Лихие пельмени из лихих девяностых

Дмитрий Запольский, бывший известный Перербургский тележурналист в "лихие девяностые" по роду своей службы бывал во многих местах "бандитского Петербурга", начиная с дворцов и ресторанов тех, кому удалось прорваться во власть, до трущоб и наркотических притонов.

Однажды он попал на фабрику, где производили пельмени. Ему поступил заказ создать несколько рекламных роликов о пельменях. Производством руководил некий "Лёша", фамилия которого Запольский назвать не захотел. Сказал только, что тот щеголял в страусиных ботинках, и , имел гражданство в Швеции.

"У  него была лысая башка и свернутый набок нос. И не было половины уха. Он не сидел. Ну, то есть, сидел, конечно, только в «Крестах» — и то недолго. Но за бандитскую рожу ему сразу же любой судья влепил бы год условно. Для профилактики. Если не откупится".

Похоронив свою шведскую, преждевременно скончавшуюся жену, Лёха вернулся в Россию с миллионом крон в кармане. "Быстро собрал бригаду, накупил пацанам «восьмерок» с длинным крылом, стал хозяином Парка Победы. Но остыл и вложился в свой бизнес. Пельмени. Скооперировался еще с двумя быками. На троих они арендовали хладокомбинат и начали производство. Дело сразу поперло. Главный принцип фирмы — только 3 постоянных работника, остальные — за нал, по разовым договорам. Зарплата хорошая, работа тяжелая, шаг в сторону — хей до!"

Главной на производстве была МЯСОРУБКА размером с трехэтажный дом.

"Внутри огромный архимедов шнек, толкал здоровенные брикеты к ножам. Сами брикеты забрасывали сверху два дядьки бомжеватого вида в застиранных медицинских халатах, напяленных поверх замызганных куртяшек".

Они стояли на площадке и трясущимися руками впихивали в адскую пасть машины какие-то ЛЕДЯНЫЕ КОРОБКИ. Впихивали ПРЯМО С КАРТОНОМ. Еще человек 5 таких же людей подносили им на площадку новые коробки, мешки и ледяные блоки.

   "Из жерла сквозь сотни отверстий выстреливали колбаски фарша. Больше всего это было похоже на кошачьи экскременты — нечто черно-коричневое с ужасным запахом и соответствующей консистенции.

Оно падало в огромный стальной чан с мешалкой, в него же лилась водопроводная вода. Два бомжа совковыми лопатами кидали туда какие-то опилки. Было холодно. Царь-мясорубка время от времени останавливалась, бомжи вычерпывали из чана смесь в вагонетки и катили их в другой конец цеха, где стояла ПЕЛЬМЕНОПЛЕВАЛКА.

У нее было два раструба: в один заливали содержимое вагонеток, в другой толстая бабуля запихивала... сероватое тесто, которое выплевывала соседняя машина. Из задницы пельменоплевалки со скоростью пулемета на ленту вылетали катышки размером с грецкий орех и такой же круглой формы.

   Вдоль конвейера стояли люди. Много людей — может, 30, может, 50. Посиневшие от холода лица, под серенькими халатиками какие-то жутковатые ватники. Они хватали катышки с ленты и раскладывали их на застеленные бумагой противни. У каждого рядом стояла своя стальная этажерка на колесиках. Когда все полки заполнялись, работники катили свою тележку в соседний цех и бегом возвращались обратно к ленте. У каждого на спине и на груди был приколот булавками номер...

вся площадь цеха была разграничена волчатником— видимо для того, чтобы участники соревнований не сходили с маршрута.

— А зачем флажки и номера? — спросил я Лешу, который мне показывал это свое технолого-логистическое ноу-хау.

   — Номера, чтобы контролеры видели, кто норму выполняет, а кто нет. А волчатник, чтобы на перекур и на поссать не шлялись. Как кто вышел за флажки, так и всё — зарплаты не будет.

   — Слушай, а почему они все как бомжи одеты? Где ты их взял?

   — Да нигде. Сами приходят каждый день, в шесть утра у нас... очередь выстраивается, человек пятьсот. А мы берем на смену только сто.

   — Что, каждый день новых?

   — Не, иногда по два-три дня работают. Специально просят им зарплату не выдавать дневную, типа еще придут. Один малец две недели протянул. В завязку решил уйти. А так все больше однодневки. Получат в четыре часа зарплату и пьют потом неделю.

