Феликс Довжик Жизнь советская

 
         Жизнь советская

             Из записных книжек и дневников

После окончания Ленинградского Политехнического института я был направлен на работу в город Истра Московской области в созданный всего полгода назад Филиал Московского Всесоюзного научно-исследовательского института электромеханики –      ФВНИИЭМ.

В Истре я появился 3 апреля 1961 года. Жил в общежитии в двухкомнатной квартире на четвертом этаже четырехэтажного дома, расположенного вдоль Волоколамского шоссе напротив парка.
3 апреля 1967 г. поселился вместе с Виталием Скориным в новом общежитии – в гостинице, расположенной перпендикулярно тому же Волоколамскому шоссе, огибающему парк за его изгибом у банка и школы напротив через дорогу. Рядом в гостинице, расположенной вдоль Волоколамки, на четвертом этаже в комнате-восьмиметровке жила Валя – первая, в ближайшем будущем, заведующая строящегося первого детского сада нашего НИИ. Её фамилия через 19 месяцев во всех её документах с точностью до буквы станет совпадать с моей.

Все квартиры гостиниц – однокомнатные по 8, 12, 16 квадратных метров с крохотными прихожими, в которых шкафчик для пальто, кухонная ниша для электроплитки, раковина и туалет. На первом этаже душевая. Иногда работала по выходным.
У нас с Виталием, мы уже ветераны, комната 12 метров на двоих. Второй этаж. Окна на реку Истру. Из окна в соседнем доме видно Валино окно. В солнечные дни я вызывал ее зайчиком зеркала.

Утром спускались с горы к реке Истре, шли вдоль нее, переходили по мосту речку и шоссе, поднимались в гору – метров через 500 по тропе вдоль дороги чуть в стороне от неё проходная нашего НИИ – почтового ящика номер такой-то, так назывались тогда все закрытые фирмы. Открытое название – ФВНИИЭМ.

15 ноября 1968 года в двухкомнатной квартире Риммы Сухаревой состоялась наша с Валей свадьба.
24 октября 1969 года в городе Красноармейске Пушкинского района Московской области у нас родился сын Миша. Там же у дедушки Вани и бабушки Шуры он провел первые два года своей жизни.
13 августа 1971 года мы переселились в свою четырехкомнатную кооперативную квартиру по улице Юбилейная возле котельной.
Через неделю к нам переехали жить из Белоруссии мои родители – отец, мама и сестра Неля.

Первые записи в записных книжках датированы августом 1964 года.
Я выбирал из записных книжек и дневников только то, что сейчас в 2008 году может представлять какой-нибудь интерес.


Из старых записей

По-видимому, честнее было бы назвать следующие заметки: «По мотивам старых записей», поскольку я кое-где былые мысли слегка причёсывал, а некоторые выводы прежних далеких лет корректировал под влиянием своего нынешнего весьма пожилого возраста. Очень трудно избежать соблазна, если товар можно представить лучше, чем он получился сразу. Но эта возможность имеет свои подводные камни. Может показаться, что я и в те далекие годы во многих вопросах был на уровне себя современного. Увы, это далеко не так. Мне приходилось продираться через густые заросли своей недальновидности, непонимания, неумения. Груды вырванных листков из записных книжек тому свидетели. Они не дадут мне соврать.

Вырывая листочки из старых тетрадей и записных книжек и разрывая их в клочья, я всё больше и больше убеждаюсь, что талантом я награждён не был, мои с ним дороги разошлись, но если всё-таки что-то получилось, то это труд, труд и труд.


1964 г.
Главное в жизни – ясность. Ходил, переживал, терзался, а показала мне кукиш, хотя очень вежливо и деликатно, стараясь меня не ранить, и всё стало ясно и понятно – свои иллюзии, надежды и мечты можно спокойно похоронить.

Директору написали письмо с просьбой сменить начальника отдела.
Директор пришел на собрание и отругал начальника отдела, а потом сказал: «Мы его накажем, но вам всё-таки придется с ним поработать».
Логика понятна. Сниму я его, а завтра общественность потребует снять меня.

Почти все женщины – талантливые актрисы, особенно когда они в обществе мужчин играют себя себе придуманную.
Настоящий её характер раскрывается в обществе подруг, знакомых женщин или в домашней обстановке, когда ей играть уже не нужно.

Жизнь – явление временное.

Женская гордость – незримая стена между чувством и потребностью.

Побед без отступлений не бывает.

Каждому кажется, что он руководил бы лучше, чем его начальник.

Задним числом быть умным очень просто, а в нужный момент правильно сообразить – не каждый способен.


Из книги Гельвеция «Об уме»
«Может быть, я взялся за предмет, превышающий мои силы, но кто же знает себя настолько, чтобы верно их оценить».
«Страсти вводят нас в заблуждение, так как они сосредоточивают все наше внимание на одной стороне рассматриваемого предмета и не дают нам возможности исследовать его все стороны».

6 сентября 1964 г.
У нас много говорят барабанных слов о борьбе с недостатками и бюрократизмом, но ничего не делают. Думающая и размышляющая молодежь видит эту фальшь, эту разницу между словом и делом, поэтому не хочет участвовать в демагогии и не хочет быть Дон-Кихотом.

9 сентября 1964 г.
Поскольку обсуждался план общественных мероприятий лаборатории, я предложил провести литературный вечер – почитать стихи. В памяти еще не выветрился прекрасный литературный вечер, который мы, будучи студентами, устроили своей группой в Ленинградском Политехническом.
Перед тем, как вносить предложение, я советовался с Игорем Джигурдой, с Аллой Беленковой и Мишей Стельмашенко.
Предложение вызвало яростное противодействие Славы Самборского. (Возможно, если бы я посоветовался с ним, его реакция была бы другой).
Почему именно мы должны читать стихи? Почему не прозу? Почему мы, а не Качалов или Яхонтов? Почему читать, а не использовать записи? Почему литературный, а не музыкальный или блинный?

Возможность проведения блинного вечера из муки по талонам, выдаваемым холостякам, склонила многих на чашу весов Самборского, да и те, кто за меня, большой активности не проявляли. Я провел опрос. За литературный вечер – никого. За литературно-блинный – шесть человек. За блинный 15. Блины съели стихи. Слава согласился быть организатором и главным пекарем блинного вечера.
Потом Слава сказал мне: «Теперь будешь говорить, разводя широко руками, что старался, приложил массу энергии, и ничего не получилось. Ты решил, что литературный вечер лучше, чем ничего, загорелся и захотел провести то, что хочешь сам. А нужно делать только то, что назрело, что отражает интересы масс, что стало их потребностью».
Он меня победил, он прав на все сто, но не в моем характере барахтаться на гребне чужой волны.

(Блинный вечер прошел с огромным успехом. Я на него не пошел – поехал в театр).

1964 г. Декабрь. Надпись на дверях туалета возле цеха.
Товарищ, верь, придет она
На водку новая цена,
И на закуску будет скидка:
Ушёл на пенсию Никитка.
«Отныне всё пойдет по-прежнему», –
Сказал Косыгин Брежневу.
«Рабочий будет сыт и пьян», –
Его дополнил Микоян.

Почему пустые «деятели» неплохие ораторы? Не потому ли, что это позволяет им получить желаемые портфели. Языком молоть – не работу делать. Создают видимость энергичности и инициативности, а на деле у них ни организаторского таланта, ни глубины анализа – одно лавирование.

Жизнь – не шахматный этюд. В этюде единственность решения при изобилии возможностей, а в жизни изобилие решений при недостатке возможностей.

Наш Борис Иванович (начальник лаборатории). охотно выслушивал всех и умел показать, что считается с мнением каждого, особенно, когда оно совпадало с его мнением. Он редко спорил и возражал. Наверно, прикидывал, что лучше – соглашаться или переубеждать. Однако, если наше мнение резко не совпадало с его идеями, он боролся с ним утонченно, обходными путями с индивидуальной обработкой каждого. Он четко следил и никогда не допускал, чтобы сразу значительная часть коллектива была настроена против него.

Опыт необходим. Люди тратят годы на его приобретение, а поэтому трудно и неохотно входят в новую работу – пугает отсутствие знаний, мешает неуверенность в свои силы и способности. А талантливого человека из-за его умения и опыта глубоко анализировать любую сложную проблему новая работа радует. Она разнообразит занятия и расширяет знания.

1965 г.
2 января 1965 года. Ленинград. Вечер. Территория между зданием БДТ (Большого Драматического Театра Товстоногова) и Фонтанкой заполнена толпой народа, желающего приобрести лишний билет, а их нет. Высокий парень, голова которого возвышается над всеми, громко кричит на всю площадь: «Ну кто продаст мне лишний билет, а то я сейчас уйду!». Кругом все рассмеялись. Всем стало весело, и растопилась горечь неудачи.

Навязывание вкусов неуместно даже за гостевым обедом, тем более недопустимо в искусстве.

Не всё, что себе кажется умным, получает у других такую же оценку.

Воспитывать взрослого человека – бесполезно, тем более словами и убеждениями. Только очень волевой человек, если он осознает свои недостатки и посчитает их мешающими или недостойными его, сможет сам изменить себя. Всех остальных меняют, а чаще всего обламывают в худшую сторону обстоятельства, условия, среда. Когда его личные качества вступают в противоречие с окружающим, и на него оказывается сильное давление, он вынужден меняться. А самовоспитание требует жесткого самоконтроля. На это способны немногие.

Мысли А.Б. о Борисе Ивановиче.
Б.И. культурный, вежливый, отзывчивый. Он выслушивает всех и обобщает. Если его убедишь, и он согласится, значит, будет так. Не убедишь – скажет свое мнение и тоже всё ясно. Значит будет так, как сказал.
Разговор с М.С. – Миша Стельмашенко, наш новый, после Б.И., начальник лаборатории.
Моя мысль. Если человеку о его недостатках говорит только администратор, человек воспринимает это как личные нападки, тем более, что Миша во время таких разговоров досаждает мелкими придирками. Если же о существенных недостатках человеку на собрании будет сказано коллективом, человек от этого не сможет отмахнуться.

Мама была намного более проницательным человеком, чем отец. Он с её мнением о людях всегда считался и всегда признавал её главенство в этих вопросах над собою. Ссорились они только из-за политики. А годы на моих глазах были 1948 с космополитизмом, с шельмованием и посадками всех и всяких ученых, 1952-1953 с врачами, с истреблением медицинских светил и с оголтелым государственным антисемитизмом, проводимым под «чутким руководством» великой партии Ленина-Сталина. Когда мама, ругая власть, Сталина и партию, допекала отца и выводила его из себя, он резко возражал: «Ты ничего не понимаешь. Лучше молчи и нигде и ни с кем не болтай об этом! Ты не представляешь, чем это может кончиться!». Это-то мама хорошо понимала и знала, с кем и о чём говорить, но тут же замолкала, понимая, что очень сильно его задела и напугала, но не обижалась.

Отец всегда рассказывал маме о всех случаях на работе, когда ему казалось, что он из-за своей вспыльчивости и несдержанности мог кого-то обидеть. Ему за это часто попадало от мамы. Он огорчался, как провинившийся ребенок, но на маму никогда не обижался.

В Ленинграде в театре в «Каменном госте» по Пушкину Лауру играла красавица Штыкан, живая, веселая, озорная. Ясно за что полюбил ее Дон Гуан, и я бы на его месте её выбрал, а вот за что он полюбил неживую и скучную Донну Анну, я так и не понял.

В нашей Истре в двухэтажном здании на первом этаже столовая-забегаловка, на втором ресторан, там поесть можно. Но сегодня на входных дверях объявление: «Верх не работает, работает низ». Хорошо сказано. У многих это действительно так.

В Днепропетровске на фирме Янгеля в сборочном цеху монтажник говорит инженеру: «Я пару проводов припаял и пошёл спать и никакой за это ответственности. Зачем мне учиться? Вот ты за себя вкалываешь, за меня отвечаешь, за несколько систем объекта отвечаешь, за инженеров своей группы, а я ничего не делаю и получаю в два раза больше тебя».

На конференции в Москве должен был выступить известный профессор из Пензы, но доклад о разработанной под его руководством аппаратуре он поручил прочитать своему мелкого роста беспокойному аспиранту. Аспирант торопливо оттараторил доклад, но несмотря на это аппаратура заинтересовала многих, и сразу посыпались вопросы. Аспирант запутался в ответах и стал беспокойно поглядывать на профессора, сидящего далеко сбоку за столом президиума. Профессор, крупный большеголовый сытый мужчина, сильно прихрамывая и волоча ногу, явно ранение в войну, торопливо направился к трибуне. Аспирант на полуслове остановил свою сбивчивую речь и с испугом ждал, что будет дальше. Его руководитель не очень походил на профессора. В своем поношенном костюме он имел вид делового хозяйственного мужика. Решительным жестом руки он отстранил аспиранта и заполнил собою всю трибуну, а аспирант застыл ровно в том месте, докуда смогла дотянутся рука руководителя, выметая его с трибуны.
 
Отвечал профессор на вопросы неторопливо, но громко, отчетливо произнося слова, немного оживляясь, если вопросы были достаточно острые. Несчастный аспирант стоял на виду у всех, ему явно было неловко, он не знал, куда спрятать свои руки и в то же время, не терял нити событий: то одобрительно покачивал головой, когда профессор повышал голос, то виновато поглядывал на публику, как бы извиняясь за своею ненужность здесь на сцене. На вопросы, касающиеся настройки аппаратуры профессор, не сходя с трибуны, позволил отвечать аспиранту. Тот начал тарахтеть, иногда захлёбываясь, будто боялся, что ему не дадут договорить, иногда даже сбивался и тогда робко поглядывал на шефа, будто спрашивая: «Я всё правильно говорю? Такой ответ вы от меня ожидали?». Потом внезапно стал восторженно расхваливать аппаратуру, и всё стало понятно. Профессору неудобно было себя хвалить, вот он и вытащил на сцену аспиранта, положение которого не обязывало быть скромным.

Сегодня в лаборатории состоялась реорганизация групп, уплотнение и переселение – пришли молодые специалисты. Витьку Журавлева определили на постоянное жительство к монтажникам. Он считал себя членом коллектива, поэтому обиделся до слёз и никаких объяснений не слушал. «Что я вам совсем не нужен?!» Мы об этом даже не подумали, ни я, ни Миша.

7 февраля был в театре «Моссовета» на спектакле «Маскарад». За эту постановку Завадский и Мордвинов выдвинуты на соискание Ленинской премии. На спектакле присутствовал комитет по Ленинским премиям во главе с Николаем Тихоновым.
Тихонов – важный, большеголовый с длинными спадающими до плеч седыми волосами. Волосы не просто седые, они казались настолько белыми, что резко выделялись среди черных, лысых и седых членов комиссии и зрителей.
Тамара Макарова – обаятельная, приветливая. Ей все было интересно, все нравилось. Я простил ей былую свою нелюбовь к кино, хотя в этом она меньше других виновата.

Баталов выглядел скромным, даже застенчивым. Мне казалось, он старался пройти незаметно, чтобы на него не обратили внимание. На него было приятно смотреть на фоне величественной головы Тихонова и нескольких деловито снующих женщин.
Лермонтов – молодец. Первая драма и на таком уровне.
Глубокая любовь делает человека доверчивым, а доверчивость – беззащитным. Если у человека сильная страсть, то боязнь потерять ее – безгранична. Его воспаленное воображение заставляет верить любому слуху и сплетням.
Я им не верю, но сердцу больно.

25 февраля 1965 г.
Появились первые осязаемые симптомы развала коллектива. Одни уходят, другие приходят и ещё придут. Рабочие стенды пустыми не останутся, но такого коллектива вновь не создать. Первые юношеские чувства, первые совместные шаги без опытного научного руководителя, искренняя поддержка друг друга в любых обстоятельствах – такое не повторится.

Игорь считает, что каждый должен найти себе работу и двигать её. Но люди все разные. Одни так могут, и даже успешно, их лучше не ограничивать и не стеснять их свободу, других надо толкать, вести, направлять. Они или приспособятся и станут исполнителями, или найдут другую свою дорогу и уплывут по ней.

Быть с людьми и отдавать себя людям – полезные умения, но разные.

Фанатизм – легкая и безумная форма существования, даже хуже пассивности.

Весна в этом году началась рано. 8 марта был легкий морозец, а через несколько дней потеплело, снег набряк, потускнел и оказался беззащитным перед лучами солнца. Зимой в редкие солнечные дни лучи солнца беспомощно скользили по снежной корочке, не причиняя снегу вреда, а теперь лучи впивались в него, как будто мстили за все морозные дни зимы. Снег осел, и через три дня на полях и на южных склонах реки появились темные пятна земли.

«На фирме столько молодых и красивых девчонок, а у него жена гинеколог. Где он с ней познакомился? Неужели на приеме?»

У меня на рабочем стенде лежит сувенир из Днепропетровска – ярко раскрашенный деревянный молоточек. Каждый, кто видит его впервые, пытается вывернуть рукоятку и применяет значительные усилия.
Когда человек приходит в гости и видит дорогой сервиз, у него не возникает желания применить силу и разбить его. Все умеют ценить дорогую вещь. Для меня сувенир дороже денег, для других – дешевая безделушка.
Так и в музее. Поставь две картины: одну – Репина, другую – дворового художника того времени. Если авторы неизвестны, еще неясно, чья картина понравится больше. Величие и знаменитость побеждают в уважении к себе.

16.04.1965 г.
Из Днепропетровска приехал Чередниченко. Там он мне показался легкомысленным трепачом, а здесь – ничего подобного. Глубоко въедался во всё. Школа фирмы Янгеля. Там не он играл первую скрипку, а здесь – чувство ответственности.

Юные березки стояли, как девушки в клубе в нетерпеливом ожидании, что их заметят, полюбят и закружат в вихре счастливого вальса.
Где же моя березка?

Из не использованных заготовок.
Она не смогла ему ответить, расстроилась и обозлилась на себя и на него. Сидит перед нею умный, всё знающий, а она ничего не знает и понять не может. Даже когда она знала кое-что и могла что-нибудь ответить, её сковывала робость и боязнь, что она неправильно думает или ответит невпопад, а он назовёт её тупицей, и тогда она расплачется и уйдёт, потом погрустит, и ей станет легче. Ей уже хотелось, чтобы он скорее прекратил свои расспросы и ушёл. Она ждала, глядя на него большими грустными глазами – вот я какая, не знаю и всё, но он вдруг прекратил расспросы и, глядя на схему и водя карандашом по ней, начал неторопливо и тихо объяснять. Она не слушала его и только думала, что ничего не поймет, и почему он не отругал её и не ушёл.
Речь его текла спокойно и без остановки, и она стала прислушиваться к смыслу и успокаиваться. И вдруг почувствовала, что что-то улавливает и понимает. Теперь она слушала его внимательно, и многое становилось ей понятным. Иногда ей даже хотелось поддакнуть ему, чтобы ускорить объяснение ясных для неё мест, но ей было стыдно за своё предыдущее непонимание и вспыльчивость, и она сдерживала себя. Несколько раз ей хотелось переспросить о непонятном, но пока собиралась с мыслями, он говорил уже о другом, и она, обрывая нити своих мыслей начинала снова следить за его объяснением. Он почувствовал её внимание и стал рассказывать более воодушевлённо, иногда отрывая взгляд от схемы и глядя ей в глаза.

Кто богат идеями, тот щедр, ему поделиться ими не жалко.

Рассказ Виталия.
«Любовь – болезнь с непредсказуемым осложнением. Была у нас на прежней работе девчонка. Сколько парней по ней вздыхало. Крутила ими налево-направо. А полюбила Колю Смирнова. Он на неё и смотреть не хотел. Сама пришла к нему – на последнее решилась. Ничего не помогло. В три дня женилась. Пригласила Колю на свадьбу. На жениха и не смотрит. Всю свадьбу с Колей танцевала.
А был еще один чувак. Еще до её свадьбы похвастался, что она за одну ночь его станет. Полгода пороги обивал. Начал с шутки, со спора, а потом дело всерьёз пошло. Ничего у него не получилось. Уволился и уехал. Точно, болезнь с вывихами».

– Хорошо, что Хрущёва сняли. Два культа подряд, это очень плохо.
– Коммунисты хреновы. Во все трубы славу Никите пели, а сняли его – другие песни запели.
– Не горюй. Скоро о новом генсеке запоют старые песни.

Демобилизованный офицер после нескольких рюмок.
«Я ротой командовал, а теперь мне молокососы кричат: Вася, подай паяльник! Вася, припаяй. И я несу. Эти молокососы больше меня знают. Они инженеры, а я принеси-подай».

Витька Ермаков в походе самый нужный и трудолюбивый человек, а на работе ноет, жалуется на головные боли, и на него уже никто не обращает внимание.
Может быть он действительно не создан, чтобы думать, а эпоха требует – учись Витька, и заставляет его делать то, к чему он не способен. Я в колхозе не могу поднять мешок картошки, а он мешки бросает через борт грузовика. Конечно, напряженным трудом, можно добиться какого-то результата, но там, где проявились бы его природные возможности, отдача он него была бы оптимальная. Хочется выбиться в люди, а страна предлагает ему единственный путь, от которого у него головная боль и злоба на жизнь и работу.

Девочка года четыре от роду тянет на поводке щенка через лужу. Он сначала упирался, а потом обреченно поплелся. Её кавалер лет шести, аккуратно одетый, в беретке, пояснил мне: «Пусть привыкает к самостоятельной жизни».

1 мая 1965. Белоруссия.
С родины родителей (из Речицы Гомельской области) пришло известие – милиционер избил старика-еврея. Его рожа не пришлась по вкусу стражу порядка. Дочка милиционера плакала и кричала: «Папа! Что ты делаешь!». Папа знал, что делал. Начальник милиции заявление не принял: «Нет свидетелей».
Ничего нового. Вечно молодой и юный антисемитизм.

Библиотека пожаловалась, что в их помещении отняли самую большую комнату под какие-то горсоветовские нужды и второй год держат её под замком. Об этом даже в какой-то речи упомянул республиканский министр. Через какое-то время на совещании в Минске отец ему напомнил, что даже после его выступления ничего не изменилось. Министр позвонил в райком партии. Когда отец туда зашел, первый секретарь райкома заорал на него: «Жаловаться вздумал! Опять голову поднял! Мы тебе её открутим», – и показал кулак. «Тогда мне здесь делать нечего», – сказал отец и ушёл.

В вагоне на обратном пути в Истру два интеллигента в модных костюмах, похожие на музыкантов, как будто впервые едут в поезде. Вытирают скамейку, подстилают газеты, но это не помешало одному из них свесить с верхней полки ноги и над головой пассажира одевать туфли, доставая их из-под матраца.

            17 августа 1965 г
Вчера ездил в Москву.
В Москве – ощущение осени. Светло, солнечно, но какая-то телесная тревога охватывает всего.  Виновник всему прохладный ветерок. Он ещё не сырой, но уже пронизывает тело.  Солнце светит, но уже плохо греет. Весной земля прогревается, с каждой минутой становится теплее, и возникает вдохновляющее ожидание каких-то приятных изменений, долгожданного нового, а сейчас земля остывает, с каждой минутой становится холоднее – возникает непонятное тревожное ощущение.

Шел на работе в техническую библиотеку, и меня окликнул Тысячник. Встретились доброжелательно, даже радостно, а разговор не получился, пустые фразы приличия – разговор ни о чем. Несколько лет жили в одной комнате общежития, вместе делали общее дело – оказались на фирме пионерами по проведению механических испытаний: я по необходимости, а он по должности. Он помог мне, а я ему. Откуда же теперь во время топтания друг возле друга взялась взаимная неловкость?
Всё очень просто, если подумать. У нас с ним была бытовая и производственная близость, а духовная не состоялась. Вот и нет опорных точек для интересного друг другу разговора. Хотел спросить его о семейной жизни, но постеснялся.

25.09.1965 г.
В Москве вдруг обратил внимание на прически женщин. На смену чёлочкам, чёлкам, шалашикам, всевозможным начёсам пришли валки, венки, короны, пирамиды, сёдла и узлы, перевитые приколками, перетянутые цветными широкими и узкими лентами. У многих молоденьких девчонок изредка хвостики лошадок, а у девушек и женщин постарше узел типа плоской лепёшки, туго перетянутый снизу, – диск на тонкой подставке на темени, на маковке, на затылке, модный, нелепый, редко кому подходит и редко кого украшает.

26.09.1965 г.
Ходили с Юрой Громом на байдарке по рекам Озерне и Рузе, от деревни Волкова до города Рузы.

27. 09. 1965 г.
Выехал в отпуск в Ленинград на две недели.
В Эрмитаже экскурсовод – лектор по скульптуре: «Эти две скульптуры похожи на античные. Вы не разберёте, где мужчина, где женщина. Это возврат к Антике. Очень характерно, что сделаны они были в монархической области, в режиме деспотии. Это реакционное искусство».
Я не удержался, громко хмыкнул. Лет пять назад она бы так не сказала. Экскурсовод заметила мою улыбку, заканчивая мысль, поглядывала на меня, а потом, может быть, испугавшись, добавила: «Это лишний раз подтверждает ленинскую теорию о двух направлениях в искусстве».
Интересно, а развлекательное куда дели.

В театре Пушкина роль пастора играл наверняка секретарь парторганизации театра. Уж очень он напомнил мне этих товарищей. Специфика работы одинакова. Фанатики, демагоги-болтуны с огромным зарядом гражданской трусости и без крошки юмора и живости.

8.10. 1965 г.
Шёл в «Русский музей» на выставку Серова, а сначала попал на Юбилейную к 90-летию выставку Коненкова, да еще как попал.
Я об этом где-то у себя уже писал, по-моему, даже несколько раз, но еще раз упомяну об этой неожиданной встрече. Очень важное для меня и памятное оказалось событие. Первый и последний раз в моей жизни я мог наблюдать с близкого расстояния, почти вплотную, знаменитого человека. С дальней дистанции у нас в Истре, из зрительного зала, я слушал писателя Эренбурга, в своё время очень известного, художника Глазунова и артиста Янковского. Вот всё, чем я могу похвастаться.

Не желая томиться в очередях касс Русского музея, я решил воспользоваться малоизвестным, особенно приезжим, боковым входом, практически служебным. Не успел я войти, остановилась машина, и из неё вышел похожий на себя в кадрах кинохроники, на фотографиях, на своей знаменитой скульптуре «Автопортрет» сам Коненков, с ним жена и солидный мужчина, то ли биограф, то ли искусствовед. Я подержал дверь, пропустил их всех, вошёл вслед за ними и был принят со всеми почестями как сопровождающее лицо делегации. Мне позволялось быть рядом с ним, и я его хорошо видел и хорошо слышал.

В ближайшем зале от входа размещалась выставка его работ и здесь же состоялась его встреча со съемками скорее всего для телевидения с работницами неведомой мне фабрики имени Анисимова и с детьми пионерского возраста при красных галстуках – непременный, но не обременительный атрибут подобных встреч.
Коненков в свои 90 лет без устали перемещался от скульптуры к скульптуре и у каждой что-нибудь говорил и или рассказывал.
«Некогда нам уставать».
«Вы все талантливы! Работайте, как и я, по шестнадцать часов в сутки, и все достигнете славы».
«Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай кой-кого».
Читал отрывки из оды Есенина, которая, по его словам, до сих пор еще не напечатана.
«Я проехал по стране. Я видел, как строили, как выросла промышленность. Я верю, и на луну полетят. А на обиды не надо обращать внимания».
«Не убивайте птиц и зверей. Их надо любить. Позвали меня на север, а сами убили медведя. Взяли у него что-то там такое. Я забыл. Я сказал, не буду лепить ваш бюст. Вы убийцы?».

Один из организаторов поспросил: «Товарищи, расступитесь. Надо отдохнуть. Сергей Тимофеевич говорит, что устал» - «Нет! Неправда! Я никогда так не говорю!»
Усадить его удалось только один раз, да и то из-за ссылки на то, что так лучше для кадра.
Дети в любой толчее оказывались возле него, он уже некоторых запомнил, узнавал и с удовольствием беседовал. И он и жена в любой сутолоке внимательно относились к детям. Дети мгновенно это уловили и отвечали тем же.
Когда для съемки надевали галстук, мешала его большая борода. Дети растерялись и не знали, что делать. Жена пришла им на помощь – со своей стороны подняла ему бороду. Дети тут же со своей стороны уверенно проделали то же самое, а старик терпеливо и серьезно сносил эту процедуру.

Со швейцаром-гардеробщиком Коненков расплатился по-царски. Обычная плата пять копеек, а у него, по-видимому, заранее в кармане пальто был заготовлен рубль. Уже одетый, готовясь идти, рассказывая о чем-то, он развернулся к гардеробщику, делая его как бы соучастником разговора и быстро, незаметно, словно естественный жест, передал рубль, продолжая разговор и свои движения без какой-либо позы – красиво, просто, не обидно. Никакого величия, никакого неприятного для себя дела. Просто и естественно.

После Коненкова я пошел на выставку Серова и застрял у портрета Иды Рубинштейн.
К картине почти вплотную подошли двое мужчин – пара, как «толстый и тонкий» по Чехову. Тонкий – длинный, худой, с маленькой головой, в очках, в вышедших из моды брюках, несколько ему коротковатых, видны носки и ботинки малого размера, толстый – приземистый, с огромной лысой головой, широкий, низкорослый, в свисающих ниже спины и гармошкой по полу брюках, из-под которых заметны длинные на великана туфли.
Длинный, сколько смог согнувшись на бок и наклонив свою голову к лысине приятеля, говорит ему: «Он побоялся поставить свое имя под картиной. Это из самых последних источников». После этого приятели отошли от картины и больше не мешали мне.
На картине очень худая, вероятно довольно длинноногая не очень красивая телом и совершенно обнаженная женщина, но в таком развороте, что ничего ненужного не видно, а во взгляде её, возможно, даже хищном, что-то неведомое, непонятное и такое сильное, что от картины невозможно оторваться. Это какая-то не Серовская картина. У него в картинах мягкость и цвета, а здесь острота и колючесть тебя пронизывают, завораживают и гипнотизируют.

13.10.1965. Белоруссия.
Вдруг обратил внимание, что мама в своей кулинарии стала советоваться с тётей. Никогда прежде, когда тётя приезжала в гости, этого не было. С возрастом у тёти стала развиваться старческое упрямство и капризность, а мама с пониманием относится к этому, и делает так, как тёте хочется, ей это не трудно
Что это? Дань приличию, доброта и такт, чтобы не обидеть, или природная неуверенность, она у мамы есть в сочетании с безразличием к своему лидерству. Честолюбия в ней нет, хотя упрямство водится.

Безвольный дружит с волевым, красавица с некрасивой. А почему бы нет. Красавица может быть щедрой, ничего ровным счетом при этом не теряя. Безвольного влечет воля, а волевому нравится поучать и опекать.
У человека должна быть уверенность в себе, в своих возможностях и силе, но не в правоте. Правота может подвести, такое много раз бывало.

Соседка маме: «Лучше я заболею, чем поросенок. Я заболею, так скажу, где болит, а поросенок не скажет».

Разумность и формальность ходят близко друг около друга и их часто путают, особенно бюрократы, которые во всем видят разумность. Неумение творчески работать, равнодушие, желание оградить себя от возможных неприятностей – вот корни формализма.
Вполне допустимы ошибки, связанные с творчеством, непростительны ошибки из-за беспорядка, неорганизованности, неумения мобилизовать себя и из-за лени.

«Не огорчайся. Не последняя неприятность. Ещё и другие будут».

30.11.1965 г.
Возвращался из Москвы и в электричке встретил Бориса Ивановича. Где он теперь работает, чем занимается, не спросил. Инерция некоторой дистанции прежних внерабочих отношений мешала этому, хотя не помешала говорить о литературе, тем более, он с книгой, и я с книгой. Почитать нам не удалось. Поговорили о Генрихе Бёлле, о Шкловском, о «Браке по-итальянски» Феллини. Потом перешли на Сталина. Я высказал свою любимую мысль, что Сталин был дилетант в науке, роль науки до него не доехала. Приписал противникам генетики слова самого Б.И. «Мы боремся за повышение урожая, а вы чистой наукой занимаетесь». Чуть не ляпнул дословно словами стратегической, с моей точки зрения, ошибки Б.И. – «занимаетесь темой докторской диссертации следующего столетия». Он задумался, но промолчал, а потом заговорил о молодёжи.

Он отдыхал на Иссык-Куле и оказался в обществе нескольких молодых девчонок. «Очень трезво рассуждают, во всём разбираются, не скажешь, что им восемнадцать лет. Но у них нет веры в любовь. Мы читали Симонова, мы верили в его Пять страниц». Я ему свою мысль. Молодёжь – это усилитель нашего колебания с отставанием по фазе. Мы начинали с романтического отношения и постепенно пришли к реальному. Они растут в условиях критического отношения, но подрастут и почувствуют, что этого недостаточно. У нас трудная юность, но нам легче жить. У них легкая юность, но им жить будет труднее.

Б.И. о своём. «Мы живём на грани поколений. Старшее поколение уже не может изжить старое, молодое – совсем новое. История показывает, что самыми революционными бывают поколения на стыке эпох». – «Но наиболее способные из нашего поколения не хотят идти в руководство, уходят в науку, в педагогику, в НИИ» – «Уходят туда, где их трудно проверять и контролировать» – «Да, чтобы не мешали, не ограничивали и не давили». – «Но это очень плохо. Страдает и отстаёт производство и промышленность».

Поздно вечером в тот же день я зашёл к Славе и рассказал о встрече с Б.И. Пришли к общему мнению, Б.И. умел работать над собой и с людьми работать умел. В организации работ толк знал. Слава заметил: «Директор окружил себя своими друзьями, но из-за этого больше ответственности. Рассчитывать приходится только на себя, самому всё решать и самому за всё отвечать».

25 декабря 1965 г.
Вчера был в театре «Моссовета» на премьере «Поезда расходятся».
Публика не приняла постановку, и это оказалось самым интересным в спектакле.
Содержание примитивное. Лейтенант встречает девушку, увлечен ею. Ее чувство, естественно, глубже. Разъезжаются, договариваются писать письма друг другу через её подругу. У неё постоянный надёжный адрес. Она пишет, он – нет. Ее письма он получает через 20 лет. Описано просто, правдиво, с точными подробностями. Веришь, что так и было, но мало глубоких мыслей. Нужно что-то взять для себя или хотя бы переживать вместе с героями. Действие развивается на фоне воспоминаний, это позволяет использовать ряд сценических трюков.

Несколько лет назад Товстоногов ставил «Такую любовь» и тоже применил ряд приемов. Там тоже действие на фоне воспоминаний, на фоне возврата погибших героев, но обилие мыслей так захватило публику, что на условности никто не обратил внимание. Здесь же, забыв о героях, публика занялась сценическими трюками.
Плохо, когда смотрят не «что», а «как».
; Чего они все время крутят?
; Всё про войну. Надело всё это. Давай про теперешнее.
; Замолчите, не мешайте.
; А чего молчать. Я бы лучше кино по телевизеру посмотрела.
Когда артист Бероев стал имитировать, что собирает цветы, и поднес героине несуществующий букет, в зале зашушукались, закашлялись, заскрипели креслами. Когда артистка Сошальская принесла несуществующую тарелку супа, а Савина стала из нее будто бы есть, раздался откровенный смех.

Молодые артисты вели себя героически, а Сошальская сдалась. Когда надо было бинтовать руку, она принесла реальный бинт, изобразила им бинтование, но тут же сняла его и положила на стол. Сия достоверность в духе публики, победа публику удовлетворила. Но публика себя обманула. Когда надо было вытирать кровь на лице, Сошальская принесла вату. Эта ненужная достоверность ничего не добавила.
Как только дали занавес, публика бросилась в гардероб.

Новое должно быть настолько новым и сильным, чтобы суметь смести старые традиции и привычки, и новое становится новым только тогда, когда новое подают настолько сильно, что его вынуждены признать и в него вынуждены поверить.


1966 г.
25-26 февраля 1966 г.
В Москву из Ленинграда в командировку приезжала Бэла. (Мы вместе на трёх старших курсах довольно успешно занимались студенческой научной работой и естественно… но увы – из-за моей недоразвитости к тому времени, но дружба с ней сохранилась на многие годы).
Погода топталась около нуля. Бэла жаловалась на сырость, непривычно сутулилась, прятала голову в воротник.
Не погода была виновата.
Только когда она улыбалась, в уголках рта разбегались добрые складки и начинали играть глаза, я узнавал прежнюю Бэлу, Бэлу с большим запасом внутренней силы и энергии.

Она стала мягче, податливей. Истерлись острые принципы, о которые я так больно кололся когда-то. Только в минуты радости она становилась прежней – веселой, упрямой, очень независимой и самостоятельной.
Нет больше непреклонных поучений. Ко всему относится мягче, терпимее. Появилась в характере тревожливость, но зато вместо склонности к идеальному появилось более трезвое и взрослое отношение к жизни. Если раньше нужен был сильный и умный друг, то теперь нужен человек, к которому можно было бы прислониться, кто бы переложил на свои плечи хотя бы часть тяжести.

В первый день мы попали в Кремлевский дворец на «Золушку». Я уезжал в Истру с каким-то грустным чувством – что-то было не то. В былые годы каждая встреча – праздник, а сейчас я видел не ту Бэлу, которую знал.
Во второй день встретились у музея изобразительных искусств. Я увидел и прежнюю, и не совсем прежнюю Бэлу. Снова, как всегда, было восторженно и интересно. Весь день от встречи до расставания был удивительно насыщенным и увлекательным.
Странно, в первый день не заметил ее. Она меня окликнула. Во второй – увидел ее издалека.

27 марта 1966 г.
Сегодня утром во главе с начальником отдела ходили на станцию патрулировать.
В 810 прошел красивый экспресс с вагон-рестораном. Везли делегатов съезда. Ограждают делегатов от эксцессов, а, скорее всего, от народа.
По дороге на станцию нас с ног до лица окатил грязью встречный автобус.
А вчера в ЦУМе дикая очередь – давали женские кофточки.

19.04 1966 г.
Вчера был с Сашей Дзюбенко в театре «Сатиры». Смотрели Тёркина на том свете.
Как-то Саша при всех заявил: «У меня в каждом городе, где я был, на каждой улице растёт мой сын». Я думаю, он не сильно преувеличивал. Саша делал большое полезное дело. Женщинам не очень красивым и некрасивым он помогал обзавестись потомством, и жалоб и обид на него никогда не было. Одного его сына, его точную копию в его детском возрасте я видел, когда Саша ещё работал в Истре. Второго сына, парня лет двадцати, его вторую точную копию во время нашей последней случайной встречи он познакомил со мной, когда уже много лет он работал где-то в Москве, но иногда ночевал в Истре у одной из своих, возможно даже, официальных жен.

Какое-то время, когда мы оба жили в общежитии, я был хранителем части его месячной зарплаты. Деньги у него не держались – друзья во всю ширь пользовались его добротой, а потом на пропитание ни копейки ему не давали в долг до зарплаты. Он принял правильное решение – часть своих денег отдавал мне на хранение, чтобы я до такого-то срока ни рубля ему не давал. Но до указанного им срока он дожить не умел и умолял меня вскрыть его банковскую ячейку.

Я предлагал ему получать мелкими порциями, понимая, как только в его руках окажется достаточная сумма, со всех квартир общежития слетятся к нему клевачие коршуны. Как они, не имея современных мобильников, об этом мгновенно узнавали, для меня до сих пор тайна. Счастье его, что его крупное тело могло вместить в себя много алкоголя без приземления на грязную землю. Во всяком случае, во время нашей последней встречи, хотя он с сыном оба были под мухой, он выглядел крепким здоровым мужчиной. Глядя на него, язык бы не повернулся назвать его не только пьяницей, но и изрядным выпивохой, чему я в душе очень обрадовался, поскольку я оказался никудышным хранителем его зарплаты. Через полгода моих мучений с ним, я отказался от этой должности.

