К его горлу приставили нож. Тупой – он грубо скрёб кадык, поднимаясь всё выше и выше. Во рту вместе с дыханием замер горький привкус мыла. Деревянная бадья впилась своим краем в спину, тело болезненно напряглось, боясь соскользнуть в воду и неловко дёрнуться под рукой цирюльника.
Велтен и Хаган уже сушили головы, наблюдая как их друг обретает девственно чистый подбородок. Закончив, цирюльник выдал третий кусок горячего льняного полотна, отдающего чем-то мягким, что вполне могло сойти за лавандовое масло.
Вымыв и высушив охотников, прислужник прогнал служанок и принёс три стопки вещей.
- Ваша одежда.
- Чем плохи старые дублеты? – Возмутился Велтен.
- Они старые, милсдарь, как вы и сказали. И пахнут. – Прислужник держался ровно, задрав нос и рассматривая обстановку из-под бровей. – Сегодня праздник! А в праздник не принято щеголять, как какой-нибудь бандит.
- Благодарим, - Эбнер опередил неуместные высказывания Хагана.
- И новые ботинки. – Кастелян тростью, на которую опирается только для более важного вида, выдвинул из-под лавки три пары чёрных сапог.
- Вы обо всём позаботились, как же вам удалось угадать размер? – Жрец тяжело опустился на скамью.
- Одевайтесь, - кастелян ушёл от ответа, буквально выйдя из комнаты, - Олберик не станет ждать.
Дверь захлопнулась.
Велтен закончил завязывать штаны и молниеносно накинул на себя рубашку, теперь пытаясь всунуть в рукав обмякшую руку. Любопытство снедало его изнутри. По охотнику было видно, что он куда-то торопится. Куда? Эбнер лишь посмеялся про себя с гонора своего товарища, едва напрягши уголок губ. Но радость его продлилась недолго.
- Он сказал, чего от тебя хочет?
- А ты не любишь ходить вокруг да около.
- Мы упустили её, снова. – Велтен кое-как справился с рукавом, натянув его с такой силой, что где-то подмышкой послышался хруст ткани. – Зараза! Мы не можем позволить себе оставаться здесь и плясать под дудку королька в нелепых костюмах, пока она продолжает грабить и убивать.
- Она ещё не скоро вернёт себе силы. Ей не пересечь Тервин незамеченной.
Эбнер не поднимал головы, борясь с сапогами. Его голос был груб и холоден. Замечание про «королька» задело его до глубины души.
Хаган молча наблюдал со стороны, стараясь не выдать своего присутствия. Он знал к чему всё идёт.
- Нужно уходить. – Не унимался Велтен. – Госпоже плевать кого принимать в отряд. Ей не составит труда в короткие сроки набрать голь, желающих быстро обогатиться в местных корчмах и бардаках. А клинки…
- Чего ты от меня хочешь?! – Взорвался Эбнер. Велтен явно этого не ожидал. – Бежать из крепости полной вооружённых до зубов солдат? Без оружия и провизии? Да со своей рукой ты даже за стены не сможешь перелезть! – Велтен нащупал болтающуюся руку и спрятал её от глаз жреца. – Ты слышал, что говорил капитан Уотан. Я истощён Велтен, да и ты с Хаганом тоже. Нас просто сожрут волки, прокрадись мы мимо стражей Ан-Шихдам. А если не волки, то задерёт медведь или кабаны, прежде чем мы отыщем след этой девки…
Дверь со скрипом открылась на половину.
- Любезным гостям следует поторопиться, - из-за двери показался уже знакомый кастелян.
- Засунь свою любезность куда подальше, старый сноб! Мы уже выходим. – Наконец сапоги поддались и Эбнер также тяжело поднялся со скамьи.
Прислужник фыркнув скрылся за дверью.
- Жёстко ты его. – Присвистнул Хаган.
- Наверно не стоило... – Тяжело вздохнул жрец, сожалея о сказанном.
Охотники одевались медленно, молча, сказывались старые раны и новые обиды.
«Ты прав, Эб, - подумал Велтен, краем глаза наблюдая, как им тяжело даётся просто одеться в чистое, не говоря уже о преследовании этой девки. – Мы без понятия куда она делась в ту ночь. Мы шли по её следу и в один миг он просто исчез. Мы все это видели».
- Пойми меня правильно, Велтен, - Эбнер вздохнул так, словно это был его последний вздох, - однажды я уже сбежал отсюда, от Олберика, от его отца. Начиная с момента, как я покинул храм, всё это время я виню себя в трусости и простодушии. Я не хочу, чтобы наши пути разошлись здесь, и не горю желанием оставаться тут надолго. Но они приняли нас. Несмотря на то, что я сделал. Олберик помог нам избежать плахи. Мы должны отблагодарить его. Я должен. Хочу, чтобы ты меня понял. И тогда я помогу вам закончить начатое.
- Не обязательно было это говорить, Эб. – Велтен посмотрел на Хагана, на лице которого застыла таже самая ухмылка. – Мы все всё прекрасно понимаем.
- Да, Эб. – Коротко кивнул Хаган.
- Тогда какого лешего вы тут устроили! – Расхохотался великан. – Позор! Моя душа разлита попусту! – Процитировал жрец одну до безобразия популярную на юге пьесу.
Надев камзолы их сопроводили в главную залу по узким коридорам. Чем ближе они приближались к зале, тем хуже становилось на душе у охоников. Словно воздух был пропитан чем-то мерзким. Голоса и крики впереди смешивались во что-то бурлящее. На языке, ближе к горлу, подступила горечь, а в носу засвербило, заставляя глаза залиться блеском. Если бы они знали, что чувствуют сейчас одно и то же…
- Как представить ваши милости гостям? – Спросил по пути кастелян.
- У наших милостей есть имена, - свойственно плохому настроению ответил Велтен. – Этого будет достаточно.
- В наших краях принято говорить откуда гость родом.
- Скажи – из Хилдена. – Нетерпеливо вступил в спор Эбнер.
- А-а, - протянул кастелян. – Понимаю. К людям с юга было бы неприлично пристальное внимание.
Они остановились около одной из многочисленных дверей, за которой раздавались крики и ожесточённые споры.
- У нас тут какие-то дела? – Спросил Велтен.
- Нет. Только у вашего друга. – Кастелян открыл дверь и уступил дорогу жрецу.
- Увидимся позже. – Эбнер кивнул, проходя в комнату. – И не наделайте глупостей.
Жрец остановился в дверях, осмотрел присутствующих в комнате и что-то почувствовал. Он не смог уловить это сразу, когда Олберик попросил его присутствовать на собрании, когда он попросил жреца подготовиться с заговорческими нотками в голосе или прежде, чем они подошли к двери. Но теперь он понимал, что сложись обстоятельства не в пользу короля Хилдена – своих друзей он увидит уже совершенно в ином месте. Сейчас он идёт убеждать своенравных правителей в том, что лишь вызывает гнев и нервозный смех. Он понимал насколько безвыходной кажется ситуация: человек предавший веру, покинувший дом и явившийся спустя четверть века с враждебного юга сегодня должен убедить королей Севера отречься от существенной части своих полномочий и отдать все свои земли во власть одного единственного правителя Севера. Эта авантюра может стоить ему жизни и шансы на подобный исход крайне велики.
Правители вели ожесточённый спор и кажется совсем не замечали великана, сгорбившегося в проходе, отбрасывающего на их стол густую, как смоль тень.
- Если что, - Эбнер наклонился к товарищам и вполголоса проговорил, - чайка в гнезде.
Его взгляд развеял всякую тень сомнений, закравшуюся в самые дальние уголки мозга. Велтен и Хаган не подали вида, под взором сопровождающего кастеляна, но всё прекрасно поняли. Это был их тайный код: мечи под простынями, кинжал за голенищем или в случае, как сегодня, ножи на столе.
«Сегодня прольётся кровь, - подумал Велтен»
После побега из Фьорхиндура он надеялся никогда не попадаться в поле зрения королей, князей и всяческой знати, жадной до власти и чистоты собственных портков, в то время, как их собственные руки были по локоть в крови.
«Клинки придут за нами, - читалось в глазах охотника, - рано или поздно, но они явятся взимать долги. Не задерживайся, Эб»
Его же главной целью было вернуть этот долг, настигнув и как можно скорее покончив с Госпожой.
Всё это Эбнер прочитал по глазам и остался безмолвным. Велтен не умеет останавливаться на полпути, даже осознавая, что иногда шаг назад может дать им два, а то и все десять вперёд, нужно лишь обождать бурю. Вместо этого охотник рвётся вперёд, в самый эпицентр, не взирая на опасность и возможный исход. Он видит лишь цель и не видит препятствий, иногда уже обжигающих его плоть огромными пузырящимися волдырями.
Всё это Велтен прочитал по глазам жреца и каждый остался при своём.
Эбнер не задержался в проходе и мгновения, не дав кастеляну повода для подозрений. Он вошёл внутрь – в логово властных и опасных тварей и дверь затворилась.
***
- Господин Велтен и господин Хаган из Хилдена! – Церемониймейстер громко объявил входящих и учтиво склонил голову.
Велтен не желал кланяться или соблюдать этикет до этого момента, но сейчас он с утроенной силой почувствовал себя не в своей тарелке. Казалось все взгляды были устремлены в их сторону, кто-то начал до неприличия откровенно перешёптываться, кто-то смотрел, ожидая услышать новой информации, но церемониймейстер был нем. Неясность рассеял сам же герольд, вполголоса уведомив охотников, что они вошли в зал через вход для знати, а как уже сами охотники догадались, знать в них не признал никто из присутствующих.
Они склонили головы, как того требовал этикет.
Пиво, вино, кушанья и танцы. Музыка струилась славным задорным ритмом, подгоняя подвыпившую знать. Кто-то крутился в танце, сближаясь до неприличия близко друг к другу. Кто-то хмуро и сосредоточенно поглощал кабанину, медвежатину, лосятину, да чего только не было на столах, вплоть до морских гадов, привезённых специально издалека.
Охотники двинулись вперёд, изрядно задержавшись на входе.
- Ни к чему этим людям знать, чем мы зарабатываем на жизнь. – Велтен решил, что предупредить Хагана держать язык за зубами будет не лишним.
- Понял. – Сухо сглотнул тот. – Есть хочется, аж желудок сводит.
- Найдём место где-нибудь в углу и тихо дождёмся Эбнера…
- Эй вы! – Из толпы раздался знакомый высокий голосок, а после появилась и знакомая девчонка. – Вы были с Эби!
«Эби, ну конечно! Та девчонка у фонтана. Только её не хватало» - проворчал Велтен одним лишь взглядом.
- Уходим, Хаган. – Он дёрнул его так, что Хаган чуть не рухнул на пол, резко развернувшись в полоборота и запутавшись в собственных ногах.
- Постойте! – Она догнала охотников и остановила, дёрнув за полы камзолов.
- Мы хотели сесть здесь, - Велтен показал на стул, на котором уже сидел какой-то тучный мужчина. Не дожевав сочный кусок курицы, он удивлённо уставился на охотников снизу-вверх.
- Идёмте! – Рассмеялась девушка. – За нашим столом вам будут только рады!
Все планы охотников провести вечер тихо рассыпались прахом.
- Меня Эллисив зовут. Друзья кличут Сойкой за мою способность спародировать какой угодно звук. А вас значит Велтен и Хаган? Не говорите, я уже поняла кто есть кто.
- Интересно узнать - как? – Полюбопытничал Хаган.
- По цвету. – Ответила Эллисив, так как будто это было очевидно. – У вас, например, - она кивнула Велтену, - имя цвета коры дерева и ржаного хлеба, а голос – свежевспаханной земли, но по вкусу ближе к корице.
- Ещё и по вкусу определила? – Хмыкнул Велтен, закатив глаза от такого бреда.
- А какой же у меня цвет и вкус? – Не унимался Хаган.
- Сладкий, - Эллисив подмигнула молодому охотнику и загадочно улыбнулась. – Цвет яркого солнца и блеска золотых монет, а ещё пахнет пряностями.
- Ну вот, теперь и по запаху нас отыщет. – Надменно пробурчал Велтен, но девчонка его тон не уловила.
Она вела их сквозь веселящуюся и подвыпившую толпу, качающуюся из стороны в сторону под славные тосты и цокот каблуков. Её длинное ярко-голубое платье с узкими чёрными полосами по воздуху догоняло открытые щиколотки. Охотники боялись наступить на его подол, оставив девчонку лишь в том, что они вообразили под её платьем. Её некогда распущенные и взъерошенные волосы цвета киновари были красиво уложены в два кольца, похожие на бараний рог.
- Разойдись! – Эллисив с криком растолкала толпу, и какой-то парень с бокалом в руках кувыркнулся в пруд посреди залы.
Люди расхохотались, музыканты сыграли забавную зарисовку на такой случай. Когда парень поднялся на его голове оказалась черепашка, что ещё больше раззадорило гостей.
Эллисив ловко перепрыгнула стол, опёршись рукой о его не занятый яствами участок и очутилась точно на коленях какого-то бравого молодца в несуразном костюме.
- Выпьем за Велтена и Хагана из Хилдена! – Она схватила первый попавшийся кубок. – За наших новых друзей!
Люди в таких же странных костюмах вместе подняли кубки.
- За друзей!
Охотники выпили с ними и заняли освободившиеся места.
Еды было столько, что можно было рехнуться, пока выберешь то, чем желаешь набить желудок. Хаган так и поступил. Его глаза бегали от одного блюда к другому, от птицы к рыбе, от дичи к салатам и обратно к десертам. Схватившись за кувшин с алкоголем его пыл охладил взгляд товарища. Велтен не пожелал сегодня напиваться без необходимости. Теперь он смирился и просто решил плыть по течению с некоторыми оговорками и дождаться, пока всё не закончится.
Они ели, пили, люди за их спинами танцевали, кружились вокруг пруда в хороводах под заводные мотивы жалеек, дудок и лютней. Эллисив рассказала о своих друзьях, всех как один музыкантах, бардах, поэтах и представителей других чудных профессий. Они выпили за знакомство снова. Пришло время охотников, на что те сочинили себе жизнь путешественников. Дамы из круга Эллисив мечтательно вздыхали и принялись строить глазки. Спустя изрядное количество тостов, язычок Эллисив развязался ещё больше.
- Как вы познакомились с дядюшкой Эбнером? – Она перевалилась через стол на локтях, положив подбородок на ладонь.
- Он твой дядя? – Поинтересовался Велтен.
- Не родной. Он нашёл меня в Неттесгейме, когда случился пожар. Взял с собой в долгий поход до Хаага, потом в Заречье, где я и осталась с тётушкой Илмой.
- Сдаётся мне тётушка тоже не из родни?
