7. Роман. Толтек. Аэромир. Аллария

ТОЛТЕК. АЭРОМИР.
ОДА СЕДЬМАЯ.
АЛЛАРИЯ.

7-1.

Василий очнулся на чёрном песке у края бесконечной перламутрово-радужной глади неизвестного ему водного простора. Над ним, в безмолвии чудесном, зависли два огромных солнца — оранжево–розовое — большое и сине-зелёное — чуть меньше.

И Мир вокруг менялся в цвете, перетекая из глубокого зелёного муара в контрастный, плотный мерцающий оранжево–красный.

На обрывающейся по острому краю горизонта глади водной, но бесконечной в обе стороны — влево и вправо, по зеркалу поверхности вблизи Василия одна за одной без гребней набухали волны. И, словно волн набег, взрастал и опадал в сознании оглушительный вакуум тишины.

Бриз, временами, свежие пригонял рои шумов. С налёту, напористый поток кувыркал, прокатывал мимо Василия мотки, округлых невидимых форм шуршал, зудел и исчезал в дали… И сызнова всё кругом теряло звучность. Казалось, в воздухе возникал пузырь, всё больше и больше он разрастался, давил на перепонки нестерпимо и зычно лопался, вдруг, вакуум безмолвия порождая.

Тысячи бликов звёздных раскачивались и мерцали по линии прибоя. Удаляясь, они рассеивались и сливались в туманные отсветы грёз полусонных.

Округлые, как длинные рыбьи спины, гряды безшумных волн накатывали одна за одной не пересекаясь и, вдруг, истончаясь выворачивали внутренностей прозрачные кабошоны на чёрную блестящую гладь измельчённого базальта.

Бурлящая водная россыпь раскатывалась, подобно крупным гладким самоцветам, замачивая, гранулы чёрного песка, что искрясь и просветляя голову, покалывали острыми лучиками бликов сквозь смеженные очи, мозги в тумане сонного мыслеварения, и, впитываясь, впитываясь меж песчинок, исчезали, как будто бы оставляя эту явь… Но взаправду ли? Василий не знал.

Казалось, под гладкими, словно длинные веки, выпуклостями волн туда-сюда поворочаются огромные глазные яблоки подводного тысячеокого чудилы. Он любопытствовал, подкатывая к Василию всё ближе, стараясь, будто, рассмотреть его получше.

Вдруг, обозначился и быстро вокруг разросся таинственный вертикальный ход. Так показалось ему, что тело непрерывно падает сверху и вниз. Василий от неожиданности широко открыл глаза. Вокруг него всплывал невесомыми нитями каскад искристых песчинок.

Так, словно гравитация — не для всего, что в мире — есть закон! Корпускулы, сияющие, чёрного песка восстали. И отрываясь от верхов барханов, решительно поднимались к небу везде и повсюду, — тут и там. Весь Мир размечен стал пространственной сеткой чёрных бусин, что с мерным постоянством всё выше удалялись! Выше и выше!...

— Вот так бы возносился дом всей своей формой! — Василий взмыслил о своём... — Всплывал бы в высь одним лишь только волевым веленьем моим руководимый! — И тут, он сам себя представил абстрактной формой и… в миг почувствовал — песчинки пронизают тело, выталкивают собой его всё выше и выше, и выше….

7-2.
Местность изменилась.
Василий с удивлением огляделся. Вокруг кипела жизнь. Крылатые аэриты, подбрасывали, выстреливали, поднимали неясной ему силой в воздух множество, — рои и тучи — угольно-чёрных гранул, и те повисали, в пространстве образуя облако замысловатой формы. Казалось, в воздухе отчётливо и деловито — обрастая слоем точка к точке, — материализуется огромный полупрозрачный, невидимый доселе, дух! Корпускул за корпускулом — всё более явно — неведанное обретает видимые очертания.

Повеял ветер. До обоняния Василия сквозь расстояние просочился солёный и терпкий запах металла.

— Ах! Это металлическая стружка! — Смекнул Василий. — Возможно ли, что в магнитном поле?! Всё может быть…

Невидимая форма, переданная пространству силой магнетизма, вся сплошь укрытая толстым слоем металлической пыли, мохнатилась и топорщилась, словно шерсть ондатры.

Вдруг, в воздухе нечто загадочное, словно ожидание чуда повисло… Внезапно в пространстве что-то треснуло резко! По позвонкам Василия сбежала с хрустом дрожь, и, одновременно, по шубе гигантского, взъерошенного, абстрактного зверя распространилась сеть кроваво-красных ослепительных зигзагов. Так, ветвясь и множась, сбегает лава по чёрному от пепла вулканическому склону.

