Шмехе серес, дорогой читатель! Так каждое утро приветствовал свою жену и детей Марк – человек с интересной судьбой, выходец из одной из тех семей, коим некоторые приписывают управление миром. Просыпаясь, он обращался к ним на том внутреннем языке, на котором представители его рода издревле общались в своём кругу.
- Шмехе серес, - порывался ответить кто-то из самых младших, и тут же получал замечание от матери, жены Марка, Роксаны, сухопарой неопределённого возраста женщины с точёной, скульптурной лепки фигурой и строгим, словно высохшим от времени лицом: «Шмехе серес» – обращаются старшие к младшим, вы должны отвечать: «баррах бегетой!».
Долго, ужасно долго жил Марк в этих горах. Когда-то это было большое многолюдное селение, но постепенно люди спускались и спускались вниз. Спускались, чтобы посмотреть мир, выучиться и затем вернуться. Но, осмотревшись там, в большом мире, научившись чему-то и найдя себе место, возвращаться в своё уединённое, оторванное от цивилизации жильё уже не спешили. Одно время сюда даже подумывали проложить дорогу, но для этого нужно было прорубить тоннель в скале, что, прикинув и посчитав, сочли в конечном итоге нецелесообразным. Сейчас здесь осталось лишь несколько семей и два древних старца, лет пятьдесят уже живущих в отдалении друг от друга. Они были такие древние, что никто из местных не помнил, откуда и когда они появились, помнили только, что не здешние. Один из них знакомый уже читателю – Марк, другой - дедушка Никифор был совершенно одинок, никто не знал его возраста. Сколько его помнили, он всегда был стариком, чья сухая крепкая фигура будто сроднилась со здешними горами. Жил он тем, что помогал местным разводить коз, занимался и огородом. Порой, также он помогал учить детей чтению и письму, вообще же мог делать многое, конечно, и ему отвечали, чем могли, нужды его правда были весьма скромные. Интересная штука эти маленькие селения, вот я сказал «местным», хотя старик Никифор, как и Марк, были теперь, пожалуй, уже старше всех в посёлке, но родились они где-то там, в «большом» мире, и поэтому считались пришлыми, то есть по сути чужими.
Долгие десятки лет прожили Марк и Никифор по соседству. При встрече, конечно, здоровались (Никифор регулярно приносил Марку что-нибудь из продуктов), но разговаривать они при этом не разговаривали. Марк всегда что-либо читал или писал, были у него и ещё какие-то малопонятные с точки зрения жителей селения занятия, сам же Никифор с болтовнёй ни к кому не лез. И надо же было такому случиться, что они вдруг не просто разговорились - стали регулярно общаться. Произошло это вроде бы случайно - совершая свою обычную прогулку по горам, рассеянный взгляд Марка неожиданно выхватил, как сорвавшийся нечаянно со скалы и пролетевший изрядное расстояние мальчишка из местных, неловко распластался на камнях. Чтобы не касаться энергии боли и смерти он ускорил было шаг, но, заметив, как к ребёнку торопливо подбежал случившийся откуда-то здесь Никифор и, легко взяв того за безвольно раскинувшиеся прутики рук, тихонько зашептал что-то, остановился. Осторожно ощупав беспомощное тельце и как-то по-особому бережно приподняв, Никифор понёс его к себе. Скептически сжав губы, Марк размеренно зашагал своей дорогой. Через несколько дней, когда Никифор в очередной раз принёс ему поутру козьего молока, Марк неожиданно для себя спросил: – умер?
- Живой, – лаконично ответил старец.
Ещё несколько дней ушло на то, чтобы решиться задать следующий вопрос: - А что ты там шептал?
- Молитву Господню, – бросив короткий смущённый взгляд, ответил Никифор и поспешно зашагал по своим делам.
Прошло ещё время, и когда мальчик уже бегал, Марк, окликнув во время одной из своих прогулок Никифора, снова заговорил с ним. Тот держался просто, но с каким-то очень естественным достоинством, и, усвоивший за все эти годы несколько высокомерное обращение Марк, неожиданно для себя вдруг перешёл к уважительному тону:
- Скажите, как вы лечите?
- Я вовсе не лечу. Обращаюсь к Богу с просьбою за скорбящего, Он сам решает, что дальше.
- Слышал я, детей только?
- Да, за взрослых Он не слышит моей молитвы.
- А за детей?
- Почти всегда.
- А моих детей?
- Ваши дети здоровы, – нахмурившись ответил тот и с неспешным достоинством двинулся своею дорогой.
- Подождите, - внезапно выскочил из своей обычной скорлупы Марк, – откуда вы знаете? Вы не могли их видеть!
- Знаю, - старец уже величественно плыл в сторону посёлка.
Марку осталось лишь озадаченно смотреть ему в спину. Непоколебимая уверенность, с которой отрезали его вопрос, удивила, действительно, детей его Никифор в ближайшее время видеть не мог. Заинтригованный он принялся вдумчиво вспоминать все связанное с соседом. Сам Марк перебрался сюда года через три-четыре после Никифора. Для него, конечно, всё было иначе, в горы забралась целая экспедиция, построившая комфортабельный (по местным непритязательным меркам) дом и договорившаяся с селянами о полном и безоговорочном пансионе и обслуживании. Потянулись десятилетия уютного погруженного в регулярно доставляемые ему специально снаряженными для этого «курьерами» книги одиночества. Общался он исключительно со своими личными гостями, добиравшимися до него из большого и очень далёкого отсюда мира, все «разговоры» с местными сводились лишь к короткому обмену несколькими дежурными фразами. Всё это время наряду с прочими жителями селения мимо его взора регулярно проходил и Никифор, оба каким-то образом в общих чертах знали историю друг друга, а деталей до недавних пор, наверное, и не нужно было…
Когда-то Никифор был довольно крупным православным иерархом, внезапно и без объяснений сложившим с себя сан и исчезнувшим. Давно это было, очень давно… у него всё давно. Давно приехал в это отрезанное от мира горное селение, привлекшее его своей уединённостью. Ещё в большем отдалении осталось религиозное служение в стране победившего атеизма, разочарование и крах всей предыдущей жизни. Родом Никифор из далёкой алтайской деревушки. Ещё задолго до войны уехав в город, закончил рабфак и, попав по призыву в красную армию, почти сразу же был произведён в младшие командиры. Вступил в партию. Затем почему-то именно его отправили охранять один из лагерей, в котором томились тогдашние враги народа. Вот уж куда он совершенно не стремился, но партия сказала надо, Никифор (впрочем, в те годы его звали иначе), поскрипел, поупирался, но в конце концов хоть и неохотно, всё же поехал. Неприятна ему была новая служба, но тяжелей всего стало, когда началась война, он стремился к настоящего делу, а настоящее дело было сейчас на фронте, ему же досталось охранять какие-то, почти утратившие человеческий облик и выглядевшие сейчас совсем не опасными тени. После войны, развязавшись наконец с затянувшийся и опостылевшей службой, устроился на деревообрабатывающий комбинат. Кряжистый, видавший виды мужик пришелся кстати, довольно быстро сделавшись сменным мастером он, возможно, так благополучно и проработал бы до пенсии, но неожиданно грянул ХХ-съезд - громкие разоблачения «культа личности». Это был страшный удар! Припомнив свою службу, ужаснувшись ей, несколько месяцев проходил он тогда как в бреду, совсем выпал из производственного процесса и, получив впервые в жизни заслуженный выговор, решился. Уволившись, он, как и в прошлые повороты своей биографии начисто оборвав старые знакомства, ушёл в скит. Как удалось отыскать в тогдашнем атеистическом СССР теплящийся религиозный очаг было отдельной историей. Никифор жаждал не столько церковной жизни, сколько уединенного ухода от суеты, но сыграло роль одно обстоятельство: службу и всё обряды он знал назубок (мама в детстве водила его в церковь), поэтому за крайним недостатком тогда грамотных священнослужителей его сразу же обрядили читать молитвы. Чуть позже, приняв сан, принялся служить уже «законно» и довольно быстро продвинулся в церковной иерархии. Но чем выше он поднимался, тем большее смущение ощущал, слишком мирским (по его представлениям) оказалось руководство церковью, слишком тесно оно было связанно с властью, точнее даже не с властью, а со спецслужбами, правда, разница эта дошла до него не сразу. Поднявшись на очередную иерархическую ступеньку и столкнувшись там с открывшимися ему совсем уж недвусмысленно-неприглядными реалиями церковной власти, он вновь, как и в прошлые разы, неожиданно для всех решил исчезнуть. Тогда же пришла внезапная мысль уехать из СССР, казалось, что уж «там» он наконец отыщет какую-то иную, «настоящую» жизнь. Выехать получилось неожиданно легко, но вот дальше! Вплотную увидев реалии заграничной жизни, ужаснувшись им, он вдруг осознал что-то очень важное для себя, но возвращаться было стыдно, да теперь, пожалуй, уже и некуда. Помыкавшись несколько лет пытаясь отыскать своё место в жизни, по разным странам он твердо решил уйти в монастырь. Но, учтя свой прежний опыт, решил, что это будет очень уединённый монастырь, такой, чтобы можно было спокойно осмыслив былое, попытаться понять, что же есть Бог и какой смысл заложен в путанной и жестокой суете представляющей собою жизнь человека. Осторожно расспрашивая встречающихся на его часто меняющихся временных подработках товарищей, наткнулся однажды на уверенное заявление парня, что «он не просто знает такой монастырь, а сам туда собирается». На сдержанную просьбу Никифора взять его с собой, тот с готовностью согласился. Вначале они долго ехали, потом уже на своих двоих крутыми извилистыми тропами карабкались в горы и наконец, когда добрались до места, Никифор (а он к тому времени уже успел стать Никифором), увидев самое обычное селение, почти не удивился. Только укоризненно посмотрев на Тадеуша (так звали его попутчика), негромко спросил: - Ну и где здесь будет мой скит?
- Переночуешь у моих, отдохнёшь, потом отведу.
Но наскоро поев, он настойчиво попросил отвести его в скит.
«Скит» оказался обычной каменной клетушкой, отличающейся, впрочем, от других домов селения несколько меньшими размерами, размещался он в некотором возвышенном отдалении от самого посёлка. Рукастый и энергичный Никифор быстро освоился в своём новом положении, работал он правда всего лишь по нескольку часов в день, но уверенно за всё брался и любое дело спорилось в его сноровистых и проворных руках. Почти сразу же он стал регулярно и надолго исчезать. Первое время, не зная, как объяснить свои отлучки, смущался, затем, найдя удачную формулу: «Мне нужно пойти, помолиться», успокоился. Исчезал иногда всего лишь на несколько дней, а, порою, его не было неделями, а то и месяц-другой. Мальчишки из местных периодически пытались его разыскивать, но тщетно. Не в небольшом, но уютно спрятанном от ветра между скал каменном коробе, где он обычно обитал, ни где-либо поблизости его также не было. Чем он всё это время занимался, как питался и где жил оставалось неизвестным. Правда, в глазах обитателей посёлка эти отлучки придали ему ореол какой-то необычайной загадочности. На все вопросы он, кротко улыбаясь, отвечал уже однажды найденной формулой: «нужно помолиться». Постепенно любители допытываться от него отстали, лишь привычно уже готовя к его возвращению нуждающиеся в починке вещи и другую несрочную работу по дому. Врачевать детей получалось у него совершенно естественно. Проведав, что у кого-то заболел ребёнок, приходил, брал болящего за руки и тихонечко шептал какие-то известные лишь ему молитвы. Почти всегда вскоре после этого «пациенту» становилось лучше. Когда просили посмотреть взрослых, вначале долго отнекивался, если же под настойчивым напором и вынужден был согласиться, то никакого облегчения это не приносило, сам же не болел никогда.
Со времени, неожиданно сблизившего их, чуть было не ставшим трагическим инцидента, Марк, в продолжение своих ежедневных прогулок по почти незаметным на каменистых россыпях горным тропам, оставил свою обычную высокомерную рассеянность и, с интересом глядя по сторонам, регулярно наблюдал за легко и непринуждённо плывущим по сложной и для иного юноши крутизне старцем. Прибыв сюда ещё молодым и энергичным юношей, Марк уже тогда нашёл Никифора довольно пожилым человеком, и теперь почти через пятьдесят лет по-новому всматриваясь в своего соседа, с удивлением заметил, что тот за всё это время практически не изменился. «Да что там не изменился, он ведь моложе меня выглядит. Возможно, даже моложе, чем тогда, когда я увидел его в первый раз, - неожиданно для себя осознал Марк. - И по горам то я нормально, конечно, хожу, но скользить также легко, как он, не смог бы», – продолжал размышлять он.