Однажды в его присутствии я как-то пожаловался, что очень хотел бы посмотреть в «Сатире» «Тёркина на том свете», но билеты достать невозможно. «Я достану», – сказал Саша. Я посчитал это пустой бравадой, но он через день принёс на работу два билета на хорошие места в партере. Я схватил их и сразу опустил их в свой карман. «Но ты хоть меня с собою возьмёшь? – спросил Саша. Между прочим, он играл в постановках художественной самодеятельности нашего НИИ и как играл! Значительно лучше и достовернее того, кто был организатором и режиссёром всей постановки, хотя и тот неплохо играл. У Саши внутренняя правда представления своего персонажа, а у режиссёра опыт, умение, знание, что примет публика.

По правде сказать, у меня были виды пойти в театр с другой особой, но у Саши на это место в театре было гораздо больше прав.
Пятьдесят один год с хвостиком пролетело с тех пор. Особа на этот спектакль не попала, и теперь, когда я набираю на компьютере эти строки, в другой комнате, в кухне, готовит мне ужин. Такое в жизни тоже бывает.

В антракте среди прогуливающейся публики разговоров об игре актеров не было. Говорили все об одном: «Снимут или не снимут? Запретят или не запретят?».
Запретили. Через три спектакля после того, о котором я говорю. А всего представлений, по-моему, было не больше, чем пальцев рук у каждого из нас.
Пуганая ворона куста боится, а тут удар в солнечное сплетение – не в бровь, а в глаз. Власть имея никем не ограниченную власть не могла это не запретить.

В театр ехал с Богданковым. (Он был зачинателем производства печатных плат для нашей аппаратуры, но потом перешёл работать в Москву).
Все те же усы, все так же женщины, проходя мимо, оглядывались на него.
«Как на новом месте?» – «Везде одинаково». – «Зачем тогда переходить?» – «Деньги лишними не бывают. Понимаешь, каждый начальник должен иметь штат. Поэтому много лишних. Без трети свободно можно было бы обойтись. Работать не умеют и не хотят. Слоняются, развращают тех, кто умеет. А начальству лишь бы план выполнить. Вот и гоняют тех, кто работать умеет, а с бездельника что возьмёшь? А выгнать не выгодно и прав нет».

Трудолюбие – изюминка, но у одних сочная, у других с червоточиной.

Кто не умеет делать деньги, тот вынужден работать.

1.05. 1966 г. Белоруссия.
Наконец разобрался с повышением зарплаты учителей. Повысили, но вместо комплекта из 25 учеников в каждом классе стал комплект из 45. Зарплата выросла, число уроков сократилось. Раньше классный получал 5 рублей за 25 учеников, теперь 10 за 45. Это называется «спасибо в шляпу».

Встретил на улице мать Вовки из соседнего класса. «Здравствуй! Не узнаёшь? Вырос, зазнаваться стал. В школе учился, приходил к нам играть». Приходил в младших классах. Мать Вовки дома видел раза два. Она же работала, Вовку кормила. В основном видел её издалека на рынке и возле магазинов, спешащую с сумками.

Мальчишки играют в футбол на дороге. Знакомо. Девочка в брюках гибко увиливает от мяча в «вышибалах». И мы так играли, но брюк на девочках не было.
Коровы идут с поля. Коров много. Бывало и больше. Были годы и без коров. Всё было.

Прошёл к любимому журчащему ручью. У водопада еще не распустились кусты. Он весь открыт, поэтому потерял свою скрытую таинственность.
На обратном пути три мужика сидят рядышком на лавке перед палисадником, покуривают наклонившись к коленям.
Молчат, поглядывают из-под козырьков. Обратили внимание, проводили глазами.

Старики ходят друг к другу. И общение, и поддержка, и естественное любопытство, которое бывает у каждого перед первыми родами, перед первой операцией, перед смертью.

Завтра утром уезжать. Вечер какой-то тревожный. Солнце ушло в багряный закат. Низко нависли валуны черных облаков, резкий порывистый ветер и вой собак.

9 мая 1966 г.
Вечер после похода в одиночку по Малой Истре. После укуса собаки хотел сойти с маршрута, но дохромал.
Вблизи сёл и деревень лес мелок и вырубается, в отдалённых районах ужасно захламлён. Единственные санитары – муравьи.
В городе на улице не встретишь трезвых мужиков, стариков, ветеранов с медалями, парней молодых. Многолетний моральный ущерб от этого больше тех экономических выгод, которые власть сгребает, пользуясь хромотой бытовой культуры народа.

11.05. 1966 г.
В обеденный перерыв сидели втроём на лавочке. Подошла М, присела к Володе Ревко. Он хотел книжку читать, но она его раскрутила на разговор. Девчонки тоже умеют приставать.

В автобусе из Иерусалима. Зашел мужик с золотой челюстью, лет пятидесяти, с седыми волосами, в белой рубашке. С ним парень попроще и раза в два моложе его. За ними вошли четыре девчонки лет семнадцати. Пока парень платил, старший попытался облапить девчонку. Молодой одной рукой, потом и двумя мешал ему, отклонял его руки. Девчонки тут же дали ему отпор. Одна хотела заплатить, другая её задержала. «Не плати! За нас дяденька заплатит».

Кондукторша, улыбаясь, обернулась к нему. «Что ж не платишь, а еще коньяк обещал купить». Раздался дружный смех, а мужик не знал, что ответить. Выходя он попытался облапить другую девчонку, но уже не из этой компании. Опять его сопровождающий помешал ему – ускорил выход мужика из вагона, а девчонка повернулась и ударила кулаком молодого по спине. «Он не виноват, – объяснила кондукторша. – Не тому досталось».

Спорил с Виталием, а потом в спор вмешался Слава. Виталий хочет досконально изучить сразу все нормативные документы, чтобы создать вечный образец для разработки выходных документов нашей аппаратуры. Его лозунг: «Всякая система лучше отсутствия системы». Кто бы с ним спорил, если бы многие госты не менялись каждые три месяца. Всё в пределах разумного, и из системы нельзя делать догму.
 
Мысль Славы: «Никто не может предсказать изменения. Производством правят случайные процессы. Кто-то что-то полезное изобрёл – в производстве открывается новая возможность, и ей расчищают дорогу. Нельзя всё запрещать и ограничивать. Это путь монархии, а успех там, где демократия, там, где каждый предлагает свои решения и есть возможность выбора лучшего. Оно рано или поздно побеждает, а ты, Виталий, хочешь, чтобы кто-то один указывал путь всем и всё за всех решал. Тогда у него голова должна быть размером с Земной Шар, а головы у всех одинаковы. Монарх навязывает своё мнение, но это путь одной головы и одной точки зрения ограниченного кругозора».

29.06 1966 г.
Боря Гнусин. рассказал о своём преподавателе в вузе.
«Неисправности бывают двух типов: одни легко обнаружить и трудно исправить, другие трудно обнаружить и легко исправить. Если водопроводная труба лопнула, все видят, а никто исправить не может. Плохой контакт в лампе радиоприёмника трудно найти, а исправить можно щелчком».
Неполный перебор. Для полноты надо было добавить еще два варианта. Легко найти и легко исправить. Трудно найти и трудно исправить.

Вчера переселяли слесарей на первый этаж. Виталий рассуждал. Главное не торопиться, спешить некуда, народу много. И он не спешил. Мешкал, отдыхал. Делал рейсы через раз. Носил легкие ящики, но остался до конца, ушел последним и последние тяжелые вещи пришлось переносить ему. Носил спокойно, как будто с удовольствием, как будто ожидал этого. Точно так же он ведет себя в походах. Когда работа уже не в радость, многие разбегаются или сачкуют. Это он понимает и начинает работать в полную силу. Поначалу он выглядит будто бы даже в некрасивом свете, особенно по сравнению с некоторыми, но ему наплевать, что о нём скажут и что подумают. Он не заботится придать видимость своим поступкам.

Сегодня спорили с ним о счастье. Я напомнил ему из Козьмы Пруткова: хочешь быть счастливым – будь им.
– Хорошо сказал. Правильная у Пруткова теория. Что такое счастье?
– Ощущение.
– А от чего оно берётся? От выполнения желания. Когда человек несчастен? Когда несбыточные желания или их вообще нет. А у меня несколько не очень сложных и вполне выполнимых желаний и я всегда счастлив.
– Тебе никогда не приходилось быть недовольным собой?
– А зачем? Когда я был молодой, я старался подладиться под подругу, а потом понял – бесполезно. Уходи – и никаких проблем.  Я после института два года с начальством ругался. Потом понял, не умеют работать – не надо, а я буду работать так, как я понимаю. Есть госты, есть законы, есть наука, есть информация, вот этим я и буду заниматься. А остальное меня не касается. Я великим быть не собираюсь. Зарплата идёт – чего беспокоиться. А повышений я не требую. Своё получу по выслуге лет.

И всё-таки не всё так, как он говорил.
Однажды, друг Виталий показал мне конкретный кусочек своей работы и спросил, может ли это быть изобретением. Трижды увы и ах.
Лукавил товарищ, задевала его наша товарная продукция, колола самолюбие и, видимо, очень больно. Поэтому прятался в своей раковине, укрывался бронёй, находил там себе утешение.
 
Какими-то особенностями внутреннего устройства его мыслительных и чувственных органов он не был создан для творческой инженерной работы. Таких людей, окончивших вузы, не так уж мало, но они в большинстве своём находят своё место в жизни. Виталий со своим самолюбием и гордыней, со своим нежеланием спуститься на более удобную для своих реальных способностей площадку загнал себя в непроходимый тупик.
               
Я долго не понимал, ещё один случай с ним.
Доблестные ленинградцы попросили нас сделать для них нужную им аппаратуру. Они с нами договорились, задание пока предварительное, через какое-то время его уточним. Ну кто будет сразу засучивать рукава, если работ невпроворот, а эта не срочная. Все заняты, один Виталий, как всегда свободен – ему и задание в руки. Изучай, потом доложишь и расскажешь, как его в принципе делать. Он с радостью взялся. Его стихия. Работа с информацией и сроки размыты.

Через год ленинградцы проснулись и попросили прислать товарища, с которым можно утрясти и согласовать задание, прежде чем его высылать на утверждение. Кого посылать, как не Виталия, он же год эту работу нянчил, а все остальные другим до сих пор заняты. Но он категорически отказался ехать. Даже начальник отдела его уговаривал, а он ни с места.

Пришла пора мне понять, в чём тут дело.
Командированный представитель фирмы исполнителя обязан ответить на вопросы заказчика. «Нам вот это надо сделать так. Можете? А это так. Можете?». Для того, кто делом занимается, ничего сложного в этом нет, это его повседневная работа. Тот, кто занимается только информацией, ответов не знает. В литературе всё в обобщенном виде, конкретного там крайне мало – всех случаев не предусмотришь.

Немало лет пролетело, прежде чем я во всей глубине понял трагическую порочность его системы взглядов. Я не мог их принять, но и убедить его ни в чем не смог. Какая-то трудно очерчиваемая или ограниченная правота в этом была, плюс ко всему своеобразие личности. В быту он был совершенно неприхотливый человек. Его всё устраивало, до поры, до времени, конечно. Если мне коллектив поручал к какому-нибудь празднику что-нибудь купить в Москве, по роду работу я, возможно, чаще других ездил в головной институт, я посещал один-два магазина и возвращался ни с чем. Мне было намного проще предложить десяток заменительных меню, чем вслепую блуждать по Москве и стоять в многочасовых очередях.

Виталий, что бы ему ни поручили, никогда не возвращался с пустыми руками. Он всю Москву голодный пройдет вдоль и поперек, но нужный товар обязательно достанет. И в переноске тяжестей его стратегия оправдывалась. Охотников горячо браться за дело всегда бывало много, но они же первые скисали, а он трудился до последнего. Но я в этом не заметил главного – глубокое внутреннее убеждение, что он лучше других, что именно его стратегия самая правильная, он понял, что надо распределять силы, а никто другой до этого не додумался. Он больше чем кто-либо из нас неутомимо читал, изучал, работал с технической информацией, но он никогда ни разу никому, даже девчонкам, ничего не объяснял, не помогал – вы такие же инженеры, как я, вы должны уметь работать с информацией.

 Но это всё еще полбеды. Когда давалась новая работа, он лучше любого из нас был к ней подготовлен и знал, как это делать, и ему поначалу поручали. Но дальше начиналась катастрофа. Литература даёт общее схематическое направление – начальный ствол, а дальше он распадается на большие скелетные ветви, каждая из которых имеет свои ветви, веточки и прутики. Практически ни по одной ветке Виталий не мог дойти до конца. Где-нибудь на полпути возникала необходимость в специальном устройстве, о котором ни гу-гу в литературе.

Тут и начинается инженерное творчество, которое иногда кончается заявкой на изобретение, а для Виталия работа тут кончалась. Если нет в литературе ничего похожего, значит, это невозможно, да и зачем он должен ломать голову над тем, что еще ученым недоступно. А время-то течёт и сроки поджимают. Он начинает разбирать другие ветви и тут его поджидает проблема буриданова осла. Осла мучил выбор между двумя охапками сена, а перед Виталием простиралось поле с десятками охапок.

 На его ветки надо посадить несколько НИИ или пусть начальство возьмёт на себя ответственность и скажет, какую из этого обилия веток, он должен рассмотреть и рассчитать. В конце концов работа передавалась кому-нибудь другому, и тот, другой, по чутью и интуиции, по прикидочному, иногда на пальцах, расчету, совершенно не по тому, с точки зрения Виталия, как учат в книгах, выбирал необходимый путь, сдавал документацию в производство, кое-что менял после испытаний, и аппаратура уходила в свою последующую жизнь.

К слову сказать, немножко хвастаясь, ни один прибор, вышедший из нашей лаборатории, там на небесах ни разу нас не огорчил и не подвел.

Виталий единственный человек, который стал мне совершенно неинтересен. Ни про одного человека из близких мне или хорошо знакомых я так сказать не могу.
Его рабочий итог – большой круглый ноль.

P.S. Я допускаю, что написал это всё в многолетней обиде и раздражении, но я делал всё, что мог, чтобы поколебать его железобетонную логику, и потерпел сокрушительное поражение, как горох отлетая от стенки. Я оставил его в покое. Я вычеркнул его из своей жизни. Может быть я неправ, но во мне нет чувства вины за него.

Женя Бутнев в профкоме выписывал нам туристские ведра на вынос.
То, что предлагала в столице торговля, круглые чаши, нам не годится. Их неудобно держать в рюкзаке, надо носить в руках, да и их трудно в Москве достать. По нашему проекту сварщики кому за деньги, кому за казенный спирт из казенного металла сварили нам несколько комплектов – три плоских ведра: для супа, для каши, для чая, в большое – среднее, в среднее – малое и весь компактный комплект удобно поставить к спине в рюкзак. Мой комплект до сих пор хранится на даче. Пару раз его использовал сын, а внукам он совсем не понадобился. Теперь туризм самолетно-гостиничный. Во многом он значительно лучше нашего первобытного, но нет полезного для здоровья физического напряжения, озер, леса, реки, романтики вечернего костра и под гитару туристских песен.

Юра Гром попросил Бутнева (ответственный за спорт в профсоюзе) дать людей в рабочее время для работы на бассейне – слишком затянулось переоборудование под бассейн старой институтской котельной.
Яцук заметил: «Надо работать после работы. Рабочее время для работы». Женя ему: «Кто тебе пойдёт после работы. Попроси, тебе скажут: нужен нам твой бассейн».
Яцук теперь доктор наук, руководитель одного из успешных направлений нашего НИИ.

Марсель рассказал, как его на телеграфном столбе током ударило – как бревном по голове.
Витя Хопёрский: «Это что. Меня бревном по голове ударили». – «Большим?» – «Ну, если можно жердь назвать бревном. Друг говорит: хочешь ударю жердью. Ну ударь. Он размахнулся да как даст. Я с ног слетел. Он говорит, я думал, ты пригнёшься».
Марсель: «Главное соблюдать технику безопасности».
Виталий: «Ну да, сразу приседать надо».

У Аллы Стариковой велосипед – конуса ослаблены, тормоз не отрегулирован. Девчачий подход к технике. Она рассказала. Чинила переключатель скоростей. Едет машина. «Девушка, вас подвести». Потом обогнала их. Стоят. «Девушка, у вас нет бензина?».

5.07 1966 г.
Размышляя, вечером прогуливаюсь по улицам по кругу, встречаю отдельно стайки парней и девчонок. Иду по второму кругу. Стайка парней останавливает стайку девчонок. Девчонки делают вид, что им не интересно, что их случайно остановили, проявляют нетерпение, порываются уйти. Иду по третьему кругу и встречаю их уже всех вместе.

30 10 1966 г.
Ездил в субботу в Москву. Теперь магазины в воскресенье не работают. Столпотворение ужасное. Товаров мало. Обуви зимней на микропорке – никакой абсолютно. На Ленинградском вокзале в кассе предварительной продажи билетов трёхчасовые очереди. Справочного в зале нет. Телефон – один аппарат. Возле него очередина.
Жизнь стала нервной. В магазинах, в автобусах – постоянные стычки.

6.12. 1966 г.
В булочной после работы вечные очереди. Отпускают две продавщицы, хотя есть место для третьей. Когда в продаже бублики – очередь невообразимая.
Сегодня в институтской столовой простояли полтора часа. Не хватает стаканов, а им цена четыре копейки. В очереди зам директора по науке, два начальника отдела и главный бухгалтер. Каждый ждёт, что кто-то другой ввяжется в это дело. Никто не хочет портить себе нервы.

Об архитектуре: хрущёбы в стиле барака.

На днях заседал совет старейшин. Комсомолу попало за «Устный журнал», за песни Никитина во дворце культуры. Времена повторяются.

16.12. 1966 г.
Состоялось открытое партсобрание отдела.
Одинцов: «Надо планы писать правильно». Миша Стельмашенко: «Это директор головного такие планы пишет». Одинцов: «Надо ставить перед ним такие вопросы». Лазорев: «Он тебе поставит. Забудешь после этого, как ставить».

В этом году все женщины с ума сошли от вязания. Вяжут в метро, в электричках, в поездах и на работе.

20.12.1966г.
Везем три тяжелейших осциллографа на поверку. Слава: «Парадокс социализма. Самую новейшую технику везём на тележке наших предков».

26.12.1966 – 30.12.1966.  Командировка в Днепропетровск.
У меня командировка на завод, в КБ пропуска нет. В обеденный перерыв специально зашла в цех Марина Ивановна Дмаковская. От кого-то узнала, что я приехал. Приятно было. Вспоминали Капустин Яр - полигон.
 «Тогда я попробовала самостоятельно работать, а теперь меня оттёрли. Ту поездку с удовольствием вспоминаю».
Торопилась. Боялась опоздать. Замечание сделают.
Очень хорошая женщина. В Кап-яре её стараниями сложилась дружная домашняя обстановка. Для меня лучшая из всех поездок. Там она выглядела значительно моложе. Не чувствовалась разница в возрасте. Всех зажигала своим весельем.

Женщина взрослеет, когда выходит замуж, и стареет, когда остается одна.

Дима в 1964 году студент, а теперь уже инженер, встретил радостно. Темой его диплома был наш прибор, он в КБ проходил практику, и я его консультировал. Мне он памятен тем, что в один из его приходов ко мне в комнату заводской гостиницы пришла мне в голову мысль написать большую книгу о любви, о жизни и о работе. Эта мысль до сих пор не выходит из головы и варится, варится, варится.

Сосед по гостинице. «Очень трудно стало работать. Рабочие не заинтересованы в своей работе. Это самое плохое. Человек способен приспосабливаться. В стране оказалось, быть равнодушным – самое выгодное. У нас в отделе самая большая выработка на душу, а что, кроме неприятностей с этого имеем? Соседский начальник отбрыкнулся от всех работ – он план выполняет. Наш не сумел, мы перегружены, нам попадает. Завидую тем, кто с юности сумел заняться накоплением знаний и ушёл в научную работу. Чем старше становишься, способность понимать ухудшается, к тому же надо заниматься добыванием материальной пищи для семьи».

В Москве вокзал кишел мешочниками. В этом году нечто необъяснимое – нигде нет ни обуви, ни тряпок. Все едут и едут в столицу.

1967 г.
24.01.1967 г.
Спорили с Аллой о роли руководителя.
Её довод – наш директор добился, чтобы в Истре построили детский сад.
Да, но он добился потому, что шёл на нарушения. Если бы захотели, его легко отдали бы под суд. Не каждый руководитель на это пойдет.

Падение в пропасть возле обрыва не так пугает, как возле высокого кресла.

Форд сказал: «Бойтесь гениальных организаторов». Он в шею гнал таких со своих предприятий. Гений всё держит в своих руках и подменяет собой систему. После его смерти всё разваливается. Система должна быть такой, чтобы любой дурак делал только полезное дело.
Многое правильное и необходимое в этом есть, но возникает естественный вопрос: кто построит такую систему, если руководители будут бездарными?
Подавляющее число людей своей семьёй не умеют руководить. Где же взять людей, способных руководить громадной массой населения?
Именно поэтому гениальному организатору надо дать возможность реализовать свои идеи, а уж после него приложить все усилия, чтобы его система сохранялась и совершенствовалась. А для этого к новому надо присматриваться, изучать и использовать.

В столярном цеху НИИ на общем собрании ругали за пьянство плотника.
Мастер, старичок, сидит и дремлет, а дали слово, красноречивым оказался. «В пол одиннадцатого иду, смотрю, сидит у ящика. Ящик большой, а он в него кистью попасть не может. Значит, он не сто грамм тяпнул, он двести грамм тяпнул».
Рабочие оправдывают товарища: «Если в воскресенье хорошо выпить, то и в понедельник пьяным будешь».

Вчера был на выставке молодых художников России.
Спорят двое. Один сделал запись в журнале отзывов, второй читал из-за плеча.
– Почему вы написали отдельные картины. Надо указать – какие.
– Не обязательно. Их мало.
– Какие, например.
– Вот этот пейзаж понравился, а эта картина не понравилась.
– На каком основании вы можете это говорить. Это надо доказать.
– Зачем? Это дело вкуса, а о вкусах не спорят. Мне понравилось одно, вам другое.

В спор вмешалась женщина.
– Вы специалист?
– Что вы? Никакого отношения не имею.
– Тогда нельзя так судить. Из двух картин, на которые вы показали, одна – перепетый Дейнека, другая – перепетый Остроухов. Оба известные художники.
– Да, я согласен, что известные, но одному нравится Дейнека, другому Остроухов. Кого будем убивать?
– Что вы говорите!? Никого убивать не надо.
– Правильно. Пусть парни рисуют. Их картины, даже если кому-то не нравятся, никому зла не причиняют.
Женщина задумалась и отошла. Спорщик снова обратился к оппоненту.
– По-вашему, в искусстве нет критериев. Почему же тогда про одного художника говорят, что он хороший, а про другого, что он плохой.
– Хорошо. Вам позарез нужны критерии? Давайте проголосуем и большинством голосов, как у нас это недавно делалось, вы по возрасту должны это помнить, вынесем постановление: художника такого-то считать хорошим, а такого-то нет. Или давайте проведём аукцион и узнаем цену каждой картины. Однако, если голосование будет честным, ни голосование, ни аукцион не избавит нас от вкуса каждого.
– Так что же, нет критериев?
– Конечно есть. Как же без них. Представьте, художник, чья картина вам понравилась, отправился в запой. Рука дрожит и кисть не держит. А тот, чья картина вам не понравилась, работает неутомимо и набирает себе поклонников. Когда их количество набирает критическую массу, происходит взрыв и взлет художника на пьедестал почета. Хотя и после этого Дейнека может кому-то не нравится, но это уже не меняет дела. Шишкина и Левитана уже никто не критикует. Время – единственный критерий. Оплёванный может стать знаменитым, а обласканный и награжденный лакировщик даже из святцев вычеркивается широкой кистью черной краской.
– Я еще подумаю об этом. А вот вы мне скажите, почему женщина осудила и того и другого художника. Перепетый, я так понимаю, это подражатель. Молодые должны подражать и учиться. Подрастут и проявят себя.
– Им по двадцать, двадцать пять лет. Самое время о себе заявить. Если до тридцати не проявят себя, потом уже не проявят себя никогда.

Доля противоречивой правды и доля ненужного ограничения была в последнем высказывании и одного, и другого, но я постеснялся вступить в спор.
Второй раз за короткий период жизни встречаю любителя критериев. Значит, на свете немало логиков, у которых чувственное восприятие в запасной кладовке. А чему удивляться? Природа штампует разных людей. Одним, как мне, не даёт музыкального слуха, дальтоники не различают красок. Я до сих пор не понял, мама не различает или не знает названий цветов. Валерка Танхилевич в Политехническом не отличал в еде недосол от крутого пересола, а сырой мясной фарш, соленый или не солёный, мама от него спасала, а то не из чего было бы жарить котлеты.

Встречаются люди совершенно без чувства юмора. Девчонки говорили, что Гете ни один анекдот невозможно объяснить. Для кого-то поэзия за семью замками. Живут люди и не жалуются, ощущая в себе какой-то изъян. А логику обидно, что что-то проходит мимо него, что какое-то блюдо не может оценить, а возможно его и нет, глупые люди морочат ему голову, как ткачи и окружение морочило голого короля. Поэтому дай ему критерий, чтобы он мог лизнуть и оценить. Лизнуть хочется, а язык отсутствует. Чем ему поможешь?

Поездка в Белоруссию (31.02 – 5.02.1967 г.)
От отца пришла телеграмма. Неля серьёзно больна. Я понял, надо срочно ехать.
Уфатов (начальник отдела) отпустил сразу, хотя в работе напряжёнка, а Миша (начальник лаборатории) ломался, пока Уфатов не сказал ему: «Надо отпускать». Миша – свой парень, но перестраховщик, с ним такое бывает. Уфатов снял с него ответственность.

Несколько дней подряд в Москве стояли крепкие морозы, а температура понижалась и понижалась. На Белорусском вокзале очень холодно, стынет спина, а до отхода поезда несколько часов. Сел, сжавшись, стараясь не касаться спиной ледяной спинки скамейки, как можно плотнее кутаюсь в пальто, а поясница холодеет и холодеет.
В вагоне тепло. Сначала, как всегда, меня перемещают с места на место. Долго не снимаю пальто, медленно прогреваюсь и еще медленнее разоблачаюсь.

В Орше на вокзале очень холодно. На всех перевальных железнодорожных станциях расписание составлено так, чтобы пассажирам приходилось долго ждать, а все вокзалы не приспособлены для этого.
Когда-то, когда на станции Орша нельзя было купить кусочка хлеба, был на вокзале закуток, где можно было, сидя за столиками, почитать газеты и журналы. Пассажиры должны были довольствоваться духовной пищей. Как только улучшилось продовольственное положение страны, читальный зал переоборудовали под буфет. Сочетать пищу духовную и материальную пассажиры, вероятно, смогут в период много раз обещанного грядущего изобилия.

Вспомнил, что на вокзале есть платные комнаты отдыха. Лег на кровать под два одеяла в тренировочном костюме, в носках и первое время дрожу в холодном ознобе. Уборщица набросила на меня третье одеяло.
В оршанском поезде на Харьков не снимаю пальто. Трубы горячие, а в вагоне холодно.
На знакомой площади возле станционного сооружения ждём автобуса. Все пляшут, пытаясь согреться.

Дома печь жаркая, тепло её держится до утра, но в комнате 11-12 градусов.
Зима снежная, повсюду заносы. В городе, как в детстве, появились кони и сани, зато, как никогда прежде, стало лучше с продовольствием. На базаре всё есть. В магазинах хлеб любой, есть молоко, сметана, творог, любое мясо, крупы, даже лук и чеснок. Их никогда в магазинах не было. Обходились своим. Нет только муки, да и то дают по праздникам. А настроение плохое. Распилить и расколоть дрова некому. Печи починить, трубы почистить – некому. Раньше соседка Бояриха всю улицу обслуживала. Сейчас у неё пенсия. И жить есть на что, и на выпивку хватает. Картошка своя, у детей есть сало. Десятка на хлеб, остальное на выпивку. И самое страшное – везде и повсюду бездушие и безразличие.

Летом и осенью случился большой наплыв родственников и повторился в конце ноября – у отца день рождения. Неля не выдержала перегрузок.
Участковая предложила пригласить невропатолога, а она только со школьной скамьи. «Сюда ходить я не могу, мне некогда. Надо лечь в больницу». Неля легла. От врача она пришла в восторг, мама её восторг не разделяла. Она чувствовала, что между ними нет контакта. У врача нет подхода, она только ищет свои пути. Могла бы помочь участковая, она Нелю хорошо знает, но невропатолог к ней не обращалась, а раз так, то участковая ходом лечения не интересовалась. Маме она сказала: «Её же лечит теперь невропатолог». Знаю я эти ответы уязвленной на голом месте женской гордости и у одной, и у другой. Мама видит в этом только равнодушие. «Нет у них единого коллектива. Каждый за себя, каждый по-своему». А бывает ли у женщин вообще единые коллективы?

Мама обратилась к зав отделением, а та отрезала: «Невропатолог – врач грамотный». Неля вспомнила, что когда-то ей давали какое-то лекарство. Невропатолог полезла в свою книжечку: «Нет, это не подходит».
Отец поговорил с главврачом, но вышло ещё хуже.

Невропатолог без подготовки ляпнула Неле: «Вам придется бросить работу». Как объяснила мама, это повлияло больше всего. «Как не работать, как не быть с учениками, ведь она для этого только живет». Неля решила обмануть врача. Она стала уверять, что она здорова и её надо выписывать. Не только мама, но и врач, наверно, понимала, что выписывать рано, но врач решила доказать Неле своё. И доказала, но какой ценой.

Нелю выписали. Гостям она говорила: «Чувствую себя хорошо. Я совсем здорова. Только мама недовольна, что меня выписали».
Целый месяц она ничего не ела и не спала. Снотворное не помогало в любых дозах.
Невропатолог предложила снова лечь в больницу. Неля уже не возражала, но борьба с врачом продолжалась, пока не случился приступ.
Неля залезла на тумбочку и стала открывать форточку. Больные на неё закричали. Еле ходит, а полезла на высокую тумбочку. «Ах! Вы меня за сумасшедшую считаете!».
Она слезла с тумбочки, пошла по коридору – нянечки не смогли её унять. Нашла телефонную книгу, позвонила знакомым. «Передайте маме, если она сейчас не придет, я умру».

Мама рассказывает: «Папа сразу почернел. Совсем не умеет такое переносить. Я побежала в больницу ни живая, ни мертвая. Правда при мне она сразу успокоилась и легла в постель». Может быть, вспоминая пережитое, мама сказала с трудом: «Она совсем ничем не интересуется», – и заплакала.
Если ничем не интересуется, это плохой признак. Мама поговорила с очень уважаемой в городе женщиной-рентгенологом, а она с невропатологом. Та сказала Неле, что она будет работать, только совсем немного, и к Неле вернулся сон.

О том своём состоянии Неля мне рассказала: «Надо же, второй раз подхватить энцефалит. На этот раз хуже первого. Тогда я могла контролировать, что наяву, а что галлюцинации. А сейчас я потеряла контроль. В голове шум. Мне всё время казалось, что из уха лают собаки. Они меня довели. Сейчас уже хорошо. Собаки не лают, шума нет. Есть еще кое-какие особенности, но я о них маме не говорю».

Три дня и три ночи мама была возле Нели неотлучно. Первую ночь просидела на стуле у печки. В больнице печное отопление. К утру помещение остывает. Неля спасалась грелкой, но другие больные тоже мёрзнут. Неля стала делиться грелкой. Папа принёс вторую.
Вторую и третью ночь мама провела на матраце свободной койки. Спала в одежде. К утру замерзала и переходила к печке.
1 февраля в день моего приезда мама впервые решила оставить её на ночь одну.
2-го февраля мы вместе были в больнице. Третьего мама слегла с гриппом. Третьего и четвертого в больницу ходил я один.

С утра я по подсказке мамы варил обед. Потом ходил к Неле в больницу, сидел с нею долго. Всё остальное время занимался дровами. Зима оказалось необычно холодной, напиленные и наколотые дрова иссякали. Я в одиночку двуручной пилой на самодельных козлах пилил сначала тонкие, а потом приноровился пилить и средние по толщине брёвна. Потом колол и складывал в сарае штабелями.  Отец сказал, что я наколол достаточно, до лета хватит. Я повязывал поясницу маминой шалью, спасал её от радикулита, после колки дров выпивал рюмашку маминой ягодной настойки, ел свою сваренную пищу и не простыл, и не заразился.

Нелю мне удалось расшевелить. Сначала она меня огорошила своей навязчивой идеей – познакомить с её врачихой. Все мои попытки перевести разговор на другие темы плохо удавались. Она говорила, как человек с одной единственной идеей, которую ему непременно надо реализовать. Так говорит человек изрядно хмельной, который внезапно теряет мысль, суетится, не может говорить о другом, ищет что-то, внезапно находит и пытается её и только её осуществить.
В конце концов я сообразил, как быть. Когда она в очередной раз вернулась к этой теме, я радостно воскликнул: «Замечательно! В мае я приеду. Готовь сватов! Свадьбу сыграем!».

Она засмеялась и больше к этой теме при мне не возвращалась. А о своих учениках говорила здраво и разумно.
«В школе проводили КВН. Жури: завуч и Валя Баранова – главный Нелин помощник по школьному историческому музею. Один класс 8б, бывший её класс, второй 8а, где классным приятель завуча. 8б вышел с песней, с эмблемами, все в военных гимнастёрках. Завуч сказал: «Сегодня выход не будем оценивать». 8а выпустил в номере преподавателя физкультуры, переодетого, в шубе. Завуч: «О! Учитель участвует. 10 очков!». Таких баллов вообще не было, максимум 7 очков. Валя чуть не подралась с ним. Школу залихорадило. Завуч уперся, а директор ни туда, ни сюда. Сейчас КВН готовит десятый класс и хотят вызвать 8б, а не победителя. Если бы я была, я бы вступила в борьбу. Директор иногда со мной считается».

В последний вечер застал у неё молоденьких девчонок, её школьниц. Узнали, что ей лучше и пришли. «Не устала?». – «Что ты. У меня дело на поправку пошло. Я сегодня уже о воспитании беседовала. А девчонки молодцы – в меня жизнь вдохнули».
Я её обманывал, почему мама не приходит. «Несколько дней после моего отъезда к тебе будет приходить один папа. Мама устала меня кормить, пусть отдохнёт». Она догадалась о причинах, но поддакивала. На прощанье попросила прислать апельсинов для внука соседки по палате.

Уходил – завывала метель. Я шагал по сугробам. Над больничными зданиями шатались длинные тонкие деревья с черными шапками вороньих гнёзд. Прошёл мимо кладбища. С детства не любил эти места – надрывный вороний крик, черные стаи средь малолистных вершин. Всегда старался обходить стороной. Подлая птица. Каркает там, где бывает смерть.

Шестого февраля прямо с поезда полетел на работу. Миша провел собрание лаборатории. Пришел Уфатов и всех отругал. У него нервы сдают. С него требуют план. Все службы делают вид, что работают, а мы виноваты.
Меня из Днепропетровска вызвал к себе Алик Лепорский.

В 1962 и 1963 году он работал в нашей лаборатории в группе Славы Самборского. Мне пришлось быть нечто вроде тамады или организатора застольных речей на его свадьбе со Светой. Из взрослых присутствовала только его мать и отчим. Потом Граф, второе лицо в головном институте после Иосифьяна, взял Алика своей властной рукой за шиворот и перенёс его в головной институт. Какие-то ниточки между Графом и семьёй Алика или его Светы были.

 Понеслась у Алика карьера на вороных. Редкий случай, но никто ему за это упрёков не отвешивал. Парень он веселый, общительный, умеет с людьми работать. Сейчас он в Днепропетровске, представитель Главного конструктора Иосифьяна с правом подписи, руководитель работ по объекту, разработанному головным институтом и с божьей помощью нашим Истринским филиалом.

Миша не хотел меня отпускать. Предложил поговорить с Аликом по телефону. Дали Днепр. Как сказала телефонистка, связь держалась на ниточке. Я не слышал Алика, а он меня. Алик предложил поговорить по ВЧ. На том же настаивал, главный диспетчер головного института. Я не хотел ехать в Москву, предложил сразу оформлять командировку, понимая, что всё равно этим всё кончится, но Миша настоял. Оказалось, диспетчер рассчитывал, что не будет Иосифьяна, но был день зарплаты, и он приехал. Жду в 24-ом отделе, смотрю схемы. Вызывают. Диспетчер мне: «Заходи скорее, там Родин (зам главного инженера) говорит с Лепорским. Захожу. Иосифьян что-то диктует телефонистке, а Родин на меня рукой машет: «Не сейчас, потом, там подожди». Оказалось, на той стороне Лепорского попросили от аппарата – слишком долго занимал.

Вышел Родин, стал в очередь в кассу. «Надо получить, пока есть время». Я ушел в 24 отдел. Снова вызывают. Захожу в кабинет. Иосифьян, похаживая по кабинету, даёт указание «профессорам», один из которых красный, как рак, со следами пота на краске. Родин меня опять остановил. «Не вас, не вас, подождите там». Выхожу, за мною Родин: «Надо было сразу туда ехать». Диспетчер: «Что будем делать?». Естественно, Родин предложил подождать ещё. Подождал, потом пришёл к нему и твёрдо заявил, что уезжаю домой. «Вы там передайте, что надо обязательно ехать».

На следующий день с утра ажиотаж. Диспетчер звонит через каждый час. Сдал бумаги в канцелярию. Оказывается, с Нового года завели новые порядки. Раньше отнесешь бумаги Нине Петровне (секретарь директора), она подпишет и звонит, чтобы забрал. Теперь всё оформляет канцелярия и подписывает только у Сильчева (зам директора по экономике и хозяйству), но в канцелярию бумаги надо сдавать за сутки. Сообщил Уфатову. Он позвонил в канцелярию, но канцлера не застал. Попросил женщин ускорить. Я снова явился в канцелярию. Застал канцлера. «Подпишу после обеда». – «Я же на поезд опоздаю». – «Надо сдавать за сутки. Я с каждой бумажкой ходить не буду. Я один раз в день хожу на подпись».

Вернулся сообщил Уфатову, а что он может сделать. А диспетчер звонит и звонит. Люся (секретарь Уфатова) позвонила Нине Петровне, потом послала меня к ней. Та договорилась с секретаршей Сильчева. «Вы позвоните в канцелярию. Мне же на руки не отдадут бумаги». – «Почему не отдадут? Отдадут». Явился к канцлеру. Бумага не подписана. «Нина Петровна договорилась, Сильчев подпишет». – «А мне Нина Петровна не начальник». Женщина из канцелярии напомнила ему, что звонили и просили ускорить.

Канцлер ноль внимания. «Давайте я сам подпишу у Сильчева» – «Почему сам? Мы на руки не даём. Я сам подпишу». – «Так подписывайте, сколько можно ждать». – «Есть установленный порядок. Вы должны сдавать командировки за сутки». – «А если срочно вызывают?» – «Меня это не касается. Вы должны сдавать за сутки». – «Говорите это директору». – «А мне директор не начальник. У меня есть свой начальник».

Ни за что не отвечает и чувствует свою полную безнаказанность. Дать бы ему пинка под его сидячее место, шевелился бы, бегом бегал. Самая бесполезная тварь в производственном процессе, а больше других тормозит. Бездарь от природы, ни на что другое не способен, потому и убаюкивает себя своей важностью. Давно известно, гнойный прыщик считает себя лучшим украшением лица. Вот она бюрократия, уже в НИИ пролезла. Мы бегай, чтобы НИИ получал финансы, ему нашим трудом самая жирная зарплата на блюдечке без нервотрёпки, а он ещё считает недостойным лишний раз пошевелиться.
Люся объяснила, у канцлера борьба за власть с Ниной Петровной. Вот почему она не хотела звонить.

Диспетчер позвонил директору, тот Уфатову. То ли после моей ругани, то ли после пинка откуда-то канцлер в последний момент всё же подписал командировку, но не у Сильчева, а у самого директора. В 1730 канцлера уже на работе не было. Его величество уплыли ужинать и отдыхать – набирать силы к следующему рабочему дню. Оставил женщину отдать мне командировку.

