Владимир Семёнович Голенищев

       NB: Эссе «Владимир Семёнович Голенищев» было написано в 2006 г. — к 150-летию со дня рождения одного из первых и самых замечательных русских египтологов — В. С. Голенищева (1856 — 1947); данный текст в сокращенном виде был переведен на английский язык и напечатан в буклете «W. S. Golenischeff», который дарился гостям во время открытия в Каире памятника В. С. Голенищеву сотрудниками ЦЕИ РАН в том же году. В 2022 г. мы отметили другую, ещё более значительную дату — 200-летие со дня рождения новой науки — египтологии, и я сочла весьма уместным опубликовать эссе (с небольшими поправками и комментариями в русскоязычном тексте) на academia.edu. А теперь публикую и здесь (со сносками см.на academia).




                ВЛАДИМИР СЕМЁНОВИЧ ГОЛЕНИЩЕВ
           (к 150-летию со дня рождения учёного: 1856 — 2006 гг.,
     а теперь и к 200-летию со дня рождения египтологии: 1822 — 2022 гг.)



В. С. Голенищев был одним из тех немногих
богатых людей, которые жили не бездумной
жизнью, а создавали непреходящие ценности
в области науки и культуры.

В. С. Голенищев сделал наибольший вклад в
историю культуры древнего Египта, открыв
новые, до него неизвестные памятники
литературы и письменности.

Из воспоминаний В. В. Струве .




       Выдающийся русский египтолог Владимир Семёнович Голенищев родился 17 января 1856 года в Петербурге в семье богатого Царскосельского купца первой гильдии, потомственного почётного гражданина Семёна Васильевича Голенищева и Софьи Гавриловны Голенищевой. Родители дали сыну блестящее образование. С 1869 по 1875 годы В. С. Голенищев учился в Первой Санкт-Петербургской гимназии и окончил ее с отличием. Семья не жалела средств и на домашних учителей. Уже в отрочестве Владимир Семёнович страстно увлекся древней культурой Египта, чему в немалой степени способствовал его гувернер — швейцарец, человек обширных знаний, интересовавшийся культурами древнего Востока. Позднее В. В. Струве, один из любимых учеников В. С. Голенищева, писал, что он «всегда с благодарностью вспоминал этого своего первого руководителя в мире науки, призывавшего его вступить на тернистый, но заманчивый путь изучения надписей, тайна которых была открыта великим французским ученым Шампольоном» .
       Будучи четырнадцатилетним юношей В. С. Голенищев приобрел первый древнеегипетский памятник, положивший начало его всемирно известной коллекции древневосточных и античных древностей. Коллекционирование стало для него не простым увлечением, а одним из важных способов исследования памятников истории и культуры древнего мира. С детства В. С. Голенищев овладел не только несколькими западноевропейскими и античными языками, но и приступил к изучению египетского иероглифического письма. Результатом явилась первая научная публикация, вышедшая в 1874 году в известном немецком журнале «Zeitschrift f;r ;gyptische Sprache und Altertumskunde» и посвященная чтению и значению некоторых древнеегипетских слов и терминов.
       В 1875 году  В. С. Голенищев поступил на факультет восточных языков Петербургского университета, который успешно закончил в 1879 году со степенью кандидата восточных языков. Замечательная эрудиция в различных дисциплинах египтологии, рано приобретенные обширные знания в области востоковедения в целом, увлеченность профессией и стремление служить идеалам науки, особый талант к изучению древних языков и пытливый ум способствовали формированию молодого самостоятельного ученого.
       Одним из главных событий научной жизни В. С. Голенищева в студенческие годы явилось его выступление на Международном конгрессе востоковедов в 1876 году  в Петербурге. Двадцатилетний студент второго курса сделал блестящий доклад о найденном им в Эрмитаже и переведенном древнеегипетском папирусе, который он назвал «Папирус № 1 Санкт-Петербурга». В. С. Голенищев открыл науке два интересных и значительных древнеегипетских текста, один из которых представлял собой ныне знаменитое «Поучение царя  X-ой  гераклеопольской династии своему сыну Мерикара», а в другом содержался первый образец неизвестной египтологам пророческой литературы: мудрец при дворе царя IV династии Снофру предсказывал Египту грядущие беды и приход к власти новой династии. Доклад и публикация тезисов в авторитетном иностранном издании имели успех среди отечественных и зарубежных востоковедов. Талантливый российский исследователь сразу же вошел в круг ведущих европейских египтологов.
