Роми Шнайдер
Есть такое устойчивое выражение — культурная среда. Многое в человеке зависит от того, в какой культурной среде он рос и воспитывался. Мне в этом отношении грех жаловаться. Я родился и вырос в городе Вильнюсе. Культура у нас была на высоком уровне. Можно было бы привести много примеров, но, думаю, будет достаточно одного. В 1974 году было построено новое здание для театра, который в настоящее время носит название Национального театра оперы и балета. Так вот на момент постройки это было одно из лучших театральных зданий в Европе, спроектированное и построенное по последнему слову науки и техники. Я не буду переписывать Википедию, я расскажу о том, чего там нет, а я это видел своими глазами. Зрительный зал был рассчитан на 1149 мест, и к каждому из них, акцентирую, к каждому из-под пола был подведен индивидуальный воздуховод, по которому подавался воздух от центрального кондиционера. Благодаря этому при любой погоде в зале легко дышалось. С этим подводом воздуха связан забавный эпизод. Как-то были мы с женой в Вильнюсе в отпуске. Решили пойти в оперный театр вчетвером: я с женой, мои мать и сестра. Матери уже было много лет. Короче говоря, к середине первого действия у нее стали замерзать ноги. Нам пришлось несколько раз меняться местами, пока не выяснили, что на одном из них воздух дул с меньшей силой, и мать смогла досидеть до конца спектакля.
В театре выступали звезды первой величины. Я лично видел Евгения Нестеренко в опере «Борис Годунов». И опять же, память сохранила какие-то нетипичные крошечные моменты. Кто-то может сказать, что это неважно, неинтересно, но это мои воспоминания, это частичка моей жизни. В сцене убийства Бориса Годунова, когда он уже лежит на сцене, поворотный круг должен был начать вращаться против часовой стрелки (вправо). Евгений Нестеренко лежал неправильно, не по сценографии: тело находилось на поворотном круге, а голова — на неподвижной части сцены. В результате при вращении круга его голова волочилась по доскам. И это не смешно — артист мог получить травму.
В более старшем возрасте я 5 лет отучился в Риге в военном училище. Естественно, Рига тоже большой культурный центр. Из своих личных впечатлений приведу только один пример. В 1972 году, летом Муслим Магомаев отдыхал в закрытом (для простых смертных) санатории Совета Министров СССР на Рижском взморье. К слову пришлось, в этом санатории работала тогда медсестрой родная сестра матери моей первой жены. Так вот, она видела Магомаева вблизи, может быть даже разговаривала с ним. Республиканское руководство не могло упустить такого случая, стали настойчиво уговаривать Муслима дать в Риге всего один концерт, никак его не афишируя. Так или иначе, ведь Магомаев приехал отдыхать от концертной деятельности, но согласился дать один концерт в Дворце спорта, который расположен на улице Кришьяна Барона. Ни одной афиши в городе не было расклеено, билеты в кассе не продавались. А как они доходили до зрителей? Это великое слово «распределение»! Социализм — это не торговля, а распределение. Я мысленно себе представляю некие списки, в которых названия различных городских организаций, и количество выделенных билетов, примерно так: «Завод VEF — 30 билетов». А вверху этого списка надпись «Утверждаю» и размашистая подпись самого большого начальника. Представляю, какая битва была на каждом предприятии за возможность сходить на этот концерт! Мой тесть, военный пенсионер, в то время работал в Управлении торговли Прибалтийского военного округа. Среди его должностных обязанностей было и ведение очереди на приобретение легковых автомобилей через военторг. Дальнейшее вам объяснять, полагаю, не требуется, четыре билета на концерт ему принесли прямо на рабочее место.
В назначенный день и час я с женой и тесть с тещей в самом парадном виде двинулись на концерт. Естественно, высадились из 6 трамвая и пошли к главному входу. По дороге нам надо было пройти мимо служебного входа. Идем мы и видим, что у его дверей стоит Муслим Магомаев и курит, а вокруг него шестеро мужчин в одинаковых черных костюмах. Надеюсь, вы догадываетесь, что это были за люди? Для меня вообще это было первое посещение рижского Дворца спорта, ведь его построили совсем недавно. Концерт мне понравился, но какого-то неземного впечатления не произвел. Я еще был молодой и глупый, только лет через десять я начал понимать, какая это глыба — Магомаев. Только сейчас я ощущаю, что мне в жизни повезло живьем на концерте увидеть и услышать Магомаева.