Днепропетровск 10.02.1967 – 18.02.1967 г.
У соседа по гостинице разговоры только о женщинах. Алик Лепорский, зайдя в нашу комнату, сразу определил: «Тебя с толстячком поселили. Знатный парень. Помнишь, как говорила наша Рита – имеет порок».

Сосед свой порок не скрывал.
«Девчонка, 20 лет и сразу открытым текстом. Будет возможность – узнаешь, я тебе докажу, какая я женщина. Возможность представилась. Ну и как? – спросила. Какая я женщина? Говорит, всего четыре раза с мужчинами встречалась. Другая у меня была, год с мужем жила, а ничего не умела. Ни в какое сравнение с этой девчонкой не идет. Мне не 15 лет. Я могу отличить опытную женщину от начинающей. Вчера у меня был напряженный день. Дважды смотрел один фильм, в кафе программу повторил дважды и всё остальное дважды, но вот об этом я не жалею».

После обеда в цех зашел Бушкевич. Здесь все друг друга зовут по имени, даже Лепорского, хотя Алик для всех нас большой начальник, руководитель экспедиции, представитель Главного конструктора. Видимо, он не возражает против этого и правильно делает. Обстановка дружеская, компанейская, и его все охотно слушаются. А Бушкевича все по имени отчеству. Мы все почти одногодки, а он заметно старше нас и не начальник, а разработчик. Редкий случай для нашей техники. Издалека видно, что он доброжелательный интеллигентный человек. В Москве я видел его сидящим, это не так бросалось в глаза, хотя хорошо чувствовалось. Он сразу подошёл ко мне. «Феликс, как у вас дела? Наш прибор не виноват? К нему было одно замечание, я подумал, может быть он и здесь отличился». – «Нет, нет, что вы. Ваш прибор не при чём. Все сигналы от него к нам поступают. Наш кто-то незаконно подгружает. Мне сейчас принесут осциллограф, и я во всём разберусь».

Оказалось, по кабельной сети нам проложили параллельную ветвь, она и подсаживала наши уровни. Я тут же сказал об этом Бушкевичу – подтвердил невиновность его прибора, и мы остались довольны друг другом. Обычно виновник громче всех кричит о своей невиновности и не хочет у себя проверять, пока не ткнёшь его носом.
В принципе я мог бы уже возвращаться домой, но Алик попросил остаться до полной проверки всех систем. Обычная практика, желание подстраховаться. Понять можно. Всякое ещё может случиться.

Вдруг оказалось, что Олег Мирошник, ответственный за систему головного института, часть которой наша аппаратура, учился в Днепропетровском университете вместе с Лёней Шеиным, сотрудником КБ, которого я знаю по прежним командировкам. «Представляешь, учили нас, готовили для науки, а Лёня теперь полы красит». КБ должен посетить министр, и Лёня занят покраской поручней».

У Сани Рогова и Гриши Терещенко отказал пульт. Три дня они ходили возле него, тупо смотрели в схемы, но не знали, что делать. Их все ругали и подгоняли, а помочь никто не может. Ребята по электронике не сильны, да и по роду работы не могут быть сильными. Алик разбирается в схемах больше других, но и он уже отстаёт. У него общие системные вопросы. Ребята с горя подвыпили, но и это им мало помогло. Но тут их осенила мысль, позвать на помощь меня, тем более, что я уже был совершенно свободен.

На их изумленных глазах я вскрыл опломбированный пульт, не уродуя пломбы. Пульт изрядно погорел, надо было поменять несколько радиоэлементов. Ждать, пока их пришлют из Истры – ребят затопчут ногами. По старой дружбе я позвонил в КБ, и, хотя это не их работа, минут через сорок мне принесли всё необходимое и даже хороший паяльник с оловом и канифолью. Цеховой был с толстым жалом на 90 ватт.

Через солидное количество лет Терещенко стал большим начальником – первым заместителем директора нашего опытного завода, но никогда он не делал вид, что он со мною плохо знаком, а с его женою мы с Юрой Ковшом вообще были в прекрасных отношениях. Она по должности на заводе по нашим инструкциям проверяла и настраивала нашу аппаратуру, и мы с Юрой по первой же её просьбе в трудных для неё случаях бросали свои дела и ей помогали.

В финансово сложное гайдаровское время головной институт запустил объект, в котором использовалась наша аппаратура с нашими изобретениями. В объекте кое-что напутали, и ему грозила верная смерть. Именно наш прибор нашим изобретением спас объект. Нам светило по три миллиона на каждого. Неплохие деньги на тот момент. Мы позвонили Олегу Мирошнику, давно уже заместителю Главного конструктора, и намекнули, что пора бы позолотить нашу ручку. Он нам объяснил ситуацию. Директор ни одну копейку ни на что не даёт. Его главная задача – вовремя выдать зарплату. «Я с ним поговорю, но шансов никаких», – заверил он нас. Всё получилось не так.

Директор всё оплатил до копейки, и деньги тут же переслали на наш завод. Но тут встал на дыбы Федченко, директор нашего завода. Свой же парень, вместе начинали, долгие годы друг друга по имени. Не дам ни копейки – и всё. Пролетело около двух лет. Ушел однажды Федченко в отпуск, за него остался Терещенко и ему как-то напомнили, что за заводом остался должок. «Срочно оформляйте бумаги, я вам всё оплачу». Получили мы каждый свои три миллиона, которые к этому времени частично обесценились, но всё равно наши жёны были очень довольны.

22 февраля 1967 г.
Разговоров об экономической реформе много, толку – мало. Практически ничего не изменилось, но все стали грамотными – никто не хочет работать по-старому. По стране гуляет анекдот:
; Как теперь трактуется лозунг электрификации.
; Нам всем до лампочки.
Вчера была лекция: «Перспективы экономического соревнования СССР-США». Читал ученый секретарь НИИ ГОСПЛАНА.
Ожидали снижение темпов США, а они выросли. У нас 25% старого оборудования. Мы много теряем на ремонте. У них уровень образования рабочих – 12 лет, у нас 8. Старая техника, необразованные рабочие плюс плохая организация работ.
Разглашение таких данных углубляет знание населения. Идут разговоры о таких темах, о которых раньше и не представляли.

Райком постановил провести в три часа дня митинг в честь Советской армии. Институту обеспечить явку 1000 человек, а завтра обеспечить людей на встречу с избирателями.
Запретить бы всю эту суету и показуху в рабочее время, но райком в силе.

19 03. 1967 г.
Сегодня в Духанино проводили однодневный слёт туристов школьников.
Многих прошлогодних ребят, увы, уже нет. Окончили школу, разлетелись. Не было красивой маленькой физкультурницы, не было Наташки – мухи-цокотухи. Была её подруга – вторая Наташка. Изменилась, стала старше и суше. Где-то за этот год уплыло её детство. «А! Старые знакомые здесь!». Вспыхнула. Почему-то почти казенное внимание ей понравилось. Вторично увидел её в столовой. Без второй Наташки она многое теряет. Цокотуха живая, с большим запасом энергии умела её расшевелить, и вокруг них всегда было внимание за их живость, шалость, веселость. Сейчас Наташку не замечают. Ей обидно и грустно.

5.04.1967 – 12.04.1967 г.
Командировка: станция Плисецк, Северный полигон. (Объект головного института, в нем есть наша аппаратура).
Для меня здесь два новых лица – два монтажника: Володя и Витя-Маркиз.
Володя спокойный, уравновешенный, доброжелательный. Доброжелательность его – не столько радушие, сколько вежливость, уважение к незнакомому человеку. На удивление, совсем иное отношение с женщинами. Совершенно преображается. Сразу бросается в глаза, что он большой, сильный и во взгляде решимость и уверенность. Создается впечатление, что ни одной девчонке от него не ускользнуть.
Маркиз – другой. У него на уме и в разговорах одно – мало денег. Даже с женщинами эту тему не забывает. Поражает его высокомерие. Старается не замечать и не здороваться. Замечает лишь тех, кому ему выгодно заметить. С женщинами несколько иной – прилипчивый, умеет трепаться, легко втягивает их в разговор.

23 апреля 1967 г.
Гуляли с Валей в лесу. Спрятались под елью от дождя. Защелкала, засвистела какая-то птица – устроилась на самой вершине елки на кончике ствола, там, где под Новый год укрепляют звезду. Весна, у птиц любовный сезон. Птица посвистывает, подзывает, манит. Ей отвечает другая.

В понедельник 24.04.67 г. Миша Стельмашенко сообщил, что готовится приказ о переводе сотрудников, связанных с работами головного института, в отдел 17.
Часть попадающих в этот список согласна перейти в надежде на прибавку в финансах. Выбрали группу борцов за права, пошли к Уфатову. Ему московские работы поперёк горла. Киевляне, от которых мы совершенно независимы, платят щедрее, а москвичи дают на копейку, а требуют на десятку. За счёт филиала живут вольготнее. Тем не менее Уфатов свёл нас с Танаевым. Танаев неумолим. Впервые видел его таким непреклонным. Он остался за директора и спешит всё это провернуть. Он делает ставку на москвичей. Не Киев его директором сделает.

Ленинград. 27.04.1967 – 2.05. 1967 г.
Нелина записка из больницы.
«Здравствуйте дорогие тётушка, Майя, Юра и Елена Петровна. К вам обращаюсь я со своим посланием из психиатрической больницы и психиатрического отделения. Дорогие! Смилуйтесь надо мною. Раз произошла ошибка, и вы своими руками способствовали моему заточению, я именем сердца, кровью своей прошу вас, сделайте всё возможное и даже невозможное и заберите меня из больницы до первого мая. Мой план таков. Раздобудьте фиктивные справки, что вы меня переводите в другую больницу, приезжайте на такси и заберите, иначе я покончу жизнь самоубийством. На что мне жизнь. Она мне не дорога. На маму я не надеюсь. Будьте здоровы и счастливы. Целуйте за меня Борьку, Диму и Катю. Привет всем. Неля».
На маму она в обиде. С трудом уговорил её долежать до конца. Есть же прогресс.

Заметил, что стал обращать внимание на семейную жизнь знакомых.
Стасины дядя и тётя Вера. (Стася – моя двоюродная сестра по отцовской линии).  Тётя сдала и постарела. Дядь Саша, несмотря на серьезные военные раны и хромоту, собирается её менять.
Майины самые близкие друзья со школьных лет Марик и Анечка. Марик уже доктор наук. У него весь этот год хронические командировки, ездит даже на праздники. Всем ясно – появилась боковая семья, и он там проводит время, а Анечка делает вид, что ничего не происходит. Скрывает от дочки. Она-то папу любит. Хорошо же жили – не устоял мужик, на новизну потянуло. Новое – это хорошо забытое приятное прошлое, поэтому вспомнить хочется.
Сын тётиной подруги, наш политеховец с физмеха, умнейший парень, подрался с женой. Она ему рубашку порвала и ушла. Потом объяснила – думала, он остановит и вернет. Не остановил и не вернул.

На обратном пути в вагоне. Сосед-попутчик: «Мальчишка лучше. Девчонке какой-нибудь влюблённый нахал помнёт юбку, а ты потом стреляйся за её честь». Он же: «С детьми надо быть серьёзным, а у меня не хватает терпения оставаться серьёзным перед маленьким человечком».

Сегодня знакомились с приказом о переводе. Ничего нового, а чувство, что ты гость в родном доме. Начальником лаборатории будет наш Витя Беляев. Когда-то Борис Иванович держал его в черном теле, потом пристроил в группу Самборского. Алик Лепорский и Витя первыми слиняли к авантюристу Никитину, когда создавался отдел 17. В зарплатах и чинах выиграли. У Никитина очередной провал и новый взлет в другом отделе. Он увел с собой почти всю команду. Раковский пообещал Вите лабораторию, и он остался с теми, кого Никитин не взял с собой.

Витя Хоперский повесил на своём стенде лозунг: «Начальники уходят и приходят. Здоровье – только уходит».
Как чувствовал. Его одного из первых среди нас скосила онкология. Я и Слава за несколько месяцев до исхода навестили его в Московской клинике. Он нам шептал про соседей: «У этого рак и у этого рак». Неужели не понимал, что в палате все такие, или не хотел верить? Когда за несколько недель до кончины он под видом уплаты членских партийных взносов пришёл к нам в лабораторию, было понятно, что он всё понимает и навсегда прощается с нами.

Я всегда себя считал неспокойным и вспыльчивым человеком, но грамотные люди мне объяснили: «Если тебя не трогать, ты будешь спокойно сидеть, а есть люди, у которых шило в заднице. Они без всяких внешних причин возбуждаются и срываются с места».

7 – 9 мая 1967 г.
Ходили втроём в поход: Яхрома – Абрамцево.
Леопольд захотел пойти в поход – может голова будет меньше болеть. Римма его отпустила. Надя попросила взять её. Мы с Леопольдом охотно согласились.
Я хотел показать им избушку на курьих ножках и ту комнату, в которой Серов рисовал девочку с персиками. Из леса вышли прямо во двор усадьбы Абрамцево.

13 мая переселились в отдел 17
В этот день отдел 12 должен был ехать в колхоз. Мы, переселенцы, отказались ехать с уже как бы чужим отделом. Уфатов тогда сказал: пусть убираются из отдела.
Вещи, которые нам позволили взять с собой, грузили сами. Мужики нашей лаборатории все в колхозе. Ни один из оставшихся на работе мужиков соседних лабораторий не вышел помогать. Плоды внутриотдельской конкурентной борьбы. Зато в 17 отделе встретили все мужики отдела.
Через день с отделом 17 поехали в колхоз. Конашенков, зам начальника отдела, вместе со всеми трудолюбиво работал.
Вечером обратил внимание: «Из раскрытых окон доносится «Голос Америки». По нашему радио слушают музыку, погоду и проверяют часы. Газеты не лучше. Наполнены осуждением и одобрением, ни в одной нет анализа или хотя бы честной констатации событий.

20.05.1967 г.
Зашел к военпредам. Пстыго спорит с разработчиком. Василий Иванович смотрит со стороны. Ему нужен Пстыго, но он терпеливо ждёт и слушает. Это не только такт. В споре человек раскрывается, проявляет гибкость, находчивость, сообразительность. Разработчик толковый парень. Василь Иванычу интересно, как Пстыго ведет себя, сумеет ли отстоять свое мнение.

Василь Иванович первый начальник приёмки на нашей фирме. Начинал майором с двумя сотрудниками, один из которых – красивая бойкая девчонка, впоследствии по мужу Ольга Родимова, а второй – старший лейтенант Женя Бобков.
Когда мы с Тысячником поехали в Питер проводить вибрационные испытания нашего первого прибора, Василий Иванович отправил с нами принимать эти испытания не Женю Бобкова, а Олю. Тогда у женщин в моду входили короткие юбки. По-моему, самая короткая юбка на всю Москву и Ленинград была у нашей Оли. Оля села на стул недалеко от вибрационного стенда и выставила всем напоказ свои неотразимо красивые ноги и даже ту их самую аппетитную часть, которая обычно прикрыта одеждой.

Ни в одной своей последующей командировке я не имел столько обслуживающего персонала, как возле этого гудящего стенда. Нам с Тысячником не пришлось самим закреплять на стенде аппаратуру, а потом её упаковывать, нам не пришлось самим оформлять документы и искать, где можно на них поставить печати, нам не пришлось самим оформлять пропуска на вынос. Все это делали мальчишки слесаря. Они по малейшей просьбе Оли бросались выполнять её поручение.

Теперь, когда мы с Валей проводим лето в Истре и недалеко от нашей дачи на территории братского общежития навещаем нашего Мишу и моих родителей, мы всегда останавливаемся возле памятника Оле. Слишком рано не по возрасту онкология мозга переместила её на это упокойное место.

После первой же командировки в Днепропетровск я зашел к Василь Иванычу и рассказал ему обо всём увиденном. Ни по служебному регламенту, ни по каким гостам я этого не обязан был делать. Я сделал это по порыву души. С тех пор так и повелось. Не только о рабочих ситуациях и поведении аппаратуры я с ним беседовал, я рассказывал ему о людях, об обстановке, о производственном климате, и ему всё это было интересно.

Через какое-то количество лет он стал полковником, его перевели в Москву райинженером – начальником приёмки не только головного института и Истры, но и нескольких других предприятий Москвы. По работе мне уже не приходилось бывать у него, но мы изредка случайно встречались на нейтральной территории, и он всегда обо всём и обо всех с интересом расспрашивал.

Последний раз после многолетнего перерыва я встретился с ним в Истре. Он уже был в отставке и, по слухам, работал на какой-то большой фирме начальником отдела кадров. Я возвращался с дачи домой, шёл к автобусной остановке. Вдруг по часам заметил, что ждать мне придется долго. Тогда я решил пешком пройти до следующей остановки. Ходить легче, чем ждать. Подхожу к остановке, а со стороны кладбища к ней подходит Василий Иванович. Встретились, как близкие люди. И снова разговоры обо всём и обо всех.

29. 05. 1967 г.
Сложнейшее устройство человеческий мозг. Наши приборы в миллионы раз проще, но и у них случаются невероятные сбои.
Поначалу не можешь понять, что может прибор так изменить, чтобы он такие чудеса вытворял. Но у нас есть возможность раскрыть его, рассыпать на столе и добраться измерительными приборами или осциллографом до любого его элемента. А человеческий мозг не раскроешь и на столе не рассыплешь. Какие-то внутри крупные образования можно заметить, а к мелким с аппаратурой не подступишься и в чём и какой там изъян с точностью до элемента не узнаешь. Внешне болезнь у разных людей может быть одна, но одним лекарство помогает, а другим, увы, нет.

Встретил Т. с мужем. Не поздоровались, она сделала вид, что мы не знакомы. Выходят девчонки замуж и начинают не узнавать. Не первый случай.

На лабораторию дали премию по 7 рублей на нос. Большой талант нужен, чтобы разделить такую премию. Споры были жаркие. Начальство за то, чтобы меньше десяти не давать. Нашлись сторонники этой идеи в надежде попасть в число избранных. Премия – поощрение за работу. Были сторонники – всем поровну по 7 рублей. Было разумное предложение – всё в фонд и тратить его по праздникам. Для полноты перебора можно было предложить: вернуть эту премию и вообще не получать, но таких предложений не было. Лучше пятак найти, чем десятку потерять.

8.06.1967 – 16.06.1967 г Днепропетровск.
Алик Лепорский вызвал в Днепр. Неделю отдыхал за казенный счет. Работа катилась без меня. Мог бы не вызывать. Перестраховался.
В пятницу и субботу всей командой купались в Днепре с заходом в «Сказку». Алику с блеском удается всех сплотить и быть душою компании. Возможно, правильно делает. На работе от этого есть отдача.
Новый незнакомый для меня до сих пор начлаб из головного института высказал мысль, которая не приходила мне в голову. ВНИИЭМ делает всё и пока всё получается. Снимаем сливки из-за того, что в столице можно найти любых специалистов. Днепропетровск поначалу пытался всё сам делать – не нашлось специалистов электронщиков.
У него друг работает во Внешторге, торгуют оборудованием, но скованны по рукам и ногам. Им предлагают снизить цену на 5%, тогда закупят большую партию. Коммерчески очень выгодно, но они не имеют права решать.

Рассказал об Иосифьяне. На родине, в Армении, в Карабахе, мать заболела. 85 лет. Съехались все братья и сестры. Поохали и разъехались. Возле матери остался самый свободный человек академик Иосифьян.

26 августа 1967 г.
Вчера в Москве искал маме комнатные тапочки. В ГУМе за ними огромная очередь. В основном женщины. Массивные тумбы прилавка толпою сдвинуты. Основные оправдания: «Мне только узнать или мне не нужны тапочки». Впереди меня очень беспокойная старуха в тёплом осеннем пальто и в платке.
– Почему там мужчина лезет без очереди!?
– Он не за тапочками, ему боты дали.
– Какая разница. Мне тоже тапочки не нужны.
Женщина, заметив старуху, потянула её.
– Вы проходите.
– Нет. Я в очереди. Я постою.
Другая женщина, не расслышав в чем дело и глядя на старуху:
– Бабка здесь целый день стоит. Она не для себя берет, для перепродажи.
– Бесстыжая. Тебе бы так стоять, как я стою. Я после операции, мне 70 лет, и я не лезу без очереди. Понаехали всякие. Я не за тапочками. Мне тапочки не нужны.
– А зачем же?
– Стану я перед тобою отчитываться.
Успокоилась, но чуть погодя, опять вспомнила про того же мужчину:
– Куда он лезет без очереди? Стоять не может. Небось за пивом два часа простоит.
Я ей: «Зато за пивом женщину пропустили бы без очереди». Мужчина так-таки вылез с чеком. К нему подошла жена. Старуха снова возмутилась:
– Бесстыжая. Я старуха стою, а ты стоять не можешь. Легко тебе жить с таким наглым мужем.
К семейной паре подошла по виду явно тёща, что-то сказала. Жена не ей, а старухе крикнула:
– Не плачьте, не тапочки берём.
– А я не за ними стою, бесстыжая! У какой собаки ты такие глаза взяла!
– Не кричи старуха!
– Я старуха? А ты молодая! Ты старухой никогда не будешь. Ты молодой сдохнешь!
Дочь своей матери:
–    Спекулянтка стоит.
– Я для спекуляции стою?! Тебе бы иметь моё здоровье.
Мать с дочкой развернулись и молча ушли.
– Понаприехали. Теперь из-за таких в Москве купить ничего нельзя. Вчера два часа стояла за ботиками и не достались.
Подошедший молодой парень:
– Здесь всегда бесполезно стоять. Два часа простоишь и не получишь.
Женщина:
– В других магазинах по всей Москве не найдешь. Только здесь продают.
Парень ушел. Голоса:
– З8-го уже нет
Чуть погодя:
– 37-го и 36-го нет. Осталось немного 35-го.
Когда подошел, осталось коробок десять, не больше. Старухе еле-еле продавец достала с витрины последние боты 38-го размера.
На контроле тоже пришлось постоять. Потратил на всё полтора часа.

1-2 сентября на институтском автобусе ездили в Суздаль. Ночевали в лесу недалеко от Владимира. Утром пошёл с топором за хворостом и обомлел. Грибов – море. Такого никогда не видел.

Вчера ходили с Валей за грибами. Жизнь – одно удовольствие. Когда же писать?
Вечером узнал о смерти Эренбурга. Его «Хулио Хуренито» потрясло.
Несколько лет назад попробовал перечитать и не смог. Время изменилось или изменился я сам?

Зашёл к Зое. В левой руке красный георгин, на правой большой чистый красавец боровик, ножка которого еле размещалась на ладони. «И это все грибы!?» В этом торопливом удивлении вся Зоя. Ей надо всё и сразу.
Сейчас мы изредка переговариваемся по телефону. Время изменило её в сторону простой человеческой мудрости. Ей никогда не хватало зарплаты. Это было её постоянное больное место. Сейчас ей хватает пенсии, никаких жалоб, и несмотря на серьезные болезни она не потеряла интереса к жизни.

Недавно обратил внимание на мужа Вали артистки. В 1961 году в неё был по уши влюблён Саша С. Веселый человек, душа любого коллектива, сейчас уже начальник лаборатории. Она девчонка была обаятельная, со вкусом одевалась, а выбранный ею муж обрюзг уже к концу медового месяца. На нем сейчас брюки мешком на вырост. Всегда одевался, как грузчик. Любил выпить, его крупный живот позволял вмещать в себя уважаемое количество разных напитков. Единственное достоинство – он всегда оставался на ногах. У них уже несколько детей разного калибра, и живут, кажется счастливо. Удивительно.
Если быть объективным, на работе (в отделе снабжения) он – деловой, энергичный, безотказный. Валю выручал много раз, когда она работала заведующей детским садом. О нём, как о работнике и человеке, она очень хорошего мнения, но его внешний вид до сих пор у неё в памяти.

Отпуск в Белоруссии. 14.09. 1967 – 9.10. 1967 г.
Когда-то за нашим домом было большое поле, я по тропе вокруг него гонял на велосипеде. Теперь это самый густонаселенный район. В окрестности нашего дома нет уже нескольких домишек, возле которых прошли многие часы моего школьного возраста. Их снесли. Кое где вместо них двухэтажные здания. Новые дома, новые люди.
Директору школы присвоили звание Заслуженного учителя республики за исторический музей, который создала Неля. Неле передали, физик Андреев сказал при директоре: «Что-то в музее ничего не делается, с тех пор, как Неля Борисовна заболела».

В связи с войной Египта с Израилем антисемитизм поднялся до уровня 1952-1953 года.
У меня создалось впечатление, что наши слегка подталкивали Египет в спину, во всяком случае вооружали, готовили и чего добились? Но зато утешительный антисемитизм подняли на недосягаемую высоту. В домах евреев булыжниками бьют окна. На глазах всех шоферов избили Мишку Мамлина. Главный инженер автобазы, испугавшись, что убьют до смерти, вызвал милицию. Всё всем сошло.

Два еврея пенсионера в порядке очереди покупали мясо. Мадам Дубасова, получив уже без очереди и без оплаты своё, специально задержалась, передразнивала и кривлялась. Когда один из стариков в конце концов, возмутившись, сделал замечание, её подруга закричала: «Вы знаете, с кем вы разговариваете? Это жена секретаря райкома партии!».

Сосед Сашка Козлов пришёл из школы с плачем. Ему кричат: «Жид, убирайся в Израиль!». Сашка тихоня. Его бьют. Антисемитизм вызвал ответную реакцию – национализм небывалой силы. Воронченко отцу: «Ты читал? Косыгин сказал, что у нас нет антисемитизма». После поездки Косыгина в США притормозили. Видать, ему там уши надрали.
Однако осадок не растворился. При развале Советского Союза, как только появилась возможность, все евреи выехали из города на Запад, кто куда смог. Осталось считанное количество пребывающих в смешанных браках, у тех, у кого жена не еврейка. .
23 сентября 1967 г. Вчера ездил за яблоками в Малашковичи. Проезжали Родню. Богатый совхоз. Почти все дома новые, есть двух и даже трёхэтажные. Аккуратные улицы. Сносятся последние хибарки. В городе хуже.

25.10 1967 г.
Работали в котельной подсобными у рабочих. Третий день подряд в колодце прочищали трубу проволокой, хотя ясно, что надо разрыть и переделать – труба лопнула. Рабочие котельной рыть не желают – не их дело и они заняты. И техника занята на плановых работах. Авария котельной в план не входит. Технику надо вышибать, а сколько на это надо энергии? Грянут морозы, дома останутся без отопления, тогда найдется техника и деньги на работу – сверхурочные, премиальные. Всем выгодно, и нервы сейчас на ремонт тратить не надо.

Приезжал лектор из Госплана.
Сейчас предлагают много способов повышения производительности.
Не хватает врачей. Предлагают устроить платные поликлиники, в которых работали бы врачи-пенсионеры. Они будут богатеть, а в бесплатных ухудшиться обслуживание. Не нравится – иди в платную. Транспорта не хватает, а порожняком идут машины. Подбирать грузы и людей даже в сильные морозы запрещено. Неразумно, а попробуй разреши. Шофера разбогатеют, того же захотят люди других профессий. А запретить легко и просто. Все ворчат, но молчат.

Нет движения – нет героев, а движение не создашь, если нет массовой заинтересованности, а она от необходимости. Коллективом управляет не высшая нервная деятельность, не сознательность, а необходимость – реальные угрозы существованию. Когда с жильём и детскими садами было хуже некуда, много было энтузиастов пробивать новостройки и участвовать в строительстве даже после работы. Сейчас, когда есть большой детский сад и гостиница, энтузиастов мало. Активность проявляют лишь при распределении.

Иосифьян на совещании начальников отделов и лабораторий высказал наболевшее. «Если бы я был мистер Иосифьян, я бы сказал вам: в ваших услугах я больше не нуждаюсь, но поскольку я представитель Советской власти, я говорю вам: работайте, сволочи, но дождётесь – скоро я в Москве собью вывеску «ВНИИЭМ» и повешу её в Истре».

Подарками покупают тело, а душу завоевывают заботой.
 
Одни обожают влюблённость, другие спешат в загс, чтобы от этого чувства избавиться.

Семья – это брак в любви, а многие за любовь без брака.

23.11. 1967 г.
Если пути неизвестны, нужно, чтобы каждый нащупывал. В конце концов кто-нибудь найдет. Если всех заставлять идти одной дорогой, можно далеко зайти, но не в ту сторону.

10 12.1967 г.
Последнее время было много споров. Наступает решительное десятилетие. Достигли чего-нибудь или не достигли?
Когда я сказал, что из нашего местного художника выйдет художник, все запротестовали. У художников, мол, талант развивается рано. Может быть я ошибся, но зачем такой азарт в возражении? Обидно, что ровесник может чего-то достичь.

Кто-то сказал, мне нужна не самостоятельная работа, а состоятельная зарплата.
Как шутка годится, но такая зарплата на скоростном катере не приплывёт, причалит разочарование – ни сносной работы, ни сносной зарплаты.


1968 г.
11.03 1968  г.
При Павлове Борисе Ивановиче наша лаборатория шла быстро – захватывали темы. После него пошли медленно, но глубоко.

Чем больше делаешь, тем больше с тебя требуют.
Один раз одолжишь, всегда будут просить.
Один раз выручил, почему снова не хочешь выручить?
Если ничего не делать, с тебя не требуют – от тебя ждать нечего.
Можешь делать – значит, обязан.
Умеешь, тебя же выбрали, вот и давай.

12.03. 1968 г.
Приборный отдел требует на поверку приборы. У них плановая халтура. Всё равно не чинят. Тяп-ляп. Ремонт по особой просьбе.
На улице февральская метель. У Славы насморк. У меня нет настроения. Недоспал. Считаю схему. Будто всё сходится и получается. Не хочется отрываться на погрузочные работы. Но делать нечего. Втроём везем приборы на санях. «Эх, тройка, птица тройка». – «Кто тебя выдумал? Знать у русского народа ты могла только родиться».
А утро начиналось хорошо. Тихо. Работали. Совершенно ненужный перерыв.

У Вали в детском саду безбожно воруют повара. Если их контролировать и прижимать, пишут лживые кляузы или грозятся уйти, а сад без повара – это уже не сад. Хочет уйти с заведования и правильно сделает, если уйдёт.
– Уйду, хоть в воспитатели. Буду приносить пользу детям.
– Не говори фразами из школьных сочинений: «Хочу служить народу». Враньё это. Должна прежде всего приносить пользу себе – получать удовлетворение от работы. Тогда от тебя будет отдача и польза другим. Больше всего ты приносила бы пользу детям, если бы осталась заведующей, но ты не испытываешь удовольствия от этого. Сумма неприятностей и нервотрёпки всё удовольствие перекрывает.

15.03 1968 г
Коллектив портит людей. Каждый старается сделать не больше самого нерадивого. Прогресс двигают неугомонные энтузиасты.
Женя Ерёмин:
– Я считаю, что общественной работой надо загрузить одного-двух, чтобы остальные жили спокойно.
– За его счёт? Давай мы тебя выберем.
– Выбирать надо способных, а мне хоть десять поручи…
Беляев:
– И не будет никакого толка.
– Не потому, что не может, а потому, что не хочет.

Одни трудятся – у них получается, у других нет трудолюбия, поэтому вечный простой, но море желаний.

Инстинкт есть и у животных. Человеку дан развитый разум. Тот человек, кто разумом и чутьём побеждает обычаи, традиции и инерцию.

Иной для себя – да, а для других – фигу.

27 марта 1968 г.
Полгода не могу купить в Москве мясорубку маме. Нет их.
По радио и в газетах: Советский народ одобряет решения Дрезденского совещания. О решении в газетах ни гу-гу. Сообщалось, что собрались, а что решили, неизвестно, но – одобряем.

Наш Погорелый (начальник нашего 17 отдела) злится. План валится. В покинутом 12 отделе тоже всё плохо. Головной институт заблокировал работу на Киев. Не для того головной нас создавал, чтобы на дядю работали.

5.04. 1968 г.
IV пленум обкома профсоюза. Сон и скука. Даже в президиуме переговариваются. Зал монотонно гудит, сон и покашливание сменились весёлыми разговорами. Руководители все за 50. В речах одни шаблоны: неустанно совершенствовать, активно влиять, нынешняя обстановка настоятельно требует, происки империалистов, нагнетают напряженность, свидетельствует о твердой решимости, снискали признательность, неуклонно руководствоваться, о возросшей активности, ключевой вопрос нашей деятельности, документы исключительной важности.
Все выступающие на трибуне одевают очки.
Гардеробщицам приказали не выдавать пальто во время перерыва.
– Здесь что, тюрьма?
– Я на работе, – и отвернулась.
Обратился к мужику лет под сорок в жилетке:
– Это вы приказали не выдавать пальто?
– Почему приказал? Просто попросил.
Второй мужик из президиума:
– А вы откуда?
– Из Истры. У вас тут затянется до ужина, а мне надо заехать в головной институт. Меня там ждут.
– Езжайте.
– Так вы скажите, чтобы пальто выдали.
– Выдайте пальто.

6.04.1968 г.
Валя рассказала. Она ехала в электричке с женщиной. У неё один сын в Никольской детской психлечебнице, а второй накануне чуть не утонул. Пускали кораблики. Оступился и сорвался. Потоком понесло в трубу. Затянуло. Все побежали смотреть на ту сторону. Вынесло – затянуло в водоворот, а он в пальто и сапогах. Выплыл. Заполз на берег и упал без сил. Принесли домой, оттерли. Сейчас ничего, только кашляет. «За что ж его теперь бить. Я только спросила, как же ж ты выплыл?» – «Я боялся утонуть и глотал воздух, высуну голову – глотну, высуну – глотну. В трубе очень боялся застрять. Темно, только далеко-далеко светится. А за трубой снова глотал воздух».

14 04 1968 г.
Сейчас много работы. Слава в отпуске. Вся тяжесть легла на меня.
Позавчера понес платы в цех. Женщина на вахте. Сонное лицо. Лениво полудремлет, сидя на скамейке. Равнодушно просквозила по мне глазами и лениво спросила:
– А это куда? Где пропуск?
– Мы всегда так носим.
– Не положено.
Встала, подошла. На лице всё то же сонное равнодушие. Я взорвался:
– Я каждые полчаса их ношу. Не буду же я десять раз на день выписывать пропуск.
– Не положено.
– Пусть ваш Петров их носит.
Пошёл к себе. Вахтёрша так же лениво отправилась к себе на скамью. Доложил начальнику отдела Беляеву.
– Ты бы в газету завернул и пронес.
– Я здесь не для того, чтобы работать иллюзионистом и пропуск десять раз на день выписывать не буду. И с Петровым в жмурки играть не стану.
Беляев пошёл к своему начальству. Через час спрашивает:
– Отнес платы?
– Я не понесу, пока не буду точно знать, что вахтёр меня пропустит.
К концу дня выяснили, что отменить вахту не так просто. Дали мне пропуск- разрешение носить платы туда и сюда с такого-то по такое-то.

Дуры бабы. Когда после многочисленных жалоб этот охранный пост убрали, их выставили за ворота, и они вместо сонного сидения на скамье в теплом месте отправились в мороз за меньшие деньги скалывать тяжелым железным ломом лёд с железнодорожной платформы. И наш канцлер, которому директор пару раз поставил ведерную клизму за сонную оперативность при оформлении срочных документов, стал бегом их носить любому присутствующему начальнику, даже директору.

На проходной ввели новый порядок: заявки на вторую смену подавать ежедневно с утра и только на данный день. Теперь секретарша Тамара изо дня в день переписывает список в заявку. Вчера забыла вписать Аллу, и её не пропускают на проходной. Зам начальника отдела позвонил на вахту в кабину и получил из телефонной трубки плевок: «А кто вы такой?». Оказывается, в заявку вписать нельзя, а подавать новую дополнительную поздно.
– Нам ваш начальник не прикажет. У нас свой начальник – Петров, а он ушел.
– Кто вместо него может решить?
– Никто.
Пошла Тамара и еле уговорила какого-то зама Петрова.
Алла пришла возбужденная. «Упиваются властью, им доставляет наслаждение издеваться».
Все, кто поставлен обслуживать нашу работу, паразитируют на нашем труде и воюют со своей мелкосортностью – поднимают себя в своих глазах на пьедестал важности.

18.04.1968 г.
Настраиваю плату усилителей. Трудно идёт. С утра наметил программу исследований, но в десять вызвали к Погорелому. Должен идти на торжественное собрание, посвященное 98 годовщине Ленина. Будут проверять и отмечать, кто явился. «В таком случае я ничего не должен. Я не член партии». Надо же, дожили. На торжественное заседание – как по повестке в суд.

Субботу сделали черной – рабочий день, а у меня билеты в театр. Настроение испортилось. Где уж тут работа. А на стене в коридоре уже приказ: «В связи с производственной необходимостью, учитывая пожелание трудящихся…» Даже Юра Козлов заметил: «Зачем торговать словами. Написали бы: по рекомендации парткома».

Среди людей с образованием полно легковерных. Не всем дан аналитический ум? Не хватает мощности мозга? Инстинкт экономного расходования? Как в технике – приём и сброс нагрузки. Иначе сгоришь.

21.04.1968 г.
Повестка дня партсобрания: борьба за коммунистический труд. О, господи! Большие балбесы играют в детские игры. Возможно, понимают, что всё это чушь. Виноваты те, кто выше. Приходится исполнять – доводить до формальности. А свыше думают: внизу дубье – испортило хорошие идеи.

На торжественном заседании в президиум, кроме начальства, посадили двух стариков и старуху. Сидели истуканами. Старик еле взобрался на сцену. Помогал руками ноге. Кроме нас, инженеров, нагнали ещё и школьников. Они за это отомстили начальству – галдёж устроили. Секретарь райкома объявил заседание и покосился на дверь в фойе. Оттуда ухнул барабан, трубы потянули мелодию гимна. Толстая откормленная баба, заместитель какого-то начальника, громким голосом начала плести словесные узоры из истёртых штампов, перебегая от Ленина к Вьетнаму, от надоя молока в Истре к убийству в Америке Мартина Лютера Кинга. Доклад длился 50 минут. Меньше нельзя, не принято. Истомившийся оркестр, не дожидаясь разрешающего кивка секретаря райкома с последними его словами задудел мелодию гимна.

Рабочий день черной субботы удалось немного сократить, и «Братскую ГЭС» в театре на Малой Бронной всё-таки посмотрели.

26 04.1968 г.
Вчера ездил за билетами в Белоруссию. Кончаем в пять. Предварительные железнодорожные кассы работают до 7-ми вечера, автобусные до 8-ми. Огромная очередь. Работает одна касса. С половины восьмого кассирша и диспетчер-женщина стали кричать: «После восьми никого не обслужим. Точно в восемь прекратили продажу.
Потом женщину – диспетчера встретил в ближайшем продуктовом магазине. Здесь тоже огромные очереди. Закрывается в 21 ноль-ноль, но ей подали через головы.
В столице всё закрывается в 21 ноль-ноль.

27.04.1968 г.
Снова в Москве за билетами, но с большим запасом времени.
Случайно оказался свидетелем производственной деятельности неживой природы. Ветер подхватил с земли обёрточную бумагу, поднял высоко, потрепал и расправил. Она, как бумажный змей, вспарила и полетела над Пушкиным к кинотеатру «Россия».

1.05 – 5.05.1968. Белоруссия.
На пасху десятиклассники моей школы били окна евреям. Шестым еврейским домом оказался дом, который снимал зубной врач, не имеющий к данной национальности никакого отношения. Он выскочил в одних трусах, поймал одну девчонку и отвел её в милицию. Несчастной милиции пришлось заняться расследованием. Нашли всех. Главарём оказался сын инженера, а мать – медсестра. Решать судьбу виновников отдали на рассмотрение школы. Родители застеклили окна, на том дело кончилось.