       За годы учебы в Университете В. С. Голенищев освоил ряд восточных языков, прекрасно понимая, насколько необходимо для египтолога изучение и знание других древневосточных культур. Он особенно увлекся изучением вавилоно-ассирийской клинописи, письма Урарту и арабского языка. Арабским языком В. С. Голенищев занимался со знаменитым ориенталистом, профессором арабской словесности В. Р. Розеном, высоко ценившим незаурядные способности своего молодого ученика. Знание арабского языка очень пригодилось египтологу во время дальнейших многократных путешествий по Египту, помогло ему находить общий язык с местными жителями, знакомиться с культурой древнего и современного египетского государства, собирать памятники старины.
       В 1880 году по окончании университета В. С. Голенищев был определен на службу в Эрмитаж сверх штата, а с 1886 года стал хранителем отделения египетских древностей Эрмитажа, коим и оставался до 1899 года. Рапорт директора Эрмитажа Васильчикова на имя министра императорского двора от 4 июня 1880 года примечателен как данной в нем характеристикой
В. С. Голенищеву, так и сведениями о состоянии отечественной египтологии в целом: «Между лицами, состоящими на службе при Императорском Эрмитаже, никто не в состоянии составить подробный каталог и привести в систематический порядок имеющееся в Эрмитаже собрание Египетских древностей. Для этого необходима специальная научная подготовка. Египтологов в Европе вообще немного, у нас же в России их до сих пор не было вовсе. Принимая во внимание однако необходимость иметь при Эрмитаже лицо, компетентное в этой совершенно специальной отрасли познания, я беру смелость покорнейше просить Ваше Сиятельство об определении к Императорскому Эрмитажу сверх штата, без содержания, но с правами службы, Кандидата Восточных языков Императорского Санкт-Петербургского Университета Владимира Семёновича Голенищева, с тем, чтобы поручить в полное его распоряжение отделение Египетских древностей.  Поступление г. (господина. — М. Л.) Голенищева, единственного в Петербурге специалиста по Египтологии, на службу будет неоцененным приобретением для Эрмитажа. Занимаясь уже давно любимою наукою он подробно изучает те памятники Египетского искусства, которые находятся в Петербурге. Из них многие валяются в пыли в кладовых по разным казенным учреждениям. С назначением Голенищева без малейшего расхода для казны, не только приведено будет в порядок, но и значительно может быть увеличено и пополнено находящееся в Эрмитаже собрание Египетских древностей и в тоже время многие памятники древнего искусства спасены будут от конечного разорения, кроме того, наконец, составлен будет подробный научный каталог, о котором до сих пор за неимением специалиста невозможно было и думать» .
       На должности хранителя отделения египетских древностей Эрмитажа
В. С. Голенищев не только описал, составил и издал каталоги артефактов, спас от разорения и разрушения древневосточную коллекцию Эрмитажа, но и подробно изучил ее, открыв для современников и потомков уникальные памятники древней культуры.
       В 1881 году В. С. Голенищев обнаружил в Эрмитаже прекрасно сохранившийся папирус эпохи Среднего царства с текстом одной из самых увлекательных древнеегипетских сказок — «Сказки о потерпевшем кораблекрушение» (см.на "обложке"иллюстрацию с фрагментом этого папируса). Ныне сказка хорошо известна каждому египтологу, она служит своего рода учебником по изучению египетского языка. Но главное: данный папирус из Эрмитажа  — единственный в мире экземпляр с текстом этой удивительной сказки — шедевра литературы древнего Египта. Первым переводом текста и публикацией наука также обязана выдающемуся ученому В. С. Голенищеву, который впервые представил уникальную находку на Международном конгрессе востоковедов в Берлине в том же году. В 1882 году известный русский критик В. В. Стасов в статье «Египетская сказка, открытая в петербургском Эрмитаже» так оценивал значение открытия молодого египтолога: «… содержание папируса и основанные на нем соображения и выводы В. С. Голенищева касаются не одних предметов специально египтологической науки и Египта, но распространяются на гораздо больший всемирно-исторический горизонт» .