- Ага, точно! У неё было четверо сыновей, две дочери, ещё парочка приёмных парнишек и девчонка. Помню всех до одного, даже как звали, но вам будет не интересно. Их мена до чёртиков ску-у-учные. Она любила всех, в Заречье по-другому и не принято.
- Тогда почему ты ушла? – Кто-то толкнул Велтена спиной в затылок, затанцевавшись в пьяном дурмане. Охотник ещё раз осмотрел каждого из сидящих и стоящих за их столом и всё понял. – Можешь не отвечать, я кажется догадался.
- По цвету? – Залилась звонким смехом Эллисив.
- Куда уж мне до тебя, - улыбнулся в ответ Велтен. – В Заречье и впрямь так скучно?
- Жизнь для любителей чая по утрам. Спокойная и скупая на приключения. Вам бы точно там не понравилось!
- Как сказать… - Вздохнул Хаган.
- Вы же путешественники! – Громогласно выпалила Эллисив.
- Ну да, точно. – Вспомнил Хаган про их ложь и принялся заедать стресс.
- Так как вы познакомились с дядюшкой Эби?
Велтен посмотрел на жующего Хагана, от чего тот смешно подавился. Понял, что отдуваться придётся только ему. Может это и к лучшему. Но не успел он заговорить как кто-то крупный положил ему на плечо столь же огромную ладонь.
- Дядюшка Эбнер влип по-крупному. – Из-за спины появился жрец, отодвигая какого-то удальца и сел рядом с Велтеном. – А эти два оборванца выручили меня, дав кров и еду.
Хаган подавился второй раз, удивившись появлению жреца так скоро. Хотя кто знает, сколько времени прошло на самом деле за пустыми беседами и бесконечными тостами.
- Ты узнал, чего хочет Олберик? – Вполголоса поинтересовался Велтен, наклонившись к жрецу.
- Да, и нам придётся задержаться на день или два. – Так же тихо ответил жрец.
- Дядюшка Эбнер! – Эллисив перепрыгнула через стол и обняла старика за шею.
- Как же я рад видеть тебя, моя кроха. Ты чудесно выглядишь! – Он осмотрел её с ног до головы, пока та кружилась и красовалась своим платьем на столе. – Ты так выросла, сколько же лет прошло.
- Недостаточно, чтобы позабыть тебя, дядюшка Эбнер. А вот ты совсем не изменился!
- Боюсь, моё лицо с тобой не согласится. - Расплылся в полунемой улыбке Эбнер.
Вдруг музыка затихла и раздался марш из духовых инструментов, не дав Эллисив возразить на такую глупость. Люди замерли в ожидании. Элли спешно спрыгнула со стола и спряталась за спину жреца.
- Аннелин аус Элейт, - громогласно вещал церемониймейстер. – Королева Лоррии, покорительница Синмуира и виноградных полей, чей урожай мы сегодня вкушаем вместе с морскими яствами, любезно предоставленные к празднованию Хиедрева!
Из дальнего конца залы появилась прекрасная и грациозная королева Лоррии. Она словно буря направилась к витражам, обдувая себя веером. На первый взгляд буря была спокойна, но то лишь первый взгляд. Её амбиции, её дикий нрав не могло сдержать даже длинное облегающее платье в пол с высоким стоячим воротником и неприлично большим вырезом до середины бедра.
- Вы только посмотрите! – Прошептала на выдохе Элли.
Рукава колокольчики колыхались в такт взмахам веера, а длинные и шелковистые светло-золотые локоны королевы не поспевали, мчась бушующими волнами вслед за повелительницей морей.
- Её имя черно, словно дикая роза из Эврина, - Элли провожала Аннелин взглядом, как и все остальные, заворожённые её красотой и дерзостью.
- Вот как… - удивился Эбнер, только что вспомнив какой бывает Элли.
- А на вкус точно маковый рулет, - прошептала она уже ему на ушко и расхохоталась.
Появились первые шепотки, потом стук столовых приборов и кубков, перестук каблуков и всеобщий гам заполнил залу. Казалось, что чего-то не хватает и это что-то было чертовски нужно всем остальным, от чего на лицах людей появились нотки волнения.
- А где музыка? – Прозвучал чей-то высокий голосок с явным намёком на претензию.
Барды и поэтессы словно дикие белки стали перепрыгивать через стол, огибая охотников по пути хватая свои инструменты.
- Вы куда это? – Опешил Эбнер.
Велтен и Хаган замерли в нерешительности, боясь попасть под руку или вернее сказать под ногу кому-нибудь из них.
- Нам пора бежать, - Эллисив запрыгала на месте словно заведённая игрушка. – Скоро всё начнётся! – Крикнула она уже из толпы.
- Она кажется раздражённой. – Велтен выглянул из-за плеча Эбнера в дальний конец залы.
- Кто? Эллисив?
- Нет, королева Лоррии.
- А-а, Элейт. – Эбнер тяжело вздохнул.
- Куда тебя завёл кастелян? – Спросил Хаган. – За дверью явно было не спокойно.
- Скоро всё сами узнаете.
Не успели музыканты и Элли занять позиции и приласкать свои инструменты, как вновь раздался марш духовых.
- Готтилф аб Хейдр! Король Эртегорна! – Прокричал церемониймейстер, но был прерван самим Готтилфом.
- Ешьте жаркое и стейки, приготовленные нашими лучшими поварами! И не забывайте обильно запивать нашим лучшим пивом!
Толпа ликовала такому появлению. Двери закрылись и кажется ожидать кого-то ещё из знати не придётся какое-то время. Эллисив со своими друзьями заиграли размеренный мотив, пригласив гостей сойтись в медленном танце.
Готтилф подошёл к Аннелин и расцеловал воздух над её вытянутыми пальчиками, усыпанными драгоценностями и облачённые в изысканные колечки и перстни. Аннелин ответила натянутой любезностью, вынужденная играть на публику.
- Глядите, как она смотрит на него. – Эбнер кивнул в сторону королевы Лоррии.
- Кажется она его ненавидит. – Заключил Велтен.
- Точно подметил. Что касается собрания. Узнав, что я появился на Севере, Олберик возжелал чтобы я присутствовал на нём во что бы то ни стало.
- И ты поприсутствовал, - оборвал его Велтен. – Значит мы можем уходить.
- Нет, - Эбнер вернул его за стол, опустив за плечо. – Это ещё не всё.
Какое-то время он сопротивлялся под взглядами своих товарищей, боялся говорить об этом, сомневался в данных сегодня обещаниях и вообще винил себя за нерешительность, но всё же сдался.
- Королева больна и хворь та неизвестна ни одной науке. Побывав в её опочивальне, я понял от чего так взволнован король. К тому же, сегодня ночью я должен принять роды королевы Кирсы, его жены. Сегодня ночью родится наследник.
***
Эбнер помнил Кирсу совсем крохой. Их первая встреча произошла незадолго до его отъезда, когда в Хилден приехала дипломатическая миссия из Даэндира налаживать отношения. Кирса фон Альбеорег, сестра Веремира – нынешнего короля Даэндира, всегда была лишней в мальчишеских играх. На тот момент Олберик, Токомир и Берингар уже хорошо знали друг друга, а юный Веремир быстро влился в их общество, оставив придворные забавы на радость своей сестры.
Эбнер помнил её молодой, неугомонной и непослушной – точь-в-точь его юный протеже Олберик. Неудивительно, что эти, источающие невообразимую жизненную энергию создания заинтересовались друг другом. Сегодня же вечером он был поражён страшной переменой, произошедшей в них за время его отсутствия. В опочивальне он встретил Кирсу в бессознательном состоянии. Лицо её приняло свинцовый оттенок, пот обильно пропитывал наволочки и простыни, а исхудала она настолько, что кости скул едва ли не прорезали её кожу. Дыхание, отметил Эбнер, прежде чем решился коснуться её лба, было хриплым и крайне редким. Опустив ладонь, он наконец ощутил то, что и ожидал – жар, источающий все ужасы подобного состояния. Пульс, где бы Эбнер не пытался его найти, прощупывался с трудом. Как жрец, а более как часть семьи дома Солимариус, Эбнер повторил все те ритуалы, что до него проводили настоятели Хилдена и других союзных королевств.
Один из настоятелей, служащий при дворе Олберика, как раз сидел на стуле, напротив ложе королевы. Он тревожно дышал в кулак, обхваченный ладонью и приставленный ко рту, навалившись локтями на мягкие и влажные перины, совершенно не обращая внимания на жреца. Над Кирсой рядом с настоятелем хлопотала пожилая сиделка, меняя компрессы и обтирая её мокрыми, холодными тряпками.
- Помоги ей, Эбнер. Именем Пятерых молю тебя – помоги.
Олберик оставался в дверях, из-за которых неистово сквозило, но никто не решался сказать ему об этом. Он показался Эбнеру крайне поникшим, сгорбленным, с помутневшим и потухшим взглядом, с обессиленными руками, свисающими, как два ломтя мяса впереди него. В целом его состояние было не много лучше, чем его супруги. Той, источающей жизненной энергии из детства, как не бывало.
Эбнер коротко кивнул королю, возвращаясь взглядом к королеве.
- Откройте окна, - сказал он не то настоятелю, не то сиделке, - Олберик, заходи и закрой наконец дверь. Нам нужно проветрить эту чёртову усыпальницу, а не отправить и нас на место королевы.
Но Олберик не вошёл. Кто угодно счёл бы поведение Эбнера непозволительным и надменным по отношению к королю. На мгновение все замерли, уставившись в сторону выхода. Было видно, что что-то здесь не так. Олберик вполоборота смотрел на свою жену взглядом полным страха и недоверия. Его нижняя челюсть едва содрогалась в такт нервозного дыхания настоятеля. Пальцы перебирали ткань выходного плаща.
- Чего застыли, как вкопанные?! – Голос Эбнера резко оборвал натянутую донельзя невидимую струну напряжения, повисшего между ними. – Открыть окна! Закрыть двери!
Олберик позволил себе вздрогнуть, вспомнив каким бывает его бывший наставник.
- Олберик? – Вполне однозначно спросил Эбнер, ожидая вполне конкретных действий.
Но вместо этого Олберик с глазами полными страха вышел прочь, громко хлопнув за собой дверью. Эбнер на несколько ударов сердца застыл в изумлении.
Ставни распахнулись и комнату заполонил освежающий запах осени.
- Эбнер? – Позвал его едва узнаваемый сквозь хрипы и скрежет голос.
Когда жрец вернулся к Кирсе – она уже вновь лежала без сознания с собарнными на животе руками. Эбнер положил руку на её живот и ощутил чёткий, отрывистый удар. Его губы вытянулись в полуулыбку, а по щекам потекли слёзы радости вперемешку с отчаянием. Согбенный он стоял над королевой и рыдал, как дитя, ощущая один удар за другим. Сквозь нарастающую пелену слёз, в дальнем конце опочивальни он увидел силуэт.
- Оставьте нас. – Сказал неизвестный и настоятель с сиделкой быстро покинули комнату. – Здравствуй, Эбнер.
Белорианец вышел из тени и остановился у ног королевы.
***
Церемониймейстер закончил объявлять королей и королев, князей и правителей, сюзеренов и сеньор-протекторов. Эллисив с друзьями взяли пиршество под свой контроль и теперь всё шло своим чередом. Гости напивались, знать налаживали отношения или усугубляли уже имеющиеся. Кто-то влюблялся, кто-то расставался. Кто-то даже успел подраться в пруду, задавив парочку редких рыбок.
Аннелин аус Элейт, поблёскивая жемчугом и янтарём громко о чём-то сетовала со своими приближёнными так, чтобы король Эртегорна мог её слышать. Впрочем, Готтилф аб Хейдр всеми правдами и неправдами старался её не замечать, отчего ещё больше гневил своенравную королеву.
- На границах Лоррии, Эртегорна и Тесги вот уже больше двадцати лет идёт негласная война. – Рассказывал Эбнер. – Гибнут люди, чьи смерти замалчиваются, но все всё прекрасно понимают. Аннелин и Готтилф желают заполучить права на залежи драгоценных металлов близ Неттесгейма, благодаря которым Эртегорн освободится от торгового рабства с Оздгортом, а Лоррия обретёт господство на суше и в море, защитив себя от нападок Аутгера. Кажется, я начинаю подозревать, что тот пожар, из которого я спас Эллисив, неудачная диверсия кого-то из них.
- Зачем ты это рассказываешь? – Раздражённо спросил Велтен. – Нам нет дела до междоусобных войн северных корольков. – Равнодушно добавил он.
Если бы Велтен изрекался на диалекте южных соседей, то его «Нам» звучало бы несколько иначе. Оно бы сумело донести до жреца всю свою важность, значимость и безоговорочное родство между ними. Также, если бы он обратился к языку более древнему, - на котором было принято общаться в гильдии, - это «Нам» означало бы и кровные узы всего братства. Однако он говорил на языке простом и понятном, и этот язык был плох тем, что не исключал всякого недопонимания.
Эбнер же уловил суть его «Нам». Потому что он и сам когда-то был частью семьи.
- Сегодня – есть. – Твёрдо ответил жрец. – Если случится нападение, я буду защищать Олберика несмотря на всю свою беспомощность. – Его взгляд не выпускал глаз Велтена ни на мгновение, совсем не моргая. – И вы либо прикроете меня и падёте в неравной схватке, либо… Мы с вами больше никогда не увидимся…
«Вы» и «Мы» прозвучали бы точно так же, как и предыдущее «Нам». Но вот «Я буду защищать», вырвалось из уст Эбнера на языке наиболее понятном охотникам. В нём имелось сразу несколько подтекстов. Первый сказал Велтену о хладнокровной решительности, самопожертвовании и вызове. Второй, о просьбе, вине и долге. Последний подтекст Велтен не смог распознать, так как глаза жреца противоречили его словам. В них он видел страх. Настолько древний, что не под силу одолеть, даже заручившись поддержкой всей гильдии. Именно из-за него его последний подтекст «Я» отвергал всякое родство со своими друзьями.
- Этого не случится. – Односложно и ясно дал понять Велтен.
- Так же мы думали и про Эмердура. Никогда не знаешь, что у птиц высокого полёта на уме.
- Только если ты не умеешь читать мысли! – Еле выговорив слова уточнил их пьяный в стельку товарищ.
Его слова были до безобразия просты и не несли в себе никакого сокровенного смысла.
- Спасибо, Хаган. – Эбнер кое-как поймал его помутившийся и заторможенный взгляд. – Нам бы это пришлось кстати, если ты такое умеешь.
- Кто?! – Удивился Хаган, громко икнув. – Я?! Я такое не умею, извольте. – И упал щекой на стол, мечтательно уставившись на своих товарищей.
