Глава 19 По своим законам

ПО СВОИМ ЗАКОНАМ

Алеша первый раз оказался среди такого большого количества чужих людей. Дети в группах были нервные. Малыши часто и беспричинно плакали. Старшие держались особняком, уединялись в длинных запутанных коридорах, играли в карты, копеечку, пили водку, курили, нюхали кокаин и клей. Было холодно, голодно и неуютно. В спальнях на пустых стенах, выкрашенных в темно-зеленый цвет, висели в виде украшения портреты Ленина и Урицкого – председателя Петроградской ЧК, убитого этим летом эсером-боевиком в вестибюле своего ведомства. Его имя как героя революции и было присвоено приюту.
Казалось бы, можно было создать уют в столовой, где обедали и сами воспитатели (кроме Власовой – ей еду приносила в кабинет одна из поварих), но и здесь детей встречали голые стены, покрашенные все в тот же унылый темно-зеленый цвет. Посредине стоял длинный деревянный стол с лавками по бокам для воспитанников. И стол, и лавки были исписаны и разрисованы неприличными словами и картинками.
Для воспитателей в стороне около окон стояло несколько столов со стульями, скатертями, солонками и вазочками с бумажными розами на длинных стеблях с зелеными блестящими листьями. Обедали они после ребят, и что было на их столах, никто не знал.
До прихода детей дежурные из групп разносили железные тарелки с супом. Потом с этими же тарелками ребята сами подходили к поварам за вторым блюдом и компотом или киселем.
Кормили невкусно. Суп обычно представлял собой темную бурду с мороженой сладкой картошкой или недоваренными из-за экономии топлива зелеными листьями капусты без приправы и соли, иногда их заменяли чечевица или пшено. Та же мороженая картошка с неприятным запахом и вкусом, чечевица или пшено шли на гарнир. Мясо или курицу давали редко. Чаще всего бывали рыбные котлеты из мойвы или селедки, которые настолько отвратительно пахли, что только голод мог заставить детей их проглотить. Добавку гарнира и компота давали в редких исключениях малышам, когда те начинали реветь, доходя порой до истерики.
Первое время Алеша не мог есть ни первое, ни второе, ни даже третье, где вместе с сухофруктами могли плавать червяки и мухи, и отдавал все своим соседям. Но голод не тетка, заставит есть, что угодно. Через неделю он вылизывал всю тарелку с чечевицей или пюре из мороженого картофеля и рад был бы съесть столько же. Он так похудел, что на ремне брюк приходилось то и дело протыкать новые дырки.
Еще Алеша страдал из-за общей для всех мальчиков уборной и ванной комнаты. Присутствие там посторонних на него плохо действовало, и у него были проблемы со стулом. Потом он привык к этому, так же, как к мытью из кранов в общей комнате для гигиены – умывальной.
Раз в неделю детей водили в городскую баню. В эти часы баню для других посетителей закрывали. Старшие ребята об этом очень жалели: они любили подглядывать за женщинами в окна и двери.
За своими девчонками тоже подглядывали. Но здесь возникали проблемы. Между некоторыми мальчиками и девочками образовались влюбленные пары, и не дай Бог кому-то подсмотреть в туалете или бане за чьей-то подружкой. Поднимался такой шум и крик, что приходила Власова, находила зачинщика беспорядков и сажала его на несколько часов в карцер: темную, холодную комнату в конце коридора первого этажа. И воровали у своих, но тоже знали, у кого можно, а у кого нельзя, а то нарвешься на «командира», и его «шакалы» (приближенные) изобьют вора до полусмерти. У слабых и маленьких отнимали булочки, сухари, фрукты, которые иногда своим подопечным приносили рабочие соседнего механического завода.
Дети жили по своим законам, о которых Власова, несомненно, знала. Не зря она предупредила Алешу, что надо докладывать старшим обо всех недостатках.
Лучше всего Алеша чувствовал себя в библиотеке и классной комнате, где ребята, приходя из школы, делали уроки. И там, и там хозяйничала молодая воспитательница Василиса Витальевна Кирьянова, недавно присланная сюда из горкома партии для усиления работы с несознательным детским элементом: высокая, худая девушка в очках, с выпирающими лопатками и короткой стрижкой. Ребята звали ее кто Васька, кто Киря, а кто и Кащей бессмертный за эти выпирающие лопатки. Она повесила в библиотеке портреты известных писателей и поэтов и на отдельных листках ватмана крупными буквами написала их высказывания о силе знаний и литературы.
В классной комнате тоже висели портреты, но уже ученых: физиков, математиков, географов. Время от времени там появлялись географические и исторические карты с табличками: «Руками не трогать» и «Ничего на картах не рисовать». Вскоре на картах появлялись морды усатых котов с дымящимися трубками, а также неприличные картинки и подписи. К писателям ребята испытывали больше уважения и листы с их цитатами не трогали.
– Что мне с ними делать? – жаловалась Кирьянова Власовой и своим товарищам в горкоме партии. Ей советовали терпеть, проводить с ребятами воспитательные беседы и вывешивать карты снова, пока им не надоест безобразничать.
