Про деда Анисима. В баньке

 На верхнем полке маленькой деревенской бани сидят втроём: дед Анисим, Лёха – мой закадычный приятель и местный конюх Фёдор, немногословный малый, который всё больше молчит, но если скажет, словно в глаз ударит - до того метко.
 -Расскажи, дед, как тебя… ЭТИ парили,- просит Лёха, плеснув из ковшика воды на каменку.
 Лёха – кряжистый парень с жилистыми и  длинными, как у обезьяны, руками. Силища в этих руках – неимоверная, работая путевым рабочим на железной дороге, он мог с трёх ударов, играючи, забить костыль в шпалу. На деле же был добрым и  доверчивым, охочим до разного рода побасёнок.
 Деду Анисиму 73 года, на вид – далеко больше - сказался тяжёлый труд разнорабочим на лесосплаве, тем не менее, он полон жизни и озорства. Проведя снизу вверх рукой по носу, усеянному чёрными точечками пор, из которых пробивается редкая щетинка,   он щурится от горячего пара.
- Давненько это было, однако… - начинает старик, упёршись костлявыми руками в полок,  многозначительно делает паузу, как бы набивая цену истории, хотя все присутствующие  знают её наизусть.
- Случилось, ребятушки, как - то придти мне домой запоздно, засиделся у приятеля, - дед многозначительно подмигивает, -  чего греха таить. Баушка моя, Царство ей небесное, стопила баньку-то давненько – всё меня ждала, да, не дождавшись, сама и попарилась. Я же пришёл-то во хмелю, всё-таки суббота, гляжу - самой баушки нет – спать легла, а бельё чистое приготовила, вот я его взял, да и пошёл в баню. Плесни-ка, Лёха, чаво ждёшь? – дед выждал, когда приятель поддаст пару и продолжил.
- Иду я значит, по тропинке-то, луна светит, ажно каждый камешек видать, да не в эту баньку-то я шёл, а что на краю заводи стояла, у речки, её уже годков с тридцать, как убрали, – сгнила совсем.
 Лёха слушает деда, приоткрыв рот, жарко, мочи нет, но всё равно, терпит.
 - А в ту пору, ребятушки, всякая нечисть по дорогам ходила, после войны-то. Вдруг страх меня взял, да такой, каким и не пугался никогда, иду  и оглядываюсь, мурашки по самой коже так и бегают. Думаю: ты же, Нисим, войну всю прошёл, такое видел, что мало, кто и поверит, чего боишься? Дошёл, значит, я до бани, нашёл в темноте карасинку и зажёг. От света мне вроде как полегчало, но всё равно, скребут кошки на душе от страха. Чтобы уж спокойнее стало, заперся на засов, бывали у нас в то время баловники, не ровен час, одёжку могли стянуть, тады нагишом что ли по деревне - то идти?
 Дед, кряхтя, спускается вниз – к шайке с запаренными в ней вениками, достаёт один, внимательно осматривает, обнюхивает и удовлетворённо кладёт обратно, поднимается к приятелям. Все наблюдают за действиями Анисима и ждут продолжения.
 -Так вот, разделся я, парком подогрел баньку-то, да и залез, помню, на полок, как сейчас, сижу, маюсь, кости грею. И показалось, мне, ребятушки, что кто-то в оконце за мной подсматривает, внимательно так, словно высверливает взглядом... Тут с меня половина хмеля-то и скинулась, пужаюсь, для храбрости песни петь задумал. Сижу и потихоньку фронтовую нашу любимую под нос себе гунжу. Легче сразу стало, веселее, да вот только слышу, как засовчик –то брякнул в предбаннике, и дверка наружная заскрипела.- Дед Анисим понизил голос.  -  Ну, думаю, никак озорники опять со мной шутку сдумали сделать - с одёжкой, крикнул я во всё горло: «Куды, дескать, оглашенные! Шутки со мной не пройдут, выйду-  надеру уши!» Тут дверь-то в парилку и открылась… Что Лёха, рот-то раззявил!- неожиданно прикрикнул Анисим, и от неожиданности тот чуть не свалился, - будешь поддавать али нет?!
 -Так во-о-от,- растягивает дедок, - открывается дверь и входят трое молодцов с девками,  все голые, тьфу, срам, да и только, и  спрашивают: «Как дела, мол, дядька Анисим, звал нас, что ли?» Тут у меня хмель весь  пропал, внутри всё дрожит, а виду сам не подаю. –Звать, говорю,- не звал, а ежели спинку  потрёте, – не откажусь!
 Федька пошевелился, поправляя затёкшие ноги, доски под ним скрипнули, заставив вздрогнуть впечатлительного Лёху.
- Обрадовались молодцы, мигнули девкам, а те и рады стараться – растянули меня на полке за ноги-руки, а сами смеются: щас мы, тебя, Анисим, попарим!- И достают, ах, вы, ребятушки мои,  метлы,  а как давай меня охаживать! А потом по мне плясать начали, визг поднялся и шум такой, что впору уши штукатурить, хоть и служил в артиллерии.
- Немного протерпел я, тайком взглянул, а у них на голове сквозь волосы рога-то и проглянулись! Заорал я благим матом, да и пустился геройски во всю прыть своих ног прочь, умудряясь под каждый шаг матерное слово из меня выскакивает, во как! Но побежал не домой, а совсем в другую сторону, уж и не помню, куды…
-Куды, куды! Да ведь ты к председательской жене со страху под одеяло залез!- резко загоготал молчавший до этого Федька, - А на следующий день тебя с работы и попёрли!
  Но дед Анисим пропускает это мимо ушей:
-  С той поры один в баню-то и не хожу, - он несколько раз крестится, бормоча что-то под нос, и добавляет: - Мыться-то будем, оглоеды?!