Леша мне объяснил, что смена начинается в восемь часов. Специальная команда быстро проверяет у всех паспорта, санитарные книжки (липовые, естественно) и берет у каждого претендента подпись на бланке договора и на всякий случай на пустом листе. Ну вдруг чего сломает кто, чан опрокинет, что-нибудь не то в Царь-мясорубку кинет...

   Леша повел меня дальше, в следующий цех — упаковочный. Там уже замороженные катышки шустрые тетки укладывали в коробки и заклеивали. Коробки в ящики, ящики на поддоны. Ну а тут подъезжал рогатый погрузчик и нес их в нутро фур-рефрижераторов, подъезжающих к пакгаузу. Леша отправлял в день не меньше пяти фур. Это восемьдесят тонн готовой продукции.

После осмотра владений я спросил:

   — А расскажи мне рецептуру. Что в этих мешках, пакетах, в брикетах? Что это за опилки в чан сыпят? И вообще, сколько там у тебя мяса?

   Леша был парень без комплексов.

   — Мяса — 4%. Ну если привезут... У нас все СЭС  на прикупе. Врачам платим. Придут на рынок, увидят немаркированное мясо или пересортицу какую — сразу изымают. Ну а мы им акт об уничтожении путем измельчения с негашеной известью. Они нам за это из бюджета деньги переводят. Ну мы, естественно, главврачам это отсылаем.

 В БРИКЕТАХ - МЯСНОЙ КОНГЛОМЕРАТ ИЗ ГЕРМАНИИ. НУ ВООБЩЕ-ТО, по идее, НА КОРМ ДЛЯ ПУШНОГО ЗВЕРЯ ПУСКАЮТ, на хорьков всяких, нутрий. НО КАКАЯ РАЗНИЦА? Ведь там все честно: требуха, хрящи, хвостики, пиписьки, копытца.

   Меня стало поташнивать. Леша продолжил повествование:
 
  — В КОРОБКАХ - МОРОЖЕНЫЙ ЛУК. С ОВОЩЕБАЗ. Специально для нас сортируют. ЕСЛИ ПОДГНИВАТЬ НАЧИНАЕТ - ЕГО В МОРОЗИЛКУ И ГОТОВО. 
 
     — Что, прямо НЕЧИЩЕНЫЙ?!

   — Ну да. КАКАЯ РАЗНИЦА? МЯСОРУБКУ ВИДЕЛ - ВСЁ В МУКУ СТИРАЕТ!

   — А В КОРОБКАХ КАРТОННЫХ?

   — А ЭТО НАМ ТОЖЕ СО ЗВЕРОФЕРМ ПРИВОЗЯТ. Из Приозерского района. У них там производство ого-го-го какое! Они этих нутрий обдирают, а мясом кормят молодняк. Что остается — тоже нам везут.

   Мне срочно захотелось стать вегетарианцем, как на первом курсе Медицинского, после практики по анатомии.

   — Слушай, а ваши врачи из СЭС вам ампутированные всякие руки-ноги не везут?

   — Не, — Леша снова усмехнулся. — Там же всякая зараза. Быстро будет портиться. МЫ СРАЗУ ОТКАЗАЛИСЬ.

   Больше мне спрашивать не хотелось. Всякое я видел в девяностых, но вот такого — ни до, ни после той экскурсии. Но любопытство все-таки взяло верх.

   — А ОПИЛКИ— это перемолотые гробы, наверное? Из городского крематория?

   Леша посмотрел на меня как на дурака:

   — Какие опилки, ты что? ЭТО СПЕЦИАЛЬНЫЙ ТАКОЙ СОСТАВ. ДЕКСТРОЗА. Ну ТИПА САХАР. И НЕМНОГО ЦЕЛЛЮЛОЗЫ. Для густоты. Видел же консистенцию на выходе — совсем жидкая смесь. Как понос. А мы туда водички и загустителя. Вода соль разбавляет, ведь конгломерат засоленный идет. А ДЕКСТРОЗА ПРИДАЕТ ФАКТУРУ МЯСА. Ты пробовал наши пельмени? Ну ясно, что не пробовал. Ну хоть видел? Нет?

Ну, короче, внутри начинка слепленная получается и при варке только схватывается. И сок типа внутри остается. Я даже попробовал однажды. С голодухи вполне можно есть. Но лучше педигрипала, который грузины в чебуречных вместо мяса кладут".

Так делали пельмени в 90-х годах. Интересно, КАК их делают сейчас?