Ира

Она сидела на площадке четвёртого этажа, где была и моя комната. Читала что то. Когда услышала мои шаги по лестнице, подняла голову. Лицо знакомое. Знаю. Комната  третья по коридору, там девочки сфизико – математического. И она то ли с четвёртого, то ли с пятого курса. Стройненькая, симпатичная, тонкие черты лица - весь облик  проникает и пронзает.
- девушка, почему у вас такие грустные глаза?!
Так всё началось. Возле Саратова есть небольшой посёлок, деревенского типа, где  она и выросла. Там её мама и двое детей, их дом.
В моей комнате жил парень, с филологического. Саша. Куруглощёкий, пухлый, весёлый. Её земляк. Девочки к нему прямо в очередь выстраивались.  Как то вернулся вечером, а на моей кровати, она стояла втык в длину к его, которая пристроилась уютно и скрытно за шкафом, скромно сидит девушка и ждёт, когда Саша освободиться – она хочет, ей нужно с ним поговорить, и всё тут!!!  А Саша в этот момент  тихо беседует с другой.
Другой земляк Оли – Сергей, обликом  строгий парень, худощавый, тоже её друг, мог и выпить, но, по-моему, предпочитал различные таблетки. Весьма чувствительный, тонкий. Как то обмолвился, что не ходит в кино. А почему? Потому, что слишком  сопереживает, сливается с происходящим на экране.
Толик, ещё один земляк. Спортсмен, десятиборец. Мог сидя подцепить мизинцем  пудовик и держа пальцем же, выжать его. Такое редко кто может.
Ребята серьёзные, сильные, того типа, который бывает в некрупных городах  и который получается из многих людей малого роста: таланты, способности, сила духа, пробивной и смелый характер – всё в несколько раз больше, чем у тех, у кого много возможностей по жизни от рождения и по обстоятельствам. Плюс местнический гонор – «мы псковские!!!».
Повезло мне как то с ними. Вечером пили. А утром очухался и никак не пойму, а чего ж мне подборок  то болит? Сашка и обьяснил:
 – а ты хотел немного протрезветь, чтоб чувствовать себя лучше. Вот и попросил Толика тебя по подбородку ударить несколько раз -  лучшее средство для протрезвения. Только  бить ну не совсем со всей уж силы. Ещё и к стенке, для подстраховке, прислонился спиной – сила удара, мол, при этом гасится. Молодец ты! И Толик тоже. Что было б, коль он со всей силы врезал……
Первый раз мы с Ирой долго долго говорили на лестнице. К ночи перебрались к самому выходу на крышу. Потом пропускали часто занятия, оставаясь вдвоём в комнате. Так по настоящему, по взрослому, у меня это было всё впервые. Хотя уже и не мальчик, три или четыре раза не мальчик, или пять? До этого всё  и всегда было не так.
Она оказалась ко всему ещё и ревнивой. На стене в моей комнате, у кровати, висел  большой лист бумаги. Я крепил к нему разные красивые картинки женщин, природы, фотографии знакомых. Как то вернулся вечером в общагу, в тот раз я ходил куда то по студенческим делам. А на входе в здание мне парень из комнаты встретился. Улыбается и говорит:
-- иди, иди в комнату! Посмотри, что там Ира сотворила.
Да уж. Она решила, что я где то с другой.  И решила отомстить. Залетела в комнату, подскочила к моему  фотостенду и разорвала все все фото и картинки на мелкие  кусочки. Которые живописно весьма  устилали мою кровать. Не помню уж какие – но было мне их очень жаль. Даже некоторые потом склеил.
Дети её жили в посёлке  у мамы. Там у них свой домик. А муж был в тюрьме. Ему дали семь лет. Она ездила к нему, то ли просто (просто ничего не бывает?) на свидание, то ли для оформления развода. Родом он  из Прибалтики. Как то в командировке в гостинице к нему пристал сосед по комнате. С непристойным предложением.  Такой вот сосед попался ему. Ну он его и «приголубил» рукой так, что тот отлетел и головой о край кровати. Насмерть.
Один раз я побывал у неё на родине. Не спонтанно, предварительно пробовал размышлять, мол, так правильно или нет, там же дети и я чувствовал – это да – детей нельзя обманывать, обижать их веру во взрослых.  Зима была снежная. А городок то небольшой. По большей части  то, что я видел,  маленькие домики. Так, как в деревнях,  вдоль улицы. В сугробах, заборы, дымки из труб. Приехали к вечеру. В тёмном небе яркие по зимнему звёзды, чистый морозный воздух, под ногами скрип снега. И мы вдвоём идём. Такое странное чувство.
