Киса, отец Федор и архивариус. Глава 4

Нью-концессионеры решили остановиться в проверенном месте – меблированных комнатах "Сорбонны". Но больничный прикид Ипполита Матвеевича настораживал даже отца Федора, который и сам не отличался изыском в одеянии. Да и фингал батюшки, хоть и начал уже желтеть по периметру, все же не способствовал доверию со стороны работников сферы обслуживания. Пошли на рынок.
Воробьянинов купил себе вполне приличный светлый костюм-двойку, разлинованный на клетки коричневыми полосками, белую сорочку, носки в тон и желтые штиблеты. Голову накрыла фетровая шляпа, не новая, но вполне годная для носки. Подходящего по диоптрии пенсне, увы, не нашлось. Впрочем, видеть картинку современного мира несколько в размытом виде, было даже лучше, чем во всей ее четкой неприглядности. Востриков приобрел рубаху на выпуск, подпоясанную кушаком и темные брюки, а так же привычный картуз взамен утраченного еще на военно-грузинской дороге. Пиджак кирпичного цвета и сандалии решил оставить - новых поступлений пока не ожидалось, а удачно выигранные деньги, таяли на глазах.
Недорого перекусили в столовой – на удивление чистенькой и не вонючей, с плакатом на одной из стен: "Борись с частным торговцем, укрепляя кооперацию!" и "Все трудящиеся поголовно в кооперацию!" на другой. После чего направились устраиваться на ночлег. Когда они вошли в вестибюль гостиницы, на двоих у них оставалось немного меньше пятнадцати рублей.
Киса предъявил профсоюзный билет на имя Конрада Карловича Михельсона, и представился членом комиссии из Москвы по укреплению кооперативного движения (вспомнились плакаты в закусочной).
– А товарища вашего документы?
Вышла небольшая заминка.
– Завтра, – выручил отец Федор, – завтра вечером председатель привезет.
Он положил на раскрытый журнал оформления посетителей трешку. Подношение было молчаливо принято.
- В крайнем случае, – улыбнулся священник, - послезавтра с утра.
Еще рубль исчез в кармане сотрудника отеля, и в журнале появилась новая запись.
– Добро пожаловать, Иванов Петр Петрович, – торжественно произнес клерк, выпрямляясь во весь рост, – проходите наверх, товарищи.
Товарищи поселились в знакомом номере за рубль восемьдесят. Да что там знакомом! Именно в нем около года назад проживал все тот же беспартийный Михельсон с гражданином О.Бендером. Нахлынувшие воспоминания заставили прослезиться Ипполита Матвеевича. Востриков посмотрел на него долгим взглядом, но ничего не сказал.
Было довольно поздно, и партнеры решили лечь спать, отложив выработку плана действий на завтра. Ночь и день выдались весьма суматошными, а утро, как говорится, вечера мудренее. Спартанская меблировка комнаты, однако, предусматривала наличие двух кроватей, на которые, быстренько сполоснувшись в общей душевой, и улеглись концессионеры.
Проснувшись рано утром, приведя себя в порядок и не будя сладко посапывающего отца Федора, отец русской демократии отправился маршрутом однажды уже проделанный им в компании Остапа Бендера.
"Раздобуду адреса, вернусь, - довольно усмехался он про себя, - и удивлю батюшку оперативностью и умением!"
Ипполит Матвеевич аккуратно прикрыл дверь, спустился по лестнице вниз. Приподняв шляпу, поприветствовал дежурного:
- Бонжур, - это означало, что он пробудился в хорошем настроении.
Вышел на улицу так хорошо знакомого ему города. Воспоминания былого захлестнули его с головой, но теперь они делились на те, когда он был предводителем здешнего дворянства, и другие - время, проведенное в компании сына турецкоподданного. В первых ему виделся мягкий свет газовых фонарей, рюмка «Remy Martin» на серебряном блюде с кусочком вкусно пахнущего лимона, изящная ножка официантки, обтянутая темными нейлоновыми чулками в крупную клетку. Во вторых - дворницкая и вечно пьяненький Тихон, Елена Станиславовна - старая любовь, и уже не в переносном смысле, теперь дважды вдова Грицацуева... И все это с налетом грусти и разочарования, ведь именно в этом городе были вскрыты первые два стула, ничего кроме крупных опилок и стальных пружин в себе не таившие.
"Так что же мы сейчас ищем? - Пришла вдруг трезвая мысль в голову 53-летнего мужчины. Все найдено, ничего уже не будет..."
Воробьянинов помотал головой, гоня правильные суждения и вновь погружаясь в наваждение под названием "стулья продолжаются".
Поскольку штатным добытчиком информации в прошлом году был Великий комбинатор, Киса плохо помнил, что им сообщили в Старкомхозе. Придется начинать расспросы заново.
Справа от входа в организацию красовалась ярко иллюстрированный жутковатый плакат:  "Лучших сосок не было, и нет! Готов сосать до старых лет".
