Геолог

     Золотое, как выяснилось позже, время закончилось, и думы о школьной поре постепенно начали все глубже затаиваться в неизмеримых углах моей взрослеющей памяти. Заводские гудки, звон сторожевых рынд или трели вузовских сигналов – все это будет, или не будет – впереди. А пока – более полугода до начала исполнения воинского долга Родине – занимайся чем хочешь, хоть на голове стой, но трудись, ибо развитый социализм бездельников не терпел. После непродолжительного плутания по местному рынку труда я оказался на поселковой фабрике, в лесном цехе. Колоть метровые бревна для молодецкой силушки – забава, и два-три дня я действительно развлекался. Но через неделю вспомнились «записки каторжанина» и пришло изумление: как это мужики колошматят деревяшки здесь годами. Не неволит же никто. Позже услышал ответ от кадровых кольщиков: втянутся надо, да и деньга-то, сам видишь, немалая. Втянувшись, я два месяца, не покладая колуна и бензопилы «Дружба» беззаветно обеспечивал сучковатым топливом почти всю свою малую родину.
     В конце лета в гости к маме приехал старший брат-геолог с семьей. Посмотрев на то, как я крушу деревяшки, оценил:
- Ну что, старичок, подрос, окреп. Пожалуй, можно попробовать тебя в качестве бурлака. Хочешь попробовать?
- Нет, я и здесь не плохо бурлачу.
- Дуралей. Это геологический термин, означающий тащить косу.
- Повторяю, я и здесь их не плохо таскаю. Погоди, ты меня в геологи зовешь, что ли?
- Конечно, олух ты этакий. Забыл? Я же начальник партии. У меня и будешь работать.
Офигеть! Почти полгода романтики и, конечно, тяжкого труда, я понимал это, но восторгу не было предела!
     Месячный отпуск у брата закончился, и я, вежливо попрощавшись с первым работодателем, отправился со всем братовым семейством в неведомые для меня края – в Туркмению. Билеты на самолет в ту сентябрьскую пору оказались небывалым дефицитом, поэтому пришлось ехать поедом до Баку, далее паромом через Каспий до Красноводска и снова поездом до Небит-Дага. В Баку, в столице очень динамичных торговых людей, мне сразу же показали правила продажи мелких товаров: на вопрос после покупки сигарет: а сдача? Продавец отвернулся, давая понять: все, иди уже. Вечером за столом брат, смеясь, пояснил:
- Здесь, запоминай: если ты при покупке даешь лишние деньги, значит, они тебе не нужны. Меняй в следующий раз в крупных магазинах. В отместку за несвоевременную инструкцию, уже на пароме я три раза обыграл в шахматы запоздалого учителя, и его гневу не было предела, также как и моему тайному злорадству. Мы сильно повздорили.
     Прибытие в Небит-Даг, столицу туркменских геологов, примирило нас. Для брата здесь второй дом и любимая работа, для меня – место будущих трудовых торжеств. Я «рыл копытом землю», ведь страна ждала от меня набор пахотных подвигов.
     Брат на следующее утро улетел в поле в экспедицию. Его семья занялась домашним обвыканием после отпуска. А мне было рекомендовано знакомиться с городом, не выходя за его пределы, и при ознакомлении не задерживаться на долго в его восточной половине. Там жила коренная часть населения, не особо любящая праздно шатающихся ротозеев. Конечно, я прежде всего направился именно туда. Ничего экзотически восторженного: одноэтажные лачужки, приготовление еды на улице, равнодушные взгляды аборигенов и… первый верблюд, не уступивший мне дорогу при встречном движении. Конфликт. Но когда я оттолкнул его, то испугался, не ответной реакции наглеца, а немедленной мести где-то рядом находящегося хозяина. Верблюд оказался вольным казаком и гулял сам по себе. Позднее мне местные рассказали, что корабли пустыни пасутся в Туркмении самостоятельно и в случае надобности, например, для мяса на свадьбу, верблюда за небольшую плату находят, обычно где-то в пустыне, и приводят к хозяину.