В Истринском районе за полгода до этих событий мальчишки к 50-летию Советской власти сорвали государственный флаг. Прокурор потребовал для них 20 лет. Вот она разница. Прокурор понимал, что его обильный завтрак на колючей проволоке держится. Напрасно он беспокоился. Холуи любой власти нужны.

23.05 1968 г.
В колхозе. Работа на картофелесортировке. Это уже техника, конвейер. Другой ритм работы, но моторист пьяный с утра. В обед он добавил, и наши ребята напились. Моторист бросил студенту-дипломнику вилы и приказал очистить под конвейером. Студент бросил ему вилы назад: «Очисть сам». Моторист остановил конвейер: «Не буду работать. В парткоме разбираться будем». Чуть не подрались. Ушел. Вернулся. Включил, что-то там сделал и сломал агрегат. На этом работа кончилась.

24.05.1968 г.
Всучили обманным путём 100 билетов олимпийской лотереи. Ходи, как нищий, упрашивай, чтобы купили.
Спортсооружения, лодочную станцию для отдыха – всё сами стройте на воскресниках.
Пионерлагеря – родители на воскресниках.
Вечер отдыха – сами организовывайте.
Проще пригласить Высоцкого, но за зал плати, артистам плати, билет дорогой, и кто купит при нашей зарплате. Семейные точно не вытянут, а их уже большинство.

В филиале остался последний непартийный начальник отдела – Витя Уваров, но и он уже подал заявление. Как ни хотел, но вступает. Все должности начлабов укомплектованы. Теперь каждый цепляется за свое кресло.
Жизнь гораздо суровее, чем мы думаем. Природа инстинктами обеспечила движение – борьбу и конкуренцию человеков.

У конструкторов уволилась сотрудница, а у неё отпуск в июне. Решил Беленкову переставить с сентября на июнь. Зашел к Погорелому.
– Я тебе подписал, а как с вечером будет?
– Это же дело комсомольцев.
– Как ты не понимаешь? Это мероприятие вписали в план института, и отдел сделали ответственным. В парткоме уже лежит докладная. Производственный план в этом квартале мы можем чудом вовремя выполнить, а из-за этого вечера нас не будут рассматривать на призовое место. Пусть туристы возьмутся за это дело и раздуют отдельское мероприятие до институтского. Иначе я их больше никогда отпускать не буду. И ты меня должен в этом вопросе поддерживать.
Володя Пеньков потом сказал: «А он и так не отпускал».

В пятницу Погорелый позвал всё профбюро к себе. Девчонки долго мечтали о КВНе, с оформлением зала, с оркестром, с буфетом, с дружинниками для организации порядка, а сценарий обходили стороной. Я о нём напомнил, и все скисли. Больше всех Погорелый.
– Партком записал в свой план, не посоветовавшись с нами, а мы должны расхлёбывать – он потянулся к телефонной трубке, наверно, чтобы звонить в партком, но тут чёрт дернул меня за язык.
– КВН не получится. Лучше провести вечер в форме туристских воспоминаний, да и Гром с ребятами смогут под гитару песни попеть со сцены.
Тут же позвонил Грому. Он предложил то же самое, и программу турсекция взяла на себя.

10.06. 1968 г.
Не первый раз спорю я с N о КВН. Его злит, что КВН считают соревнованием. Всё мол заранее подготовлено.
Его поддержал Слава Бушмелев:
– Не могут на телевидении пустить без проверки и подготовки. Всё отрепетировано, вплоть до зрителя.
Бушмелев парторг отдела. Каким ветром его занесло в партийные ряды, я как-то его не спросил, и это для меня до сих пор тайна. Родом он из Вологодской губернии, а взгляды его о жизни рабоче-крестьянские – правильные и трезвые, и все поперек формализма лживого партийного направления. Мы с ним составляем оппозицию Погорелому против предлагаемых им общественных мероприятий для отчетности и успокоения души институтского парткома.

Когда у меня истекли сроки пребывания на должности председателя профкома отдела, а у Бушмелева – парторга, Погорелый провел большую подготовительную работу и к великой нашей радости заменил нас людьми, которые упреждающим согласительным кивком ловили каждое его слово. Правда меня черти вытолкнули в редколлегию отдельской газеты, и каждый новый номер Погорелый просматривал «от корки до корки», недовольно хмурился, я сам это видел, меня предупреждали, я выходил наблюдать за ним, и он это видел, но он ни разу ни одного замечания не сделал.

Погорелый после руководства нашим отделом довольно много лет работал директором завода на Северном полигоне, но оттуда, вопреки нашим ожиданиям попал не в министерство, а в Истру на завод соседнего с нами филиала московского научно-исследовательского энергетического института на должность Главного инженера. Когда уже Советский Союз развалился, не разбежавшиеся коммунисты выбрали его секретарем городского комитета партии, но былое правительственное здание уже было занято мэрией, и в каких апартаментах властвовал Погорелый, я сказать не могу.

Вне работы и особенно в отрыве от невидимых нитей парткома Погорелый вполне нормальный мужик. Когда он вместе с нами работал на субботниках и воскресниках на физической работе он спокойно воспринимал команды наших слесарей, более нас грамотных в этом деле. Начальником отдела он стал после Раковского. Тот с удовольствием избавился от этой должности и перешел в начальники лаборатории, а через пару лет его перевели в головной институт на ту же должность заниматься любимой им техникой, а не командовать.

Володя Пеньков поступил в аспирантуру МАИ. Общежитие обещали дать только весной. Чтобы оформиться в МАИ, надо уволиться из филиала и сдать общежитие. А где жить? Зам директора по социальным вопросам пригрозил: не выпишешься – не рассчитаем. Погорелый проконсультировался с начальником отдела кадров. Тот посоветовал: пусть увольняется, но не выписывается. По закону я через десять дней обязан выдать трудовую книжку. Деньги будут висеть на кассе, и она вынуждена будет их отдать.
В любом деле своя нервотрёпка и свои лазейки.

Когда-то при разговоре Володя лягнул Погорелова, а тот, не зная об этом, Володе помог. И Люсе Балебиной он помог – устроил дочку в московскую клинику, и там её вылечили. Люся за Погорелова – горой. Я не большой его ценитель из-за его партийного фанатизма, служебной важности и формализма, поэтому плюсы его не замечаю. Я в этом не одинок. Многие ждут-не дождутся, когда его в верха заберут. Держался бы теплее и проще, больше бы выиграл. Дисциплину холодной жесткостью не наладишь. Понятна его злоба, но не так это лечится.

М. всё время кажется, что где-то рядом, совсем близко, лучше, чем у него здесь.
 «В армии хорошо. Всё за тебя расписано, выполняй, что приказано. Дали бы старлея, и служить в Подмосковье», а сходить в военкомат не хочет. «Ну, не так всё просто». Другой раз: «Вот на ретрансляционной вышке служить дежурным инженером – хорошо. Сам себе начальник. Когда хочешь, приходишь». Его мечты не Москва, не Ленинград, а Воронеж, и тяга к тому, что где-то лучше – платоническая.

19.06.1968 г.
Короткий разговор в раздевалке душа институтского общежития.
– Вечная проблема, где в мужских трусах перед, где зад?
– К сожалению, это проблема пока не решена – сложные технические трудности.

5.07.1968 г.
На совещании директор Войцех сказал: В Истре строят очистные сооружения. Мы только платим деньги, строит городской УКС. А райком меня ругает за очистные. Придется туда в рабочее время своих инженеров подсобниками посылать. После работы в качестве воскресника на очистные не пошлёшь, их работники не работают, а без них ничего не сделаешь, а во-вторых, воскресники не каждый день, а им все время помогать надо.

Первый директор создавал НИИ. Его команда – горсть интеллигентов из головного института: главный инженер Тарханов и несколько начальников отделов, в их числе наш Вартанов.

Второй директор строил цеха и корпуса. В науке смыслил мало.
Третий привел недостающие руководящие кадры. Осторожно, хитро реорганизовывал.
Четвертый, Войцех, прижился. Стариковское спокойствие его выручает. Он против всяких изменений. Как идет, так пусть идет.

Построение социализма основано на гипотезе: каждый будет работать сознательно. А если сознательности нет и её не предвидится? Парткомовской идеологией и смехотворной борьбой за коммунистический труд её не родишь.

1.09.1968 г.
21 августа ездили в колхоз, строили коровник. Нас было шестеро. Носили бетон и песок, работали не торопясь, но ритмично, без перекуров. Обедали, конечно, долго, но работали же не авторучкой, даже Миша Очеретенко стонал. К концу работы притащился полуначальник, Тараскин муж, и раскричался, изображаясь перед начальником Постоюком: «Я на них докладную в партком напишу». И написал. 28 августа нас снова послали на ту же ферму – искупать свою вину. С нами те же: Постоюк и Тараскин муж. Я сразу осмотрел бетономешалку. Конечно всё, как в прошлый раз. Мешалку не помыли, бетон не слили, и он застыл. Тогда Миша отличился – сбил бетон. Я Таракскину мужу: «Мы в прошлый раз оставили бетономешалку чистой, а на нас докладные пишут». Постоюк: «Это 25 отдел оставил. Приезжают сюда, как в однодневный дом отдыха. Мешайте вручную», – приказал.

Первый наш замес оказался ни к черту не годен. Каменщик сам стал месить. Он, как оказалось, хотел после обеда смыться, а уже 10 часов и ничего не сделано. Постоюк взял кувалду и стал отбивать мешалку, а мы злословить: «По шестерне надо бить, по шестерне!». Каменщик мешает, Постоюк бьёт, а мы хихикаем. В конце концов Постоюк обиделся на нас, как маленький, бросил кувалду и отошел в сторону. Миша договорился с нами, что мы не будем гонять его с носилками без перекуров, взял кувалду, отбил бетон, мы её запустили, и работа пошла.

1.09.1968 г.
В нашей просторной лаборатории капитальный ремонт стен, окон, пола и потолка. Нас всех вселили в маленькую комнату. Сидим друг на друге. На улице 29 градусов тепла и солнце в окна. С крыши соседнего корпуса напротив сбрасывают старый шифер. Беспрерывный треск ломающихся листов. Гнетущее настроение. Какая уж тут производительность. Нам после работы ехать на стройку. Ждём объявления – когда, куда, школа или детсад? Вдруг – очистные, в 1730 автобус. Обалдели! А когда переодеться, да и перекусить не вредно перед физической работой. Если в школу на ремонт классов, домой забежал, переоделся, схватил бутерброд и побежал, а до очистных не добежишь – они за городом.
До Беляева дошло – пошёл к Погорелому. В итоге отпустили с работы в 1600.

Автобус на стройку от площади в Истре. Сначала водитель привёз нас к девятиэтажкам, с кем-то побазарил и повёз на очистные. Там никого, единственный рабочий. «Прораб велел найти работу, сам же знает, сюда приезжают на отдых». Добавил водителю: «Ты приезжай за ними пораньше». Поручил: разнести песок, пробить стену, разнести стекловату. Управились за 40 минут. Автобуса нет как нет. Пошли пешком. Вернулись в 2000. Стекловата попала за шиворот, чешется, а в душевой нашей гостиницы дамский день. Почему-то чувство – устал.

29 августа был день рождения Виталия. Отмечали в комнате Вали Глуховой и её подружки. Миша Очеретенко где-то задержался, случайно встретил приехавшую Валину маму и привел. Мама говорит на «О».
– Валя, хватит, а то ты меня спьянишь.
– Ну, Миша, выпили под правую руку, теперь надо под левую.
– Мама, тебе коньяку налить?
– Надо попробовать.
– Ты мне сладкого налей запить.
– Тебе Миша жениться надо
– С невестами туго. Была одна – вышла замуж.
– Вот две сидят – бери любую.
Валя, тихо:
– Мама, хватит.
Валя у мамы одна, остальные хлопцы.

23.09 – 30.09.1968. Белоруссия.
Наше совместное с Валей возвращение с Кавказа продолжалось до Харькова. Дальше она тем же поездом поехала домой, а у меня в Харькове пересадка на Оршу до Климович. Как всегда и везде, ждать своего поезда пришлось долго. Развлекался экскурсией по городу. В 1958 г. в Харькове я проходил студенческую практику на Электромеханическом заводе. Был там целый месяц и оказалось, мало что видел.

В Климовичах перемены. Чайную переименовали в ресторан. На некоторых улицах водопроводные колонки. Строится несколько двухэтажных домов. Построили новое здание исполкома. В двухэтажное старое переселили редакцию газеты, а старое одноэтажное здание редакции и типографии снесли, а я помню, сколько труда и здоровья стоило отцу его построить.
К соседке приезжал старик из деревни. «Мы теперь живем лучше вас. 50 соток. Можно держать несколько коров». Держит корову, поросят, кур и гусей. Получает с женой 150 рублей. Дома телевизор и стиральная машина.

12.10 - 13.10. 1968 г.
Для регистрации брака Вале, кроме паспорта, нужно иметь свидетельство о рождении, а оно у родителей. Пора и их поставить перед фактом. Поехали в Красноармейск.
Отступать некуда. Впереди свадьба.

30 10 1968 г
Сегодня утром в лабораторию зашла Галя Придаткина за письмом к Гале Храмцовой.
; Галка, пляши, – потребовала Галя Храмцова. Придаткина потянулась к письму, но ей с ее маленьким ростом до поднятой руки Храмцовой не дотянутся.
; Пляши, пляши, я не отдам.
Придаткина отступила от Храмцовой, прислонилась к стене, не зная, что делать.
; Галя, отдай письмо, – не выдержал я. – Нельзя так.
; Что здесь такого. В народе всегда так делают.
; А если там известие о смерти.
Сказал резко, это произвело на окружающих неприятное впечатление.
В войну вот так моего отца заставили в госпитале плясать, а в письме было сообщение о смерти матери.
; Я же знаю откуда письмо, – оправдывалась Галя. Глаза у нее заблестели от обиды, она раскраснелась.

Я ее уже плохо слушал – расстроился из-за того, что резко и зло выступил. Сидел и не мог ни на что переключиться. Вдруг заметил, что рядом несколько раз прошла Д. Мелькнула мысль спросить её мнение обо мне теперь. В очередной её проход наши взгляды встретили друг друга, и она подошла ко мне.
Д. серьезно отнеслась к моему вопросу, и моё настроение улучшилось.

НО! Всегда о нём забываешь, а оно всегда где-то рядом.

От прошлого не отмахнёшься. Прошлое умеет ставить подножки, особенно когда их не ждёшь.

В то же утро Д порывалась о чем-то меня спросить, а после обеда спросила:
; Я нашла твои старые поздравления. Хочешь почитать?
Мне не хотелось себя читать, я чуть было не отказался, но подумал секунду. Почему бы на сухой кусочек чёрствого хлеба не пролить ложечку мёда.
; Хочу, – сказал твердо, и она обрадовалась.
Сегодня отношение к ней совершенно иное, но, когда писал, было такое, как написано. Поэтому ответил, после прочтения, искренне:
; Под тем, что написано тогда, готов и сегодня подписаться под каждым словом.
Ей понравилось, но это уже далёкое прошлое, и она это понимала.

6 ноября 1968 г
Мастерил Вале столик-пристройку к кухонной нише.
В пятницу (1-го числа) на работе было время, и я ни с того ни с сего стал вычерчивать конструкцию. В одном месте заметил неувязку, уточнил, заметил в другом. Перечертил со всеми сопряжениями, и понял, что конструкция тяжеловата и трудоемка. Тут же из рисунка заметил, если консоль сделать из металла, получится проще и технологичнее. В этом занятии был элемент творчества – я что-то решал, что-то придумывал. Стал чертить аккуратно, сравнил конструкции, прикинул размеры.
У слесарей отрезал уголок. По дороге домой подумал, будет ли красиво?

Мастерил и поделился с Виталием своими соображениями, так, без особой надобности, чтобы втянуть его в разговор. Виталий, мимоходом слушая и не вникая, усомнился в прочности. Может быть, уловил оттенки сомнения в моем голосе? Небрежное замечание Виталия задело мое самолюбие. Всегда делал прочно и вдруг – непрочно. Я уверенно с вызовом заявил, что выдержит. В процессе моей работы Виталий несколько раз проявлял интерес – втайне надеялся, что окажется прав.
В субботу (2 ноября) стол доделал и собрал.
Вечером втроем ходили в кино.

В воскресенье утром тяжело поднимался, болела голова. Решил погулять на свежем воздухе, и все пройдет. Сходили с Виталием в больницу. Навестили Аллу Старикову. Гуляли по больничной территории, потом по лесу, искали грибы.
Пришел домой – понял, что простудился, то знобит, то в жар бросает.
Вечером пришла Валя. Принесла малину.
; Выпей тетрациклин.
; Не хочу, на живот повлияет.
; Выпей чаю горячего с малиной.
; Сейчас не буду, и без него жарко.
; Ты сидишь у окна раздетый.
; Валя, дай мне побыть одному. Иди домой, я тебя провожу.
Стремительно пошла, вышла, не оглянувшись. Я понял, что обиделась, что я грубо ее спровадил.
Во вторник зашел к ней. Помирились легко.

Сегодня на работе после выпивки по случаю праздников играли в шахматы. Первую партию сыграл со Славой. Игра не задела, и я попал в проигрышное положение. В какой-то момент ликование Славы прорвалось:
; Здесь ты у меня не выиграешь.
В дальнейшем он держал себя со мною очень деликатно, но именно это меня и задело. Вторую партию играл с Беляевым – прозевал фигуру. Он начал распевать победные арии. Я обозлился не на шутку и выиграл. (Беляев – начальник лаборатории, в последующем начальник отдела).

После работы зашел к Вале. К простуде добавилось отравление. Самочувствие разбитое. Может быть, она решила, что я не хочу ехать в Красноармейск, поэтому заявила:
; Я не поеду.
; Ты что!? – закричал я.
В моем возгласе было такое испуганное изумление, что ее сомнения рассеялись.

7 и 8 ноября в Красноармейске сыграли свадьбу.
Приехали с Валей – все подоконники в большой комнате заставлены бутылками с водкой.
Пришли братья Ивана Сергеевича, дядя Леша и Павлик, с женами, приехали сестры Александры Васильевны, тетя Катя из Москвы, и тетя Маня из деревни с дочками и зятьями. Все, как на подбор, лихие истребителями бутылок с подоконника, и все – народ веселый и певучий.
Гостей поразило, что я не пью, остальные мои качества Валиных родственников, по-видимому, удовлетворили.
На ночь нас поселили в маленькой комнате в квартире Валиного брата Сергея. Дом старинный, стены толстенные. На стене над диваном фотография Сергеевой дочки Лены в четырехлетнем возрасте.
Утром мы с Валей обнаружили фотографию Лены на полу. Ничего себе, землетрясение устроили.

Регистрация брака в Истре 15 ноября 1968 г.
Свадьба для друзей на квартире у Риммы Сухаревой.

17 11 1968 г.
Накануне свадьбы Гета Джигурда в лаборатории спросила:
; Кто у тебя понятые.
Потом на свадьбе Виталий произнес тост «за понятых».
Приглашал N на свадьбу. В комнате на столе лежали три яблока, большое и два средних. Он подошел, взял большое, заколебался, положил, взял среднее. Потом решительно, будто решил для себя сложную задачу, прихватил к среднему большое и подал мне. Я поначалу отказался, но чутье подсказало, что он будет настаивать. Он принял решение, ему стыдно за предыдущее, он хочет искупить вину. Я взял одно яблоко, узнал антоновку, и он обрадовался и успокоился.

В пропуске на выход хотел написать: «общественное поручение», но засомневался, вдруг нарвусь на Погорелова. Спросил мнение общества. Посоветовали именно так написать и подписать у Конашенкова (заместитель начальника), а к Погорелому не подходить. Так я и сделал.
Конашенков прочитал и спросил:
; Что случилось?
; В загс иду.
Засмеялся и поздравил.

18 11 1968 г.
Вчера вечером собрался уходить от Виталия. Собираю вещи. Вдруг спохватился, что не взял рубашку. В чем бы утром пошел на работу. И загрустил. Внезапно понял, что переселение к Вале всерьез и неизбежно. Взял бритву, белье. Решить взять свою чашку, но путь к ней преграждал Виталий. Он ужинал. Хотел сначала надеть пальто и потом взять, чтобы его не тревожить, но подумал, что в пальто труднее достать. Дотянулся до чашки. Виталий с недоумением, но молча посмотрел на меня. Тут только я спохватился, что она по существу давно стала общей, и он ею часто пользовался.
Трудно было уходить. Поставил ему будильник.
; Виталий, ты не проспи. Я тебе будильник поставил.

Утром вышел, встретил не своих обычных спутников. Посмотрел на свои окна. Виталий встал – свет у него горел. Осмотрел обе гостиницы и побежал с горы.

20.11. 1968  г.
Был в головном институте. Рассказали, как защищался Карбышев. Всё шло по сценарию, вдруг представитель одной из фирм задаёт вопрос:
– Чем ваша схема отличается от американской?
– Ничем, но …
– Достаточно. А какие научные выводы вы делаете из своей научной работы?
Карбышев пык-мык.
– Нет выводов. Спасибо. Всё ясно.
Перед голосованием тот же представитель снова:
– Я всё-таки прошу слова. Наша организация послала отзыв. Он еще не дошёл. Отзыв хороший. Мы поддерживаем.
Все проголосовали «за».

13 12 1968 г.
Ира Палагина ради денег дважды в неделю преподаёт в школе. Приходит злая и нервная. Обзывает учеников болванами. Три раза им объясняла, а они не понимают. Любовь к делу даёт терпение и смягчает боль поражений, а школа – не её призвание.
Жалобы Иры натолкнули на спор: кто должен прививать любовь к учению – школа или семья. Нашлись сторонники каждого направления.
Слава Самборский: «Учился всегда самостоятельно. Мать никогда не проверяла уроки. Она лишь настраивала: хочешь быть человеком – учись. Этого оказалось достаточно».
Для полноты перебора надо было упомянуть вариант: и учителя, и родители, но чаще случается – ни те и не другие. Тогда от балбесов отбоя нет.

19.12.1968 г.
Весь декабрь провел в непрерывных хлопотах по жилищному кооперативу. По нашим советским законам, самым гуманным законам в мире, на семью из трёх человек положено за свои деньги строить только трехкомнатную квартиру и ни сантиметра больше. Больше от государства бесплатно получают начальники, блатники и щедрые взятки дающие. От института я могу в свой очередной срок получить только двухкомнатную квартиру, если к тому времени семья будет состоять из трёх человек, а мне перевозить из Белоруссии родителей.

В кооперативе свободными оказались только четырёхкомнатные квартиры, все остальные уже разобраны, меня как раз такая больше всего устраивает. Кооператив меня охотно принял, поскольку они не могут начать строительство, пока за все квартиры взнос не уплачен. Но внесенные деньги ничего не значат, надо иметь разрешение на такую квартиру, а попробуй его получили. Кто ты такой, чтобы мы тебе его дали.

Наша система, самая прогрессивная система в мире, обзавелась заколдованными кругами, типа: не пропишем, пока не устроишься на работу, не возьмем на работу, пока не пропишешься. И гоняют тебя на износ по такому заколдованному кругу. Гоняют по касательной, чтобы никто не был виновен, чтобы нельзя было ни в кого конкретно упереться. Вывести из такого круга может только блат или щедрая взятка. Блата нет, взятку охотно бы дал, если бы знал, как это делается, если бы родители этому научили.

24.12.1968 г.
Вчера был в Москве в Московском областном управлении жилищного хозяйства на приёме у самого начальника управления.
Выехал с первой электричкой, появился у порога конторы с приходом первых сотрудников и оказался первым по очереди посетителем.
Идут на работу служащие. Наблюдаю. Кто же будет начальником? Лица как лица, из всех один особенно не понравился. Брюки – клёш, как во времена моего школьного детства. Внизу широченные штанины подметают асфальт. Вид, как у уголовника – мощный корпус, шныряющий взгляд, что-то бандитское в облике. Завели нас всех сразу в большой кабинет – уголовник оказался начальником, и я сразу понял, что мое дело – дрянь.

На стене над сидящим портрет текущего правителя. Стол для заседаний огромный, широкий с зеленым бархатом, как бильярдный, но без окантовки и луз.
Моя очередь первая. Себе на удивление я сражался с ним напористо и энергично, но такого здорового и волевого так просто не сломишь, такой, не задумываясь, раздавит и мать, и отца родного. Жестокая конкуренция привела его на этот аппетитный пост, по дороге через немалое количество трупов ему пришлось переступить, и его уже ничем не возьмёшь.
На все варианты и доводы у него один ответ: «Нельзя. У меня есть инструкция. По инструкции не положено».

Между прочим, хороший психологический прием придумали – в кабинет ввели всех посетителей сразу. Якобы против взяток, как будто договориться и взятку передать нельзя в другом месте и через посредников. Кто даёт, тот умеет. Такая система нескольких зайцев наповал убивают. Присутствие посторонних здорово сковывает, начальник может как бы обращаться за сочувствием к посетителям – смотрите, с кем приходится дело иметь. У него есть алиби – все всё видели и слышали, и наконец, безопасность. Был случай, доведенный до отчаяния посетитель зарезал скотину. Это он сделал напрасно. Из-за такой дряни не стоит себе портить жизнь.

Мой экземпляр даже отказ на заявлении отказался писать. Прекратил разговор и демонстративно стал заполнять мою карточку. Еще одно нововведение – нечто вроде истории болезни. На это не жаль времени – «противожалобная» перестраховка на всякий случай.
Я вышел из кабинета, захлопнул за собой дверь и оказался в темной камере тамбура. Выходную дверь никак не мог нащупать. Со злости толкнул стену – появился свет из приёмной.
На обратном пути в электричке я понял, что Клокова (начальник горжилуправления Истры) предложила мне ехать в областное управление, прекрасно зная, что мне там покажут фигу, и я после этого от неё отстану: если уж там отказали, чего от неё требовать.


1969 г.
1.01.1969 г.
Вчера Погорелый отгружал спецпочтой систему. Почтальон упирался – у него, мол, свадьба, а мы задерживаем. Поставили ему бутылку пива – подобрел сразу.

Подумал о запретах. Возможно они нужны, но тогда для всех. Почему наш директор из другого города вызвал своих взрослых дитятей и каждой за государственный счет дал по квартире? Почему директор банка выписала мать с сестрой и получила за государственный счет для них квартиру нашего НИИ, о которой мечтал Самборский. Почему тогда в нашем самом справедливом на свете обществе за свой счет нельзя построить квартиру несколько выше нормы? Жаль не спросил у уголовника (начальник областного горжилуправления), его московская квартира соответствует установленным санитарным нормам или при нашем равноправии нагло выпирает из них?

13.01.1969 г.
Наконец с кооперативом всё решилось.
Сильчев (заместитель директора по экономике и хозяйству) очень хорошо относился к Вале (у него дочки в Валином возрасте), он консультировал её, учил работать и проникать в его кабинет без очереди. Сегодня, вспомнив о её недавнем замужестве, спросил, как с жильём, и она рассказала ему обо всех наших бедах. Он тут же при Вале позвонил председателю горисполкома Болтачу, а тот тут же принял решение: «Пусть муж заведующей детским садом со всеми документами сегодня же придет к нему». Я помчался домой и с документами явился в исполком.

Даже ждать долго не пришлось. Секретарша спросила, есть ли здесь Довжик, и меня минуя очередь провели к Болтачу. Он бегло просмотрел документы. «О! Я подписал бумагу не читая. Это у нас бывает», – объяснил он мне и вызвал к себе Клокову. Она, увидев меня, подумала, что я второй раз допекаю Болтача, и что называется с порога стала объяснять, что всё в бумагах правильно. Болтач её вежливо прервал и спросил: «Почему бы нам не разрешить?» И у матерых работников бывают промашки. Она пошла по инерции предыдущего, не уловив, что ситуация другая. Стала снова ссылаться на законы, но он на неё прикрикнул: «У нас и не такое разрешают и плюют на законы!». Вот тут она всё поняла до последней запятой. «Я всё оформлю», – заверила она своего начальника. Вот и всё.

Нет, не всё. Квартиру построят, а пропишут ли в ней родителей? Я решил действовать заранее. Военкомат из Климович, учитывая, что отец был участником боёв за освобождение Истры, направил ходатайство о прописке в Московский областной военкомат, а тот направил ходатайство в Московский областной паспортный стол. Оттуда пришло разрешение. Я его видел своими глазами. Меня вызвала начальник Истринского паспортного стола, показала разрешение. «Подавай документы, прописывай родителей». Увы, дом еще не был готов. «Будет готов, приходи». Когда дом в 1971 году был готов, и родители уже сдали в Климовичах квартиру, переехали в Истру и привезли об этом справку, я пошел их прописывать.

В паспортном отделе новый начальник – косноязычный старлей с блудливыми глазами и интеллектом колхозного конюха на лице. «А справочки-то нету. Её в архив сдали». – «Так можно найти». – «А это как-то не так делается. Зачем найти. Её сроку месяц истек. Не положено. Свеженькую надо как-то добыть. Обновление всё требует».
Я отправился на приём к начальнику милиции. Принял меня красивый интеллигентный полковник. И дочь у него – девушка на выданье, очень приметная красавица в городе. Выслушал он меня спокойно и терпеливо, потянулся к ручке, резолюцию поставить, но что-то его задержало.

Возможно вспомнил, что дочка просила новое платье по последней моде. И он вызвал к себе паспортного старлея. Тот, увидев меня, стал вкусно облизываться.
«Что? Почему?» – спросил у него полковник, показывая на мои документы. Старлей подошел к полковнику сбоку, наклонился к самому уху и что-то ему прошептал. «Выйдите в коридор, подождите там», – совсем не интеллигентно приказал мне полковник. Я вышел со знакомым чувством, что дело дрянь. Ждал минут десять. Наконец, старлей позвал меня. Полковника я не узнал.

«Мы ваших родителей прописать не можем. Не положено по закону. Прежнее ходатайство утратило силу, а нового у вас нет. Разговор окончен. Можете забирать документы». Это-то я сразу понял, но я до сих пор не понял одного – как может косноязычный конюх так манипулировать интеллигентным полковником? Впрочем, внешняя интеллигентность с внутренней меркантильностью иногда бывают в тесном содружестве.

Я вернулся домой не в самом восторженном настроении, но тут в дело вмешался отец. Утром он прикрепил к пиджаку свои медали и пошел на приём к первому секретарю райкома. Они долго беседовали. Отец рассказал ему, как Истру отбивали у немцев, а потом секретарь позвонил интеллигентному полковнику милиции и не попросил, а скорее потребовал прописать отца с домочадцами.
На этот раз начальник милиции меня не принял, а я хотел еще раз посмотреть в полковничью морду. Паспорта забрал старлей и велел через неделю зайти и получить их прописанными.

Через год-другой, уже точно не помню, полковник и старлей исчезли из города. Старлея, по слухам, сослали в дальнюю деревню, а полковник скрылся в неизвестном направлении. Или делиться с вышесидящими старлей его не научил, или обделённые подчиненные просигналили, куда следует.
Вот и всё, но не всё.

Через три десятка лет с небольшим гаком, я еще толком не пришёл в себя после инсульта, мне снова пришлось столкнуться с паспортным начальством города. Мы продавали в Истре квартиру и переезжали в Москву. Зашёл я к начальнице и напоролся на шикарно одетую, красивую, но злобную злую дамочку. Облаяла меня с ног до головы.
Через день я зашел к ней с прикормившим её риелтором. Нас встретила ласковая кисонька, в предвкушении сладкого радостно виляющая хвостиком. Она не только немедленно, бросив свои дела, оформила то, что нужно, но еще надавала несколько полезных советов, и несколько дополнительных бумажек, чтобы потом в Москве никаких неприятностей не было.

Страсть к побочным нетрудовым доходам – своеобразная наркомания, она делает человека рабом одного интереса. Деньги, заработанные нечестным трудом, никакого полезного опыта передать потомству не могут. Дети растут перекормленными, ущербными и развращенными. В семье начинают бушевать непоправимые разрушительные трагедии. Родители клянутся, что старались ради детей. Это наглая ложь. Они старались для себя, они удовлетворяли свои наркотические интересы, а в детей закладывали мины замедленного действия, а такие мины обязательно взрываются.

Через несколько лет после того, как председатель горсовета Болтач решил мои квартирные проблемы, его с председательского кресла столкнули, а Клокова на своём месте осталась.
Болтач стал заместителем директора нашего НИИ по режиму. Он оказался замечательным заместителем – он не мешал нам работать. А товарищ, который вместе с нами начинал инженерную работу, оказавшись впоследствии на этом месте, был очень строгим формалистом.

27.02.1969 г.
В отделе запрещены увольнительные на полдня или на день за свой счёт. По-видимому, в стране идет компания борьбы с падением производительности труда, но как всегда её проводят по поповскому методу торможения козы, когда он на ней пытался возить дрова. В нашей дурацкой системе в горсовет, в милицию, в лечебные учреждения можно попасть только в рабочее время, а увольнения запрещены. Теперь будут процветать липовые командировки в головной институт.

Когда мы начинали работать и возмущались против не инженерного труда, нас обзывали белоручками. Теперь вопят о девальвации инженера. Нужен средний персонал, а при такой зарплате среднего персонала лучше идти в рабочие. Выхода нет. Покричат и перестанут.

5 мая 1969 г
Вчера вечером после длительного перерыва работал над «Пробным пуском». Многое не понравилось, особенно две последние вставки. Думал над первой и ничего не придумал.
Утром собирался на работу автоматически. Мысли были о вставке.
Как бы я вел себя, если мне поручили работу? В памяти всплыли абстрактные случаи со мной. Я не вспомнил ни одного конкретного случая, но знал, что сам взялся бы за работу энергично, с хвастовством, не то, чтобы думал об успехе, а от характера – с лихостью. Первые же неудачные попытки обескуражили бы, сбили бы спесь. Я не успел продумать дальше, как тут же мелькнуло решение. Я сразу почувствовал, что нашел новый ход, новую возможность. Именно почувствовал. Логически продумать не успел, а тело и мозг уже отдыхали – решение найдено, переходили на спокойный, менее напряженный режим.
Подумал, что плохо знаю, как человек думает. Вспомнил про дневник и решил снова вести его.
Рассказ я написал, довольно большой, а потом сжег, а потом пожалел об этом. Такая же судьба у двух у двух других моих больших рассказов. За этот свой поступок я на них не в обиде – они многому меня научили.

На работе Беляев (начальник лаборатории) поручил пристроить фотодиод к компаратору. Продумывал, выяснял недостатки. Вспомнил старую схему, которую можно применить.
По дороге в туалет подумал: пользуюсь шаблонами. Как легко человек сбивается на то, что знает. Зная эту черту человеческую, Ланин в моей «Жизни без героев» поручил бы придумать схему на новых элементах и принципах. Пришел на рабочее место, и тут же меня осенило: а зачем компаратор, не достаточно ли моей схемы? Если бы не подумал раньше о шаблонах и о новых принципах – не догадался бы.

6 мая 1969 г.
Вчера при исследовании пришел к выводу, что схема Беляева недостаточна, но и моя имеет недостатки. Сегодня догадался, как приспособить сравнение на диоде к компаратору – и схема получилась.
Макет сразу не заработал – не работал компаратор. Оказалась, не припаяна емкость. Когда блокинг заработал, и оставалось собрать полную схему, подошел Беляев.
; Что, не работает?
; Работает.
; Не получается?
; Получается. Сейчас будет работать.
Немного было досадно, что я не успел. Подойди Беляев на пять минут позже, и я мог бы похвастаться.
Через десять минут схема заработала. Большой радости не было, я был готов к этому. Однако, воскликнул:
; Работает, – и выключил аппаратуру.

7.05.1969 г.
Ездили в колхоз перебирать картошку.
В автобусе Ира Палагина рассказала. «Читала «Белый свет» Бабаевского (очень известный в то время и очень обласканный властью писатель, издававшийся миллионными тиражами). Разве можно такую глупость печатать. Передавица в газете и то лучше написана».
Картошка в буртах – сплошная гниль. Отбрасываешь, отбрасываешь – и дальше не лучше.
Приехал управляющий. Ему показывают на гниль.
– Сверху отбросьте немного, а потом перебирать. Да, да. Перебирать.
– Погниёт же.
– В куче просохнет. Перебирайте.
Бригадир ему что-то шепчет.
– Сколько здесь вас народу.
– 26 человек.
Бригадир ему:
– Если по столько присылать будут, мы еще четыре дня здесь просидим.
Я не выдержал и спросил:
– А почему ваша техника не работает?
– Будет работать и техника – отошёл и уехал.
Сортировка стоит в стороне. Моторист, с которым наши когда-то чуть не подрались повозился, повозился, попытался завести и ушёл на обед. Вернулся поздно. Немного повозился и исчез. За зиму не могли наладить.
Когда увидели конец, заторопились, но пошла сплошная гниль. Даже мышей не видно. Не живут в сырости и гнилье.

На совхозном автобусе доехали до Онуфриево, там ждать своего. На обочине дороги увидели брёвна. Пошли на них присесть – оказалось, напиленные чурбаны перед избушкой на курьих ножках, за ней открытый огород. Сарая нет.
Подошла соседка.
– Далеко работали.
– В Загорье. Картошку разгребали.
– Хороша картошка?
– Гнилья много.
– Снега мало было. Помёрзла. Надо было побольше соломки и землицей засыпать, как следует.

Соседка рассказала, в домике живет бабка 80 лет, с внучкой 20 лет. У неё сын в Молдавии, а дочь в Рязани.
Появилась сама бабка, в валенках, в тёплой кофте.
– Покололи бы ребятки.
– А где топор?
– Я принесу, у меня колун.
– Неси, бабушка, поколем.
Она принесла, и Бушмелев первым стал колоть. Колол мастерски. Чурбаны разлетались с первого удара, даже дубовые.
Подошли остальные.
– Ещё есть топор? У соседки попросите.
– Нет у ней.
Стали колоть по очереди. Бабка принесла еще один топор – гуцульский. Работа пошла интересней – чья лаборатория больше наколет.
Бабка соседям:
– Есть бог.
Нас это еще больше воодушевило. Подгребли к нам все девчонки. Бабка им:
– Вы бы снесли дрова.
– Давайте конвейером!
– Подальше складывайте. Бабушка просила.
Ждём автобус, колем и складываем.
– Пылит.
– Наверно корова идет.
– Не, не корова, крупнее.
– На картошке не хотелось работать, а здесь энтузиазм.
– Тимуровцы!
Самборский предложил рационализацию:
– Зачем по полену передавать. Давайте носить.
Показал пример, у него нашлись последователи. Конвейер рассыпался, но не всем хотелось носить. Раздались возмущенные голоса: «Куркуль! Единоличник! Кулак!»
– По старинке тянет. Давайте снова построимся. Пусть новое победит.
Когда пришел автобус, оставалось всего шесть чурбанов.
Уходя, кричали:
– Спасибо, бабушка.
Она, как должное, отвечала:
– Пожалуйста.
Сидела с соседями на соседних брёвнах.
– Соседка-то как завидовала.
– Черной завистью обливалась.
– Что ж мы наделали! Убедили бабку, что есть бог.