       Большого внимания заслуживают слова В. В. Стасова и о самом
В. С. Голенищеве. Он высоко оценил яркое начало научной деятельности русского ученого и предсказал ему блестящее будущее: «Едва покинув университетскую скамью, он уже своими первыми работами обратил на себя внимание значительнейших современных египтологических авторитетов, каковы: Лепсиус, Бругш, Бирч, Масперо и другие. Он участвует с честью в известной берлинской «Zeitschrift f;r ;gyptische Sprache und Altertumskunde». Путешествие его в Египет, откуда он привез почти целый маленький египетский музей, конечно, ещё более расширило его научный горизонт, и скоро по возвращении в Петербург он был сделан консерватором египетского отделения Эрмитажа. Здесь он дебютирует открытием и объяснением папируса, имеющего громадное значение для всей европейской науки. Можно ли не пожелать от искреннего сердца наилучшего успеха юноше, начинающему таким блестящим образом свою научную карьеру? У него между русскими не было ни одного предшественника по части египтологии, кроме Гульянова (сконч. в 1841 году), но Гульянов, сын молдавского господаря, проведший всю почти жизнь за границей на счет русского правительства, был, скорее, дилетант. В. С. Голенищев принадлежит совершенно другому настроению, образу мыслей, эпохе и совершенно другой науке. От него можно, кажется, по всем правам ожидать многого, настоящего» .
       В 1899 году В. С. Голенищев в связи с необходимостью часто отлучаться из Петербурга в Египет и Европу, но, не желая расставаться с любимым Эрмитажем, попросил причислить его без содержания к министерству императорского двора для научных занятий в музее. До 1917 года ученый не переставал работать в Эрмитаже.
       С 1879 года В. С. Голенищев совершал регулярные путешествия в Египет. В те времена во всем мире наблюдался невиданный интерес к культуре страны фараонов. Каир был центром мировой египтологии. Английские, французские, итальянские, немецкие и американские ученые вели активные археологические раскопки по всему Египту. Создавались научные археологические институты. Продажа и вывоз древностей разрешались официально. Это был «Рай» для коллекционеров. В течение трех десятилетий В. С. Голенищев собирал коллекцию, ежегодно пополняя ее новыми древностями. По воспоминаниям современников, он отличался необыкновенной эрудицией и громадной интуицией большого ученого, что позволяло безошибочно отличать подлинники от подделок. Со всем энтузиазмом и любовью настоящего исследователя, бережно храня, изучая, классифицируя и систематизируя каждый памятник, щедро делясь знаниями с коллегами, Владимир Семёнович создавал собственный музей восточных древностей, основную часть которого составило собрание египетских памятников. Музей, располагавшийся в его доме в Петербурге, был открыт для всех желающих.
В. С. Голенищев мечтал до конца жизни не расставаться с любимой коллекцией и завещать ее в дар одному из музеев России. Но судьба распорядилась иначе. Разорение, необходимость рассчитаться с кредиторами и обеспечить существование побудили ученого продавать собрание. За рубежом многие были готовы отдать огромные деньги, лишь бы заполучить коллекцию.
       Однако В. С. Голенищев как истинный патриот хотел, чтобы она осталась в России. Он пошел на невыгодные для себя уступки разного рода, лишь бы музейное собрание не покинуло Родину и сохранилось для потомков.
В. С. Голенищев и ряд ведущих российских ученых неоднократно обращались к Государю и правительству с просьбами приобрести драгоценную научную коллекцию в собственность государства. Вопрос решался больше года пока, наконец, 10 мая 1909 года не был принят одобренный Государственным Советом и Государственной Думой долгожданный Закон о приобретении в государственную собственность коллекции египетских древностей статского советника Голенищева.
       Император Николай II не разрешил принять коллекцию в Эрмитаж.