- Отдохни, дружище. – Велтен отодвинул тарелки и столовые приборы подальше от засыпающего друга.
- Я не сплю, - блаженно выдохнул Хаган, смотря на друзей через прищуренные веки.
- Сегодня нам придётся выйти из-за стола. Рано или поздно, но это случится, и кто-то из них попробует навести мосты через приближённых Олберика. Поэтому смотри, - Эбнер ткнул Велтена в бок, – вон там, рядом с Готтилфом – цверги из Оздгорта.
- Дети что ли? – Не столько удивился Велтен, сколько был вынужден поддержать беседу, но Эбнер на него зло цыкнул.
- Они все взрослые и половозрелые и не любят, когда с ними обращаются, как с… детьми. Легко могут тебе доказать обратное, так что с ними держи язык за зубами и постарайся не падать спиной на клинки.
- Почему цверги? – Велтен встретился взглядом с одним из них и тихо выругался.
Ему показалось, что этот низкорослый мужичок всё прочитал по губам. Всё, что Велтен уже сказал, подумал или скажет в будущем, пока сам того не осознавая.
Эбнер помахал им рукой, ему коротко кивнули в ответ. Все четверо. Одновременно и медленно.
- Когда-то давно под горой Барисаз основали город Цвергдорф. Это было первое селение горцев на территории нынешнего Оздгорта. Учёные и магистры мало что выяснили о их происхождении, цверги не любят, когда над ними ставят опыты. Но в целом они народ мирный, соблюдают нейтралитет и ведут торговлю со всеми королевствами севера. За их же столом сидит правитель Хаага.
- Это тот жирняк, не помещающийся на стуле? – Как суслик выглянул из-за толпы Хаган, застав друзей врасплох. Никто из них и подумать не мог, что он до сих пор слушает.
Хаган никогда не любил лезть в политику. Считал это грязным – разнюхивать, рыться в чужом белье, выуживать то, на чём можно построить шантаж и обрести власть. Он считал политиков бесчестными и подлыми пиявками на теле обычных граждан. Чаще всего среди заказов клинков Рейтир фигурировали личности из государственных деятелей. Оплачивали эти заказы их же коллеги по ремеслу.
- Сеппэль цу Унард тринадцатый, самый старый из участников собрания. – Пояснил Эбнер, проверяя не услышал ли кто столь громкого заявления с их стороны. – Многие гадают, как с таким аппетитом он дожил до своих лет.
- Но и тринадцатый не просто число, - заметил Велтен.
- К сожалению, четырнадцатого уже не будет. Сэппэль неспособен иметь детей.
- К сожалению? – Удивился Велтен, что его друг сожалеет о том, что очередная язва не взрастёт новой опухолью.
- После смерти к власти придёт его племянник. – Пояснил Эбнер. – Парень с характером и амбициями. Люди боятся – если он заключит мир с такой-же своенравной королевой Лоррии, то войны не миновать. Тесга окажется в западне и будет разорвано на куски, пока кто-нибудь не отступит. Но до поры Хааг сохраняет нейтралитет.
- А если он заключит мир с Эртегорном? Или вовсе пойдёт особняком от их обоих, рвать свой кусок от Тесги? – Велтен выглянул из-за плеча жреца на королеву Лоррии.
- Он ещё неопытен, а Аннелин легко задурманивает разум таким юнцам вещами низкими, но очень желанными в их возрасте.
- С кем это она разговаривает? Судя по лицам они чем-то взволнованы.
- Взволнованы. – Усмехнулся Эбнер. – Они в панике. Это князья оккупированных Квиир, Фессилон и Каэнери просят у Аннелин поддержки в войне с Аутгером, но всё что предпринимает правительница так это не подпускает аутгерских захватчиков к своим границам и понемногу топит подступающие корабли с провизией. Экономика Лоррии ещё не до конца оправилась после прежнего правителя. Говорят, Аннелин позарилась на леса Оленьего Дола для возведения флота. Но то только слухи. Без рудников Тесги она не сможет прогнать укрепившийся Аутгер.
- Почему ей никто не поможет? – Развёл руками Велтен, отвлёкшись на храп Хагана.
- Она воюет на два фронта и это собрание могло бы стать поводом обрести союзников, но просить оказалось некого. В Заречье в основном живут халфкины, никогда не державшие оружия, все как один свободолюбцы. Про Хааг ты знаешь. Остаётся Роттеринг.
- И что Роттеринг?
- Берингар не станет пересекать Брену раньше зимы. А до тех пор он сдерживает Аутгер у границ на суше и аккумулирует силы к будущим схваткам. Берега Роттеринга защищены скалами и дикими волнами, остаётся лишь патрулировать и вступать в небольшие стычки с теми, кто осмелился приплыть на лодках. Или с теми, что от них обычно остаётся после такой дерзкой вылазки.
- Что-то я утомился, Эбнер. Хватит на сегодня политики. – Велтен налил вина и принялся разглядывать своё отражение в расплывающихся кругах.
- На самом деле остались ещё трое, но с ними всё куда проще. Позволь я закончу, чтобы ты был в курсе.
Велтен посмотрел на мирно спящего друга под боком.
- Боюсь от Хагана ты сегодня не дождёшься защиты.
Они оба рассмеялись. В этот раз Велтен позволил себе немного древнего языка в своём «Ты». Оно значило сразу и «Я», «Он», «Мы». Все возможные смыслы слились в один, ясно отражающий то, что охотник думает о своём друге. Нет. Отражает то, что он думает о своём брате.
- Сейчас я не думаю, что кто-нибудь из них осмелится на покушение. Эти люди чертовски верны традициям и проливать кровь в Хиедрев не отважится даже самый последний безумец.
А вот в «Эти люди» Эбнера было куда больше неоднозначности. С одной стороны, он считал их людьми чести, верных старым традициям, но сколько лет прошло со времён, когда эти традиции блюли? Сколько поколений сменилось, прежде, чем о традициях начали вспоминать? И сколько ещё должно смениться, прежде чем их навек позабудут? В словах Эбнера читалась тревога о том, что это время уже наступило. Сегодня, на собрании, когда эти правители принялись торговаться за свой голос – никто и не вспомнил о бывших традициях. Сегодня их волнует лишь свой кусок земли и немного от куска соседа. Свой золотой рудник и рудник соседа. Свой лес и…
Сегодня вечером Эбнеру было больно напоминать этим людям то, что они должны были хранить и блюсти безо всяких оговорок. Память предков – то, что позабыли в бесконечной гонке за властью.
- Ладно, рассказывай. – Голос Велтена вторгся в раздумья Эбнера дерзко и бесцеремонно. – Я ещё ничего не знаю о тех здоровяках, что стоят под гобеленом.
- Одного из них ты уже знаешь, - Вернул первоначальный ритм Эбнер. – Король Роттеринга Берингар фон Видгар – он справа. Тот, что слева присосался к пиву – Токомир фон Гуддуин третий, король Болстроута. Халфкины кличут его «Шиалхада на Коиле», Хозяином Леса, потому как он похож…
- На медведя. – Перебил Велтен. – Я заметил. К слову они все как на подбор.
- Они друзья с раннего детства, почти братья – не по крови, но по оружию.
- Ты их знал?
- Их и их отцов, когда те ещё были мальцами. Токомир правитель суровый, но кровь за зря не проливает. Дела в его королевстве идут совсем плохо. Участившиеся разбои и агрессивное поведение животных загнали людей по домам, отказывающихся высовывать оттуда нос даже под угрозами о государственной измене. Торговые отношения с внешним миром затруднены, а с учётом последнего нападения близ Тихого Края, все средства пойдут на укрепление границ с югом. Количество стражей в крепостях вдоль реки Тервин возросло многократно. Участились патрули и отправлены разведчики за границы Мальсента и Треттенхова, прямо к Мантикоре.
- Может хоть это немного остудит пыл Эмердура. Остался последний. – Велтен кивнул в сторону гобелена. – Олберик.
- Олберик фон Солимариус. Его отца я тренировал и обучал, а после коронации помогал вести дела государства. Спустя некоторое время как родился Олберик мне пришлось покинуть Хилден и вернуться в Эртегорн.
- Ты об этом не хотел нам рассказывать? – Спросил Велтен, убедившись, что вся толпа собралась в дальнем конце залы, наслаждаясь пением и игрой музыкантов. – Может пришла пора? Не держи в себе, если оно так просится наружу.
Он говорил на языке древнем, дав Эбнеру понять, что ему нечего бояться.
- Может ты и прав, Велтен, - прекрасно понял Эбнер, - но давай оставим плохие истории на менее приятные вечера.
Велтен не стал настаивать. В который раз. Он пожал плечами и залпом осушил кубок, закусив неизвестным, экзотическим фруктом.
Из гудящей толпы вышел человек в строгом, но элегантном чёрном дублете. Он остановился позади охотников, вынудив своим настойчивым присутствием обратить на себя внимание. При нём не было никаких отличительных знаков, ни гербов, ни нашивок. Он стоял ровно, молча, взирая на сидящих сверху вниз. Охотники нехотя обернулись, не в силах продолжать приватный диалог.
Мужчина обвёл их взглядом равнодушным, но полным неприязни, на миг остановился на спящем теле у миски остывшего жаркого и без какой-либо эмоции вернулся обратно.
- Господа, - начал он с едва заметного склонения подбородка, - королева Лоррии Аннелин аус Элейт желает, чтобы вы присоединились к её величеству и составили почтенную компанию.
Хоть неизвестный и говорил, как дипломат, но язык тот был языком северян: простой и неспособный на ясность мысли, кроме ясности того, что вылетает из уст.
Велтен не шелохнувшись ни на йоту перевёл взгляд на Эбнера. Жрец, поступив точно также и встретившись взглядом с товарищем только улыбнулся половинкой губ настолько искренне, насколько мог себе позволить. И эта улыбка сказала Велтену больше, чем все слова незнакомца.
Эбнер обернулся вокруг своей оси и выглянул из-за спин танцующих парочек с лицом хитрого кота, рассчитывающего на миску парного молока. Аннелин улыбалась аки лисица, поднимая кубок в сторону стола охотников.
- В таких просьбах не принято отказывать, - Эбнер поднялся из-за стола, вырастая над послом огромным древом. – Мы с превеликим удовольствием принимаем приглашение.
- Эб…
- Вставай, Велтен. Удостоим её величество нашим скудным обществом. – Эбнер был спиной к другу и не мог видеть то, о чём хотел сказать Велтен; поэтому ему пришлось прибегнуть к словам.
- Нельзя оставлять Хагана одного.
- Ваш друг спит, господин, - каменные статуи выражают больше эмоций чем этот посол. Он недвижимо стоял, сложив руки за спиной, сверлящий взглядом сверху.
- Будем надеяться, что Пятеро присмотрят за ним. – Обычно Эбнер куда более рассудителен, но сейчас он выглядел как зверёк, загнанный в угол.
Велтену эта ситуация нравилась всё меньше, но выбора не было.
Посол провёл их мимо танцующих пар, длинных столов, за которыми кто-то играл в кости голый по пояс, а кто-то в трёх камзолах и двух шляпах с высокими перьями. Прошли мимо Элли и музыкантов. Заметив их, она начала отплясывать пуще прежнего, а звук жалеек и лир будто бы вырос многократно. Веселье только набирало обороты, как и люди начинающие водить хоровод вокруг пруда припевая и присвистывая. Аннелин рассмеялась, когда кто-то запнулся и повалил всех по цепочке на пол.
- Ваше величество, - склонился посол.
- Спасибо, Агро, - королева опустила бокал на поднос мимо проходящего пажа, - вынуждена оставить ваши светлости, - обратилась она к трём измученным мужчинам, в ком Велтен признал князей, чьи земли захватил Аутгер. – К сожалению, я не могу позволить себе потратить весь вечер на политические тернии.
Князья сухо сглотнули при виде гиганта, ставшего рядом. Аннелин казалась совсем крошечной, но безмерно властной и бесстрашной, как собачонка на привязи, когда показался Эбнер. По её насмешливой улыбке, её глазам и движениям подбородка, можно было догадаться, что больше в этом пруду ловить нечего.
Князья поклонились, явно расстроившись сложившейся ситуацией и остановились через пару столов, что-то обсуждая между собой.
- Ах, как жаль их, - Аннелин состроила мордочку сердобольной женщины, совершенно таковой не являясь. – И искренне жаль мне тех слов, что вам пришлось услышать на собрании, ваша… Ох, простите, - она театрально коснулась лица, демонстрируя как ей неловко, что на самом же деле было лишь игрой. – Я совершенно не знаю, как обращаются к священнослужителям вашего сана.
- Ваше величество, - Эбнер поклонился, насколько ему позволили старые раны, - мы премного благодарны за оказанную честь, присоединиться к вашему обществу и с радостью составим нашу скромную компанию. Что же касается сана… - по лицу было видно, что даже Эбнер, проживший в стенах королевского дома Солимариус не один десяток лет, сейчас чувствовал себя не в своей тарелке. – К сожалению, я утратил его, когда покинул храм Эадин и теперь являюсь обычным бродягой, недостойный такой чести.
- Вот как, - хмыкнула королева, состроив бровки домиком, изучая перстни на вытянутых перед собой пальчиках, - насколько мне известно вы самолично отреклись от сана Понтифика и действительно покинули храм, нарушив обет, данный при хиротонии. Однако, нынешний Понтифик Салливан не стал изгонять вас и предавать вашу веру в Пятерых сомнению, а лишь понизил ваш сан до Архидиакона, сохранив ваше имя среди имён чудотворцев и даровав вам право служить и совершать таинства. Так ответьте же, - её испытующий взгляд словно вгрызался в самые потаённые закоулки разума, - как величают Архидиаконов в благородном обществе?
Она определённо знала ответ на свой вопрос. Её слова были словами северянки, тот же язык, но совершенно иначе воспринимаемый телом и душой. Велтен почувствовал раздражение, покалыванием в подушечках пальцев, и скрытую угрозу в её речах. Она, как дикий зверь приняла позу охотницы – выжидающую и оценивающую. За чем она охотится? Или – за кем?
- Ничего выдающегося, ваше величество, - Эбнер смиренно склонил голову, сдерживая тяжёлый вздох в обществе высокородной, но не без того опасной дамы, - к Архидиакону следует обращаться – святой отец или просто отче.
- Очень хорошо, - Аннелин взяла со стола мидию и в один миг проглотила её, оставив лишь ногу на блестящей раковине. – Вы наверняка уже успели заметить, святой отец, что вечер оказался куда более предсказуемым, чем на то рассчитывали остальные. Я говорю о собрании. – Пояснила она на непонимающий взгляд жреца, вопрошающий из-под густых бровей. – Во времена правления Экехарда Сплотителя людям не было дела до того, кто поведёт их против завоевателей с юга. К счастью для остальных этот старик оказался хорошим тактиком и полководцем, но достаточно недальновидным правителем после войны. Вот вы бы, святой отец – выпади вам возможность стать во главе всего Севера, стали бы раздавать земли и титулы налево и направо, каждому по кусочку, кому поменьше, кому побольше, как какой-то пирог?