То, изрыгая в пространство валунный рокот, заструился по мохнатой форме неудержимый электрический разряд. Он плавил и спекал между собою частицы, скрепляя огнём замысловатую фигуру, минутой ранее наколдованную магнитом.

Окалиной запахло горькой.

Судорожная дрожь, иживила тело мохнатого монстра и, Летающая дива отшатнулась, испуганно взмыла в ночные черноты чертогов небесных, с собою следом Василия увлекая спешно!….

7-3.

Огни стройплощадки внизу померкли и раскалённое тело будущего летательного дома уменьшилось, чернея силуэтом, в писанной по мокрому, дымке ночного неба. Мохнатое, словно, нацарапанное офортной иглой, тело стального остова летающего дома, всё ещё раскроенное множеством алых электроразрядов, похожих на кровеносные сосуды нового, рождающегося пред их глазами существа, подрагивало в отдалении.

А сильный ветер в высотах рвано-облачных сдувал Василия всё дальше и дальше. И крылья, неподвластные неопытному неофиту, ломало и сминало, как зонты под ветром. Василий вглядывался сквозь воздушные потоки, и видел расплывшимся, несфокусированным взглядом, как суетились рабочие, напыляя на спекшийся остов оболочки металлокаркаса, толстый, пузырчатый слой вспененного, полупрозрачно-голубого материала.
Шуба шипела.

— Не аэрогель ли это — летучий материал? Да. Вроде, он! Похоже он…— С ним нечто в голове говорило беспрестанно.

Летающий дом рождался на его глазах! Василий слишком далеко и слишком плохо видит. А Она? Она — его руками нежными обвила, и вертела в порывах вихрей ветряных, всё кружила, кружила и кружила. Вот обхватила его и сильными ногами! Вся голая дрожа прижалась, ловя парусами крыл попутный, свежий и резкий бриз своих желаний.

Казалось, тысячи призрачных многоугольных плоскостей вокруг и танцуют, и кружаться, с ними вместе. Василий обхватил крылатую Богиню Ветра за тонкую, дюймовочную талию и слился с нею медленно плотью в плоть, смакуя ноздрями горячую и холодную — текучие струи ветра страсти! Вливаются гортань и в мозг, и брызжут от позвонка к позвонку вниз вдувая в восьмидырочную флейту пронзительно-сиплые небесные звуки мироздания …

Он приглядывается ещё и ещё раз к рисунку своих ладоней, рассматривает палец за пальцем и прожилки ладоней, стараясь убедить себя, что будто он во сне. Он дремлет! Но призрачные кисти рук его мерцают, и вдруг покрываются сплошь чёрным мехом, намагниченных гранул. И там — внутри, под чёрной-чёрной шерстью — светящееся электричество намагниченной пустоты мерцает! Он сам в себе теперь несёт живое пространство. Он сам теперь есть оболочка дома!

Вдруг, — встряхнуло! Запахло горько окалиной металла! Горячие и кроваво-красные струи ослепительных зигзагов пронзили сущность и разбежались по поверхности формы его мохнатого, чёрного намагниченного тела!

И металлическая оболочка торса спеклась и заскорузла, но вся пронизанная молниями электроразрядов ожила, вновь пропитанная капиллярами лавовых потоков…

А когти острые на пальцах Девы-Птицы его бороздили тело и плечи, и грудь, и спину, горящие оставляя борозды царапин кроваво-красных! О эти крики птичьи! Они в тиши безмолвия разума невыносимы!

Василий ожил в мире эритов так, как оболочка родился летающего дома только что!
Или то сон?!
Он огляделся. Вокруг мерцали — взлетающими в высь звёздАми небеса — Авантюриновая глыба! И где-то в подсознании плыли протуберанцами огненными по контуру обведены два ярких солнца —оранжево-розовое и зелёно-синее!

Хлопки острых крыльев собственных за затылком трезвили Василия. Он всё яснее сознавал Ся в новом образе.

А рядом — Я — Аллария — Дочь короля крылатых аэритов! —
— Аквидарон Глаасс нас лицезреть желает! Идём! Идём же скорей! Спеши! Не медли! — Услышал он голос наяву снаружи и в голове своей одновременно, вибрирующий и многократно множимый — как будто эхо-зов сотен сирен взывающих!

— Пора! Пора бы и проснуться!... — Себя заклинает он. —
Когда же лопнет новый вакуума шар в ушах и тишина разорвёт мембраны барабанные?!
***