       Тогда И. В. Цветаев — основатель и директор Музея изящных искусств в Москве выхлопотал разрешение на поступление собрания В. С. Голенищева в свой новый музей. Для размещения музейных экспонатов  был создан египетский зал по индивидуальному архитектурному проекту. И. В. Цветаев, гордясь своим приобретением и понимая его значение, писал: «Эта воля Государя ставит наш музей восточным отделением рядом с таковыми же отделениями музеев Берлинского, Венского и Лувра» .
       На собрании Императорского русского археологического общества 24 февраля 1908 года Б. А. Тураев, друг В. С. Голенищева и видный ученый, прекрасно сказал о ценности коллекции: «Тридцатилетие,  в течение которого Владимир Семёнович совершал свои путешествия и собирал свою всемирно известную коллекцию, было, как известно, временем начала новой эпохи в истории египтологических открытий, когда с назначением Масперо на пост директора египетских музеев, с основанием Exploration Fund и других ученых однородных учреждений и обществ оживились и начали вестись учеными всех наций более интенсивно раскопки и исследования, дойдя в наше время до крайней степени напряжения. Благодаря хорошим знаниям местных условий, а часто и личному участию в археологических изысканиях, иногда предпринимавшихся по собственному почину, Владимир Семёнович приобретал из первых рук памятники, и на его коллекции можно проследить историю египетской археологии за указанный период» .
       М. И. Ростовцев, известный историк античности и археолог, отмечал, что «Коллекция В. С. Голенищева принадлежит к числу тех немногих коллекций античных вещей, которые собраны в течение целого ряда лет крупным специалистом с большой затратой труда, умения и знания. В. С. Голенищев знает Египет так, как его знают и знали только очень немногие из ученых египтологов. Ему близок не только Египет фараоновский, для него весь Египет, включая сюда и Египет современный, второй дом, вторая родина. В своих повторных путешествиях в Египет В. С. Голенищев практически познакомился со всем тем, что за многие тысячелетия существования египетской культуры и государственности создалось так, как отличительная специфическая особенность той или другой эпохи. Долгий опыт научил Голенищева различать среди тысячи вещей, попадающих на египетский рынок древностей, что важно и что не важно, что характерно и что безразлично, что стоит иметь только в одном экземпляре, двух экземплярах и чем каждый экземпляр важен и значителен» .
Главное значение коллекции В. С. Голенищева для России, как верно заметил М. И. Ростовцев, заключается в «типологической полноте, в том, что обозревателю ее и научному работнику, в ней трудящемуся, представляется почти весь Египет в миниатюре, во всех почти его характерных особенностях. При этом каждый тип представлен не безразличными рядовыми вещами, а часто экземплярами выдающимися и чем-либо интересными и индивидуальными» .
       12 мая 1912 года Музей изящных искусств открылся выставкой коллекции египетских древностей, имевшей ошеломляющий успех, о чем Б. А. Тураев с радостью сообщил в письме к В. С. Голенищеву от 1 декабря того же года: «Да, я теперь вижу, какое Вы сделали огромное культурное дело! Вам пришлось пережить тяжелый удар, расставшись с частью своей души, но да будет Вам утешением то, что Вы имеете возможность видеть при жизни, какие необычайные плоды принесла Ваша деятельность. Ни одна из громких египетских коллекций в мире не вызывает такого, не скажу интереса, а исступленного энтузиазма, как Ваша. Посетители в музей валят тысячами; путеводители раскупаются нарасхват — в два месяца продано 12 тыс. экземпляров. Ваше имя у всех на устах: египетский зал музея называют храмом, в который надо входить с трепетом и которому не место в общем здании музея» .
       Коллекция В. С. Голенищева насчитывает свыше шести тысяч экспонатов. Бесценными сокровищами ее, безусловно, являются памятники письменности древнего Египта, которые, по словам В. В. Струве, «могли бы служить украшением даже сказочно богатого Каирского музея» .
Любовь к культуре древнего Египта и страстное увлечение многообразным египетским письмом — иероглификой на камне, иератическими знаками на папирусе, демотическим курсивом — способствовали приобретению таких шедевров коллекции, как фрагмент надписи с Текстами Пирамид, папирус эпохи Среднего царства с 10 гимнами в честь бога Себека, знаменитый папирус эпохи Нового царства с текстом «Путешествия жреца Уну-Амона в Финикию», папирус «Ономастикон Аменемопе» — своего рода уникальная энциклопедия-словник эпохи Нового царства, ряд папирусов с текстами религиозной и заупокойной литературы, фрагменты саркофагов Среднего царства с надписями, московский математический папирус, ряд эпиграфических памятников, скопированных ученым во время путешествия в долину Вади-Хаммамат, и многих других.