Теперь, каждую свою встречу с Никифором Марк, словно навёрстывая десятилетия молчания, использовал, чтобы задать какой-нибудь вопрос. Тот всегда отвечал сразу же ёмко, исчерпывающе, но как-то уж очень лаконично, а принеся в очередной раз каких-то продуктов, он вдруг неожиданно спросил сам:
- А ваша семья, чем именно занимается? – кротко уставившись своими детскими совсем не по возрасту чистыми глазами, старец терпеливо ожидал ответа.
- Мы - жрецы, служители Инферно, – Марк пытливо, даже слегка удивлённо рассматривал своего собеседника. Вот ведь, столько лет человеку, такой путь пройден, а… вопросы.
- Банкиры? – уточнил Никифор.
- Да нет же, - слегка насупился Марк, – банкиры - это инструмент, они контролируют потоки энергий, это уровень материи. А кто-то организует духовную структуру мира. Вернее, пытается организовывать, она нам не принадлежит… пока, – поморщился, как бы вспоминая о чём-то неприятном, он, – борьба идёт! А банкирам задаётся повестка, в какую сторону эту энергию направлять.
- То есть, они вам подчинены? – не меняя выражения глаз, уточнил Никифор.
- В какой-то мере, – осторожно подтвердил Марк, – мы задаём повестку и формируем правила.
В глазах Никифора вспыхнул неподдельный интерес:
- Ваша семья задаёт?
- Моя семья, - поджал губы Марк, - входит в небольшое число жреческих семейств. Непосредственное участие в формировании повестки принимает лишь старший. Второй – смотрящий, имеет право наблюдать, но высказывать свою позицию может только братьям в своём кругу. Третий – спящий, также получает все необходимые сведения, но никак не проявляет своего отношения к происходящему. Традиционно он засекречен, по сути, запасной.
- Но как банкиры вас слушаются? Почему они не пытаются занять ваше место? У них ведь реальные деньги?
- А как промышленники, политики, подчиняются банкирам? У них ведь производство реальных вещей, армия, наука?
- Это-то понятно, деньги в миру значат очень многое.
- Ничего они не значат, – негромко выдохнул Марк, - Деньги - это символ, привязанный к особому виду концентрированной энергии. Кто, к примеру, может печатать купюры? Или ещё нагляднее, в чьей власти электронные цифры на чьём-то счету? Курсы валют? Если автомобиль можно увидеть, потрогать, то что такое деньги?
- Вы сказали: «символ и энергия»?
- Да, символ власти, в котором заключена энергия.
- Что за энергия?
- Энергия тех, кто вовлечён в отношения. Как только мы начинаем пользоваться деньгами, то напитываем их энергией. Энергией своего отношения к ним – уточнил он. - Миллиарды людей, горы художественной, научной и публицистической литературы, фильмы, всё это напитывает поток, имя которому - деньги! Вернее, напитывало, потому что скоро всё изменится...
Коротко кивнув на прощанье, Никифор неспешно поплыл по своим делам. «Выдержка то какая, ишь, шествует, аудиенция значит на сегодня окончена», - с иронией подумал Марк, глядя вслед размеренно удаляющемуся собеседнику. Откуда-то из глубины комнат появилась жена Марка Роксана.
- А, дочери?
- Что, дочери? – не понял Марк.
- Старший сын – действующий. Второй – смотрящий. Третий – спящий, я правильно поняла?
Ничего не ответив Марк лишь вопрошающе смотрел на неё.
- А, дочери?
Лицо Марка потемнело: - Ты же прекрасно знаешь сама, дочери – чужие!
- Чужие?!! – в голосе Роксаны зазвучало напряжение.
Подойдя к ней и слегка приобняв за плечи он уверенным голосом негромко произнёс:
- Всё ведь сама понимаешь, ты папе своему чужая, братьям, а мне - своя!
Получив такой урок, Марк уже не заводил разговоров возле дома. Увидев Никифора, приглашал его прогуляться, и, неспешно двигаясь по почти незаметной каменистой горной тропке, они тихонечко перебрасывались вопросами и ответами. Неожиданно для себя много лет ни с кем из посторонних не разговаривавший Марк вошёл во вкус подобных бесед. Чаще всего они останавливались в естественно образовавшийся беседке, с трёх сторон защищённой от ветра нагромождением скал, зато с четвёртой открывался величественный вид на теряющуюся в далёком зыбком мареве долину. «Скамейку бы сюда», - подумал как-то Марк, но боясь разрушить хрупкий диалог со старцем, вслух ничего говорить не стал. Через несколько дней во время уже вошедшей у них в привычку совместной прогулки они наткнулись на сколоченную из грубовато отёсанных досок, но при этом довольно уютную и удобную скамейку. Марк, удивлённо глянув на старца, смолчал.
Сидя в блаженном безмолвии, наслаждались они ярким багровым солнцем, слепящие отблески которого серебрили пики вершин.
- Скажите, - нарушил молчание старец, - борьба света и тьмы - это ведь прежде всего религиозная борьба. Есть религия света – христианство… Понимаю, - смутился он под посуровевшим взглядом Марка, - но пусть даже со всеми его искажениями…
- Боюсь, вы неверно представляете метафизическую картину мира, – перебил его Марк. – Когда-то действительно были религии, цель которых служение свету, но они давно уже загнаны в подспудье. Сейчас существуют религии, откровенно служащие тьме, а есть пытающиеся лавировать...
- Как люди?
- Иначе, собственно, и быть не может: там, где пытаются лавировать, ещё сохранились фрагменты от предыдущих эпох, когда существовало религиозное служение Богу. Сейчас все они, так или иначе, служат Инферно, вопрос в степени погруженности в это служение и его осознанности.
- Но ведь той частью, которой они не служат инферно, они обращены к Богу?
- Можно и так сказать, – усмехнулся Марк. – Действительно, если быть точным, они повёрнуты в обе стороны.
- А почему люди служат инферно, чем удаётся прельстить человека?
- Вы лгали когда-нибудь в жизни?
- Риторический вопрос…
- А подлости делали?
- Пожалуй, да… к сожалению.
- Вот, собственно, и ответ. Человек широк, он готов повернуться и в ту, и в другую сторону.
- Да, но ведь есть, так сказать, профессиональные служители инферно?
- Как я, например? – усмехнулся Марк.
- Что вы, вас я и не воспринимаю вовсе… в таком качестве, – чуть помедлив, добавил старец.
- Служение тьме - это система мышления. Дух. Под влиянием обстоятельств, по слабости, нечаянно наконец, некрасиво поступить может каждый. Но вот идейная часть - то, что является открытием человеческого духа тьме… А потом, ведь некрасивость - удел толпы, на жреческом уровне служитель Инферно сам не делает ничего предосудительного. Во всяком случае, ничего, что можно бы поставить ему в вину с юридической точки зрения.
- Вот почему служители тьмы так часто кричат о законе. Закон, закон, огромное количество законов! Они всегда сидят возле законов, толкуют их, придумывают всё новые и новые. А всё для того, чтобы отменить совесть!
- Ну да, - Марк с недоумением посмотрел на разволновавшегося собеседника, – сам жрец Инферно непосредственно не делает зла, он его инспирирует.
- Ну ведь служители тьмы. ..
- Служители тьмы в массе со жрецами непосредственно не связаны, они подхватывают то, что носится в воздухе, повестку, которую для них готовят. Начинают продвигать вещи, на которые готов излиться поток энергии, они ощущают это как дрессированные собачки. И вот эти-то нередко бывают по уши в грязи.
- А откуда же берётся энергия?
- Энергия Инферно?
- Да.
- О, это одна из самых страшных тайн бытия!
Никифор со сдержанным любопытством в ожидании глядел на собеседника своими чистыми, по-детски кроткими глазами.
- Некоторые говорят - Космос, другие называют - Абсолют, Айн-Соф, Бог, на самом деле, не так уж важно. Потому что на нашем уровне мы не можем постигнуть всей Его полноты и величия. Соответственно, имя, даже если бы мы его знали, ничего не значило бы для нас. Так вот, Он и является источником энергии для всего. Луч солнца, свет, как одно из Его проявлений, проще всего для понимания. На самом же деле, исходящих от Абсолюта видов энергии много больше, но солнце способны воспринимать все. Поймав резонанс с аспектами Абсолюта, можно напитываться энергией так, что не будешь нуждаться в пище. Возможно, конечно, получать энергию и от того, что произрастает, бегает, летает, плавает, но это уже вторично. Это лишь отсвет настоящей энергии, заряжённый чьей-то болью, бременем чужих судеб, всей суетностью материального мира. Лишь некоторые, очень немногие, очистив своё сознание, способны, настроившись на ритмы космоса, получать энергию напрямую. Эта энергия чиста, в ней нет никаких обременений. Ловя подобные резонансы, можно жить очень долго, сохраняя силы и здоровье.
- Давно, ещё на Алтае, после революции я слышал легенду, что царь Пётр приказал найти и уничтожить всех трёхсот-четырёхсотлетних старцев, – негромко вставил Никифор.
- Верно, такие вещи много где услышишь. Но, отрёкшись от Бога, люди теряют этот резонанс. Многие виды энергий становятся недоступными. Разве что солнце, - усмехнулся Марк, - самый универсальный источник. Но и только.
- Так всё же, откуда инферно берёт такую страшную силу?
- Черпает её у людей, – негромко откликнулся Марк. – Негативная сторона бытия - это лишь тень! Для того чтобы была тень, нужно что-то, что её отбрасывает, минусу нужен плюс. Вот и находят этот «плюс» и выдаивают его. Миллиарды судеб, страх, боль, зависть, злоба вожделение, возгонка всего этого чудовищно раздувшегося потока к жрецам, которые, в свою очередь, направляют его выше… самому Искусителю, – почти шепотом добавил Марк. – И всем, кто сидит на этом потоке, перепадает толика, чем ближе, тем больше.
- А какой же смысл?
- Людям? В том то и дело что никакого! – расхохотался Марк.
- Получается, сатанизм питается энергией Бога?
- Можно и так сказать, он питается энергией человека, который, являясь созданием Божьим, получает эту энергию от своего Творца. Это ведь великий соблазн, всегда находится кто-то, кого можно использовать как источник.
- Кстати, - продолжил Марк, - большая часть того, что обычная неискушенная толпа принимает за борьбу «добра со злом», на самом деле борьба одного зла с другим за контроль над потоком энергии. Либо борьба за подключение к Инферно, а также борьба за и против динамики. ..
Никифор вопросительно уставился на собеседника.
- Это очень просто, – улыбнулся Марк, – методы разработки и замыкания на себя этих потоков, в общем-то, известны. Многие, кому это удавалось, стараются ограничить свою подчинённость Инферно. То есть сами методы Инферно в личных целях используют, а подчинения иерархии пытаются избежать. И сейчас существует, а раньше было огромное количество автономно, ну, или полу-автономно действующих демонических планов. В них происходит вовлечение, выдаивание и распределение энергии, но при этом схема всячески избегает подключения к иерархически высшим звеньям.
- Экономят энергию?
- На профанном уровне обычно так и думают, но энергия для искусителя - не главное. Он, конечно, стремится контролировать её, но это лишь способ контроля над человеком.
- А что же тогда главное?
- Динамика процесса!
- Какая динамика? Что вы имеете в виду?
Марк с удивлением смотрел на старца.
- Вы же когда-то были иерархом церкви, неужели правда не понимаете?
Никифор в молчаливом ожидании воззрился на жреца.
- Откровение, то есть система связанных с завершением мира идей - это не пророчество, а проект, проект по завершению человечества. Кто-то действительно поверил, что это часть Замысла. На каких-то уровнях исполнителям обещают рабов, выход в иные сферы, кому что, но всё это…, - пошевелив пальцами, Марк сделал как бы отбрасывающее движение, – морковка, которую подвесили перед носом. Но эту морковку им никогда не разгрызть.
- А разве возможно уничтожить всех? Вот мы, например, живём здесь и живём, не будут же они по горам всех выискивать?
- Ну, во-первых, будут. Они как раз постоянно «выискивают», переманивают туда к себе, в своё бытие. Морковок у них достаточно. А во-вторых, даже если кто-то останется, это будет уже нечеловеческий уровень. Мы же подключены к огромному, могучему потоку, всё, что мы здесь обсуждаем получено оттуда, – широким движением руки Марк указал вниз, в долину. - Люди уходят, чтобы отрешиться от боли, зависти, злобы, ненависти, от всего этого излучаемого обществом негативного фона, но это как навоз, из которого вырастает прекрасный цветок. Цветок великолепен, но, вытащи его, и ты будешь наслаждаться всего лишь несколько дней - завянет, превратится в труху.
