Хозяин дома. Ознакомительный фрагмент

Юниор Мирный

ЖЕЛАЮЩИМ ПРОЧИТАТЬ МОИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ПОЛНОСТЬЮ, А ТАКЖЕ ОБСУДИТЬ ИХ, ПРОШУ ПИСАТЬ НА АДРЕС ПОД ФОТО. БУДУ РАД ПОВСТРЕЧАТЬ ТЕХ, КТО УМЕЕТ МЫСЛИТЬ НЕЗАВИСИМО, НЕ ВПАДАЯ ПРИ ЭТОМ В СПЛОШНОЙ СКЕПСИС И ЦИНИЗМ.

ХОЗЯИН ДОМА
(Ознакомительный фрагмент)

Annotation
Главный герой просыпается в гостинице и не помнит, как он в ней оказался. Он знакомится с другими постояльцами и узнаёт о тайне, которая привела его сюда. О тёмной тайне своего прошлого…


 
Тебе, кто предал свои мечты, я посвящаю этот роман.
Тебе, кто думал, что одинок, я посвящаю свой труд.
Тебе, кто возвёл вокруг себя невидимые стены, я протягиваю свою руку.
Я с тобой.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Памяти Каменского Александра Георгиевича (Авессалома Подводного).
От всего сердца благодарю Вас за то, что помогли распознать преграды на пути.

© Юниор Мирный, 2019

 

-------------------------------------------
Некоторые вводные для читателя:

В семиэтажной гостинице проживает шесть человек; у каждого – своя уникальная психологическая проблема. И у каждого также имеется сосед по этажу, который своим воздействием снова и снова эту проблему обостряет. Также все шестеро, как позже выяснится, не помнят момента своего заселения в гостиницу.
1) Сергей Болотов, писатель, склонен к депрессии (но также и к познанию себя) – его сосед Сергей Серов, редкий пессимист;
2) Соня Сладкова, проститутка-нимфоманка – её сосед (и любовник) Андрей Змееносцев, кутила и развратник;
3) Денис Страхов, страховой агент, страдает обсессивно-компульсивным расстройством – его сосед Николай Чернобродов, бывший военный, отвечающий в гостинице за безопасность;
4) Анна Обидина, учительница русского языка и литературы, обижена на мужчин – её соседка Варвара Желткова, сплетница и провокаторша;
5) Дмитрий Формовщиков, боец смешанных единоборств, страдает нарциссизмом – его сосед Эдуард Привязчиков, художник;
6) Георгий Безделов, пожилой рантье, склонен к лени и пустым мечтаниям – его соседка Антонина Пастухова, домохозяйка, которая постоянно и очень назойливо ухаживает за Безделовым, всё больше провоцируя его тем самым на безделье;
7) На седьмом этаже раньше жил писатель Сергей Болотов – но после загадочного пожара он переехал на первый этаж. Остаётся на седьмом этаже только пострадавший в том самом пожаре Виктор Драгунский – склонный к подхалимству человек.
Главные герои мало общаются между собой, при этом ежедневно подвергаются тлетворному влиянию своих соседей – это стремительно ухудшает их и без того плачевное психическое состояние. И тут на выручку постояльцам приходит писатель Болотов и его знакомый по имени Пётр. В своё время Пётр каким-то образом сумел освободиться ото всех возможных пороков. От Петра Болотов узнаёт очень важные вещи:
1) Гостиница, в которой он живёт, раньше была домом одного могущественного человека, который однажды допустил какую-то роковую ошибку;
2) Где-то в здании гостиницы заточена пленница, которая имеет отношение к той самой роковой ошибке исконного хозяина.
Под воздействием Петра шестеро постояльцев начинают ближе знакомиться друг с другом. В итоге они узнают, что их соседи по этажам некогда заселились в этот дом путём обмана.

