Круг четвертый
Последняя рюмка всегда лишняя, даже если она первая.
* * *
ПУЗО
Впереди шло пузо. За ним доктор. Даже несколько поодаль. Увидев меня, улыбнулись. Вначале – пузо.
- Я сегодня столько людей на приеме вылечил! – сказало пузо
- Целых три ручки исписал! – сказал доктор.
- Ага, - сказало я, и подумало про себя: «Господи, иже еси на небесех, как вам везет, что у вас там никто не болеет…»
* * *
ДОРОГА ИЗ УНИВЕРА В РАЙ
Вначале в окне пролетел один. Потом второй. Точнее, они пролетели вниз почти одновременно, но – один впередее.
- Нет! Ты – видел!! – закричал я, бросаясь к окну.
- Ага. Пошли, нас люди ждут, - сказал Якут.
Наша девятиэтажка смыкалась с сосновым бором. И особо никто не торопился, насколько я мог судить с седьмого этажа, к двум упавшим. Или прыгнувшим. Или скинутым.
- Надо позвонить куда-то, - мычал я.
- Пошли, - сушил Якут меня своим голосом. – Это братья Н., они сумасшедшие. Были…
Братья лежали в бесконечности двое внизу, и у того, что упал на бордюр, что-то краснело там, где у нормальных людей находится печень.
- Наверное, шкура лопнула от удара, - констатировал Якут. – Идем.
Мы шли в «Грибок», ресторан «Янтарь», который по форме был, как гриб.
Наши будущие работодатели были щедры и разномастны. Один маленький, как Оле Лукойе, а другой вытянутый, как тот тип из «Гнезда кукушки» Милоша Формана.
Якута взяли на работу сразу. Меня долго выслеживали и выцеживали, как того аборигена из-под Оймякона. Якут, как всегда, был чуть впередее…
* * *
МАЛЕНЬКАЯ ЖЕНА
У него была маленькая жена. Ну, ростом 153 см. Или 182. Где-то около этого.
Она работала на работе. И была его женой. Суетилась по поводу закуски, когда мы приходили выпить. Ну и вообще суетилась. Мыла тарелки. Мыла стаканы.
А потом, когда он заболел, мыла его. Ну и, естественно, стаканы и тарелки за нами, собирая их с табуретки у его изголовья ловкими движениями маленьких рук. Иногда она пыталась сказать что-то умное, но… Мы и сами говорили такое умное, что друг друга не понимали, а тут еще и она… Маленькая жена, она не для того.
Потом он выздоровел, и мы пили уже не на табуретке у его постели, а как большие люди – за столом.
Затем он умер. Почти знаменитым. Умерли и мы. Почти такие же… Потом умерла и она. Но стало ли от этого кому-то горько, я так и не узнал.
* * *
А И Б
Товарищ А. страдал одиночеством.
А товарищ Б. страдал одинокостью.
К Б. за честь считали попасть многие, но он особо никого не хотел видеть.
К А. особо никто не стремился, и он смотрел телевизор. Днями напролет. Или ходил в гости, где его терпели.
А. и Б. не сидели на трубе, и даже не знали друг друга. Но какие разные!!
* * *
18 БРЮМЕРА
18 брюмера это почти 7 ноября. Иногда случается. И тогда появляются Наполеоны, и все вспоминают про попранную Конституцию. А порой появляются Ленины и Сталины, Троцкие и Пиночеты.
Потом опять все вспоминают про Конституцию, и стараются забыть 18 брюмера и 7 ноября. Забыть про Ленина и Сталина, Наполеона, Пиночета и Пол Пота.
* * *
ЮЛЬКА
Юльку перестали доставать на свадьбах предсказанием «Ты следующая!» после того, как она стала доставать окружающих тем же на похоронах.
* * *
НИ УМА, НИ ГЛУПОСТИ, А ЛОДКУ ПОТОПИТЬ
Философия. Самое глупое занятие – любить мудрость.
Философы похожи на людей, которые застряли ногами в лодке, а верхней долей – в море. Они машут руками, гребут и ныряют, а на деле – волна, брызги и все мокрые.
* * *
МАМА-КОШКА
Мама-кошка ушла по своим делам, взрослым. Ну там – с кошаками обнюхаться, мышку придавить или воробьев почикать… Кушать-то хочется, ну и прочего. А со мной – трое. Но они не сосабельные. И не молокодающие. Два братика и сестра-дурочка, потому что все время орет.
Я бы уполз, но маму жду.
У нас, в подполе – тепло и тихо. А там, куда ушла мама, много света, громко, пусто и люди. Короче, страшно. Там, где люди, всегда страшно.