- Как-то неожиданно всё это.
- Что именно?
- То, что эсхатология исходит от лукавого. Исходя из вашей логики, все авраамические религии – порождение тьмы?
- Бог – трансцендентен, он не нуждается ни в начале, ни в конце времён. Понятия эти - порождения оппозиции Абсолюту. Но возможность такой вброшенной в наш мир оппозиции неизбежно вытекает из свободы воли.
- Так вот почему слуги антихриста всегда так истошно вопят: свобода, равенство, братство! – задумчиво перебил Никифор.
- Да, только под свободой они, конечно, подразумевают совсем не то что вы.
- Мы видели это тогда, в 1917-м году, – улыбнулся какой-то странно не вяжущейся с темой разговора улыбкой, Никифор. – У нас была возможность понять, что дьявол лишь говорит о свободе, но…, порой, конечно (для завлечения) он готов на время предоставить любую свободу. Любую, – задумчиво повторил он, – любую, кроме одной: свободы быть человеком!
- Мне представляется, что мы сейчас уходим куда-то в сторону, вы воспринимаете всё слишком прямолинейно. Сам по себе Искуситель не лишён величия, подумайте только, Кому он осмелился бросить вызов!!!
- Постойте, но ведь, насколько я понимаю, если человечества не будет, искусителя тоже не будет?
- В этом качестве, да.
- Получается, для него это тоже самоуничтожение, так зачем же он…?
- Вы меряете человеческой мерой! Для него конец - это не конец. Искуситель перейдёт в новое качество. Он ведь проходит совсем по другой иерархии, его сущность духовная (и не морщитесь вы так, духовное может быть как с плюсом, так и с минусом), вся эта привязанность к бытию, зависимость от исторического процесса, вовлеченность в онтологию начала и конца времён - чудовищное понижение для него! Завершить цикл и уйти - вот его задача! Туда, где нет цели, нет процесса, нет и воли, а существует только «Есть». Именно так с большой буквы: Есть! - с нажимом повторил Марк. – Вдумайтесь только, какое величие! Кому он осмелился бросить вызов?!! Чьё творение собирается уничтожить!!! А ведь при этом физически его в этом мире нет, он - действующий исключительно только лишь нашими руками дух!
- То есть вы хотите сказать, что у него вообще нет своей энергии?
- Есть у него энергия, нету - на человечество он её точно тратить не будет. Люди - создания Божьи, посягнуть на них в этом измерении не способен никто. А вот через искушение, побудить самого человека шагнуть в пропасть, на это его полномочий хватит.
- Чаще всего он побуждает столкнуть в пропасть, а не шагнуть туда.
- Да ведь это одно и то же! Как вы до сих пор не поймёте: для Бога нет человека, есть человечество. Идея индивидуализма, она же (говоря вашим же языком) от Лукавого. Потакание человеческой гордыне и порождает индивидуализм! Индивидуальное сознание - по сути своей (раздуваемый искусителем) самообман. Мы все оперируем идеями, которые сформированы задолго до нас. Наша индивидуальность может проявляться лишь в интерпретации, да и то, у очень крупных личностей. Даже если кто-то порождает новое, то это лишь песчинка в океане уже существующего и использованного этой самой личностью. И всегда нужно смотреть, к какому потоку подключился, откуда взял? Это наше раздуваемое Искусителем самомнение настаивает на индивидуализации. Были времена, когда всё иначе, вспомните, ведь целый ряд древних работ самими же авторами приписывались кому-то далёкому, мифологическому. Все мы подключены к потоку, который и является - сознанием. Оторви эту раздувшуюся от самомнения «личность» от потока, посади на необитаемый остров, во что она превратиться в кратчайший срок?
В человеческом мире, сама протяженность истории, её качество и рождает смысл. Мы все, так или иначе участвуем в её формировании. В разной степени, конечно. Это процесс. Отсутствие личностных ожиданий придаёт этому участию подлинное величие. Вброшенная же Лукавым идея конца времён обессмысливает саму суть человеческого.
- Так может борьба за продолжение, осознанное откладывание конца и придаёт смысл нашему существованию? – вставил Никифор.
- Нет! – вдруг непривычно жестко отрезал Марк. – Борьба за отсрочку конца - эта та же самая борьба за выживание – уровень животный. Именно в преодолении животного и есть величие. В том то и дело, что Лукавый через соблазн снова и снова возвращает нас к этой борьбе, опускает в биологический уровень бытия. Человечество по замыслу Творца – протяженно. Оно хоть и существует в пространстве, но вне времени, этим оно и приближается к Богу. Что такое время для сотен и сотен поколений? Но именно человечество, а не отдельный человек! А вброшенный Лукавым соблазн индивидуализма подточил, разрушил этот монолит. Утратив цельность, человечество расползается на индивиды. А индивид ограничен - прежде всего своей личной конечностью, неспособностью постигнуть все аспекты замысла, как часть не может понять целое, звеном которого является! И вот только теперь проект завершения истории из отдалённой фантасмагории, обретая форму, прорастает в нашей реальности.
Марк с еле уловимой иронией смотрел на собеседника:
- Забавно, но каждый раз, когда речь заходит об Искусителе, вы (по многолетней привычке, видимо) непроизвольно делаете эдакую внутреннюю «стойку». А между тем, пора принять простую истину – всё, в конечном итоге, исходит от человека!
- В каком смысле?
- Да в прямом же, я вам толкую и толкую об этом. Искуситель - всего лишь дух! Всё, что он делает в этом мире, делается нашими руками. Повторяю, всё, что приписывают Лукавому, так или иначе исходит от человека…
- И ребёнок, родившийся с пороком сердца?
- Вы мыслите слишком по-русски, я всё ждал, когда же эти «слезинки ребёнка» в ход пойдут. Важно отойти от человеческих мерок, соблюсти масштабность. Ещё раз: нет человека, есть человечество, которое погрязло в разврате, пьянстве. Что, есть хоть кто-нибудь, кто не знает, как это отражается на потомстве? Но когда рождается этот несчастный ребёнок, вам обязательно нужно свалить на кого-нибудь, на Бога, на Дьявола, неважно. Все за всех в ответе! Индивидуализм - одно из самых хитрых искушений Лукавого.
- Почему я должен вам верить? – вырвалось у Никифора.
- Вы спрашиваете - я отвечаю, – мгновенно отреагировал Марк и, поднявшись со скамьи, неторопливо зашагал к себе, это был первый случай, когда он сам прервал разговор. Несколько дней после этого собеседники не виделись. Никифор, как и прежде, принося иногда поутру продукты, держался ровно, будто ничего не случилось. Когда наконец Марк всё же появился в «их» беседке, старец уже сидел на скамейке.
- Простите меня, – сказал он просто, – сами понимаете, как это всё неожиданно.
Тонко улыбнувшись, Марк заговорил:
- Реальный мир жесток, холоден и просто невероятно сложен. Рассматривать его в его подлинном реализме - задача воина или жреца. Тысячи лет людям надевают и надевают розовые очки, вместо того, чтобы формировать будущее, призывают приспосабливаться к текущему. На самом деле, почти всё, о чём стоило знать, есть во вполне доступных вам источниках, вы просто боитесь увидеть это.
С обычной для него сдержанностью Никифор вопросительно смотрел на жреца.
- Вы внимательно читали Евангелие? – оторвавшись от созерцания лежащей в далёкой дымке долины, обернулся к собеседнику Марк.
- Читал, – тихо откликнулся старец.
- Вот это к примеру место: «Ваш отец – диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца и не устоял в истине, ибо нет в нём истины. Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он – лжец и отец лжи».
Марк, требовательно смотрел на старца.
- Читал, - ещё тише повторил тот.
– Не нужно фиговых листков, вы прекрасно знаете, к кому он обращался!
Никифор молчал, глядя куда-то вдаль, он будто не слышал собеседника.
Или вот ещё: «И сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её; Итак, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё».
- Суля всё это, Искуситель, по сути, обозначил своё владение материальной стороной бытия. И его не одёрнули, не поправили. То есть самый авторитетный для вас источник подтвердил его юрисдикцию!!!
- Да, в какой-то момент произошло отпадение от Бога.
- Отпадение произошло, вопрос только - когда? – тонко улыбнулся Марк. – Хорошо, рассмотрим более ранний текст: «И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь».
- Но это ведь, конечно… метафора?
- Абсолют не обладает волей. Обладать волей - значит не быть трансцендентным. Воля имеет ценность в материальном, то есть несовершенном мире. Требовательно обернувшись к старцу, жрец, добиваясь всего его внимания, медленно с нажимом продолжил: - Трансцендентность - это отстранённость от потока, преодоление времени и пространства, чистое парение духа. Воля же подразумевает необходимость динамики, что, в свою очередь, означает незавершенность, несовершенство бытия, проще говоря - стремление к переменам. Человеческая борьба с Богом - это борьба с самим собой как с Его творением.
- Но это же… страшно!
- Гордыня - вот одна из сильнейших страстей человеческих, и самое надёжное средство - управлять им. Страх, жадность, никогда не заставят сделать того, что может заставить сделать гордыня. Не напрасно во все времена Лукавый управлял людьми через идею избранности. Каких только оттенков избранничества не видела история. Выстроив жесткую, ограниченную огромным количеством обязательств и запретов систему с помощью идеи избранничества, Искуситель впечатывает в неё больное человеческое животное и вертит, вертит им, как только ему угодно. Идея эта делает послушным как труп, ведь малейшее отклонение грозит отлучением. Отлучением не только от благ, от избранности. Это избранность козла на бойне. В прежние времена на бойнях держали козла, зачем? Овцы, конечно, не понимают, что такое бойня, но запах, атмосфера! – выразительно посмотрев на собеседника Марк с нажимом продолжил. – Боятся они! И вот кто-то, кого они послушаются, должен их туда завести. Эту роль играет избранный козёл, который на первый взгляд кажется неуязвимым, но судьба его - это в конечном итоге судьба овец. А по сути, позорная судьба раба и предателя. Хотя козёл - тоже ведь лишь невольник, там ведь целая система выстроена: овчарни, загоны, пастухи, собаки... Избранным, можно быть только у Искусителя, отмеченные Творцом несут в себе часть его воли, его замысла. Ноша эта - не привилегия, а тяжкий крест, который не все выдерживают. Недаром же именно в Богоносной среде такое огромное количество отпавших предателей.
Никифору вспомнились вереницы власовцев, малорусских националистов, ненавидящая всё русское, и лишь по недоразумению называемая «русской», раболепно преклоняющаяся перед всем чужим, интеллигенция.
- Сорок лет людей водят по пустыне, убивая всех смелых, самостоятельных. Добиваются полного и безоговорочного подчинения, но при этом говорят им: вы избранный народ, высшая раса! – донёсся до него чеканный голос Марка.
Никифор молчал, сидя на простенькой деревянной скамейке, сколоченной из подвернувшихся под руку грубоватых досок, задумчиво разглядывали они стелящиеся внизу облака. Устав от тяжелого разговора, собеседники некоторое время общения избегали. С оттенком сдобренной непониманием зависти наблюдал Марк за легко плывущим вместе со скачущими по скалам поселковыми детьми старцем, непринуждённо помогающим кому-то складывать из камней новую изгородь, сколачивающего что-то для местной старухи, чьи внуки давно уже обосновались там, в большом, кажущимся отсюда очень далёком мире. Его раздирало двойственное чувство, с одной стороны человек такого уровня, каким безусловно являлся Никифор, должен, по мнению жреца, чувствовать себя в его положении несчастным, но было совершенно очевидно, что тот вполне доволен своей жизнью. Удивляло Марка и отношение к старцу поселковых, уважение, которое они оказывали не имеющему ничего за душой Никифору было, пожалуй, не меньшим, чем почтение, проявляемое ими к самому жрецу. «Хотя положим, это отношение к возрасту», - успокаивал он себя. Возраст, кстати, был ещё одним, интригующим Марка моментом. Открытый всегда, казалось бы, охотно отвечающий на все вопросы, Никифор, старательно уклонялся разговоров о своём возрасте и даже несколько раз откровенно проигнорировал прямо заданный ему вопрос. Получается, он знал, что практикующаяся в обществе, доведённая до автоматизма постоянная декларация возраста - один из важных способов ограничения человека. Как-то раз, правда, Марку всё же удалось заставить его проговориться. Обсуждая своих родителей, Никифор упомянул, что отец его погиб на германской. И когда после уточняющего вопроса, выяснилось, что это была ещё та первая германская, мысленно прикинув и подсчитав, жрец несколько опешил, но заострять на этом внимание не стал. Когда после длительного перерыва они снова оказались на полюбившейся им скамейке, долго ожидавший этого момента, Марк приступил к расспросам:
- Ну, рассказывайте? - Марк, вопросительно рассматривал собеседника. - Где вы были всё это время, чем занимались?