22.05.1969 г.
Вчера опять ездили в колхоз.
С утра был дождь и накануне лил целый день. На автобусе доехали до центральной усадьбы совхоза «Онуфриевский», а там порциями пересели в грузовую машину. Дорога – грязное месиво. Ехали и орали на каждом ухабе. Приехали, ждём остальных. В 1000 появилась другая машина с нашими. Проехала мимо нас на поле. Мы побрели с управляющим пешком. Дорога – ужас, по скользкой грязи. На сапоги налипает пудами. Пришли. У сырого бурта нас ждут. Тут же знакомая картофелесортировка. На сырой соломе лежат четверо совхозников, рядом лошадь, запряжённая в телегу. Управляющий к ним:
– Кто брал лошадь? Съездите за бригадиром.
– Должен прийти.
– Я заходил, его нет дома.
– А мы его где найдём.
– Я говорю, сходите кто-нибудь, на лошади съездите.
– Сам знает, придёт.
– Машина гудит – он едет.
Управляющий отошёл, посмотрел, вернулся.
– Нет машины. Сходите, приведите его сюда.
– Вы его не нашли, а где мы его искать будем?
Управляющий неразборчиво выругался и отошел. Мы приступили к работе. Мужики пошли вскрывать соседний бурт. Управляющий вернулся к нам.
– Такую картошку куда? – спрашиваем.
– Подальше в сторону.
– Вроде можно использовать.
– Вы бы такую купили?
– Нет, не купил.
– Вот и бросайте подальше.
– Какая норма.
– 700 килограмм на человека.
– У вас кто-нибудь такую делает?
– У нас?! В Бочкине четыре старушки пенсионерки знаете по скольку перебирают!?
– Так то старухи по дурости. А вы молодых заставьте, вон тех мужиков.
– А почему техника не работает?
– Будет работать.
– Когда? Второй раз приезжаем – стоит.
– Вот теперь об этом будет разговор по-другому.
– За зиму починить не могли.
– Так она исправна.
Пришел бригадир. Управляющий поговорил с ним и ушёл. За ним скрылся бригадир. В двенадцать ушли мужики и больше от совхоза ни живой души не было.

Несколько раз порывался идти дождь. Конашенков с трудом удерживал всех поработать до часа. Начлабы Ортенберг и Храмцов болтливостью, анекдотами и норма-предложениями самоотверженно ему помогали (Еще по мешку на каждого, по четыре ведра на нос, нас спасут только темпы). Без двадцати час полил дождь, и мы кончили работу. После дождя обед, после обеда футбол. Играли даже девчонки.
Возвращались пешком до усадьбы – четыре километра. Сделали 100 мешков по 60 кг. В денежном выражении 600 рублей (6000 кг х 10 коп = 600 руб). Филиал нам всем оплатит: 26х7руб=182 руб. Плюс затраты на автобус. И с собой унесли картошки. «Быть в колхозе и не набрать картошки – себя уважать перестанешь».
 (Когда я первый раз при отце принёс из колхоза картошку, он пришел в ужас и стал меня стыдить, пока мама его не угомонила. В последующие случаи он только охал и ахал, но уже не ругал меня. Видел бы он, сколько её гнилой мы вышвыривали).

3.06. – 11.06.1969 г. Поездка в Климовичи автобусом через Кричев.
В Кричеве встретил поэта Ивана Пехтерева. О нём я слышал от отца, но ни разу не видел, а он сразу узнал, кто я, когда мы случайно в зале ожидания оказались близко друг к другу.
Пехтерев кончил Минский университет, теперь работает в Ухте редактором на телевидении. Доволен севером. Ухта – сплошная стройка. Стал мне очень уважительно рассказывать о моём отце. «Он мне, мальчишке, привёз в нашу деревню детскую книжку – первую мою книжку. Потом он регулярно в районе организовывал вечера поэтов и меня всегда приглашал, и я со сцены читал свои стихи. А сейчас уже вторую книжку стихов выпускаю. Обязательно передай отцу от меня самый горячий привет».
В вагоне ехали солдаты из Чаусов. «Чечены в Средней Азии бунтовали. Нас посылали усмирять».

От отца узнал: родной брат Пехтерева три года назад расстрелян за бандитизм. Было у матери два сына – один поэт, другой романтик с большой дороги. Такая судьба, такая жизнь.

Климовичи строятся. Асфальтируют центральную улицу, тянут водопровод, строят кирпичные двухэтажные дома, строится трёхэтажная школа на 960 мест с двумя спортзалами, растет и расширяется Зооветеринарный техникум. На базе маслопрома создают завод металлоизделий. Будут делать детские коляски и санки, а чехи строят новый маслозавод. Хорошо с мясом и молоком. Даже колбаса бывает. Но с другой стороны, секретарь райкома по-прежнему работает помещиком. Царствует долго, пустил прочные корни. Во время хрущевских пертурбаций несколько штук секретарей осело в Климовичах, захватив лучшие особняки и сады и самую лучшую улицу. И еще чудеса в решете – кроме евреев, стали травить украинцев. Чего не поделили? Конкуренция что ли? Или те более домовитые, меньше пьют, больше работают, больше имеют – зависть берёт.

Сосед Эдик Бояров рассказал. В Калининграде ночью подняли десантников по тревоге, дали автоматы без патронов, посадили в самолёты и сбросили в Чехии. Первый эшелон Чехи расстреляли. Ах, так. Наших бьют. Разозлились. «Хорошо, что прыгал во вторую очередь. Чего чехи хотят? Живут – нам до них далеко».
Построят нам теперь чехи маслозавод. Ждите.

11.06.1969 г.
Сейчас везде и повсюду человек сталкивается с разлагающей безалаберностью, безответственностью и безнаказанностью. Никто не хочет работать и отвечать за работу, и это всех разлагает.
Вчера Погорелый выбежал из кабинета за 10 минут до конца работы, спустился вниз и пошел нам навстречу.
– Как вам не стыдно? – потом вдруг решил проявить объективность. – Вы еще не самые плохие. Впереди уже весь отдел прошел.
– Мы – лучшие из плохих!

23.06.1969 г.
Передовая статья «Правды». «Не хватает еще овощей и фруктов». Кому не хватает, им или нам? В Истре сейчас много дачников. Старушки с утра дежурят, авось что-нибудь привезут. В очередях волнение – хватит-не хватит, кто там без очереди? Палатка возле парикмахерской. Высыпал весь персонал и через головы каждая из них отоваривается отоваривается.
Прочел Василя Быкова «Круглянский мост». Естественно, уже «Правда» ругала и Литгазета не жалела слюны и желчи. Стараются. Здесь не самбо, здесь самозащита с оружием наперевес.

25.09.1969 г.
Ездили в колхоз, собирали картошку. Изживает себя система помощи слабым. Слишком много развелось «сачков», поэтому никто помогать не хочет. Дайте норму, я свое сделаю – и будьте здоровы. Конечно, истинно слабый при этом страдает.

Недавно в НИИ командированный к нам спросил, как пройти в цех, а товарищ из наших ответил: «Увидишь по плевкам на асфальте».
Товарищ прав. В понедельник после похмелья по пути к рабочему месту рабочие отхаркиваются – прочищают носоглотку.

30 сентября 1969 г.
Профсоюзное собрание отдела. Ведёт Беляев. Никто выступать не хочет. Беляев намекает абстрактно: «Может быть начальник отдела скажет, что нас ждёт». Погорелый срывается с места. Ему есть что сказать. Отдел по экономике прочно выходит на первое место.
– Из-за спорта, из-за культуры производства мы, возможно, не выйдем на первое место. За весь год не участвовали ни в одном соревновании.

 (Парадокс в том, что в нашем коллективе те, кто работу тянет, далеко не спортсмены. Лыжи и велосипеды, как прогулки, турпоходы, на работу и с работы пешком, но зачем в одних трусах на стадионе надрывать пупок, чтобы кого-то обогнать на полметра? А те, кто мог бы отличиться своими мышцами, почему-то ориентируются на спортивных бездарей).

Погорелый продолжает:
–   Недавно только я и Ортенберг играли в пинг-понг.
Голоса: «Кто выиграл?». Погорелый не доволен, что его перебили.
– Почти ничья, – сказал, как отмахнулся, но добавил: – Ортенберг выиграл.
Дружный хохот, а он возбудился и пошёл. В итоге нужны рейды и участие в спорте. Сел, собою довольный. И отчитал, и покрасовался, и есть, о чем доложить – отдел в передовых.
Ортенберг хитро ухмылялся – он всё-таки выиграл. Голоса: «Фрэд, ты смелый мужчина!» Фрэд скромно помалкивает. Ничем не уколол шефа и перед всеми герой.

Выступил Конашенков. Укорил Шаныгина за плохое вовлечение сотрудников в борьбу за коммунистический труд. Только воздействие его и Погорелого на Шаныгина привело к некоторому сдвигу. Но тут на голом месте обиделся Беляев.
– Александр Иосифович преувеличивает роль администрации. Дело в том, что начальник отдела и заместитель сами до сих пор не вступили в коммунистический труд.
Дружный смех. У Беляева ошибка молодости. Не знал, с кем связался. Конашенков штаны протер в битвах
– Я хочу дополнить Беляева. Мы бумажки заполнили, но Беляев сам не взял. Мне, говорит, не надо сто процентов, а то скажут: очковтирательство.
Дружный смех. Все понимают, что так оно и было, хотя, возможно, и не было, но не станет Беляев на собрании уличать его во лжи.
В 1712 кто-то попытался уйти с собрания. Погорелый взорвался, вскочил, побежал к дверям.
– Раз в году проводим собрание – на пять минут остаться после работы не могут.
Накричал, а зачем? Можно было бы спокойнее, а еще лучше – пошутить.

4.10.1969 г.
Вчера в пятницу ездили в колхоз на уборку картофеля.
В подшефном 260 га. 150 из них убрал наш НИИ и школьники. На понедельник осталось 110, а метеослужба обещала заморозки 10-15 мороза. Вчера 6 отделов сняли с работы – 300 человек.
Из Белоруссии написали – до 15-го не учатся школы – все на полях. Заготовлено до 50% кормов и снят урожай до 50% всех культур.
Утром прошел дождь. Везут в Бочкино – самая удалённая точка. Совхоз убирал с ближних полей. Уберёшь с дальних – скажут, с ближним сами справитесь. В Бочкино не убрано? Другое дело. Надо помочь.

Бригадир и механизаторы – все пьяные. Тракторист после каждого разворота останавливает трактор и прикладывается к бутылке. У нас, как всегда, перепили Женя Моисеев и Жданов. Подрались с механизаторами. Потом обнимались с ними и дружно допивали остатки.
(Сейчас, 2023 г., в интернете, по-видимому, обкомовские и исполкомовские дети и внуки с грустью вспоминают СССР. Они этого ничего не знали. У них были свои особые магазины).

6.10.1969 г.
Разговор молодой девчонки с дядей в автобусе в Подмосковный Красноармейск.
Девчонке недавно дали комнату.
- Через год у меня будет полированная мебель. Вот увидите. Я по 50 рублей буду на это откладывать. Мне на питание много не надо.
- А что ты кушаешь?
- Мне 50 рублей на питание хватит.
- А если сходить куда-нибудь надо. В кино.
- Я на театр положила 10 рублей.
- Ну что ты кушаешь?
- На завтрак 50 копеек.
- Ты мне про деньги не говори. Говори, что ты ешь.
- Кофе, батон с маслом, сыр или колбаса.
- Бутерброды. Ладно, а на обед.
- Обедаю на заводе за 60 копеек.
- А что?
- 60 копеек мне хватает.
- Ты мне деньги не называй. Говори, что кушаешь. Суп или борщ ешь?
- Половинку первого.
- Ах, половинку. Если есть половинки – на мебель хватит. А если чего-нибудь захочется, мороженое, пирожка или воды выпить. Вот и нет 25 копеек.
- Я на это тоже отложила, и папка поможет.
- Конечно. Если в обратную дорогу наберёшь у матери на всю неделю, тогда хватит. Но зачем всё за год покупать? Зачем спешить?
- Хочется. Сервант вдвоём заносили. Для других бы помогать не стала, а для себя несла и старалась.

20.10.1969 г.
В Истре ни молока, ни кефира, ни застать, ни купить. И в Красноармейске так. Местная газета пишет – падают удои. В коровниках грязь. Коровы на полуголодном пайке. На зиму кормов запасли мало. А ведь нынешний год самый урожайный по хлебам и травам.

Накануне Нового года Бушмелев рассказал о своём отце.
Возле дома старый столб стоял, никому не нужный и одинокий. Отец решил его на дрова пустить, но попробовал – крепок столб, не свалить. А однажды ехал – зацепил столб колесом телеги. Столб свалился и ударил отца вдогонку по хребту. А через пару лет на болоте рубили братья с отцом лес на дрова. Подпилили ель, а она пошла не так, как хотелось, обнялась с берёзой и не падает.

Подпили берёзу. Отца попросили отойти в сторону. А берёза стала падать под тяжестью ёлки не назад, а вбок, куда отец отошел. Ему закричали: Отец! Беги!
Пригнул голову и побежал как раз по курсу падения ствола. Его и накрыло.
Сыновья слышат стоны, а отца нет – ушёл в болото. Повезло, что болото было, а то бы насмерть. Бедро сломал и плечо разбило. Сознание потерял. Его скорей на носилки и понесли.
Кости плохо срослись. Одна нога стала короче другой на 10 сантиметров. Хромал потом сильно.
Женщины сразу сделали правильный вывод – ты весь в отца, с тобою всегда какие-нибудь приключения.
(Приключения были. Поступал по желению в Московский лесотехнический, а оказался на кафедре гироскопов, заболело горло – оказался на приёме у гинеколога и т.д.).


1970 г
20 05 1970 г.
В понедельник ездили в колхоз. Завезли не туда, куда надо. Шли через осушенное болото, прыгали через канаву. Я подумал, что оступлюсь со своим радикулитом. Впереди парень наладил переход, и я поспешил воспользоваться, пока не растоптали. У первого перехода поначалу тоже заспешил, потом себя одернул. Пусть пройдут девчонки.
Шел и оглядывался, где наши. Любопытствовал, но шел бездумно, лишь заметил – поле хорошее, лес приятен, почти лето, но не тепло.

Работали мало. Начали в 10 часов. Сначала вертелся возле Конашенкова – заметит, отправит костровым. Потом подумал, чего возле него околачиваюсь. Работа будет не радикулитоопасная – возле картофельного комбайна. Ему понадобится костровой – сам попросит. Пошел к комбайну, место выбрал полегче – у мелкой картошки. Конашенков таки вспомнил. Мне уже было все равно, даже оставаться лучше, работа легче, чем у костра, но легко согласился, впрочем, без восторга. Вместе с помощником Колей Поповым энергично взялись за дело – время в обрез. Действовали продуманно и к 12 все успели.

В обед набирали для себя картошки, но вспугнула совхозная тетка. Я успел набрать полведра. Сначала решил этим ограничиться, но во время послеобеденной работы продумал, как можно безбоязненно добрать полное ведро. Сначала отобрал и ссыпал картошку на сено, потом перегрузил себе. Перегрузка заняла минимум времени. Конечно, перед этим осмотрелся, выждал, когда уедет газик с начальством.

Во время работы начали баловаться – бросаться клубнями. Я стоял в стороне. Наташка в меня запустила и передразнила мою позу. Я подумал, все балуются, а я думаю о серьезных вещах. И в детстве так – не любил играть в снежки, всегда был в стороне от шумных занятий.
Вечером читал. В комнате беспорядок, но мне не хотелось отрываться от книги. Перед сном заболела голова. На другой день чувствовал себя разбитым.

Ира Палагина стала по очереди всех опрашивать, у кого есть сетка-авоська. До меня очередь не дошла. Я промолчал. Я собирался сразу после работы идти в магазин. Отсутствие сетки лишило бы меня удобства. Подумал – кто-нибудь одолжит или обойдется.

21 05 1970 г.
По дороге на работу на Иерусалимской горе догнал и хотел поздороваться с Львом Сигалом, но передумал. Близости нет – о чем говорить? На аллее обогнал его, но он меня окликнул. Я обернулся – будто бы изумился. Разговор не получился. Говорили о пустяках. Близость вырабатывается годами.

Юра Козлов сообщил новость. На детской площадке он слышал, что будет премия.
Витя Беляев не стал отнекиваться:
– Я даже сумму знаю.
– Я слышал, что половина оклада.
– Твои работники с детской площадки по 30 рублей получают, вот и думают, что пол оклада.

26 05 1970 г.
В пятницу 22-го от Москвы до Красноармейска ехал стоя. Автобусная тряска вытряхнула из меня всю хандру, и я приехал в Красноармейск возбужденным и бодрым.
В субботу дед Иван с бабушкой Шурой уехали в гости, мы остались одни. Повели Мишу гулять, но тут же налетел сильный ветер. Резко похолодало. Миша испугался шума деревьев.
В воскресенье бабушка стала укачивать Мишу и начала его «шувыкать» – громко и шумно баюкать и укачивать. Миша разревелся еще пуще. Валя взяла его на руки и очень спокойно, уговорами тут же успокоила.

Все расстроились. Бабушка испугалась, как ей через неделю оставаться одной без Вали с таким капризным. Мы с Валей расстроились из-за того, что бабушка неверно обращается. Надо спокойно. Он не привык к укачиванию и громкому баюканию. У всех испортилось настроение. Я уехал с тяжелым чувством.
В понедельник по дороге на работу все время думал об этом. Если мы возьмем Мишу с собой в Истру, пару очень трудных лет нам обеспечены. Водить ли в детский сад или к няне – все плохо, но он будет на наших глазах. Пока он будет в Красноармейске, мы будем больше волноваться. Для Вали дополнительная нагрузка – мнение публики: оставила сына. В Истре его ожидают болезни детсада или неизвестность у няни. При всей неумелости бабушки ее отношение будет сердечным.

09 06 1970 г.
31 мая увез Валю из Красноармейска.
Много было слез. Отъезд ускорил. Уехали на два автобуса раньше, чем собирались.
Иван Сергеевич подвыпил.
; Феликс, что будете делать, если мы вам откажем?
; Обойдемся. Нас не испугаешь.
Что еще ответить? Момент неприятный, но я не обиделся. Хлебнули бы, но справились. Не мы первые, не мы последние.

Перед отъездом за рюмкой Иван Сергеевич стал успокаивать Валю, хотя этим расстроил еще больше.
; Думаешь, к няньке носить лучше будет.
Я ускорил отъезд.
Всю неделю Валя провела на нервах. Раздражалась по любым мелочам и обижалась, если я на это реагировал. Но в целом мы выдержали, и обошлось без обид и упреков.

Приехали в Красноармейск и успокоились. Ничего страшного не случилось. Дед с бабушкой за неделю устали, но справились и довольны собой, и Миша узнал нас и не жаловался.
Второй раз, 7-го июня, Валя уезжала из Красноармейска почти спокойная.
Обычно домой я возвращался деловым. Надо было тут же идти в магазин, что-то покупать, что-то готовить. Первого числа я торопился домой в приподнятом настроении. Никаких забот – и меня ждут.

____________

История повторяется. Пролетели, как один день, каких-то 27 лет, и настала наша очередь оставаться с годовалым внуком. И мы волновались, как справимся, и родителям внука казалось, что мы все не так делаем. Но все обошлось. А потом настанет время у внуков проходить через такие же испытания.
24 сентября 2008
_________________


09 11 1970 г.
Уехали из Красноармейска расстроенные, скрывая это друг от друга.
Миша уже понимает, что мы собираемся уезжать и капризничает. В его глазах – это я увожу маму. Валю беспокоит другое. И все-таки Иван Сергеевич закладывает за воротник. Бабушка кричит на него. Миша все это понимает. Валя боится, как бы у него не была ее «нервность». Ссоры родителей были самыми тяжелыми минутами ее детства.

1971 г.
24 сентября 1971 г.

Успех иногда приходит, чтобы пройти мимо.
 
Новый директор взялся за руль и думает: «Сейчас прокачу».
Ничего у него не выйдет. Впереди или пост ГАИ, или обочина.

27 сентября 1971 г.
В субботу ездили на картошку.
В этом году, по разговорам, урожай плохой. Картошки мало, из-за сырости она уже гниёт в земле. Убирать трудно, дожди и дожди – сушить негде.
Работали хорошо.  Погода – настоящий день бабьего лета прошлых годов. Много техники. Шофера из Москвы.
Нагрузили машину – привезли всё обратно. Суббота. Все пьяные. Хранилище закрыто. Наши грузчики отказались разгружать. Еле-еле Вася Сковпень их упросил.
Свалили на землю, для вида припорошили соломой.
Ездили в колхоз человек 200, не меньше.


1972 г.
9 мая 1972 г.
Три дня был на больничном из-за радикулита, затем начал хандрить живот. Симптомы – как в прошлом году перед больницей. Болезни делают меня мнительным, и я все чаще и чаще думаю о текущих итогах.


1973 г.
6 мая 1973 г.
Недавно подумал: «А ведь я неудачник!»
Мама прожила трудную жизнь. Начинала – конфликтом с семьей брата, кончает – конфликтом с невесткой. Между этими двумя конфликтами – большая жизнь. Уживалась со всеми. Послушаешь маму – мама права.
«Валя после работы переступает порог, и жизнь замирает. Что я ей плохого сделала?»
Послушаешь Валю – Валя права.
«Постирала тряпки – плохо, не так постирала. Перестала стирать – тоже плохо. Ты едешь в Москву – нагружаешься, как ишак. Я еду – ничего не поручает. Если куплю – это не для нас, мы это не едим, это слишком дорого».
Когда-то Павлов Борис Иванович, узнав, что я привожу родителей, предупредил: «Женщины могут не сойтись из-за мелочи. У каждой свое мнение,
 как тряпку повесить».
Я вспомнил его слова, как только стали вешать первую штору. Мама и Валя со всей принципиальностью разошлись и до сих пор не сойдутся. У каждой за плечами свой вкус, своё представление, своя жизнь.

Читал недавно книгу – о муравьях, или о пчёлах? Две самки в одном гнезде не уживаются.
Для мамы тяжелей всего разбитые иллюзии – невестка будет ей дочерью, а Неле сестрой. Вместо этого – враждующие стороны с неожиданными перемириями и внезапными наскоками.
Я получил специальность по технике и мог бы в ней ещё лучше материально устроиться, а я часть энергии трачу на литературу.
Я поставил себе цель жить с родителями, но ничего хорошего из этого не получилось. В Белоруссии им было плохо и здесь не радостно.
Напишу пьесы и потеряю друзей. Каждый видит себя в лучшем освещении, и не каждый способен примириться с взглядом на себя не под своим углом зрения.
Все, что ни делаю, мне же во вред.

18 июня 1973 г.
Проблемы семьи.
Один мужчина всё умеет, всё может, всё делает, но мало говорит о любви.
Другой нежен и внимателен, но даже гвоздь забить не умеет.
Обе жены несчастливы.
Женщины консервативны. Им мало любви, им нужны разговоры о любви. Они верят словам, а не поступкам, хотя поступки правдивы, а словам часто грош цена. Букетик цветов для женщины мощнейший символ любви, сильнее чем искренняя забота о ней и внимательность.
Женщина хочет, чтобы мужчина всё умел и был при этом современен и традиционен. Она хочет, чтобы он был по старинке нежным рыцарем и современным бойцом в работе и жизни.
Сама же она ни в чем меняться не хочет.

Ребёнка учить можно – взрослого уже не научишь.

29 августа 1973 г.
Недавно приезжал наш Головной директор академик Иосифьян. Рассматривал работу Славы Самборского. Проявил знание и понимание мельчайших тонких деталей.
Работу одобрил и дал добро.

2 сентября 1973 г.
Из лаборатории уходит Анатолий Будаев.
«Там я буду сам себе хозяин, не буду на побегушках, как здесь. Там я буду на месте, и моя работа будет нужна, а у нас даже ведущий три года ждал повышения».
С этим невозможно не согласиться.
Жаль терять Анатолия. Он неплохой средней руки исполнитель, мог бы еще поднатаскаться.
Мы не можем удерживать средние кадры. Вакуум заполняют женщины – тянут среднюю и черновую работу, но тоже требуют повышений в зарплате, и тоже некоторые уходят.

(После распада СССР московская фирма, где работал Будаев прогорела. Он с напарником пошли в строители. Люлька, в которой он был с напарником, сорвалась с десятого этажа).

Пять раз за сентябрь ездили в колхоз.
Ко мне, как к редактору стенной газеты отдела, пришёл недавно избранный новый член парткома отдела по идеологии.
- Надо выпустить молнию – отметить тех, кто хорошо работал в колхозе.
- Хорошо. Напиши текст, узнай у администрации, кто хорошо работал. Наш художник выпустит молнию.
Ушёл и больше с подобными вопросами он ко мне не обращался.
А в шахматы он играл лучше меня.

Потом он был ведущим по математике нового прибора, а я был ведущим этого прибора и строил его, не один, конечно, по его алгоритмам. Прекрасно сотрудничали друг с другом. Схемы прибора были почти готовы, а он пришел ужасно расстроенный. Обнаружил в расчётах ошибки. «Схемы ещё не ушли к конструкторам. За две недели, пока подгоняется всё остальное, мы всё исправим».
С прибором было ещё немало приключений, но прибор получился поучительный и живучий – один из немногих, кто остался в памяти.

1974 г.
2 августа 1974 г.
В январе дал Римме почитать «Детсадовскую карусель». Пьесу она не приняла, себя узнала с трудом и с собой в персонаже не согласилась. Тот материал, который она знает, по ее мнению, тянет на повесть и даже на роман. Но я знаю на пьесу, а выдумывать не хочу. По-моему, Римма даже обиделась. В ее глазах я выбросил суть и законспектировал ничтожную часть событий.
В январе и феврале писал главы «Жизни», но писал недолго. Что-то выбило из колеи. До сего дня не пишу, не читаю, не думаю.
            
9 августа 1974 г.
Наш социализм убивает меня своим бытом.
Разговоры, что Истринский рынок самый дорогой расстроил маму. Вчера повёз её в Тушино и в Москву. Ягод мало. Цены – как у нас. Слив нигде не нашли. Персики плохие, и тех не досталось. За арбузами очередь, как в Мавзолей. Купили торт и вернулись домой.

Сегодня в Истре не достал помидор. Наши южане, Беляев и Проценко
уверяют, и в газетах о том же: каждый год в Краснодарском крае гниют помидоры – вывезти их не могут. По Истре снуют люди с авоськами, хорошо отцу с билетом инвалида войны и со стеклянным глазом, а каково тем, у кого ни дедушек, ни бабушек.
Сверху идёт требование беспрекословного повиновения, снизу пьянство и воровство. Райкомы и исполкомы и выше их – не бедствуют, но слишком демонстрировать свою сытую жизнь не положено.
Там у них за кордоном живут, а мы догоняем, догоняем – устаём и отстаём. И к чему прибежим?

Хорошо бежать, когда знаешь зачем.

15 сентября 1974 г.
5-го сентября Ира Палагина уговаривала пойти за грибами. Мне идти не хотелось – устал за неделю. Дома спросил у Вали, пойдет ли она за грибами? Оказалось, что в Москве у тети Кати новоселье, и Валя обещала маме, что мы приедем.
Ни за грибами идти, ни ехать на новоселье мне не хотелось, но я решил сделать для Вали приятное и Мише показать Москву, новый район. Из двух зол, как мне казалось, выбрал наименьшее. Когда сбор гостей, к какому часу – ни о чем не подумал – поехали.
Квартира отделана хорошо, хотя район у черта на куличках. Бабушка Шура стала стряпать – помогать сестре.  У меня подходили часы обеда, но кормить никто не собирался. Валя, попросила стакан молока.

Молока не было. Сходили в магазин, принесли, вскипятили, выпили с хлебом. Увы, молоко не утолило чувство голода, а трапеза на горизонте не предвиделась. Я потребовал немедленно убираться отсюда. Миша меня поддержал.
Бабушка приехала помогать, а мы при чем? Когда гости придут? Чего нам торчать здесь голодными? Тётя Катя, когда-то младшенькая в семье – ей все конфетки, отнеслась к нашему уходу с пониманием и не задерживала. Меньше едоков – за столом свободнее.
Поели в кафе. От Зоопарка Миша отказался.
Совершили для Вали утешительную прогулку по магазинам и покинули Москву.

Вчера, 14-го проводил Валю и Мишу в Судак. Сегодня следил за часами и представлял этапы их передвижения. В пять часов дня пришла телеграмма. Доехали и устроились хорошо. Миша уже видит море!

Вчера же в Москве занимался поиском пшена, гречки, помидор и фруктов.
Во времена Пушкина время тратили на переезды, в наше время – на добычу продовольствия.
В очереди старик 74 года, после инфаркта. Отдыхает в Звенигороде, продукты по 10 кг возит из столицы.
Нас выручает отец. Ничего в жизни он так не использовал, как удостоверение инвалида войны.

22 сентября 1974 г.
Внезапно заметил, что в работе стал больше доверять другим. Поручаю часть работы и не контролирую. Ошибки выявятся.
Слава Самборский когда-то ничего не доверял. Теперь не похож на себя. В некоторую часть работы старается совсем не входить и не интересуется ею. Это повышает ответственность исполнителя, а ему высвобождает время. В нашей работе ничего неисправимого не бывает. Испытания выявят всё.

Человек может достичь многого, если у него способности и характер находятся в гармонии. Если характер мешает способностям – человек неудачник. Многое мог, но ничего не получилось.

Судьи независимы и подчиняются только райкому, а он своё знает.

Вчера спорил с тётей.
«Сталин выиграл войну. Он всё держал в своих руках, при нём была дисциплина».
Дисциплина была, а хлеба не было. Дисциплина держалась на посадках и трупах.
Сейчас кто хочет и может работать – может работать. Верхние над ним помогают мало, но и не мешают.
Сталин дров наломал гораздо больше, чем пользы.
В войну 1812 года Кутузов был стариком, а царь в стороне на балах, и одолели гениального полководца Наполеона. Каждый, надеясь на себя, делал свою ратную работу, а итог суммировался.

24 сентября 1974 г.
Привезли нас в колхоз. Картошка убрана, делать нечего, а нас регулярно мобилизуют.
Направили на свёклу, а она не уродилась – одни сорняки.
Пошёл дождь – спрятались в лесу.
За нами прислали автобус и увезли в Истру. К обеду были дома. Впервые за все годы о нас проявили заботу.

28 сентября 1974 г.
Через неделю Валя и Миша приедут. Все скучают, а я сильно. Живу ожиданием.
На работе очень много работал. Устаю, но работаю плодотворно. В этот прибор много вложено, хочется довести до конца без изъянов. С Юрой Ковшом хорошо ладим. Кое в чём он шустрее меня, но в некоторых вопросах и я не промах.

4 октября 1974 г.
Кончился колхоз – новая напасть. Третью субботу подряд гоняют на стройку. Совсем оборзели. А что строители делают? Им же зарплату платят и не малую. Повальный запой – отмечают конец недели.

8 октября 1974 г.
Слава Самборский ушел в отпуск, а я остался за него. Воспринял почти как должное – не ликовал и не огорчался, понимал, что обречен на лишние хлопоты, и немного смущался, как воспримет это Юра Ковш. Предложил Славе оставить его, но Слава не согласился. Мне интересно было бы видеть Юру в этом качестве. Человек познается в начальниках.
Прошло два дня моей руководящей деятельности. Как и ожидал, хлопот тьма. Восторга от своей роли не испытываю.
Стратегия моего поведения – не вмешиваться в дела ведущих и стараться, чтобы все шло так, как идет.
Идеальная организация, когда напряженно работают все – и инженеры, и техники. У нас ведущие работают много, а инженеры и техники с недогрузкой. Слава в последнее время не отвлекался на организацию работ всего состава, а спрашивал только с ведущих.
 
Несколько раз ловил себя на мысли, что мне хотелось бы перекроить всё и заставить всех работать более интенсивно, но тут же сдерживал себя, понимая, что не это главное. Важна творческая часть работы. Для этого ведущими должны быть выбраны направления, отобраны варианты, намечены решения. Тогда работа остальных будет плодотворной. Но это зависит от квалификации, а её со стороны в человека не вложишь.

Сегодня Танаев (заместитель директора) проводил совещание.
Беляеву приходится решать уйму текущих вопросов. Он утонул в текучке и единолично тянет ее, даже мощного Конашенкова использует с недогрузкой. В суете он потерял перспективу. Танаев видит глубже и дальше, хотя частенько своей торопливостью толкает нас на халтуру.

12 октября 1974 г.
Недавно по телевизору была передача с участием артиста Крамарова. Во время передачи задумался, почему среди комиков большинство внешне некрасивых людей?
Некрасивая внешность – предмет шуток над человеком с детских лет. Можно озлобиться, а можно отнестись к этому с юмором. Злоба мало спасает, а юмор помогает сохранить душевное равновесие и добавляет симпатии окружающих.

Есть книги о преступниках, но нигде не читал, что привело их к этому? А истоки надо искать в семье.
Могу представить нашего В.В. в школьные годы. Мальчик средних способностей, но нацеленный семьей, что надо учиться. В классе есть несколько ребят, кому занятия даются легко. Пашешь, пашешь, а не догнать. Возникает чувство зависти, желание трубить о любом срыве удачливых. Вот и вырос трудолюбивый середнячок с характером школьного ябеды.

У В.П. другая история. У него был старший брат – любимец отца. Брат командовал и охотно успехи и выдумки младшего подгребал себе. Младший ревниво относился к тому, что отец благоволит к старшему, и старался завоевать его любовь и внимание. У него выработалось упорство, настойчивость, целеустремленность, но возникло, недоверие к окружающим и появилась привычка скрывать свои идеи, чтобы ими не воспользовались другие, и привычка ревниво отстаивать свое авторство.

13 октября 1974 г.
У Беляева обсуждали списки кандидатур на поощрение в институтском масштабе.
Предложили Беляева и Самборского. Беляев отказывался для приличия, не очень активно. Сургунд предложил меня. Я запротестовал, и Беляев меня не вписал. Мне даже не пришлось активно возражать. Предложил Ковша и Кордукову. Душой был за Юру, но понимал, что нельзя обойти Женю. Ее кандидатуру поддержали. Она прошла.

В пятницу состоялось расширенное заседание цехкома. Принимали новое положение о соревновании подразделений. Виноградов предложил дать право начальнику отдела добавлять до 25 баллов за сверхплановые работы. Мотивировка – лаборатории делают ошибки, меняют схемы, а нам исправляй. Я выступил. Предложение стравит начальников лабораторий и КС. Конашенков сразу все понял и поддержал. Беляев пришел с опозданием и то ли не понял сути, то ли ему понравилось, что есть лазейка управлять, и он поддержал КС.

Конструктора рьяно наседали. Виноградов всю энергию сосредоточил на отстаивании привилегий КС. Не жаль отдавать им первое место. У них действительно много рутинной работы. Беда, что не хотят подняться выше рутины, беда, что Виноградов пропагандирует, что лаборатории делают одни ошибки, беда, что не понимает необходимость вариантов, поисков оптимума, переделок после испытаний. Цель не просто сделать, а сделать хорошо.

26 октября 1976 г.
Ехал после субботника в автобусе с П-вым.
Он заговорил о Шукшине. «Сорок пять лет и так много сделал. И сыграл, и поставил, и книги написал».
В самом факте, что это запало ему в душу, ключ к его характеру.
Он спешит к славе, но делает это слишком прямолинейно.
Он думает, что отбрасывает всё лишнее и выбирает самый короткий путь, а путь может оказаться непроходимым. Никто не будет рисковать работами фирмы ради проверки его идей. Ему не помогают, но и не мешают, пока он лоялен. Если станет агрессивным, его станут выживать.

В итоге так и получилось.

27 октября 1974 г
Присутствовал на втором совещании у Танаева. Танаев постиг все тонкости иерархической бюрократии, с ходу видит, где подстраховаться и что отфутболить. Давит своим опытом и своей категоричностью и играет в свою игру. Вместо того чтобы поджимать цех, идет самым легким для себя путем – выжимает все из отдела. Беляев должен бы нас защищать, но он не имеет самостоятельной позиции.

Три недели отработал начальником. Получается, но устаю. Третью субботу подряд сплю днем. Никогда такого не было. Работаю с охотой, но, по-моему, возвращу Славе пост без сожаления.
Чем хороша руководящая работа? Ты все время в центре внимания – с тобой советуются, к тебе обращаются, ты всем нужен. Это льстит самолюбию, возбуждает силы.
Плохо – нет времени и нет возможности углубленно заниматься серьезными вопросами. В администраторы надо приходить с солидным техническим багажом. На административной работе его не накопишь, лишь растеряешь.
Между прочим, внутренние конфликты, которые возникают и которые неразрешимы из-за несовершенства организации, могут отбить охоту к этой работе.

Одна из самых серьезных проблем, с которой я столкнулся – нехватка вспомогательного персонала: машинисток, курьеров, копировщиц. При нашей бюрократической системе, когда на каждый чих нужна бумажка с самыми высокими подписями – это серьезное и неразрешимое бедствие. По штату и фондам не положено. По обычным каналам бумаги идут долго и даже теряются. У нас почти каждая бумага – срочная, к каждой надо приделать ноги, а их нет. Ходят ведущие и инженеры, ходят и злятся. А утешить их нечем.

7 ноября 1974 г.
На прошлой неделе было партсобрание об идейно-воспитательной работе. По-видимому, партком готовит квитанции на кляузы Зиновьева. В отделе создали комиссию и проводили по анкете опрос начальников лабораторий и ведущих сотрудников. Меня опрашивал Виноградов и Кравец. Я был предельно осторожен, отвечал, как положено, как школьник. Опозданий нет, преждевременных уходов нет, посторонних разговоров мало. Они нужны для отдыха. Потом на собрании Виноградов использовал это для выпадов против меня. Меня это мало тронуло.

Во время опроса внезапно спросили, слушает ли кто-нибудь из нашего коллектива вражеские «голоса». Я ответил мгновенно: «Пардон! Вопрос не по адресу», и расхохотался. У меня замедленная реакция, от таких вопросов я часто теряюсь, а здесь среагировал молниеносно и остался доволен собой. Как говорила у нас в Белоруссии одна дама: «Не на ту задницу штаны одели».

На собрании в усредненном докладе комиссии ничего порочащего не было, но Виноградов с Ивановым воспользовались моментом и стали швырять грязь в нашу лабораторию. Я не выдержал. Жаль только, что раскипятился, надо было оборжать их детским смехом. Во всяком случае, после меня на Иванова зашикали, а Виноградова Беляев отчитал за климат в его коллективе.

8 ноября 1974 г.
Дожили и мы до «отцов и детей»
Времена меняются, и на требования молодых не надо смотреть с колокольни шестидесятого года.
Меняется жизнь – меняются требования, и они обгоняют жизнь.
Хорошо, если бы все молодые специалисты были, как Юра Бычков.
Год он увлекался общественной деятельностью, год негодовал, но за это время разобрался, что к чему, и занялся работой.
Жильё дать и зарплату, какую им бы хотелось, мы не можем, но создать условия для творческого роста в наших силах. Было б у них желание, а с ним всегда дефицит.

11 ноября 1974 г
Сегодня по дороге на работу опять думал о сопоставлении Гоголя и Достоевского.
У Гоголя среда раздавила Башмачкина, а сам Акакий Акакиевич в этом не повинен. Он мелкий чиновник, способный даже на какие-то немалые поступки. Он соорудил себе шинель. Это уже героизм, это уже сила воли. Шинель отняли, никто не протянул ему руку помощи. Друзья-чиновники палец о палец не ударили, генерал выгнал. Человека раздавили. Его личные данные не сыграли никакой роли.

Достоевский полемизирует с Гоголем. У него Девочкин – неудачник по характеру. Он обречен, и ничто его не спасет. Никто не обращается с ним плохо, на наших глазах совершается его падение. Он спускает костюм. Генерал дает ему деньги – деньги не пошли впрок. Подруга, при всей к нему жалости, не хочет объединять с ним усилия для преодоления жизненных невзгод. Из двух зол она выбирает лучшее – богатого. Сколь ни трудно будет с богатым проживание, но оно сулит жизнь. Инстинкт сохранения подсказал правильный выход, и в этом благо природы. Если бы хищник искал себе хищника, человеческая порода давно бы озверела. Слабый тянется к сильному, сильному нравится слабый. Человечество динамически усредняется, а не уходит к крайности.

У Гоголя среда гробит человека. Неудачник Достоевского останется неудачником в рамках любой экономической системы. Его подруга в любой системе выберет не его. Правда характеров передана точно, ни убавить, ни прибавить. И Гоголь прав, и Достоевский прав. Достоевский не убил Гоголя, а дополнил, а Гоголь не перекрыл дорогу Достоевскому.