В доме тепло. Мама Оли накрывает на стол. Маленький человечек Ромка (тёзка) и серьёзная Люда с любопытством выглядывают из-за углов. Что там за дядя с мамой? Потом осмелели, мы начали разговаривать. Рома принёс печеньице и протянул мне – угощает. Я откусил маленький кусочек, чтоб ему больше осталось.
И всё там, в деревне ( таково моё ощущение о месте было, много ли я ранее видел и бывал где? И знал ли, что такое городок – деревня – посёлок)  было мне не по себе. Чувство отторванности от всего, даже на время малое ( от знакомых улиц города, высоких домов, шума машин, более – менее понятных людей – разлука с моим  городом меня всегда давила, в отпусках, в армии, да и в самом Саратове. Как то пытался даже размышлять, что есть любовь к своему городу? Саратов, когда пожил в нём два года, стал мне несколько знаком и не могу сказать, что  он остался мне чужим. Но и не своим, это точно.  Возвращаюсь  к рассказу. Плюс молодость ( да всё ж по- взрослому!!),  подсознательное понимание серьёзности событий и чувство скрываемой неуверенности в правильности – неправильности каждого шага – не по себе мне было. А уж и не остановиться!
Я и тогда хотел писать. И написал как то рассказ. Что меня толкнуло тогда, не знаю. Рассказ о том, как двое любят друг друга. (хотя, что я знал о любви? То же, что и теперь.)  Как, жизнь прожить – не поле перейти,  случилось так, что парень уехал. А через десять лет вернулся, нашёл свою любимую и забрал её с собой. Хэппи энд. Счастливый конец. К сожалению, так бывает, но не всегда.
Ира училась на физико-математическом,  сложные вычисления, мнимые величины, исторические даты  и события  в мире математики – мне было непостижимо, как такой обьём знаний обрести, язык от таких имён не сломать, рассудок сохранить и человеком остаться?! Да ещё и женщиной, и какой!!!! Тонкой, чувствительной, умницей. Но ничего не бывает идеальным. Иногда жаль.
Пережитое ли, нервный характер, природная ли предрасположенность или тонкая организация души или что иное – но факт имелся – истеричность. Проявляемая в периодических попытках избавления от неё путём самовыпускания крови  - резала она вены себе, и не раз. Такое было до нашего знакомства и при мне случилось несколько раз. Не помню уж точно, вроде как порой и  я служил  поводом к такому тогда.   Вот и захотел я проблему эту решить.
В комнате нас было пятеро. Один из парней,  Малик, улыбчивый спокойный парнишка откуда то из Средней Азии приохотил меня к стихам восточных поэтов. Омар Хайям: «как жаль, что отпрыск неразумный, рождается от мудреца – не получает сын в наследство, талант и знания отца»  - это обо мне.
---- ты ведь не хочешь мне плохого? Верно? Сделаешь такое ещё раз, с венами, я сделаю себе тоже так же!!!
Как я был горд, идиот, что придумал такое хорошее  и  верное решение. Склонности к суициду у меня нет, я жить хочу.  А вот пошантажировать любящую женщину моим дорогим мне и ей здоровьем – почему бы и нет?
  И вечером, предварительно выпив хорошо с ребятами, я отправился  в кино, с другой девушкой.  После, вернувшись в общагу, тяжело ( вес выпитого был не мал), поднимаюсь  по лестнице на свой этаж. Навстречу кто то: иди скорее. Там твоя опять натворила. Уже и скорая была. А Ира как? Уже нормально,  сейчас она там у себя.
Уууууууу. Ооооооо. Ах, она так!! Я мужик или кто? Слово и дело!!!! О мои пьяные мозги, горе вам. Горе мне!! Ага, вот на поддоконике и лезвие лежит. Раз! Раз! Ещё….ррррааааз…ааааааарррраз.
Что было потом? Помню смутно. Комната, белые пятна халатов, скорая.  Ребята рассказывали, поначалу я расскидал по комнате троих здоровенных санитаров (наверное, от страха, а они не ожидали). Потом больница. Возвращение в общежитие. Беседы с деканом, ректором, комсоргом.  Пару недель на занятия не ходил. Ира  тоже. Нам никто не мешал, было хорошо.
А затем…затем сообщила мне известие. Да да, то самое. Я не предохранялся никак, ибо и не знал тогда как всем подобным то и пользоваться, полагая, что женщина то знает что и как. Но вот, случилось и случилось. Я   и думать то не стал. Давай поженимся!!!!