 
 Пролог
 
В одном городе в очень большом доме жил человек. В здании было семь этажей, дом был просторен и богат: в нём были картины, множество книг, предметы искусства, а дорогие персидские ковры висели практически в каждой из множества комнат. Этому человеку досталось очень большое наследство, так что работать он мог исключительно для собственного удовольствия. И он, надо сказать, любил работать — хотя, казалось, сама жизнь уже дала ему всё с избытком.
Особенность дома заключалась в том, что каждый его уровень содержал в себе нечто присущее именно ему, отличавшее его от всех прочих этажей. К примеру, когда хозяин дома находился на первом этаже, его мысли занимали главным образом вопросы заработка на жизнь, пропитания себя и содержания своего роскошного жилища в подобающем состоянии. Здесь находился его рабочий кабинет, в котором он занимался тем, что приносило ему неплохой доход — своим творчеством. Вернее сказать, собственно творил он на пятом этаже — здесь же, на первом, он решал в основном вопросы доходов и расходов, планировал свой бюджет (иногда делая это и на третьем этаже). На первом этаже этого дома воля человека к жизни была поистине несломимой: он был уверен в завтрашнем дне и не боялся абсолютно ничего — даже, пожалуй, и смерти.
Пребывая на втором этаже, наш человек начинал думать главным образом о семье и о детях. Он грезил о том, как встретит любимую женщину, сыграет с ней свадьбу, приведёт в свой дом, и они будут вести совместное хозяйство, наплодят потомство и будут жить в достатке и изобилии. Он представлял, как со временем они с супругой обучат своих детей ведению хозяйства, дабы со спокойной душой передать им такое внушительное наследство.
На третьем этаже человек испытывал сильное желание наводить порядок — для начала в собственном доме, а потом, быть может, и за его пределами. Он размышлял о том, как можно лучше организовать общественный строй; обезопасить родные земли, модернизировать армию; о том, как усовершенствовать судебную систему — и много ещё о чём (в частности, он осваивал боевые искусства). Не сказать, чтобы этот человек сильно увлекался политическими и социальными вопросами — просто на этом уровне именно они почему-то казались ему наиболее насущными и актуальными. На третьем этаже человек чувствовал в себе смелость и волю к действию. Он не видел перед собой ни единой преграды, которую он не был бы в состоянии преодолеть.
Четвёртый этаж был особенным. Вернее, каждый из семи уровней, как я уже отмечал, имел свои неповторимые черты — но здесь я хочу сказать о другом. Четвёртый уровень отличался от нижних трёх намного более разительно, чем первые три отличались друг от друга. И когда наш человек приходил сюда, всё вокруг он начинал видеть иначе — с необычайной ясностью, которая зачастую открывала его сознанию новые смыслы. Материальные ценности на этом уровне бесповоротно отходили на второй план, а значимо было лишь то, какие чувства были связаны с конкретной вещью. Замысел и суть здесь были поистине намного важнее отдельных деталей. Более того, на этом уровне своего дома наш человек испытывал больше радости от дарения, нежели от получения чего-либо. Воистину, отдавая, он в то же время и получал.
Пятый этаж был творческой мастерской нашего человека. Свет и радость, которые он приносил с собой с четвёртого уровня, здесь словно побуждали его материализовать себя, воплотить себя в конкретную форму. Пришедшая мелодия просилась быть записанной и проигранной на инструменте либо быть пропетой голосом — либо и то, и другое. Обдуманные идеи просились стать частью произведения, которое бы соединило их подобно тому, как храм сливает воедино разрозненные некогда камни. Здесь человек испытывал огромную радость от того, что ему удаётся творить — он и вправду постепенно строил свой новый мир.