Власова в своих целях предложила девушке вести дневник, описывать в нем поведение и характеры детей, их разговоры, мечты и планы. Идейная барышня все старательно исполняла и показывала начальнице, думая, что совершает благое дело, а та делала из ее записей свои выводы.
В приюте были разные дети. Кое-кто из старших ребят раньше состоял в воровских бандах, возможно, и убивал ради денег и дорогих вещей. Такой мальчик Коля Шилов, по прозвищу Шило оказался и в группе Алеши. Шило любил рассказывать, как они с товарищами «работали» на вокзалах. Выберут дядьку с солидным багажом. Кто-нибудь один подойдет к нему и начнет жаловаться на своих жестоких родителей, показывать синяки и шрамы на голом пузе. При этом рассказчик поднимал рубашку и демонстрировал свой живописный живот. Иной разревется не на шутку. Человек его слушает и теряет бдительность. В это время другие ребята незаметно уносят его сумки и чемоданы, передают третьим ребятам, и все разбегаются в разные стороны. Через час-два встречались в условленном месте.
– И никто с чемоданами не сбегал? – недоверчиво спрашивали слушатели.
– Своих обманывать западло. Потом все равно найдут и жестоко расправятся, – пояснял кто-нибудь из тех, кому приходилось участвовать в таких «темных» делах.
– Не, – вставлял другой, из таких же знатоков. – У них там дядьки взрослые верховодят. Сами в ресторанах сидят, водку жрут, а дети на них работают. Ты жизнью рискуешь, а они все себе забирают. Возразишь – финку в живот получишь.
– А самим без взрослых нельзя? – спрашивал по наивности Алеша.
– Нельзя, на любого ребенка усатый дядя найдется. Я одно время в одиночку у теток сумки резал, кошельки таскал. Меня заставили под одного старика лечь, Ворона. С виду тихий такой, благообразный, Богу молится, а сам щиплется, так что синяк три недели не сходит. Зато у них свои люди в милиции. Если что, отмажут и из тюрьмы вытащат.
Эти ребята не учились в школе, спокойно входили и выходили из приюта через дырку в заборе, и Власова с воспитателями ничего с ними не могли поделать. Только, когда они чересчур наглели и устанавливали в группах свои порядки, их отправляли в трудовую колонию. Там нарушителей держали за колючей проволокой и заставляли работать. Побывавшие в таких колониях говорили, что у Власихи в приюте настоящий рай.
Было несколько детей, родителей которых арестовала ЧК. Эти вели себя тихо, могли заняться чтением или играли в шашки и шахматы, захваченные из дома. Алешины книги пользовались особым спросом. Он сам любил рассказывать ребятам все, что знал от дедушки или читал раньше в книгах. У воспитателей с такими ребятами не было проблем. Зато они становились объектами для издевательств «командиров» и «шакалов». Алеше они дали прозвище Барчук, но к нему пока не приставали, не было для этого подходящего случая.

*      *      *

Дети старше восьми лет учились в соседней школе. Власова решила, что по своему уровню развития и знаниям Алеша может посещать четвертый класс для ребят 10 – 11 лет.
Водили их в школу парами. Выстраивали во дворе приюта и в сопровождении дворника Никифора и четырех воспитателей выводили на улицу. Все мальчики и девочки были в одинаковой одежде: серых, длинных на вырост пальто, валенках с галошами и теплых шапках. Алеше тоже выдали такую униформу, пропахшую в общей раздевалке неприятным запахом столовой и дезинфекции.
По дороге в школу Алеша изучал окрестности, чтобы знать куда идти, если он сумеет сбежать. Это был рабочий район с прямыми улицами и каменными домами серого цвета без украшений и лепнины. Вдалеке виднелись трубы завода, рабочие которого шефствовали над их детским приютом. Туда ходили трамваи. В другом месте за домами возвышались белые купола храма. За ним, как рассказывали ребята, находилось кладбище и еще дальше – Нева.
Запомнив номера трамваев, Алеша попросил в библиотеке «Путеводитель по Петербургу», самую зачитанную книгу, и составил в голове маршрут, как добраться до Николаевского вокзала, а оттуда – на Итальянскую улицу. Сбежав на обратном пути из школы, можно побывать на квартире, в мамином театре и у доктора Алабышева. Пусть потом Власова его наказывает и кричит сколько угодно, ему обязательно надо узнать о маме. А может быть, он и вовсе не вернется обратно.
Алеше было невдомек, что Василиса запишет в дневник о том, что он в течение часа изучал «Путеводитель по Петербургу». Власова, конечно, догадалась, зачем мальчику понадобилась эта потрепанная книга, и приказала Никифору и сопровождающим в школу детей воспитателям внимательно за ним следить.
Власову интересовало настроение не только ребят, но и воспитателей, особенно Васьки, связанной с Горкомом партии, – что эта «безмозглая курица», как она называла про себя идейную большевичку, думает о ней самой и рассказывает своим товарищам?