И вот представьте себе, что человек, выросший в такой культурной среде, после окончания училища по распределению попадает в культурный вакуум. Я иначе не могу охарактеризовать ту деревню Кремово, где я служил. В жилом городке, номинально, был очаг культуры, именуемый Домом офицеров. Но за два года, что я там пробыл, в Доме офицеров не было ни одного концерта, ни одного шефского спектакля. Раз в неделю — танцы (для холостых офицеров) и кино, далеко не первого экрана. Один раз нас согнали в приказном порядке в ДО на лекцию о международном положении. Читал лектор ЦК КПСС, генерал в отставке в самой что ни на есть генеральской форме. Но это мероприятие вряд ли способствовало повышению нашего культурного уровня. Я на этой лекции тоже отметился. Когда докладчик закончил, было предложено задавать вопросы. Я без всякой задней мысли поднял руку и, получив разрешение, задал свой вопрос:
- Не кажется ли докладчику, что наши идеологические органы несколько недорабатывают. В качестве примера сослался на недавний случай, когда дочь Сталина Светлана Аллилуева, находясь в Индии, попросила у США политического убежища, то есть она совершила побег из социалистического отечества. Наши газеты неделю делали вид, что ничего не произошло, хотя западные издания орали об этом на всех перекрестках. Когда уже молчать стало совсем глупо, газета «Правда» поместила в самом незаметном месте заметку в 5 строчек с констатацией самого события, и не дала ему никаких оценок.
От этого вопроса отставной генерал несколько напрягся и на повышенных тонах объяснил мне, что простым советским людям не обязательно знать о том, что нехороший человек сбежал на Запад из страны победившего социализма. И вообще, это они, видимо он имел ввиду идеологических бойцов партии, будут решать, о чем надо знать и о чем не надо знать советскому народу.
Не могу удержаться, чтобы не рассказать о том, что из себя представляли танцы в Доме офицеров. По понедельникам утром у нас проводили общее построение всего личного состава полка. После доведения служебной информации командир полка подполковник Крапивин перешел к другим вопросам. Он приказал выйти из строя лейтенанту Иванову и лейтенанту Петрову. Фамилии условные, так как настоящие я уже не помню. Он не сказал ничего конкретно, в чем заключается их проступок, вместо этого он рассказал притчу. Звучала она примерно так:
- Если вы видите перед собой быка, то его лучше обходить сзади, иначе он может забодать вас рогами. Если вы видите перед собой скакуна, то его лучше обходить спереди, иначе он может лягнуть вас копытом. Но если вы видите перед собой чудака (он сказал похожее слово, но не литературное) в фуражке, то его ни с какой стороны обходить нельзя, ибо неизвестно, что ему взбредет в голову.
Уже после построения я узнал, что же произошло на танцах. Два лейтенанта, причем один из них летчик, а другой — техник, повздорили из-за сеньориты. И ладно бы они просто подрались, и один другому поставил фингал под глазом, чего в армейской жизни не бывает. В нашем случае один претендент попытался откусить ухо у другого. И смех и грех — весь полк говорил об этом неделю.