Старец задумчиво смотрел вниз, в долину.
- Похоже, я с вами гораздо более откровенен, чем вы со мной! – в голосе жреца послышалась досада.
- Вовсе нет, Марк, я просто не знаю, что рассказывать! Бывает чувствуешь себя усталым, уходишь в горы, молишься. Время в такие моменты проходит иначе. Кажется, недолго был, ан нет, целый месяц прошёл, оказывается.
- Словами молитесь?
- Уже нет, давно нет. Просто обращаюсь к создателю.
- Просите о чём-то?
- Никаких просьб, обращаюсь к Нему и всё.
- А возможно этому научить?
- На это можно настроиться.
- В монастырях есть такие люди?
Старец ответил не сразу, глядя куда-то вдаль он размышлял:
- Должны быть, даже наверняка. Но ведь там немалое количество тех, кто хочет подзарядиться. А в ответ привносит все беды и страдания этого мира - мира, который тяжко болен. А здесь только эти селяне, они в стороне от больших страстей…
- Ну и я подпитываюсь, – иронично вставил Марк.
- Мы с вами как-то говорили про трёхсотлетних старцев, которых уничтожил царь Пётр. Я слышал, что до этих старцев стремились добраться и раньше, только жили они тогда среди своих потомков, и их друзей. Было что-то важное, чем они могли поделиться, настроить на что-то. При Петре их просто перестали так строго оберегать, род уже не понимал их значения, а может и рода такого, как раньше, не было. Зависть, злоба разделили людей.
- Да, - задумчиво протянул Марк, - это у Бога для всех находится место и энергия. Но стоит отпасть, и земля становиться слишком мала, чтобы вместить всех.
Повисло тяжелое молчание, во время которого каждый размышлял о своём.
- Зависть, злоба разъединяют, а горе и смерть в конечном итоге примиряют.
- И вы? – Никифор смотрел непривычно строго, почти с осуждением.
- А что мы? – Марк выглядел усталым. – Мы тоже в конечном итоге принадлежим к человеческому роду, и судьба у нас одна. Весь наш выбор заключается в том, что можно умереть жрецом либо присоединиться к большинству. Тогда даже раньше…
- Это будет… так быстро?
- Не мы решаем. Сроков никто не знает, но процесс перешел в иную фазу.
- Даже не вы!? – произнёс старец почти с испугом. – А кто же тогда?
- Человечество. Все вместе, и никто в отдельности. Каждый участвует понемногу. Мы может только вбрасывать идеи и направлять энергию, энергию самих же людей.
- Получается, мы уничтожаем себя сами?
- В физическом плане да, уж сколько раз говорилось: искуситель - это вбрасываемая и вбрасываемая в этот мир идея, вернее, комплекс идей.
Старец вопрошающе смотрел на Марка.
- Наступают последние времена, когда всё тайное становиться явным. Менялись эпохи, идеи эти прятались за самыми различными масками, одевались в религиозные, философские, научные одежды. Но суть их при этом оставалась всё той же. Вижу, что вас заинтриговал. По сути, инфернальные искажения человеческого духа вечны, как и способность или неспособность к их преодолению. Почти все они на первый взгляд выглядят безобидно. Начинается всё с отказа признать за человеческим духом возможность постижения истины.
- А если нет истины, то всё позволено?
- В общем-то, да, вы правильно ухватили. Если истина человеку недоступна, то её как бы и нет, а есть всего лишь мнения, которые можно повернуть как угодно - широчайшее поле для злоупотреблений. Именно поэтому слуги тьмы всегда продвигали и будут продвигать мысль, что истина человеку недоступна, что она непознаваема в принципе. Впрочем, они и не лгут, для них истина действительно недоступна.
- То есть опять возвращаемся к старому – если бы истины не было, её нужно было бы придумать? – отрешенное лицо старца выглядело непроницаемым, было совершенно непонятно, шутит он или нет.
- Истину не надо придумывать! – голос Марка сделался неожиданно жестким. - Истина – проекция Абсолюта в нашем мире. Мы способны её постигать (очищая от заблуждений), либо – искажать.
- Что-то похожее на науку?
- Лишь некоторые её аспекты. В науке также множество искажений, ковыряний в малозначимых частностях. Но отдельные стороны научного понимания действительно могут служить иллюстрацией частных случаев проявления (точнее познания) Абсолюта. Задача человека - очистив свои представления от случайного, впустить таким образом Абсолют в нашу реальность. Оппозиция Лукавого в том, чтобы представив истину как несуществующую, дискредитировав её поиски, свести процесс познания к субъективным суждениям индивидов. После чего представления о реальности становятся чрезвычайно пластичны.
- Я понял, - привстав со скамейки старец обернулся к Марку, – зло – это, по существу, отсутствие энергии, но с помощью искажения наших представлений оно направляет на себя получаемый другими поток.
- Именно! – удивлённо смотрел на своего собеседника жрец. - Как раз поэтому магия и преследовалась. Это нарушение причинности. Ваши любимые банкиры, – иронично улыбнулся Марк, – по сути энергетически пусты. Но искажая представления о реальности, они замыкают на себя огромные потоки энергии. А поскольку количество получаемой энергии конечно, то, если в одном месте становится очень много, значит в другом должно не хватать.
- Так вот откуда: легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное!
- Богатство одних, концентрированная энергия, которая в нём заключена, это обездоленность других. Более того, как уже не раз говорилось, зло как таковое приводит к понижению энергетического тона, мир вдруг становиться пустым и холодным.
- Пустота – отсутствие Бога, а холод – утрата связи с Ним?
- Люди, живущие в ладу с Богом, - медленно и очень внятно произнёс жрец, - то есть синхронизирующиеся с частотами космических ритмов, именно таким образом и получают основную часть энергии. Образно говоря, непосредственно от Бога или, если кому-то больше нравится - Абсолюта, Космоса. Люди, дисгармонизованные, говоря вашим языком – забесовлённые, лишены такой возможности, и вынуждены подпитываться энергией посредством жертвоприношений.
Вздрогнув, Никифор пристально уставился на Марка.
- Жертвой, может быть чужие энергия, время, эмоции, а могут быть боль и страдания. Питаться чужими страданиями - это уже иной уровень погружения в Инферно. Возможно также и прямое заклание.
- Заклание?
- Не делайте таких удивлённых глаз. Всё вы прекрасно знаете, об этом в ваших книгах написано! Кем надо быть, чтобы поверить, что Бог нуждается в жертвоприношениях? Он, представляющий всё сущее!
- Но в Евангелии этого и нет…!
- Бросьте! Евангелие без всего корпуса книг неполно, и вы это знаете не хуже, чем я. Осмелитесь ли вы, когда ни будь, очистив зёрна от плевел, сказать наконец правду? Кто ваши настоящие хозяева?
Неожиданная вспышка Марка внешне оставила Никифора безучастным. Не сделав даже попытки возразить, он задумчиво созерцал красоту окрестных гор. Дождавшись, когда жрец успокоится, он негромко спросил:
- Мне непонятна ваша личная позиция?
- Моя личная позиция… – устало повторил Марк. – Моя личная позиция: человечество - это навоз! Тупое, не заслуживающее снисхождения стадо скотов!! Им был дан разум, способности, энергия, потенция резонанса с Абсолютом, а они выбрали тьму!!! Я не считаю, что что-то неправильно, они сами пошли по этому пути. Но… - он прерывисто вдохнул, набирая воздуха, губы его напряженно сжались. – Но, приближается финал, а я всего лишь третий сын, у моего старшего брата полно мальчиков. Мои внуки уже не будут считаться членами семьи, им придётся уйти туда, - кивнул он вниз, - на общих правах. Наши правила жестоки. Величие в том, чтобы в финале находиться у руля, насладиться причастностью к событиям!
- Даже зная о конце?
- Плевать! – воскликнул жрец. – Когда ощущаешь живую причастность к событиям, направляешь огромные потоки энергий, плевать на всё!!! А сидеть в качестве спящего, ожидая, когда и тебя отведут на бойню. ..
- Народ Богоносец - это проекция святой троицы на земле, – вдруг убеждённо выговорил старец. - Великая, Малая и Белая Русь…
Повисла тяжкая пауза, казалось, сам воздух вокруг стал заморожено-вязким.
- Что вы смотрите на меня, - недобро выдохнул Марк, - какая сейчас разница! В конце 60-х, когда вы сбежали из России, шлюзы ещё были приоткрыты, финализм там задавили, ещё были люди! А сейчас… вы их пятьдесят лет не видели! Деградировавшие, испорченные, утратившие даже стремление к постижению истины. Она им больше не нужна, они её боятся, неприятно видеть себя в зеркале, когда ты…
- Испорченные вами? – негромко, без всякого выражения бросил старец. Удивлённо глянув на него, жрец смолчал. – Как-то вы напомнили, что парадная часть бытия - принадлежность лукавого, – продолжил Никифор. - Вы ещё цитировали Евангелие, то место, где сатана предлагает Христу все царства этого мира. Вот тогда я и получил ответ на десятилетия мучивший меня вопрос: почему народ Богоносец не распоряжается даже в своей собственной стране, почему тысячелетиями не имеет прямого доступа к власти. Почему даже в собственной стране, которая живёт его потом и кровью. ..
- Вы сказали прямого? – удивлённо переспросил жрец.
- Именно прямого! Потому что миллионами воль и усилий он всегда ограничивал любую власть в её стремлении к Инферно.
Наступило продолжительное молчание, созерцая проплывающие внизу облака, Марк отрешенно размышлял.
- Вот вы сказали про 60-е годы, когда я уехал, – нарушил затянувшееся молчание старец. – СССР, по-вашему, был гораздо более религиозным, чем современная Россия?
- Что такое религиозность? Это борьба духа за своё первенство над материей! Вы очень давно там не были, хотите дам вам материалы по современной России?
- Каждый день молюсь за неё, очень остро ощущаю всё, что там происходит. Но, думается мне, что в России легко ошибиться. Ваши, к примеру, в революцию разрушили церковь. Ох, как они тогда готовились к приходу антихриста! Им казалось, что уже близко, что будет всё так, как они задумали! А откуда-то из глубин всколыхнулась, вздыбилась подлинная Россия, её запрятанный в тайниках духовный контур, тот самый, который византийство ваше загнало когда-то в подспудье. Сохранённая староверами, крупицами рассеянная в православии, затаённая в нашем исламе, да, да, в исламе! – глядя на пытавшегося что-то вставить Марка, с нажимом повторил старец. – Тысячу лет живём с исламом бок о бок, и нет у нас с ним больших противоречий! Потому что загнанный когда-то в подспудье духовный контур у нас с ними совпадает, только фасады разные.
- Скажите ещё, что у вас с ними общее будущее, – с тонко запрятанной иронией, вставил Марк.
- У нас с ними не только будущее, но и прошлое, – парировал старец. – Уничтожая в погоне за своей, как вы её называете - динамикой, царизм, вы забыли, что не поспевающая за вашими планами, косная византийская схема – этот самый кесарь и выстроившаяся вокруг него иерархия не только камнем висела, замедляя ваш проект, но и давила глубинную Россию. Ох, как они научились это делать за тысячу лет!
- А почему: «крупицами рассеянная в православии»?
- Так ведь не митрополитами же сильна церковь, а иноками да старцами, келейниками да схимниками. Подлинная Россия, – продолжил он, - никогда не примет земной иерархии, внешняя она, чуждая, навязанная нам лукавыми витиями византийской закваски. Потому и в литературе нашей столько гротескных, уродливо-холуйских, лизоблюдских типов. Не способны мы смиренно принимать мирскую иерархию, сделать её органичной и естественной, всегда бунтуем против неё. Ибо кому ведома ценность того или иного человека?! Где и в какие резонансы он входит, какую миссию выполняет в этом мире? В каких проектах (осознанно или нет) принимает участие? Мы даже не всегда способны правильно оценить себя, вернее почти никогда не способны. А вся мирская атрибутика – деньги, слава, ранги, титулы, всё это, говоря по совести, от лукавого.