17 ноября 1974 г.
Миша с Валей в Красноармейске. Дома уже в который раз нет холодной воды. Опять возле соседнего дома прорвало трубы, хотя только два дня назад развороченную трассу закрыли асфальтом.
Вчера ездил с отцом в Москву за продуктами и поразился обилием приезжих. Электрички подвозят и подвозят новые партии людей с авоськами, сумками и рюкзаками.
Спрашиваю у отца:
–   Папа, при царе Николае мясо было?
–   Мясо у частника было, какое хочешь, но денег не было покупать.
Поездки за мясом меня всегда раздражают. Снуешь с тяжелыми сумками из магазина в магазин, маешься в очередях и не знаешь, что достанется. А время обеда неумолимо надвигается, живот упрямо разъедает нервы, и я заряжаюсь злобой на весь мир.
Ночью долго не мог уснуть. Живот обострился и не подчиняется уколам. Днем мутит, ночью снятся кошмары. Как вспомню муки анализов и ничтожный конечный результат – не хочу обращаться к врачам.

28 ноября 1974 г.
Судьба Марии – медсестры из детского сада моей Валентины.
Она и муж работали на полторы ставки. Оба энергичные, деловые, не пьющие. Каждая минута шла на благо.
Брат работал в Москве мясником – царская должность в то время. Но за всё, даже за хорошую жизнь наступает расплата.
Сын загулял и запил. Еле дождались, когда его возьмут в армию. Брат захотел иметь машину, стал воровать выше возможностей магазина. Чудом спасся от тюрьмы, но угодил в сумасшедший дом.
Ничто не послужило предостережением.
Муж за рулём захотел всех обойти на приличной скорости. Встречная «Волга» отбросила их в Красногорскую больницу. У неё и у него перелом черепа и сотрясение мозга. У Марии в тяжелейшей форме. Пассажиры «Волги» в соседней палате. Обе машины всмятку.

29 ноября 1974 г.
Сегодня весь состав лаборатории, кроме меня и Ковша, поехал в Москву в ресторан пропивать премию за культуру производства.
Мужчины почти равнодушно отнеслись к поездке. С таким же успехом они пошли бы в местный ресторан или пропили бы премию в лаборатории.
Женщины раздули ажиотаж, готовились долго и тщательно. Для женщины важна необычность, ей надо приготовиться, причесаться. Это меняет ее настроение. Ей важно чувствовать, что она сегодня необычна, что она хороша, что она может кому-то приглянуться или понравиться. Женщине нужен праздник, и она его делает.
Девчонки искренне сожалели, что я не еду. Не бог весть какой я кавалер за столом и особенно в танцах, но с такими, как Слава, Юра Козлов или я интересно «поговорить за жизнь».

6 декабря 1974 г.
Листал тетради и ужасался – до чего же дилетантский и примитивный был у нас в те годы, когда мы начинали, подход к работе. Павлов был толковым организатором, но в нашей технике знаний не имел и не мог быть научным руководителем разработок. Мы варились в собственном соку.
Молодым сейчас легче. За 10-12 лет работы путем естественного отбора выдвинулись способные ребята, которые смогли самостоятельно приобрести высокую квалификацию. Они теперь могут поставить задачу и указать пути решения. И в учебных институтах стали знакомить с полупроводниковой техникой. Теперь молодые специалисты имеют возможность быстро освоить то, на что нам потребовались годы.

22 декабря 1974 г.
На прошлой неделе взбунтовались комсомольцы. Ожидали нечто из ряда вон выходящего, а все получилось, как обычно. Во-первых, сами комсомольцы раскололись и не все поддержали Сергея Проценко, во-вторых, никаких конкретных требований они сформулировать не смогли.
В четверг партком разбирался с событиями в отделе. Беляев парткому объяснил: «Получают мало, живут на частной квартире. Поручить большую работу не можем – нет опыта, поручаем часть работы под руководством ведущих, а на этом трудно требовать повышения».

Вспомнил свое выступление на общеинститутском собрании в 1962 году. Чтобы выполнить тогда все, что я предложил, администрации нужно было бы бросить все свои дела. Меня послушали, вздохнули, подумали, видно, молодо-зелено, и сделали вид, что не слышали. Теперь у нас похожая реакция на выступление следующего поколения. Многое из того, что предлагают – дельное, но им самим не потянуть, а нам не до того. Свои задачи подгибают колени. Тот из них, кто быстро подхватит серьезный кусок работы, тому в паруса попутный ветер, а остальные или уплывут искать свою гавань или долго и трудно будут подниматься по шаткой лестнице.

1975 г.
11 января 1975 г.
Хотел покататься на лыжах, а поехал в Москву за продуктами.
Мама недавно заметила: «Всю жизнь я экономила, а теперь все, что получаем, тратим на еду, и ничего оставлять и копить не надо».
Неле увеличили пенсию на 14 рублей. Отца поначалу обошли, но он написал в областной военкомат и получил свою законную прибавку, правда, после того, как дважды собирал и отправлял всевозможные справки. «Мне ничего в жизни не дается легко, – сказал отец, – но я своего добиваюсь».
Я давно пришел к мысли, что и мне ничего не дается легко. А каков будет итог?

2 февраля 1975 г.
Ушла из лаборатории Женя Кордукова. Люся Балебина собиралась уходить. Слава не отпустил. Ушел Юра Козлов. Уходя, заметил Славе: «Это естественно. Идет формирование новой лаборатории». Правильно сказал. Мы наращиваем требования, а не все хотят напряженно учиться и приспосабливаться.

6 февраля 1975 г.
Министерство потихоньку-полегоньку выжило академика Иосифьяна, отца-основателя ВНИИЭМа (наш московский головной институт) и его Истринского филиала, с поста директора. Ходили слухи, что он немало сил приложил, чтобы этот пост занял его лучший ученик и первый заместитель, а тот, как только получил директорскую печать, сделал все, чтобы Иосифьян оказался на положении короля Лира.

На днях Иосифьян приехал к нам в Истру. Стоял возле машины у проходной, беседовал с Сургундом (начальник соседней лаборатории нашего отдела). Прошел Русанов (заместитель директора НИИ – директор завода при НИИ). Он то ли не заметил, то ли сделал вид, что не видит его. «Эй, Русанов! – закричал Иосифьян. – Ты думаешь, если я теперь не начальник, меня можно не замечать? Что же мне на груди табличку повесить: «Не проходите мимо!».

Уфатов (начальник отдела, в котором, Самборский, Беляев и я раньше работали) ездил к смежникам в Киев подписывать списки на премию. Танаев ему почти приказал: «Директору не давай. Он палец о палец не ударил по этой теме».
Как поступить, какому богу служить? Уфатов сделал, как повелел непосредственный начальник. Директор вызвал его и заорал:
–   Что ты наделал!?  Ты был королем, а поступил, как пешка.
Уфатов притворился дурачком.
–   А я и есть пешка, я – не король.

6 апреля 1975 г.
Вот уже две недели дома осенняя непогода. Все уже выплескались и отбушевали, а мира нет. Что делать – не знаю. Единственный выход, если это только выход, уйти на частную квартиру и просить в институте жилье. Но дадут ли? И когда?

24 апреля 1975 г.
В понедельник ходил в горжилуправление к Клоковой. В нашем кооперативе освободилась однокомнатная квартира. Клокова отказала категорически.
Все было бы справедливо, если бы не на моих глазах многие местные жители, особенно причастные к торговле, не переезжали один за другим из собственных домов в благоустроенные квартиры. Жилье получает не тот, кто в нем нуждается, а тот, у кого есть возможности и связи.

2 мая 1975 г.
Домашняя напряжённость совершенно неожиданно разрядилась покупкой цветного телевизора и ремонтом полов в двух комнатах.
 Приезжали старики из Красноармейска, а потом Сергей.
С Сергеем легко работать. Выслушивает все варианты, сам предлагает, ни в чем не категоричен. Иван Сергеевич хватается за первую случайную мысль, а это почти всегда то, что ему привычно и знакомо, и всю энергию направляет на ее немедленное осуществление. Если его предложение ставится под сомнение, обижается и устраняется. Совсем не может распределять силы. Ему надо всю работу сделать сразу мгновенно. Рыл подвал – надорвался. Три четверти огорода вскопал за день. Оставшуюся четверть копал две недели.
Сергей – рабочий. Он понимает, что любую работу надо делать спокойно и методично, а любая дельная рационализация экономит силы и время. Дед привык руководить другими. Для него главное – лишь бы никто не стоял, лишь бы каждый суетился всё время без остановок.

8 мая 1975 г.
Коля Стрижев ездил в Ленинград в институт электромеханики. Доложил Беляеву, что у них есть интересный отчет о методах экспериментальной работы. Беляев выслушал, вздохнул, сказал: «Ну ладно», – и Коля ушел ни с чем. Вместо того чтобы стимулировать активность Николая, Беляев охладил его пыл. О завтрашнем дне Беляев не думает. И это не единичный случай.
Слава сказал о нем: «Он никогда ни для кого ничего не сделает».

28 июля 1975 г.
Вчера благополучно вернулись в Истру. Были в Прибалтике и Ленинграде.
До поездки было много разговоров, что латыши к нам плохо относятся. Я этого не почувствовал.  Русский язык знают плохо, изъясняться на русском им трудно.
Водку пьют, но чистоту соблюдают.

Много спорил с Майей.
Ее мнение: ничто лучше идей Толстого и Достоевского о нравственном усовершенствовании не придумано. Не социальные преобразования изменят человека, а человек сам должен быть человеком. По-видимому, хотела намекнуть, что наша с Валей жизнь подобна жизни Андрея и Наташи из Чеховских «Трех сестер».
Может быть, подобна. Может быть, не самоусовершенствуемся.

Я бы за, да уши не спрячешь. Такая позиция всякой власти удобна. Вместо того, чтобы критиковать тех, кто за власть цепляется, усовершенствуйся, развивай долготерпение и сгорай за любимую власть. С экрана беспрерывно пропагандируют сгорающих героев. А во имя чего? Чтобы своей грудью закрыть дыры и исправить ошибки умеющих думать только о своем кармане.

На самоусовершенствование способны единицы, а им мир не переделать.
Иван Карамазов у Достоевского не убийца, но и он мучается. Красиво для литературы, но в жизни так не бывает. У Мейснера в книге об эмигрантах многие сожалеют, что жизнь не сложилась, что сделан неправильный выбор, но никто не страдает, что был участником общегосударственного кровопролития. Не за свою вину страдать мало желающих, даже если имеется своя доля вины. Оправдания наготове за пазухой. Такая позиция к жизни ближе. Надежды на совесть каждого утопичны. Ее может не оказаться. Массе гораздо легче совершенствоваться, если шипы заборов напоминают, куда лезть не следует.
Конечно, человек должен быть человеком и хорошо, если хочет быть человеком, но ведь не каждый хочет.

14 декабря 1975 г
Месяц работал над «Жизнью» написал 50 страниц – положил первую плиту в фундамент рукописи.

Из отдела ушли все недовольные молодые специалисты. Остался один Сергей Проценко.
Девчонки дружно за неделю сделали Славе чертежи для диссертации.


1976 г.
3 января 1976 г.
Недавно состоялось нелепое собрание – утверждали ударников коммунистического труда. Конец года, работы по горло, в туалет сходить некогда. Сотню человек оторвали от дел для пустопорожнего разговора.
Конечно же, самой плохой оказалась наша лаборатория. Соседями и Беляевым наскоки на нас были приняты благосклонно. В последнее время лаборатория много и плодотворно работала. Тянуться за нашим уровнем трудно, легче принизить значение наших успехов. Беляев тоже против нас – так ему легче балансировать отдел и его характер этому помогает.
Чем успешнее будем работать, тем сильнее и язвительней будут наскоки. Ни одного промаха, даже формального, не простят. Отсюда вывод – не надо промахиваться.

1 февраля 1976 г.
Мама охотно принимает новую бытовую технику, а стиральную машину не приняла. Многие люди до сих пор не признают электро-зажигалки для газовой плиты – обжигают пальцы спичками. Это не значит, что не надо выпускать стиральные машины и электро-зажигалки. Та же история с искусством.  Несмотря на неприятие, новое искусство должно существовать, если оно новое, и если оно искусство.

8 февраля 1976 г
С января месяца стали действовать новые ГОСТы. За последние два года энное изменение стандартов. Началась пятилетка качества. На нас свалилась дополнительная работа, а поблажек не будет. Заставляют переделывать и перерисовывать чертежи старых блоков. Работа отнимет много времени, но лучше от этого блоки не станут.

15 февраля 1976 г.
Возможно, когда-нибудь достижения медицины, химии и биологии позволят активных людей делать думающими, новаторов – терпеливыми и т.д., т.е. всех людей будут выводить на средний уровень общественной полезности, как мы сейчас загрубляем наиболее чувствительные фотодиоды, чтобы все устройство работало согласовано.
Человек должен уметь приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. Плохо, если не умеет, плохо, если у него идеальная приспособляемость.

Человек, даже архиталантливый, мало чего достигнет, если неуживчив с обществом. Но и идеальное усреднение губительно – не будет движения вперед. Новатор может быть на голову выше других, но он должен входить в зацепление хотя бы с несколькими, чтобы его могли понять, и чтобы от него была отдача в данный период.
Всё хорошо в меру, если эту меру знаешь и чувствуешь.

7 марта 1976 г.
Когда-то я с удовольствием занимался организационной работой. Я находил в ней свое место. Сейчас же с удовольствием ее избегаю. Очень доволен, что Фрэд (начальник соседней лаборатории) берет эту часть работы на себя. Часто ловлю себя на мысли – скорее бы кончилась суета, и я бы с удовольствием занимался разработкой.

В субботу вышел работать. Мечтал убить двух зайцев – ублажить Беляева и заработать отгул, поработать до обеда без напряжения – и домой. Сначала все шло легко, а потом застопорилось, я никак не мог понять, в чем дело, и остервенился – самолюбие задело. Только к трем часам добрался до истины. Больше всего, по-видимому, задевала мысль, что утром нечего будет сказать Беляеву.
Обычно по субботам легко работать. Тишина, никакой суеты и телефонных отвлечений – делаешь много и не устаешь. Вчера устал, но собой доволен.
Если к себе присматриваться, всё познаётся в себе.

8 марта 1976 г.
На «Огоньке» в Валином детсаду меня заставила танцевать самая молодая воспитательница. Уговаривала, что все получается и не отпускала. Я был приятно поражен. Не припомню, чтобы на меня обращали внимание малознакомые женщины. С гордостью потом повторил Вале слова Исаакяна: «Пока мне еще улыбаются глаза молодых женщин». Может быть, дело в том, что годы переваливают за вершину? Когда-то меня мало трогало, обращают ли на меня внимание или нет, а теперь я все это воспринимаю как последние радости.

18.06.1976 – 23.06.76 г.
Я в Ленинграде. Защита кандидатской диссертации Славы Самборского. Для меня это попутное событие. Главное – наш курс Политехнического отмечает 15 лет выпуска.
В ученом совете ЛИТМО 25 пожилых докторов наук играли в свою ритуальную игру.
Одни боролись с якобы пренебрежением к их области, другие сражались с воображаемым противником, третьи создавали иллюзию объективности.
В итоге счёт 22:3 в пользу Славы. Результат прекрасный. Три против говорит о большой объективности.

Не менее половины докторов охотно поехали на Невский в ресторан на радость примерно такой же группе сибирских женщин-бухгалтеров, прибывших на переподготовку и оказавшимися нашими ресторанными соседями.
- Профессора! Разве вы не мужчины! Давайте танцевать!
Эта часть защиты единодушно прошла на очень оживленном уровне.
Меня официант, молодой парень, нанял в свои помощники. Он сразу сообразил, что я не пьющий и не танцующий.
- Как заметишь, что пора менять блюда, иди сразу в кухню, а я здесь дежурить не буду.
Всё прошло безукоризненно, все остались довольны.

Печальный итог всему подвёл сам Слава: «Если бы знал заранее,
 что после 10 лет труда будет такой итог, никогда бы не пошел на это».
Что дало ему звание кандидата наук? Прибавка к зарплате 50% и ничего больше.
Звание кандидата важно в учебных институтах, а в НИИ важно не то, что ты знаешь, а то, что умеешь.
Впрочем, в последующем, когда всё уже позади, его не тяготило звание кандидата наук. 
Люди вообще многое делают по незнанию, а потом – труд затрачен, жалко бросать. Одолел одно, кажется одолеешь другое. Препятствия, как вершины в горах, прячутся друг за другом. Их обманчивая преодолимость заманивает, разочаровывает и вновь увлекает. Многие, если бы имели возможность заранее оценить маршрут, сошли бы с пути. Многие, но не все.

На институтский юбилей собралось 90 человек – примерно четверть окончивших.
Средний заработок 200 рублей, у коммунистов больше. Один из них закричал: «Не у всех». На него зашикали: «Зачем лез!» и «То же мне – низкооплачиваемый коммунист».
Дословно было так: «Из 90 человек 8 коммунистов (аплодисменты). У них зарплата более 300 рублей (хохот)».

На банкете у меня произошёл откровенный разговор с Женей Ш. Когда мы учились, все наши дебаты и споры он молча выслушивал, стоя как бы в сторонке. После защиты диплома мы с ним прошли пешком одну остановку, а дальше наши трамвайные пути расходились, и он мне, пожимая руку, сказал: «Мы с тобой больше никогда не увидимся». Ошибся Женя.
Он теперь Главный энергетик очень крупной Ленинградской фабрики. «Денег могу иметь, сколько захочу, но мне это не интересно. Мне нравится работа».
У меня нет никаких оснований ему не верить.

23 ноября 1976 г.
Мама второй месяц болеет. Даже в магазин не ходит. Ни уколы, ни лекарства не помогают.

1977 г.
2 января 1977 г.
Когда Беляев разрабатывал 227-ой блок, он сильно намудрил, и отдел до сих пор страдает от этого. Первоначальная быстрота и простота дорого обошлась. Если бы он избрал правильные критерии конструирования, таких бы неприятностей не было бы.
Важно не только сделать работу, а сделать на уровне современного состояния схемотехники и технологии.
В «Жизни без героев» пойдет рассказ о выборе пути, в «Разных людях» – о выборе направления. Неправильный выбор пути отражается на одной судьбе, неправильный выбор направления колесом прокатится по судьбам многих.

3 марта 1977 г.
На днях пошли с Юрой Ковшом к Фрэду и помогли распутать их путаницу, но Фрэд за это на нас обиделся и пожаловался Славе, а Слава нас отчитал – вы вмешались в чужую работу.
Вечером Фрэд отошел, когда поверил, что мы с Юрой – не комиссия от партсобрания, а сами по себе – радетели за работу, но опять обиделся за то, что мы промолчали на собрании, когда его ругали Беляев и Сургунд. Он вообще обижен и собирается уходить из отдела, а Славу это серьезно удручает.

9 мая 1977 г.
Как ни убеждал Фрэда в необходимости согласованности нашей документации, как ни следил за его лабораторией, но они в своей аппаратуре напутали. Слава потребовал от меня все изменить у нас, т.е. сделать не как надо, а как легче. Он все чаще перенимает методику начальства, но таким способом не отучишь смежников от халтуры и всегда будешь без вины виноват.

После подобных стычек ловлю себя на мысли – на кой черт проявлять инициативу. Куда легче – по любому пустяку спрашивать начальство и без споров делать, как оно желает. Тогда все ошибки – ошибки начальства. Тем более, когда за основу принимается требование не как надо, а как легче, очень трудно предугадать ход событий. Но ведь тоска от верноподданнической работы будет горше наказуемой самостоятельности.

6 сентября 1977 г.
У Ларисы Авдеевой в 16 лет был короткий сарафан. Мини только входило в моду. Соседки-старушки заворчали. Мама ей: «Женщины осудят, мужчины лишний раз обернутся».

11 сентября 1977 г.
Меня раздражает, когда ленинградский племянник Боря намазывает масло на хлеб. Этот метод он перенял у Майи. Проведет ножом раз пятнадцать, разотрет по куску хлеба граммульку масла, потом вдруг соберет ножом все масло и начинает снова по нескольку раз втирать его в хлеб. Пишу, представляю и раздражаюсь. Совершенно бесцельное занятие. У Майи этот ритуал – или от ленинградской блокады, от скудости прошлого, от возможного предвкушения или привычная успокаивающая психотерапия, поскольку она всегда пребывает в полувозбужденном состоянии. А у Бориса – обезьянничание, вошедшее в привычку. Как взгляну, так выхожу из себя.
Что же раздражает? В школе, чтобы разозлить соседа, медленно перед его лицом водили ладонью. Главное, нужно было подобрать нужный равномерный темп движения – именно темп выводил из себя.

Недавно дал Палагиной набор шлямбуров для бетона. Когда отдавал, подумал, что самый маленький по диаметру, самый у меня ходовой, надо бы не давать. Но как-то совестно стало – дал и как будто не дал. Отдал полный набор – и как в воду глядел. Маленький сломали. Я не очень расстроился. Основные работы у меня в квартире сделаны, необходимость применять шлямбуры – в туманном отдалении. По-видимому, если бы я знал, что он вот-вот понадобится, я бы расстроился. А теперь к тому времени, когда он понадобится, я свыкнусь с мыслью, что его у меня нет.

12 сентября 1977 г.
Ездили в колхоз на уборку картошки. Работали на сортировке без передышки. Заметил, что опять, как и прежде, часть картошки высыпана на землю и притрушена сеном.
Пока работали, многие запаслись картошкой. Несколько раз я возвращался к мысли, взять, как другие, но душа не лежала к тому, чтобы взять. Насыплю в сумку – куда дену термос. Тут же себе ответил – термос можно устроить сверху над картошкой, но много ли картошки войдет в сумку. Позорится из-за нескольких килограммов. Можно термос переложить в сетку. Взял же ее на всякий случай. А все ли берут картошку? Взял ли Юра Ковш? Надо спросить. Почему-то не спросил. Лучше не брать, но многие берут – обидно.
Сел в автобус – у многих картошка, у Юры в том числе. Надо было взять.

Дома нет горячей воды – не помыться. Я не сильно устал и вернулся не голодный, но, как только разговор зашел, что и как было в колхозе, тут же вспомнил картошку на земле, обреченную на сгнивание. Отец заметил – лучше бы ее вам раздали. Я ответил, что многие брали и что в следующий раз я тоже возьму, и он к этой проблеме отнесся спокойно.

19 сентября 1977 г.
Любая теория полезна, даже алхимия. Если нет верной, лучше неверная, чем ничего.

Причины начала
Последняя капля прилипает к весомой и дополняет её до отрыва.

15 октября 1977 г.
Люся Балебина хотела избавиться от поста культорга отдела. Она хорошо построила своё выступление.
«Мне нравится эта интересная работа, но, когда я организовываю «Огонёк», я худею на три килограмма. Надо же мне когда-нибудь поправиться».
Отпустили, но пригрозили: поправится больше – снова выберем.
Меня избрали в редколлегию. Предложение исходило от Ларисы. Я ее заранее предупреждал, что работать не хочу и не буду. Газета никому не нужна, зачем попусту тратить энергию. Хотел после собрания зло ее отчитать, но потом подумал, если бы меня уговаривал Беляев, я, хотя и отказывался бы, но не воспринял ситуацию так трагично. Эта мысль меня удержала, и я успокоился.

21 октября 1977 г.
Спорил со Славой о шахматах. Беляев сказал ему: «Не спорь с Феликсом». Это явное признание моего авторитета в шахматах. Мне было приятно, хотя я тут же отшутился: «Что? Меня не перекричать?».

9 ноября 1977 г.
Шел с Риммой Сухаревой на работу. Накануне она смотрела фильм «Белый Бим Черное ухо».
«Все собаковладельцы – хорошие люди».
Она держит собаку, и она – человек хороший, но этого мало для такого обобщения. Я сначала возражал, а потом завелся. Мой опыт общения с собаковладельцами не располагает к тому, чтобы их похваливать.

В лесу под Андреевским собаколюб, натаскивая своего дога, решил использовать меня в качестве манекена. Команду «фас» пес выполнил охотно, а вторую команду «стой! назад!» выполнять не хотел. Хозяин надорвал глотку и побелел.
Когда Мише было два года, у нас во дворе другой любитель выпустил порезвиться своего метрового щенка. Я еле успел выхватить Мишу из-под носа собаки. Хозяин был счастлив до недержания мочи от милых проделок своего пса.

Примеров я Римме привел много. Пару лет тому назад, когда проходил пик собачей моды, я насмотрелся на собачников. Соседка отказалась взять на воспитание пятилетнего внука, сына своей непутевой дочери, которую лишили материнства за пьянство и проституцию, а пса пару лет содержала.
Наличие собаки не является доказательством высоких моральных качеств хозяина.
Я не против собак. Я против хамловатых собаководов. Но доказывать все это Римме и разубеждать ее не надо было. Надо было высказать свое мнение и не упорствовать в нем или вообще сменить тему.

Сегодня решали, как использовать собранные в общий котел от повышения сотрудников средства. Ковш предложил на все 20 рублей купить чай, Люся Балебина – пойти в ресторан, раз есть повод, Нина Павлова предложила устроить в лесу шашлык. Я понял, что ни одно предложение не пройдет, а с этими деньгами итак носятся уже более двух месяцев. Нужна идея, которую бы поддержало большинство. Чтобы закрыть проблему, я предложил устроить в лаборатории чаепитие.

Ира Палагина мгновенно отреагировала: «Купим два огромных торта». Ей обязательно нужны большие куски, хотя она не всегда с ними справляется. Меня это зацепило, и я сказал: «Давайте купим фрукты и торты, но не такие, чтобы их нельзя было съесть».
Меня поддержали, но Ира надулась. К счастью, она не злопамятна. Через час всё было как ни в чем не бывало.

Играл со Славой в шахматы. Не считал позицию трудной, и вдруг всё развалилось. После игры, когда Слава заявил, что мое наступление было беспочвенным, я стал уверять, что позиция была хорошей, но я допустил просмотр.
Я поступил по рецептам плохих мною же раскритикованных психологов. Надо было признать, и это было бы справедливо, что он меня разгромил, но душа противилась этому. В душе и по фактам я считаю, что играю сильнее его. По дороге домой я понял, что стратегию этой партии он построил более правильно, и проигрыш мой закономерен.
На следующий день я ему об этом сказал. Он был очень доволен.

11 ноября 1977 г.
Возил на областной сборный пункт 13 новобранцев нашего военкомата. Потом уже дома подумал, что ребята отнеслись ко мне очень уважительно. Мне это было приятно и удивительно. Я не ожидал, что так сложатся отношения. Ничего такого я не предпринимал, чтобы добиться их расположения. У меня была самая примитивная цель – скорее их сдать и вернуться домой.

Я не опекал их слишком и не проявлял излишнего недоверия. Не лез с нравоучениями, но честно отвечал на расспросы – на то, что знал. Не старался быть гордым или важным, вообще не старался быть каким-нибудь – ни знающим, ни опытным, ни умудренным. Я вел себя по отношению к ним честно, но не сухо, отшучивался, но без солдатской грубости. Хорошее отношение ребят ко мне скрасило эту утомительную поездку.

12 ноября 1977 г.
Неделю возился с блоком. Блок плохо работал, а я не мог понять, в чем дело. Сегодня нашел разгадку.
Юру Ковша к исследованию не привлекал – не считал нужным, пока не набрал фактов. А неисправность была ехидная, ничего не скажешь, и поучительная – значит полезная.

13 ноября 1977 г.
Ни с того, ни сего любимое пузо отдалось болью в печени. Настроение паршивое, мысли вертятся вокруг жизни и смерти. Начинаешь подбивать итоги, терзаешься, что ничего из задуманного не осуществил.
Валя тут же взялась колоть меня витаминами. Хотел эту осень обойтись без них – не получилось.
Дома пока всё благополучно, Миша делает заметные успехи, а во мне нарастает раздражение и настроение пошло на бурю. Штиль успокаивает – шторм страшит. Состояние противное, а сделать ничего не могу. Надо пассивно ждать.

14 ноября 1977 г.
Как правило, от нас требуют жертв те, кто никогда ни при каких обстоятельствах ни на какие жертвы не пойдёт. Жертвенность других очень таким на руку. Всё хорошее от других в свой прикуп должно вливаться.

30 декабря 1977 г.
Наконец понял и согласился с высказыванием Пушкина – поэзия должна быть чуть-чуть глуповатой.
Искусство должно быть разжёванным. Массовый читатель не терпит неопределённости и необходимости домысливания. Он желает, чтобы его наталкивали на воспоминания, узнавание и расшифрованные смыслы.
А с другой стороны искусство должно приподнимать массового среднего потребителя. Искусство – это поиск компромисса между новыми идеями и уровнем понимания масс. Классическая музыка и классическая живопись были когда-то модернистскими. Тоже с поэзией на каждом шагу. Как мучительно трудно было Маяковскому быть бескомпромиссным.


1978 г.
9 февраля 1978 г
Группа людей, десять человек, должна разделить буханку хлеба весом в один килограмм. Последний кусок тому, кто делит. Как он будет делить?
Последний кусок окажется самым толстым.
Теперь наоборот. Первый кусок тому, кто делит. Этот кусок окажется самым толстым.
Выход есть – десять раз надо менять раздатчика. Кто схамит, того ждёт возмездие.
Вот почему должна быть регулярная выборность и сменяемость административных работников.

19 февраля 1978 г.
Очень хотел на проводы Старого Нового года позвать Виталия и Славу, но Валя была против. Ссылалась на нездоровье.
Зато к празднованию моего сорокалетия Валя отнеслась самоотверженно. Все семейство работало дружно и слажено не покладая рук. Я очень боялся возможных физических перегрузок отца, мамы и Нели, но все перенесли нагрузки мужественно и стойко.
Сам я в последний момент сорвался физически, но все прошло хорошо.
Знакомство двух коллективов состоялось.

Восторженных разговоров в семье и эмоций было много, и моему трудовому обществу у нас понравилось.
Мама мне после сказала: «Твоя Валя среди всех ваших женщин самая красивая».
Впервые за несколько лет я не стал с нею спорить ни по одному слову из её высказывания. Для меня это действительно так, хотя в лаборатории есть красивые женщины.
Красота – не портрет на фотографии, а чувство в твоей душе.

Вчера с утра сходил в магазин за картошкой, потом пылесосил квартиру, а потом, как ни хотелось, собрал инструменты и пошел в школу вешать в Мишином классе доску. Мишиной учительницы не оказалось, а учительница первой смены сказала, что о доске договорились с рабочими. Я, довольный, без лишних уговоров отправился домой, хотя в душе понимал, что договор с рабочими – не гарантия, а слово сдержат – опять сделают халтуру, но угрызений совести не было. Из всего класса я один пришел, и учительницы нет.

 Дома продолжил уборку, а потом взялся в маленькой комнате поставить на новом месте розетку, так как давно обещал. Когда освободился от домашней суеты, голова заупрямилась. Ввязался смотреть по телевизору пьесу «Моссовета». Люди – хорошие, Любовные многоугольники – правильные и классические. Всё переплетено, всё друг с другом сцеплено. Прекрасная пьеса на среднего зрителя. Любовные перипетии почти правдоподобны, в них могу поверить, но жизненные ситуации разрешаются примитивно и сентиментально.

О проделках героя, поначалу карьериста, старательно забыли. Ему со стороны подыскали отпетого негодяя, который потянул одеяло на себя. Героя пришлось срочно жалеть и спасать. Секретарь обкома всех благоустроил по справедливости. А если бы нет? У героя внезапно убрали с дороги все трудности. А если бы нет? Счастливый конец вытянули за уши из ничего. Двух часов как не бывало, и день пролетел.

Сегодня с утра приняли участие с Мишей в коллективном походе на лыжах. В девять часов утра было тридцать градусов мороза. Я побаивался брать Мишу с собой после его недавней болезни, но и не брать нельзя – он настроился на поход. Пришла только Лариса Авдеева, а в лесу присоединились еще четыре человека. Пока шли по полю, у меня мерзли руки и ноги, и я волновался за Мишу, но у Шашлычной горы я согрелся и успокоился.

 Коллектив благотворно влиял на Мишу. Он лез на горы и снова съезжал, несмотря на падения. Один раз его здорово прокрутило по склону. Лариса уверяла, что он плохо упал. Я заволновался. Недавний случай с переломом ноги у девчонки и наши спасработы еще свежи в памяти. Подъехал к Мише, но не стал поднимать его.
; Вставай, потерпи, пройдет.
; Больно, – и показывает на ногу.
; Конечно, больно, но пройдет. До свадьбы заживет. Терпи, казак.
Смотрю – на ногу наступает. Я успокоился, а он хныкал недолго.

Лариса сломала лыжу. Лыжи у нее дорогие. С горок она съезжала самоотверженно, я не отговаривал, а даже подбадривал. Немножко было досадно за неудачу, но серьезных угрызений совести я не испытывал, и она – молодец. Вела себя достойно.
Миша остался очень доволен прогулкой.

4 марта 1978 г.
Вчера на работе меня скрутил радикулит – возможно, перестарался с гантелями. Утром встал с большим желанием работать, но сначала отвлек Миша, потом сходил в магазин за подарком Вале к Восьмому марта. Отстоял в очереди 40 минут.

6 марта 1978 г.
Вчера встал рано с желанием работать и практически целый день плодотворно работал над «Жизнью», но очень устал.
Сегодня утром чувствовал себя бодро. Сильно хромал из-за радикулита, но на работу пошел пешком.
После работы мог бы писать, но увлекла книга о физиках, потом занимался с Мишей. Занятия с ним по математике приводят меня в отчаяние. Он не чувствует, где надо делить, где умножать. Задачи пытается решать путем угадывания очередных действий. Как ни бьюсь, чтобы он анализировал события в задаче и, исходя из этого, определял нужные действия – все бесполезно. Условие задачи перечитывает формально и пропускает мимо ушей, в крайнем случае делает новые попытки угадываний. Расстраивается, плачет, а я и злюсь, и жалею его, и не знаю, как и чем помочь.

В пятницу мне принесли шахматную задачу-трехходовку. На вид простая задача, а решение не дается. Решать перебором – каторжный труд. Бился над ней и бросил. В субботу перед сном мелькнула мысль – если попробовать так-то. Сегодня вернулся к этому мелькнувшему варианту. Не выходит. Есть опровержения. Тут я сработал так: как-то связал сразу несколько вариантов, каждый из которых давал решения в частных случаях, но имел опровержения, и сразу увидел близкое к «мелькнувшему» варианту построение, которое включает в себя возможности всех частных случаев. Я понял, что решил, еще не проверив, как следует. Я увидел, что здесь есть трудный первый ход, несколько хороших разветвлений – всё то, что бывает в хорошей задаче.
Великолепная задача, но еще больше мне понравилось, что я не угадал, а логично и здраво пришел к решению.
Давно подбираюсь к тому, что выявление взаимосвязей является основой всех видов творчества.

17 марта 1978 г.
Детскому саду не дали масло. Позвонили председателю исполкома.
Масла нет – съели все фонды.
Детей кормят не густо, а без масла совсем худо.

20 марта 1978 г.
Был в Москве в Головном институте. Там меня прихватил острый приступ радикулита. И живот, и нервы сразу пошли на поправку. Парадокс. Давно заметил – во время обострения радикулита живот пребывает в лучшей форме. Обострения того и другого ни разу не было, но одно может следовать за другим.

23 марта 1978 г.
Всю неделю была паника: из магазинов поползли слухи – готовят ярлыки на новые цены.
Вечером по телевизору сообщили – повышения цен не будет.
Утром из-за радикулита еду в автобусе:
-  Слухи о повышении несколько преувеличены.
-  Да! Внеочередного повышения не будет. Будет очередное.

24 марта 1978 г.
В газете ругают нового министра путей сообщения. Старый Бещев, 80лет. Ничего не делал, а ругают нового. От реорганизации не сразу будет отдача, а с него спрос. Ничего бы не менял, нареканий не было бы, но железнодорожный транспорт заехал бы дальше некуда.

11 апреля 1978 г.
Несколько дней назад у меня на работе произошла стычка с Фрэдом. Меня вызвали на испытательную станцию – отказал комплекс 229. Я быстро разобрался, что мал ток одного фотодиода. Оля Беляева заверила, что токи выставлены по инструкции. Стал смотреть инструкцию. Опять лабораторией Фрэда проведена корректировка без согласования с нами. Звоню Фрэду. Он сразу понял, в чем дело, но не в его духе просто так что-либо предпринимать.
; Пусть заказчики доложат Танаеву или Беляеву, а они мне поручат эту работу.

Я завелся. План срывается по его вине, а он хочет заполучить копейку в свою копилку. Я доложил Беляеву. Он разозлился на Фрэда и погнал нас двоих на испыталку. По дороге Фрэд раскрыл причину корректировки. Из-за густой маски лампы не могут толком осветить фотодиод, а тот не может вытянуть нужный ток. Фрэд стал сам настраивать имитатор. Работа адова. Я интуитивно чувствую, что здесь что-то не то, а главное – это не решение.

Наконец уловил идею, стал втолковывать ее Фрэду, упорствовать, но лишь разозлил его. Впервые в жизни я видел спокойного и жизнерадостного Фрэда таким раздраженным. Это на меня подействовало. Я усомнился в своих доводах, тем более, что в возражениях Фрэда была логика, которую предложенная мною формула не учитывала. К тому же я знал, что трудолюбивой настройкой он добьется результата. Так и получилось. Фрэд настроил имитатор и первым сделал шаги к примирению. Мы мирно пошли домой.

Весь вечер после этого мне не было покоя. Во-первых, я предал Фрэда Беляеву, не зная о его трудностях, а во-вторых, не сумел ответить на его возражения. Во время прогулки перед сном я понял, что был прав в своих обоснованиях, надо только в предложенную формулу дополнительно ввести отношение выставленного опорного тока к расчетному. Такая формула дает необходимое и достаточное условие для решения.

Вчера вместе со Славой у Беляева разбирались с токами фотодиодов. Я подсунул Славе формулу, но он ее отверг как очевидную и ничего не дающую. После наших дебатов я сел все строго выводить. Увы, вывел ту же формулу, но теперь отчетливо увидел ее физический смысл и вывод, который из нее следует и который нужен. Обидно, что сразу его не заметил.
А сегодня Слава вывел ту же формулу и во всем согласился со мной.

22 апреля 1978 г.
Де Голь всю жизнь презирал парламентские формы правления. Болтают много, а дела нет, но и его режим личной власти потерпел крах.
Диктаторский режим поддерживает социальную дисциплину, но тормозит развитие, а парламентский способствует развитию общества, но плохо держит дисциплину.

15 мая 1978 г.
Мама стирает белье и задает мне вопрос:
; Сколько времени у вас уходит на стирку?
; Два, три часа.
; А я встала в восемь утра. Завтрак сделала, всех накормила, обед вам приготовила. Я стираю одна, а вы вдвоем.
; Не вдвоем, а втроем. Я с машиной.

Когда мы с Валей стирали мамино белье, маме надо было, чтобы Валя не просто стирала, а стирала именно так, как стирает мама. Первое условие – стирать ее и наше белье вместе, иначе мама считает, что Валя брезгует ее бельем. Мама крахмалит и синит. Валя никогда не крахмалит и почти никогда не синит. Бабушка всегда кипятит, Валя кипятит редко, но перед этим простирывает, а мама только замачивает. Во всем расхождение. Одна хочет только так, а другая может только иначе. Как только мама почувствовала себя лучше, она отказалась давать Вале белье в стирку. Валя пару раз спрашивала и перестала.
Что мама хотела, не знаю. Чтобы Валя стирала под ее руководством?

В большой семье, как в государстве. Если существует в данный момент стабильность, не дай бог ее нарушить. К каким изменениям приведут нововведения, трудно прогнозировать. Как правило, любое воздействие вызывает отклонение не в ту сторону, в какую предполагалось, а вернуть назад в исходное состояние ох как трудно.

Если плохо жуётся, надо чаще глотать, время всё переварит.

21 мая 1978 г.
Привезли с Валей севрюгу и черную икру. У Миши на зубах образуется черный налет. Черная икра снимает налет.
Сделали с Валей бутерброды с рыбой, подали к столу. Севрюга слегка солоновата, но не солоней селедки. Папа попробовал и во всеуслышание заявил, что он такое есть не будет, что это страшно соленое. У Миши шестнадцатый день скарлатины. Врач не разрешил ему соленого. Неля и мама поддержали отца.
Миша в растерянности. Пришлось мне вмешаться.