В. С. Голенищев вел активную научную жизнь. Он опубликовал более пятидесяти научных трудов, занимался преподавательской деятельностью, со щедростью настоящего ученого делился с коллегами и учениками знаниями, впечатлениями, опытом, памятниками, порой, предоставляя право первой публикации кому-нибудь из друзей и коллег, или приобретая для того или иного музея памятник лучшей сохранности уже имеющегося в собрании памятника.
       Интересы науки были для В. С. Голенищева превыше всего, но его всегда особенно волновало состояние и развитие египтологии в России. В письме к Б. А. Тураеву от 21 декабря 1912 года он писал: «… я с восторгом узнал о том необычайном интересе, с каким Московская публика стала посещать египетскую коллекцию в Музее изящных искусств. Дай Бог, чтоб и у нас благодаря неустанным Вашим трудам народилось поколение египтологов и ориенталистов, которое могло бы загнуть за пояс заграничных, а в первую голову немецких, коллег. Пользуйтесь, дорогой Борис Александрович, тем, что в данное время внимание московской молодежи обращено на египетские и прочие восточные древности и внушайте ей любовь ко всему тому, что нас обоих так всегда привлекало и теперь привлекает к себе» .
       В. С. Голенищев и Б. А. Тураев мечтали о создании Российского научного Института в Каире и об организации российской археологической экспедиции с тем, чтобы вывести отечественную египтологию на мировой уровень. В. С. Голенищев всегда был убежден, что наши ученые способны достичь не меньших, а даже больших, успехов в египтологии, чем иностранные. И он сам был ярким тому примером. В. В. Струве, находясь в Германии, в письме к В. С. Голенищеву от 4 мая 1915 года писал: «Вообще, я вынес впечатление, что здесь, в Берлине, они (немецкие египтологи — М. Л.) преклоняются перед Вами, но, отчасти, пожалуй, и побаиваются...»  Очевидно, что многие зарубежные египтологи преклонялись перед авторитетом В. С. Голенищева, его огромными научными познаниями и, конечно, немецкие ученые опасались конкуренции в деле изучения грамматики египетского языка. Ведь в этой области В. С. Голенищеву не было равных!
       Жан Сент-Фар Гарно — французский египтолог и автор воспоминаний о
В. С. Голенищеве сообщал, что познания его были столь огромны, что «он не нуждался в словаре, так как все слова древнеегипетского языка во всех их значениях были отпечатаны в его памяти. Будучи выдающимся полиглотом, Голенищев, как полагают, знал основы по меньшей мере тридцати языков» .
       После революции В. С. Голенищев уже не мог вернуться в Россию.
       С 1917 по 1947 годы он был профессором Каирского университета, жил в Египте и во Франции, в Ницце. В Каире он создал кафедру египтологии и воспитал много учеников, ставших впоследствии знаменитыми. В. С. Голенищев изучал и издавал памятники Египетского музея в Каире и составил каталог иератических папирусов.
       Жан Сент-Фар Гарно в 1935 году писал, что авторитет русского египтолога в мировой науке был неоспорим, поскольку, с одной стороны, основывался «на личных качествах этого большого ученого и обаятельного человека, исключительно одаренного и духовно, и физически, — кабинетного ученого и педагога, исследователя и спортсмена, ум и культура которого могли сравниться только с благородством его натуры». С другой стороны, «оставаясь, несмотря на свой почтенный возраст, молодым и душой и телом, Голенищев в 1935 году был уже личностью легендарной. В его длительной карьере успех следовал за успехом. Какой другой египтолог открыл, опубликовал и перевел рукописи (уникальные) столь большого числа литературных шедевров? Какие другие археологи, какие хранители музеев показали себя более компетентными и опытными собирателями, чем этот специалист по эпиграфике? Все эти качества, столь многообразные и блестящие, придавали ему в наших глазах неоспоримое превосходство» .
