Грянуло в марте

1

     В ночь на двадцать пятое марта Вере Викторовне не спалось. Она заглянула в детскую. Марина спала, откинув одеяло во сне, ей всегда жарко. Стася уткнулась в подушку, кудри бабушкиной любимицы разметались. Тая спала на боку, ее личико, обрамленное темными волосами, хранило капризное выражение. Младшая Ниночка раскраснелась, дышала ротиком, опять у нее насморк.
    Бабушка вышла из детской. Привычно болела спина, ломило ноги. Иметь четырех внучек – немалая забота. Неудачным все-таки оказался брак дочери. Семья быстро росла, расходы увеличивались. Таня забросила живопись, устроилась на работу.  Теперь еще с Николаем беда приключилась, ведь говорили ему: Не надо ехать в Москву! Непрактичный, витает в облаках, философия в голове.
Увидев, что в комнате дочери горит свет, Вера Викторовна вошла в Танину спальню
- Почему не спишь? –
 Татьяна вздохнула:
- Неспокойно у меня на душе, мама. Ты слышала, что в городе твориться?

У дверей раздался звонок, резко, требовательно прорезав предутреннюю тишину.
- Не открывай! – дрожа так, что зуб на зуб не попадал, шепнула бабушка.
Звонок повторился, на сей раз более властный, угрожающий, мать и дочь поняли, что никуда им не деться.  Татьяна приблизилась к двери, спросила:
- Кто там?
- Откройте, мы из органов безопасности.
В комнату ввалилась группа мужчин: один в штатском и трое солдат, солдаты с винтовками за плечами встали возле дверей.
Тот, кто в штатском, сказал властно:
- Вы поедете с нами, собирайте вещи!

Женщины растерялись, невозможно было сосредоточиться.
- Куда нас? Почему? – с усилием выдавила Татьяна.
- Там разберутся, поторапливайтесь, делайте узлы, расстилайте простыню,  кладите туда вещи, потом завязывайте концы, - уверенно распоряжался человек  для которого подобные сборы были обычной работой.
     В детской бабушка натягивала чулки Ниночке, старшие одевались сами.
- Бабушка, а там школа будет? – звонко спросила Марина.
- Будет, будет, детонька, - голос бабушки осекся.
Мать металась по квартире. Рояль, ноты, картины –это сейчас не то. Надо взять что-то нужное. Теплые вещи… Она подошла к шкафчику, вытащила коробочку с университетским значком.
Человек в штатском торопил, ему хотелось поскорее закончить операцию, солдаты бесстрастно охраняли двери, чтобы не сбежали государственные преступники
Женщину с престарелой матерью и четырьмя детьми посадили в ожидавший у ворот фургон, и машина отъехала от загородного дома в неизвестность.

 Глухо роптали сосны, молча вытянулись безлиственные деревья, судорожно трепеща ветками, словно пытались задержать неправедный рейс этой глухой мартовской ночью.

2

Товарный состав, набитый людьми, тащился в сторону Центральной России. Люди сидели и лежали на чемоданах, узлах, тюках молчаливые, возносящие молитвы небу.
- Мама, пить хочу, - попросила Ниночка. Мать достала кружку, приблизилась к крестьянину, дремавшему возле жбана. Он молча нацедил полкружки кваса. У многих высылаемых были с собой продукты. Мать подумала о том, как легкомысленно они собрались в дорогу, впрочем, запасов в доме не было.
 
 Состав затормозил, остановился. Отодвинулись двери теплушки, в обозримом пространстве возникли два солдатика, они несли котел с супом. Обед принесли.
И снова дорога. Татьяна сидела рядом со сгорбленной матерью, дети притихли, они много спали, Ниночка стала кашлять.
 Мать думала: что плохого они сделали, в чем, собственно, обвиняют Николая, арестованного в Москве? Да, у него нашли философские книги «Агни йоги», где говорится о жертвенной любви, духовном подвиге, красоте, беспредельности…Неужели это преступление?

Состав, везущий ссыльных, миновал Уральские горы. Однообразно отстукивали колеса, судорожно подрагивали вагоны, временами гудел паровоз, и была в его голосе звериная тоска.