Скептически настроенный читатель может возразить: «Хватит тебе преувеличивать, наверняка у тебя дома стоял телевизор, благодаря которому ты мог смотреть и кинофильмы, и спектакли, и концерты». Очень хороший вопрос, давайте поговорим про телевизор. К тому моменту, когда я служил в Кремово, в СССР уже была разработана и быстрыми темпами разворачивалась система космической связи «Орбита». Но приемные пункты этой системы находились только в крупных городах. Ближайший от нас крупный город был Уссурийск, он находился в 40 километрах. При таком расстоянии можно было бы иметь вполне приличную картинку на экране своего телевизора, если бы мы находились на равнине. Но в наших краях местность была холмистая. Помните «На сопках Манчжурии», - так это про нас. Радиоволны метрового диапазона, а именно они использовались для телевизионного вещания в те годы, имеют пренеприятнейшее свойство — распространяются только по прямой и никак не хотят огибать сопки. В таких условиях, чтобы поймать волну, нужно забраться повыше. На крыше обычной советской пятиэтажки ставим мачту высотой 5-6 метров, укрепляем ее растяжками, чтобы ветер не повалил, и на самый верх водружаем антенну типа «волновой канал». В заключение от антенны до своей квартиры прокидываем 20-40 (в зависимости от того, на каком этаже вы живете) метров высокочастотного кабеля. И после всех этих мучений вы получаете на экране своего телевизора картинку, которую по пятибальной шкале можно оценить на три с минусом. Современному телезрителю наверное надо объяснять, что это значит, когда картинка покрыта «снегом». И ведь на каждом доме таких антенн стояли десятки. Если смотреть на дом издалека, то он напоминал женскую щетку для волос, так много было антенн. А теперь посмотрим на «телевизионный» вопрос с другой стороны. В деревне Кремово не было такого магазина, в котором можно было за свои честно заработанные деньги купить, например, радиочастотный кабель. Откуда же он брался? Все, необходимое для постройки антенны, тянулось с аэродрома. Все годы, пока существовал социализм, он боролся с «несунами». А что еще делать, если тебе нужна какая-то вещь, а законно приобрести ее ты не можешь? Обидно об этом говорить, но сколько материальных ценностей уходило на это полчище индивидуальных антенн. Казалось бы, поставь одну качественную коллективную антенну на подъезд и разведи кабель по квартирам. Все будут довольны, и затраты будут гораздо меньше. И последнее, о чем я хочу сказать, это выходки нечестных людей. Из какой-то квартиры офицер уехал к новому месту службы, она соответственно стоит пустая до заселения следующего жильца. Находится человек, который по краю крыши отрезает кабель, который идет к законному владельцу, и заворачивает в свою квартиру. Ты приходишь поздно вечером со службы, уставший, включаешь телевизор, а там тишина…
И вот супружеская пара после двух лет пребывания в культурном вакууме прибывает в подмосковный гарнизон. Каждый человек относится к этой проблеме по разному, кому-то пища телесная важнее пищи духовной. Как помнится, в Кремово я очень тяжело переживал оторванность от культуры. По приезду мы сняли комнату в частном доме по Ярославской ветке. Пару месяцев у нас ушло на то, чтобы как-то устроить свой быт. А потом мы начали, как говорится, наверстывать упущенное. Немногим больше получаса до Москвы на электричке - чуть ли не каждые выходные мы ездили на спектакль в один из столичных театров. Все программки мы бережно хранили в отдельной папочке, со временем там образовалась целая стопка. Естественно, мы ходили не на громкие премьеры, а на те спектакли, на которые удавалось купить билеты. На станциях метро с большим пассажиропотоком продавали билеты. Раскладной столик, раскладной стульчик, сзади большой лист оргалита с афишами. Когда меня посылали в Москву в местную командировку, я всегда изучал эти афиши в метро и старался купить два билета на приемлемую дату.
