Как я решила стать пианисткой

Было в моем гарнизонном детстве несколько забавных историй, которые по своей яркости и значению оценены мной уже во взрослом возрасте.

Одну из таких историй я хочу вам рассказать.

В нашем гарнизонном магазине, одно чудо природы. Вообще-то в нашем гарнизоне это было не единственное чудо природы, но это, стоящее среди ящиков с подгнивающей картошкой, луком и капустой, уже успевшей скваситься не по рецепту, а по методу хранения, среди череды банок с горчицей, упаковок соды, соли и других очень важных, но совершенно неприглядных с точки зрения эстетики и маркетинга объектов продажи, выделялось из всего этого буйства товаров народного потребления советского гражданина.

Более того, это стояло на стеклянной витрине прямо напротив окна военторга, среди павлопосадских платков и самоваров, как бы выпендриваясь и нарочно привлекая внимание к себе своей изысканностью: Вот! Поглядите! Среди чего нахожусь! С кем приходится находиться! Я, маленькой девочкой проходя мимо этого творения рук человеческих, вглядывалась в это творение рук человеческих, высматривая каждую мельчайшую деталь, стараясь потом представить, как бы я была счастлива обладать этим сокровищем.

Этим сокровищем был чайный сервиз на двенадцать персон из чешского костяного фарфора.

Цена на этот сервиз была невероятная. Покупать эту вещь никто и не собирался. Более того, на каждое 8 Марта директор военторга доставала этот сервиз с витрины и накрывала праздничный стол для сотрудниц военторга и бухгалтерии гарнизона, среди которых была моя мама.

Традиция эта стала настолько обычной, что все уже забыли, что эта вещь продается, а не является имуществом магазина и никому в голову не приходило, что кто-то может её купить.

Начальник нашего гарнизона был женат. И женат удачно. На генеральской дочери. Поэтому служилось ему спокойно и уверенно, хоть и в дыре.
Но весь гарнизон знал, что у него есть молоденькая любовница, но никто не знал, кто она: разговоры были, но в глаза ее никто не видел. Но, видимо, у дамы закончилось терпение, и она решила приехать в гарнизон. Сама.

Гарнизон наш был объектом закрытым, поэтому просто так приехать к нам с выяснением отношений она не могла. Она как-то приехала к воротам, постояла, подождала, но начальник сам вышел к ней, о чем-то не долго с ней поговорил и отправил в город на своем служебном уазике с водителем, солдатиком срочной службы, который потом столовался у каждой гарнизонной сплетницы, рассказывая подробности, каждый раз разные, о том что за фифа любовница у начальника, что она сказала, как сидела. Из рассказов этого солдатика весь гарнизон узнал, что она пианистка в какой-то музыкальной школе или училище, уже теперь не помню точно, познакомились они с начальником на отдыхе, причем на отдыхе тогда была и жена начальника вместе с ним, но так уж получилось, что они с ней тогда ни разу не пересеклись. Ехала она, чтобы поговорить серьезно с ней о том, что не нужно заедать век ее мужу, который ее не любит, а любит пианистку и она в отличии от нее ему обязательно родит ребеночка и ее муж будет гораздо счастливее с ней, чем с законной женой. Но поговорить с женой ей так и не удалось и она всю дорогу плакала.

Весь гарнизон смаковал эту историю, каждая сплетница обязательно уточняла и добавляла от себя эмоций и подробностей и буквально за неделю все обсуждали сразу несколько историй, в одной из которых бедная, несчастная, беременная сиротка, обесчещенная нашим начальником гарнизона, осталась одна на улице без средств к существования, а другая половина обсуждала другую крайность, в которой развратная обольстительница из какого-то не то кабаре, не то подпольного тотализатора, обманом втянувшая скромного и застенчивого начальника гарнизона в интригу с изменой жене, который не знал, как от нее отвязаться и всячески ее сторонился, но она коварно лезла в счастливый брак и даже угрожала написать товарищу Андропову на него.

Были еще промежуточные варианты истории, но моему читателю и без их описания очевидны те страсти, которые кипели в гарнизоне.

Юная прелестница оказалась не так проста. Увидеться с женой возлюбленного была для нее главная задача. Она все еще была уверена, что ее личное счастье зависит именно от уровня информированности супруги ее возлюбленного о состоянии и размахе адюльтера, проходящего у нее за спиной.

И тогда она придумала гениальную вещь: приехать с концертом в наш гарнизон. И не просто с концертом, а еще и с собственным роялем, чтобы уж сыграть, так сыграть!

Начальник гарнизона ничего не мог поделать! Директива пришла из Штаба Округа. Дама эта, оказывается, была концертирующая пианистка и уже двыступала в нескольких гарнизонах, причем даже Московского Военного Округа.