Поезд остановился на запасных путях Томской железнодорожной станции. Людей поместили в пересылочный лагерь – надо было переждать, пока пройдет весенний лед. 
   Среди обитателей барака свирепствовал брюшной тиф. Девочки, словно воробьи, сидели на нарах, ожидая, пока их накормят. Ниночке стало лучше, но заболела бабушка. Прикрыв глаза, она лежала, скорбная, исхудавшая, еле произнося слова, у нее распух  язык.
   Иногда девочки пели народные песни. Когда в бараке раздавались тоненькие детские голоса, то светлели лица окружающих.

Во дворе пересылочного пункта была установлена большая печь со многими конфорками. Люди с котелками, сковородками, чайниками стояли в очереди, чтобы вскипятить воду, поджарить картошку, ломтики хлеба. Супов больше не давали.
Мать, взяв вещи, что получше, меняла их на продукты.
 
 Вскоре подул пронизывающий ветер, знающие люди радовались тому, что река быстрее очистится от ледяных заторов.
Когда наступил сезон навигации, людей погрузили на баржу, и начался водной этап по Сибири.

Обь, в этих широтах еще не достигнув истинных размеров, была достаточно широкой и полноводной, чтобы оправдать звание великой сибирской реки. Вода вобрала песок и глину и несла к устью все то, что зимой скопилось на поверхности льда.
На высоком правом берегу темнели избы, изгороди, столбы, на противоположном берегу раскинулась тайга.


3


У ссыльных были на исходе силы и здоровье. Для многих  путь по реке стал последним. В невыносимой духоте трюма заходилась кашлем Ниночка, вероятно, у нее было воспаление легких. Мать разрывалась между двумя больными – дочерью и матерью, несколько раз обращалась с просьбой о лекарствах к сопровождающему оперуполномоченному, но тот, кроме аспирина, ничего не имел. Каждое утро, делая обход, уточняли, сколько людей умерло, и вычеркивали фамилии из списка.
Приблизившись к матери, которая не выпускала из рук Ниночку, начальник бросил жестко:
- Она у вас умерла, давайте ее сюда.
Мать вцепилась в ребенка, рядом застонала бабушка, произнося что-то нечленораздельное. «Господи, помоги», - молилась мать. Опер отошел.

Наконец, баржа причалила к берегу, люди вышли на сибирскую землю. Они радовались воздуху, которого не хватало на барже. Ниночке полегчало, кризис миновал, мать посадила ее на большой узел, прикрыла, чем могла. Бабушка тоже приободрилась. Ждали подвод, которые доставят людей в назначенные им пункты проживания.


4

Деревня Клюквинка, куда была определена семья Качаловых, двумя десятками изб затерялась среди глухих лесов. В деревне были сельсовет, почта и школа, где в двух помещениях размещались ученики с первого по четвертый класс.
Матери с семьей для житья выделили баньку на отшибе, дверь плохо запиралась.  К баньке стали подходить деревенские жители, смотрели с любопытством и жалостью на худенькую женщину, старуху и деток, мал мала меньше. Соседи принесли молоко, хлеб, мать в благодарность сунула какую-то вещицу – не взяли.
Мать пошла за врачом или медсестрой, чтобы осмотрели больную бабушку, которая почти ничего не ела. Врача в деревне не имелось, фельдшер обещал зайти.
Мать направилась на почту и написала открытку в Ригу о своих злоключениях. Теперь у нее был  адрес проживания.

Веру Викторовну похоронили на заросшем травой кладбище. Мать стояла возле наспех сбитого креста рядом с ветлой и осинкой, листья шептались, лепетали, рассказывая о том, что смерти нет…
  Мама, родная, бедная, мама, прости меня!. Я взвалила на тебя непосильную ношу.  Но я буду сильной, я выстою, нельзя, чтобы дети сгинули в глухомани.