Слева реклама была более благообразной: "Трудящиеся! Не страшны дороговизна и НЭП, покупайте дешевый хлеб! Во всех магазинах и киосках МОССЕЛЬПРОМА в двух шагах от любого дома".
Предводитель вошел внутрь. Включив все свое обаяние, гигант мысли всего за полтора часа хождения по кабинетам получил те же сведения, что Остап в свое время за десять минут. А именно: жилотдел был расформирован в 1921 году, а его архив был слит с архивом Старгородского коммунального хозяйства.
Еще часа полтора Киса убил на поиск домашнего адреса заведующего архивом, как оказалось - бывшего чиновника канцелярии градоначальства. Так же, Ипполит Матвеевич узнал, что за последний год ни штатное расписание, ни сам заведующий архивом не менялся. Эти сведения обошлись гиганту мысли в пять полновесных советских рублей.
Ближе к вечеру он вернулся в "Сорбонну".
- Где вас черти носят?! - Накинулся на него отец Федор, - целый день потеряли!
Ипполит Матвеевич плюхнулся на кровать, отбросил в сторону фетровую шляпу и прислонился спиной к стене, выкрашенной жидкими обоями в сиреневый цвет.
- Вы, - он расслабленно прикрыл глаза, - может и потеряли. А я узнал, где ордера на мои стулья, у кого они и даже адрес этого человека. И всего лишь за пять рублей!
Он был очень доволен собой.
- Вы заплатили за это пять рублей?!
- Всего лишь пять, - акцентировал внимание на словосочетании "всего лишь" гигант мысли, - вот только имени его я не знаю. Думаю, за целковый я завтра добуду и эту информацию.
- Давайте сюда ваш целковый, - протянул руку Востриков.
Ипполит Матвеевич полез было в карман, и даже достал несколько смятых купюр, но вдруг осознал всю абсурдность ситуации, засомневался и вопросительно уставился на компаньона.
- Зачем вам?
- Варфоломей его зовут, Корабейников фамилия. Живет на Гусище, возле железнодорожной насыпи, недалеко от железнодорожного клуба.
- Но-о, как вы узнали?..
Отец Федор выдернул из ладони Кисы остатки наличности, выудил из тоненькой стопочки рублевую бумажку и вложил в нагрудный карман своего терракотового пиджака. Остатки вернул.
- Вы идиот, Конрад Карлович, - сказал он, - как бы я раздобыл ордера год назад, если бы лично не посетил его.
Киса потупился и засопел.
Так как время уже было вечернее, нью-концессионеры решили быстренько перекусить в проверенной закусочной, и лечь спать. На обратном пути из столовой их окликнул портье:
- Молодые люди! - Польстил он искателям сокровищ, - завтра прошу документики на переоформление. Приехал ваш председатель?
- Почти, - буркнул Ипполит Матвеевич, раздосадованный бесполезностью своего похода в Старкомхоз и потерей пяти рублей.
- Эт-то... как? - Не понял служащий.
Отец Федор, не говоря ни слова, положил перед ним целковый, забранный у Воробьянинова.
- А-а-а, - протянул понятливый портье, - дороги дождями размыло... Всяко бывает.
Укладываясь, батюшка запер дверь изнутри, а ключ положил себе под подушку. Наблюдавший за этим действом Ипполит Матвеевич хоть и нахмурился, но предпочел промолчать.
Утро следующего дня встретило пробуждение концессионеров непогодой: шел крупный дождь, и ветер бросал гроздья брызг в единственное в номере окно с такой силой, что при развитом воображении можно было принять их за артиллерийскую шрапнель.
- Откройте же, наконец, дверь!
- С добрым утром, гражданин Михельсон, - батюшка достал ключ и, вставив в замочную скважину, провернул два раза, - пожалуйста.
- Гутен морген, - буркнул по-немецки Воробьянинов, и это означало, что он проснулся не в духе.
После утреннего туалета собрали совет.
- Итак, - перехватил инициативу отец Федор, - настала пора навестить нашего общего друга.
- Да уж... - Ипполит Матвеевич приосанился.
- Насколько мне помнится, он работает до шести вечера.
Конрад Карлович потупился: об этом он вчера спросить в Старкомхозе не догадался.
- Брать его надо тепленького, - продолжать излагать свой план священник, - придем немного раньше, спрячемся - там есть где, я помню - и подождем.
- Да уж...
- А как только он дверь откроет - выскочим и вместе с ним внутрь и войдем.
- Да уж...
- Да, что вы заладили одно и то же!
- Я-я-а, - предводитель дворянства смутился, - я в том смысле, что полностью согласен с вами. Только... Как же мы его э-э... разговорим?
- Придется применить силу, - батюшка был настроен решительно, - только вот надо нам одну заковыку сперва разрешить.
Ипполит Матвеевич непонимающе уставился на отца Федора.
- Какую заковыку? - Спросил он.
- Как делить будем, когда дело выгорит?