Вспоминается один необычный момент. МХАТ, малая сцена, кажется, спектакль «Несколько танцев под шум дождя», но до конца не уверен. В зрительном зале только один проход для зрителей, справа вдоль стены. И здесь же, справа несколько выходов из зрительного зала в фойе. Я сижу на крайнем месте у прохода, причем это место находится точно против одного из выходов. На сцене события разворачиваются своим чередом. В это время со стороны двери раздается какой-то тихий звук, то ли скрип двери, то ли что-то другое. Я непроизвольно отвлекаюсь от того, что происходит на сцене, и перевожу взгляд вправо. Я сейчас буду рассказывать, как говорится, задним числом, последовательно, а в тот момент я не совсем понимал, что происходит. Режиссером было задумано так, что главная героиня появляется как бы из зрительного зала и потом уже движется в сторону сцены. Поэтому билетерша со стороны фойе медленно открывает дверь, просовывает руку в зал и отводит в сторону портьеру, чтобы у актрисы, не дай бог, не повредился грим. В открытую дверь проскальзывает главная героиня спектакля, на которую сразу наводится театральный прожектор. В его луче я вижу, что это Ирина Апексимова. Она не сразу идет по проходу, сначала обводит взглядом зрительный зал и говорит свою реплику. Проход там узкий, а у нее пышное платье до пола, поэтому она стоит в нескольких сантиметрах от моей правой руки, лежащей на подлокотнике кресла. Кажется, стоит мне пошевелить пальцем, и я дотронусь до нее. Я смотрю на нее, в свете прожектора ее лицо сияет. Было такое удивительное ощущение вовлеченности в спектакль, которое я еще не испытывал ни разу в жизни. Когда она полетела в сторону сцены, билетерша так же бесшумно закрыла дверь и исчезла. И через несколько секунд начинает казаться, а может ничего этого и не было, может это мне приснилось?
К лету следующего года пришло такое ощущение, что я занял достойное место в человеческой цивилизации, то есть чувство оторванности, которое мучило в Кремово, ушло. И вот в этот момент до меня доходит одна невероятная новость. Доходит она немного раньше, чем до других жителей Чкаловской, благодаря моему сослуживцу, Владимиру Ульянову, у которого мать работала в гарнизонном Доме офицеров. Московский Международный кинофестиваль проводится по нечетным годам, а это был 1975 год. Новость состояла в том, что у нас будут показывать фестивальные фильмы! Современному читателю средних лет, избалованному разными Netflix, не понять нашей радости. А в мое время было так, если Госкино не закупило некий фильм, то у простого гражданина СССР не было никакой возможности с ним познакомиться. И ты можешь только облизываться, слушая по радио в новостях, что такой-то фильм взял Гран При Канского кинофестиваля.
Представляет большой интерес сама история организации этих показов. Первоначально на самом высоком уровне было принято решение, даже лучше сказать — разрешение, на показ фестивальных фильмов в Звездном городке. А уже затем руководство нашего гарнизона тоже захотело приобщиться к западному киноискусству, особенно этот факт не афишируя. Но после того, как принципиальная договоренность была достигнута, нужно было разработать план, как этот параллельный показ технически организовать. А я вам скажу, что сделать это было совсем не просто. Разрешите дать некоторые пояснения. На МКФ, как и на любом крупном кинофестивале, существовали конкурсная и внеконкурсная программы. Конкурсная программа — это примерно 15 заранее отобранных фильмов, которые борются за главный приз кинофестиваля. То, что несколько стыдливо называлось внеконкурсной программой, на самом деле было обычным коммерческим кинематографом. Это было место, где представители разных стран отсматривали привезенное на продажу, и принимали решение: купить или не купить, и вели переговоры о сумме контракта. Вот эти фильмы, которых было значительно больше, чем конкурсных, и показывались во время кинофестиваля в кинотеатрах Москвы. Надо понимать, что на кинорынок можно было привезти только одну копию фильма, которая еще не прошла дубляж, а если говорить о советском государстве, то она еще и не прошла цензуру, другими словами, пленку еще не порезали. При демонстрации такого фильма должен был производиться синхронный закадровый перевод. Ну и как вывод — если есть одна копия, то в данный момент ее можно показывать только в одном кинотеатре. Если было принято решение в пользу Звездного городка, то следовательно в Москве не досчитались одного «фестивального» кинотеатра.
Так же, как и в Москве, у нас проводили сдвоенные сеансы, которые начинались в 15:00, 18:00 и 21:00. Таким образом, последний сеанс заканчивался около полуночи. Билеты на такой сдвоенный сеанс стоили 3 рубля. Много это или мало для того времени? На обычные кинофильмы (дневные сеансы) билет стоил 25 копеек независимо от места в зале. На вечерних сеансах на первые 3 ряда билет стоил те же 25 копеек, а все остальные места стоили 50 копеек. На двухсерийных фильмах стоимость, естественно, удваивалась. Вы видите, что стоимость просмотра «забугорного» фильма для советского человека превышала расходы на отечественное кино ровно в три раза.