; Папа, это не тема для разговора за столом.
Отец обиделся.
После обеда состоялся разговор с мамой.
; Была бы я мать, я бы такое своему ребенку не дала.
; Но ведь селедку дают детям.
; Черную икру Мише даете. Ты ее попробуй – есть не станешь.
; Она же снимает налет с зубов. Врач рекомендовала.
; Она соленая хуже севрюги, а Валя накладывает ему толстым слоем.
; Где ты видела такое количество икры, чтобы ее ели столовой ложкой?

Маму не переубедишь.
; Угробит ребенка.
; Ты же сама сорок пять лет тому назад обижалась, когда тебе свекровь сказала такие слова. Но ведь тогда вы не угробили Нелю.
; А возможно, она была права. Мы тогда простудили Нелю. Я бы ребенку икру не дала. Я – плохая мать, вы – хорошие. Возможно, я тогда была не права, но и ты сейчас не прав.

У мамы волевой характер, а это не всегда хорошо в семье. Ей характерно навязывание своих представлений и непримиримость с иным мировоззрением. У неё на всё собственное мнение, её очень трудно переубедить, компромиссы она не признаёт.
Валя очень чуткий, добрый и отзывчивый человек, но в трудных и сложных обстоятельствах, как и у её отца, на поверхность всплывает упрямая обидчивость и замкнутость, а эти её недостатки мешают объективной оценке спорных событий.
Ну и как оставаться ангелом между наковальней и молотом?

--------------------------
Многие годы я думал, что сложные отношения свекрови и невестки, это какой-то дефект природы, и лишь недавно, 2023 г., перечитывая написанное, понял, что это не совсем так.
Это не дефект – это закономерность.
Разница в возрасте матери и сына может быть примерно 20 – 40 лет.
Женщина к двадцати годам уже вполне сформировавшийся человек со своим вкусом, привычками и мировоззрением.
Мужчина женится, как правило, в возрасте 25 – 30 лет.
Матери в этот момент 45 – 70 лет. В этот же момент возле её сына появляется женщина, которая примерно на 20 – 40 лет её моложе, а это относительно матери представитель второго - четвертого поколения.

Жизнь на Земном Шаре непрерывно и быстро меняется. Меняется пища, одежда, мебель, меняется оснащение кухонь и квартир, меняется бытовая техника, лекарства, меняется медицина, образование, меняются продукты кормления детей, их пеленание, их выращивания и прочее, прочее и прочее.
Новое поколение, не зная прошлого, всё новое быстро осваивает, а предыдущим поколениям, особенно женщинам, очень трудно переучиваться – очень трудно отказаться от всего родного привычного, чётко зафиксированного в их памяти и привычках, и они многое новое принимают в штыки.
 
Летящему камню трудно изменить траекторию полёта – к нему надо приложить силу. Инерция существует не только в механике. Она проявляет себя и в живой природе.
Это всё надо объяснять детям в школе – особенно девочкам. Они в жизни страдают больше, чем представители физически более сильного пола.

------------------------

28 мая 1978 г.
Накануне ездил в Москву за продуктами. Почти ничего не добыл, так пустяки. Приехал уставший, голодный, взвинченный.
А пока я ездил, Валя устроила стирку, уборку без моей помощи и в один присест все перегладила. Вся в отца своего. Если муха укусила, она переделает всё и сразу до полного изнеможения.
Я сразу в одиночестве набросился на еду, полагая по времени, что обед для всех уже состоялся, за что и получил всё мне причитающееся сполна. Редкая удача – даже сдачи давать не пришлось.

Сегодня утром пошли всей семьей в лес. Делали вид, что ничего не произошло, хотя держались друг от друга на дистанции.
И тогда наш Миша сказал:
; Папа синий, мама красная.
Валя спросила:
; А ты за кого – за синих или за красных?
; За синего папу.
; Почему?
; Его все обижают.

4 июня 1978 г
Сегодня на рассвете вместе с отцом встретили в Москве дядьку, самого старшего из живы брата отца. Когда-то, когда отец учился в Могилевском трёхгодичном Культпросвет институте, а мама с маленькой Нелей жила на родине в Речице, дядька поддерживал маму продуктами, а иногда и деньгами.
По дороге в электричке интересный был у него с отцом разговор.
; Как этот?
; Умер.
; А этот?
; Еще раньше умер.
Мало осталось тех, кто составлял окружение наших родителей. Уходят последние.

Вспоминали родную Речицу, удивлялись, как она растет. Я им сказал:
; Большой город, даже своя баня есть.
Старикам очень понравилось мое замечание.
В старину, даже в пору моих школьных лет, мерилом хорошего города являлось наличие собственной бани.

За завтраком дядька сказал:
; Я думал, меня никакая хвороба не возьмет – сколько я водки за свою жизнь выпил. Ей на меня нельзя обижаться.
У него сдают ноги, но он еще молодцом. В этом году ему восемьдесят лет, но он сам из Речицы Гомельской области доехал до Старой Руссы, чтобы проведать двух сыновей и их потомство, а от них к нам заехал. Все помнит, все так же трезво, просто и мудро мыслит, по-доброму шутит, не суетится и не нервничает, как отец.

Через три месяца дядька умер от онкологии.

14 июня 1978 г.
В тот день 10 июня, когда мы, несколько человек, под руководством Риммы Сухаревой благоустраивали могилу Вити Хоперского, его жена, главврач нашей городской поликлиники через Римму сообщила, что пришли отцовские результаты анализа из областной больницы. У отца онкология.
Я примерно понимал, чем это кончится, но известие больно ударило.
Я люблю отца. При всех своих слабостях отец очень хороший человек, преданный и любящий.

Он прожил очень трудную жизнь в очень трудное время. Он мало что получил от жизни, она его не баловала. Он не смог раскрыть все свои возможности. Лучшие творческие годы пришлись на войну, а после он оказался в отрыве от друзей и от условий, в которых мог проявить свои способности.
Единственное, в чем судьба его не обидела – дала замечательную жену. Он любил маму бесконечно и преданно. Он не умел и не мог многое дать детям – сестре и мне, но он передал нам самое главное – умение работать, умение организовывать работу других и передал нам всё лучшее, что было и хранилось в его душе,

17 июня 1978 г
На улице 14 градусов. В доме прохладно и сыро. В квартире разор из-за ремонта кухни. Горячей воды нет – котельная на ремонте.
Уже больше недели у меня воспален весь пищепроводный тракт от входа до выхода, даже гортань болит. Конечно, виновата нервотрепка – известие о болезни отца все усугубило, но началось воспаление раньше – после стройки и проводов дядьки. Состояние отвратительное, чувствую себя беспомощным. Психика сдвинута на внутренние ощущения. Противно
.
У отца состояние ухудшается. В тот день, когда я узнал медицинское заключение по результатам анализов, отец еще чувствовал себя бодрячком. Но через несколько дней его здоровье покатилось на санках с крутой горы. Взгляд его – обиженный, напоминает мне взгляд покойного Вити Хоперского в последние месяцы его жизни. Болезнь добивает отца. У него пока прекрасная память и ясное сознание. Ему еще интересна жизнь, Он еще проявляет любопытство и любознательность. Вчера прихожу домой в обед – отец меня не замечает, сидит в гостиной за столом и читает негромко вслух стихи Вергелиса «Всему свое время» из шестого номера «Нового мира».

В один понедельник унылый
и ваша пора подойдет.
…..
Никто не вернулся оттуда.
Попасть не спешите туда.

Отцу еще суждено прожить пять отвратительных лет.

Мне нужно минимум десять лет жизни, чтобы выполнить главное – довести Мишу до института и написать задуманное.
О работе, о семейной жизни, об оптимальных компромиссах, о творчестве, об эпохе рано или поздно скажут другие. Что есть мышление и творчество – разберутся до конца века и совершат революцию в образовании и педагогике. О жизни тех, кого я знал, кроме меня не скажет никто.

25 сентября 1978 г.
Почти весь сентябрь льёт дождь. На улице, дома и на работе сыро и холодно.
Картошку нынче убирают в грязи и холоде. Гоняют через два дня на третий. Ватники не просыхают. Давно бы надо топить. Заболеваемость огромная – у детей в нетопленных детских садах, у взрослых после колхоза.
А Лёня Брежнев в это время устроил себе увеселительную прогулку в Баку – орден вручать. Телевидение и пресса только этим заняты. Других проблем нет. Мама спрашивает: «Когда это всё кончится?».
В период гниющей жизни многие горой за свою коросту.
Всё надо довести до абсурда, тогда вздохнуть сможем – всё станет понятным.
И войны, и революции – результат безумия человеческого, но и то, и другое пока единственный способ отсечь и отбросить гнильё.

2 ноября 1978 г.
Самый выгодный бизнес – торговать своими убеждениями, ничего не теряя можно многое приобрести.

20 декабря 1978 г.
Самая сильная страсть – слава, но для тех, кто отравился ею.
Вчера вечером Брежнев повесил себе на грудь ещё одну Золотую звезду, а я сегодня, высунув язык, бегал по Москве в поисках мяса. Мясные отделы магазинов вычищены и вымыты, мясники сидят на колодах или на прилавках непривычно трезвые – левой выручки нет. В одном магазине мясник трепался со своей знакомой и во всеуслышание рассказал анекдот: «Вопрос: Что будет, если умрёт Брежнев? Ответ: Ему «Малая земля», а нам «Возрождение».
«Малая земля» и «Возрождение» два тома трилогии, написанные не Брежневым, за которую он получит Ленинскую премию по литературе.

1979 г.
5 октяря1979 г.
Сегодня девятый выезд лаборатории в колхоз, для меня шестой. Ночью температура -1, днём + 4. Сильный ветер. Мёрзнем. Земля сырая, тяжелая.
Дома + 14.
Летом теплотрассы разворотили. Сейчас приступают к ремонту. Каждый год одно и то же, но город растёт, масштабы становятся глобальнее.
Брежневу в Германии нацепили бляху, и он там кому-то. А в совхозе «Россия» собранную нами картошку высыпали на сырую землю. Прошедшей ночью было – 1, нынче обещают – 4. Коровник без окон и дверей. Телята стоят в тупом оцепенении.

24 октября 1979 г.
Третий день читаю в «Новом мире» Анчарова «Самшитовый лес» поражаюсь до ужаса. Как много из того, что я уже написал или собираюсь написать, он предвосхитил. Вот и не верь в закономерность развития литературы. Идеи о путях развития, о мышлении и прочем витают в воздухе, выходят на страницах популярных журналов, обкатываются в разговорах – нащупываются верные решения.
Даже про быка он написал.
Поди потом докажи, что я реальный случай про своего реального колхозного быка написал раньше, чем вычитал у него.

1980 г.
27 мая 1980 г.
Яркий художественный образ возникает от точного знания и понимания персонажа. Но возможен другой процесс – угадывание, когда схвачены полутона и полутени, зацеплена душа за её мозоли и дан толчок размышлениям.
Вот так цыганка набором неточных туманных фраз вызывает картину расплывчатых эмоций, из которых каждый выискивает то, что ему созвучно, получает пищу для самоанализа.
Символизм, абстракции, многие условные формы искусства входят в зацепление с реальными механизмами воображения и мышления, а реальное искусство пользуется многими условными приёмами.

6 июня 1980 г.
В былые годы всё сваливали на судьбу, сейчас всё валят на гены. «Человек ещё на родился, а членство его в Союзе Композиторов уже записано в его генетическом коде».
Ха-ха. У одного код закручен так, что у него успех в нескольких сферах, а у другого везде ноль.
Сколько истинно талантливых под откос покатились – то вино, то женщины, то ещё что-нибудь, а с детства тупой Эдисон стал Эдисоном, а с детства тугодум Эйнштейн стал Эйнштейном.

Работать надо и ещё раз работать, и работать.
Сколько актёров, которым сказали, «Вам не дано», а они стали актёрами, да ещё какими. А сколько «талантливых», которые сошли со сцены.
Человек может много добиться, если не в одной, так в другой сфере.
Если человек внезапно поднялся с дивана, значит, в диване гвоздь.
Работать надо, а не бездельничать, работать, а не искать оправданий.
Хорошо бы конечно, чтобы вареник в сметане сам в рот летел, но такое может быть только у Гоголя. Его самого вареник не жаловал.

28 июля 1980 г.
Две недели был с Мишей и с Валей в Ленинграде.
Читал подряд Чехова и Шукшина. Как ни велик Чехов, но Шукшин пошел дальше – в некоторых его рассказах современнее и глубже мир и смысл бытия.
Каждый человек, который выскажет новую мысль, участник единого процесса познания природы и человека. Ничто полезное не исчезает бесследно. Талантливый человек – временное конечное звено процесса познания. Он как плодовое дерево, корни которого собирают соки и витамины с обширной территории, а оно само даёт полезные плоды для следующих поколений.

Как всегда, спорил с Майей. Не сразу догадался, но понял. Она внушала мне, что писатель – прежде всего личность и борец, а я, по-видимому, ни того, ни другого из себя не представляю. Я для неё со своим оптимальным компромиссом не борец, а приспособленец.
Пусть так. Но, если я стану борцом, что я должен сделать? Выгнать из квартиры родителей и сестру-инвалида или жену с сыном?

 Останусь-ка я лучше приспособленцем. Война, истощив себя, заканчивается перемирием. После перемирия вновь бывают сражения, а потом опять мир. Неправыми бывают то одна, то другая сторона, то обе вместе, но боёв со смертельным исходом, в таких сражениях не бывает.
Конечно, можно ринуться в партию, стать начальником, научиться давать взятки и решить проблему, но тогда с детских лет надо было меня по-другому воспитывать.
А пока я останусь таким, каков есть, и никаким другим.

Возле Медного всадника Миша обратил моё внимание на змею.
Старинная символика имеет глубокий смысл. Созидающий добро растоптал зло и заслужил памятник.
 
17 августа 1980 г.
15-го сыграли родителям золотую свадьбу.
Приехали ленинградцы и Валина мама.
Отметили скромно, но хорошо.
Прослезились.
Ничего не попишешь. Здоровье и годы на последнем излёте.

Москвичи ругают – понаехали после олимпиады.
Действительно понаехали – все хотят есть.
Чем сложней обстановка, тем радикальнее должна быть перестройка. Многие из тех, кто вел судно могут оказаться за бортом. Тем яростнее стремление сохранить всё, как есть.
Если на псарне подвывают сучки, значит, псы защищают добычу стаи.
Необходима будет хирургия – боль обезболивать болью.
Жаль тех, кому придётся заниматься этой работой – плоды достанутся другим.
Да и сама работа – выбор между конструированием и изобретательностью.
Конструирование – выбор из того, что есть, изобретательство – поиск новых путей.
При конструировании возможны уступки, при изобретательности старый путь не пригоден. Он должен быть отброшен.

16 сентября 1980 г.
Искусство не должно подпевать администрации, оно должно осмысливать жизнь. Впрочем, воспитывать и развлекать тоже.

 20 октября1980 г.
16 – 19 октября был в Ленинграде. Отмечали в Политехе пятидесятилетний юбилей нашей кафедры. Три дня пролетели как в сказке.


1981 г.
18 января 1981 г.
На текущий год на меня в институте ложится столько работы, что даже Слава ахнул.
Как-то так получилось – почти одновременно получил авторское свидетельство о изобретении и пришло положительное решение на следующую заявку.
Было приятно.
В конце декабря ушла заявка ещё на одно изобретение. По прибору с использованием этого изобретения мне в этом году предстоит основательно потрудиться. Это самая приятная часть из огромного объема работ.

(К концу трудового стажа у меня 9 свидетельств об изобретении. В первом я соавтор, в восьми последующих – автор.
Автор тот, кто предложил идею, соавторы – участники обсуждений и развития идеи).

20 мая 1981 г.
Вот что интересно.
Работаю, как каторжник, без выходных, ни минуты свободной для отдыха и здоровья, а жизнью своей доволен.
Вокруг меня у большинства здоровье не хуже, времени не меньше и дети учатся лучше, но жизнью они не довольны, и на жизнь обижены. Чужое благосостояние злит, чужому престижу завидуют, былые принципы и ценности переоценивают – вообще чувствуют себя неуютно и скверно в этом быстро меняющемся мире. А мне бы чуть больше здоровья, немного простых продуктов без жутких очередей и тишины для раздумий, и я не променяю ни на какие блага мой каторжный труд.

23 – 25 мая 1981 г.
Был в Ленинграде.  Отмечали 20 лет окончания института.
Ощутимы потери, многие не приехали, многих не узнать – одолели подъём, перевалили вершину жизни, пошли на спуск.
Что поделать. Даже в компоте бывают косточки.

31 мая 1981 г.
Проводил Валю и Мишу. Отплыли на теплоходе «Ворошилов» в Астрахань.

14 июня 1981 г.
Понравилась работа над прощальными сценами в «Жизни без героев» - сама работа, процесс. В хорошо знакомом столько всего открылось, когда пристально вдумался.
В пятницу встречаю Валю и Мишу.


1982 г
1 января 1982 г.
Каждое произведение, кроме занимательного повествования, должно что-то обобщать, чему-то учить, что-то раскрывать, а автор на полпути оставляет своих персонажей. Они прошли какие-то трудности, чему-то научились. Их последующая жизнь может быть по-своему интересна и поучительна, но с другими персонажами в других обстоятельствах автор сможет осмыслить иные проблемы.
Кто-то из известных сказал: написать первую книгу любой может, вторую написать значительно труднее.
Свой опыт исчерпан.  Нужно достоверно описать жизненный опыт прототипа или придуманного персонажа.

4 января 1982 г.
У отца кровоизлияние в глаз, а он у него единственный. Возил его на скорой помощи в больницу. Понадобилось оттуда позвонить – успокоить домашних и узнать, что ему помогает от давления. Я забыл номер домашнего телефона. Четко осознавал, лучше посмотреть в записной книжке, чем вспоминать и путаться.
Отец держался спокойно, но у меня создалось впечатление, что он не осознает в полной мере свое состояние. Возможно, что это лучше.

23 января 1982г.
Сегодня носился по Москве – язык на плечо – искал Мише лыжи. Свои он сломал на уроке физкультуры. Был в разных районах Москвы – лыж нет. Ладно – продукты, одежда, обувь, но – лыжи. Уж лес-то в России есть. Как ни худа экономика, но дряхлые вожди умудряются довести её до крайнего развала.
Сегодня 250 лет французскому Пушкину – Бомарше. Более двухсот лет назад он сказал о власти почти тоже самое, что думают и говорят сейчас о ней многие здравомыслящие люди.
Правители книг не читают – руки заняты, за трон держатся.

8 февраля 1982 г.
Начиная работу над «Жизнью без героев», я считал, что портреты, пейзажи, ахи и вздохи – вздор, главное показать мысли и мышление. Но, размышляя о мышлении, понял, что без эмоционального аппарата нет мышления – оно союз чувственного и логического. А чтобы чувства работали, нужны портреты, пейзажи, эмоции. От чего уходил, к тому пришёл.

20 февраля 1982 г.
Всей семьёй ездили с коллективом отдела в Ленинские Горки на экскурсию.
Трогательный мемориал и безобразное российское харчевание. Ни ребенка покормить, ни самим поесть.

24 мая 1982 г.
Наконец разродились Пленумом ЦК о продовольственной программе. Клюнул петух жаренный. Допекло дальше некуда. Посреди пятилетки перекроили, перепланировали. На словах признались во всех недостатках, а что выйдет на деле и выйдет ли?
Если верхняя пуговица застёгнута неправильно, остальные правильно не застегнёшь.

17 декабря 1982 г.
Наконец нас всех постигла долгожданная тяжелая утрата.
До этого ходил анекдот. В метро сидящий мужчина раскрывает газету, а в ней напечатан некролог. Стоящий возле него мужчина склоняется к газете. Первый снизу ему: «Да это не он». Второй: «А жаль». Снова первый: «Чего жалеть, ничего не изменится – там на трон старцев большая очередь».


1983 г.
29 января – 2 февраля ездили с Валей в Ленинград. Сдали тётю в пансионат для престарелых – пансионат территориально распложен при Смольном. У бедной моей тётушки, у которой я прожил с начала второго курса и до диплома, совсем крыша поехала. Ну куда её к нам?
С беспокойством ждал реакции родственников. Одна Надя, двоюродная племянница тёти, которая нас толкала на это, бросила упрёк: «Была бы здорова, я бы никогда этого не сделала».
Предположение – не доказательство. А тётя в войну ставшую сиротой школьницу Надю вывезла по Ладоге из блокадного Ленинграда и приехала с нею к нам в Казахстан.

4 апреля 1983 г.
30 марта в Красноармейске внезапно умерла Валина мама.  (28.04 1911 г. – 30.03.1983 г.)

11 мая 1983 г.
7 мая в Ленинграде похоронил тётю.

5 сентября 1983 г.
Если писатель работает не ради гонорара, а рассказывает о своих наблюдениях, хотя бы одна свежая мысль у него отыщется.
Но бывает всякое. Каждого человека посещают мысли, но одного – изредка, а другого – редко.
 
15 октября 1983 г.
Миша втянулся в заочную физтеховскую физматшколу. Решает задания с охотой. Даже, можно сказать, получается.

21 ноября 1983 г.
В ночь на 18-ое отец умер. 19 похоронили.   ( 25.11.1906 г. - 18.11.1983 г.)
Пришли ребята из лаборатории – весь коллектив в полном составе.

Сразу забылось всё мелочное и бытовое.
Приятель его потом рассказал. Отец с самого начала знал диагноз, но он очень переживал, чтобы мама ничего не знала, а мы все старались, чтобы он не догадался о диагнозе. Он мучился, страдал и терпел. Никаких стонов и никаких капризов.
Когда я всё это осознал, я понял, что батя – человек замечательный. При всей его интеллигентности он по-своему человек мужественный, самоотверженный и даже, где надо, волевой.

1984 г.
2 февраля 1984 г.
Вчера похоронили Шолохова.
Лохматых интеллигентов он не любил, и мировоззрение его подвело. Эпоха умчалась на реактивных самолётах, а Шолохов остался в казачьей станице.

28 февраля 1984 г.
Не надо ругать ручей за мелководность. Его задача не растерять по дороге хотя бы  несколько кристальных струй.
Река рождается от слияния ручейков.

11 июня 1984 г.
Миша сдал экзамены в очную Физматшколу при МГУ.
4 июня пришло письмо – Мишу приняли.
Первый крупный успех. Боимся, переживаем, радуемся.

30 июня 1984 г.
Только что закончил печатать «Жизнь».
Когда-то думал: доведу Мишу до порога института, завершу «Жизнь» – счастливее меня не будет человека.
Миша стоит на пороге физматшколы при МГУ. Печатная рукопись «Жизни» готова. Ощущение счастья улетучилось и давно не возникает. Похоронили Валину маму, мою тетю и моего отца. Валин отец дряхлеет на глазах. У мамы здоровье держится на честном слове. Валя болеет и болеет. Я до болей в сердце устал, печатая рукопись. Как сложится жизнь Миши? Груз ответственности давит – какие могут быть разговоры о счастье? Счастье – для тех, у кого впереди жизнь и надежды.
Весь день идет дождь. Счастливая примета, но трудно в неё поверить.

1 сентября 1984 г.
Отвезли Мишу в интернат. Ночь не спали.

10 октября 1984 г.
Критиковать легче, чем засучивать рукава.
Похвала приятна, но бесполезна. Любая критика как оплеуха, но приносит пользу – обострят чутьё, даёт мыслям толчок. Похвала помнится долго. К критике чувство благодарности не возникает.

2 ноября 1984 г.
Талант – это труд, это умение всё предусмотреть, всё учесть и ничего не упустить.
Талант – это не лёгкость исполнения, а безупречность результата.

13 декабря 1984 г.
Утром перед уходом на работу взглянул на маму и подумал, как редко она улыбается в последнее время. Сегодня ей идти за молоком – дежурить. Придется оставить Нелю после приступа одну. Полтора, два часа будет в магазине, как на иголках. А чем я могу помочь?
Вышел. В коридоре пахнет мочой.
В субботу была авария сначала со светом, потом с канализацией, с очистными сооружениями. Несколько дней не было воды. Всю эту неделю, с воскресенья, какая-то пьянь устроила туалет между дверей подъезда. Прошел – не смог сдержать злость. Убил бы, кажется.

По дороге подумал, мыслей нет, давно не веду дневник. Надо вернуться к нему. В последнее время стал готовить отдельскую газету – встрепенулся. Вел бы дневник – появились бы мысли.
Возле милиции слышу разговор двух пожилых женщин:
; Они пьют самогон, убить бы их.
Потом уже на работе Николай Афонин рассказывал. В электричке пьяный отец стал бить восьмилетнего сына головой о стенку вагона. Я был занят, писал главу эскизного проекта, не прислушивался к его рассказу, но это услышал и запомнил, хотя дальнейшее – вмешательство публики не заинтересовало.

У меня привычка, подводя итоги каждому этапу, говорить «так», а мама мне на каждое «так» говорит «не так, а за деньги». Вечером после ужина мама снова на мое «так» ввернула свое про деньги. Я достал 20 копеек и отдал маме. Она долго смеялась и деньги оставила себе.

14 декабря 1984 г.
По дороге на работу подумал об Афганистане. Пропаганда властей шита белыми нитками на черном фоне. Соседка рассказала. Принимали ребят в комсомол. У одного спросили:
; Где горячие точки планеты?
; В Афганистане. Советский Союз напал на него.
Интересно, бояре своих детей посылают туда или пристраивают при штабах в Москве?

15 декабря 1984 года.
Приехал из интерната Миша. Настроение у него хорошее, а успехи плохие. Я воспринял спокойно, не подал виду.
Надо ли было посылать его в такую школу, по силам ли это ему? Вновь заворочался червячок сомнения. Чем могу помочь? Что сделать? Что изменить?
Потом припомнил – физик пригласил его на факультатив, обещал заниматься с ним отдельно. По геометрии он получил тройку. В классе одна пятерка, пара четверок и много двоек. Есть утешительные соображения. И школа ему нравится.

16 декабря.
Катались с Мишей на лыжах. Я плелся в хвосте – боялся за сердце, но покатались хорошо.

18 декабря 1984 г.
Вчера в обед мама сказала:
; Валя мечтает о каракулевой шубе. Возьми наши сбережения и купи ей шубу.
; Шубу я ей не куплю. Хорошо, когда человек мечтает, но не каждая мечта должна осуществляться.
Шуба Вале, при ее склонности к полноте, на два года, максимум на три. Пару лет щегольства, а потом режим экономии на обновки. Лучше каждые два года менять осеннее и зимнее пальто и покупать их по вкусу без оглядки на цену.
Вечером за ужином Валя сказала, что зава собирается покупать шубу. Вот откуда потекла кислота на старые раны. Но сегодня же Валя осудила заву за дорогие игрушки себе.

Много позже Валя призналась: «Если я действительно хотела бы шубу, мы бы её купили».

За ужином долго обсуждали письмо из Ленинграда. Валя обратила мое внимание на некоторые моменты из письма, на которые я не обратил внимание. За прожитые годы научились понимать друг друга, выработались общие точки зрения, появился общий взгляд.

27 декабря 1984 г.
Сегодня выпустили стенгазету и отправили посылку Андрею Моисееву в армию. Это мероприятие как-то всех на какое-то время сблизило. Письмо Андрея в нашей газете о принятии присяги тронуло и молодежь, и стариков.
Когда готовили посылку, почувствовал, что Лариса Авдеева хочет, чтобы я пошел с нею на почту. Я охотно согласился. Ей надо было выговориться.
Со слов Гали Храмцовой сложилось одно мнение, со слов Ларисы – другое, но обе версии не в пользу её Сашки.
Коля Попов и Галя Жданова от души похвалили газету. Лариса выдала Гале, что «фразы» – мои. Я не стал, как прежде опровергать и юлить. Слаб человек. Галя бросилась поздравлять. Было приятно. Наши дружно отметили – газету читают.

31 декабря 1984 г.
Проснулся утром. Валя сладко спит, тревожить не хочется. Думал.

Допустим, я рассказал о человеке. Его будут знать с моих слов, а таков ли человек в действительности. Автор посредник, но можно ли ему верить? Это метод литературы 19 века. Литература 20 века пытается показать человека как бы изнутри. Не рассказ о нем, а как бы его мышление и чувствование.
Каждый метод имеет свои достоинства и недостатки. Как много Лев Толстой мог передать в рамках старого метода. Строго следовать новому методу – столько всего остается за бортом. Слить оба метода – вот задача. Повторное описание событий – взгляд на одно и то же событие разными персонажами, персонажем и автором или авторские комментарии?

В пятницу мне на работу позвонил Миша и сообщил, что сдал зачет по анализу на пятерку, но тут же добавил, что горло болит. Я расстроился, что не успел дать советы. Дома умолчав о горле, представил все бодро, и мне удалось, но сам ждал его приезда в тревоге. Утром Валя говорит: «У меня вчера весь день было тревожное чувство. Как он там?». Я после этого не находил себе места. А его нет и нет. Успокаивал всех, а кошки на сердце скребли. При каждом шорохе бросался в прихожую. Миша освободился поздно, потом пропустил три электрички – не смог сесть.

1985 г.
6 января 1985 г.
Вчера ездил в Москву за мясом. Приехал на Красный Балтиец. Сунулся в один магазин, в другой – нет мяса. Переехал на Ленинградку – тот же результат. В дальнем магазине грудинка жирней свинины. Народу мало, и мне удалось столковаться с грузчиками. Они меня нашли, а я их. Угрызений совести не испытывал. Подобную операцию осуществил впервые. Чему не научишься в жизни.

Сегодня встал поздно – отоспался за прошлое. У Вали грипп. Попросила допечатать Мише лекции.
Убирали елку, делал себе и Мише новые стельки, и вот о чем подумал.
Нельзя не содержать квартиру в порядке, но и меру надо знать. Эйнштейн считал: «Хорошая жена – нечто среднее между чистюлей и грязнючкой». Этот принцип подходит для любого дела. Нельзя равноусердно тянуть все работы. Всего не успеть. Необходима золотая середина.

15 января 1985 г.
Сегодня после обеда к нам в лабораторию пришли Игорь Джигурда и Лев Виноградов, и мы плотно до пяти вечера обсуждали работы по СПУ. Кто-то что-то сжег, неприятно запахло, открыли окно. Сделалось зябко, и я посетовал, зачем открыли.
; Еще бы, – сказал Юра Ковш, – сидели здесь и навоняли.
Ажиотаж вокруг СПУ давно Ковшу не по духу. Он любит быть в центре внимания и болезненно реагирует, если не его работам уделяют внимание. Не раз он неодобрительно отзывался об СПУ, но я обычно снисходительно относился к его слабости, а сегодня из-за усталости не выдержал.
; Нельзя так ревновать! – ответил ему резко.
Возможно, интеллигентнее было бы промолчать или спокойно ответить в форме шутки – зачем же так ревновать?
Юра Бычков слышал нашу перепалку, мне было интересно знать его мнение. По дороге домой в его присутствии пересказал инцидент Самборскому. Юра сказал, что не придал значение и не прислушался. Увильнул от оценки или так оно и было, не знаю. Слава усмехнулся и тоже ничего не сказал.
За ужином я рассказал Вале. Она со мной согласилась, и я успокоился.
(Это был первый и последний мой упрёк Юре Ковшу за тридцать с гаком лет совместной работы. По-видимому, мой упрёк пошел ему на пользу).

19 января 1985 г.
Я теперь могу «хвастаться» Мишей. Учится хорошо, четверок мало – остальные тройки. К зачетной сессии пришел без «хвостов». Я надеялся, что физику вытянет на четыре, увы. Настроение у него хорошее – отчисление не грозит, а у меня душа не спокойна. Я оттер его от литературы и загнал в математику. Прибьется ли он к физике или технике? Не сбил ли я его с пути, на котором у него бесспорно есть способности, на путь, который не для него? Покоя нет.

22 января 1985 г.
Миша приехал из интерната на каникулы. Зачет по матанализу завалил, но за полугодие вывели тройку. Остальные тройки попрочнее, но практически все тройки.
До позднего вечера сохранялась тягостная обстановка. Потом мне удалось ободрить Мишу. Он сидел с Валей на диване и киснул. Я вышел из комнаты и сказал: «Я еще сегодня с семьей не здоровался, надо вас поцеловать». Миша обрадовался и воодушевился. После этого не отходил от меня.

29 января 1985 г.
В пятницу утром рухнул купол ВНИИЭТО. Десятки миллионов – козе под хвост. Милицию мобилизовали в оцепление, как будто причиной может быть диверсия, а не наша расхлябанность и головотяпство. На подобное у нас ретивые и оперативные, но не на то, что необходимо.

В воскресенье Валя вернулась с Мишей из Красноармейска сама не своя. С дедом Иваном плохо. Болеет и дичает без бабушки Шуры.

Миша сегодня устроил генеральную уборку квартиры. Меня бы больше радовали его успехи в школе, но, чтобы его похвалить, громко сказал: «Валя, ты знаешь, что Миша устроил грандиозную уборку квартиры».

2 февраля 1985 г.
Слава угодил в больницу с воспалением легких.
За неделю, пока его не было на работе, я замотался. Со всеми вопросами больше обращаются ко мне, чем к Ковшу. Раньше я сам старательно подчеркивал, что он первый после Славы во всех вопросах. В его присутствии, если обращались ко мне, оправлял к нему, когда знал, что он может быть хоть как-то в курсе дела. В последнее время я покончил с формализмом – подписывал все даже в его присутствии, а к нему отправлял, только если это его вопросы.

3 февраля 1985 г.
Вчера на работе после двух производственных столкновений вот о чем подумал – насколько однотипны и однообразны средние серые исполнители, несмотря на разницу характеров и индивидуальностей. Как тяжело деятельному работнику продвигать работу. Сколько нужно сил, чтобы сдвинуть инертную массу. Он в фазе с работой, остальные под углом или в откровенном противодействии. Все они разные, но метод один – голый формализм ради увиливания и отталкивания. Знают, что придется делать, но ты затрать энергию, убеди его, что уже пора, заряди его, выведи из состояния стопора.
В столкновениях со смежниками не считаю себя неправым. Об одном жалею, не умею говорить спокойно и иронично. Не заводился бы, больше выигрывал.

Вечером был у Славы в больнице. Он лежит в том корпусе, в котором за неделю до смерти лежал отец. Несколько раз по дороге на кладбище проходил мимо этого корпуса с тревожным чувством, а сегодня зашел в корпус спокойно. Полтора года прошло – время лечит.
За минуту до того, как я вошел, в палате сосулькой разбило окно. В наружном выбило изрядный кусок, а внутреннее расквасило вдребезги. На кроватях и на полу осколки.
Слава с термометром подмышкой.

Поначалу беседовали, как ни в чем не бывало. Потом Слава относит термометр, беседа возобновляется, но его тревожат осколки, и мы их стряхиваем с постели. Приходит Славин сосед, снова общий разговор об окне, потом Слава помогает соседу избавиться от осколков. Заглядывает нянечка, Слава самоотверженно суетится, помогает ей у разбитого окна, а я переживаю, что ему нельзя – там дует. Потом совещаемся, как заделать окно, где достать молоток и гвозди. Слава уходит звонить Алле, чтобы прихватила инструменты.

Суета меня растревожила. Что-то надо бы сделать, но и без меня обходятся. Мне эта суета – помеха, для Славы – текущая важная жизнь. Он предлагает мне перейти в вестибюль. Мне жарко, я тепло одет, а он, возможно, чувствует свежий воздух. Я достаю из сумки кефир и компот. Он стесняется, но все берет. У него сгорел кипятильник, но у меня даже дома его нет.

Немного поговорили в вестибюле – ему идти на ужин. Он спрашивает, не подожду ли я его, а мне уже как-то не по себе, и я говорю, что уйду, хотя меня гложет совесть. Я ухожу, а ему заделывать окно. Спрашиваю, не подождать ли, когда Алла привезет молоток и гвозди, но оставаться мне не хочется, я уже не в своей тарелке, а Аллу можно ждать годами, она – человек несобранный. Слава говорит, ждать не надо, неизвестно, когда она придет, а сосед не простужен, он выписывается, он заделает окно.

Я ухожу с тяжелым чувством. Мы уже старики. Уже мысли – о здоровье, уже нервы, уже не та прыть, уже многие простые для молодежи вещи вызывают боязнь и затруднение. Отлетает жизнь понемногу.
Вышел из корпуса и шел осторожно, прислушиваясь к сердцу. Вечер теплый, оттепель. Показался автобус, и я обрадовался. Пешком не пошел.

10 февраля 1985 г.
Ездил в Химки на фирму Лавочкина, а оттуда в Красноармейск. Ехать не хотелось, сердце вторую неделю побаливает, но Валя обидится, да и дед Иван уже спрашивает обо мне.
Ехал в неотапливаемом автобусе со всеми остановками, а мороз 20 градусов. Промерз до костей, потом еле отогрелся.
По дороге размышлял о столкновении с С.А. После всего, что Лариса рассказала мне о нем, он мне стал неприятен, но лучше вести себя иронично и спокойно. Бессмысленно доказывать человеку его неправоту. Сумел же с Поповым изменить стратегию поведения.

Понял его слабость, стал обращаться к нему по имени отчеству, подчеркнуто уважительно. Чувствую, когда при всех в его лаборатории я к нему обращаюсь: «Николай Борисович, можно к тебе, мне требуется твое разъяснение» – для него это «майский день, именины сердца», и он уже в лепешку готов для меня расшибиться. Сколько с ним лаялись и при его-то упрямстве, а теперь с ним стало легко работать. Чего стоит к любому так подходить.

Фрэд поступает подобным образом, но ко всем однотипно, и результат у него хорош, только со Славой и со мной у него пробуксовка – нас таким червячком на крючок не поймаешь.
Надо к каждому подходить индивидуально с игрой на слабости и без видимых требований. Работа бы выиграла.

Перед отъездом в Красноармейск вычитывал сцены с Аней после собрания. Эти сцены когда-то урезал, теперь показалось, чего-то не хватает. Мелькнула мысль, что в тот момент, когда Марат приглашает Аню, он должен заметить на себе взгляд Гали. С этой мыслью уехал в Красноармейск. Сегодня утром сел и дошлифовал сцены. Вставил немного, но как двух зайцев убил.

Сцена получилась достовернее, и упоминание о Гале необходимо для последующего. Очень был собою доволен. Степень удовольствия, как от рождения идеи изобретения. Обычно что-то получается за счет чего-то, а тут ничто не пострадало. Понять, почувствовать, что что-то не так, вот основная трудность. Исправлять – легче.

31 марта 1985 г.
Два месяца болит сердце и головные боли. Был у врача, кормлюсь лекарствами, да толку мало. На работе замордовали, устал до ужаса.
Сегодня закончил первое прочтение рукописи. Недавно понял, что основная моя посылка, на которой многое строилось, оказалась заблуждением. Понял Толстого и Шкловского про «энергию заблуждения».

Я ставил перед собой цель показать механику взаимодействия чувств и мышления, а из-за этого получились какие-то частности, возможно, верные, но не для художественного произведения. Я подменил цель. Вместо того чтобы создавать художественный образ, используя описание взаимодействия, я увлекся самим взаимодействием, считая, что этого достаточно для правды образа.
Не получилось и не могло получиться. Теперь вычеркиваю и переделываю.

20 апреля 1985 г.
Сегодня на совещании у Беляева дошел до точки, взорвался и обозвал решения его и Самборского по СПУ безграмотным, но победил их. Новое решение мне самому проталкивать, но это уже другой вопрос.
Последний месяц на работе – как кошмарный сон. Такой объем работ и в такие сроки еще никогда на меня не сваливался, а тут еще Беляев со Славой несколько раз без меня принимали слепые решения. Когда начальник принимает решение за исполнителя, не охватывая всего устройства, это так же нелепо, как решение исполнителя за начальника без четкого представления всех взаимосвязей, а с позиции только своей работы.