Эбнер не знал, что и ответить. Зачем она пригласила их присоединиться к своему обществу? Знала ли она сама это или ей попросту наскучило в который раз объяснять князьям Фессилон, Квиир и Каэнери, почему им придётся мириться с Аутгерскими захватчиками ещё до глубокой зимы. Чем-чем, а своей своенравностью и непредсказуемостью она и раздражала других правителей, заставляя их обдумывать свои слова и действия на несколько шагов вперёд, зачастую напрасно, а иногда и недостаточно далеко.
Убедившись, что ему уже можно вставить слово он сказал:
- Экехард был не властен над Севером, как и никто другой до него и после. Некогда Север уже принадлежал империи, когда наши предки только спустились с гор и являлись для остальных не более чем варварами. Однако волей богов, мир распорядился их судьбами совершенно иначе, чем о них говорили повсеместно. Дикари стали королями. С этими переменами пришли новые угрозы и новые потребности. Люди взрослели, годами, десятилетиями. Жители Севера воспряли духом и империя больше не могла держать их в узде.
- Я спрашивала вас не об этом, святой отец. – Решительно оборвала его монолог королева.
- Знаю, ваше величество, - склонил голову Эбнер, демонстрируя покорность, - но без этой ремарки я не могу ответить на ваш вопрос. Чтобы понять, почему Север разобщился, нужно обратиться к истории и вспомнить, для чего Экехард его объединял. Разрешите мне продолжить, ваше величество?
Аннелин не смотрела в его глаза и даже не смотрела в его сторону, потому как тогда бы она смотрела на него снизу-вверх. Вместо этого она из-под приподнятых бровей встретилась взглядом со своим отражением в содержимом фужера. Этот взгляд удовлетворил её и смягчил раздражение.
- Разрешаю, святой отец. Говорите.
Эбнер без промедления продолжил:
- Спустя некоторое время Север объединился. Впервые за всю свою историю. Тогда люди севера выдворили фьорхов за порог своего дома, когда фьорхи уже нагло начали снимать сапоги.
«Снимать сапоги» на Севере означает – чувствовать себя как дома, без приглашения или одобрения хозяев. Это выражение было знакомо королеве, и она удовлетворённая покачала головой.
- Но мир продлился недолго и люди вновь начали враждовать, но уже не против южан, а между собой. Так продлилось вплоть до многозимных межхребтовых войн. Спустя несколько лет случился катаклизм. Вулкан поглотил часть континента, отрезав Север за хребтом. Люди никак не могли оправиться от удара и быстро нашли виноватых. Маги и колдуны, шаманы и друиды, волхвы и все-все-все, кто хоть однажды обращался к магии. Тогда Север объединился во второй раз и прогнал всех уличённых в колдовстве на юг, как некогда прогнал фьорхов и всё вернулось на круги своя. Отныне земель было вдвое, а то и втрое меньше и началась война на истребление. Княжества погибали, королевства разрастались, и всё до тех пор, пока жертвы стали несоизмеримы с предстоящей выгодой. С тех времён и появились видимые границы нынешних королевств.
Эбнер говорил на одном дыхании и теперь нуждался в глотке свежего воздуха. Аннелин не заставила себя долго ждать, поймав жреца едким замечанием:
- Это драматическая пауза или вы закончили? Если так, то я не удовлетворена. Как Экехард связан со всей этой историей?
В её голосе было раздражение и нетерпение. Велтен заметил, что королева не особо то любит слушать и ещё меньше – молчать. Почему-то именно с Эбнером она перебарывает себя и позволяет ему столь длинные речи. Чем же таким он заслужил эти привилегии?
- Простите, ваше величество, мне просто нужна передышка. Я уже старый жрец…
- Именно! Вы старый жрец, но что куда более важно – вы жрец. Насколько мне известно, северяне прогнали магов и колдунов, но не тронули жрецов. В ваших исторических ремарках есть пояснения на этот счёт?
- Конечно, ваше величество, - вздохнул по-новому Эбнер, - всё просто. Жрецы – каста чудотворцев, которые никогда не вступали в войну. Ни в одну из прошедших, идущих или будущих. Жрецы помогли Северу набраться силы верой в Пятерых великих. Именно вера вела северян в светлое будущее, которое люди омрачили кровью. Шестьсот с лишним лет мы воевали друг против друга с одной верой на всех. И когда очередь дошла до Экехарда, и он объединил Север, и прогнал фьорхов аж за Мантикору… Ничего не изменилось. Мы несём на себе крест наших предков. С верой в Пятерых, Север вновь был раздроблен и в этом нет вины Экехарда Сплотителя, но сегодня у нас появился шанс всё исправить. В моём возрасте уже вредно гадать «что было бы если» и сегодня я искренне хотел бы быть уверен в том, что светлое будущее наступит уже завтра.
Велтен почувствовал завершённость в словах Эбнера. Теперь язык северян заиграл другими красками в его речах. Эбнер как будто бы искупил старые грехи, выплеснув из себя поток сознания, заставив саму королеву Лоррии затаить дыхание на долгие пару ударов сердца.
Аннелин в очередной раз хмыкнула, пожимая острыми плечиками.
- Тогда может расскажете, - она взяла два фужера с подноса проходящего пажа и подала один Эбнеру, - почему вы оставили Олберика, а перед этим и службу в храме? Для этого вам не нужно гадать коли и кабы? Не понаслышке знаю, что в вашем возрасте люди любят рассказывать захватывающие истории, что вы только что и доказали всем нам.
Стало ясно чего добивается Аннелин. Мелкими шажками она подбирается к Олберику, собирая в этой зале каждый его провал и проступок, как грибы на опушке после дождя. Необходимо было действовать. Эбнер неспроста не делился этими воспоминаниями даже с друзьями и сейчас было видно, что он не может подобрать слов, чтобы избежать разговора.
Велтен выставил ногу, совсем не подавая вида. Разносящий закуски с морепродуктами паж не заметил из-за подноса подставы и полетел вперёд носом, только застучав зубами об каменный пол. Моллюски и мидии покатились в разные стороны, под ноги гулящей толпы. Люди посыпались, волоча за собой друг дружку, из рук попадали фужеры, разбиваясь в дребезги, разливая вино, вызвав такой шум и переполох, что музыканты были вынуждены остановить игру.
В зале воцарилась тишина, все взгляды были устремлены к воздыхающей королеве Лоррии, прикрывающей ладонью рот, жрецу из Эртегорна раскрывшего от удивления рот на половину и одному неизвестному с фужером в руках, который он успел схватить с подноса. Рот его был закрыт.
- Прошу прощения, - только и смог вымолвить Велтен, сам удивившись насколько удачно ему удалось привлечь к себе внимание не только королевы Лоррии, но и вообще всех. – Я не нарочно.
Пажу помогли подняться. Велтен готов был дать руку на отсечение, что паж сыпал в его сторону проклятия и грязные сквернословия окровавленным и беззубым ртом, но никто из-за шепелявого говора не мог ничего разобрать. Оно и к лучшему, рассудил охотник, в особенности для самого прислужника.
Музыка возобновилась, люди отряхнули подолы выгуливаемых платьев, поправили украшения и вернулись к старому: выпивке, пляскам и сплетням.
Велтен залпом осушил фужер, всячески избегая глаз королевы.
- Ваш друг тоже из священнослужителей, святой отец? – Аннелин обмахивала покрасневшее от выпивки личико веером.
- Что? – Не совсем осознав случившееся Эбнер осмотрелся по сторонам. – Велтен? Нет. Велтен, он…
- Путешественник. – Подхватил Велтен, испугавшись, услышав собственное имя. – Странствующий… скиталец…
- Откуда же вы, странствующий скиталец? – По её манере речи можно было подумать, что она заигрывает, но это было абсолютно не так; скорее это была издёвка, лицемерие, замаскированные под соусом добродетели.
Велтен знавал таких по временам, когда Эмердур ещё только-только начинал плести свою паутину вокруг Фьорхиндура. Аннелин что-то нужно от Эбнера. Неспроста она так интересуется делами храма Эадин в… в Эртегорне... Всё ясно.
- Из Хилдена, - сухо ответил Велтен.
- Да, так вас представил церемониймейстер, но я спрашиваю о другом. Откуда вы на самом деле?
- На вежливость это не похоже, значит любопытство? – Велтен никогда не лез за словом в карман.
У Эбнера от такой наглости перехватило дыхание. Особенно на языке северян это прозвучало почти, как угроза.
- Да, шпион из вас никудышный, значит это определённо любопытство. Не сочтите мои слова за грубость, - Велтен думал жрец прожжёт в его голове дырку своим испепеляющим взглядом, а слова, что ни говори были самой настоящей грубостью. – Просто день выдался не из приятных.
- Вынуждена с вами согласиться, Велтен из Хилдена, странствующий скиталец. – Холодно, но одобрительно ответила королева. – Пусть будет так. Ладно, шпион из меня и впрямь негодный, но вот правитель. Все уже давно признали мою власть выигрышной для положения Лоррии. Я добилась немало успехов и без помощи шпионов, но всё чего мне не хватает сейчас, так это сотрудничества.
- Значит вы не смогли договориться. – Эбнер понял о каком сотрудничестве идёт речь.
- Готтилф аб Хейдр, - процедила с явным отвращением королева, - жук каких ещё поискать. Безмозглый болван не понимает, если Аутгер укрепится на побережье, силами лишь Лоррии его не остановить. Но этого он-то и добивается, - Аннелин сжала в кулаках веер, представляя, как этими же пальчиками сжимаем глотку короля Эртегорна.
Готтилф по чистой случайности подавился оливкой, заплевав фужеры цвергов из Цвергдорфа. Аннелин довольно ухмыльнулась.
- Но вы нашли рычаги давления в лице жрецов храма Эадин. – Всё также нахально и безучастно произнёс Велтен.
- Не хотелось бы расстраивать ваше величество, - опередил её гнев Эбнер, - но я не планирую возвращаться в храм Эадин. Слишком поздно.
- Интересно было бы узнать, что на этот счёт думают земли и титулы? – Аннелин сделала медленный глоток вина, закатывая от удовольствия глазки, что было очередной театральщиной. – Лоррийское вино всегда славилось своим изысканным и неповторимым вкусом. Особенно сорта Согнидоро, произрастающие близ Синуа на плантациях с идеальной вулканической почвой. А микроклимат тех мест…
- Шпион из вас никудышный, - повторил Велтен, вновь демонстрируя свою чрезвычайно безрассудную наглость. – Но уверен, что остальные ваши шпионы справляются со своей ролью куда лучше. И так же уверен, - он уже заприметил парочку человек со схожими манерами и в схожих нарядах, окучивающих местную знать, - что кто-нибудь из присутствующих здесь графов и герцогов примут и ваши земли, и ваши титулы с большей охотой. Сегодня вы найдёте достаточно союзников и из Эртегорна в том числе.
- Одним суждено пировать, - Аннелин закипала на глазах, её веер как гроза перед громом был символом нарастающей бури. Она подняла фужер в манере тоста, - другим проживать в нищете, вымаливая объедки.
Слова были брошены, словно плевок, полный желчи и кислоты. Из хитрой лисицы королева превратилась в ядовитую змею, позволившая себе позабыть трясти чехликами перед атакой. Эбнеру не понравились её слова. Его здоровая половина лица обрела пугающие очертания. На юге этого взгляда было бы достаточно, чтобы отрубить ему голову на месте. Здесь же, на севере, люди чистых кровей расценивали такой взгляд, как безоговорочную победу.
Он вынырнул из толпы весь при параде, седой, как и полагается старому правителю, в высоких ботинках из кожи быка, а не из кожи козла, как не полагается знати. Это и было его отличительной чертой. Король молодился и всячески старался высказать своё «фи» устоявшимся правилам и дворцовой моде.
- Ваше величество, - Готтилф исполнил дерзкий и претенциозный поклон на грани оскорбления с искренней и лучащейся улыбкой, - позвольте украсть этих замечательных господ у вашего общества. Негоже скалдырничать сокровищами в Хиедрев.
Это было личное. Под сокровищами точно следовало понимать рудники Тесги. Лицо Эбнера приобрело прежний оттенок, избавившись от порядка морщин.
- Негоже, Готтилф аб Хейдр. – Грудь королевы Лоррии взяла размеренный ритм, её голос был сух и не такой претенциозный, как поклон короля Эртегорна. – Позволяю. Крадите. Удивлена, что вы просите.
Ни одного взгляда. Ни одного нервного движения на её лице. Ничего, кроме презрения и чувства собственного величества.
- Наверное вино в голову ударило, - Готтилф не считал её равной и совсем не считался с её положением и поэтому вёл себя с ней, как с капризным ребёнком на шутовской манер, - может быть оно забродило?
Между тем единственное вино, подаваемое сегодня было Лоррийским.
- Уходите, Готтилф, - взмахнула веером королева, - мы сегодня обсудили достаточно.
- Благодарю, о милостивая королева, - Готтилф повторил поклон и снова, и снова, спиной удаляясь от надменного и полного неприязни взгляда Аннелин.
- Прежде чем мы закончим, - позволил себе немного дерзости Эбнер, оставшись недвижим, - как, ваше величество, позволит понимать её слова?
Аннелин повернулась к нему спиной, изучая содержимое стола в поисках чего-то необычного.
- Вы должны помнить, святой отец, из-за кого вы лишились сана Понтифика и благодаря кому выжили тогда – в Неттесгейме.
Слова были тихими. В общем шуме их было трудно различить, даже если бы пришлось слиться с королевой в самых тесных объятиях. Потоки воздуха, подхватившие локоны её волос от взмаха веера донесли до Эбнера суть оброненных слов.
- Прощайте, ваше величество. – Ответил он сухо, словно огонь погас в его груди.
- До свидания, святой отец. – Ответила Аннелин, когда Эбнер уже присоединился к своему другу и королю Эртегорна.
К королеве в этот же миг подошёл слуга, которого она не так давно назвала Агро. Он что-то прошептал ей на ухо, приближаясь так близко, что со стороны можно было подумать, что они недавно познавшие друг друга любовники. Любовники, так усердно скрывающие свои чувства, но в то же время, глубоко внутри желающие рассказать всем вокруг, выплеснуть наружу, продемонстрировать свою страсть, но всё ещё так страшась осуждения. Как бы то ни казалось со стороны они всего лишь были королевой и слугой, чей разговор каким-то образом повлиял на настроение Готтилфа аб Хейдра. Его улыбка в миг исчезла с лица, когда в тот же момент на хмурой физиономии королевы Лоррии выросла довольная и насмешливая ухмылка. Она обмахнула личико веером и одарила пажа, принёсшего ей вина, взглядом игривой кокетки, от которого тот чуть не свалился прямо у её ног, запнувшись об собственные – подкосившиеся. Удивительно, но его опыт дворцового служащего даже не позволил ему разлить вино.