На шестом этаже своего дома человек видел то, что не мог распознать на более низких уровнях. Всё то, о чём он здесь думал, всё, на что он обращал своё внимание, начинало казаться связанным со множеством других вещей и феноменов. Думая о следствии, он легко устанавливал его причину; зная же причину, он мог предсказать серию наиболее вероятных следствий. Мир здесь вовсе не казался хаотичной мешаниной бессмысленных и случайных происшествий — он был исполнен смысла и построен по замыслу, казалось, не то, что гениального, а божественного строителя, который в равной степени сочетал в себе умения архитектора и садовника. Любоваться этим чудесным мировым строением было практически самым любимым занятием нашего человека.
Я сказал «практически» не просто так. В этом доме было ещё кое-что, что затмевало даже захватывающие дух панорамы шестого уровня. И для этого человеку следовало подняться на последний, седьмой этаж своего дома. Перемена, которая происходила здесь, была наиболее разительной: только переход с третьего этажа на четвёртый мог бы хоть как-то с нею сравниться. Здесь, на седьмом этаже, исчезало то, что заставляло человека мыслить себя отделённым от окружающего его мира. Он переставал чувствовать себя крохотной песчинкой, затерявшейся на безграничных просторах Вселенной, и переставал считать Вселенную чем-то внешним, для чего крохотная песчинка — он сам — якобы не имела никакой важности. Здесь он и был самой Вселенной. Он был в ней, и она была в нём — между ними не пролегало никаких границ. Наряду с безмерной радостью от причастности к чему-то большему, чем его личность — к самому мирозданию — возникало чувство огромной ответственности. Поскольку ты являешься самим миром, ты более не можешь творить произвол, рассчитывая на то, что последствия тебя не затронут. Ты — больше не маленькое тело, путешествующее по бескрайним просторам мира, но твоё тело — сам мир. И всё, что происходит в мире, непременно имеет отношение к тебе самому. Все последствия останутся в тебе, ведь в каком-то смысле ты — причина всего произошедшего, пусть вначале это могло и не быть для тебя очевидным. Таким виделся человеку мир на седьмом этаже его дома. Ты един со всеми и вся — но ты за всех и вся и ответственен. Только двух вещей пока что боялся наш человек: выйти за пределы здания, поднявшись на его крышу, или же спуститься в подвал.
Человек долгое время жил в этом чудесном доме один и в какой-то момент встретил прекрасную женщину. Они полюбили друг друга, и она переехала к нему жить. Наш человек был бесконечно счастлив: он стал мечтать о создании крепкой семьи, о рождении детей, о ведении со своей будущей женой совместного хозяйства. Она вдохновляла его на творчество, ради неё он был готов совершать подвиги, а также осваивать новые, доселе неведомые ему территории и пространства. Всё, что ему было нужно — чтобы она была с ним. И вдруг по какой-то непонятной ему самому причине он стал безумно бояться её потерять.
И вот здесь берёт начало трагедия нашего героя и его спутницы. Испытав неописуемое блаженство от того, что любимая женщина находится рядом с ним, человек никак не мог отделаться от мысли, что однажды он может её потерять, что она уйдёт к кому-то другому. Он сделался подозрительным и ревнивым. Женщина сразу начала замечать перемены в их отношениях и с каждым днём всё более и более отдалялась от ревнивца. В конце концов она решила уйти. Человек пришёл в отчаяние, но уже не мог ничего исправить — при таком его поведении она не могла более с ним оставаться. Однако вместо того, чтобы дать женщине вновь почувствовать себя свободной, наш человек решил пойти другим путём.
Дело в том, что когда женщина решила уйти от ревнивого собственника, о его надвигающейся беде узнало семеро, скажем так, лиц. Они пришли к горевавшему человеку и предложили ему свою помощь — но на определённых условиях. Он должен был позволить им заселиться в свой дом, а взамен они сделали бы так, что его вожделенная женщина навсегда осталась бы с ним. Вне себя от страха потерять предмет своего обожания, человек согласился на их предложение.
Он выполнил своё обещание, а они выполнили своё…
 Глава первая
 
