Ботаники. Впечатления В. В. Туганаева Студенчество

БОТАНИКИ ИЗ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА: ВПЕЧАТЛЕНИЯ В. В. ТУГАНАЕВА. СТУДЕНЧЕСТВО


ФОТО. 1) "Коллектив кафедры ботаники Казанского государственного университета". Фонд Зоологического музея и гербария им. Э.А. Эверсмана в Дирекции музеев К(П)ФУ.
Слева-направо: 1 ряд:  Анна Лаврентьевна Паршакова, Михаил Васильевич Марков, Серафима Александровна Маркова;
2 ряд: Зинаида Ивановна Макарова, Роза Хакимовна Ахтямова, Аида Семёновна Казанцева, Татьяна Николаевна Добрецова, Раиса Гавриловна Иванова;
3 ряд: Светлана Николаевна Неуструева, Виктор Васильевич  Туганаев, Евгений Леонидович Любарский.
2) "Виктор Васильевич Туганаев"
ЖИВОПИСНЫЙ ПОРТРЕТ. "Виктор Васильевич Туганаев": холст, масло. 1982 г. Автор: В. П. Ёлкин.


К БИОГРАФИИ ПРОФЕССОРА БОТАНИКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МИХАИЛА ВАСИЛЬЕВИЧА МАРКОВА
К БИОГРАФИИ ПРОФЕССОРА БОТАНИКИ ВИКТОРА ВАСИЛЬЕВИЧА ТУГАНАЕВА
К БИОГРАФИЯМ БИОЛОГОВ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА


(СПРАВКА. Туганаев Виктор Васильевич. Выпускник Удмуртского государственного педагогического института. Аспирант в Казанском  государственном университете им. В. И. Ульянова-Ленина в 1967–1969 гг. Выпускник Казанской геоботанической школы профессора М. В. Маркова. Доктор биологических наук профессор Удмуртского государственного университета, детский писатель. Почётный гражданин города Ижевск, заслуженный деятель науки Удмуртской Республики)


Текст, представленный ниже я сформировала из отрывков и цитат автобиографической повести, касающихся непосредственно биологов Казанского университета.


НА СТРАНИЦАХ КНИГИ: Туганаев В. В. Моя вселенная. Ижевск: Удмуртский университет, 2011. 151 с.


1.

В жаркий июльский день на попутной машине выехал в Можгу с намерением на поезде добраться до Казани. Известный Казанский государственный университет, где есть представляющие для меня интерес географический и биологический факультеты, был заветной мечтой. Хотел учиться и на астронома, но где обрести такую специальность – не знал. В кузове машины нас набралось около 15 человек, большинство из которых – выпускники Алнашской и других школ района. Многие вели себя сдержанно, свои планы держали в секрете, ехали молча. В отличие от них меня понесло на откровенность, возникло ощущение шапкозакидательства. Я был убеждён, что во всей республике нет сильнее Алнашской средней школы, и поскольку я учился неплохо, то посему стать студентом – дело лишь времени. Но по взгляду спутников я понял, что бравирую напрасно. «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь!» – и мне стало неудобно. Ведь шапкозакидательство есть не что иное, как проявление неуверенности. Впрочем, алнашцы всегда ставят себя высоко, это отличительная черта их характера, и я, видимо, такой же.

У железнодорожных касс давка. Если проявить благородство и придерживаться порядка, будешь постоянно плестись в хвосте очереди, и вокзал для тебя станет местом долгого пребывания. Я уже намеревался нырнуть в толчею, как вдруг кто-то схватил меня за руку. Это Пётр Николаевич Кубашев, наши дома в Алнашах расположены на одной улице. После окончания «литфака» в Удмуртском государственном педагогическом институте его направили в один из районов Татарии, где проживает и удмуртское население.

– Куда направился? – обратился он ко мне. Узнав, что я собираюсь в Казань, чуть не разразился руганью.

– Что за мы такой тёмный народ, не знаем, куда суём голову! Да ты, шерстобитка колхозная, знаешь ли о том, что казанские вузы принимают в основном татар! Если ты без медали, нечего там делать! Поезжай в Ижевск – место удмуртов там!

Его «шерстобитка колхозная» и убеждённость возымели на меня действие – я поехал в Ижевск, и поскольку в институте не готовили ни географов, ни биологов, выбрал факультет естествознания. Так я стал студентом УГПИ…

От Яши Горячёва получил письмо – он поступил в Казанский химико-технологический институт (КХТИ), и в конце сообщения сделал приписку о том, что Казань охотно готовит кадры для национальных республик и что поступить в КГУ и КХТИ проще, чем, скажем, в УГПИ и ИМИ (Ижевский механический институт), поскольку в казанские вузы конкурс бывает невысокий из-за большого числа вузов в городе.