Готтилф проводил охотников в противоположную часть залы от рассекающего её пруда. Усадил за общий стол с цвергами из Цвергдорфа, правителем Хаага Сеппэлем цу Унардом тринадцатым и другими малоизвестными князьями из Заречья и Оленьего Дола.
- Ну ты её конечно уделал, - Готтилф по-дружески приобнял Велтена, рухнув на стул рядом. – Вы бы видели, - обратился он к остальным сидящим, - видели бы её лицо! Так эту стерву! Но всё же, - он немного умерил пыл, сделавшись задумчивым, - если бы не ваши связи с Олбериком не уйти вам после пира живыми. Тебя как звать? Эбнер, как звать твоего друга?
- Велтен, - ответил сам Велтен, - из Хилдена.
- Так вот, послушай меня Велтен из Хилдена, - Готтилф был пьян, как и все здесь, но лишь поэтому Велтен ему и приглянулся; так он предпочёл думать, - Никогда больше так не говори с теми, у кого в руках власть. Особенно с такими, как Аннелин. Яд, клинки, темницы – удел простаков, таких как мы, - он обвёл рукой сидящих за столом, но ни у кого на лицах даже не было намёка на возражение. – У нас, королей, власти достаточно, тысячи способов, к которым мы обращаемся ради мести за оскорблённую гордость, но Аннелин… У этой ведьмы всегда находится тысяча и один способ сделать твою жизнь кошмаром. Никто из нас не привык выслушивать такие слова как «нет» или «не буду». Аннелин же не привыкла даже просить.
Тут Велтен вспомнил всё, что когда-то наговорил людям повыше и пониже статусом. Он предпочитал думать, что бежать с юга им пришлось из-за восстания Эмердура и его карательных миссий, но почему-то сейчас ему всё больше казалось, что бежать им пришлось из-за него самого. Велтен думал, что бесконечная погоня за Госпожой это всего лишь часть его грязной и бесчестной работы, но сейчас он видел эту бессмысленную охоту со стороны, когда его пылкий нрав позволил вступить в конфликт с заказчиком, а по совместительству и с лидером своей гильдии. И именно теперь Велтен видел свою бесславную смерть от рук Клинков за стенами этого замка не потому, что это он такой жалкий и низменный, убивающий людей за гроши, а лишь из-за того, что снова дал волю своему омерзительному характеру и в очередной раз нагрубил не тому человеку.
- Но-о-о, - протянул Готтилф так, будто был вынужден признать поражение за партией в шахматы со старым другом. – Вы же видели эту её сраную ухмылку? Ха! Конечно видели, ведь этого она и хотела – запудрить нам мозги своими женскими штучками. Они все это умеют очень хорошо, - сказал он вкрадчиво, - и всегда этим пользуются. В большей или меньшей мере, в зависимости от сулящей выгоды. Этот гад Агро Альбаруно – шеф её тайных служб, что-то нашёл. – Слова вырвались сквозь оскал, вызывающий и предостерегающий. – Разнюхал, как ищейка... Кстати, Велтен, а как ты догадался, что её шпионы окучивают здешнюю знать и как ты вообще их вычислил?
Велтен снова посмотрел на людей. Его взгляд недолго побродил меж кавалеров и прекрасных дам, между парочек и одиночек, между выпивкой и закуской прежде, чем вновь отыскал невзрачных и до боли одинаковых слуг Аннелин. Затем он устремил свой взор в поисках чего-то необычного. Это нечто должно было выделяться своей причудливостью и изысканностью, в какой-то мере кричащей затейливостью и витиеватостью, неестественной замысловатостью и эвфуистической манерностью. Именно так он запомнил этих напыщенных индюков, распушивших свои платья как павлин свой хвост, прямиком из утопающей в вине и богатстве красок Лоррии. Что касалось слуг Аннелин, то же было применимо и к гражданам её королевства – они все выделялись, но в то же время были абсолютно одинаковыми.
Он посмотрел на Готтилфа, на остальных, даже на Эбнера и стало ясно, что одинаковыми они кажутся лишь ему одному.
- Потому что лоррийскую знать здесь никто не окучивает. – Заключил Велтен.
Готтилф рассмеялся так громогласно, что Сеппэль от испуга подавился куском тетерева, заставив цвергов прикрываться тарелками, а королева Лоррии не так заметно, но угрожающе покосилась в их сторону.
- Что-ж, - смех короля сходил на нет, и он тяжело вздохнул от ударившего в лицо жара, - купить у неё вас не вышло, значит пришло время приказывать. Помяните моё слово! Настанет день, когда Аннелин аус Элейт будет приказывать вам, а у вас на первый взгляд не будет выбора, кроме как подчиниться.
- Это всегда так кажется, - встрял в разговор Сеппэль цу Унард, правитель Хаага, - когда вас ставят к стенке, вываливают всю подноготную, забирают что-то чертовски ценное. – Он пододвинул следующего в очереди тетерева и оторвал ему крылья; между тем его голос прорывался откуда-то из-под третьего подбородка звонким рыком. – Но пораскинув мозгами и взвесив все за и против вдруг находится выход. Может быть не самый удачный, - он запустил пальцы в соусницу, вылавливая сразу несколько оливок, - может быть даже настолько ужасный, что вы и представить себе не могли, - он сдавил оливки в кулаке и из них с соком выскочили косточки, - но всё же – выход.
В этот же миг оливки залетели в рот.
- И на каком этапе находитесь вы? – Велтен вполоборота взглянул на Готтилфа, до сих пор обнимающего его через плечо и дышащего на него сразу всем, что можно было найти на столе.
Готтилф рассмеялся уже не так громко и искренне, скорее, как бы для приличия, немного с выступающим на лице разочарованием.
- Не мудрено, что Эбнер всё тебе рассказал, - он убрал руку с плеча Велтена и потянулся за кувшином, запачкав рукав в остатках масла из-под грибов. - Мы уже давно прошли все эти этапы и каждый сделал свой выбор. И именно потому, что выход есть всегда – мы до сих пор не поубивали друг друга.
Выпив и закусив Готтилф снова закинул руку на здоровое плечо охотнику. Промасленный рукав оказался аккурат возле ворота, неприятно отдавая уксусом в нос.
- Велтен, не расскажешь кого сейчас окучивают слуги Аннелин?
- Мне всегда казалось, что это забота королей. Выискивать шпионов, предотвращать заговоры, развязывать войны.
Готтилф рассмеялся, похлопывая его по плечу.
- Видишь ли, Велтен, всё что ты перечислил безусловно является заботой короля, но короля трезвого и которому есть дело до мира в своём королевстве. Сегодня же я пью, Велтен. Сегодня мне нет дела до политических междоусобиц, нет дела до пактов и заключения мировой, нет дела даже до развязывания войн. А потому перед моими глазами пляшут сотни перемазанных жиром и разящих за версту вином разномастных пятен, гомонящих так, словно на них вылили ушат помоев, а им при этом ещё и понравилось.
Тем временем Сеппэль уже разделался с тетеревом и теперь доедал половину куропатки громко отрыгнув, откидываясь на спинку стула тяжело дыша. Ножки предательски затрещали, но не более того. Сеппэль поднял руки перед собой и дважды хлопнул в ладоши. Цверги как один стукнули огромными деревянными кружками, перевернув их дном к низу. К цвергам присоединилась и девушка, до этого момента абсолютно не обращавшая на себя внимания. Велтен удивился, что не заметил её сразу и вопросительно посмотрел на жреца. Эбнер, как оказалось, тоже пребывал в удивлении.
- Будуика! – Вздрогнул Готтилф. – Задери тебя кабан! Вот всегда ты так. Как тебя только Юзмонап терпит?
- Никак. – Пожала плечами девушка.
Она сидела прямо напротив охотников в строгой и элегантной кожаной куртке отороченной мехом чернобурки. Её плечи защищали чешуйчатые наплечники цвета дубового листа в разгар цветения, а чёрные как смоль волосы удерживала в хвосте зелёная узкая повязка.
- Мой братец меня терпеть не может после того, как я отказалась вступать в брак с сановником из Дун-Ауэна.
Её маленькие, близко посаженные глазки блестели, как у лисицы. Тоненькие бровки подчёркивали остроту морщинок, когда вздрагивали вверх. Не хватало только заострённых ушей, чтобы назвать её халфкином, но ушки у Будуики были обыкновенными.
- Этот болван, которому меня хотели отдать в жёны, привёз с собой целую груду блестящих погремушек, которыми принято удивлять за пределами Миннид’а’Лин. Видели бы вы как он взбесился, когда я ушла прямо со сватанья в долину вниз по реке Хирак. Братец даже посылал людей отыскать меня, но куда уж им.
Готтилф и Сеппэль по-доброму рассмеялись, как смеются, когда вспоминают как шкодят в детстве.
- Ты всегда была той ещё занозой в заднице! – Готтилф выдвинул кружку перед собой, и паж из кувшина наполнил её пивом.
Прислужник обошёл стол и теперь перед каждым пузырилась через края белая пена.
- Расскажи, Будуика, - Готтилф наклонился на локтях, совершенно позабыв про Велтена. Велтен же был рад такому исходу. – Чего нам ждать сегодня ночью?
Король молодился и не за зря. Для своих лет он выглядел статно, речи его были мудры, а поступки мужественны, и всякая бы сочла его тон за комплимент. Выщипанные бровки Будуики стрельнули вверх.
- Огни зажгутся? – Заговорщицки пояснил король Эртегорна.
Девушка немного разочаровалась в правителе из-за неоправданных ожиданий. Она обвела сидящих за столом взглядом цвета резеды: Готтилф смотрел на неё не отрывая глаз, Эбнер тоже был заинтригован, что нельзя было сказать о его товарище. Велтен смотрел куда-то в сторону, за спину молодой девушки, пробираясь взглядом, сквозь отороченный меховой воротник, наблюдая, как Элли со своими подружками облепили Хагана со всех сторон, мило беседуя и смеясь. Цверги, четверо как один сидели друг напротив друга, изучая взглядами и нервно перемигиваясь между собой. К слову это было больше похоже на тайный шифр, с помощью которого они могли обсуждать что угодно, и никто вокруг этого бы не понял. Однако понять это можно было бы только спросив напрямую, чего делать никто не желал. Сеппэль доедал последнего тетерева, выискивая блуждающим взглядом, чем бы протолкнуть мясо и что лучше всего будет сочетаться с пивом.
- Да, ваше величество, - манерно ответила Будуика, так, что нельзя было понять кокетничает она или насмехается, - огни зажгутся.
- Славно, - выдохнул и благодарно улыбнулся Готтилф, совершенно не уловив её тон, - славно. Мы все переживает за твоего брата. Юзмонап ещё не оставил в покое старейшин?
Будуика коротко и отрицательно покачала головой.
- Жаль, а я так надеялся. Нам повезло сотрудничать после долгих лет вражды. Не пойми неправильно, я не хочу обидеть тебя и твой дом упоминанием старых распрей, но…
- После подобных «но» обычно и начинают говорить обидные вещи, - перебила короля Будуика. – Но вы продолжайте. Мне правда интересно посмотреть, как вы сохраните лицо при упоминании моего отца. – Догадалась она о чём пойдёт речь.
Готтилф замолчал. Несколько мгновений он катал во рту слова, пробуя их на вкус, пытаясь понять, чем же на самом деле они отдают: солодом или непреднамеренной грубостью. Он всматривался в её маленькие глазки помутневшим и жарким взглядом, сводил брови в непосильных думах и в итоге сдался.
- Я скажу лишь то, о чём остальные думают, но боятся произнести вслух. – Наконец заключил Готтилф. – Когда власть перешла в руки старейшин они сделали верный выбор сотрудничать с людьми за пределами Миннид’а’Лин. А что касается твоего брата, то его нужно бы урезонить. И я нутром чую, что ты здесь именно за этим.
Будуика молчала, смотря на покрасневшего короля сквозь прищуренные веки.
- Взгляни на этих людей, Будуика, - Готтилф обвёл подбородком толпу позади, но Будуика и не думала оборачиваться, - в этой зале нет ни одного, кто бы по собственной воле и не из сулящей выгоды решил напиться и отметить Хиедрев. Праздник осени всего лишь предлог, чтобы собраться в одном месте всем влиятельным ячейкам общества и выжать максимум пользы из имеющихся отношений. Те, кто снаружи просты как иссохший лист, но даже среди них есть единицы, способные ворваться в эту залу сквозь кровь и пот и найти своё место под солнцем, пока их не сожрут с потрохами эти алчные гиены. И ты здесь не потому, что тебе захотелось вкусить лоррийского вина или отведать эртегорнского пива. Не потому, что ты желаешь насолить своему братцу, сбежав из-под венца и наплевав на все законы и обычаи своего дома. – Готтилф не распылялся по чём зря, говорил спокойно и медленно от чего Будуика начинала закипать, но молчала. – Ты здесь потому, что вынуждена была явиться. Юзмонап ошибся, когда ступил на тропу войны со старейшинами и ты это понимаешь. По глазам вижу, что понимаешь. Ты здесь, чтобы обрести союзников, но он по-прежнему твой брат и ты не знаешь, как погасить пожар в его сердце, который так же полыхал и в сердце твоего отца. Азыкай был убежденцем и потому погубил себя. Его старший сын унаследовал тот же характер и теперь ты пытаешься спасти и его.
- Хватит. – Громко и твёрдо отрезала Будуика. – У тебя, Готтилф, не получилось сохранить лица, сколько бы долго я не давала тебе говорить. Однако я сочту, что сегодня ты пьяный король, как ты сам же недавно и сказал это. И посему я посчитаю твои слова не более чем неуместной, грубой насмешкой и наплевав на все законы и обычаи своего дома – прощу тебя. Всё, что касается моего дома, остаётся в пределах Миннид’а’Лин и подвергается суждению только от лица старейшин. Не забывай, бренин лонер, что и в моих жилах течёт кровь рода Дуг’кранд, а старые законы велят мстить за оскорбленную гордость, так же, как и ваши, и искупать осквернённую честь кровью.
Действительно, король только сейчас вспомнил что из себя представлял Азыкай, глава рода Дуг’кранд. Вспомнил лишь потому, что на лице Будуики были вытатуированы те же символы, что и на лицах её братьев и сестёр. Два одинаковых символа под каждым глазом. Он не знал, что они означают – исходящие из центра круга восемь стрел, начиная с самой короткой указывающей на глаз и заканчивая самой длинной, указывающей на рот.