Я очень хочу вернуться в этот дом, но для этого мне нужна ваша помощь. А я обязательно помогу вам, если вы по-настоящему об этом попросите. Каждый из семи этажей скоро откроет вам свою тайну, ведь ключ уже у вас в руках. Что ждёт вас за запертой дверью — это другой вопрос. Я даже слышал название одного города, который якобы ожидает отворившего последний засов, но пока не могу с уверенностью сказать, правда ли это в нашем случае. Но мы это вскоре выясним, я вам обещаю. Откуда у меня такая уверенность? Да потому что я уже был там, был за той последней дверью. Там не будет ни масок, ни корон, ни разбитых сердец. Вы, возможно, спросите: что мешает мне прямо сейчас рассказать вам обо всём этом в подробностях? Мешают именно эти самые маски, короны и разбитые сердца. Поэтому всему своё время, хотя начинать действовать нужно незамедлительно. На каком из этажей начинать искать выход, решать вам, но позвольте дать совет. Пройдитесь по всем этажам и внимательно выслушайте историю каждого живущего здесь. Да, они смутно помнят кое-что обо мне. Я же помню всё, но пока не могу донести этого до вас. Почему? Маски, короны, разбитые сердца…
Впрочем, сейчас я вижу, как кое-кто зажёг светильник на первом этаже. Он пытается написать книгу — книгу обо мне. Возможно, это и поможет делу — хоть и начинает он, как правило, довольно несуразно. Впрочем, давайте дадим ему шанс и послушаем его. Вторая глава у него обычно получается не в пример лучше, ну а в третьей… если всё пойдёт по плану, то я вмешаюсь в происходящее лично.
Хозяин дома
 I
 