Ходил к врачу и на процедуры. Злился беспричинно, уставал до головных болей, а впереди еще месяца на три просвета нет.

Недавно в автобусе беседовал с Юрой Панько. Я ему заметил, что многие родители из среды инженеров без энтузиазма относятся к высшему образованию детей, поскольку зарплата рабочих не меньше, а то и больше инженерской.
; Пусть идут в рабочие, но пусть школа учит их решать задачи, учит трудолюбию. Приходят молодые рабочие и не умеют работать – не умеют и не хотят напрягаться.
Его высказывание навело меня на такую мысль.
Есть лишние деньги – детей можно побаловать. В Америке каждое поколение начинает с нуля и вынуждено напрягаться. Над каждым висит угроза вылететь из седла и оказаться среди неудачников.

19 мая 1985 г.
Несколько дней назад закончил шлифовку рукописи «Жизни» – сократил на треть. Беспокоит мысль, одно улучшил, другое ухудшил, некоторые места даже жаль.
На работе напряжение иссякает. Многое провернул. Сдвинул неподъемный воз и разогнал его. Дальше должно быть легче.

9 сентября 1985 г.
Нынешнее лето многому меня научило. Теперь бы время, работал бы и работал, над старым и над новым. Уже многое умею, уже есть опыт. На новую книгу есть все – идеи, персонажи, даже стилистические приемы, и впечатлений достаточно. Здоровье бы и время, а трудности – прошибу. Много раз убеждался – посидишь, напряжешься, с одной, с другой стороны подкатишься – и поехало.

Миша снова в интернате. Тревожно, хоть и привычно. Валя прислушивается к электричкам и каждые десять минут смотрит на часы.
Поселился он с другими ребятами. Не будет ли хуже, не прогадал ли?
Стоит ли ему идти в чистую математику? Каков его путь? Ничего решить не могу. Пусть определится сам.

20 сентября 1985 г.
На днях ездил с Виталием за контрабандными продуктовыми наборами на «Молнию». Там жена Коли Афонина заправляет распределением наборов по своему подразделению и нам по блату изредка перепадает. Вооружились двумя тачками и вдвоем на электричке перевезли из Тушино наборы на всю лабораторию.
В наборе, кроме прочего, две банки тушенки и килограмм гречки. Я размечтался – вот бы поменять тушенку на гречку, но кому предложишь, всем оба продукта нужны. Но мысль сидела во мне. Перевезли наборы на квартиру Люси Балебиной. Уходя, предложил Виктору под видом шутки, – кто захочет меняться, пусть обращается ко мне.
 
Обратилась Тамара Комолова. Договорился с нею, но коэффициент обмена не оговорили. Собираюсь к ней и не знаю, как быть. За 1 кг гречки отдать обе банки, жалко все-таки, и мелочность проявлять как-то совестно. Завернул обе, но врозь, а там – как развернуться события.
Впервые в жизни совершал продуктообмен.
Выставил одну банку, она выложила пакет гречки, благодарит и спрашивает:
; А продел нужен?
; Давай, – говорю.
Она выкладывает продел, а я ставлю вторую банку. Она смутилась и покраснела.
; Зачем, – говорит, – ты обе отдаёшь. Раз так, я должна тебе еще гречки добавить. Насыпала в пакет и безменом свесила.
; Я тебя обманул …
; Это я тебя обманула.
; … тушенку за раз съешь, а с гречкой за раз не управишься.
Расстались довольные друг другом. Я прямо-таки был счастлив. Муторная операция завершилась блестяще, и гречневая проблема на зиму почти решена. Сколько бы пришлось обивать ноги в Москве в поисках такого дефицита.

Чего не сделаешь ради здоровья. Когда живот взбрыкивает, поверишь, что дефицитная гречка полезнее обычного пшена. Сомнительно, но может, так и есть. Во время отпуска с животом ни с того ни с сего всякое случалось, а дни проходили безоблачно и плодотворно. Что уж тогда говорить, когда нервно и напряженно и дома и на работе. Вот и станешь менять крупу на консервы. Двадцатый век, канун нового тысячелетия, а тут – подпольные заказы, товарообмен. День завершился удачно, а подумаешь – грустно.

22 сентября 1985 г.
Дома дичайший холод, практически все простужены. Зимой тоже бывает холодно, но такой влажности не бывает. Низкая температура с пронизывающей сыростью переносится тяжело. Я даже читать не могу. Состояние оцепенения.
Миша приехал с температурой. У Вали температура. Неля отболела, но еще кашляет. Бабушка кашляет и без конца мерзнет. У самого горло болит, а во вторник в колхоз.
Не знаю, что государство выгадывает. Весной топят до 15 мая. На работе и дома окна настежь и все равно не продохнуть. Топят не по погоде, а по распоряжению вышестоящих – издержки диктата планирования и подчиненности.

Единовластие и диктатура уместны в исключительные минуты истории. В остальное время на каждом участке должен быть руководитель или хозяин. Сверху не все увидишь, циркулярами не все предусмотришь, а до верхов не докричишься. Вопли промерзших не долетят до тех, кто греется у каминов. Хозяин тот, кто имеет право и не боится самостоятельно руководить без пугливой оглядки на вышестоящего. У нас смелых много на левые решения. На решения правые смелых нет. С них ничего не поимеешь, а прогневить вышесидящего – раз плюнуть.

12 октября 1985 г.
Любая понятая мысль становится знанием и теряет свою новизну, а пейзаж чувств каждый раз восторженно воспринимается снова и снова.
Мысли – пища науки и знаний, а пейзажи чувств – пища искусства. Хорошая песня каждый раз возбуждает, даже если седьмой раз в году её слушаешь.

26 октября 1985 г
Валя как-то сдала макулатуру и полученный талон на «Спартака» обменяла на двухтомник Тютчева.
21 октября с утра я сел его читать. Прочел несколько стихотворений и вдруг уловил, как он это делает. У меня началось поэтическое сумасшествие. Собирался оставить это занятие, но не так-то просто выйти из этого увлекательного состояния.

24-го, позавчера, в пятницу получил такую встряску, после которой мой организм надолго выходит из режима. Все случилось как раз в день рождения Миши.
Накануне из Красноармейска позвонила Валя. Не может там достать машину, чтобы после операции перевезти деда Ивана к нам в Истру. Я договорился с Лидой и был спокоен, но утром 24-го она сообщила, что Леша стал на ремонт, и своя машина разбита.

Попросил Сашу Дорохина. Трудно было решиться, но попросил. И он на ремонте. До самого обеда терзался, как быть. Вот-вот позвонит Валя, а у меня нет решения. Все, у кого есть машины, кандидаты наук, в деньгах не заинтересованы, да и как возьмешь у знакомого, а полдня терять – кому охота.
В обед дома зашел к Валентину Губину. Уезжает в Горький. Одно к одному.

Спросил Наташу Затылюк. Володька еще плохо водит, и машину уже разобрал. Пошел к Паше Полтавцу. Трудно было решиться, но пошел. Паша с удовольствием объяснил – был в аварии, покрасил, выставил без колес на сушку.
Позвонила Валя. Предложил два варианта. Приеду, буду уговаривать таксистов, или ждать до среды – вернется Губин или Леша отремонтируется.
Лариса пошла просить Иванкина. С удовольствием, но он и Рябиков уезжают. Всё.

Я понял, что просить надо тех, для кого машина – профессия, а деньги есть деньги. У них профессиональный подход к работе и к оплате. Для них работа – не каторга, и деньги не оставят неприятного осадка. Я понял, что такие люди необходимы, без них мир развалится. На одних интеллигентах жизнь не состоится.
Вспомнил, что у Жени Моисеева есть знакомый, который подрабатывает. Бросились с Женей искать его, но не нашли, он – как у Ершова в Коньке Горбунке ерш-драчун.

В лаборатории стали вспоминать, кто еще есть. И тут сработал Коля Афонин, от которого до этого все требовали, чтобы он не лез, не балагурил и не тарахтел. Он вспомнил, что есть такой парень, но забыл его фамилию. Стал искать по телефону кого-то, еле нашел, но тот тоже не вспомнил, но дал телефон еще кого-то, и уж тот вспомнил того.

Коля позвонил. Ему все мешали, учили, что и как говорить. Парень, Саша, оказался профессионалом, у него принцип – со своими не связываться. Николаю подсказывали, но он и сам сообразил: тебе он не свой – отбрось интеллигентские штучки. Николай передал мне трубку, и мы сговорились встретиться. Возникло еще затруднение. Саша не может в субботу, или пятница, или воскресенье. Созвонились с Красноармейском, и завтра, если Саша не подведет, еду за Валей и дедом.

К концу эпопеи почувствовал, что ресурсы мои исчерпаны и в животе все опустилось. Как скоро приведу его в норму, а силы нужны.
Вчера еще ездил в командировку, потом гонялся по Москве за продуктами, но это уже мелочи.

16 ноября 1985 г.
С 12 ноября по 15-ое были с Юрой Бычковым в Самаре.
Занятие не для моего здоровья и не для моих нервов. С первой и до последней минуты сплошная цепь закономерных случайностей и трудностей.
Город в снежной каше и мгле. Двенадцать ночи. Нашли гостиницу. Ноги сырые. Нас не селят по нашей брони. Поднял с постели начальника отдела ЦСКБ, поругался с ним, но своего добился. Он поднял дежурного фирмы, и нас переадресовали в гостиницу фирмы.
Транспорт практически уже не ходит. Рыльскую улицу никто не знает. Случайно и чудом, наверно, на последнем трамвае глубокой ночью добрались до гостиницы.

В столовой предприятия нечего есть. Магазины и забегаловки закрываются в семь вечера, с шести не купить уже и хлеба. Если бы не привезли из Москвы масло и сыр, совсем бы заскулили. И это бы все ничего. Трудности забываются. Осталось тяжелое впечатление, что город живет примитивной жизнью, все силы расходуя на борьбу за существование.

В столовой мясных блюд нет. Это понятно, но нет и примитивных каш. Это уже из-за отсутствия культуры. Студентом в Магнитогорске удивлялся, как там ловко умеют портить хорошие продукты. Здесь уже не портят, здесь их нет. Масло, колбаса, свинина – все по талонам, а нормы мизерные. Не смог купить даже банку приличного варенья. Валя уговаривала взять с собой домашнее. Не взял – прогорел.

Мечутся командированные. Везут всё с собой. Готовят по вечерам.
Мысли не шли. Сидел у телевизора. Весьма распространенная иллюзия. Кажется, что убиваешь время, а убиваешь себя.
Дорого нам обходится мировое противостояние. Все силы и средства брошены на оборонные отрасли. Кроме давай-давай ничего с человека не требуют и кроме водки ничего ему не дают. Давай-давай, пьянствуй, помалкивай и ни о чем не думай. Ему потребности – на примитивном уровне, и он работает с такой же отдачей. Если зажаты рты, в любое болото завести можно. Хромая экономика порождает хромое окружение, а хромое окружение не позволяет экономике стать на обе ноги.

21 ноября 1985 г.
От Андрея из Афганистана пришло письмо. Он был контужен, три месяца провёл в госпитале. Он рвался в десантники и в Афганистан, теперь дни считает, когда кончится служба.

25 декабря 1985 г.
Иван Сергеевич умирает.
Мучается страшно. Сейчас практически без сознания, вернее сказать, нам не понять, что осталось у него от сознания.
Утром вдруг прохрипел: «Включи телевизор».
В его комнате прекрасный портативный цветной телевизор, привезенный вместе с дедом из Красноармейска, но его почти месяц не включали,
- Иван Сергеевич, зачем! Утром передачи не работают.
- Проверь и отдай Мише.

Впервые за два месяца он признал, что смерть близка, и позаботился о внуке.
Это были его последние слова. Началась мучительная агония. Почти двое суток легкие шумно работали «вдох-выдох». В ночь на 27 декабря они сработали на износ.
Забудется, как он по ночам пытался встать, пытался куда-то идти, хотя сильно хромал на ногу и мог грохнуться на пол, как громко звал младшего брата Павлика, всё забудется, в памяти останется лишь то, как дедушка, умирая, позаботился о любимом внуке.
29 декабря в Красноармейске, где прошла вся его жизнь, мы похоронили его рядом с бабушкой Шурой.  (Годы жизни его: 30.01.1910 г. – 27.12. 1985 г.)


1986 г.
10 февраля 1986 г
Ездили в Красноармейск. Сорок дней после смерти Ивана Сергеевича. Прощание с квартирой Валиного детства.
На кладбище к могиле подходил с холодным рассудочным чувством. От Вали отвернулся, чтобы не видеть ее слез. Сработал эгоизм самозащиты.

19 мая 1986 г.
Пришёл ответ на мою рукопись.
Перепугал я рецензента, а он Валю и частично даже меня.
Всё вычитал. Не упустил ни один отмеченный мною недостаток хозяйственной деятельности или грубую правду жизни.
Особенно рецензента потрясло, что показаны недостатки отрасли с оборонным направлением и нигде не дано им оправдания.

27 мая 1986 г.
Отказом от борьбы борца не воспитаешь.

13 сентября 1986 г
Прошлой весной осела земля под окном, образовалась воронка. Летом я носил ведром землю, присыпал и заровнял ее. Весною этого года земля, мною нанесенная, рухнула, и уже не воронка образовалась, а глубокая яма, ведром ее не засыпать. Нужна машина земли.
Такая глубокая яма весь год во всех моих делах – в отношениях между мамой и Валей, в поступлении Миши в институт, в моих литературных делах и теперь в моем здоровье. Один Миша сумел выбраться из ямы. Поступил, учится, но у меня не проходит чувство какой-то непрочности. Как сдаст первую сессию?

Из литконсультации вернули первую часть «Жизни». Рецензия как будто бы даже благосклонная, но дальше что? Валя уговорила отвезти вторую часть. Вернули не читая.
Что делать?
Иссякла энергия. Последние остатки ушли на ремонт квартиры. К концу ремонта во всю разгулялся правый бок в районе печени.
Как-то сразу все краны на кухне и в ванной пришли в негодность, а магазин сантехники в Москве на Кутузовском закрылся на учет, и у меня иссякли запасы. Краны подтекают, в квартире промозгло и холодно. Бросить бы все и ничего не делать. Такое чувство, что ничего не хочется и ничего не надо. Всё надоело, всё.

19 сентября 1986.
Если что-то не дается, но проявишь настойчивость и доведешь до конца – многое поймешь и многому научишься.
Работу можно сделать интересной и поучительной, но она же ещё должна быть любимой.

24 сентября 1986 г.
Обида и месть могут быть движущей силой творчества, но не должны быть его сутью.

20 октября 1986 г
Сегодня утром битый час ругался с Танаевым. Директор назначил его ответственным за 671-ый блок. До сих пор он не только не помогал, хотя обязан был хотя бы по должности, но всеми средствами много того наоборот. У него война с директором и своя игра. Директор сделал хитрый ход, и тут вдруг Танаеву прибор позарез потребовался. Вынь ему и положь. И началось. Почему не выходили в выходные дни, почему не работали в две смены, почему раньше не сделали и что вы делали четыре месяца? И как итог – вы не ведущие инженеры. Почему нет пульта? На этих самоделках вы год провозитесь.

У меня было хорошее настроение, я был спокоен. Танаев дошел до крика, а я не заводился. Отбил все его доводы.
Я предлагал Беляеву разработать пульт, готов был взвалить на себя этот дополнительный хомут, но Беляев взвесил, что пульт в производстве ему толкать, а оно ему надо? Я не стал спорить и ругаться, чтобы заиметь лишнюю обузу. Беляев-то понимал, что мы и так настроим. А теперь от Танаева упреки. Я ему выложил, что его вопросы не в моей компетенции. Перечислил, чем пришлось заниматься, и он сник. В конце концов он обиженно взмолился: «Что ни предложу, ты ни с чем не согласен». Я понял, что перегнул, и пошел на попятный – кое с чем согласился.

Потом пытался узнать, какова реакция наших на спор. И как всегда и обычно, все посмеивались и уклонялись от оценки, одна Лариса похвалила меня. Я остался доволен собой и решил, что мое поведение понравилось всем. Так дома об этом Вале сказал.

9 ноября 1986 г
Наши социальные и экономические условия требуют личностей с неограниченными правами и с патентом на вседозволенность. Воевать с ними в одиночку – плющиться под колесами бегущего поезда.
Когда социальные условия станут такими, что непорядочность станет невыгодной, тогда призывы о боге в душе умрут сами собой.
Объяснять, что непорядочность разъедает общество, и ущерб от этого перекрывает толкательную пользу развязанных рук – вот посильная задача текущего дня.

18 ноября 1986 г.
Менять надо всё.
Старая цепь способна придать круговое движение любому выбранному направлению, если она намертво прибита к неподвижному колышку.

28 декабря 1986 г
Вчера ездили в Красноармейск. Годовщина смерти Ивана Сергеевича.
Кладбище разрослось, я бы не нашел могилы. Место уже какое-то чужое и незнакомое, все не так, как было летом, когда мы с Павликом (младший брат Ивана Сергеевича) ставили ограду. Тот пятачок земли в желтом песке запечатлелся, а эта тесная коммуналка отторгается сознанием.

Смели рукавицами снег с ограды, вставили в корзину свежий букет искусственных цветов. Что еще мы можем сделать для ушедших поколений?
Заносит снегом могилы, стираются на земле следы их ушедшей жизни. Помнит их горстка родных и горстка знакомых. От их жизни и времени остается общий фон в истории и несколько выдающихся имен.

Памятники и плиты. Гвоздики, крестики и надписи на металле. Три мастера в городе оформляют плиты. Дядя Леша специализируется на гвоздиках. Если просят крестик или на металле, посылает к другим мастерам, они посылают к нему. Рядом со смертью жизнь со своими правилами.

Сидели потом за столом.
У каждого отболело и переболело. На сорок дней еще были свежие раны, за год они зарубцевались. Каждый неосознанно не хотел их бередить.
Острую боль стремишься выплеснуть, тупую боль стараешься не замечать.

Уезжали с чувством выполненного долга. Все, что могли, сделали. Подвели черту, поставили точку. Закрыли последнюю страницу двух жизней. Теперь, когда нахлынут воспоминания, весенним днем или летом можно будет приехать, навестить, постоять. Не по обязанности – по порыву души.

1987 г.
6 января 1987 г.
Бернарда Шоу, прежде чем он пробился, отвергли 80 издательств Великобритании, США и Канады. Потом опубликовали всё, даже то, что он даже смотреть не хотел.

24 января 1987 г.
Когда любишь, когда человек тебе нужен, многое ему прощаешь. Когда человек не нужен, какая может быть дружба или любовь? Возникло расхождение, появилась уверенность, что без другого человека можно обойтись, или понимание, что обойтись придется – вот и развод, вот и дружбе конец. А дальше из чувства самоутверждения или протеста нет прощения, нет терпимого отношения, нет компромиссов. Постороннему скорее простишь.

29 января 1987 г.
Вся мировая литература построена так, чтобы читатель жалел героя. Если жалеешь, он становится тебе близким. Жаль князя Андрея, жаль Пьера Безухова, жаль Наташу и Соню. У Чехова жалко всех его положительных героев. Жалко Отелло, Гамлета, Лира.
Я пишу обыкновенных людей, которым можно подражать. Они у меня умеют устоять против ситуации, но раз умеют, их не жалко. Они жизнестойки, тогда чего их жалеть? А если не жалко, они и не запоминаются.
Даже Онегина и Печорина жалко!
Кусать, кусать надо героев, беспощадно и несправедливо. Тогда их жалеют, тогда они любы читателю.

Столкнулись два человека, даже ушиблись больно – ну и что? Один несправедливо толкнул другого. Бывает. Кого это тронет? А вот если мамочка раздала старшим наследство, а младшего хроменького обделила и выгнала, потому что поверила наветам любимчиков, а потом внезапно тяжело заболела, а старшим начхать на нее. Зачем она им теперь? Все, что им нужно, они от нее получили.

А хроменький на последние с трудом заработанные деньги, варит маме обед. Он спешит накормить ее, а по дороге два хулигана от нечего делать, от скуки выбивают из рук обед и избивают его, а он, превозмогая боль, собирает в кастрюльку кашку и ползет, спешит к маме, потому что она там страдает одинокая и голодная – вот это литература. А как еще проткнуть свинцовый панцирь читательской души.
Но я не хочу писать такую литературу!

Я пишу жизнь, а литература – не жизнь. Литературе нужна литература. Видимо, в этом главная моя ошибка.

16 февраля 1987 г.
Сегодня Виталий пристал ко мне – за что я его так ненавижу?
; Я материалист. Должна быть причина.
Причины он не видит, и не увидит, и не поймет.
Я стараюсь быть к нему равнодушным, стараюсь обходить острые углы, чтобы не ударяться о них, но презрение мое к нему проступает, а он недоумевает – почему.

Вероятно, я умею любить, но умею и ненавидеть. Ничего нет, кроме наших конфликтов по работе, но, когда я увидел, что он не тот человек, какой сложился в моем представлении, – упрямое дитё с претензией – не могу этого вынести. Это раздражает меня, и я срываюсь, не прощаю ему ни одной ошибки, все зло помню и при каждой возможности тыкаю его носом. Ему бы хотелось все прошлое сгладить, остроколючее забыть и представить себя в виде непонятой обиженной жертвы, а я ему такой возможности не даю. Слава относится к нему терпимее, а я нет. Много требуется времени, чтобы моя желчь затянулась ряской безразличия. Наверно, поэтому у меня печень болит.

Не могу простить ему паразитирования, творческой трусости и при этом высокомерие и аппетитное мнения о своей персоне. Увиливает от всего, что не может или что ниже его достоинства, и никакой нагрузки на свое плечо взять не хочет и не умеет.
Одно задание ему не по плечу, хотя в этом не хочет признаться и изощренно от этого увиливает, другое ниже достоинства, а в итоге нулевая отдача от его многолетней работы и недоумение окружающих.

13 апреля 1987 г.
Одни люди при опасности краснеют от ярости, другие бледнеют от страха. Но случается, у первых ярость растрачивается, и они цепенеют, а у других проходит оцепенение, и они начинают действовать.

23 апреля 1987 г.
Была недостройка, теперь перестройка. Самой стройки не было.

Сегодня меня сняли с доски почёта. Отвисел два срока.

7 мая 1987 г.
5-го мая Женя Скорин покончил с собой. Кошмар. До каникул восьмого класса не дотянул.
Только пришло тепло, распустились первые цветочки, а Женя уйдёт в могилу.
Это крах жизненной философии Виталия, но он же этого не поймёт.

И не понял.
Взяли приёмного сына – нашёл себе компаньона, а то, что у него гены могут быть подмочены алкоголем, ты подумал?
Играть с ним легче, чем развивать. Усталость не приходит – нагрузки нет.
Всё время легкой жизни для себя искал. Без нагрузки и напряжения. Доискался.
Опять у него полный крах.

29 мая 1987 г.
Вале дали почитать антисемитскую литературу. Разрешили приоткрыть рты – в первую очередь забурлил навоз под крылышком влиятельных покровителей, а бредовые идеи находят отзвук в душах жаждущих мещан.
Миша сдает сессию на тройки. Конечно, немного он не тянет, но в такой же степени не тянут и педагоги. Легко им было со мной – в зачетке пятерки, не страшно ставить хорошую оценку, а у Миши сильно влияет зачетка. Но вуз мне мало дал в понимании людей, а Миша познает глубины человеческой породы.

Настроение скверное. У Миши скромные успехи, он нервничает. Мама серьезно больна. У меня на носу пятидесятилетие, а никакой веры в то, что я пробьюсь в литературе, уже нет. Тает уверенность в себе, пропадает охота и писать, и думать.

6 июля 1987 г.
Не терплю петрушку ни на запах, ни на вкус. По мне её следует искоренить, но сколько людей лишится полезного им продукта?
Самая распространённая ошибка: не перевариваю – уничтожить.
Должно быть иначе: не нравится – не ешь, но не мешай есть другим.
Искусство должно быть понятно народу! Вот тебе раз. Здравствуйте.
Или ещё. Меньшинство подчиняется большинству. С какой стати?
Новая идея не может сразу овладеть большинством. Новая идея побеждает в борьбе, но при этом всегда останется разный уровень её понимания.

20 июля 1987 г.
Чуть-чуть разрешили говорить – сколько выплеснулось идей, только реализуй, но это требует свободы и отнимает власть у власти, а им это зачем?

Ионычи были всегда и во всех сферах, но сейчас их перебор, а укротителей нет.

29 июля 1987 г.
«Он старался, как мог, и я старался, как мог. Почему ему больше?»
Каждый хочет получать по результатам старания, а не по результату работ.
Старание-то у всех разной мощности.
Каждого нужно кормить, но не каждого награждать.

4 октября 1987 г.
Уже полтора месяца рукопись «Жизни» лежит в журнале «Октябрь».
Мучает вопрос – чем заняться? Тянет писать. Даже если отвергнут, не смогу не писать. Это занятие уже вошло в химию организма. Но что писать? Рассказы увлекают, пока придумываю сюжет. Как только кончается разработка и аналитика, когда я знаю, что к чему, я к ним охладеваю. В романе аналитика не кончается до последней точки. Но, если браться за «Разных людей», то с надеждой пробиться, а иначе зачем?

Всё за то, чтобы садиться за них. Есть возможность подумать, как вести своды, куда они выведут, подумать о прожитой жизни. Вернуться к тому, что было, и обобщить. Это в духе моего характера. Я так устроен и так фактически жил всегда. Но рассказ дает опыт, как навязать читателю свою волну, как заставить его войти в вынужденные колебания вплоть до резонанса.

Собираюсь в Ленинград. 9 октября Бэле 50 лет.
Валя вчера сама мне открытку выбирала, а сегодня застала – я стихи на открытке пишу. Я засмущался, а ей захотелось посмотреть, что я написал.
Подобное чувство повторится, если Бэла при мне станет читать – реакция будет ранимой и обостренной.

Так оно всё и случилось. У Бэлы слёзы, а я в полной растерянности.

27 октября 1987 г.
Каждый своей семьёй хорошо управлять не может, но каждый хочет, чтобы дядя хорошо управлял государством.

19 декабря 1987 г.
Каждый человек обязан заботиться о жилище, о пище, об одежде, о семье. Это является необходимой ближайшей целью, но этого мало. Жизнь человеческая никогда не будет прочной, если не будет прочна жизнь коллектива. Жизнь среди неудовлетворенных ею, среди обозленных чревата опасностями. Поэтому, заботясь о своем благе, никогда не надо забывать о благе всего общества. Нищета и злоба окружающих – плохая гарантия для счастливой жизни. Доброта порождается добротой и частичным самопожертвованием. Других способов нет.
 
В том, для кого человек старается, немало интересного. Иногда, казалось бы, он трудится для себя, но, в силу порядочности и человечности, оказывается – и для других. Иногда, казалось бы, старается для других, но из-за эгоизма, тщеславия и непорядочности получается лишь для себя.


1988 г.
15 августа 1988 г.
Приехал из Москвы, разделываю мясо. Мама спрашивает:
; Завтра Валя будет готовить? Я тогда отделяюсь.
; Вот и хорошо. Будет, как в ресторане. Какой суп захочу, такой и съем.
Сегодня маме сказал: «Не научила тебя свекровь жить».
Мама не жила со свекровью. Многое бы поняла, если бы оказалась под ее пятой.

А может быть и нет? Трудно человеку сражаться с тем, что в него заложено.  И это не вина человека, это его беда.
_____________________

Мама умерла 6 октября 1989 года. (26. 11. 1906 – 6.10 1989 гг.)

Отец своим примером показал мне, как надо работать и сотрудничать с теми, кто может и хочет работать, и как надо по мере возможностей, не теряя честности и совести, заботиться о своей спутнице жизни, а это и есть главный признак настоящей любви.
А мама для меня – учитель жизни. От неё у меня интерес к тем людям, которые этого заслуживают, и попытки понять их движущие силы и их суть. Она учила различать правильные поступки от лживых, корыстных и подлых. Она для меня пример разумной доброты и честного отношения к окружающим. Она для меня – мама.

1990 г.
27 января 1990 г.
Все больше вызревает во мне мысль, что писатель из меня не получился и не мог получиться – слабоват чувственный аппарат, слабое воображение и фантазирование, нет чутья на язык и емкую фразу.
Что же мое? Мимо чего я прошел?
Как будто смирился – с удовольствием в свободное время живу дачей, но жалко бросить все предыдущее – привык за два с половиной десятка лет.

У Миши опять двойка. Лопнули мои представления, что человека можно научить всему. Обучаемость основана на чувственном аппарате и памяти и уж в последнюю очередь на логике, а эти капризные дамы – чувства и память – достаются в наследство от природы. Можно принудительно развить отдельное чувство, но их творческому взаимодействию каждый учит себя – сам вырабатывает свою методику, свои подходы, делает свои открытия, сам завязывает в узел талантливого творчества свои способности.

---------------------------

После третьего курса, когда вместо высшей математики пошли специальные курсы по профессии, у Миши пошли четверки и пятёрки, а по курсовым проектам – только пятерки.
У него хорошо пошла работа. Он любил работать, мог работать и умел сотрудничать с другими.
За десять лет работы у него уже трёхкомнатная квартира в Москве, своя машина и два сына.
В 2002–ом ему всего тридцать три года. Что-то случилось с машиной. Он стоял на обочине МКАД и отрывал багажник. Кому-то понадобилось своей машиной напасть на него со спины.           (24.10.1969 г. – 19.09.2002 г)

Нели не стало    12.10.2002 г.   (3.10.1931 – 12.10.2002 г.)               
---------------------------------

Из записей 21-го века

Витки спирали
При любых крутых изменениях правящего режима, при любых государственных переворотах победа достается загребателям. Явление вполне закономерное. Их побудительные причины и открывающиеся им возможности – всё для них совпадает. Это их профессия, это их способности и их интересы. Поэтому они лучше других приспособлены снимать сливки и плечо к плечу стоять на защите схваченного.

Совершается переворот или смена режима, устраняется часть предыдущих трудностей, но неизбежно возникают и накапливаются другие. Одно поколение испытывает радость от долгожданной победы, другое начинает испытывать трудности, у третьего снова появляется надобность преобразовывать мир.

Устраняется одно препятствие – растет недовольство против другого, но это движение не по замкнутой самой на себя ленте Мебиуса с неумолимым возвратом к началу, а по бесконечной спирали, каждый виток которой путаный, сложный, с реверансами в сторону авторитаризма, и всё-таки виток более высокий по уровню, ведущий к началу следующего, более высокого, более нового и, к сожалению, с новыми загребателями.


Спасение спасающих
Товарищ из радиостанции «Эхо Москвы» увидел спасение России в парламентской республике.
Где-то в Европе с многовековой историей парламентаризма и с серьезным отношением к нему выбирающего его народа это проходит. В России на данном этапе такой вариант – не спасение. У нас народ умных пока не понимает. Он охотно выбирает прикольных шутов, хапуг и примазавшихся к власти.

Поэтому пока надо выбирать лидера, но с резко ограниченным сроком пребывания и со строгой подсудностью за проделки, а тем временем шлифовать парламент средствами информации и заодно приучать народ к ответственности за свой выбор – во все колокола позорить регионы за их шутов, шулеров и прилипал. А для этого средства информации, суд и парламент должны быть независимыми и ответственными – суд перед средствами информации, они перед судом за покупную ложь и фальсификацию, а парламент перед теми и другим вплоть до информационных пощечин наотмашь.
Пока парламент не научат держать себя и власть за штаны, новшества хуже прежнего стране не нужны.

Болезни парламента
Мужчина, нашпигованный амбициями, и женщина с ущербным чувством любви и материнства – чума парламента.

Успешная неудовлетворённость
Ораторы патриотизма – всегда матерые защитники своего благосостояния.

Спокойный отдых
Ночевала кучка золотая,
на груди купюры почивая.

Роль инструментов и средств воспитания
Без достаточного количества финансовых средств очень трудно, хотя и можно, толково воспитать детей, но при этом ограничениями и даже некоторыми инструментами воспитания, если это необходимо, нельзя пренебрегать.
В тех непомерно зажиточных семьях, где игнорируется значение ограничительных средств, родителям впоследствии приходится тратить сумасшедшие суммы для выковыривания своих чад из скверных ситуаций.
 
В тех семьях с низким уровнем доходов и культуры, где упор делают только на орудия воспитания, результат сравним с провальными достижениями зажиточных семей. В итоге дальнейшее воспитание поручают казенным учреждениям с охраной и решетками.

У родителей, которые постоянно страдают от головной боли в поисках оптимального сочетания возможностей и ограничений, дети обходят стороной ядовитые соблазны. У них с детских лет в голове и душе формируются механизмы, которые помогают им в сложных ситуациях принимать разумные решения.


Холодное лето
Лето 2017 года было суровое – холодное и дождливое. Помидоры в теплицах плохо росли и плохо созревали.
Зашла соседка к соседке и увидела на столе шикарные помидоры.
– Где вы такие вырастили!? В теплице!?
– Да.
– А где у вас теплица?
– В кошельке.

Диалектика дружбы и капитала
Когда появляются деньги, исчезают друзья.


О ужас
Мыслитель, застрявший в луже,
в испуге подобен зверю.
Для него это дикий ужас,
а я в его ужас верю.


Неглупый и умный
Между неглупым человеком и умным – большая разница. Умный ближе к людям большого ума, а место неглупого человека несколько ниже, но выше того, кто по уму до него не дотягивается. А мудрый человек – над всеми. Он выше, глубже и шире. Он мудрее, а это более мощное качество. Это слияние ума, доброты и искреннего человеколюбия. Такие качества вместе в одном человеке встречаются редко. Поэтому таких людей мало, но они есть.

Общие приметы культурного уровня
Взрослых трудно перевоспитывать, поэтому пора в младших классах школы учить детей, что в каждой квартире должно быть ведро или пакет для сбора мусора. Наши квартиры не настолько большие, чтобы от любой комнаты до ведра трудно было дойти. И тогда в городах, больших и маленьких, женские и мужские предметы интимного туалета не будут украшением деревьев, растущих под окнами многоэтажных домов.


Странная просьба
Дай бог, чтобы бог не дал.

Простое различие
В молодые годы пульс может подняться хоть до ста с гаком, но через пять минут он уже в обычной норме, а в старости от любого пустяка он взлетает и обратно добровольно уже не возвращается.

Искажение инстинкта
Кто думает сам, тот сотрудничает или спорит с теми, кто думает. Кто не утруждает себя самостоятельным мышлением, тот подчиняется указательному пальцу даже в ущерб инстинкту выгоды. Будущее ему не интересно, все его надежды на крошки со стола, который сейчас уже накрыт.


Болезни, внедренные с детства
Жадность родителей или безумная щедрость – всегда беда. Какая из этих бед более чревата в последующей жизни, оценить без знания конкретных последствий невозможно. Используя вывод, будто бы высказанный правителем СССР, можно сказать – «обе хуже».
Такой неопределенный вывод близок к истине. Это как два разных склона с одной вершины. С какого ни покатится жертва, без перелома души и совести не обойдется. Такие болезни на всю последующую жизнь остаются неизлечимо хроническими.


Реплика к столетию событий
 –   Разбойное прошлое с вырубкой или выдавливанием лучших не проходит бесследно, поэтому мало тех, кто на совесть работает. Мы теперь – страна с выбитой совестью.

Штатные люди
Читая статьи на сайте «Эхо Москвы», я иногда бегло просматриваю комментарии к ним, и у меня складывается твердое убеждение, что некоторая часть будто бы добровольных корреспондентов – штатные работники на окладе. Эти товарищи, необразованные и недоразвитые, хотя, возможно, даже дипломированные, утром, днём и вечером переписывают с инструкций и наставлений рекомендуемые тезисы, добавляя к ним в злобе за свою несостоявшуюся судьбу однообразную поганую матерщину.

Потом, не умывая рук, они завтракают, обедают и ужинают, и вся налипшая грязь глубоко проникает в их внутренние органы и поражает печень, сердце и черепной мозг, а из-за этого они больше ни на что другое не способны. Товарищи, которым нужна подобная деятельность, подкармливают их и используют, поскольку, как говорил их вождь, учитель и отец всех паскудно матерящихся, «других работников у нас нет».

Мысли о творчестве
Легко из добротного материала делать изделие, но мастерство тогда, когда из подручных средств создаёшь вещь. Но есть ли в таком изделии запас прочности? Прочно, когда сделано из монолита, но нельзя брать монолит больше сконструированного изделия – слишком много надо снимать стружки и тогда монолит можно разрушить и раскрошить. Настоящее изделие делается из подходящей заготовки головой и руками толкового мастера.

Когда-то друг Виталий, прочитав мою пьесу «Игра для взрослых», недоумевал. «Каждый персонаж прав. Так в чем конфликт? Не пригласили на банкет? Мелочь, пустяк».

Я сознательно выбирал ситуации, чтобы каждый был прав. Такова диалектика жизни.
В пьесе Тайваров и руководитель, который должен кормить свой коллектив, и серьёзный ученый. Арховский – знающий и толковый специалист, но очень жесткий руководитель. Его задача, чтобы разношерстный коллектив, в котором есть и трудоголики, и лодыри, работал с полной отдачей. Колдобин делает новую технику и использует туповатого, но исполнительного Филюшкина для дисциплинирования персонала. Конфликта нет, и он на каждом шагу.

Новый прибор никому не нужен, он в план не вписывается. Приходится преодолевать равнодушие и сопротивление, идти на риск. А в итоге – со стороны тех, кто пожинает плоды, наплевательское к тебе отношение. У них чувство, что всё совершили они, и немалая доля правоты в этом есть.
Жизнь не плитка шоколада. Она вся в ухабах. Её в один тонкий блин для пельменей не раскатаешь.

Некоторые писатели говорят, что исследуют жизнь.
Всякое исследование предполагает вторжение измерительных инструментов и, следовательно, нарушает естественное течение процесса.
Когда физики исследуют атомное ядро, они сталкивают ядра друг с другом. В масштабах Земного Шара заметить такие процессы практически невозможно – ядрам есть где разминуться. Принудительное столкновение ядер лоб в лоб позволяет ядрам раскрыться и обнаружить скрытые закономерности и внутреннее устройство.

В физике используют и другой метод – тщательное наблюдение и измерение реально происходящих событий.
Если исследовать жизнь путем столкновения характеров, то это столкновение надо доводить до предела, а в жизни такие крайности случаются редко. Несоответствие изображаемого с реальностью иногда коробит, но всякое искусство условно, а поэтому такой прием правомерен. В условиях дефицита времени резкое столкновение позволяет быстро раскрыть характеры. В романе характер можно раскрывать постепенно, описывая поведение персонажа в разнообразных ситуациях, в пьесе такой возможности нет.

Иногда в голове роятся мысли – одна торопливо тянет за собою другую. Занятие полезное, хотя конечный продукт бывает не осмыслен, не обобщен, но спрятан в памяти, чтобы в нужный момент выплыть находкой, озарением или готовым решением.
Когда я, трудясь над романом, подошел к описанию работы, я был изумлен тем, что писать о работе трудно, а ведь я ее знал не понаслышке. Когда дошел до лирических сцен, оказалось, что и их писать трудно. Я рассчитывал на волне своего опыта в любви пролететь эти сцены, как ласточка, а пришлось потеть и пахать, как вол.

Легко писать то, что знаешь по верхам, а то, что знаешь основательно, описать очень трудно – улавливаешь малейшую фальшь и неточность.
Преодоление таких тупиков – самая вдохновляющая часть работы. Вот так в горах. Подходишь к подножию горы и теряешься, не знаешь, как ее одолеть. А начал штурм, забрался на вершину – испытываешь чувство радости и победы.


Последние точки
Не во всех случаях жизни я держался достойно. Из-за неумения себя сдерживать, из-за неумения в острых случаях остановиться и подумать, я, наверно, многих людей обидел, но я никому сознательно не причинил зла и никакой подлости не совершил. Тем людям, которые меня знали, тем, кого уже нет среди нас, и тем, кто еще шагает по жизни, мне не стыдно посмотреть в глаза.