Готтилф свёл брови, вгрызаясь в её посуровевшее личико. Будуика безмолвно отвечала королю тем же взглядом. Теперь это походило на старую игру «кто первым ударит в жбан», так северные мальчишки развлекались, учась ловкости, силе удара и стойкости. Они сидели друг напротив друга и выжидали, кто первым ударит в жбан. Очерёдности не бывает – ты либо бьёшь, либо ждёшь удара и пытаешься защититься. Если защититься не удаётся или же тот, в кого был направлен кулак защищается, выполняешь наказание. Наказание же может быть любым. Потому сопутствующими обретались навыки читать противника по глазам, по скоплению морщинок, движению век и капелькам пота.
Готтилф не выдержал и рассмеялся, представив, как Будуика сейчас зарядит ему в жбан. К счастью короля в пределах Миннид’а’Лин дети не играли в подобные игры. Ловкости, силе и стойкости они учились иначе, через изнурительные тренировки и спарринги, а чтению своего врага – медитацией и молитвами.
Будуика не ответила смехом на смех короля Эртегорна. Она ещё не забыла, зачем постилась будучи ребёнком и зачем постится и по сей день. Не забыла зачем учила молитвы и читает их до сих пор каждый оборот солнца, по молитве за каждый совершённый и не совершённый грех. Так же не забыла зачем её клан медитирует, всякий раз возвращаясь из-за пределов Миннид’а’Лин и не забыла почему её род Дуг’кранд вместе с её отцом Азыкаем сражались все эти годы и за какое будущие они расплачивались своими душами перед предками.
Вместе с этим она помнила, кто убил Азыкая и каков был завет отца перед смертью.
- Я не знал тебя, Будуика, и твоего брата Юзмонапа, - осторожно проговорил Эбнер, заставив девушку перевести свой суровый взгляд на израненное морщинами и временем старое и перекошенное лицо жреца, - но мне посчастливилось повстречать твоего брата Колпу. Он был человеком твёрдым и решительным, но справедливым.
- Они с Юзмонапом стоят друг друга, - ответила Будуика, не дождавшись вопроса, - Колпа всячески поддерживает старейшин и пытается образумить брата. Юзмонапа же это злит ещё сильнее, говорит, что все его предали. Отец, скончавшись – сдался на волю предкам. Сестра, сбежавшая со сватанья, тем самым обрекла возможный союз на вражду. И брат, принявший сторону брадуир, осквернил кровь и память рода Дуг’кранд.
- Брадуир? – Вопросительно посмотрел Велтен. – Кто это?
- Так мы называем предателей.
Раздался привычный марш из духовых инструментов. Люди начали смещаться к концу залы, в котором на возвышении уже стояли короли Хилдена, Роттеринга и Болстроута.
Будуика поднялась из-за стола, не дождавшись возражений и скрылась среди толпы.
Гости затаили дыхание в ожидании решения совета. Церемониймейстер поднялся на подиум приковав всё внимание к незажжённому факелу в руках.
- Сегодня, - громогласно начал он, с чувством, с расстановкой, как полагается герольду, - в самый разгар Доменхейна огни Хин’аэф Миннид зажгутся! И мы почтим эту традицию, окропив пламенем сигнальные огни Ан-Шихдам!
Люди привычно начали ликовать, поздравлять друг друга, произносить тосты и выпивать, готовясь к ритуалу, как вдруг вновь раздался трубный марш.
- Ну вот и всё, - вздохнул Готтилф аб Хейдр.
Все застыли, уставившись на недвижимого церемониймейстера.
- Также, помимо чествования осеннего Цэхидноса я с гордостью объявляю нового и отныне единственного – короля Севера!
Музыканты Эллисив заиграли ритмичную музыку, с каждой секундой ускоряющуюся и нарастающую.
- Король Севера! – Музыка оборвалась, достигнув своего пика и голос герольда пронёсся под сводами залы громким и длинным эхом. – Сеньор-протектор земель содружества! Защитник государства!
Флаги и гербы независимости опустились и поднялись новые.
- Олберик фон Солимариус! Сын Ульдрика Честного. Внук Экехарда Сплотителя! Выпьем – за короля!
Флаги и гербы сверкнули золотом трёх солнц с фениксом во главе щита.
- За короля! – Раздалось единогласное ликование.
Эбнер и Велтен остались наблюдать со стороны.
Всё шло своим чередом. В зале было шумно – громче, чем в начале, когда они только присоединились к празднованию. Но шум этот был уже не тем ликованием и пьяными шутками со стуком каблуков. Эллисив с музыкантами продолжали играть, пока все по очереди подходили поздравить короля Олберика с новым титулом. Теперь шумели не празднующие Хиедрев и не танцующие под звуки дудок и свирелей, теперь шумели те, кто так и не встал со стульев с самого начала празднования.
- Вот истинное лицо Севера, - пояснил Готтилф аб Хейдр. – Грызущие друг-дружку шавки, мелкие сошки, выбравшиеся в дамки, но так и не понявшие правила этой игры. Они не признавали объединение севера, так же, как и не признавали их отцы и деды. Однако, их голос ничего не значит, поэтому им остаётся лишь лаять с места, удерживая свой зад на привязи, пока кто-нибудь не позволит им сорваться, куснуть окаменевшую кость, поломав все зубы и зарыться обратно в свою нору, жалобно скуля о пощаде.
Чёрный, пугающий абрис заставил этих шавок заткнуться, нависнув над залой тенью, чей танец впился длинными, изогнутыми когтями в глотки присутствующих.
Церемониймейстер на пару ударов сердца позволил себе изумиться, позабыв представить вошедшую через проход для знати.
- Королева Севера! – Спохватился герольд; его осевший голос давал о себе знать. – Кирса фон Солимариус!
Она вошла в залу под оглушающий стук собственных шагов в гнетущей тишине всего остального некогда царившего здесь. Музыка не играла, трубы не надрывались в бравом марше, а люди в нерешительности замерли, уставившись на королеву.
- Кирса! – Первый метнулся в её сторону король Олберик.
Эбнер вскочил с места. То, что о ней говорил Олберик и то, что он видел сегодня в опочивальне никак не вязалось с тем, что он видит сейчас! Кирса хоть и была помята, еле держалась на ногах, обхватив руками огромный живот, но стояла. Стояла сама, без чьей-либо помощи и дальше больше! Она смогла войти в залу после всего, что ей пришлось перенести! Или же Эбнер так думал. Его взгляд на мгновение привлекла закрывающаяся дверь позади королевы. За ней же он заметил знакомый силуэт.
- Белорианец... – Краем уха уловил Велтен.
Он бросил взгляд туда-же, куда уставился жрец, но не успел ничего разглядеть. Люди начали шевелиться, за столами завертелись головы. Все были взволнованы и… напуганы?
Олберик схватил Кирсу под руки и королева опала на его плечах. Он успокаивал её, прижимая к себе, что-то шептал на ухо, а она лишь издавала какие-то неразборчивые звуки. Казалось, королева не то плачет, не то стонет от боли, но она смеялась. Тихо и совсем не подавая вида остальным. Смеялась лишь для него. Для своего Олберика.
По зале пробежал холодок. Все без исключения ощутили его присутствие. Велтену не нравилась воцарившаяся атмосфера, так же, как и привкус горечи на языке. Даже Готтилф стал менее болтлив и более мрачен. Цверги выглядели обеспокоенными и что-то принялись несвязно бормотать друг другу на оздгортском диалекте. Сеппэль откинулся на спинку стула, уставившись в потолок с раскрытым ртом. Велтен проследовал взглядом за ним и не увидел ничего кроме тьмы. Даже высокие своды, чьи очертания прежде поигрывали острыми линиями от множества свечей были погребены под нависшей толщей черноты. Казалось, мрак стелется толстым покрывалом, обволакивая залу, способный поглотить все и вся ни оставив после себя ничего.
«Это ты хотел показать мне? – Подумал Эбнер, почувствовав то, что он уже ощущал в её опочивальне»
Что-то пыталось пробраться в его голову, взломать неведомые замки его сознания, поселиться внутри, опутывая непонятной дрожью в кончиках пальцев. От напряжения он сжал кулаки до хруста. Велтена пробрала дрожь, заставляющая тело извернуться в спазмах, чтобы одним нелепым рывком выплеснуть всё скопившееся напряжение наружу. Его нога непроизвольно дёрнулась, повалив стул, на котором некогда сидела Будуика. Грохот разлетелся по зале, как раскат грома, возвращая атмосфере сам, что ни на есть звук.
Олберик с криком полным ужаса оттолкнул Кирсу, но вместо того сам отпрял от неё, как от чумного. Она стояла, не поднимая головы. Её волосы ниспадали мокрыми и грязными прядями по влажной от пота шее и плечам. Теперь, покачиваясь, она выглядела куда хуже и измождённо, чем, когда вошла в залу.
Токомир и Берингар остановились в своём броске к королю и непроизвольно сделали шаг назад, оробев от крика Олберика. Страх расползался от королевы к королю, от графа к герцогу, от барона к слуге.
- Помогите ей. – Олберик кивнул гвардейцам у входа и только сейчас встретился с королевой взглядом.
Это уже не она – подумал король. Не её взгляд, не та Вишенка смотрит на меня с этой чёртовой ухмылкой! Неужели никто не замечает? Я схожу с ума, я схожу с ума. Это всё ещё моя жена! Моя королева! Нет… Не могу… Не могу!
- Да помогите же ей в конце концов! – Берингар взревел, как жеребец, способный затоптать каждого из присутствующих в землю и смешать с пылью.
Не зря этого гада прозвали «Майхши ахад», подумал Олберик, когда голос друга вернул ему трезвость рассудка. Хозяин полей – так халфкины прозвали короля Роттеринга, давшего клятву чтить традиции культа коня и уважать их обычаи. Его голос напомнил Олберику рёв коней, готовых вот-вот ринуться в бой. Напомнил, какие эмоции этот рёв пробуждает в человеке, почувствовал, как неведомая искорка поджигает пламя в его груди, придавая сил справиться с неизвестным страхом, охватившим всех до единого.
Двое гвардейцев немедленно подчинились приказу Берингара, но прежде чем они увели королеву она вымолила у них последнее слово:
- Я должна… - увядающим голосом прошептала Кирса, - мой король.
Олберик не ответил. Он оставался недвижим, наблюдая, как подол её платья скрывается за тяжёлой дверью. Сгорбленный и старый, изнеможённый и подавленный – таким он предстал перед остальными после не столь продолжительной встречи со своей женой.
Только сейчас Токомир и Берингар стали о чём-то подозревать и всерьёз принялись вспоминать о чём всё время твердил им Олберик на своих злосчастных собраниях. Страх, древний страх овладел разумом их друга. Какого же ему было всё это время, оставаясь с ним один на один? Именно поэтому он так часто звал их. Он ждал хоть какой-нибудь помощи, но все вокруг были слепы. Все, кроме него. И, наконец, сегодня страх изъявил свою волю испытать всех неверующих, дав Олберику ещё не одну сотню поводов опустить руки и перестать бороться. Теперь, заглядывая каждому без исключения в глаза – Олберик видел страх. И это изнашивало его сильнее прочего.
- Что-же здесь происходит, Велтен? – Вполголоса взмолился Эбнер.
Слова были обронены на языке северян, но интонация дала Велтену все поводы начать беспокоиться за своего друга. В голосе ясно читалось отчаяние и всепоглощающее сомнение в себе, в близких, в мире и во всём том, на чём этот чёртов мир основывается.
Коронация со всеми вытекающими формальностями завершилась во всеобщем дурном настроении и праздник осени переместился в город, к высоким стенам с башнями сигнальных огней. Все жители и гости города поднялись на стены, дабы проводить последний закат летнего Хэулдноса и поприветствовать осенний Цэхиднос. Долго они любовались закатом, пили вино, мечтательно высматривая горизонт, ожидая, когда огни Хин’аэф Миннид зажгутся. Казалось воздух здесь обладал целительными свойствами и все в скором времени позабыли о той странной ситуации с королевой. Или быть может не желали о ней вспоминать?
- Они не выглядят довольными. – Велтен указал Эбнеру на леди Глэйдхайд с её старшими сыновьями, которых не пустили в главную залу после нападения близ Тихого Края, на королеву Лоррии, переговаривающуюся со своим слугой Агро, и правителей других королевств.
- А ты чего ожидал, - кисло усмехнулся Эбнер. – Их сегодня всех понизили до грандлордов и леди, до графов и виконтов, до баронов и рыцарей-ленников. А те, кто носил титул короля или королевы теперь будут называться «Равными». Нужно время, чтобы все к этому привыкли и поняли для чего Север объединился вновь.
- Ты как всегда прав, Эбнер! – Олберик вынырнул из толпы в церемониальном плаще и золотой пернатой короне, напоминавшей взмах крыльев феникса.
В свете огней он выглядел моложе, выше, бодрее и живее, чем в зале коронации.
Следом за королём Хилдена вышли Берингар фон Видгар и Токомир фон Гуддуин.
- Ваше величество, - топорно склонился Велтен и уловил краем глаза качающегося на краю стены Хагана и страхующих его запевал Эллисив.
- Вставай, - по-доброму рассмеялся Олберик, - хватит на сегодня поклонов и «ваших величеств». Этот день – праздник для всех! Сегодня, в Хиедрев, каждый житель севера простился со старым закатом и к завтрашнему утру примет новый восход. Благодаря всем, кто смог приехать в город и тем, кто остался у домашнего очага – Север обрёл небывалую силу, которая не снилась даже Экехарду Сплотителю.
Велтен не выпускал из вида дурня Хагана, каждый раз с замиранием сердца наблюдая, как тот оступается или теряет равновесие.
- Прошу простить, ваше величество, - оборвал короля, собирающегося отметить, что его речи так и не нашли слушателя, - я должен забрать своего друга иначе сегодня Север потеряет в своей силе как минимум на пару рук, ног и одну тупую головёшку.
Не дождавшись позволения Велтен молниеносно двинулся в сторону голосящих музыкантов, подначивающих глупую браваду Хагана рвать и метать, оставив короля Севера с открытым ртом.
- Он всегда такой? – Олберик наклонился к жрецу.
- Взъерошенный? – Ответил вопросом на вопрос Эбнер. – Даже на юге – дома – он не мог найти себе места. Ощущая себя не в своей тарелке, он чувствует и ответственность за нас с Хаганом. Ох, сколько проблем ему пришлось разгрести из-за наших дурных характеров.