Следующей задачей, и не надо надо мной смеяться, было организовать продажу билетов. На левой от фасада стороне Дома офицеров был отдельный вход в маленькое помещение размером 3х3 метра, где находилось два окошка, это были кассы. Проблема заключалась в том, что показ фестивальных фильмов вызвал в народе неописуемый ажиотаж. Очереди за билетами в кино могла позавидовать Красная площадь. Поддерживать относительный порядок в этой очереди без милиции было невозможно. Проблема была решена решительно и бесповоротно. Социализм — это дефицит, дефицит — это распределение. Свободная продажа билетов была прекращена, вместо этого их стали распределять по воинским частям гарнизона. Но внутри каждой воинской части нужно было так же распределить билеты по подразделениям. Ирония судьбы — у нас в управлении по отделам билеты на кинематограф «тлетворного запада» распределял замполит. На самом нижнем уровне, в отделе ситуация была примерно следующей: на 10-15 человек выделяли 2-3 билета. Как выбрать счастливчиков? Решили распределять билеты по жребию. На полном серьезе, приготовили одинаковые листочки по количеству человек в отделе, на некоторых поставили крест, остальные оставили пустыми. Дальше листочки свернули в трубочку, кинули их в фуражку, хорошо перемешали, а потом каждый тянул свою судьбу.
Остался последний организационный вопрос — как показывать одну копию фильма одновременно в двух разнесенных в пространстве местах. Я жил на Чкаловской, в Звездном городке бывал иногда, все это расположение Дома офицеров и Дома космонавтов хорошо представляю. По дороге, как может ехать автомобиль, между этими объектами примерно 6 километров. Я сейчас уже не помню всех подробностей, скорее всего придумали вот что. Фильмы внутри сдвоенного сеанса показывали в шахматном порядке. Нашелся добрый человек, который согласился на личном автомобиле исполнять обязанности курьера. В Звездном городке первым показывался фильм, который и стоял первым в афише. Второй фильм этот товарищ как можно быстрее должен был доставить на Чкаловскую. Как только на Чкаловской кончается второй фильм, наш энтузиаст хватает его, мчится в Звездный городок, отдает его, взамен получает пленки с первым фильмом и мчится назад на Чкаловскую. Вот в таком режиме работает наш курьер с 3 часов дня до 12 часов ночи. Зрители смотрят интересное кино и ни о чем таком даже не догадываются.
Кажется я рассказал вам все о тех страстях, которые кипели вокруг показа фестивальных фильмов на Чкаловской. Теперь можно переходить к ключевому моменту моего повествования. Так было угодно судьбе, что первым фестивальным фильмом, который я тогда увидел (на который по жребию мне достались билеты), был криминальный фильм «Невинные с грязными руками» выдающегося французского режиссера Клода Шаброля. Но надо предварительно еще кое-что пояснить. Зрительный зал в Доме офицеров рассчитан примерно на 800 мест. В нем было два прохода, каждый от входной двери до самой сцены. Естественно, что в условиях, как сейчас говорят, ажиотажного спроса была предпринята попытка максимально увеличить вместимость зала. По бокам каждого прохода поставили все, что могло использоваться для сидения человека — от стульев до табуреток и пуфиков. Это позволило разместить дополнительно около 100 человек. Я предполагаю, что это было сделано для того, чтобы работающие в Доме офицеров могли посмотреть фильмы бесплатно. Теперь вы можете представить себе атмосферу, царившую в зале.
