Да, плевать мне, - я вспомнил, что было вчера и мне захотелось ударить Петровича.

- Эй, эй, ты что? Сдурел совсем. Кончай руками махать!

- Сволочь! Предатель!– я схватил со стола пустую бутылку.

- Успокойся, дурак! Не предатель, а Политический технолог!  Я хотел тебя прикрыть, а ты ворвался и орёшь, «я всё слышал, я всё слышал!» Что ты хотел, что бы я им сказал? Умей проигрывать. И вообще, приведи себя в порядок. Нельзя, чтобы тебя таким видели. И не   дыши ни на кого. Давай быстро, пока люди не пришли.

В туалете, умываясь холодной водой, я пытался соображать. Петрович что-то мутит…. Следующая мысль никак не складывалась, тяжёлое похмелье мешало соображать. Казалось, душа сейчас вывернется на изнанку. Бутылка – пустая, значит, я выпил её всю. И ещё пил с тем, кто мочился в подъезде. Вспомнив это, я с опаской посмотрел на свои штаны. Слава богу, не обмочился. Надо же было так напиться.

- На вот, опохмелись, - протянул бутылку Петрович

- Откуда? Я же вроде всё выпил.
 
- Это, моя заначка.

- Не могу, вытошнит.

- А ты, через «не могу», иначе до вечера в себя не придёшь.

Петрович оказался прав, через полчаса сознание начало возвращаться.

- Запомни, будешь так бухать а потом опохмеляться, тебе крышка, соскочить не сможешь. Завязывай с бухлом. Ну что, очухался? Говорить можешь? Что там случилось? Чего тебя так колбасит?

- Это Димка. Димка сказал, чтобы меня не назначали. 

- О, как! Откуда знаешь?

- Новый директор сказал.

- Может, врёт? Тебя дразнит? Кстати, зачем?

- Он сказал, чтобы я уходил. Чтобы увольнялся! Сказал, что это я тут воду мутил. Что он моё личное дело изучил. Сказал, что Димку в министерстве уважали.

- Опасный человек. Ещё что-нибудь говорил?

- Про тебя, ничего. Если тебя это интересует. Просто в душу плевал.

- То есть, тебя не назначили потому, что послушали предыдущего директора. Да, так бывает, может быть…, - задумался Петрович, - а ты, твоего Димку видел?

- Не видел, и видеть не хочу. И никакой он не мой. Не говори так, мне это неприятно.

- Напрасно, напрасно. Мало ли что. Найди его, прикинься шлангом. Сделай вид, что ничего не знаешь и не понимаешь. Услышал мол, что он уезжает, вот и решил узнать, или попрощаться со старым другом. Мало ли что он там про тебя придумывает, ты ведь открыто ни разу против него не выступал.

- Да, на кой это нужно? Плевать мне на него, я его ненавижу. Пусть уезжает, дышать будет легче.

- Борьба не закончена. Я слишком много в тебя вложил, чтобы так всё оставить. Мало ли, что новый директор говорит. Нет у него права тебя увольнять. Не за что. Если не напьёшься на глазах у всех, мы тебя отстоим. Не будут начальники над народом издеваться, не позволим! Ишь чего надумал, будет он тут личные счёты сводить. Не позволим! Коллектив тебя кандидатом в Верховный Совет выдвинет. Он ещё сам тебе зад целовать прибежит. Ты, главное сам не обкакайся, и меня не подставляй. Он про меня ничего не говорил?

- Нет, не говорил.

- Видишь, он думает ты один. А ты не один! Мы ещё повоюем! Так даже проще, если он попытается тебя травить, мы это повернём так, как будто он сводит с тобой счёты, как с лучшим другом его предшественника. Такое поймут все. Тёзку твоего скоро все забудут, а вот то, что он был толковым хозяйственником, не забудут. Особенно, когда новый начнёт тут дрова ломать. И всё, ему крышка. Дурак он, я бы на его месте карты не раскрывал. Да видно он уверен, что ты один. Короче, иди к своему «другу», собирай, собирай информацию. Иди, дружи, дружи с ним, поддержи в трудную для него минуту, лучшего друга. Выясни хоть что-нибудь полезное. Хотя бы, как он додумался сказать, чтобы тебя директором не назначали?

***

Общаться с Димкой не хотелось. Но постепенно стало брать верх желание посмотреть в глаза поверженного врага. До сих пор я ни  разу не видел Димку в поверженном состоянии. При любой, даже случайной встрече, выяснялось, что он всегда на высоте. Я ненавидел эти встречи. Каждый раз он тыкал меня носом, на мол посмотри, кто я, и кто ты, рождённый ползать - летать не может! А сейчас-то, крылышки подрезали.

После истории с кисточками, домой к Димке я не ходил. Воспоминание было очень неприятным. Дверь никто не открыл. Это было странно, Димка жил с матерью, должен же он где-то ночевать. Нет уж, раз я сюда припёрся, дождусь. Димка появился когда уже стемнело.

- Привет. Что-то случилось? Чего не позвонил?