- Охотно верю! – Громогласно заявил Токомир. – Мой папаша рассказывал, как ты однажды взбесился на него и на отцов этих двух мудрил, - он кивнул в сторону Олберика и Берингара. – Они должны были прочитать от корки до корки какую-то книгищу про цветочки, а за место этого отправились в лес расставлять ловушки на кроликов, да гонять ежей.
- Помню-помню! – Рассмеялся Эбнер. – Только вместо зайцев и ежей их встретил кабаний выводок. Убежать они не успели – так и провели ночь на дереве, пока патрули не сняли их и не привезли ко мне на показательную порку!
- Ульдрик тоже любил рассказывать о детстве, проведённом под твоим крылом. – Олберик улыбался, как никогда ранее.
Эта же улыбка не сходила и с лица его отца – Ульдрика. Сколько помнил его Эбнер, Ульдрик рос жизнерадостным и самодостаточным. Как и Экехард, Ульдрик почитал Пятерых великих и всех старых богов. Эбнер воспитывал его по учениям церкви, прививал ему терпимость, стойкость духа и силу характера. Он же был и его духовным настоятелем, и его мастером фехтования. Обучал основам этики, письму, чтению и толкованию религиозных писаний, законоведению, истории, риторике, философии, математике и многому-многому другому. В моменты учения Ульдрик ненавидел своего наставника, но и это являлось частью обучения. Превозмогание боли – душевной и физической, смирение и покорность, прощение ближнего и врага своего, сделали из нерадивого принца сильного, а главное честного правителя.
Когда Ульдрик повзрослел и сел на трон, он всё также полагался на опыт и советы жреца. Его товарищи из соседних королевств перенимали опыт правления и вскоре объединились в негласный союз, плоды которого теперь предстали перед жрецом крепкими духом и телом правителями Севера.
Отвечая улыбкой на улыбку, Эбнер вспоминал те дни мира и спокойствия, проведённые в застеньях столицы Хилдена. Вспоминал свадьбу Ульдрика и рождение Олберика. Вспомнил призыв в храм Эадин и ужасы, преследующие его до сих пор по ночам. Его улыбка изменилась, исказилась временем и болью, которую ему пришлось пережить, чтобы остаться собой.
Олберик это заметил, как и все остальные, но улыбаться не перестал.
- Кажется кто-то перебрал! – Рассмеялся Токомир, когда Велтен притащил на себе Хагана.
Молодой охотник повис на здоровом плече Велтена и тяжело дышал, казалось вот-вот вытошнит всё содержимое желудка, что собственно и произошло спустя мгновение. Велтен благодарил Пятерых, что всё это месиво не оказалось на его обувке.
- О, Пятеро милосердных, Велтен, - вполголоса взмолился Хаган, - зачем ты меня сюда притащил в таком виде?
- Будь ты в ином виде, пришёл бы сам, а тут изволь, - он поправил руку Хагана, приподняв его. – Прошу прощения, ваше величество, я не мог оставить его одного. Больше не на миг.
Для Хагана эта высота казалось непостижимой. Его взгляд медленно догонял тело, поднятое до уровня сблевавшего пьянчуги. С глубоким вдохом в носу застыл морозный воздух с запахом свежего сена, а во рту вкус желчи и горечи.
Эбнер протяжно вздохнул, вспоминая молодость Ульдрика и все прошедшие до этого празднества Хиедрева. Перед его взором предстало не мало людей из всевозможных сословий лучшего и худшего вида, чем его друг сейчас.
Берингар подозвал одного из пажа и попросил убрать за гостем. Слуга покорно выполнил просьбу с застывшим на лице смирением.
Через пару десятков голов до них донеслись громкие голоса, одаряющие друг друга всевозможными любезностями. Олберик закатил глаза даже не оборачиваясь, догадавшись кто может так рьяно и с явным подтекстом нахваливать друг друга.
- Чего хотела от вас эта парочка? – Спросил он, и все поняли, что речь идёт о Аннелин и Готтилфе.
- Как и всегда, - отмахнулся Эбнер. – Сотрудничества, - саркастично подметил он. – Ты не сумел убедить их?
- Ты сам всё прекрасно видел, - влез в разговор Берингар. – Эти двое ни перед чем не остановятся.
- И как же тогда?..
- Мы нашли, что предложить взамен, - перебил Эбнера Олберик. – До тех пор, пока Фьорхиндур не будет отброшен к своим историческим границам – Тесга может спать спокойно.
- Ох, не был бы я так в этом уверен, - заявил Токомир, наблюдая, как Готтилф аб Хейдр бахвалится перед Аннелин аус Элейт.
Эбнер прочёл по глазам, что Олберик всё понимает.
- У нас нет другого выбора, Эбнер. – Олберик подошёл к жрецу и только теперь Велтен и Хаган смогли оценить, что Эбнер не сильно уж и выше короля. – Северу не помешала бы твоя рука. После нападения у Тихого Края я не могу полагаться лишь на Глэйдхайд и ему подобных. Мне нужна сильная длань, способная взять меч при необходимости, и способная отрубить голову разрастающейся гидре. Мне нужен ум, острый как лезвие бритвы, способный возвысить Север на политическом пьедестале. Мне нужен человек, за которым пойдут и которого будут почитать, как и прежде, Эбнер. Мне нужен ты.
Жрец не знал, что и ответить. С Экехардом он впервые познакомился на собрании в Ан’Шихдам, когда тот предложил Северянам объединиться. Многие в те времена воевали и спорили за территории и казалось убедить их было невозможно. Но Экехард был мудрой и влиятельной фигурой на этой политической доске. Лишь общий враг сплотил Север, оставив междоусобные распри в прошлом. В тот день Эбнер пообещал от лица церкви вершить таинства в поддержку великого похода. Это взрастило в сердцах людей надежду и веру в светлое будущее, которое так и не наступило.
Аннелин винит Экехарда в том, что он позволил Северу разобщиться, но того требовали обстоятельства. Экехард тяжело перенёс раздробленность и войну с южанами, что сказалось и на его здоровье.
Пока Эбнер растил Ульдрика, Экехард медленно угасал и спустя некоторое время совсем лишился рассудка. Ульдрик рано взошёл на престол и ещё не был готов взять штурвал правления в свои руки. Тогда Эбнер, как личный советник всё решал за него.
С возрастом Ульдрик перенял ум и рассудительность своего отца. Он правил достойно и люди прозвали его честным правителем. Ульдрик женился и совсем скоро родился Олберик.
К тому времени Экехард постарел и окончательно обезумел. Эбнер вспоминал это время с трудом и болью, закоптившейся на его сердце. Каждый день после он проклинал себя, что не смог разглядеть зреющего безумия в затуманенных глазах старого правителя. Он проклинал себя, что позволил Олберику увидеть это вместо него, когда уже было поздно.
В день, когда Экехард покончил с собой Эбнер простился с Ульдриком и вернулся в храм под надуманным предлогом. Долгие годы он вершил таинства, вымаливая себе прощения в надежде оставить этот эпизод жизни в прошлом. Но взгляд юного Олберика не покидал чертоги его воспоминаний.
Двадцать шесть ранений и перерезанная глотка. Никого не было в ту ночь рядом с ним, когда он нуждался в помощи. Лишь юнец обнаруживший тело Экехарда под утро и жрец неспособный это предвидеть.
Эбнер не мог принять просьбу правителя. Он не имел права оставаться в Хилдене потому как не смог вымолить себе прощения. Они молчали, наблюдая друг за другом и казалось говорили без слов. Однако, Эбнер сумел это различить, просьба остаться в Хилдене была вовсе не просьбой, а мольбой о помощи. От этого осознания стало только хуже. И только Эбнер хотел умолять Олберика не просить его о такой чести, как его оборвал Хаган:
- Глэйдхайды? – Удивлённо спросил он. – Их что, всё же пустили в город? – Он уставился на Велтена совсем близко, выдыхая букет недавно оставленного на камнях содержимого желудка. – А как же тот беловолосый? Бела… Беллави… Беловирянец? Ты его видел, Велтен?
- Белорианец в городе? – Удивился Берингар.
- А то как же! – Усмехнулся Хаган.
Олберик изменился в лице. Таким же Эбнер запомнил Экехарда перед его кончиной. Болезненный взгляд безумца, чьи мысли и поступки невозможно предсказать. Этого Эбнер и боялся.
Ульдрика забрала болезнь, не дав ему обезуметь, как его отец. У рода Солимариус безумство в крови. Как бы Эбнер не отрицал этого, как бы он не желал, чтобы это оказалось ложью, но такова истина. Именно к этому он пришёл, окончив свои таинства, именно это он видел, погружаясь в небытие.
В башне настоятеля Анкеля он отрицал слухи о короле Хилдена. Слова капитана Уотана о взбесившемся повсеместно зверье он посчитал не более чем надуманным беспокойством. И сегодня на собрании он видел о чём думают все остальные. Безумец решил подчинить себе Север. Если бы не солдаты Эмердура – Олберику бы пришёл конец. В день, когда все празднуют Хиедрев на Олберика бы совершили покушение и возможно заодно убили бы и правителей Роттеринга, Болстроута и Даэндира.
Даэндир…
Эбнер только сейчас понял, что Веремира не было на собрании. Веремира не было на празднике. О Веремире не говорил никто из присутствующих, и никто не спросил о его голосе в пользу или против объединения Севера. Когда с ним перестали считаться? Или это страх?
- Не было никакого белорианца. – Сказал Олберик твёрдо, дав понять всем остальным, что какие-либо вопросы неуместны.
Грозный и до боли знакомый тон короля вывел Эбнера из раздумий. Хаган хотел было возразить, но Велтен вовремя догадался и оттащил товарища, больно сжав его руку.
- Его появление в городе было бы триумфальным, - тихо продолжил Олберик. - И вероятно эффектнее самого Хиедрева.
Эбнер не нашёл что и ответить. Олберик развернулся, отбрасывая плащ, расшитый гербами всех королевств, образующих пирамиду на вершине которой был герб Хилдена.
- Берингар! Токомир! – Бросил он вполне очевидный приказ.
Правители Роттеринга и Болстроута колебались лишь с мгновение, пытаясь выудить во взгляде Эбнера хоть какой-то намёк, не решаясь спросить напрямую за спиной друга.
- Токомир, - окликнул Эбнер.
Токомир остановился, поймав на себе разгневанный взгляд Олберика.
- Что с Веремиром? – Эбнер вспомнил каким он мог быть болезненным в детстве и вряд ли что-либо изменилось сейчас.
Олберик не стал задерживаться дольше. Он позвал Берингара и они пошли вдоль стены, между оттесняемыми стражей людьми и парапетом, с венчающими его невысокими зубцами.
- Токомир? – Взмолился Эбнер, когда правитель сделал шаг прочь.
Слова дались ему нелегко.
- Обезумел. – Выдавил из себя Токомир и удалился вслед за Олбериком.
Музыканты заиграли в трубы. На горизонте замаячили одинокие красные вспышки.
- Огни, огни! – Закричал кто-то со стены.
Их становилось больше и с каждым новым костром вырисовывались очертания горы Предков на чёрном и беззвёздном небе.
Эбнер не обратил внимания на гору, куда все указывали пальцами. Он провожал взглядом спины некогда маленьких и непослушных принцев, сейчас – властных мужей и королей. Не мог поверить в услышанное. Искал себе оправдания в том, что некогда оставил Олберика на растерзание времени. Думал, что было бы останься он в застеньях Хилдена.
«Вредно в моём возрасте гадать «что бы» да «кабы», - подумал он. – Неужели предначертанное нельзя изменить? Значит наша судьба течёт в жилах вместе с кровью наших отцов и матерей? И что тогда оставалось Олберику? Принять это и смириться? Уподобиться своим предкам и впасть в безумие? Неужели это же ждёт и его наследника?»
- По костру для каждого из предков. – Будуика беззвучно очутилась за спинами охотников, пристроившись рядом со жрецом.
Велтен, кажется, уже привык к подобным появлениям. Весь день кто-нибудь да шнырял за его спиной, а он ещё никогда не чувствовал себя столь незащищённым. Эбнер слегка вздрогнул, выругавшись себе под нос чем-то, невольно вылетевшим на оздгортском диалекте. Хаган потирал руку, с подозрением поглядывая на незнакомку.
- Смотрите, - Будуика, кивнула в сторону появляющихся один за другим огней. – В итоге костры слагаются в руны, рассказывающие нам о важности рода. Для них, - она обвела взглядом ластящихся парочек, высоко задирающих нос правителей и приближенную знать, разинувших рот детишек и клюющих носом напившихся простаков. - Для них огни – всего лишь традиция. То, что случается всякий раз в определённое время года, с определённым подтекстом, который никто из них не знает наверняка.
- Что же эти огни значат для вас? – Спросил Велтен.
- Мы зажигаем огни, чтобы не забывать. Для нас это память, история рода, напоминание о смерти, о том, кто остался в этом мире и какие обязательства мы несём перед теми, кого уже среди нас нет. Огонь — это символ чести, символ родства и значимости твоего рода. В этот день одни из нас дают клятвы, нарушить которые невозможно, ибо сами предки отныне ведут тебя по пути искупления. Сегодня мы молимся, прося приглядеть за нами и обучить тому, чего ещё не постигли. Другие в этот день просят помочь им достичь великого невозможного. Мальчиков забирают от матерей и проводят инициации, прививая ребёнку культурные традиции мужества. Молодые люди проходят испытания тропой предков и обретают независимость от материнской ласки. В этот день они просят объяснить им законы мира, что значит быть мужчиной и обретают статус мужчины. Девочки в этот день тоже проходят через этап становления независимости. В ходе ритуалов мы перенимаем линии поведения, склонности к женственности и взросления. Наши предки ведут нас по пути становления личностью всю нашу жизнь – от рождения и до самой смерти.
Будуика закончила свой монолог на одном дыхании так, будто делала это не один раз, словно заучила наизусть. Никто не решился вставить своё слово, пока она говорила, и никто не решился после. Такое следовало бы обдумать.
Церемониймейстер поджёг символический факел от факела дозорного и первый бросил его в кучу соломы на сигнальной башне. Кострище в мгновение ока вспыхнуло, поднимая в воздух столпы искр. Дозорные повторили действие и теперь огни сигнальных башен горели вдоль всей стены.
- Вот и закончился Хиедрев. – Вещал церемониймейстер.
Эбнер наслаждался прохладой сегодняшнего вечера. Хаган разглядывал плывущие красные круги на горизонте, сквозь слезящуюся пелену глаз от едкого дыма. Велтен искоса наблюдал за Будуикой, размышляя куда его предки заведут по тропе неизвестности.
- Но праздник ещё долго будет остывать в сердцах людей и Ан-Шихдам заснёт ещё не скоро. – Закончил церемониймейстер.
