Ирокез

Он появился на свет в последние дни семидесятых годов в Риге. В детстве он получал большое удовольствие он того, что смешил окружающих. Он любил находиться в центре внимания, хотя и не любил общаться со сверстниками. Ему казалось, что мир становится немного лучше, когда звучит смех, хотя он и понимал, что смеются они в основном над чужой бедой или унижением. Он был готов терпеть боль и унижение, чтобы люди посмеялись. В школе, как-то раз он с помощью лимонада поставил свои волосы дыбом, чтобы нарушить скуку принудительного образования. И вдобавок он вместо школьной формы одел свитер ярких цветов, джинсы и красные кеды. И даже учительница не сдержалась, улыбнулась и сказала, что он похож на шута, и спросила, неужели ему не хочется быть таким, как все и вести себя тихо, чтобы родители не ругали за замечания в дневнике. Он дерзко ответил, что быть таким, как все это значит не быть никем, вообще не быть. Его больно уязвило снисходительное утверждение пожилой женщины, о том, что жизнь его или обломает, или сломает. Много раз в своей жизни он вспоминал эту фразу, когда жизнь била его наотмашь, стискивал зубы и говорил, что ломаться пока рано.

В восьмой класс он пошел уже в другую школу. Семья его находилась в бедственном положении, потому он уже думал о том, что будет делать после школы, которую хотел закончить поскорее и с нормальными оценками в аттестате. В то время он начал много читать, а общение со сверстниками почти прекратил. В новом классе были в основном девочки, все учились прилежно, хоть и не всегда успешно, и старательно подлизывались к учителям. К новеньким в том классе относились плохо, как ученики, так и некоторые учителя, к ним излишне придирались. А вольнодумство Эдика в его сочинениях по литературе вызывало у учителей гнев. От него требовали, чтобы он просто переписывал литературных критиков девятнадцатого века, и декларировал свое согласие с ними.

Школьную форму тогда уже отменили, и носить яркую одежду уже не было никаким протестом, как пару лет назад. Да и на эпатажную одежду у его родителей не было денег в то время. Он не мог заставить себя общаться с одноклассниками, и это их раздражало, им казалось, что он высокомерный, и начали на него наговаривать учителям, которые очень хотели как можно больше учеников исключить из переполненной школы. Эдуард понял, что если он не найдет общий язык с одноклассниками, то придется ему учиться в вечерней школе, с аттестатами которой никто никуда не хочет принимать, да и учатся там в основном будущие уголовники, потому там постоянно случаются драки, воровство, издевательства. И он начал изображать из себя заторможенного и неряшливого недотепу, который, если его попросят может с унылым видом часами рассказывать анекдоты. Он решил быть грустным клоуном, потому что место веселого клоуна в том классе было уже занято. Это решение было принято неосознанно, интуитивно. Он раздобыл несколько сборников анекдотов и легко запоминал прочитанное в них, некоторые подредактировал, часто объединял несколько анекдотов в короткую историю, меняя подробности так, будто это произошло с ним. Многому он научился у эстрадных юмористов, которых часто тогда показывали по телевизору. Теперь он смешил окружающих, чтобы выжить, и при этом испытывал к ним неприязнь, презирая их. Ему уже совсем не хотелось сделать мир лучше, веселя людей.

После девятого класса, получив основное образование, Эдвард решил получить среднее образование уже в ремесленной школе, чтобы в восемнадцать лет уже пойти работать. В получении высшего образования он тогда уже не видел никакого смысла. Много людей с высшим образованием, полученным в СССР выполняли неквалифицированную работу за минимальную зарплату. В то же время многие люди не получившие и основного образования, начинали свое дело и становились директорами фирм, богатели, и нанимали людей с высшим образованием уборщиками. Семья его была на грани выселения из квартиры из-за больших долгов, носить приходилось чужие обноски и есть всякую гадость вроде куриных ляжек с картошкой. Во что бы то ни стало он хотел побыстрее начать зарабатывать деньги. В ремесленной средней школе был ужасный контингент, его от некоторых одногруппников просто физически тошнило. Он их игнорировал, а они ему пакостили. Веселить там он никого не хотел и не мог себя заставить.

На первом рабочем месте Эдуарда, большая часть коллектива состояла из неадекватных алкоголиков, на которых без смеха было очень трудно смотреть, и он не только смеялся над ними, но и старался насмешить их. Рабочей одежды там никто не выдавал, все носили разное барахло, и он норовил вырядится так, чтобы развеселить сотрудников своим внешним видом. Коллеги его устраивали, но там он начал сильно пить, да и платили очень мало, а работать надо было иногда круглыми сутками. Вскоре он нашел другую, более приличную работу, и ему было грустно, когда он увольнялся из той фирмы, коллектив которой походил на цирковую труппу.

На других рабочих местах Эд тоже балагурил во время перекуров, на работу ему ходить иногда даже нравилось, если коллеги попадались веселые. Но вот, польстившись на большую зарплату, он оказался в небольшом коллективе со скучными людьми и вдобавок женился на совершенно неадекватной агрессивной девице. И балагур Эдя стал скучным мужиком с затравленным взглядом, с бритой головой одетый в дешевый ширпотреб с вещевого рынка, который хочет только напиться и забыться, а днем не умереть с похмелья на работе.