Она оказалась в этом вопросе честнее меня. «А родители? -  Напишу им потом. -  Нет, так нельзя! - Хорошо, я им напишу сейчас».
Написал.
Ещё и позвонил.
В Саратове жили мои родственики, тётя Аня и дядя Саша. Она работала в администрации Саратовского театра, занималась рекламой спектаклей. Дядя Саша, высокий седой красавец работал портным при школе милиции.  Я жил у них первые дни пребывания в городе. Их сын, зубной техник, и его жена  тоже были там. У них ремонт шёл. Жена сына не принимала меня всерьёз и ходила по дому, когда мы оставались одни, в одной рубашке. Её красивые ноги меня волновали. Я жил там и привыкал к еде – редкое мясо и пирожки с яблоками – до сих пор терпеть их не могу.
Вот у тёти Ани и остановился папа. Он приехал поговорить со мной. Дело вовсе не в том было, что Ира  не еврейка. Хотя и этот момент имело значение, но не основное. Мама сказала – ни за что! На первом курсе – нет! И папа в этом был согласен с ней. Он также понимал, что одним запретом ничего не изменить. А прошёл только год, как умерла бабушка – мамина мама. Практически, меня то и растила она. папа и мама на работе, а весь день она с нами – со мной и братом. Дедушки не стало, когда мне было лет пять, хотя я его хорошего помню.
И уезжал я поступать в Саратовский универ тогда, когда она уже тяжело болела. Несколько ранее,с  год где то, я пробовал поступать в Ленинградский университет. Тогда бабушка и попросила меня заглянуть в синагогу. Там то  раввин мне и ответил на вопрос, о том, кто я, мол, в паспорте – еврей, а в жизни то ничего такого нет во мне. Он спросил – когда я слышу оскорбление не только себя, а любого, кто еврей, вообще, любое оскорбительное замечание, связаное с нашей национальностью – как себя чувствую? (конечно, любой воспитанный приличный человек при любом оскорблении и проявлении  хамства, грубости возмущается. но много ли в нашей жизни таких? Имеются, кто ж отрицает. Но  не так уж и много. ). Я ответил так, как и чувствовал -  при таком изнутри поднимается волна гнева и чувства униженности  и  оскорблённости и ещё всякое разное. И он мне тогда сказал: вот ты сам и ответил, кто ты.
Уход бабушки из жизни  – трагедия. Боль для всей нашей семьи. Я узнал о этом, когда ещё жил в первом общежитии, это было ужасно, я долго не мог придти в себя. Ведь понимал, в трудные минуты всем надо быть вместе. А мне позволили поступать и уехать. И главное в том, что я на это пошёл.
Так что, приезд папы был мне понятен. Он любит меня и нас всех, и он понимает, что надо оберегать маму, тем более, что это и для меня правильно. Да, люди женятся в молодости, и на первых шагах жизни в миру, и живут. И родители им помогают, как могут, как говорится, всё до капли детям. Теперь то я понимаю, на первом курсе такое сделать  - как же им трудно б было, как они боялись, что я себе жизнь сломаю.
Я ходил на занятия,  по улицам, пил иногда, но не сильно. Встречался с папой. Ходили с ним  по заснеженным улицам, заходили в  пельменую, кушали пельмени, поливая их уксусом, он давал мне немного денег ( простая рабочая семья, сейчас только понимаю, как это было им трудно, даже сама поездка). О основном мало говорили. Главное было сказано. Мама так хочет, а папа с ней согласен. Не жениться сейчас!! Или я соглашаюсь, или уезжаю с ним обратно.
Папа рассказал, что в сорок третьем его взяли в армию. В Саратове у них был курс молодого бойца и учебка, потом уж на фронт. Вспоминал, что учили их ходить на лыжах по соломе – были такие, кто не умел. О том, как выселяли немцев, в Энгельсе  было большое их поселение, по указанию Сталина. Энгельс на одной стороне Волги, на другой – Саратов, меж ними трёхкилометровый мост.  Тогда было  указание – вещей 24 килограмма веса, и за ночь – всех долой. Почему? Сталин  полагал, что это город пятой колонны. Действительно, в некоторых домах потом находили оружие, радиопередатчики. Да только не по своей воле живущие там такими стали. Ещё раньше войны им разрешали принимать гостей  из Германии. Вот приходит такой гость, передает пакет с продуктами, вещами – вам посылочка от родствеников оттуда. Только вот же привычка к порядку, дайте, пожалуйсто, расписочку, что получили. А потом, со временем, другой посыльный: или вы становитесь нашими агентами, или эти расписочки мы отправляем в органы. Времена то какие были!!