- Но это же очень удобно, - призрачно улыбнулся Марк. - Смотришь, смотришь, что за человек, как узнать? А нам говорят: «миллионщик», ого, это уже что-нибудь да значит. Или генерал! – продолжил он. – Да, действительно, иерархия показывает не ценность человека, а его формальную презентацию в обществе. Но, подсказывая готовый ответ, она избавляет от необходимости принимать решение самому, поэтому иерархия неистребима.
- Но ведь вопрос «что это за человек?» остаётся! – добавил, после некоторого молчания жрец.
- Реальная ценность человека, известна лишь тому, кто его создал, - Марк, с любопытством обернулся к собеседнику, старец же тем временем продолжил. - Много лет об этом думал, подчиняться ей внешне, живя в обществе, мы так или иначе вынуждены, но мы, можем не принимать иерархию внутренне, стремясь в каждом разглядеть искру Божью.
Уголки губ Марка иронично приподнялись. Лицо заметившего это старца построжело, сухо взглянув на собеседника, он принялся разглядывать проплывающие внизу, причудливой формы облака. Нахмурившись, Марк ещё больше выпрямил свой, и без того стройный стан и медленно проговорил:
- Судьба жреца – холодное одиночество. Реализм не оставляет места для счастливых заблуждений. Если бы вы могли понимать людей также ясно, как вижу их я. Но для этого нужно нести в себе всю палитру страстей, испорченности, грязи, которая в них присутствует. И только поняв их до конца и преодолев это в себе, можно беспристрастно взглянуть на происходящее. Но понимание, не побуждает уважать людей, лишь с холодной ясностью открывается то, что они сами во всём виноваты. Да, ваши интуиции верны: человек как микрокосм, как замысел Божий, вмещает в себя весь этот мир. В потенциале, конечно, - с недоброй улыбкой дополнил жрец, - стремление к универсуму как преодоление кризиса бытия. И в противовес этому трактовка Лукавого: человек как функция огромного социального механизма, - винтик. Но люди сами стремятся к тому, чтобы влачить оторванное от смысла животное бремя. Они хотят, чтобы кто-то за них думал, организовывал их существование, вот мы и организовываем, – уголки губ жреца снова ехидно приподнялись. – Но им это не нравится!
- Но вы сами же…
- Верно, говорю одно, - перебил его Марк, - потом другое, сам противоречу себе. Правильно! Но ведь есть концепт, абстракция, Божья правда, если хотите, а есть правда человеческая, которую мы, исповедующие холодный реализм, не можем не принимать как данность.
- Истина едина, и вы это прекрасно знаете.
- Слишком хорошо… к сожалению. – жрец восседал на грубо отёсанной скамейке выпрямившись как палка, и излучая холодное высокомерие добавил. – Что же вы её не можете очистить от искажений, вытащить на свет и показать всем?
Наступила тяжелая пауза.
- И ещё, – добавил Марк - Вы действительно пробовали это сделать? Если бы вы служили Истине хотя бы вполовину так – он запнулся, выбирая выражение – пылко, как служители тьмы -Искусителю… Я, конечно, не вас конкретно имею в виду.
- И себя тоже?
Дико взглянув на старца, жрец отчуждённо отстранившись сидел на краю скамьи. Нависло тяжелое молчание. Поднятые вопросы не имели ответа, вернее, ответ на них не устраивал обоих собеседников…
- Отношение к истине - лучший маркер! – заговорил наконец жрец. – Иной, говоря «истины не существует», говорит не об истине! То, что объективная реальность существует вне нашего сознания, очевидно. Совсем уж надо погрязнуть в собственном эго, чтобы воображать, что что-либо существует только потому, что мы это наблюдаем. Мы, конечно, способны создавать коллективные иллюзии, более того, создаём их, но питаются они нашей же энергией, и потому фантомны. В них нет резонанса с Абсолютом, они как Молох требуют и требуют пищи! Конечно, всегда найдётся тот, кто, хотя сам к этой истине, возможно, и не готов, всё же интуитивно чувствует: если очистить сознание от страстей, отстроить мыслительный аппарат, то… Но шиш вам! – неожиданно перебив себя воскликнул он. – Мы вобьём в ваши тупые головы, что её невозможно постигнуть! Вы даже от попыток откажетесь. А если кто среди вас и найдётся, то его и слушать не станут! Устроим плюрализм курятника, сами сформируем вашу «реальность»! А вообще, это ж какое самомнение надо иметь! Даже так называемые «произведения человеческого гения» как потенция в мире идей существуют и без человека, об этом ещё древние знали, – уже на гране раздражения воскликнул Марк. – Законы физики, видите-ли, существуют только потому, что они их наконец поняли.
Кинув короткий оценивающий взгляд на исподволь наблюдающим за ним старцем, Марк уже с откровенной злобой бросил: – Скажете, мы сами этому учили, но кто же заставлял быть первым учеником!??
- А поскольку истины нет, то и Бога нет, есть лишь чьи-то мнения о Боге. Поэтому можно, уже и искусителя считать богом? Тем более, что противоположность истине – ложь, и, отвергнув истину, мы впускаем ложь и отца её! – ровным голосом вставил Никифор.
- Ну, собственно, многие склонны любую надчеловеческую инстанцию считать божеством, – Марк неожиданно успокоился. - А лучше всего заменить Бога человеком! Возвести его на немыслимый пьедестал, сделать венцом и мерилом всего (вот вам уже следующий круг инфернальных идей), в гордыне оторвать от Творца, Его замысла. Но замкнутый на свои интересы человек превращается в самовлюблённый эгоистичный кусок мяса, разумную машину!
- Да, - откликнулся Никифор, – ведь если человек - мерило и венец всего, то и ему можно всё, ну или почти всё, – прибавил он.
- Но и над ним уже тоже можно всё, что угодно! Потому так называемый гуманизм всегда заканчивается бараками, - жрец злорадно усмехнулся, - вольерами для людей и бойней!
- Но, будучи всё же Его творением, неся в себе часть Его промысла, человек внутренне ощущает своё падение, хотя бы и в отражении других, – возразил старец.
- А вот тут на помощь приходит следующий постулат: человек, каким мы его видим, сложен, широк, неоднозначен, то есть по сути сомнителен, но существуют некие сверхчеловеки! Вот они и есть настоящие, им и нужно поклоняться, им и нужно служить.
- А внутри сверхчеловеков, ещё круг – избранных? – негромко уточнил Никифор.
- Верно, – как-то по-новому, взглянул на него Марк.
- А затем внутри этого круга ещё один?
С удивлением глядя на старца, Марк едва заметно кивнул.
- Круги всё сужаются и сужаются, пока наконец самый тесный, самый последний круг не замкнётся на диавола?
Почти испуганно уставился жрец на своего собеседника: – Вы всё знали, – прошептал он, – знали с самого начала!
- А в финале будут стёрты все, кроме сатаны, который и перейдёт в новое качество, сохраняться только души обращённых к Богу?
- Почти так, - прошептал Марк, – с маленькой поправкой: индивидуальных душ не существует, это уступка человеческой слабости. Бывает подключенность к резонансам Абсолюта и возможность участвовать в… (этого невозможно описать нашим языком), словом, отразиться там в горних сферах, стать их частью. Это и есть путёвка в вечность. А отказ от неё погружает в информационно-энергетические потоки нашего мира с последующим уходом в небытие.
- Transit Gloria mundi, – заключил старец.
- Вы всё знали? – пораженно повторил Марк.
- Ну что я мог знать? - вздохнул Никифор. – Вот сейчас только ухватил. Хотя интуитивно я всегда видел какой-то подвох, но сформулировать так точно, как вы, не сумел бы. Человека, сначала страшно захваливают, раздувая его гордыню, отрывают от Творца, Его замысла, а потом как-бы спохватываются, замечая вдруг, что жалок, червячен, нелеп он, лишенный миссии.
- Как жаль, что вы уехали так давно и не могли видеть, что сейчас там сделали с женщиной! Её сначала освободили от всех атрибуций: жена, мать, сестра, возлюбленная, всё побоку - она сама. Сама по себе и всё, остального не нужно, остального нет! А потом…, - выдержав драматическую паузу закончил Марк, – просто оставили одну! Со всеми проблемами, болью, даже радостями, совершенно одну!
- Знаете, ещё там, – старец неопределённо махнул рукой, - в прошлой жизни, у меня был приятель, с большим житейским опытом человек. Так вот он говорил: «если заговорили о порядочности, не спускай глаз со своего кошелька. Если кто-то вдруг начал заверять в своей смелости, держись от него подальше, в самый важный момент струсит, подведёт». И опыт подтверждает эти нехитрые наблюдения: нигде не относятся с таким циническим презрением к человеку, как там, где его без конца восхваляют. Но это, конечно, ещё не главное?
- Да, конечно! – с готовностью отозвался жрец. – Главное - это привести человечество к единому резонансу.
Старец вопросительно смотрел на собеседника.
- Единый дух, единый ход мыслей. Необходимо, чтобы всё человечество слилось в единый, совершенно монолитный организм.
- Под единым руководством?
- Разумеется! Иначе финал невозможен, иначе это будет не финал, а борьба между сторонниками и противниками финала. Или, что ещё более вероятно, борьба между различными акторами финала, ведь каждый из них проходит свою стадию и сам хочет быть причастным. Тысячелетиями мы работали над этим - мировые религии, общие ценности, всё это, пожалуй, вам известно. Добиться крайне важного для нас единого резонанса, изначально пускай даже и не инфернального, мы потом легко встроимся и возглавим. И вот, наконец, мы пришли к решению, там, сейчас, – широким движением кивнул он в сторону, где, по его мнению, должен был находиться большой мир, – осуществляется приведение к единому знаменателю. Гениальное в своей парадоксальности решение! – глаза жреца загорелись. - Все должны быть разные, разные до нелепости, хоть в чём-то, хоть на йоту, но разные. Пускай трясут этой своей разностью, как орденом! Но при этом все они будут удручающе одинаковы в своей разности. И разность их - это хаос сознания! Ведь, как только мы переходим к чуть более сложным формам восприятия реальности, появляется необходимость моделировать, и модели эти по необходимости имеют чётко очерченные контуры. Подобных ментальных моделей может быть много, даже очень много, но…, – пронзительно глянул он на старца, – создание каждой из них требует усилий, да что там создание, даже простое пассивное восприятие уже готовой - тоже усилие, и немалое! И вот наши слуги нашептывают: зачем так сложно? Ты создаёшь своё, делаешь это абсолютно свободно, (то есть произвольно), – усмехнулся жрец, – и это будет тоже правильно! Будь свободен! И неважно, что сознание в ответ на это порождает всего лишь простой набор субъективной бессмыслицы. Абра-кадабра издревле было именем одного из инфернальных духов. Никифор, вы поняли, в чём они при этом одинаковые? – испытующе смотрел на него Марк.
- В своём безумии.
- Верно, - захохотал жрец, – в безумии, упрямом отрицании Абсолюта с Его формами, фантазировании в пику Ему, своих произвольно выстраиваемых бесплодных и убогих матриц, гордыне, мешающий видеть этот мир, упрямо замыкаясь в плену собственных фантазий.
Абсолют транслирует определённые формы, синхронизируясь с которыми мы способны гармонизовать свою часть бытия. Это и есть способ примирить материальное с духовным, данный человечеству шанс стать чем-то большим, чем грызущая и терзающая друг друга фауна, шанс выйти из биологических ограничений, шанс отыскать в нашем мире духовные формы существования. Вброшенная Сатаной идея финализма отнимает даже мечту об этом, блокирует само стремление отыскивать путь. Эсхатология – отрицание созданного Творцом мира, отрицание заложенного в нас потенциала преодоления бытийного кризиса, нашей способности к духовному. Фактически это чудовищное понижение человека, принятие эдакой юдоли домашнего животного, судьбы собачки или кошечки, которой создают (вернее не создают) условия, вечная собачья мечта о добром хозяине и вкусной косточке. Ведь все пророчества уже были, все обращённые к человеку слова уже сказаны, а потом, у нас есть огромный мир вокруг, мир как проявление Его воли, и наша потенция к его постижению. Финализм – отказ от этих попыток, отрицание творца, обесценивание самого акта творения и низведение человека до состояния домашнего животного. Человеку была предложена роль способного одухотворить материю соавтора, дан шанс примирить этот страшный зияющий онтологический разрыв, а он покорно сидит возле миски, выжидая, когда хозяин положит ему что-то, уже два тысячелетия готовясь встретить того, кого вы там в своих интуициях абсолютно точно обозначили как антихриста. Всё уже было, все пророчества получены, они существуют, разбросанные по огромному корпусу текстов, заваленные искажениями, интерпретациями и откровенной ложью, но они есть и ждут своего часа. Никто кроме человека не сумеет осмыслить и привести в порядок этот корпус, превратить из мёртвой буквы в живое слово, сделать жизнью. Отказ от этой миссии - отказ от человеческого, ведущее в пропасть онтологическое безумие.