Оказавшись у себя, она остро глянула на девочек – что они? А они вроде и не поняли ничего. Тая прикорнула возле Марины, Стася мыла посуду, Ниночка спала.
  Женщина долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к ночному шуму. За дверью слышалась возня, слабый стук. Мать приподняла голову. Воры? Но красть у них нечего. Мальчишки решили испугать?  Странный шум не утихал. Мать подумала, что запора на двери нет, только веревочная петелька... Женщина встала, решительно шагнула к двери.
- Кто там?
Молчание. Она распахнула дверь. Врассыпную бросились коты, сверкнув фосфоресцирующими глазами.
Со всех сторон обступила тайга.  Ели, пихты, кедровые сосны тянулись нескончаемо в темном пространстве, выстеленном мхами и черничником, над которым вилась мошкара. Наверху расстилалось небо, усеянное мириадами звездам. В беспредельном пространстве она, Татьяна, была лишь каплей. Но наверху был Бог-создатель, он не оставит их.





5
Наступил август, холодные ночи выстуживали баньку, ставшую их домом.
Однажды в полдень к матери прибежали Марина и Тая, собиравшие морошку возле родничка на краю деревни.
- Мама, к нам едет тетя!
- Какая тетя? Откуда?  Ничего не понимаю!
Они выбежали на дорогу, недоумевающие, взволнованные. Впереди показалась высокая женская фигура.
Сестра Николая Ольга, педагог по образованию, едва узнав координаты Тани и девочек, рванулась в Сибирь на помощь.

 Женщины обнялись, их закаленные жизнью сердца бились в унисон, Разговор взахлеб перемежался эмоциональными возгласами, пересказ дорожных приключений длился долго.
 Когда первая эмоциональная волна улеглась, Ольга изложила цель прибытия: она отвезет прошение о переводе семьи в город Колпашево, где будут более человеческие условия для проживания: мать сможет работать,  а дети учиться.
С важной бумагой Ольга собралась в дальнейшую поездку.  На прощание она сказала:
- Таня, купи детям валенки, платки, рукавицы – все, что надо. Денег должно хватить.
Проводив подводу, на которой уехала отважная Ольга, мать вернулась к девочкам.  Началось ожидание.

Молодец, Ольга Львовна!  Разрешение получено, можно ехать, однако природа поставила подножку.
Едва подвода с женщиной и детьми выехала из деревни, повалил снег, да такой обильный, что вскоре все вокруг стало белым-бело. Возчик щелкнул языком:
- Как через реку перебираться будете? Паром уже не пойдет, а лед еще не встал, сплошное сало.

Пережидали в избе паромщика на нарах, прижимаясь друг к дружке. Под досками нар ютились поросенок и куры. Мать то и дело выходила во двор, всматривалась в свинцово-серую реку. Наутро паромщик ввалился в избу:
- Встала Обь, сам попробовал.
Мать и дети перешли реку пешком.

6
Колпашево - районный центр с деревянными постройками. Здесь было все, что положено уважающему себя городу: детские сады и театр, торговый трест и кирпичный завод, школы и аэропорт. Среди горожан имелся значительный процент ссыльных довоенного времени. Теперь количество привезенных возросло.

Татьяну Алексеевну с детьми поселили в доме, который двенадцатью однокомнатными квартирами вытянулся на крутом берегу Оби.
Татьяна познакомилась с соседями. Слева жили Мухачевы, они много работали, их редко можно было видеть. Справа обитали Башмачкины, мужчина-грузчик обеспечивал жену, которая, согласно сибирским традициям, добела выскабливала половицы, клала на застеленную белым покрывалом кровать гору подушек и подушечек, рядом с которыми на стене красовался ковер с лебедями.

В десятой квартире жила Гелла Иппен.  С матерью и мужем их выслали из Черновцов еще в сороковом году. Муж, работавший в Колпашеве врачом, недавно умер. Гелла, микробиолог, и искусствовед Татьяна быстро нашли общий язык. Гелла поделилась с новой подругой мудростью выживания в суровых сибирских условиях.

