17. На закате наших дней

Количество гостей в доме ближе к вечеру заметно уменьшилось, дело известное: многие переженились и разошлись по своим домам. Иногда будут заскакивать: лысые, с кругленькими брюшками, но все бегом, бегом, пыхтя от множества приятнейших романтических дел.

Со скукой ей придётся бороться подручными способами, к примеру Або вернётся в свою комнату, но застанет в темноте Тайву страстно целующуюся с Заком за шкафом. Уже приятно, да? Не очень, а что ещё-то выдумать?

Солнце быстро катит на закат. На ужин вышколенная лимита подаёт вино с дольками фруктов. Солнечные лучи  нежно золотят стены дома. Тайва не выдержала, погладила Зака по лысине. Тот конечно, отмахнулся.

– Отстань. У тебя есть муженёк, его и массируй.

Она натянуто и смущенно улыбнулась в присутствии Чипа, который, впрочем сделал вид, что ничего не слышит. Чипу она не требовалась более, он остался как в молодости сухощавым, спортивно подтянутым, замкнутым, читал старинную книгу о минералах, спокойно сидя лицом к солнцу и ни с кем не общался. Гладить его никому даже не пришло бы на ум.

– А хочешь, я разведусь с ним и выйду замуж за тебя? – вдруг спросила громко, чтобы всем было слышно, следуя порыву своего сердца.

– Да пошла ты ко всем чертям, старая дура.
– Не будь таким специально грубым. Я понимаю, как ты одинок. Никто не понимает, только я, – Тайва чуть не разрыдалась.

 «Может и впрямь жениться пора, который час? – подумал он, – а то опять переться на ночь глядя в ночлежку. Чипу хорошо быть невозмутимым, у него квартира близко. Не нравится – встал и ушел. Пожалуй, останусь. Вот только спать опять придётся в гостевом гробушнике. Маленький, неудобный, сколько раз говорил: закажи по моему размеру.

– Гробушник новый заказала?

– Нет, но ты можешь использовать принадлежащий Або, ему он все равно не нужен. Да, Або?
– Может быть и  нужен.

Тайва подкралась к Чипу сзади.
– Чип, я желаю развестись.

Чип читал  книгу. Перевернув страницу,  вздохнул: «Ну, опять начинается песнь предзакатная». Оглянулся на неё, конечно вздрогнул от перемен, будто не узнал.
– Как знаете. Время сейчас сколько?

– Половина девятого.
– Извольте.
– Раз ты согласен, произношу необходимые слова перед нашим Всевышним: КАРА БОГАЗ ГОЛ! Ты свободен и я свободна!

Чип встал, довольно оглядел присутствующих, всех, за исключением Тайви.
– Однако засиделся тут у вас. Пора и честь знать. Спокойной ночи, господа клоны, – с этими словами легко спрыгнул с террасы, держа в одной руке старинную книгу о минералах. И ушел из её жизни в темноту ночи навсегда... до завтрашнего утра.

Сердце Тайвы застучало в неверном ритме. Она подбежала к креслу-каталке, обняла за плечи того, то в ней так нуждался!
– Милый! Как я счастлива!

Вино  выплеснулось из бокала.

– Отстань, дура, – раздраженно прошипел Зак, – если ты вообразила себе, что я мечтаю на тебе жениться, то как всегда глубоко заблуждаешься. Я мечтаю только об одном – никогда не видеть тебя. Лучше попасть в божедомку, чем оставаться здесь с тобой!

Но Тайва бросилась ему в ноги, схватив колёса кресла. Або тактично отвернулся в сторону, осторожно зевнул, прикрывая ладошкой беззубый рот. Пора на боковую. Отпихнув Тайву, Зак поколесил на выход. В ночлежку! Он не останется с этой дурой наедине, в ночлежку! Там спокойней. Некрасиво упав навзничь, Тайва провожала сбегающего Зака сухими от злости глазами.

– Ах, сво..чь, ну погоди! – гнев великолепного холоднейшего качества взметнулся в душе.

Она принялась крушить всё подряд. Або быстренько сбежал, закрыв голову руками в свой чуланчик, закрылся изнутри на крючок, завалил на постельку и радостно захрапел, сбегая в мир ЛП-пространства. О священную лысину бюста Мессии Тайва расколотила для начала бутылку домашнего густого сладкого вина:

– Вот тебе жертвоприношение, примите пожалуйста наш великий, величайший из людей! – схватила забытый помидор, извозюкала каменное лицо. – Вот, закуси пожалуйста, умненький наш Спаситель, да лучше бы ты сдох при рождении, пока тебе еще не отрезали пуповину. Животное, грязная человечья животина, ты продлил нам жизнь? Ты научил нас летать сигнатурами? Изобрел гробушник для вечной утренней молодости? А кто тебя просил делать это, скотина? Ты продлил нам мучения! На многие тысячи лет! Ненавистник, за что так нас ненавидел? Получай! – Тайва столкнула бюст с пьедестала, гомерически расхохотавшись: – Туда тебе и дорога, толстая жаба!

Желание мстить всем и каждому за бездарно прожитый денёк от этого не уменьшилась. Яростно взревев, она кинулась во след укатившему Заку:  вот кто ответит за всё!

Выскочив на террасу,  бросится по дорожке за инвалидной коляской, накинулась сзади фурией, хлеща по лысине, принялась раскачивать коляску, пока не опрокинула её. Пьяный инвалид был не в состоянии оказать достойного сопротивления разъярённой даме. Оставшись без средств передвижения, принуждён ползти на карачках, подволакивая больную ногу, ойкая и жалобно гримасничая, когда его пинали в толстый зад.

– Ишь, какой боров раздулся  на дармовой выпивке! Ойкаешь, да? А почему раньше не ойкал? Почему, спрашиваю, ты не ойкал, когда мне жизнь портил? Ну, подожди, скотина такая, ты у меня за все ответишь, мразь! Час расплаты настал!

С этими словами Тайва принялась колошматить по Заковой башке садовым табуретом, чувствуя как наступает кратковременное облегчение при виде чёрной кабаньей крови забрызгавшей песок. Надоело! Сколько можно? К чёрту! Фиг вам, замуж! Одно и тоже каждый день: или замуж с любовниками или на крышу задом крутить. Сколько можно повторять одно и то же? Всё, довели до ручки,  завтра, завтра –  к людям!  Пора пожить по людски!