Киса, отец Федор и архивариус. Глава 1

Потрясенный известием, что на спрятанные тещей сокровища построен новый клуб для молодежи, Воробьянинов еще долго ходил вокруг него, ощупывал стены, задрав голову, вглядывался в окна верхних этажей, и бормотал: «Не может быть, не может быть…» Потом, не понимая, что он делает и не помня себя, побрел по брусчатой дороге прочь от сокровища, которое нельзя было не унести, не сдвинуть и не реализовать. В таком невменяемом состоянии его и принял наряд патрульно-постовой службы, и доставил в ближайшее отделение милиции, приняв за пьяного.
Когда через некоторое время выяснилось, что задержанный абсолютно трезв, но при этом ведет себя неадекватно, дежурный позвонил в психиатрическую больницу и, вскоре приехавшая карета скорой помощи, благополучно доставила Ипполита Матвеевича в «желтый дом».
Вел себя больной не буйно, но на все вопросы отвечал одной лишь фразой – «Не может быть!», при этом приподнимал тощий зад и ощупывал сиденье привинченного к полу деревянного стула, потом в недоумении смотрел на него, говорил: «А-а…», садился и опускал голову, концентрируя взгляд на носках испачканных землей ботинок.
Ничего толком не добившись от бывшего предводителя дворянства, его перевели из приемного покоя в палату с двумя койками, но без подселенцев. Поставили на тумбочку алюминиевую кружку с водой, и на время оставили одного. Так как поведение его было в рамках допустимого, смирительную рубаху решили не одевать.
Если бы кто-нибудь знал, что пару часов назад он зарезал человека, то сидеть ему пришлось бы не здесь, и куда в менее комфортабельных условиях.
На поправку Ипполит Матвеевич если и шел, то очень не быстро. По-прежнему он был тих и спокоен, с персоналом клиники не спорил и не скандалил. Начал разговаривать, но с явной неохотой, и преимущественно делал это односложно. Но нежелание общаться – это не психиатрический диагноз, и его бы уже давно выписали, но медперсонал настораживало то, что пациент – где бы он не находился – в своей палате, на приеме в кабинете врача, на прогулке или общей комнате, все время осматривал и ощупывал стулья и табуретки, и по каким-то ему одному известным признакам определив, что это не то, что он ищет, впадал в меланхолическую депрессию. Впрочем, на следующий день он опять энергично начинал все сызнова.
И вот в один прекрасный весенний день ритуальность действий была нарушена. Ощупав очередной стул, Воробьянинов сел на него, но не заскучал, как это обычно случалось, а подняв вверх указательный палец, сказал:
– Не тот гарнитур! Обманул, гад! А Бендер то, Бендер – хорош! Тоже мне – великий комбинатор! Найду! Возьму свое!
Вскоре у Ипполита Матвеевича появился сосед. Он вошел в палату в сопровождении здоровенного санитара, уже переодетый в больничную пижаму. Буркнул что-то типа «Здрасьть», и уселся на кровать.
Сквозь не до конца закрытые веки предводитель рассматривал вновь прибывшего. Было ему немного за пятьдесят, борода, нечесаные клочья волос обрамляли загорелый бугорок лысины. Нос картошкой, пухлые губы. На лице непонятно откуда взявшееся восторженное выражение. Что-то неуловимо знакомое скользило во всем этом конгломерате. И вдруг Воробьянинов узнал его. Востриков Федор, кажется, Иванович!
– Ба-атюшка! – Протянул он, – да вы ли это?!
Бородатый вскинул голову, пригляделся…
– Ипполит Матве-евич! Какая неожиданная встреча, – проговорил он елейным голоском, – не померли, стало быть, с голоду? Без колбасы то?
Предводитель нахмурился, но решил не обращать внимания на нетактичность собеседника. Тем более учитывая место их неожиданной встречи.
«Когда то было, – подумал он, – да и псих все-таки».
Себя он таковым не считал.
– Как видите, батюшка, живой и здоровый, - ответил.
– А где же ваш молодой товарищ? Или это он вас сюда упек?
– Э-э, – Киса открыл и тут же захлопнул рот, но вопрос требовал ответа, – мы с ним… расстались. Да. Не сошлись во взглядах.
Отец Федор (а это был именно он) покачал головой.
– Бывает, – сказал священник, и после небольшой паузы добавил, понизив голос, – а как с сокровищами?