Развод после двух лет кошмара совместной жизни был для него болезненным. После развода он, перестал употреблять алкоголь и повеселел, у него завелись деньги, и он начал обращать внимание на свой внешний вид, покупал много дисков с музыкой, и музыку начал выбирать всё тяжелее. В первые годы нового тысячелетия много людей на фоне бурного экономического роста захотела выделиться из серой толпы. А Эд тогда и вовсе захотел шокировать прохожих своим внешним видом. Тогда он и выбрил себе ирокез, одел косуху и узкие брюки с берцами на толстой подошве. Коллеги в основном закомплексованные пожилые люди требовали, чтобы директор не платил ему зарплату, пока он не станет одеваться, как раньше. Директор ему пригрозил перестать платить деньги, но с квалифицированными работниками тогда дело обстояло плохо, потому угроза в исполнение приведена не была. И коллегам пришлось примириться с эпатажным видом Эда. В то веселое время он менял рабочее место каждый год, иногда отдыхал, живя на пособие по безработице. Ходил в клубы для неформалов, на концерты, по вечерам ходил на занятия игры на гитаре и живописи, пытался писать стихи, путешествовал по Западной Европе на велосипеде, пробовал писать стихи.

В восьмом году начался экономический кризис, и ему пришлось поехать к родственникам в Ирландию, в надежде на то, что там можно будет найти работу. Но там тоже был кризис и безработица, да и родственники устроились на работу в жирные годы, когда с этим проблем не было, и не могли ему подсказать, как там её следует искать через рекрутинговые агентства. Они только рекомендовали ему одеться "по-человечески и навести порядок на голове". Эти советы его взбесили, ему казалось, что после крушения СССР никто уже не будет никому указывать, какую одежду носить, какую музыку слушать, что сооружать из волос на голове. Он мало знал об Ирландии, о религиозном мракобесии в той стране, да и о том, что люди там в основном не обращают внимания на то, как они выглядят.

Из Ирландии он переехал к родственникам в Норвегию, где ему очень нравилось, но постоянной работы он там найти не мог, работал то в одном месте, то в другом. Деревенские норвежцы, не любившие городских с их эпатажем поначалу отнеслись к внешнему виду Эдуарда не очень благосклонно, им не верилось, что человек с  ирокезом может сортировать картофель или красить дома. Со временем, они увидели, что он неприхотлив и усердно трудится. Никто ему не указывал, как одеваться, просто сказали, что на их взгляд, его стиль жизни не соответствует его внешнему виду. И он обрил голову, остриг бороду, оставил только усы, одел клетчатую рубашку и узкие джинсы на подтяжках с высокими ботинками от доктора Мартина. Как раз тогда он начал слушать музыку Рэгги и Ска.

Постоянной работы в Норвегии он так и не нашел, да ещё и отношения с родственниками у него испортились, потому он направился в Англию, где начал работать на фабрике через рекрутинговое агентство. Он снимал комнату в квартире населенной гастарбайтерами из Восточной Европы. На работе и дома ему говорили, что он неправильно одет, что надо носить спортивную куртку, майку широкие джинсы только на ремне и кроссовки. Они не знали что такое субкультуры, слушали попсу, смотрели сериалы про ментов и бандитов и готовы были сделать любую пакость тому, кто хоть в чем-то не соответствовал их понятиям о том, как надо. Во избежание лишних конфликтов с окружающим его быдлом, Эдуард одел униформу гастарбайтеров и отрастил себе короткие волосы.

После возвращения в Латвию Эдуард уже начал покупать себе одежду в туристических магазинах, предназначенную для походов. Ему уже не хотелось, чтобы она выглядела ярко, главное для него было, чтобы она была комфортной и функциональной. Для него стало важным, чтобы одежда была легкой, эластичной, дышащей, чтобы не продувалась, чтобы была теплой или чтобы в ней не было жарко в жару, чтобы медленно промокала и быстро высыхала, и долго не изнашивалась. К сорока годам его усы и борода цвета меди начали седеть, и он их сбривал полностью. Ему тогда больше ничего не хотелось показывать и доказывать окружающим людям. Он признался себе в том, что ему хорошо одному и единомышленники ему не нужны, ведь с ними скучно. Общаться он начал сугубо в интернете. Он перестал писать стихи и понял, что музыка и живопись не приносят ему удовольствия, а вот к печатанью прозы он привык настолько, что не мог без этого жить. И судьба его сложилась так, что этому увлечению он стал посвящать большую часть своего времени. И в этой прозе он начал самовыражаться, самоутверждаться, показывать свою индивидуальность. Брить череп ему стало лень, да и на гель и лезвия уходило много денег, на парикмахерскую денег тоже было жаль, вот и отрастил он длинные волосы, которые собирал в хвост на затылке.

Его ирокез был символом протеста против ограниченности большинства, против их стремления к стабильности, постоянству, а абсолютная стабильность - это смерть, небытие. Ему доставлял удовольствие этот протест, он чувствовал желание просвещать окружающих. Но в зрелом возрасте, он понял, что сам не был достаточно просвещенным, потому что, чем больше он узнавал, тем очевиднее для него становилось, как многого он ещё не знает. До него дошло, что он искал снаружи то, что было у него внутри. Он понял и то, что не стоит тратить много сил на свой внешний вид, лучше их употребить на внутреннее содержание.