Звучит третий звонок, гаснет свет, на экране появляется первый кадр. Примерно в те годы мы узнали, что в мировом кинематографе появилась новая мода. С самого начала показывается короткая сцена, может быть на 30 секунд, а потом уже идут титры. Назначение этой сцены примерно как у увертюры в опере, намекнуть, о чем пойдет речь в фильме. Пересказывать своими словами сюжет фильма — занятие неблагодарное. В данном случае это надо сделать, так как происходящее на экране определило то, что произошло затем в зале. Я решил привести цитату из статьи в Википедии об этом фильме:
- Действие картины происходит в Сан-Тропе на южном побережье Франции. Жюли Вомсер (Роми Шнайдер) загорает во дворе своей виллы. Её сосед, молодой красавец Джефф Марль (Паоло Джусти) запускает бумажного змея, который случайно залетает на её территорию и падает прямо на её обнажённое тело.
Но эта цитата никак не помогает мне объяснить происшедшее, видимо эта статья писалась по фильму из нашего проката, уже порезанному. С тяжелым сердцем мне придется пересказывать ключевой эпизод своим шершавым военным языком. Итак, Джефф идет и на ходу наматывает шпагат, на котором держится змей, подойдя совсем близко, видит, куда он упал. На некоторое время он теряет дар речи. Придя в себя, он произносит: «Мадам, можно я заберу своего змея?» Жюли поворачивается к нему (и к нам, зрителям, одновременно) и отвечает: «А больше вам ничего не нужно?» В этот момент камера делает наезд (это рабочий кинематографический термин) и «берет» актрису крупным планом. На этом плане мы, зрители, во весь экран нашего родного Чкаловского Дома офицеров видим лицо и маленький кусочек обнаженной груди Роми Шнайдер. В зале повисает мертвая тишина, в которой пролет мухи был бы подобен реву реактивного самолета на взлете. Через какое-то мгновение, справа от меня буквально в метре, не будем говорить — старушка, скажем деликатно — пожилая женщина, сидевшая в проходе на приставном стуле, вскакивает, как будто подкинутая пружиной и на весь зал издает вопль: «А-а-а-а! Страмота-то какая (орфография оригинала сохранена)»! Разворачивается и пулей по проходу летит на выход из зрительного зала. Через долю секунды в разных концах зала раздается громкий смех, а на экране, как ни в чем не бывало, идут титры.
По этому поводу мне сразу вспоминается эпизод из перестроечных времен. На телевидении появилась конкуренция, а с ней и борьба за зрителя. Мы узнали новый телевизионный жанр, ток-шоу. Так вот, во время одного из таких ток-шоу, посвященных, страшно сказать, сексу женщина в студии вырвала у ведущего микрофон и закричала на всю студию: «В СССР секса нет!» Эта фраза потом долго обсуждалась в СМИ и стала мемом. Ирония судьбы заключается в том, что по прошествии времени СССР нет, а секс — есть.
Однако вернемся к Роми Шнайдер в роли Жюли. Я ни в малейшей степени не кинокритик, но в свое время журнал «Искусство кино» почитывал. Некоторые кинематографические основы в голове сохранились. Я думаю, что никто не будет отрицать право на существование эротического кинематографа, как жанра. Все дело в том, что в кинематографе эротика должна быть четко на своем месте и в свое время. В перестроечное время появился даже такой термин — оживляж. Это когда средний режиссер снимает слабенький фильм, и для привлечения зрителя где-то мелькает «голая коленка» актрисы, причем необходимость ее появления никак не вытекает из сюжета произведения. Кадр из фильма «Невинные с грязными руками», вызвавший на Чкаловской такую реакцию, насколько он органичен, могло ли такое происходить в жизни? Отвечу примером из своей практики. В 2005 году мы с женой первый раз поехали отдыхать за границу — в Палангу. Однажды мы шли по дорожке в сторону моря, и я обратил внимание на странную ограду. Странность была в ее миниатюрности, она едва доставала мне до колена. Казалось, что я пройду еще несколько шагов и увижу игрушечный домик Барби. Однако все оказалось по взрослому, на торчащей из земли палочке была прибита табличка на литовском языке «Частная собственность». Вот так в цивилизованном обществе человеку дают понять, что он не может зайти на территорию за этим заборчиком без разрешения ее хозяина. Соответственно, Жюли на территории, которая является ее собственностью, могла загорать так, как ей хочется, в том числе и в обнаженном виде. И еще надо отметить один момент, благодаря таланту и такту режиссера Клода Шаброля эта сцена была снята без пошлости, что далеко не всегда удается в кинематографе.