С первых же дней учёбы столкнулся с нехваткой времени – большая учебная нагрузка – лекции, семинары, внеучебные мероприятия – самодеятельность, спорт, комсомольские поручения. Лекции были ошеломляюще интересными, хотя далеко не все преподаватели были лекторами от Бога. Я не знал, как найти время, чтобы успевать за освоением предметов. Оптимизировать нагрузку помогли советы старшекурсников:

«Ботанику – морфологию и анатомию растений – можно не слушать, в учебнике материал изложен понятнее и обстоятельнее, чем даётся на лекциях; зоологию беспозвоночных всё равно без самостоятельной проработки не освоишь; если знаешь неорганическую химию в пределах школьной программы, то вузовскую можно легко понять, главное – не пропускать лабораторных и семинарских занятий». Несмотря на такие наставления старших, я посещал все лекции, но слушал выборочно, а вечерами в библиотеке им. В. И. Ленина по учебникам повторял пройдённые темы и даже знакомился с содержанием следующих разделов – так легче запоминались лекции. В восторг приводил Ю. А Герасимов. Его лекции по истории КПСС были уроками по ораторскому искусству. Нам хотелось владеть устной речью, как он…

В институт я привёз собранный в школе гербарий. В нём было около 600 двойных газетных листов с растениями, и мне хотелось показать его кому-нибудь из специалистов, поэтому я обратился к Михаилу Прокопьевичу Прокопьеву. Он переадресовал меня к Татьяне Прокопьевне Ефимовой, сказав, что лучше её никто в республике не разбирается в растениях. Она, мол, знает, все растения Удмуртии. «Неужели физически это возможно?» – я наивно полагал, что разнообразию растений нет предела.

Робко вхожу в кабинет Татьяны Прокопьевны.

– А это верно, что вы знаете все растения Удмуртии?

– Кто это Вам сказал?

Я понял, что вопрос понравился интеллигентного вида с крупными глазами уже немолодой женщине.

– Михаил Прокопьевич.

–  Ну, если так сказал наш заведующий кафедрой, так оно и должно быть.

– Я привёз гербарий, можно его показать?

– Из какого района растения?

– Из Алнашского.

– Я тоже родом из этого района, знаете деревню Азаматово и село Варзи-Ятчи? Я родилась в тех краях…

Через несколько дней она с довольной интонацией в голосе сообщила о том, что из 265 образцов, собранных мною, 4 относились к новым для республики видам. Я почувствовал себя первооткрывателем, тем более Татьяна Прокопьевна меня похвалила, сказав, что я сделал больше, чем иной второкурсник на полевой практике и что такого прецедента на факультете ещё не было!

Слух о том, что на естфаке появился студент, сделавший пусть незначительное, но всё-таки открытие в науке, мгновенно распространился по институту, и ко мне даже преподаватели стали относиться с некоторым почтением. Я это чувствовал и, конечно, был на седьмом небе.

В студенческий период в моей судьбе сыграли определяющую роль несколько человек. Это Михаил Прокопьевич Прокопьев, ректор Бабин Михаил Павлович, доцент Ефимова Татьяна Прокопьевна, доцент Ковриго Надежда Мироновна и особенно доцент Приезжев Герман Петрович, а профессора Казанского университета Маркова Михаила Васильевича я считаю своим главным Учителем.

Герман Петрович приехал к нам в Ижевск из Казанского госуниверситета. Участник войны, с широким кругозором, острый на язык, с крутым характером, мастер на все руки. На факультете он сразу обратил на себя внимание. Несмотря на то, что он по специальности был орнитологом, хорошо был подкован в общей биологии, особенно в теоретической. Казанским университетом он гордился, а имена профессоров А. И. Ливанова, А. М. Алексеева, В. И. Баранова, М. В. Маркова он произносил с особым благоговением. Вот он и помог мне установить связь с Михаилом Васильевичем. В 1961 году на базе Казанского государственного университета проводился Всесоюзный конкурс студенческих научных работ.

Герман Петрович обратился ко мне с предложением: «Рискните! У Вас же есть оформленная работа по сфагновым болотам». Я так и сделал. Через некоторое время приходит ответ-приглашение. Декан поражён: как студент пединститута заслужил право представлять науку на Всесоюзной конференции?

2.

В Казани состоялась встреча с профессором Марковым Михаилом Васильевичем и со многими ботаниками из других городов. Меня выслушали с большим вниманием, и профессор, пригласив в кабинет, в категоричной форме заявил: «Вам нечего делать в Ижевске, переезжайте в Казань, переводитесь в университет. Я Вам подсоблю». У меня забилось сердце от такого предложения, но я должен был отказаться – без стипендии не смогу, а помочь мне некому – родителей нет.

