Нить

Мы сидим в темном зале. На мне красивое черное платье, предплечья укрыты волнами кимоно. Вокруг ярко и громко, на себе я чувствую торжество чужих взглядов. Только никак не могу спрятать под рукав извивающуюся белую нить, легко скользяющую по коже и шелку платья. Она выдает меня, и Он замечает ее словно между прочим. Хочется сделать вид, будто в блеске огней Он ошибся, будто цвет нити совсем не белый, да и вовсе никакой нити не было. Он тепло улыбается, словно позволяя мне обмануться в попытках обмануть его. Его улыбка особенная, исключительно хитрая в демонстрации своей бесхитростности. Пока она не греет меня, но благодаря законам физики я знаю: чтобы передать тепло - нужно время. Вечер заканчивается. Под его конец, он будто бы случайно цепляет в прощальном, но не последнем, объятии непослушную нить за кончик. Не успевая этого заметить, я отпускаю его, чувствуя, как скользит по запястью растрепавшаяся нить, часть которой зацепилась за удаляющуюся фигуру в черном.

Дни бегут легко, и, закуривая сигарету в один удивительно теплый вечер, я думаю о том, что нужно оплавить зажигалкой нить, слегка потерявшую свою форму. Зажигалка застывает в руке в тот момент, когда почти невидимая паутинка, оставшаяся на Его одежде, заставляет тонкую белую полосу шевельнуться над узором вен. Задумчиво наблюдаю, как паутинка едва розовеет, словно на нее капнули разбавленной в воде краской. Цвет бежит вперед, теряя яркость, но добирается до основной нити, придавая ей смущенно-персиковый оттенок. Убираю зажигалку. Легко касаясь пальцами своего тонкого ориентира, сквозь улицы, дома и громкий пятничный смех нахожу Его.

Мне хочется слушать. И говорить. И объяснять сложное, делать простое очевидным. Восхищаться Им и в этом восхищении заставлять восхищаться собой. Устроить звенящий праздник юности и красоты: поправлять волосы, красиво демонстрируя их блеск, нетерпеливо шевелить плечами, класть руки так, чтобы за них хотелось взяться. И улыбаться, глядя в Его глаза совсем непроницательным, как оказалось, взглядом. Хочется, чтобы тепло и солнце, смешавшиеся в аромате моего парфюма, волнами настигали Его, и чтобы Его волнующий запах заполнял всю комнату. И чтобы нить не просто зацепилась за Него своей частичкой, а, скользнув под рукав рубашки, полностью обвила Его своим нежно-розовым цветом. Кажется ошибкой восприятия, что она была белой еще совсем недавно. Расставаясь, я отдаю Ему ее, соврав себе, что на хранение. И мир, в котором дается обещание увидеться завтра, кажется таким правильным.

Когда на следующий день случается так, что мне от волнения буквально не хватает воздуха, Его рука с ярко-розовой нитью в ней, сжимает мою. И мир, и люди, и холодный ночной воздух с громкими звуками музыки, повисшими в нем и запутавшимися в ветвях деревьев, и тяжесть Его куртки на моих плечах кажутся декорациями, специально продуманными только для этой сцены. Люди вокруг теряют не просто ценность, но значимость, становятся картонными, словно ненастоящими второстепенными героями, ожившими на одну ночь. И все вокруг, кроме зудящего нарастающего голода и запаха древесных духов, кажется неважным, решаемым и незначительным. И Он обвязывает нить вокруг запястья, и даже в ночи виден ее яркий цвет. Утром мысль о том, что он мог не заметить тонкую белую полосу однажды, пугает. И страх разлуки рассекается натянутой розовой линией, и она кажется не нитью, а лезвием катаны, сокрушающей все преграды.

И впереди нас ждут встречи, и чувства, и горечь разлуки. И голос разума смолкает, давая волю эмоциям, которые были долго обвиты чистейшей белой нитью, словно оковами, и убраны в специальное место для неиспользуемого. А мир вокруг кажется красочным и ярким, и радостные чувства радостны вдвойне, а печаль печальна столь сильно, что переживать ее становится трудно. Но руки, обвитые яркой нитью, и пальцы, помнящие скользящие прикосновения, говорят о том, что все на свете неважно. Неважно, пока скользит по губам холод мятной жвачки, пока есть диалог, ради которого хотелось бы просыпаться осенним утром. И стоит только коснуться натянутой полоски, как кто-то на другом ее конце почувствует этот жест, и, вероятно, заставит тебя почувствовать что-то тоже.

И мир был бы ярок, и благостен и прост для освоения, если бы Он на другом конце не был бы полностью обвит чужой, совсем не розовой нитью. И если бы зажигалкой не пришлось поджечь то, что, казалось недавно сокрушающим, словно лезвие.