- Я хотел зайти, поддержать. Какая несправедливость. Ты всё создавал, столько труда положил, а они своего прислали. Эта власть сама не знает, что творит. Ты служил по совести, а они в тебя плюнули. Этот режим рухнет. Смотри, что в мире происходит. Я хотел сказать тебе, ничего не закончено, мы будем за тебя бороться! - Димка уже открыл дверь квартиры, а я не решался войти без приглашения.

- Чего застыл, заходи.

- Я слышал, ты уезжать собрался? Может, зря торопишься? Люди не позволят сесть себе на голову, мы будем бороться! – в квартире явно никого не было, - а где мама твоя? Как она?

Мы сели в комнате с библиотекой. Теперь эта комната не выглядела такой уж большой, как показалась тогда, когда я увидел её впервые. Высокие, посеревшие потолки, вытертая мебель. Всё как из другой эпохи. 

- Мама в больнице, я сейчас от неё. Гипертонический криз. Из-за меня распереживалась. Я бы уехал, но не могу её оставить.

- Вот и правильно. Мы будем бороться!

- Всё равно уеду. Хочу посмотреть, как люди в других странах живут.

- Я слышал, хорошо живут. Полно и еды всякой, и одежды. Помнишь, тебе из-за границы маленькое пианино привезли. У нас таких не делают.

Димка задумчиво уставился на меня, как будто готовился сказать что-то важное.   

- Не надо, Дима, ни с кем бороться, - наконец выдавил он, - я ведь всё знаю.

- Что ты знаешь? О чём ты? – неприятный холодок снова пополз по спине.

- Всё знаю, всё. Это всё твои дела.

- Какие дела, о чем ты? Не понимаю.

- Всё ты понимаешь. Мы оба всё понимаем. Кроме одного. Я не понимаю, зачем ты сейчас пришёл? Что тебе ещё нужно? 

- Поддержать….

- Поддержать… Слушай, у меня времени нет. Не хочешь говорить откровенно, уходи и не морочь голову.

- Я не понимаю, я откровенно.

- Ладно, считай поговорили. Спасибо, что зашёл, - Димка встал, давая понять, что разговор окончен.

Что он знает? Блефует? Или Петрович, гад, продал меня?...

- Нет, давай поговорим. Что ты имеешь ввиду?

- Я имею ввиду, что я не разговаривать с тобой должен, а набить тебе морду! Прямо сейчас.

- За что? Что я тебе сделал? –  стало не по себе. Я знал Димку, знал, что он действительно может полезть драться.

- За то что кисточки украл! За то, что из-за этого я с отцом поссорился.

- Я не брал.

- Заткнись, а то ударю! Брал! Ты взял, потому что кроме тебя ко мне никто не приходил. Только девчонки. Но они на тот шкаф залезть не смогли бы. Как ты вообще их нашёл? Мне бы самому такое в голову не пришло, лазить по шкафам. А ты на шкаф залез! До сих пор в голове не укладывается. Даже мать не смогла бы сама их оттуда достать. Это могли сделать только три человека, мой отец, я, и ты, - Димка поднялся со стула и встал передо мной, - если ты сволочь, сейчас только вякнешь, живым отсюда не выйдешь! Задушу собственными руками.

Дело принимало нешуточный оборот. Подставил-таки меня Петрович. Колени обмякли, не было сил встать со стула.

- Хорошо, хорошо, если ты всё знал, почему не сказал? Я не хотел их брать, так получилось, случайно. А потом я испугался, и сжёг их.

- Сжёг? Зачем?

- Боялся, противно было. Я не вор, так получилось.

- Я только недавно понял, что это ты их взял. Когда в Фонде возня началась с анонимкой, я всё время думал об этом, факты сопоставлял. Ты там написал, что мой отец был заместителем министра. Об этом в Фонде не знали. Это не секрет, просто всем наплевать. И на отсутствие высшего образования наплевать. Ты там и про это написал. Заместитель директора, формально – завхоз, почти кладовщик. Никому дела нет до его образования. Для первого лица это более важно. Когда меня директором назначали, поставили условие, что я должен поступить в институт, в любой, хоть в Физкультурный. Иначе, говорили, от анонимок житья не будет. Институт этот, как кость в горле. Из-за него работу потерял. С работой я справлялся, а вот новый твой наезд, проморгал. Дома, мать больная, институт и Фонд, а тут проверки, бесконечные. Эти укусы казались очень уж глупыми, несерьёзными. Ну никак на тебя не думал. Казалось, кто-то другой кляузничает. На бухгалтерию грешил. А когда дошло, что это целая стратегия такая, было уже поздно. Ты вот сейчас скажи, что плохого я тебе сделал?

Я смотрел на Димку. Ни ненависти, ни отчаяния в нём не было.

- Ты преследовал меня, всю жизнь. Куда я не пойду, везде ты. Ты, всегда моё место занимал, а мне объедки оставлял, с барского плеча. Ты, сынок богатых родителей, тыкал меня носом, «рождённый ползать - летать не может!» Дразнил меня машинами, девок своих, чуть ли не на моих глазах трахал. Вот мол, посмотри, мне всё, а тебе, ничего!

- Я? Преследовал? - Димка от удивления открыл рот. Впервые я видел его таким растерянным. Реакция Димки была странной. Непонятно почему мои слова задели его.