     На второй день в городе знакомиться уже было не с чем, и меня начали звать к себе, соседствующие с людским поселением горы. Правда, брат ранее рассказывал, что там в ущельях могут прятаться разного рода лиходеи и ходить туда одному опасно. На третий день наш начальник партии по рации предупредил контору, а они нас о том, что он задерживается в поле еще на два дня. Нормально: подумалось. Бросил брата на произвол безделья, вкалывает там в свое удовольствие и в «ус не дует». А раз так, то и «лучше гор могут быть только горы». Утром, набросав во время завтрака короткую записку, еще раз осмыслив свой каприз, захватив с собой кусок хлеба и бутылку воды, направил свои стопы на север. Там меня уже ждали опасные и зовущие в неведомое таинственные горы. Путь к этим каменным азиатским развалинам оказался бесконечным. Через час движения горушки ничуть не приблизились. Вырвалась на верх сознания мысль: не пора ли в обратный путь? Так…. Лень, трусость, малодушие? Не слышу, не знаю! Вперед и только вперед! Под ногами монотонно хрустела каменистая мелочь, взгляд неторопливо искал еще не окончательно заснувших на зиму гадов – горы приближались.
     Через три часа я был у подножия. Как потом оказалось, расстояние-то было не малое – 15 км. Глаза сразу же начал искать бандитов. Пока никого. Тогда на верх. Забравшись метров на сто пятьдесят, на первый по движению пик, заглянул в глубину гор. Перехватило дух, что-то съежилось в низу живота, серая угловатая бесконечность напугала. Окажись где-нибудь посредине этого плато – все, выбраться невозможно. Растительность минимальная, живность агрессивная – страшная, полумертвая зона и бесконечный запас строительного материала. Вечерело. Сумерки медленно начали охватывать окружающее пространство. Пора домой. Спускаясь с горного возвышения, спиной почувствовал, что в окружающем ареале я не один. Легкая дрожь по телу повернула мою голову назад. Бородатая башка в черной папахе в полукилометре от меня призывно махала руками и что выкрикивала хриплым голосом. Памятуя наставления брата: с местными бандитами без него не общаться, бегом рванул в низ и со страхом на перегонки, галопом помчался до ночного города.               
     У дома меня ждала милиция и разъяренный геологов начальник. Вся группировка собралась ехать   вызволять меня из горного плена или вывозить оттуда все, что от меня осталось. Оказывается, за месяц до нашего приезда в горы от суда сбежал родственник местного прокурора и в бегах уже успел застрелить одного охотника за головами. Прямо Техас какой-то, ей богу. Брат, как только узнал от жены по рации о том, что я ушел в горы, тут же прилетел на вертолете и поднял всю местную милицию на ноги. В общем, утром я был «арестован» и направлен в экспедицию на три пробных дня. Ну вот, хоть таким образом я геолог, в гостевом, правда, варианте.
     Южную геологическую экипировку: валенки и шапку, как настоящий пустынник, я получил сразу. Нельзя, оказывается, даже в 35-ти градусную легонькую осеннюю жару по песку ходить в другой обуви – обожжешься, а без шапки получишь от солнца удар.
     Косу я потащил в этот же день. Картина маслом: толстенный кабель длиной в несколько десятков метров, 5-6 мужиков тащат по пустыне на 100 шагов. Выстрел, высокочастотный импульс, и потащили дальше. И так весь день. Если сравнивать: бурлаки на Волге - курортники, им температура позволяла.
     В песках скорпионы, фаланги, змеи в эту пору уже довольно вялые и не агрессивные, но в спячку еще не впадают. Поэтому в вагончиках перед сном дежурный должен перетрясти все постели, вымести веником нагло проникшую в людское помещение живность. И только после этого напившая вечерним чаем геологическая братва укладывалась спать, плотно закрыв двери, опустив защитные жалюзи на окна и включив кондиционер.
     Через три дня брат сообщил всесокрушающую новость: салагам в пустыне не место, нельзя до 18-ти лет. Спрашиваю у него:
- Ну что, домой к мамкам, нянькам, куклам? Ты мне обещал карьеру геолога.
- Подожди отчаиваться. Что-нибудь придумаем. Домой всегда можешь уехать. Пока разбираюсь и понимаю, как быть, поработай в городе. Подбери что-будь интересное для себя в бюро по трудоустройству и, пожалуйста, не совершай ничего дурного.
С сим и отбыл в свои пески.