Вот о чем гигант мысли как-то вообще не задумывался. Ему казалось, что после реализации клада все естественным образом образуется, а это в его понимании значит - достанется ему. Батюшку, как пайщика он не воспринимал вообще. А ведь так не получится! Никак не получится. Да, и не правильно это - заслужил напарник долю малую, осталось определить какую. Вспомнился торг с Остапом в дворницкой - тогда он согласился отдать сорок процентов! Но сын турецко-подданного был техническим руководителем, а кто такой священник? Да, никто! Только он с этим вряд ли согласится. Настроение еще больше ухудшилось.
"Ну, уж теперь я своего не упущу, - решительно подумал Воробьянинов, - батюшка - это не Бендер".
- По справедливости! - Ответил он.
- И как это в процентном отношении выражается? - Елейным голосом поинтересовался Востриков.
- Да, очень просто! Стулья мои, бриллианты тещины, а она преставилась. Единственный наследник я, значит, и сокровища мои! Ну, и вас, конечно не обижу.
- Не обидите? - Отец Федор от подбородка ко лбу стал медленно наливаться бордовым цветом.
- Десять тысяч целковых положу! Нет! - Ипполит Матвеевич почувствовал прилив благородной щедрости, - пятнадцать от щедрот! И, кстати, стулья можете себе оставить - за них на торгах сто пятьдесят рублей давали.
- Стулья, значит?
Красный, как перезрелый помидор, батюшка вскочил на ноги, согнулся пополам и, сделав несколько стремительных скачков, точно испугавшийся кот, боднул предводителя дворянства головой в живот.
- О-ох! - Тот, не ожидавший ничего подобного, повалился спиной на кровать, - больно. Да я вас сейчас!
Но отец Федор не собирался уступать инициативы. Пользуясь тем, что теперь он возвышался над поверженным на лопатки соперником (оставайся оба на ногах, все было бы наоборот), батюшка прыгнул на него сверху, придавив всем весом костлявую фигуру Ипполита Матвеевича, и попытался ударить кулаком по лицу. Но тому удалось вывернуться, и встать на четвереньки, свалив на пол святого отца. Тяжело рухнув, Востриков на несколько секунд замер, что дало время недавнему делопроизводителю вскочить на ноги.
- Да, я вас! Да, я вас! - Повторял он, пиная ногами компаньона по бедрам. - Денег дать хотел! У-у-у! Да, я вас!
Наконец, отцу Федору удалось захватить желтый штиблет партнера. Он крутанул стопу, и Воробьянинов, потеряв равновесие, с высоты своего ста восьмидесяти пяти сантиметрового роста, рухнул рядом, пребольно стукнувшись локтем. Но боль в руке мгновенно отошла на второй план - Вострикову, хоть и не с первого раза, все же удалось попасть противнику в глаз. Вокруг головы гиганта мысли запорхали разноцветные бабочки. Здоровым глазом он увидел искаженное злобой лицо священника, и плюнул в него. Тот инстинктивно зажмурился, чем и воспользовался соперник, ухватив батюшку за отворот пиджака.
Они еще долго катались по полу, пинаясь коленками и локтями, молотя наугад кулаками, хватая друг друга за волосы, кусаясь. Наконец, изрядно подустав, концессионеры отпустили друг друга, и Ипполит Матвеевич, распрямив ноги в коленях, оттолкнул Вострикова в угол.
- Что это вы, батюшка, драку затеяли? - Тяжело дыша, произнес он, - совсем оскотинились?
- Сам дурак, - отозвался отец Федор, осматривая порванный рукав пиджака, - ограбить захотел, убивец?
- Это кого же я убил, позвольте узнать?! И кого ограбить собрался? - Возмутился отец русской демократии.
- Тещеньку свою укокошил, земля ей пухом! А ограбить - меня!
- Я думал, вы в сумасшедший дом по недоразумению попали, а теперь вижу самое вам там место.
- А вы, стало быть, по недоразумению там оказались?
- Да-с, именно так-с! А бриллианты мои! А вы - наемный работник, я вам за работу плачу! Что не так?
- Все не так! Мне их Клавдия Ивановна лично завещала вместе с последней волей своей - беречь их от мучителя ее, то есть от вас! Так вот! Это я вас на работу нанял.
Сейчас Федор Иванович сам верил в то, что говорил.
Они еще долго спорили и ругались, сидя на полу и деля шкуру неубитого медведя. Трудно принять здравое решение двум спорящим шизофреникам, но чудеса иногда случаются.
- Давайте все-таки сначала навестим архивариуса, - неожиданно подвел черту в склоке Ипполит Матвеевич, - морду я вам всегда побить успею.
- Давайте, - неожиданно легко согласился священник церкви Фрола и Лавра, - вам бы синячок запудрить надо.
- Да, и вам не мешало бы.
За всеми этими удивительными занятиями время пролетело быстро, и стрелки на настенных часах перевалили за отметку "пять". Пора было выдвигаться.