Предводитель дворянства испытующе смотрел на заклятого врага и конкурента. За последние месяцы все сильно изменилось, но, как и в прошлый раз, когда он выложил все первому встречному в дворницкой своего старого дома в Старгороде, прикинув, что без помощника трудно, так и теперь решил открыться очередному проходимцу, все так же полагая, что без поддержки ему не обойтись.
Если в двух словах, то умозаключение, к которому он пришел за время, проведенное в желтом доме (не будем забывать, что он тронулся умом), сводилось к следующему. Архивариус Корабейников каким-то образом узнал про бриллианты, и специально дал концессионерам не те ордера. А настоящие оставил себе, и сейчас, возможно, как раз разыскивает Гамбсовские стулья. А может - и это весьма вероятно с учетом прошедшего времени, - что и нашел!
- Так вот почему я тоже не обнаружил ничего в гарнитуре! – Хлопнул себя по лбу отец Федор, - старый скупердяй обманул и меня! Да еще и пятьдесят рублей золотыми десятками забрал! Ах, негодяй!
Ипполит Матвеевич промолчал. Его несколько смущало то обстоятельство, что молодежный клуб был построен на сокровища, высыпавшиеся из-под обшивки стула, но больной воспаленный мозг не ассоциировал этот клад с бриллиантами, припрятанными его покойной тещей. Да и с какой стати он должен был верить какому-то сторожу. И вообще, события того далекого вечера, когда он зарезал своего компаньона, казались ему горячечным бредом. Не было ничего такого - сон, кошмар, морок...
- Надо как-то выбраться отсюда, - Востриков почесал затылок, - вас выписывать не собираются?
Воробьянинов пожал плечами.
- Про то разговоров не было.
- Вот и у меня не было… Надо бежать!
- Бежать?! – Предводитель вскинул седые брови, - но позвольте - как?!
Отец Федор ухватил себя за подбородок, сжал в ладони давно не стриженую успевшую изрядно отрасти бороду. Задумался. Через пару минут посмотрел по сторонам, мельком взглянул потолок, опустил голову вниз и просиял лицом.
- Вам ужин приносят в палату? – Спросил он.
- Да, - кивнул Ипполит Матвеевич, - завтракаем и обедаем в столовой вместе со всеми, а ужин сюда несут. Я не знаю, почему так, но всегда…
- Не важно, - батюшка махнул рукой, - а кто носит?
- Санитары. Иногда нянечки.
- Вдвоем или поодиночке?
- Зачем вдвоем, один кто-то.
- Отлично. Сделаем так: когда придет санитар, оглушим его, свяжем, заткнем рот. Вы переоденетесь в его одежду – халат или что там на нем будет, запрем его снаружи и сделаем вид, что медик ведет пациента на прием к врачу. А сами через проходную и на свободу.
Киса в недоумении смотрел на сокамерника.
- Чем оглушим? – Часто моргая от удивления, спросил он, - чем свяжем?
Батюшка снял тапок: резиновая литая подошва сверху была перечеркнута крест-накрест двумя дерматиновыми полосками.
- Вот, - вытянул он руку с тапкам.
- Но этим не получится, - глаза предводителя округлились, - вы санитаров здешних видели?
- Одним не получится, - не смутился священник, - а вот так получится.
Он взял в руку второй тапок и, ловко стянув такие же с ног Ипполита Матвеевича, сложил в стопку все четыре штуки.
- А вяжем вашей же рубахой и штанами: они все равно не нужны, вы же в его форму переоденетесь. Кляп можно из носков соорудить.
- А почему я? Может быть вы?
Отец Федор помотал головой.
- Именно вы! – Сказал, - я ростом не вышел, - а вы еще и повыше некоторых будете – надо чтобы одежда подошла.
Глаза батюшки горели лихорадочным блеском. Было видно, что он настроен серьезно.
Гигант мысли повздыхал и смирился, уступая решительному напору служителя культа. Принципиально вопрос был решен, оставалось ждать вечера.
Но в этот раз ужин принесла нянечка. И на следующий день тоже. Только на третий дверь открыл мужчина с подносом в руках.
- Пора ужинать, - доброжелательно сказал он, ставя на тумбочку две алюминиевые кружки с чаем, пару кусков черного хлеба с небольшими брикетиками масла на них, и по два вареных яйца на брата, - приятного аппетита.