В бюро сказали:
- Для тебя, вчерашний школьник, на такой короткий срок ничего нет, кроме как подсобником на хлебозавод.
- Прекрасно! Я почти геолог, подсобником? Ладно, давайте направление.
     У ворот городской пекарни, предупрежденная бюро, меня встречала администрация завода в лице мастера смены. Дядя Гриша, закоренелый туркмен, работавший хлебопеком, как он мне сразу же рассказал, 30 лет, в течение 10 минут изложил мне историю предприятия, его современные достижения, показал все действующие цеха и привел меня на мое рабочее место:
- Ну что, сынок, если все понятно, вот раздевалка, санитарный уголок. Сейчас принесут спецодежду и с Аллахом. Вижу в тебе будущее нашего завода, удачи!
Вот это работа вербовочных служб! Сразу же почувствовал в себе перспективнейшего хлеботворца.
     Однообразный труд, не поддающийся никакой импровизации, отуплял. Неожиданное появление среди подсобниц красивой казашки резко украсило мою заурядную трудовую жизнь. Жулдыз была не только прелестной, но и умной девочкой. Не долгие беседы в минуты перерывов на отдых разжигали мою страсть все больше. Через два дня Жулдыз, заметив мою суету вокруг себя, сообщила, что у нее есть жених и мне ничего не светит. Что ж такое? Невезение в нескольких направлениях выстроилось в очередь за мной.
     В этот день от уныния меня спасла авария. Карусельная печь, набитая полу-готовым хлебом, встала. Пока слесарь поправлял цепь, хлеб начал гореть. Еще лишние 3-5 минут и все – головешки. Лида, опытнейший хлебопек-садчик, явно не успевала выкинуть из печки весь хлеб. Схватив термоварежки, я, вопреки требованиям техники безопасности, встал рядом с ней, и мы за минуту с небольшим высвободили хлеб из печи. Прибежавший на шум дядя Гриша, яростно сверкая глазами, заорал:
- Ну все, пацан, хватит валять дурака, маешься тут дурью уже месяц. С завтрашнего дня переходишь работать садчиком.
- Как, дядь Гриш? Учится же надо?
- Научился уже. Давай в печь. Зарплата в половину выше. Так что давай, приступай.
     На утро я у печи. Закладываю формы с тестом и через несколько оборотов «карусели» вынимаю готовый хлеб. Все просто, если бы установка параметров температуры и времени выпечки не производилась вручную. И здесь, без Лидушки, сорокалетней татарочки, умницы и красавицы, я бы спалил весь завод.
     Прибыл с поля в очередной короткий отпуск старший брат. Встретил меня с широчайшей улыбкой:
- Вот так вот, жучек-старичок, брат твой на ветер слов не кидает
- Не бросает.
- Это не важно. Собирайся. Пробил я для тебя индивидуальное разрешение, под мою ответственность, без использования твоего труда на особо тяжелых участках.
- Поздно, брат мой. На хлебозаводе у меня карьера. Возможно, завтра предложат стать директором.
- Растешь, старик. Ну, как знаешь. Только без обид. Удачи тебе, братишка.         
     В подтверждение пожелания брата последовали неожиданные события. После полутора месяцев безукоризненного труда в мою смену произошла техническая поломка. Сгорела внутренняя спираль нагрева печи, и хлеб сверху пекся быстрее. Возникла идея: обрызгивать буханки водой. Хлеб отлично выпекся, проявив в процессе неожиданное свойство: его верхняя корочка заблестела. Эта партия разлетелась на ура, а воинская часть, одна из потребителей, заявила, что будет брать только такой хлеб. Я был на пике славы, и моя карьерная лестница обрела четкие очертания. Еще чуть и республика, возможно, получила бы, в недалеком завтра, серьезного руководителя процессов в свои кадровые ряды. Однако, через месяц после описанных событий, наступила весна. Пора было возвращаться на Родину. Весь коллектив хлебозавода душевно выпроводил меня в мир, кроме лучшего вербовщика предприятия. Видимо, всерьез поверив в мою перспективность на заводе, Дядя Гриша до последнего уговаривал остаться в Туркмении. Но Советская армия уже ждала своего будущего ратника, и ИЛ-18, наш легендарный самолет, исправно доставил в Россию не геолога пока, а хорошо испеченного и созревшего защитника отечества.