7

Татьяну Алексеевну назначили работать в школе. Преподавать рисование – малоприятное дело, если не имеешь зычного голоса и стальных нервов. В классе шум стоял невообразимый, каждый делал, что хотел. Предложенную тему ученики рисовали кое-как. Мать пыталась заинтересовать детей, прикрепляла на доску ту или иную репродукцию картин известных художников, рассказывала биографии авторах. Ей удалось пробудить интерес у части класса. Остальные ученики по-прежнему увлеченно забрасывали друг дружку пульками из жеванной бумаги.
     Девочки поступили в школу, соответственно, с первого по четвертый классы. Марину взяли в музыкальную школу, где преподавал ссыльный педагог.

     Зима, как и предсказывали старожилы, разыгралась суровая, девочки возвращались домой с обмороженными щеками, терли снегом, мазали жиром, но багровое пятно долго оставалось, словно метка, что не местные они.
     Мать смотрела на девочек и находила, что они веселые, глаза блестят. А ей было трудно, ох, как трудно каждое утро вставать с петухами, растапливать печь, закрыть ее вовремя, собраться и явиться в школу чистыми и опрятными. После уроков возвращались в комнату, где еще сохранилось тепло, но приходилось топить печь второй раз. Сухие дрова удалось купить после переезда в город.
На ужин ели картошку.

Мать на минуту зашла к Гелле:
- Как ваша мама себя чувствует?
- Спасибо, она все еще энергичная, вот, только что козу подоила.
Гелла угостила Татьяну козьим молоком, невкусным, но очень полезным.  Кое-кто из горожан покупали у них молоко.

8

Когда растаял снег, и земля подсохла, колпашевцы семьями вышли на приусадебные участки. По просьбе Геллы сосед вскопал два участка.
Сажать картошку вышли Стася, Тая и Ниночка. Старшая сестра получила от матери освобождение от сельскохозяйственного мероприятия. Юной пианистке надо усиленно упражняться на рояле.

Работали вдвоем. Стася клала в лунку проросший клубень ростками вверх, мать выкапывала новую лунку на расстоянии большого шага, ссыпала землю с лопаты на картофелину.  Посадили двадцать рядов и оставили место для огуречных грядок по сибирскому методу, о котором детям рассказали в школе на ботаническом кружке.

Ниночка первая сообщила матери.
- Мама, картошка взошла.
Все побежали на огород за домом. Крепенькие темно-зеленые ростки, посаженные в строгом порядке, курчавились на влажной земле.
- Какая хорошенькая картошка, - засмеялась Тая.
После того как кустики подросли и зацвели бело-лиловыми цветами, надо было окучивать ряды. И тут не обойтись без Стаси, главной маминой помощницы.
В сентябре Качаловы ссыпали в подвал сорок ведер крупной картошки.

9

Встречая земляков на улице, Татьяна Алексеевна здоровалась, расспрашивала о жизни, о здоровье. Большинство ссыльных работало на кирпичном заводе, были людьми скромными и порядочными. Но одну ссыльную надо было опасаться.
Девочки часто сидели у окна, наблюдая за происходящим на улице. Внезапно в комнате раздался голос Таи:
- Мама, к тебе знакомая идет.
Мать приблизилась к окну, узнала гостью и стала оглядывать комнату - куда бы спрятаться. Ничего лучшего не придумала как залезть в подпол.
Через несколько минут у двери раздался стук, и появилась женщина-блондинка со слащавой улыбкой
- Девочки, мама дома? Нет? А где она?
- Она вернется поздно, - строго сказала Марина.
Блондинка потопталась у порога и ушла. Мать вылезла из подпола.
- Что вы ей сказали?
- Как положено, что тебя нет. А что она может сделать?
- Она болтливая очень, может начать разговор на запретные темы, а потом донесет на нас.
- У, вредина, - негодует Марина, - пусть только попробует, я ей покажу.
- Успокойтесь, девочки, она уже ушла. Но знайте, что не всем можно доверять, нельзя говорить ничего лишнего, нельзя ругать власти, начальство.
Девочки намотали себе на ус сказанное матерью.
Через некоторое время Татьяна узнала, что блондинка больше в Колпашеве не живет, ее перевели в другой город.