Часто, когда дети расходились по спальням, она приглашала девушку отпить чашку чая «с чем Бог послал»: сухарями или печеньем. Идейный член партии делилась с ней мыслями о воспитании молодого советского поколения, влиянии на него литературы и искусства. Однажды она посоветовала Власовой пригласить к ним в гости художника Бертмана, с которым знаком новенький мальчик Алеша Лавров. Еще в гости к его отцу, поэту и драматургу, приходил сам Горький.
– Вы представляете, из какой семьи этот мальчик, если к ним в гости приходил сам Горький, – восторгалась девушка. Ей и в голову не могло прийти, что подумает сам Бертман, увидев Алешу, сына своего друга, в приюте для бездомных детей. – Воспользовавшись таким знакомством, мы можем попросить художника оформить все помещения нашего приюта. Я помню его чудесные декорации на улицах города 7 ноября прошлого года. Это как раз его тематика: сказки для детей. Алеша может поговорить с Ильей Аркадьевичем по телефону.
– Подождите, Василисочка, не спешите, – останавливала ее хитрая Власиха, – художник запросит большие деньги, а у нас их нет.
– Как нет? – удивлялась Василиса. – Нам же шефы выделили большую сумму на новый ремонт?
– Они все ушли на уголь и еду. В городе все так резко дорожает…
Хорошо, что эту курицу подобные объяснения вполне устраивали. Иначе ее давно пришлось бы уволить, а сейчас она была очень нужна директору. И читая ее дневник, Татьяна Григорьевна знала, с кем Алеша дружит, чем интересуется и как им управлять.
Особых друзей у мальчика не было, больше всего ему приходилось общаться со своим соседом по парте в классе – Славой Яновским, самым отстающим учеником и самым никчемным человеком, каким его считали в приюте и в школе. У него и прозвище было Дятел.
Мальчики оказались на одной парте, другого свободного места в классе не нашлось. Учительница по литературе, бывшая и классным руководителем, решила также, что для Яновского такое соседство будет полезным, Алеша подтянет его в учебе.
Эта молодая особа из бывших выпускниц Института благородных девиц в Смольном была поклонницей Блока, Гиппиус, Гумилева, обоих Ивановых и других представителей Серебряного века. Мечтая привить такую же любовь к ним и их поэзии своим ученикам, она витала где-то в облаках и не умела разбираться в людях. По просьбе Власовой она также составляла характеристики на ребят. Власовой важно было знать, кто из них может представлять приют на встречах с районной и городской властью, а также с частыми гостями: их шефами, рабочими с соседнего механического завода. Алеша для этого стал подходящей кандидатурой. Он сам охотно читал рассказы Горького, которые знал наизусть.
Но вот в друзья Славик ему не подходил: он слишком хорошо знал о другой, скрытой для посторонних глаз жизни приюта. О ней чистоплюю Алеше, сыну работника Петрокоммуны, знать не полагалось. Власова надеялась, что Алеша сам не станет с этим двоечником дружить, но неожиданно просчиталась.
В первый же день Алеша заметил, что его сосед все время ерзает на месте, как будто сидит на иголках или горячей сковороде.
Когда они возвращались домой, Славик встал вместе с ним в пару, а дома, когда они делали уроки в классной комнате, подсел к нему и попросил списать у Алеши задания по арифметике и чтению – ответить на вопросы к сказке Пушкина о «Царе Салтане». Алеша, не задумываясь, дал ему свои тетради. Жалко, что ли.
– У тебя мама есть? – спросил его Алеша.
– Не-а-а, здесь ни у кого нет ни мамки, ни папки. Мы все круглые сироты.
– Ты болеешь чем-то: все время вертишься и вертишься?
– Это меня наш дворник Никифор ремнем отлупасил. Знаешь, как больно? До самого мяса. До сих пор кровь на штанах остается.
– За что? Разве детей можно бить?
– За то, что я из буфета хлеб украл. Он сам крадет. Я видел своими газами, и сухари ворует, и сахар. Нам их приносят рабочие с завода. Власиха велела меня при всех высечь, а сама рада, что большие ребята ходят в город, воруют там хлеб и овощи и с ней делятся. Она и наших шефов за нос водит. Просит у них деньги то на постельное белье, то на игрушки. А сама эти деньги себе берет, делит их с Никифором и воспитателями, которые на нее работают. У нее связь с милицией, домкомами.
– Домкомами? А от них какая польза?
– Жилье нужным людям достают. Тебя сюда, а твою комнату – своим родным или знакомым. Круговая порука. Здесь библиотекарь хорошая. Старается. Хочет из нас достойных людей сделать. Только наивная очень, не видит, что здесь творится, чаи с Власихой распивает, а та ей лапшу на уши вешает, под себя подминает. Нет, такая жизнь не по мне. Если воровать, то для себя, а не для Власихи и Никифора. Вот придет весна, и я удеру. Айда со мной.
– Мне сначала надо маму найти. У нас комната есть. Я не сирота и знакомых много в городе. Только надо им как-то о себе сообщить.
– Адреса их знаешь?
– Нет. Если бы знал, то сюда не попал.
– Тогда, как ты их найдешь? – присвистнул от досады Славик. – Гиблое дело.