До МКФ 1975 года, я не то, что не видел ни одного фильма с участием Роми Шнайдер, я даже не знал, что существует такая актриса. Благодаря ее роли в фильме «Невинные с грязными руками» я обратил на нее внимание: «За этой актрисой надо внимательно следить, она далеко пойдет». Почему я тогда в свои 25 обратил внимание на эту актрису? Ведь она не была эталоном женской красоты, я считаю, что у нее широкие скулы. На конкурсе женской красоты ее не избрали бы «Мисс мира». Тогда я не мог сформулировать ответ на этот вопрос, впечатление сложилось где-то на уровне подсознания. Сейчас, пожалуй, я могу ответить на этот вопрос. В ее облике ощущалась порода. Может быть я выбрал неудачное слово, но каким единым термином охарактеризовать воспитанность, образование, культуру, интеллигентность, достоинство…
Тогда, после фестиваля, в короткий срок был произведен дубляж, и в этом же 1975 году фильм вышел в прокат в нашей стране. Как сложилась его судьба в прокате, насколько он был успешен, я не знаю. К нам на Чкаловскую его больше не привозили. Какое у меня сложилось впечатление о фильме в целом? По жанру это криминальная драма. Для того, чтобы получить от такого фильма максимальное наслаждение, нужно в душе оставаться немного ребенком, все происходящее на экране без лишних мудрствований принимать за чистую монету. Наверное, я таким и был, раз мне фильм очень понравился. С возрастом человек теряет романтизм, становится в большей мере скептиком. Сейчас я оцениваю этот фильм как крепкий коммерческий боевик, нашедший своего зрителя и с лихвой оправдавший расходы на свое создание.
Следующая моя встреча с Роми Шнайдер на киноэкране состоялась в 1977 году. В это время в СССР вышел в прокат фильм режиссера Робера Энрико «Старое ружье». Фильм основан на реальных событиях, произошедших во Франции в 1944 году. Фильм очень тяжелый, трагический, как и те события, на которых он основан. Я не считаю возможным давать собственную оценку этому произведению, с одной стороны не хочется использовать затертые выражения, а с другой стороны, чтобы написать что-то новое, нужно быть профессиональным кинокритиком. Что касается темы моих воспоминаний, могу только сказать, что роль Роми Шнайдер произвела на меня сильное впечатление.
А потом пришел 1982 год. Как-то я сидел в читальном зале и просматривал новые поступления. Интернета еще не было, даже не было мечты о том, что может появиться что-то такое, для чего не существуют ни расстояния, ни государственные границы. Конечно, если вы работали в редакции крупной газеты, то у вас стоял большой ящик, который назывался телетайп, при работе он громко трещал, и из него вылезал лист бумаги с неровными строчками текста. Для остальных, так сказать, простых смертных большая часть информации поступала на бумажном носителе. В нашей библиотеке среда была выделена для знакомства сотрудников с изданиями, поступившими за неделю. Выписывали, помнится, один зарубежный журнал, вроде бы польский, в котором помимо серьезной информации был раздел светской хроники. Просматриваю я этот журнал, переворачиваю страницу и сразу обращаю внимание на небольшое фото Роми Шнайдер и пояснительный текст к нему. Так как я вырос в Литве, какие-то минимальные познания в польском языке у меня есть. Пыхтел, пыхтел, но этот текст я одолел. Оказывается, что 29 мая 1982 года актриса скоропостижно скончалась при невыясненных обстоятельствах. Стало так грустно на душе, перед глазами пронеслись кадры из фильмов с ее участием. Еще раз оказалась верной крылатая фраза, что раньше времени нас покидают самые талантливые. Оглядываясь на мой более, чем полувековой путь кинозрителя могу сказать, что Роми Шнайдер для меня до сих пор любимая актриса. Пусть мое не очень изящное произведение будет подтверждением тому, что мы, зрители, ее помним.
24 сентября 2023 года
Свидетельство о публикации №223092500820