У них, в надполе – люди говорили, что какая-то машина сбила Мурку. И даже жалели эту Мурку, которая когда-то жила у них. Мама бы объяснила все про Мурку, но ее нет. Уже четвертый день. И сестра-дурочка перестала орать и стала остывать… А тут еще люди полезли к нам в подпол.
* * *
НОЧЬ. ЯНВАРЬ
Звездит, едрит-твою-налево.
И кому это нужно?
* * *
КАМЕНЬ В НЕБО
Трещали трещотки.
Гудели гудки.
Барабанили барабаны.
Балаболили балалайки.
Молчало море. Молчали леса. Молчали небо и небеса.
Люди, болтая, мочили друг друга и ухитрялись об этом песни слагать…
* * *
НУ НЕ ПОЛИГЛОТ, ТАК ЧТО? – ГОЛОВУ ОТВИНЧИВАТЬ??
Вот много раз пытался признаться миру в своей любви к нему. И что? Всякий раз неудачно. Наверное, языков не знаю.
* * *
БОЖЕ, КАКОЙ Я СТАРЫЙ
Помню, как 4 июня пошел снег и началась метель. Было белым-бело.
А еще помню, как 16 декабря было плюс 16 и ходили в рубашках.
Дожились, блин.
* * *
МАТЬ ТВОЮ ГОРОДОВ РУССКИХ
Всяка окраина мнит стать центром.
* * *
ЧТО НАМ, РУССКИМ, НИЦШЕ
Став йогом, я полюбил мясо.
Став мусульманином, испытал такую нежность к чушкам и алкоголю, что словами не передать. Почему и стал православным христианином, после чего меня понесло по борделям и весям родной страны. Так что христианствовал я недолго, и меня, как головой об асфальт, закинуло к буддистам. И – что естественно, - меня тут же забрали в армию и отправили убивать. Так что я испытывал страдания, а тот, что убивал рядом со мной, страданий не испытывал, потому как был евреем и иудеем. Так что очень скоро мой буддизм иссяк, а на столе у меня появились «Зохар» и «Наука Каббала». Но иудеем мне побывать не удалось, так как не удалось родиться евреем. И я ударился в экзистенциализм, утонув в дремучих дебрях схоластики.
Это было интересно, но Авеста оказалась привлекательней, и мой челн устремился в бурные воды зороастризма. Оттуда его, челн, плавно перебросило к розенкрейцерам. Откуда меня вытащили бахаи. Мне очень хотелось попасть в их центральный храм, ну… чтобы прикоснуться к истокам. Но для этого надо было ехать в Израиль (опять!), а я, как уже говорилось, не сподобился родиться евреем, и желательно в глубоко заочно любимой мной Хайфе. Я ж не Иванов и Рабинович, какие-нибудь там.
Так что на бахаи я поставил крест. Католический. Но падре оказался активным сторонником педерастии, так что меня теперь никакими облатками в католических храм не заманишь. Я со спокойной душой вернулся к Шопенгауэру и Ницше. Зачем-то прочитал Лосева и Бердяева, но встретился с шаманами.
Рокот бубна – это что-то! Опять же – травки, яды, запахи, тотемы… Обалдеть.
Еще большее «обалдеть» меня ждало у тантриков. Я по привычке бросился искать на солнце Тантры родимые пятна и язвы, и – не нашел. И это так меня расстроило, что я стал антитантриком – йогом. Уже махаянским.
Хожу вот сейчас по дорогам, ищу Будду, чтобы убить…
* * *
ПОДРАЖАЯ САМОМУ СЕБЕ
(стихи)
Люблю себя я безответно…
* * *
НА КАТАНЕ ЛУЧШЕ, ЭТО ТОЧНО…
Угораздило вот. Уселся на бритву Оккама – ни слезть, ни встать. Слева бездна. Справа бездна. По лево – прошлое. Без дна, без конца. По право – будущее. Такое же, и без того же. А я посредине на бритве…
Сколько миллионов лет тут меня не было! Сколько всего натворили за это время!
Сколько миллионов лет еще меня тут не будет! Сколько еще всякого тут натворят! И опять без меня!
Слезть, что ли, да самому что-нито натворить?! Да ведь лишним будет!! Потому и сижу спокойно, бесколыханно. И как тут колыхаться? – вжик, и тебя уже двое… Половина – до, половина – после. Одна в прошлом, другая в будущем. А кушать как после этого? Не, определенно, елозить по самурайской катане проще…
* * *
Свидетельство о публикации №223092100514