***
«Он стоял перед чем-то до боли напоминавшим оконные рамы. Его пальцы кололо ледяными иголками и крутило судорогами. Каждый вдох отдавался в горле жгучим морозным уколом. Хотелось залиться кашлем, громким, сильным и надрывистым, но он не мог. Не мог пошевелиться, не мог ничего сказать, не мог ничего разобрать.
Всё увиденное проплывало перед глазами мутными образами и силуэтами. Изредко он различал в этой яркой, слепящей белизной снежной вьюги глаза, вакханалии что-то знакомое.
Мимо его головы со свистом пролетали стрелы, он не мог увидеть их, но мог вспомнить, что именно так они и звучат, пролетая у самого уха. Откуда-то издалека раздавались крики, и он мог разобрать какой из них был женский, а какой мужской. В воздухе стоял запах гари и крови. Он помнил этот запах. Он его знал»
Чарки и миски с фруктами медленно поднимались вслед за телом. Он повис над кроватью едва касаясь её рукой.
«Стало трудно дышать. Что-то сдавило горло жгучим и ранящим хватом. Зажгло нос, губы, щёки. Пальцы судорожно дрожали, протыкаемые тысячами игл, и он наконец смог раскашляться.
Силуэты и назревшие картины перемешались в дикой пляске голубых огней и багровых всплесков. Тела были изодраны и раскуроченные валялись на снегу, словно щепки. Во взгляде читалась паника, что-то до боли знакомое мельтешило перед глазами. Велтен нутром чувствовал, что бывал в этом месте раньше, видел это раньше, сотворил это раньше.
Взмах! Крик! Кровь! Его тело скрутили судороги.
Кровь! Крик! Взгляд! Он хотел кричать, но задыхаясь не мог даже пискнуть»
Какой-то далёкий, успокаивающий шёпот доносился вместе с прохладой воздуха.
- Сиг бриадар агис сигсис. Сиг кадал агис шианайхид и на лотан.
«Она стояла перед ним словно тень, гарцующая от плясок лучины. Он не видел её лица, не помнил его, не мог узнать. Его руки ощутили влагу. Краем глаза он уловил нечто красное и липкое, стекающее с его ладоней на белоснежное нечто под ногами. Её тень приближалась и с каждым ударом сердца он узнавал её всё больше и больше. Она говорила. Что-то неизвестное, но от её слов становилось легче»
Чарки и миски медленно опускались на столы и тумбы.
- Кымних аир до фьюл агус фаг ан шрайнсиар.
«В миг, когда тень обрела знакомые очертания воздух срезонировал. На полудара сердца он встретился взглядом с Юлтой. Озлобленный и беспристрастный взгляд пульсирующими волнами изошёл в ничто. Колебания воздуха нарастали до тех пор, пока Велтен не ощутил знакомые прикосновения. Тёплые и родные они гасили пожар в его сердце. Он поднялся над влажным, багряным снегом как листик, подхватываемый внезапным порывом ветра»
- Кадал гы сисейл, мо харайен.
«Ставни захлопнулись и воцарились тьма и покой»
***
Пляски, песни и всеобщий гомон не прекращались. Когда он проснулся, то увидел, как перед ним взгромоздился силуэт, тянущий свои кривые пальцы, готовый впиться в шею и задушить. Велтен выхватил столовый нож из-под подушки и только сейчас обнаружил, что незнакомец стоит у окна спиной к нему.
Охотник протёр глаза, наконец распознав кто перед ним. В плаще он был похож на призрака из детских сказок.
- Прости. Я тебя разбудил. – Незнакомец снял капюшон и обнажил пепельно-серые волосы.
- Чего тебе? – Велтен перевернулся на бок и сел на край кровати.
- Хотел поговорить.
- Ночью? – С раздражением спросил охотник, не ожидая от этого ничего хорошего.
- Утром меня здесь не будет.
- А что, королева уже родила?
- Ещё нет. За ней присматривает Эбнер.
- Говори, что хотел. – Велтен отложил нож на прикроватную тумбу, натянул штаны и прошёл к столику, где кастелян распорядился оставить выпивку и яства для гостей. Всё было на своих местах, как и вчера.
Он нацедил лоррийского вина в две чарки и передал одну белорианцу.
- Благодарю, - Арианор остался у окна, а Велтен вернулся с тарелкой фруктов обратно на кровать.
Он накинул на плечи рубаху, положил в рукав правую руку, затем привычным движением сунул левую.
- Болит?
- Нет. – Велтен замолчал, а через мгновение нервно усмехнулся, не поднимая глаз. – По крайней мере не всегда. Тебе то что?
- Могу я присесть? В некоторых культурах пить стоя – выказывать дурной тон по отношению к хозяину.
Велтен коротко кивнул на стул. Арианор поставил его у окна и сел спинкой вперёд, словно верхом на своего мерина.
Велтен смочил горло и только сейчас обнаружил, что его пальцы дрожат. Он не чувствовал дрожь и вообще не обратил бы на неё внимания если бы не пролил вино себе на рубаху. От набухающих красных пятен на белой ткани в его памяти принялись всплывать образы. Он не сразу вернулся к реальности и не мог с уверенностью сказать, сколько белорианец уже так сидит, наблюдая за его погружением.
- Так и будем пить молча, - не выдержал Велтен, - или ты наконец объяснишься зачем тебе приспичило проникать в мою комнату пока я спал?
Арианор держал руку из которой на пол сочилась кровь. Поняв, что Велтен заметил, белорианец спрятал рану, опустив рукав балахона. Велтен посмотрел на нож на тумбе – он был окровавлен.
- Ты всё правильно понял.
- Это случилось… Снова? – Охотник подскочил с кровати и принялся расхаживать по комнате, нервно поглядывая на белорианца.
- Я пришёл помочь, - Арианор оставался недвижим верхом на стуле.
- Я опасен, когда… Как тебе удалось? Ах да, ты же маг. Это было бы удобно иметь тебя под рукой. Вот только я тебе не доверяю.
- И правильно делаешь. – В голосе белорианца явно читалось какое-то беззвучное уважение. – Это хорошая привычка.
Велтен наконец сел с противоположной стороны кровати, спиной к белорианцу. Он обхватил голову в надежде найти ответы на гложущие его вопросы.
Арианор движением пальца приманил к себе льняное полотенце с тумбы. Пролетая мимо, оно заставило охотника обернуться. Зависнув в воздухе, полотенце с треском разошлось на две части, после чего стало наматываться на вытянутую израненную руку белорианца.
- Однажды я уже видел нечто подобное. Почувствовал это вновь ещё на тракте, по пути в Ан-Шихдам и с тех пор приглядываю за тобой.
- С какой стати?
- Излишнее недоверие, мо харайен. На твоём месте я бы выбрал сотрудничество.
- Но ты не на моём месте.
- Ты прекрасно знаешь, что у тебя нет иного выбора. – Белорианец повёл рукой и из-под кровати к ногам охотника выехала пара сапог. – Выйдем, на воздухе разговор пойдёт легче.
Несколько ударов сердца Велтен изучал полый взгляд белорианца на наличие предостережений. Ни свербежа меж лопаток, ни дурного предчувствия – только смирение и согласие с последним его утверждением.
«Как же ты прав, сукин сын. Нет у меня выбора»
Это раздражало даже больше онемевшей и периодически безвольно болтающейся руки.
Велтен ловко зашагнул в обувку и накинул сверху камзол. Пока они поднимались на башню охотник рассказал про корень, когда в последний раз его принимал и в каких количествах.
- Срок не полный. – Нахмурил брови Арианор, навалившись на каменную кладь. – Ты точно ничего не напутал?
- Нет. У меня достаточно опыта. – Отрезал охотник.
Морозный воздух возвращал охотнику силы и ясность рассудка, так искалеченного снами. Запах свежего морского ветра бодрил, а гомон с улиц напомнил царившее в городе настроение.
- Тогда это иммунитет.
- Что? – Отвлёкшись, Велтен не сразу понял о чём говорит белорианец.
- У тебя выработался иммунитет к воздействию активных веществ корня кодлаха. – Арианор тяжело вздохнул, погружаясь в раздумья.
- Сдаётся это мне не на руку? – Не дал ему этого сделать Велтен.
- Я бы сказал – совсем не на руку. Какое-то время корень ещё сможет обуздать твой сон, но совсем скоро от него будет прок только чтобы испортить тебе вечернее молоко.
- Значит у меня ещё есть немного времени. Осталось найти цирюльника или травника у которого мог залежаться корень.
- И что потом?
- Ты мне скажи. – Велтен скрестил руки на груди, опершись спиной на кладь. – Ты здесь учёный.
- Вряд ли ты найдёшь здесь кого-нибудь, кто торгует столь редким корнем. – Арианор словил на себе обеспокоенный взгляд охотника. – На севере он не произрастает, только ниже реки Мантикоры…
Именно там жил алхимик Горст и именно там он нашёл Велтена. Таинственное дитя. Так он его прозвал, прежде, чем к Велтену вернулся голос. Для Горста появление Велтена не было чем-то столь необычным. Бушевал Самхейн, Метхейн выдался наредкость неурожайным и за пределами столицы во всю властвовали голод и нищета. Мало ли откуда сбежал этот оборванец.
Но в первую же ночь алхимика ждал пресквернейший сюрприз. Лишь опыт в травничестве помог ему обуздать безумие, охватившее мальчика. Эссенция из корня Кодлаха ввела мальчика в анабиоз и дала алхимику фору в несколько ночей найти нужные дозировки, чтобы не сделать из Велтена безвольного овоща.
- Значит это конец. – Вздохнул охотник, рассматривая как на площади под ними танцуют и веселятся люди. Их жизням ничего не угрожает, чего бы они не смогли преодолеть или исправить. Но тем не менее многие из них уже к зиме падут от руки Эмердура, пытаясь бессмысленно защитить свои земли.
- Выход есть. – Арианор сунул руку под балахон, пытаясь нащупать что-то.
Велтен не обратил на него внимания.
- Вернуться во Фьорхиндур и до конца жизни объедаться галюциногенами? – Он поднял взгляд на горизонт, тщетно пытаясь разглядеть что-то в густом беззвёздном небе. – Может и есть смысл. Неизвестно сколько я протяну, но хотя бы Эбнер и Хаган будут в безопасности. Только смогу ли я проскользнуть обратно также незаметно, как мы это сделали по пути на Север? Не важно… отправлюсь сегодня же.
Он уже собрался уйти, когда Арианор решительно остановил его.
- Не на юг. – Его голос был твёрд, заставив Велтена обратить на себя внимание.
В руках он держал безделушку, подвешенную на тонкой цепочке. Безделушка напомнила охотнику клык Юлты, который Госпожа стащила в последней схватке. Он поднёс кулак к груди, где некогда висел амулет, совсем позабыв о нём.
Порыв ветра подхватил амулет в руках белорианца, раскачивая его как метроном.
- Что это?
- Ты знал, что у некоторых камней тоже есть свой отведённый срок? – Начал Арианор менторским тоном. – Некоторые живут дольше, некоторые меньше. Этому осталось совсем немного, но он ещё может послужить на благо. Минтрамгвид, - Арианор заметил на лице охотника нетерпение. – Камень, способный сдержать силу эфирного происхождения.
- И ты полагаешь я обладаю такой силой? – Велтен даже не пытался скрыть скепсис.
- Тебе придётся довериться мне, если не хочешь потерять своих друзей навсегда.
Однажды перед Велтеном уже вставал такой выбор. В тот день Горст задумал отчаянный эксперимент, который мог обратить разрушительное влияние сновидений в его пользу. Не осталось бы в памяти Велтена того дня, как и всех остальных, если бы всё пошло как надо. Из-за череды нудач Горст совсем потерял рассудок и позабыл об осторожности.
Всякий раз вспоминая это, внутри охотника боролись две противоположности: глас рассудка и тотальное самобичевание:
«Если бы я тогда просто умер…» и «Это всего лишь стечение обстоятельств»
Нет!
«Этими сказками я успокаивал Хагана, когда мы просили милостыню на большаке. Когда копались в остатках, выброшенных корчмарём на корм свиньям. Когда умоляли взять нас работать в поле, лишь бы не умереть с голоду или не стать игрушками в руках старых извращенцев герцогов и графов»
«У Горста не вышло найти альтернативу Кодлаху, с чего бы тогда быть уверенным, что таковая имеется?»
Белорианец протянул охотнику амулет.
Пьяные крики и музыка снизу вернули Велтену ту незначительную долю надежды, которую он всегда имел при себе, но сегодня ночью подрастерял.
- Я помогу тебе остаться с друзьями, Велтен.
- Я чувствую горькое «но» в твоей недосказанности.
- Но, как только здесь всё закончится, тебе придётся оставить их на какое-то время. И все незаконченные дела тоже.
Госпожа снова ускользнула из-под носа. В который раз ей удаётся одурачить Клинки Рейтир и выйти сухой из воды.
- Надолго? – Спросил он с той маленькой толикой надежды.
- Нужно быть готовым к наихудшему, мо харайен. Есть риск, что ты не вернёшься никогда.
Этот миг показался охотнику вечностью.
«Неужели я вот так доверюсь какому-то бродяге-фокуснику которого знаю вторые сутки. Чёрт бы побрал, да я его и не знаю вовсе. Все эти беседы у костра, а потом вероломное вторжение в мою жизнь… Когда это всё началось? Сегодня ночью, когда я чуть не убил его так же как убил Горста? Или тогда в лесу, когда старик только нашёл меня в руинах старого склепа, в который его случайно завели кроличьи норы? Случайно ли? Происходит ли это всё просто так или потому что кто-то выстраивает нужные тропки через непроходимые топи? Кто такой этот белорианец? Альтруист, желающий помочь просто потому что может или гнусный шельмец, имеющий свои виды?»
Этот миг показался охотнику вечностью.
- К чёрту. – Решил он.
«Эбнер и Хаган будут приглядывать за тобой, чёртов прохвост. И им нет необходимости находиться в этот момент рядом»
Велтен взял амулет и повесил его на шею, как вдруг раздался крик стаи воронов. Арианор обернулся, указывая пальцем куда-то в черноту неба. Велтен попытался различить хоть что-то, но едва ему удалось уловить какое-то движение в небе, как перед его ногами рухнул ворон. Птица содрогалась в предсмертной агонии. Из её клюва вырвалось последнее «кар», прежде чем она отдала душу предкам. Вслед за одним – с неба посыпались и остальные. Музыка стихла.
- Плохой знак. – Прошептал, сам того не ожидая, Арианор.
Откуда-то из глубины замка раздались ужасающие и самые что ни на есть нечеловеческие крики.
3. 3. В когтях безумия
© Copyright: Димитрий Новак, 2023
Свидетельство о публикации №223092101550
Свидетельство о публикации №223092101550
Рецензии