*********************
Тщетно Марк каждый день наведывался на их общую скамейку, Никифор как ни в чём не бывало, помогал селянам по хозяйству, безмятежно трудился на огороде, присматривал за здоровьем поселковых детей и будто не замечал ежедневных визитов Марка в их общую «беседку». Жрец внешне невозмутимо совершал свой обычный маршрут и, проведя на скамейке определённое время, в одиночестве возвращался домой. Здесь он, конечно, не сидел сложа руки, и запершись в кабинете прочитывая в день немалое количество текстов, вдумчиво отслеживал протекающие в мире события, резюмируя, делал для себя записи на языке, который поставил бы в тупик многих лингвистов (если бы, конечно, у тех появилась возможность заглянуть в них). Происходящее в большом мире порождало в нём сложные чувства, хмурая напряжённость, порой, сменялась гордостью, почти восторгом, впрочем, легко переходившим в раздражение. На исходе третей недели подойдя к заветной беседке, он почти не удивился, увидев там своего конфидента. Старец невозмутимо сидел на своём обычном правом краю скамьи, дождавшись, когда занявший привычное место Марк легко откинется на спинку, он непринуждённо, как ни в чём не бывало, поздоровался. Сдержанно ответив на приветствие, жрец исподволь, с любопытством рассматривал своего собеседника.
- Скажите, а какое у вас образование? – в ожидании ответа старец простодушно глядел своими синими как море глазами.
- С формальной точки зрения никакого. В нашей семье обучение в основном ведёт отец и другие мужчины рода. По отдельным, заинтересовавшим предметам, приглашают иногда какого-нибудь специалиста, как правило, учёного. Это у рабов, - лицо Марка сделалось жестким, – родители только для того, чтобы произвести на свет и содержать, порой, из последних сил, – в голосе послышалась откровенно издевательская интонация. - А духовно их штампует общество, безликий Левиафан. Если ты не формируешь внутренний облик своих детей, это чужие!
- Люди работают с утра до вечера, из куска хлеба, – примирительно произнёс Никифор.
- Да, конечно! – со светской готовностью согласился Марк.
- А расскажите ещё про семью? Традиции?
- Традиции, – задумчиво повторил жрец, – внутри семьи, к примеру, не допускается ложь. Звучит парадоксально? – усмехнулся, глядя на старца Марк. – Тем не менее это так! Ложь - это оружие, а внутри семейных групп заключено перемирие. Да, собственно, - жрец вдруг задумался, – между нами и миром выстроена плотная стена из специальных (вновь усмехнулся он) людей. Лгать им не имеет смысла тоже, иначе они исказят нашу волю. Вот на следующем этапе, когда они транслируют дальше, то, конечно, переводят в приемлемую для широких кругов форму. Хотя, - нахмурился он, – такой «перевод» происходит многократно при переходе информации с каждой ступени иерархии на другую. Эзопов язык, – края его губ вновь приподнялись в тонкой улыбке, – язык несвободы, речь жреца предельно реалистична.
- Но и сложна тоже?
- Ну, сложность изложения - также один из способов замутить смысл, презентация на внешний круг. А вот внутри семьи не лгут вообще никогда, погруженность в неправду, признак ничтожества и бессилия! – повысил голос Марк.
Лицо старца омрачилось. - У Куприна есть рассказ, даже несколько рассказов, один из них – «Святая ложь», кажется, не читали? (Марк отрицательно покачал головой). Там мелкий чиновник с сыном живут на скудное жалование, еле-еле позволяющее сводить концы с концами, но по выходным мечтают, как они изменят свою жизнь, поедут куда-то путешествовать, ещё много чего сделают. Оба прекрасно знают, что ничего этого не будет, но каждый участвует в этом обмане ради другого.
Пристально поглядев на старца, Марк, с трудом подавив усмешку, после некоторой паузы веско припечатал: - Чтобы созидать этот мир, нужно научиться видеть его во всей полноте и реалистичности. Но и для того, чтобы разрушать его, правда нужна тоже! Конечно, ложь - прежде всего инструмент разрушения, но разрушитель и его инструмент не тождественны друг другу!
Вне обязательной лжи находятся те, кто пребывает в самом низу социальной лестницы, или, если хотите, – поправился жрец, – вне иерархии. Но такие мало что знают, а понимают и того меньше. Как только делается первый шаг в социальное, главное, встающее на пути, условие – принять ложь, которая там в ходу! Ложь, скрепляющую отношения! И чем выше ты поднимаешься, тем строже это требование. На территории истины находятся лишь те, кто стоит над всей мирской иерархией, или вне её, - с тонкой усмешкой прибавил он. - Право на истину - привилегия жрецов, либо аскетов.
- Сладок хлеб неправды, горьки плоды её!
- Маленькие людиш… люди, - поправился, натолкнувшись на посуровевший взгляд старца Марк, – не любят истины, боятся её. Только через призму своих иллюзий они способны принять и примириться с этим миром.
- А ещё какие традиции? – сменил ставшую неприятной тему старец.
- Никакого алкоголя, наркотиков и прочего в том же роде. Никогда, ни при каких обстоятельствах! Причём очень жёстко! Первый раз – предупреждение, второй – отлучение от семьи, всех её прав, возможностей. Нельзя даже общаться с отлучённым.
- Интересно, – задумчиво протянул старец.
- А вы пили? – как бы между прочим, небрежно кинул Марк.
- Ну, - смутился Никифор, – не запойно, конечно, но, когда на производстве работал, там традиция - проставиться надо, коль повод есть.
- В смысле, отметить событие?
- Да. И до этого, в армии иногда, там, правда, реже.
- А по вам не видно.
- А что, должно быть?
- Химические вещества, искусственным образом изменяющие сознание, нарушают… - Марк задумался, – Любой процесс необходимо рассматривать в динамике, попутно также моделируя несколько вероятных вариантов развития. Там, - кивнул он на открывающуюся в зыбкой дали долину, – мыслят, как правило, набором застывших «снимков», отдельных, между собой почти не увязанных картинок, динамики и тенденций при этом разглядеть совершенно не способны.
- Думаете, это от алкоголя?
- В том числе. Но вообще, их приучают так думать, образование… Есть и ещё момент: алкоголь, и любые подобные препараты нарушают связь с тонким миром.
- Мне казалось, что у вас-то как раз считают иначе, – осторожно возразил Никифор.
- Изменённые состояния сознания и связь с тонким миром - не одно и тоже. А потом, тонкий мир, он потому и тонкий, что устроен гораздо более сложно. Нужна очень большая чуткость, интуиция. Да, да, вижу, что вы хотите сказать, в инфернальных практиках (и не только в инфернальных) препараты используют. Но исключительно на низовом уровне. Мир сложен, я бы даже сказал, чудовищно сложен! А если рассматривать процессы в их взаимосвязи, то, в принципе, до конца и непостижим. Но «непостижим» для собаки и «непостижим» для человека, не одно и то же, хотя, конечно, и среди людей есть различия в понимании, интеллектуальных проблем хватает и без наркотиков. ..
А потом, это же заведомый недостаток воли, неспособность контролировать свою эмоциональную сферу, нестабильность поведения. Так что приём препаратов явно сигналит о пониженном качестве человека. А если задачи на пределе возможного?
- А они такие?
- Представители моей семьи, - со сдержанной гордостью произнёс Марк, – уже несколько тысячелетий участвуют в формировании духовного облика этого мира. Вы считаете это недостаточно серьёзной задачей?
- А он духовный, облик нашего мира…?
- Понимаю, - улыбнулся жрец, – но вы не учитываете, какие именно задачи ставятся и насколько успешно выполняются.
- А мне всё же непонятно, как жрецы контролируют то, что вы как-то назвали «парадной частью бытия»? Банкиры, промышленники, мирская власть - это, в общем-то, видная механика, а вот жрецы, которые всем этим управляют, есть здесь какой-то трудно представимый разрыв.
- Ну, с обыденной точки рассмотрения это и не управление вовсе. Задаётся повестка, запускаются идеи, а порой даже и не запускаются, а просто… если чьи-то мысли резонируют с нашими, мы перенаправляем туда поток энергий. Если не резонируют, то уводим этот поток в сторону. Большая часть всех этих «властителей дум, совестей эпохи» - наши слуги. А если и не служат нам напрямую, то мы (вернее наши) перетолкуют, интерпретируют так, как нам требуется.
- А банкиры могут вступить с вами в противоборство?
- Нет, ничего такого дурацкого не будет, – улыбнулся жрец, – не будет кровавых трагедий, картинных отравлений и прочего. Это не наш уровень! Мы всего-навсего перенаправим поток в другую сторону к другим банкирам. Тому, кто думает заниматься просто деньгами, не обслуживая нашу повестку, долго не удержаться, и денег настоящих он тоже не получит.
- То, что вы говорите, я понимаю, но для этого нужна какая-то механика, которой я пока не вижу.
- Есть механика, - задумчиво протянул Марк, – но эта другая механика, совсем не та, к которой вы привыкли. Ну хорошо, - решился наконец он, – я продемонстрирую вам один из элементов этой… механики. Только тогда давайте уж договоримся, без обид? – Марк вопросительно смотрел на старца, но тот сохраняя безмятежное выражение лица лишь коротко кивнул в ответ.
- Смотрите же, сами напросились! – ещё раз строго предупредил жрец. Старец терпеливо ожидал. Внезапно, рядом с Марком возникла какая-то странная сущность, бесформенная субстанция, очертания которой отдалённо напоминали огромного человека. Была в этом призраке одна трудно поддающаяся описанию деталь, будучи бестелесно-прозрачным и, в тоже время странным образом поглощая свет, он, несмотря на эфемерность, имел вполне осязаемые очертания. Обогнув Марка по левое плечо, призрак начал надвигаться на старца. Не меняя выражения лица Никифор неторопливо поднялся со скамейки и мелкими неспешными шажками двинулся ему навстречу, вплотную поравнявшись с загадочно-жутковатым сущностью, он задрав голову принялся разглядывать его. Едва достающий гомункулу до плеча старец, тем не менее, выглядел рядом с ним до странности уверено. Горевшие ярким, красновато-оранжевым светом глаза фантома начали блекнуть, пока наконец не погасли совсем. Следом растворился и сам призрак, лишь отметившая его короткий маршрут полоска заиндевевшей изморози, наглядно свидетельствовала, что это была не галлюцинация.
- Вот оно как! – лицо обернувшегося к Марку старца сохраняло свою прежнюю невозмутимость.
- Простите меня! – поспешно отреагировал тот. – Но вы сами, можно сказать… проявили интерес, повышенный.
- Это и есть… механика?
- Лишь один из видов, впрочем, довольно наглядный. Знаете, мне самому была интересна ваша реакция!
- А чего вы могли ожидать?
- Ну, при полной дистанцированности от Инферно, вы могли ничего и не увидеть.
- Праведник бы не увидел?
- Хм, - Марк задумался, – вовсе нет, как ни странно! Дело в том, что праведник - это прошедший все степени искуса. Если соблазна не было, то в чём, собственно, заслуга? А вот если рассмотрел все возможности, осознал всю мощь Тьмы и нашел силы выбрать другой путь, вот это… интересно, – жрец чему-то улыбнулся и подняв палец продолжил. – А вот вообще не видеть зло как таковое, это…, - Марк помолчал, выбирая выражение, – возможно, просто духовная ограниченность, и по сути своей до-человеческий уровень.
- А, какие ещё варианты?
- Погруженный в Инферно служитель тьмы, тот же банкир, скажем (они, как я понимаю, вызывают у вас повышенный интерес), – иронично улыбнулся рассказчик, – узрев такое, испытает жуткий шок, в некоторых случаях вплоть до инфаркта или инсульта. Срезонирует его внутренняя сущность, химера, – махнул он в сторону, где ещё недавно был призрак, – напитываясь эмоциями человека, завладевает им. В этом случае она может быть гораздо более жуткой, чем вы её видели. Хотя, конечно, в любом случае, то, что я сейчас продемонстрировал – чепуха по сравнению с колоссальными социальными фантомами, создаваемыми нами.
