Глава 17 Предательство

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Алеша в этот день особенно устал, но обнадеженный доктором и его словами, что тот видел маму, и она поправляется, летел домой, как на крыльях. Дома ждут его друзья, старые игрушки, и самый преданный друг Мишутка. Он им расскажет о визите к доктору и позволит взять из корзины немного хлеба и сыра Пармезан – он так вкусно и сильно пахнет, что запах проходит через бумагу. Бывало, на старой квартире Ульяна к завтраку ставила тарелку с тоненькими лепестками этого сыра, разложенного веером. Все взрослые его ели с удовольствием, беря из тарелки специальной вилкой. Алеша его терпеть не мог и отворачивал голову, когда мама или бабушка уговаривали его попробовать хоть кусочек. А сейчас так и съел бы на ходу целую головку, положенную в сумку Мартой. У доктора, наверное, всего много. Бывшие и новые пациенты не скупятся оплачивать его визиты.
Алеша пришел домой поздно, но не настолько, чтобы вся квартира спала. Его насторожила непривычная тишина и пустота в коридоре. За всеми дверями было тихо, не слышно даже криков вечно пьяного дяди Вити и его жены. Мальчик вставил в замочную скважину ключ и обнаружил, что замок открыт. Дверь тотчас распахнулась, и Алеша очутился в руках милиционера. За столом сидела знакомая троица из домкома: супруги Бибик и Горшков.
– Наконец-то блудный сын явился домой, – промолвил Бибик, улыбаясь, как будто собирался обрадовать мальчика чем-то особенно приятным. – Ты две недели живешь неизвестно где, дома появляешься редко, может быть, воруешь или грабишь прохожих.
– Самуил Маркович, что вы говорите, я хожу в больницу к маме, все соседи об этом знают.
– Ты сам в комнате топишь буржуйку, зажигаешь спиртовку, а это строго запрещено делать маленьким детям. Ты можешь поджечь весь дом, или того хуже – принести с улицы или из больницы всякую заразу. Домком постановил сдать тебя в детский приют. Поживешь пока под присмотром старших и на государственном обеспечении. Анна Михайловна поправится и заберет тебя домой. Комнату мы за вами сохраним.
– Никуда я не пойду, – выкрикнул Алеша, стараясь вырваться из сильных рук милиционера, но это ему не удавалось. Тот вцепился в него, как коршун в свою добычу.
В комнату заглянул дворник Равиль. Увидев Алешу в руках милиционера и, переглянувшись с Бибиком, он быстро скрылся.
– Дядя Равиль, – закричал Алеша, – скажите им, что я умею все делать сам. Не разрешайте меня забирать в приют.
– Бакир, Ильяс, тетя Фатима, – звал соседей Алеша, но никто на помощь ему не спешил. Он вырвался из рук милиционера, два раза стукнул его в грудь и укусил за палец. Тот с силой ударил его по шее, так что из глаз мальчика брызнули слезы.
– Дяденька, я больше не буду, – захныкал Алеша, – отпустите меня. Мне нужно навещать маму.
– Давайте быстрей решайте, что с ним делать, – сказал милиционер.
Слова Алеши о маме вызвали у него жалость. Мальчик был чистый, хорошо одет и совсем не похож на тех грязных бездомных детей, которые стаями носились по улицам и вокзалам Петрограда. Он пожалел, что ударил его по шее.
– Пичугин, – сказал Бибик, – не твоя забота решать дела государственной важности. Отпусти его пока. А ты, Алеша, собери с собой необходимые вещи для сна и гигиены. Еще можешь взять с собой любимую игрушку и книгу.
Алеша понял, что сопротивляться бесполезно. Он вынул из шкафа небольшой мамин саквояж, положил туда две пижамы, носки, нижнее белье, книги «Три мушкетера» и «Приключения Тома Сойера», негритенка Джимми. Мишутка сюда не влезал. Он был, как в тумане, и плохо соображал, что надо еще взять с собой. В последний момент вспомнил про буденовку и иконы, лежащие в папином столе, но не захотел при этих людях показывать, где находится ключ от ящика. Он поверил, что комнату за ними оставят, и они сюда вернутся.
– Будь спокоен, – заверил его Бибик, – все вещи сохранятся до вашего возвращения. Я сам прослежу за этим. Давай, Пичугин, кончай базар. Куда его сначала: в отделение или сразу на место?
– Сразу на место, – угрюмо проговорил милиционер и, взяв у Алеши саквояж, повел к выходу.
– Какой ты быстрый, подожди минуту, – Бибик вскочил со стула и сунул Пичугину в карман конверт. – Отдашь директору.