А позже в Энгельсе оседали многие, едущие в Россию после отсидки в сибирских  лагерях.
Ещё папа рассказал, что  как то пару дней назад, вечером шёл по улице. И слышит: кто то за ним шагает. Долго так. Сам то он не крупный, даже чуть ниже меня. Но   всё таки войну прошёл артиллерийским разведчиком.  И не очень такое приятно, когда кто то в спину дышит.  Не по себе от такого. Вот он и зашёл за угол, потом резко выскочил, схватил мужика за грудки – «чего тебе надо ?!! не ходи за мной!». Отпустил того и дальше уже спокойно двигался.
А мне признался, да, испугался, но главное страху не поддаваться.
Мы шли по главному проспекту города. Папа спросил -  «что ты решил?».  Я покачал головой, посмотрел на него. Он отвернулся и быстрым шагом пошёл от меня. Моё сердце остановилось. Я посмотрел в его удаляющуюся спину. Догнал, взял за плечо. ВПЕРВЫЕ, первый и последний раз я увидел у него на глазах слёзы. И у меня сами по себе вышли слова: «папа, пожалуйсто, дай мне ещё подумать. Прошу.»
Уфф, больно вспоминать.
 Потом, я знаю, папа плакал только когда не стало его мамы, потом папы. Я этого не видел. Так получилось.
 А тогда, я ещё раз поговорил с Ирой.  Она  поступила опять таки решительно и честно. Как мне тогда это виделось. ( теперь я не возьмусь оценивать. Было так, как было). Она сказала – «решай всё сам. Задержка – обычно это да, беременность, но не всегда. Главное – это ты и я».  И, договорившись в университете, уехала на месяц  к маме и детям.   
В университет  к ректору мы пошли с папой вместе. Я взял академический отпуск, с правом возвращения.  И мы уехали.
Год ещё переписывался с Ирой. Она сказала, что сделала аборт. Страдала от разлуки, стала даже учить идиш.  Потом я понял, что не соответствую силе и глубине её чувств, того, что во мне нет к ней того, что должно быть у любящих друг к другу – любви. (кто знает, что это такое? Можно  знать, что она есть или нет, или, иногда, только со временем это понять.). переписка прекратилась. В Саратов я больше не вернулся.
Какое то время переписывался с ребятами из группы. Так узнал, что Ира  вышла замуж за Игоря – парнишку также с исторического, который был давно влюблён в неё. Интересно, помню Игорь написал какой то научный труд по работам Ленина. Я тогда удивлялся: столько о Ленине уже есть, что же и как можно было найти там что то новое. Но вот же нашёл!
А Ира…я понимал, что не так то просто жить в окружении, которое столько знает – а в тесном студенческом – университетском мире кто и что не знал о друг друге? Тем паче, заканчивает универ, двое детей, а тут человек, который любит. И в моём окружении, когда от немногих  тех, кто был в курсе событий, я слышал – «то не любовь, она сразу вот вышла замуж», я отметал такие слова. Потому что понимал то, сказал выше.
Годы, годы. Как то написал Саше,  земляку её, мол, как там всё. Он не отвечал долго, потом пришло письмо. Саша стал директором школы,  хочет перебраться в центр, может, я могу посодействовать? И больше ничего. Ответил я так, как есть, что не могу, ибо не та жизнь у меня и нет никаких крючков. Больше писем не было.
Через тридцать один год  случилось продолжение саратовских событий. Но всему своё время. Надеюсь, что доберусь до настоящего. Рассказать эту историю было непросто. Я много раз пытался, начинал и останавливался. И вот смог. Верно говорят – времени время.
Одно из её тогдашних последних писем.
« хотела ответить тебе…возьми так:
Тик – так, тик – так!
Ход стелок оцени.
Мелькнёт «тик – так» и станет жизнь короче.
Миг упустил – и отбыл самолёт,
Час упустил – и не окончил дела.
В любви промедлил – женщина не ждёт.
Жил завтрашним, а жизнь вдруг пролетела.
Тик – так, тик – так!
Поторопись, не жди,
Ведь наверстать не сможешь ни минутки.
Тик – так, тик – так!
На стрелки погляди –
Пока «тик – так» звенит в твоей груди, -
С любой из них шутить
Опасны шутки.
(Р.Гамзатов)»