- Например?
- Ну, к примеру Сталин!
- Сталин? – удивился старец.
- Нет, Сталин как реальная историческая фигура - это одно. А вот сотворённый нами психоэмоциональный фантом - совсем иное. Средний прислужник тьмы, разбрызгивая слюну и эмоционируя вокруг этого имени, вкладывает в него что-то своё, внутреннее. Для миллионов социализирующихся собачек тявкнуть на имя Сталина - это способ проявить свою лояльность, причастность к определённым кругам. Сейчас я говорю о Сталине, не как о политическом деятеле, исторической фигуре, а о том мороке, который из него сотворили мы, – тонко улыбнулся жрец. – А вы, кстати, должны хорошо помнить то время? – с любопытством взглянул он на Никифора.
- Тогда мы, конечно верили Сталину, – совсем не старческие, удивительно чистые, почти детские глаза Никифора, задумчиво смотрели вдаль. - Никому у нас, наверное, так не верили… никогда. Потом при Хрущёве вдруг как снег на голову, этот внезапный шквал разоблачений. Я был потрясён, раздавлен, рухнуло всё, во что мы верили, чем жили. Кому веришь, любишь кого, разочаровываешься в том всего ужаснее. Я в религию ушёл, там искал для себя… многое пересмотрел, передумал.
- А почему так внезапно, вдруг, и в религию? – с любопытством спросил Марк. – Ну Сталин не тем оказался, но была же партия, идеалы?
- Вы серьёзно спрашиваете?
- Конечно серьёзно, – откликнулся Марк.
- Ну, как же, вы, и вдруг не понимаете? Какая там партия, какие идеалы? Если Сталин – тиран, то, получается, они столько лет… - в сердцах махнув рукой, он, помолчав несколько минут, неохотно продолжил, – если Сталин - тиран, то кто же тогда они? Мы, то есть? – смущённо добавил он. – Нет, это гениальный шаг был, всё, по сути, одним ударом обрушили. У кого идеалы настоящие были, отшатнулись. Потому что нельзя было уже после этого…
Никифор вновь замолчал, долго, как бы погружаясь в далёкое прошлое, задумчиво разглядывал подёрнутый дымкой величественный горный хребет, затем, проверяя, нужно ли продолжать, испытующе посмотрев на Марка, всё же договорил:
- Это потом, через много лет, в конце девяностых, здесь уже, узнав, что происходило позже, я понял: Сталин был воин света! – с торжественной убеждённостью неожиданно заключил он.
- Экий вы, однако, романтик! – на породистом, выразительном лице Марка заиграла легкая тень улыбки. – Вот так, из тирана-то сразу и воин света?
Почти беззвучно, с какой-то внутренней убеждённостью пошептав «да», Никифор требовательно смотрел на собеседника.
- Нет, ну конечно! – с широкой улыбкой развёл руками тот, - Если говорить вашим языком, то Сталин лет на пятьдесят, не меньше, отодвинул приход Антихриста. Но при чём здесь «воин света»?
- Вы методы имеете в виду? – отозвался старец. - Но ведь и Александр Невский с рыцарями не церемонился, и… в этом мире, чем больше пытаешься сделать, тем больше…
Жестом руки Марк остановил собеседника: – Методы меня абсолютно не смущают. Законы бытия мне тоже известны. Да, на пятьдесят лет отсрочил приход Антихриста, но ценность этого относительна. Сталин не вышел на метафизический уровень. То есть нет, сам лично (судя по всему) он был к нему подключен, но общество, которое он оставил, нет, поэтому так легко и разрушили потом, всё что он сделал. Воин света, это вывод на онтологический уровень бытия. Не личный, в этом смысле многие приближались, монахи, философы… Даже мы иной раз прикасаемся, - улыбнулся он, - но дальше нас оно никуда не идёт, это тоже не воинский путь.
- А не слишком ли высокая планка?
Марк задумался, старец тем временем задал ещё один вопрос:
- А Гитлер был ваш?
- Вот что вас интересует! – усмехнулся Марк. – И наш, и не наш.
- То есть? – вопросительно уставился на него старец.
- Это сложно и просто одновременно: скапливается повестка, назревает круг задач, которые необходимо решить, есть пьеса, реквизит, готов режиссёр, ждут спонсоры, и вот, наконец, находится гениальный актёр, который в конечном итоге и сделает эту пьесу.
- А если он не справиться с ролью?
- О, это целое искусство – выбрать актёра! Мы оттачивали его столетиями! – лицо Марка оживилось. – Катались ли вы когда-нибудь на серфинге?
- На чём?
- Ах, как жаль, что не катались! Это в море, волна прилива накатывается в сторону берега. Если очень точно попасть в неё, то вас несёт с потрясающей силой и скоростью. Вы чувствуете такую энергию под ногами! Но как только вы из этой волны выпадаете, вас начинает болтать как безвольную щепку. Потрясающий контраст между могучим осмысленным движением и беспомощным мотылянием в волнах. Стремиться удержаться на гребне или нет - это вопрос сознательного выбора, но если вы его уже сделали, то дальше волна уже не спрашивает о желаниях, у неё свой путь!
- Вы… поднимаете волны?
- Хм… – замялся Марк.
- В таком случае, какая вам разница, катается кто-то на них или нет?
- Скорее, я хотел показать, какую роль играют такие люди, попадая в поток, но можно и по-другому сформулировать. У вас когда-нибудь была собака?
- Нет, не было.
- А у ваших знакомых?
- У знакомых была.
- Собака - очень социальное животное. Я бы даже сказал, социально-зависимое, - задумчиво добавил Марк, – и окружающие её люди заменяют ей стаю. Она изо всех сил стремится «попасть в тон». И, конечно, совершает при этом огромное количество действий, смысл которых ей не доступен. И не может быть доступен, знает только, что ею будут довольны. Нередко, со стороны при этом выглядит, что собачка уж очень умна, но умна она чужим умом. Понятно, что значения большей части своих действий она не осознаёт. Это иллюстрация к политикам типа Гитлера, да в общем-то, и ко многим другим «социально-значимым» фигурам. Прежде всего они жаждут успеха, признания, быть на гребне волны. Куда эта волна в конечном итоге приведёт, им до конца непонятно, да, в общем, и не важно! Важно быть на волне!!! Женщины, кстати, очень социально-зависимы. Там, где в обществе их роль велика, реально всегда управляем мы. Да и вообще, все эти «совести нации», «гении эпохи» в конечном итоге всегда служат нам, ведь именно мы управляем прожектором общественного внимания, и того, кто откажется нам служить, мы «совестью» нашего времени не объявим. Будет сидеть в пустоте и забвении.
- Даже после смерти?
- После смерти никто не помешает его проинтерпретировать!
- А Сталин? – тихо спросил Никифор.
- Что Сталин? – не понял Марк.
- Какой политик был Сталин?
- О, это гораздо более сложный тип! – лицо жреца сделалось серьёзным. – Пожалуй, настолько сложный, что нам даже сейчас далеко не всё ясно. Вначале-то мы его приняли за такую же собачку, как и Гитлер, – задумчиво протянул Марк. – Но мы сильно ошиблись. Вы знаете, что такое лавировать?
- Двигаться к цели не прямо, а зигзагами?
- Вот он и шёл зигзагами, причём до поры ни один из его поворотов не выглядел, как прямой вызов нам. Он просто присоединялся к доминирующему в тот момент направлению и совсем немного, чуть-чуть поворачивал его в нужную ему сторону. Долгое время мы вообще его всерьёз не воспринимали. Все эти слепцы вокруг него: «Сталин – груб, сер, ограничен, не образован. Гениальная посредственность». – почти раздражённо процитировал Марк. - Они обманули тогда не только себя, но и нас, (позже, правда, мы уже сами продвигали такую точку зрения), - с усмешкой прибавил он, - пока вдруг не выяснилось, что страна уже вне нашего контроля!
- То есть вывел огромную территорию из власти сатаны?
Уголки губ Марка недовольно скривились: – Любите вы словами бросаться, ну можно и так, конечно, сказать, если хотите. Я вам больше скажу, есть во всём этом один потрясающе интересный момент: вот уже много десятилетий его разоблачают, разоблачают, обвиняют во всех смертных грехах. Участвуют в этом и люди, имеющие доступ к архивам. А основной массив документов не рассекречен! Казалось бы, хочешь вывести на чистую воду – публикуй исторические документы, они в вашей власти, так нет же! А знаете почему?
- Потому что уничтожал не Сталин, сами же служители тьмы поели друг друга.
- Верно! – с каким-то радостным озлоблением выдохнул Марк. – Он всего лишь сталкивал их друг с другом, причём то, как он этого добивался, до конца непонятно и сейчас. Прислужники наши уже добрый человеческий век лают и лают на Сталина, – с издёвкой в голосе протянул жрец, – разжёвывают, какой он был тиран, всё они про него «знают», вот только нам до сих пор непонятно, что произошло!
- А «загадки Сталина» то особой и нету, они просто угождали силе, как делали это всегда. Привыкли, что сила или, как вы говорите, энергия всегда в руках тьмы. А в общем, даже и не это, они ведь в метафизических тонкостях, пожалуй, не разбираются, да и не стремятся, просто служат тому, кто силён. Потому-то, когда Сталин умер, те, кто больше всех его восхвалял, принялись проклинать, направление поменялось. А сегодня проклинают его ровно те самые люди, тот самый тип, – поправился старец, - которые тогда громогласно восхваляли. Если уж и есть тут какая-то загадка, так то, как поток этот у него оказался?
- А по-вашему, мало? Но и не только это, там ещё очень много неясного!
- Не ясно, как Сталин восстановил разрушенный вами в 17-ом Катехон?
- Катехон, народ Богоносец, - скривился Марк, – попробуйте сейчас в России об этом заговорить, живо куда-нибудь упекут.
- Это понятно, - спокойно заметил старец, – это ваша работа. Но ведь и при Сталине за такие разговоры ордена бы не дали. Сдерживающий приход антихриста – Катехон возводят молча, те, кто этим занимается, и есть народ-Богоносец. Сам факт принятия в свою душу Бога, говоря вашим же языком: оппозиция парадной стороне бытия. Именно в этом объяснение странных отношений нашего народа с властью, их чуждость друг другу. Но если смотреть шире, у власти нашей всегда был небольшой выбор: либо объединившись с народом отстраивать Катехон, либо отказавшись от этого разделить в конечном итоге судьбу Романовых.
- Чаще всего их болтает где-то посередине (власти ваши), – пояснил Марк в ответ на вопросительный взгляд старца. – Для Катехона им не хватает масштаба, а открыто встать на сторону Инферно означает потерять поддержку миллионов, такие, они и тёмной стороне тоже не интересны, – ухмыльнулся он. – Таких, пожалуй, действительно отправят вслед за Романовыми, которых, кстати, у вас уже и в святые протащили! – не удержался жрец.
- Пустое это, - равнодушно отмахнулся Никифор. – Народ их тогда осудил, я это хорошо помню, часть не может быть больше целого! А что касается вашей «загадки Сталина», там всё просто: Богоносец не вправе уничтожать пусть даже и таких, как вы их описали, потому что до того, как пасть, в них присутствовали образ и подобие. ..
- А вот тут вы ошибаетесь, сакральное право даёт эту власть. Нельзя уничтожать народы, (как это делают слуги тьмы), а вот конкретных отпавших… или думаете, я говорю вам неправду? – насупился жрец.
- Нет, не думаю, мне вы не сможете сказать неправды, – просто ответил старец, - но такое право – огромный соблазн, поэтому им никогда не пользовались, не воспользовались и тогда, кровь слуг ваших на них же самих!
- Вы никогда так не победите! – жрец выглядел озадаченным.
Старец с удивлением смотрел на собеседника:
- Нельзя силой заставить впустить в себя Бога, стать частью Его промысла.
- Извне Катехон непобедим, его можно разрушить только изнутри, прежде всего духовно. Так было в семнадцатом, так случилось и в девяносто первом. И рушился он только из-за вашей пассивности, вашего чистоплюйства! В любом случае, слуги наши творят чёрное, а обвиняют потом вас, и вы действительно в ответе!! И больших войн могло бы не быть, если бы вы гниль эту регулярно вычищали!!!
- Получается, истинных виновников никогда не видно? – проигнорировав откровенно провокационный пассаж жреца, старец сменил тему.