– А где мой ключ? – спросил Алеша. – Отдайте ключ от нашей комнаты.
– Какой ты недоверчивый, Алеша. Я же сказал: никто вашу комнату не займет, все вещи сохранятся до вашего возвращения. Домком за этим проследит.
Из всех дверей выглядывали соседи, никто не осмелился заступиться за мальчика. Один одноногий Бакир вдруг выскочил в коридор и набросился на Бибика с упреками, что он отнимает у сироты законное жилье.
– Кровопийцы, продажные шкуры, шакалы, – кричал он, отбиваясь от матери и сестры, которые пытались увести его в комнату.
– Угомонись, Бакир, – Пичугин остановился и пригрозил ему кулаком. – За оскорбление власти загремишь как контра в ЧК. Не посмотрю, что инвалид.
– Подумаешь, напугал. Я бы вас всех расстрелял на месте. Окопные крысы.
– Надоел ты, Шалимов, до смерти – устало сказал Пичугин. – Приду завтра, разберусь с тобой.
– Да он пьяный, товарищ милиционер, не слушайте его, – запричитала Фатима. – Равиль, Равиль, – звала она мужа, – Бакира хотят забрать в ЧК.
Из комнаты выскочил полуголый Равиль, схватил сына за шиворот и поволок в комнату, как куль с мукой. Тот беспомощно размахивал руками, пытаясь вырваться из своего унизительного положения. Соседи смеялись, позабыв об Алеше и домовом комитете. Однако, Алеша хорошо помнил, что Бакир вот также возмущался украденными у него солдатиками и железной дорогой, прекрасно зная, что они находятся у Ильяса. Что взять с пьяного человека?
У подъезда стояли сани с другим милиционером. Мохнатая лошаденка с впалыми боками уныло смотрела по сторонам. Они здесь, наверное, были давно, Алеша их не заметил, когда шел домой. Второй милиционер отругал Пичугина за то, что его так долго не было, взял под мышки упирающегося мальчика, бросил, как котенка, в сани, туда же полетел его саквояж, уселся рядом и взял Алешу за руку.
– А ты Пичугин, шагай в отделение. Тебя два трупа ждут, – сказал он товарищу, с сочувствием смотрящему на плачущего мальчика. – Тебе конверт передали для директрисы?
– Передали.
– Так чего же ты тянешь, давай его сюда, – и выхватил из рук Пичугина конверт.
Тот о чем-то задумался, но, вспомнив про убийства, заворчал.
– Вот так всегда. Пичугин туда, Пичугин сюда. Мое дежурство кончилось, я бы парня сам отвез по назначению, оттуда домой. Как будто других людей нет. Ты с мальчишкой поласковей. Жаль его. Мать с тифом лежала в 45-й больнице, ну, той, где трубы прорвало.
– Всех, Федор, не пережалеешь. Жизнь нынче такая подлая, мерзкая, а ты иди, куда тебе сказано. Иди. Там тебя ждут. А мы с парнем поговорим по душам.
Когда сани тронулись, он вытащил из-под Алеши овчинный полушубок, накрыл им мальчика и принялся рассуждать.
– Дурак ты, парень, дурачина. В приюте тебя будут кормить. Небось, ходишь по улицам, попрошайничаешь, водишься с ворюгами и бандитами. И вши, небось, есть. – Он брезгливо посмотрел на его прядь волос, вылезшую из-под теплой шапки.
– Какие еще вши? – возмутился Алеша. – Я каждый день моюсь под душем и все с себя стираю.
– Я и говорю, вши могут быть. И тиф от матери мог подхватить. Все тифозные окружающих заражают. Это уж обязательно. Факт.
– Товарищ милиционер, – сдерживая слезы, пытался разжалобить его Алеша, – мне надо маму каждый день навещать, ее могут выписать домой, она слабая, сама сюда до Итальянской улицы не доберется.
– А папка твой где?
– Он ответственный работник Петрокоммуны. Отправлен с агитацией на фронт.
– Как говоришь его фамилия?
– Лавров Сергей Александрович. Еще у него есть псевдоним Волгин.
– Знаю, был такой, так он вроде погиб…
– Ничего не погиб. Убитым его никто не видел, значит живой.
– Пускай и живой, – охотно согласился тот. – Все равно одному тебе жить нельзя. Советская власть для того и создана, чтобы таких, как ты, с улицы подбирать, кормить, одевать. В приюте тебя вымоют, дадут новую одежду, в школу направят. Спасибо еще скажешь. Борьба с беспризорниками – есть первоочередная задача советской власти, – сказал он с выражением, как будто прочитал лозунг на стене дома.