(В 1960 году умерла моя мама. Незадолго до её смерти в «Комсомольце Удмуртии» появилась обо мне статья с портретом. Мама с газетой ходила к знакомым и со слезами говорила: «Смотрите-ка, это мой сын!»)

Он подумал некоторое время и предложил другой вариант: «Вот что, батюшка, давай-ка сделаем так. Я договорюсь со всеми нужными преподавателями, и Вы будете сдавать все специальные предметы аж с 1-го курса. Выполните успешно программу – можно будет говорить об аспирантуре».

Этот вариант меня устраивал, и за 2 года я 5 раз съездил в Казань и успешно сдал экзамены по 10 дисциплинам. Бывая в Казани, я не каждый раз встречался с ним, потому что он, будучи проректором по науке, был вечно занят. Но когда я сдал предпоследний предмет – палеоботанику, решил отчитаться перед Михаилом Васильевичем.

Смотрю – идёт уверенным шагом по коридору первого этажа.

– Здравствуйте, Михаил Васильевич! – робко обращаюсь к нему, но чувствую, что он чем-то встревожен. Меня как-то на кафедре ботаники КГУ предупредили о том, что, когда он в неважном настроении, его опасно тревожить. – Я почти что выполнил программу, вот ведомость. Последний предмет был его, и я предусмотрительно оставил геоботанику напоследок.

– Как Вы оказались здесь? – возмутился он. – И кто это так запросто приезжает к профессору, не предупредив? Сегодня и в течение недели я занят, принять не могу!

У меня внутри похолодело. Словно в воду опущенный и оглушённый я вышел из основного корпуса университета, и ноги сами пошли в сторону озера Кабан. На асфальте прыгают воробьи, цветёт липа, в скверике, где памятник Габдулле Тукаю, чистота и порядок. На небе ни облака. А на душе у меня пусто. Что делать? И обсудить создавшееся положение не с кем – на кафедре ботаники все сотрудники разъехались по полевым практикам да экспедициям. Надо, думаю, осмыслить ситуацию. Озеро Кабан блестит на солнце. Вблизи нет ни одного человека. Усаживаюсь на скамью у памятника. Замечаю – в мою сторону направляется очень аккуратно одетый красивый бабай – невысокий, полноватый, в чёрной безрукавке, в снежно-белой рубашке, в блестяще-чёрных ботинках, на голове красиво расшитая с блёстками тюбетейка.

– Что случилось, молодой человек? На Вас лица нет! – участливо спросил он по-русски.

И я решился рассказать обо всём, что со мной произошло и кто я такой.

Бабай внимательно выслушал до конца, хотя я говорил много и эмоционально.

– Этот человек, характером, видимо, очень горячий, но у таких настроение переменчиво, они быстро отходят. Знаете номер домашнего телефона?

– Да, да, – киваю головой.

– Думаю, он уже кается по поводу того, что поступил с Вами так опрометчиво и несправедливо. Часа в 3 позвоните-ка ему домой, искренне извинитесь и расскажите всё то, что мне доложили, и, думаю, он поймёт. Поверьте, всё будет как надо!

Раньше телефоны-автоматы были на каждом углу, и хотя их часто выводили из строя, всё равно с завидным упорством вновь устанавливались новые. За 2 копейки их можно было использовать по назначению хоть целый день.

С замиранием сердца набираю номер. Мягкий бодрый голос отзывается в трубке:

– Да…

Я начинаю извиняться и прошу меня принять.

– Извиняться не надо. Знаете адрес и как можно до меня добраться?

Получив утвердительный ответ, кратко отрезал:

– Жду!

Встретил меня совсем не похожий на того, который был в университете человек – вежливый, учтивый, весёлый. Познакомил меня с супругой Серафимой Александровной – невысокой и полноватой женщиной с очень доброжелательным выражением лица:

– Серафима Александровна, кандидат биологических наук, много лет заведовала кафедрой ботаники в Казанском сельскохозяйственном институте.

Профессор был весьма удовлетворён моими успехами и попросил, не раздумывая поступить к нему в аспирантуру…

3.

…Для того, чтобы выйти из лабиринта флорогенетики, необходимо, прежде всего, изучить таксономический состав конкретной флоры и выявить его особенности. Этим и я стал заниматься, и на это ушло довольно много времени.