Когда Татьяна Алексеевна в очередной раз пришла отмечаться в комендатуру, сотрудник просверлил ее взглядом:
- У меня для вас есть предложение. Вы хорошо знакомы с переселенцами из Латвии?
- Знаю, как они выглядят, здороваюсь при встрече.
-Не могли бы вы время от времени сообщать нам кое-какие сведения о ваших знакомых?
Вот оно что! Ее хотят завербовать вместо блондинки.
- Вы должны передавать нам те разговоры, в которых услышите что-то антисоветское. Ясно?
- Но мы не разговариваем о политике, просто избегаем этих тем.
- За это мы могли бы отпустить вас на родину. Подумайте о детях. Вот бумага, подпишите договор.
Но мать ничего подписывать не стала. Она выдержала тяжелый взгляд сотрудника.
- Посидите тут, подумайте, - он втолкнул Татьяну Алексеевну в крошечную комнату. Она сидела в полумраке на диванчике, не жива ни мертва.
Через некоторое время вошел сотрудник
-Ну, что надумали? согласны сотрудничать с нами?
Она ответила: «Нет». Пришлось ее отпустить.

Мать быстро возвращалась к детям, которые конечно же волнуются, ведь уже поздно, двенадцатый час.  Увидела свет в окне, дочки ждали ее.
- Мама, где ты была? Что случилось?
- Ничего, дети. Просто задержалась в гостях. Давайте ложиться, уже поздно..

Тьма глазела из всех углов, норовя ужались, и было страшно не за себя, а за дочерей, за их неокрепшие юные души.
.

10


Прошло три года. В жизни Качаловых произошли улучшения. Татьяна Алексеевна уже не работала в школе. Ей стали поручать заказы по оформлению стендов,  плакаты, вывески.
Девочки привыкли к сибирской жизни. Стася помогала по хозяйству, носила воду из Оби, записалась в местную библиотеку.
Тая вместе с Мариной посещала музыкальную школу.
Кареглазая Ниночка любила играть с сестрами в классики на начерченных на земле квадратах-классах.

Мать пошла к Гелле. Гелла отложила газету:
- Вот читаю, но правду все равно не напишут.
- Как вы думаете, наше положение изменится, или всю жизнь здесь?- спросила Татьяна.
Гелла нагнулась к собеседнице:
- Если Сталина не будет, я уверена, что нас освободят.
Они помолчали.
- Ольга, которая вам помогла, кто по специальности? –
- Она ихтиолог, специалист по корму рыб. Решительная, энергичная женщина, жаль, что она не вышла замуж.
- Сколько ей лет?
- Она на год младше меня.
- Так может быть еще встретит человека. А что ваш муж пишет?
- Они имеют право писать только два раза в год. Последнее его письмо пришло весной. Он пишет, что положение его изменилось к лучшему, когда родители прислали ему аккордеон, и сейчас он в лагере на более легких работах.
- Приятно слышать такую новость, - Гелла улыбнулась, ее карие глаза сияли.

11

Снова наступил март.  Татьяна навестила  Геллу. Они включили радио. Из репродуктора полилась траурная музыка. Низкий бархатный голос диктора произнес:
- Не прекращается живой поток трудящихся, пришедших в Колонный зал, чтобы проститься с горячо любимым вождем и учителем…
Дальше Гелла и Татьяна не слушали; вскрикнув, они  бросились друг другу в объятия, смеялись и плакали от радости. Такими и застала  их Марина, которая рассказала о повальной скорби в школе, от директора до первоклассника.
Каждый месяц приносил перемены.. Поубавился пафос у энкаведистов, смелее разговаривали люди на улицах.
 И вот пришло известие: освобождаются дети до четырнадцати лет. Под постановление попали только Стася, Тая и Ниночка. Марина и мать оставались в ссылке.




12

На пароходе семейство Качаловых добралось в Томск, где они должны были расстаться: три девочки возвращались в Ригу, За старшую у них теперь была Стася.

Николая освободили в декабре 1954 года. Вскоре вернулись в Ригу и Татьяна Алексеевна с Мариной. Но семьи больше не было: Николай и Татьяна разошлись.

1993г.