Пришлось дать солдат на разгрузку-погрузку рояля, кормить и поить настройщика, старого, подслеповатого, сгорбленного, крошечного еврея, делающего свою работу практически на ощупь, залезающего чуть ли не целиком внутрь рояля и дающего «ля» самому себе без всяких камертонов шоколадным баритоном; терпеть визгливый тон костюмерши, доводивший весь персонал Дома Офицеров до изнеможения.

Что уж там было за кулисами, дорогой читатель, мне не известно, я на ту пору была второклассница и сам факт приезда какого-то концерта, да еще в такую глушь, было для нас примерно тоже самым, как приезд Тины Тернер в 90-е в Москву. Поэтому тот ажиотаж и атмосферу праздника я помню до сих пор.

Женщина эта для меня представляется до сих пор небесным ангелом, и когда уже взрослой, мама рассказала мне детали того концерта, я была удивлена не меньше, чем тогда музыкой, извергаемой ею из инструмента.

На концерт начальнику нашего гарнизона пришлось прийти с супругой. Да еще по правилам, сидел он практически под носом у пианистки. Супруга начальника, естественно, ничего не знала. Или по крайней мере была настолько талантливой актрисой, что никто не усомнился в том, что она не знает, почему ее супруг не смотрит на сцену, сидит чернее тучи, невпопад хлопает, да и всем видом говорит, что и с удовольствием бы провалился сквозь землю.

Супруга начальника наоборот: весь концерт она всплескивала руками, восторгалась и плакала от изумления, а так как весь остальной зал прекрасно знал кто, кому, кем приходится, в каких отношениях состоит, то лицезреть реакцию супруги на игру любовницы, поведение начальника гарнизона было не менее интересно, чем слушать концерт. Было непонятно, что интереснее: наблюдать за тем, что делается на сцене, или за тем, что делается в партере.

Публика неистовствовала.

После концерта, естественно, супруга начальника гарнизона по праву хозяйки пригласила артистку с ее свитой на ужин к себе домой. И на ужине чай подавали в нашем знаменитом сервизе.

На следующий день я шла на остановку гарнизонного автобуса, который нас отвозил в деревенскую школу, и заметила, что сервиза на витрине военторга нет.

«Наверное, еще на место поставить не успели» - подумала я, но вечером после школы сервиз на витрине так и не появился.

Не появился сервиз и через день.

– Так его же жена нашего начальника пианистке в подарок купила! – сообщила мне мама, – Прям сама его помыла, упаковала в коробку и отправила с ней на машине с нашим водителем! А мы ж коробку-то от сервиза забыли куда поставили, так пришлось завскладом ночью поднимать! Он же один у нас всё в гарнизоне знает! – расхохоталась мама.

И вот тогда я решила стать пианисткой.

«Буду играть на пианине, а мне за это будут дорогущие сервизы дарить» – решила я.

Прошли годы.

Никто мне за игру на фортепиано сервизов не дарил, но его преподавание здорово меня поддержало на чужбине. Это был надежный кусок хлеба, и я очень часто вспоминала ту самую девушку, благодаря которой мотивация играть на инструменте у меня стала достаточной, для овладения этой профессией.

И однажды в интернете я увидела объявление.

Честно сказать, сначала у меня промелькнула картинка перед глазами, я пролистала эту страницу, а потом вернулась назад. Что-то заставило меня вернуться.

На картинке была фотография чайного сервиза на двенадцать персон. В объявлении было написано, что продается немецкий фарфоровый сервиз. Но я-то точно знала, что это никакой не немецкий! Это самый настоящий чешский костяной фарфор! И цветочки эти я знаю наизусть и видела их каждый день по пути в школу.
Цена была смехотворная – 30 евро!

– Вы поторговаться хотите? Я не снижаю цену! – вместо здрасте начал разговор продавец. У него был голос явно после изрядного подпития, причина продажи этого сокровища мне стала очевидна.

– Что вы, меня все устраивает. Я только хочу уточнить: это разве не чешский сервиз? Точно он немецкий?

– Да какая разница? Мне от матери достался, она его очень берегла, сказала, что он ей очень дорог, как память.

– А откуда ваша мама?

– Да, я толком не знаю. Она о себе не рассказывала ничего. Вот недавно умерла, а мне этот сервиз не нужен. Будете брать или нет? – почти раздраженно спросил мужчина и я сразу же перебила его:

– Да! Да! Конечно! Куда приезжать?

Конечно, это был не тот самый сервиз. Это был другой сервиз из той же самой серии, с такими же цветочками, с таким же витиеватым молочником, заварочным чайником и сахарницей. В нем были все предметы в идеальном состоянии, только на ручке одной из чашечек была слегка потерта позолота.

Но может быть это тот самый сервиз? Просто я его не узнала?