(Видовой состав растений Удмуртии можно было составить на основе работ учёных, проводивших здесь флористические изыскания. Кроме того, с 1960-х годов флора стала объектом специального рассмотрения Т. П. Ефимовой, она готовила кандидатскую диссертацию и составила «Определитель растений Удмуртии». Список включал свыше 700 видов высших растений, и чтобы определить специфику флоры, следовало провести анализ ареалов на основе данных географического распространения каждого вида. При изучении вопросов биогеографии невольно приходится изучать разнообразие ареалов: у одних он сплошной, у других ограничен небольшой территорией, у третьих имеет вид удалённых друг от друга островков, а протяжённость между островками порой достигает сотни и тысячи километров. Какие причины скрываются за подобными географическими особенностями? Особенно разительны примеры, касающиеся так называемых биполярных разрывов (дизъюнкций). Как могло произойти, что у одного и того же вида или очень близких видов одна часть ареала находится в Северном полушарии, скажем, в зоне Арктики, Субарктики или умеренного климата, другая на территориях, близких к Антарктиде? Есть и восточноазиатско-североамериканские, евро-западносибирские, североамериканские и другие дизъюнкции. Это те вопросы, которым посвящена многочисленная литература. Особое место в этом интересе заняли вопросы биопалеогеографии третичного и четвертичного геологических периодов, поскольку в первом сформировался состав современной флоры, а в четвертичном из-за неспокойного климата с его оледенениями и межледниковьями да плюс с появлением человека происходят весьма существенные изменения в распространении растений и животных…)

В Кирове, на студенческой конференции, я познакомился с группой энтузиастов-ботаников, которых тоже занимали указанные проблемы. Из них выделялся Миша Шилов – энергичный, начитанный и весьма коммуникабельный.

– Никаких ледниковых эпох не было! – категорически заявлял он с трибуны. – А были лишь трансгрессии и регрессии вод Северного Ледовитого океана и многочисленных его морей. Доказательства? Почитайте-ка труды А. П. Пидопличко и В. Н. Васильева, и вам всё станет ясно. Я знал труды этих учёных, но мне были известны мнения и других крупных учёных, которым я более всего доверял (А. И. Толмачёв, Е. В. Вульф, Ю. Д. Клеопов, И. М. Крашенинников и др.). Да и профессор В. И. Баранов ни на йоту не соглашался со сторонниками антигляциальной концепции. Но всё-таки даже в отрицании, казалось бы, самого очевидного, М. П. Шилов был неординарен, и мы с ним на конференции подружились и до настоящего не теряем связи.

Для географического анализа нужно было создать классификацию ареалов, и я создал свой вариант, положив в основу особенности долготной и широтной протяжённости ареалов. Получилось весьма сносно, я её использовал в дипломной работе и показал профессору М. В. Маркову. К моему удивлению и огорчению моя работа вызвала у него гнев:

– Вы почему проявляете такую нескромность и даже обманываете честных учёных?

Можно было ожидать всего, но только не этого. Я побелел. Михаил Васильевич продолжал:

– Ведь Вы плагиат! Быть не может, чтобы пединститутский студент смог составить такую классификацию, да ещё с научно хорошо выдержанным текстом!

– Всё, что создано и написано – моё, – пролепетал я и быстро вышел из кабинета. Прямиком пошёл к профессору Владимиру Исааковичу Баранову, чтобы он, как ботаник-географ и систематик растений, объяснил Михаилу Васильевичу его ошибку.

Откуда мне было знать, что между двумя учёными в своё время пробежала чёрная кошка? Оказалось, профессор М. В. Марков способствовал объединению кафедр геботаники и систематики растений в одну – кафедру ботаники, в результате Владимир Исаакович стал рядовым профессором, потеряв должность заведующего кафедрой. С тех пор, будучи на одной кафедре, «геоботаники» и «систематики» негласно сохранили свою профильную автономность. Владимир Исаакович сразу же стал на моей стороне, а на переговоры с Михаилом Васильевичем вместо себя направил доцента Леонида Михайловича Ятайкина. Вскоре он вернулся и сказал мне почти ласково: «Михаил Васильевич ждёт Вас».

Профессор сидел на диване, слегка облокотившись об его край.

– Сейчас собирают сборник аспирантских работ, и я Вашу статью рекомендую к печати! – сказал он, как ни в чём небывало, и передал мне мою рукопись.

Надо иметь крепкие нервы, чтобы выдержать такую психологическую экзекуцию. Но тогда я был молод и быстро пришёл в себя. Михаил Васильевич был горячим, но отходчивым по натуре.

Статья увидела свет, когда я стал аспирантом, и она представляет собой добросовестно написанный текст с удобной схемой классификации с приведением конкретных данных ареалогического анализа флоры Удмуртии.

В 1964 году я стал аспирантом, и у меня началась новая жизнь. Казань и Казанский университет – это совершенно иной мир, иные отношения. Но об этом дальше…

                Виктор Туганаев, Ижевск, 2011 г.



                Светлана Федорова, Казань, 22 сентября 2023 г.