       Жан Сент-Фар Гарно так же отмечал, что «Голенищев был не только одним из самых сильных, но и одним из наиболее индивидуальных умов своего времени. В этом отношении, подобно Виктору Лорэ во Франции, он оказал всем нам неоценимую услугу, предостерегая против готовых идей и предвзятых теорий. Он сам служил примером. Деликатный и искренний, он никогда при этом не задевал тех, кто придерживался иных взглядов» .
       Необыкновенно ценны и интересны воспоминания Жана Сент-Фара Гарно о повседневной жизни В. С. Голенищева: «В то время, когда я имел честь быть представленным Владимиру Голенищеву (1935 г.) он был одним из наиболее известных и уважаемых лиц в каирском обществе. Обосновавшись в Ницце, во Франции, по-видимому в 1910 году, профессор Голенищев и его супруга, тем не менее, проводили большую часть года в Египте, куда они приезжали в ноябре, а уезжали лишь весной. Голенищевых часто встречали в Каирском музее, но местом, к которому они испытывали особую привязанность, был дом Гроппи, принадлежавший Мидану Солиману. Здесь их можно было видеть почти каждый вечер, в пять часов, в окружении большого числа людей, потому что они любили принимать гостей, и не было человека из образованных слоев общества, кто не желал бы с ними познакомиться.
       В январе супруги Голенищевы уезжали в Луксор, где находили приют в «Отеле Луксор». Как приятно было видеть их в просторном холле отеля в компании Борхардта, Жугэ или Картера! С каким волнением внимали все великому русскому филологу, когда Голенищев предлагал разобрать какой-нибудь трудный египетский текст! В комнате Голенищева привлекали внимание последние издания египтологических трудов, большие фотографии фиванских памятников, храмов или гробниц, но специалистов-египтологов в особенности интересовал огромный сундук, стоявший в углу. В этом сундуке, столько раз виденном мною в Каире или Луксоре, с которым Голенищев никогда не расставался и который я опять встретил в Виши, когда Голенищев проходил там курс лечения, хранилось несчетное количество карточек и рукописи мэтра, разложенные по молескиновым портфелям. Самые драгоценные из них, те, что  возбуждали в нас сильнейшее любопытство, были листки, написанные столь каллиграфически четко и изящно, что ими могли бы похвастаться древние писцы. На эти листки Голенищев заносил примеры из текстов, предназначавшиеся для иллюстрирования его капитальной работы по египетскому синтаксису» .
       Многотомный труд о египетском синтаксисе не был опубликован при жизни ученого. Владимир Семёнович Голенищев умер в 1947 году в Ницце  и был похоронен на русском кладбище. Он прожил долгую, яркую и плодотворную жизнь (91 год!). Свой богатейший архив он завещал французскому египтологу Жану Сент-Фару Гарно, который перевез его в Париж и основал Центр В. С. Голенищева, существующий и по сей день.
       Вместо послесловия хотелось бы привести воспоминания В. В. Викентьева, друга В. С. Голенищева и известного египтолога: «Мы впервые встретились в Петербурге, в 1915 году в Эрмитаже. Он подошел к нам быстрым шагом из глубины далекой галереи. Первое впечатление от него как от человека полного мощи усилилось, когда мы разговорились. Его вдохновенная манера говорить заставила нас забыть, что ему шестьдесят. Таким же могучим он остался и до конца своих дней. Если он и стал ходить более медленным шагом, а позже вынужден был опираться на палочку, его дух не ослабевал никогда. В 1947 году он был таким же вдохновенным, — мы бы даже сказали, таким же динамичным, — как и в 1915. 9-ого августа он тихо заснул навеки в своем кресле, склонившись над листом бумаги, покрытым иероглифическими знаками, написанными его мелким и четким почерком.
       Так закончилась его длинная, никогда не прерывавшаяся серия размышлений. Начавшись в 1870, когда Владимиру Семёновичу было лишь 15 лет, они (по-видимому, размышления — М. Л.) длились 77 лет. Последний год своей жизни он также как и первый год работы был с любовью, в буквальном смысле слова, привязан ко всему, что  имело отношение к древнему Египту» .


                Москва, 2006 г., ред. 2023 г.