Расставляя еду, работник клиники согнулся чуть ли не пополам, что весьма облегчило задачу отцу Федору, решившему все-таки сделать все сам. Зайдя сзади, он размахнулся и, что есть силы, треснул санитара четырьмя сложенными в стопку тапками по затылку. Тот ткнулся носом в столик, но буквально тут же поднял голову и развернулся лицом к нападавшему. К щеке прилип кусок масла.
- Вы это чего? Да, я сейчас…
Зрачки у него плавали, было заметно, что удар достиг цели, но санитар каким-то непостижимым усилием воли оставался в сознании. Батюшка растерялся, а потому, когда тапки второй раз прилетели работнику уже в лоб, это больше напоминало игривый шлепок, который скорей пошел на пользу медбрату, возвращая его к реальности. Но тут стоявший столбом предводитель вышел из ступора, схватил металлическую кружку и, выплеснув на спину несчастному горячий напиток, что есть силы опустил ее на многострадальную голову санитару. Третьего удара тот не выдержал и кулем повалился на пол.
Больше сюрпризов не возникло. Санитара раздели и привязали штанами и рубашкой к привинченной койке, засунули в рот кляп из его же носков. Ипполит Матвеевич не без труда влез в его одежду. Брюки и рукава рубашки оказались коротковаты, но накинутый сверху халат нивелировал эти недостатки.
Палату заперли на ключ, прошли через игровой зал, уставленный цветочными горшками с бегониями, фикусами и, почему-то, геранью, спустились на первый этаж. Не смотря на то, что предводитель лежал в клинике уже несколько месяцев, здесь он оказался второй раз за это время – первый был, когда его привезли сюда. Несколько растерявшись, он начал крутить головой в разные стороны, не зная куда идти, но тут отец Федор потянул его за рукав и указал на вывешенную на стене схему эвакуации при пожаре. Внимательно рассмотрев ее, Киса уверенно двинулся вперед.
- Товарищ, товарищ, - проявил бдительность вахтер на проходной, рукой перегородив подход к вертушке, - с больным только с разрешения главрача.
- Так… как же… - В который раз стушевался Ипполит Матвеевич, - мы не того…
- А мы с разрешения, - пришел ему на помощь батюшка, - вы по внутреннему позвоните, там подтвердят.
Вахтер скрылся в дежурном помещении.
- Быстрее, быстрее,  ходу! - Потянул за рукав предводителя отец Федор.
Металлическая вертушка была застопорена. Они перелезли через нее, нелепо задирая плохо гнущиеся в паху и коленях ноги (при этом с ноги Вострикова слетел тапок).
- Тапок, мой тапок, - запричитал он, но тот находился по ту сторону с трудом форсированной преграды.
- А-а, - отец Федор махнул рукой, и устремился вслед за Кисой к входной двери.
Та, по счастью, оказалось не запертой. Нью-концессионеры выскочили на улицу. Май выдался на редкость теплым, и на несколько секунд солнечные лучи ослепили беглецов. Ипполит Матвеевич зажмурился и резко остановился, батюшка ткнулся ему лицом между лопаток.
- Бежим же, бежим, - предводитель махнул рукой, при этом, совершенно не понимая, куда бежать.
Жест выглядел театрально, наверное так, как это бы сделала актриса на сцене провинциального театра со словами: «Ах, подите уже…» Но проезжавший мимо извозчик принял его за сигнал остановиться.
- Тпр-ру! Куда изволите? – Натянул он поводья.
Не задумываясь об оплате и конечном месте назначения, нарушители закона запрыгнули в телегу.
- Поезжайте, поезжайте скорее, - Ипполит Матвеевич понимал, что надо срочно убираться подальше от клиники.
- Куда? – Переспросил извозчик.
- Поезжайте, товарищ, - вступил в разговор батюшка, - по улице вперед и держите.
Седой старик окинул взглядом плюгавую фигуру отца Федора в больничном наряде и одном тапке на босых ногах, крякнул, но спорить не стал.
- Но-о пошла! – Щелкнул он вожжами по крупу тощенькую кобылу, - но-о!
Та на удивление резво взяла в галоп.
Через минуту психиатрическая больница, на проходной которой уже толпились, размахивали руками, ругались и кричали собранные вахтером врачи и санитары, скрылась из виду. Побег удался, первый раунд не совсем ясного плана на пути к богатству остался за нью-концессионерами. Теперь надо было поскорее избавиться от извозчика, и продумать план дальнейших действий.