- Вы войны имеете в виду? А разве это не очевидно? Вбрасываются определённые идеи, десятилетиями накачивают их энергией, привлекают к ним общественное внимание. А вы в это время сидите и рассуждаете, корректно вмешательство или нет, – злорадно прибавил жрец. - Есть совсем уж очевидные случаи вроде маскирующегося во всё новые и новые одежды фашизма, или, скажем, наоборот, самосознание отдельных народов старательно разрушается, (результат, кстати, почти один и тот же). Существуют идеи, так сказать, общего характера, допустим, равноправия, к примеру, женского, это уже просто способ повысить управляемость и предсказуемость данной популяции. Идей таких вбрасывается много, они разные, о некоторых мы уже говорили, нередко даже устраивается противоборство между ними. Напитываются энергией определённые фигуры, чьи взгляды, установки и поведение должны привести к желаемому результату. А уже потом при необходимости среди них находится «виновник» или «виновники». Настоящие же виновники всегда остаются в тени.
- После войны, году в сорок восьмом, в моей родной деревне на Алтае произошла история, - принялся вдруг рассказывать Никифор. - Из армии вернулся парнишка лет двадцати с небольшим, забрали его в 44-м, так что повоевать он успел. Ранен по счастию, не был, и после войны оставили его в армии ещё на несколько лет (народу тогда не хватало). А в родной деревне у него невеста! Уходил, она ещё совсем девчонкой была, но писали друг другу регулярно, да и мать его за нею приглядывала, (жили то напротив друг дружки). И вот, в сорок восьмом, он наконец окончательно вернулся. Девчушка дождалась. Собрались пожениться, да и ей года уже к тому времени подошли. И надо же такому случиться, приблудилось тогда в деревне пятеро каких-то пришлых -уголовников. Непонятно откуда, зачем. И вот они-то на девушку эту глаз положили, а как выпили, то вечером и нахулиганничали с ней. Рот заткнули, чтобы не шумела, да и куда ей против них. Парнишка - жених, рыпнулся было, узнав, да они на него цыкнули. Страшные были, глаза пустые, человеческого в них мало оставалось. Так они на него цыкнули, он и сник. Ведь перед войной-то по малолетству в лагере успел посидеть - года полтора, наверное, по бытовому натворил, а времена строгие были. Так вот в лагере, он и приучился уголовников слушаться, бояться их. Парнишка-то простой деревенский, никаким уркой не был, фронт прошёл, награды имел, и после три года службы чин-чинарём, а вот прикрикнули они на него, пригрозили слегка, да и вообще… стушевался он. А ведь и сам-то невесту свою не трогал, до свадьбы берёг, а тут такое! Так-то они никакие в общем-то были, тощие, хлипкие, но злобы в них… за несколько дней правила свои установили, цеплючие, чуть кто не так глянет, не то слово скажет, сразу… ведь и из наших нашлись тогда, кто полез к ней, попользоваться значит, они науськали, теперь то мол всё равно уж, а девчонка красивая.
- Да, вы правильно ухватили, – отозвался Марк, – вовлечение в определённую психоэмоциональную матрицу особенно в юном возрасте деформирует психику. А у нас-то всё это посерьёзней будет, тысячелетний опыт накоплен. И если уж кто-то вовлечён в наше поле, то пусть он хоть трижды Ротшильд, правилам подчиняться будет.
- У кого-то из классиков есть: «не боящиеся чинов, никогда их не достигнут».
- Очень точно сказано! А история ваша чем закончилась?
- Там ещё один был, сосед, не первой молодости мужчина, он тоже, как раз только вернулся, так он же их всех и пострелял, – Марк, вопросительно смотрел на собеседника. – В распадке на тропе засел с карабином, - спокойно досказал старец, - деться им там было некуда, как в мешке, аккуратно всех и пощёлкал.
- А они что, впятером насиловали?
- Насиловали трое, которые помоложе. Пахан в годах, он присутствовал только, наставлял. И политический с ними непонятно как затесался.
- Посадили, стрелка?
- А кто видел? Он там же в расщелине их сложил и камнями забросал.
- В разговоре наступила долгая пауза.
- Осуждаете?
- Нет, вовсе нет! – со светской лёгкостью откликнулся Марк. - Вы привели отличную иллюстрацию, создаётся определённое психополе, и не то что село, где, наверное, ещё мужчины были? – Никифор кивнул. – Но и парень-фронтовик оказывается беспомощен. А иной уж дрогнул и сам втягиваться начал в такие отношения. Иногда, правда, находится кто-то, кому нечего терять, или он просто плохо поддаётся внушению, это как в картах, где шестёрка, порою, бьёт туза. Я вам тоже расскажу историю: в конце войны в Германии ваши советские прихватили одного человека, представителя швейцарской банковской семьи. Они ведь там до последнего переговоры с фашистами вели, сотрудничали. Банкир совершенно свободно ездил, немцы-то, понятно, его не трогали, но и американцы, англичане и прочие западные его не трогали тоже, даже не боялись, нет, им просто в голову не приходило, что можно задержать представителя швейцарского банковского семейства, чем бы он ни занимался. Так уж они приучены или, если хотите, выдрессированы с детства. А советские его взяли, причём запросто так, буднично и спецслужбам своим передали. Им даже в голову не пришло, что может быть по-другому, к фашистам ведь близок! Но это, конечно, редкое исключение, такие люди, как этот банкир, всегда остаются неподсудны.
- И чем кончилось?
- Провёл несколько лет в тюрьме, потом его всё-таки вызволили, переговоры… но это был такой интересный прецедент. Сломался он в заключении, абсолютно и бесповоротно! Пошёл на сотрудничество, всё-всё им рассказал, что знал. Он конечно, всего лишь банкир был, а не жрец, но всё-таки. Это когда тебя свои же, по сути, берут, как, к примеру, гестапо, если слышали, одного из австрийских Ротшильдов перед войной? (старец отрицательно покачал головой). Вот там он, конечно, мог сквозь зубы с ними разговаривать (это же чистой воды бутафория), знал ведь, всё равно поторгуются и выпустят, – ехидно ухмыльнулся Марк.
- А ваша семья?
- Про нашу семью мало кто знает. Там, в будничной реальности мы появляемся крайне редко. Нами накоплены огромные знания, от отца к сыну передаются определённые навыки, они крайне эзотеричны, рассчитаны на неким образом выстроенное психоэмоциональное поле, огромное количество вовлечённых в него, в обыденности же наши знания и навыки почти неприменимы.
- Это как пахан без кодлы, просто траченный временем, скучный и ограниченный мужик? – не меняя выражения лица глухо произнёс Никифор куда-то в сторону.
Стиснув зубы, Марк, тяжело глянув на собеседника, отреагировал не сразу: - Ну мы-то даже отдельно являемся носителями целой культуры и огромного пласта знаний. Хотя, - нахмурился он, – пахан ваш пресловутый - тоже носитель определённой субкультуры. Однако. ..
- Знаете, что меня занимает? - нарушил затянувшееся молчание Никифор. - Из того, что вы говорите, получается, существование разнообразия инфернальных направлений – спасение? Ведь та же самая гордыня и здесь мешает им объединиться? В борьбе друг с другом они обессиливают зло.
- Да, это точное наблюдение! – после долгой паузы отозвался Марк. - То, о чем говорят, что считается у вас там, – неопределённо махнул он куда-то в сторону, - «сатанизмом», в реальности, как правило, контакты не с самим Инфернальным, а информационно – энергетические сгустки, которые лишь копируют некие тёмные формы, но при этом, порой, могут быть довольно автономны. Конечно, их постоянно стремятся подключить (и подключают) непосредственно к прямой линии Инферно. Теперь-то думаю, вам понятно зачем? Хотя выполнение первичных задач, которыми они занимаются: искажение сознания людей, перевод энергии в негативную сторону, тоже важно, но динамики самостоятельно им не достичь.
- Динамики, в смысле приближения конца?
- Да, то, о чём я вам толкую, осуществления главного плана Искусителя известного вам проекта завершения человечества.
- И вы так спокойно об этом говорите? – с любопытством уставился на него старец.
- Ко всему привыкаешь, а потом, динамика - на то и динамика, что не прямо сейчас.
- А если отказаться участвовать?
- Вылетишь на обочину, придут другие, проект существует вне нас, в духовном поле автономно. А потом, вот так, отчётливо это понимают немногие. Полно ведь увёрток, кому-то рабов пообещали, кто-то процессом хочет поуправлять, а другой уверен, что уничтожать будут кого-угодно, но не его. В человеке заложено противоречие – бренная оболочка, к которой он привязан, которую ему нестерпимо жаль, и потенциал иной, непонятной нам здешним формы существования - духовной формы. Физическая, бренная материальная оболочка протестует, ей страшен этот переход, безумно жаль оставлять этот мир. И зависть! Жгучая, доходящая до ненависти, зависть к тем, кто будет жить и наслаждаться этой жизнью тогда, когда нас уже не станет. Видели бы вы этих людей! И органы ему по несколько раз пересаживали, и чего-только там врачи над ним не творили, но он исчерпан, чудовищно и беспросветно исчерпан, уже и онкология от злобы. Смотрит такой на цветущую молодежь, на детей (этих, он особенно ненавидит!), ненавидит за то, что он умрёт, будет разлагаться в земле, а им ещё жить и жить. На пупе готов напоследок извернуться, чтобы хоть как-то динамику эту ускорить. Оставить после себя «подарок». А потом, о чём мы говорим? Люди ведь кончают жизнь и самоубийством, да не так уж редко! Финализм же, для вовлечённых - прежде всего процесс отложенный по времени, это где-то когда-то будет, не с нами, почему бы и не поучаствовать? А процесс выстроен так, что, войдя в критическую фазу, сама логика событий начинает подталкивать к строго определённым действиям.
- Главное, что мне здесь не ясно: что же Создатель?
- А что Создатель?
- Его творения!!!
- Вы помните второе искушение Христа?
- Когда диавол предложил ему прыгнуть с крыши?
- Да. Как вы думаете, что было бы если прыгнул?
Старец молчал.
- Разум нам для чего дан? Мы знаем, что будет если прыгнуть, или не знаем?
- Я понял! Он отказался прыгать, а мы прыгаем!!!
********************
Эпилог
Которую неделю Марк одиноко сидел на «их» скамейке. Старец в очередной раз удалился на своё молитвенное бдение. Это было в порядке вещей, и жрец совсем не тревожился, думы одолевали его. Сам до конца ещё не понимая, чего он ожидает от Никифора, знал только, что тот сейчас очень нужен ему. Должен состояться какой-то важный, главный, окончательный разговор, разговор после которого для них всё изменится. Снова и снова прокручивал он в голове свои доводы, намечая контуры этого разговора. В разгар этих размышлений сбоку от него на тропинке, которая вела из селения, показалась тоненькая стройная фигурка подростка, в которой Марк с удивлением узнал одного из своих сыновей. Приблизившись, мальчик молча опустился на скамейку рядом с отцом и принялся смотреть вниз. Опешивший от такой бесцеремонности жрец выжидающе молчал.
- Он не придёт, отец. Он ушёл больше месяца назад, ушёл навсегда.
- И ты знал? – нахмурился жрец.
- Он просил сообщить тебе ровно через месяц.
- Ты осознаёшь, что сделал? – внезапно севшим голосом прохрипел Марк. – Всю информацию семье, старшему! Это одно из железных правил!!!
- Да, - чуть слышно откликнулся сын, – но ведь с ним невозможно было не нарушать правил, и ты это… - осёкся он под тяжелым взглядом отца.
- Что тебе велено мне сообщить, Рафаэль?
- Сейчас, я выучил наизусть, – наморщив лоб, будто читая по бумажке он ровным механическим голосом продиктовал: «Нужно помнить, что человек праведно свободен от мирского труда и мирской борьбы только в том случае, если он в своей духовной жизни осуществляет ещё более тяжкий труд, ведёт ещё более опасную и трудную борьбу».
- Куда он отправился?
- Туда, в Россию.
- Его там никто не будет слушать, хорошо если в сумасшедший дом не посадят.
- Он знает.
- Он не выдержит потока гавваха, который встретит его там, внизу.
- Он сказал, что получил благословение.
Дико взглянув на сына, Марк замолчал.
Сидя на грубо сколоченной скамье, отец и сын сквозь просветы облаков задумчиво вглядывались в теряющуюся в зыбкой дымке долину.
Конец.
Шмехе серес
© Copyright: Равиль Каримов, 2023
Свидетельство о публикации №223092600245
Свидетельство о публикации №223092600245
Рецензии