 
«Посреди тусклых безжизненных улиц Богом забытого города угасал последний блуждающий свет. Его лучи из последних сил старались держаться вместе, обреченно летая между серо-зелёными домами, словно пойманный зверь бродит по своей клетке, в которой ему суждено скоротать остаток жизни. Время от времени лучи будто бы просились в окно какого-нибудь из домов, подобно беженцу, который без особой надежды стучится в чужую дверь, зная, что ему не откроют. Так больно и одиноко было этим редким лучам, уже осознавшим, что здесь они совершают свой последний полёт…»

 
Нет, стоп! Так дальше продолжать нельзя. Я слишком поддаюсь его влиянию. Когда пишешь о тоске, купаясь в собственной меланхолии, у тебя не получится написать ничего жизнеутверждающего. А ведь именно это — моя цель, ведь я всегда мечтал стать Иваном Стотысячным и помочь родной стране развеять сгустившийся над ней мрак. И ещё я хотел бы представиться.
Мне тридцать четыре года и меня зовут Сергей Васильевич Болотов. И, как оказалось, уже в вопросе моего имени кроется некая загадка. Но об этом чуть позже. Вначале я хочу сказать, что проживаю в одной из гостиниц города Ц., расположенного близ окраины континента, у моря. Это довольно большой город со своими вокзалами, гостиницами, аэропортами, увеселительными заведениями и многим другим, чем располагают практически все современные ему города. Погода здесь не особо балует: постоянно льют проливные дожди, которые лишь изредка сменяются застенчивым и быстро исчезающим солнышком.
Теперь непосредственно о гостинице, где я живу. Это семиэтажное кирпичное здание, полностью окрашенное в серый цвет и идеально гармонирующее с извечно пасмурным небом нашей обители. Время от времени растерянные лучи солнца будто бы просятся в окна этого дома, подобно беженцу… Стоп! Я опять уступаю его тлетворному воздействию. Это я о своём соседе. О нём я также расскажу в дальнейшем, но, сразу скажу, что он всегда казался мне очень подозрительным. Вначале же мне стоит рассказать о самой гостинице. Я живу здесь уже не первый год, но у меня такое чувство, что я жил здесь всю свою жизнь.
Эта гостиница, я должен признать, весьма комфортабельная и, что особенно удивительно, чрезвычайно дешёвая. Месяц проживания здесь стоит всего шесть (!) тысяч рублей, которые я с лёгкостью выплачиваю со своих публикаций заметок в журналах и написания музыки для видеоигр. Здесь проживают и гораздо более обеспеченные постояльцы, чем я, но непосредственно о них я расскажу, опять-таки, позже. При этом я должен отметить, что в этой весьма большой по размерам гостинице обитает подозрительно мало людей. Из тех, кто, подобно мне, пребывает здесь длительное время, я насчитал менее пятнадцати. Периодически сюда заезжают гости нашего города, но редко задерживаются дольше, чем на несколько суток.
В нашей гостинице работает молодая администраторша, немолодые уборщица и буфетчица и периодически наведывается престарелый слесарь-электрик. Но для меня они — словно тени: мне практически не доводилось с ними разговаривать, и мне абсолютно нечего о них рассказать. Но вот что касается симпатичной администраторши, то у меня складывается впечатление, что один член управляющего персонала гостиницы держит её здесь, что называется, «для красоты». По крайней мере, в его номере, расположенном на втором этаже, я замечал её куда чаще, чем на её рабочем месте. В гостинице также находится внешне достаточно скромный буфет, но при этом в нём готовят блюда как в самом дорогом ресторане. Опять-таки, весьма удивительно, учитывая установленные в этом буфете смехотворно низкие цены. Однажды кто-то из постояльцев даже пошутил, что владельцы этой гостиницы, вероятно, питаются Святым Духом — настолько низкие тарифы здесь установлены. Не знаю, почему, но мне не понравилась эта шутка. Что-то кощунственное мне послышалось в ней.
Я сам уже потерял счёт времени, прожитому здесь. Сейчас я занимаю комнату на первом этаже и проживаю в ней уже почти год. А тот, на кого я уже дважды успел вам пожаловаться, проживает в соседнем номере за стеной. Между прочим, год назад я занимал номер на седьмом этаже гостиницы, и перед моим переселением на первый этаж произошла чрезвычайно загадочная история. И вот тут, прежде чем сказать хотя бы слово о том, что тогда произошло, я должен выполнить своё обещание и поведать вам о «загадке своего имени».
Дело в том, что примерно полтора года тому назад я встретил человека, представившегося Петром и произведшим на меня сильнейшее впечатление. Мы познакомились в ресторане крупного торгово-развлекательного центра «Магнитный» и каким-то естественным образом разговорились. На вид он показался мне несколько моложе меня, однако по ходу общения я не мог отделаться от ощущения, что он значительно более опытен. Мы присели за один столик и начали беседу, в ходе которой он рассказал мне о вещах, от которых я первое время пребывал в настоящем шоке.
Во-первых, когда я представился Сергеем Болотовым, он сказал мне, что ему что-то подсказывает, что это не моё настоящее имя. Не поняв, шутит он или нет, я сам полушутя показал ему паспорт, который «доказывал мою правоту». На это он ответил, что «документы в наше время решают многое, но не всё». Я принялся в подробностях рассказывать ему свою биографию, но он прервал меня, не объясняя причин. Когда же речь зашла о гостинице, в которой я по сей день проживаю, то тут он удивил меня ещё сильнее. Пётр сказал, что исконно этот дом принадлежал не тем, кто владеет им в настоящее время, но кое-кому совершенно другому. Также он сказал, что изначально в этом здании жил один-единственный человек, с которым однажды по его собственной вине приключилось страшное несчастье. После этого бедствия законный владелец был вынужден покинуть дом и уйти в никому не известном направлении. Это позволило некоторым «не очень честным», как выразился Пётр, лицам захватить контроль над зданием и впоследствии ради собственной выгоды организовать в нём гостиницу.
Я спросил Петра, знает ли он, что произошло с тем единственным жильцом, на что он ответил, что сам разыскивает его и был бы очень признателен, если бы я помог ему в этом. Ещё он добавил, что тот ушедший в неизвестном направлении хозяин дома периодически выходит с ним на связь, так как не оставляет надежд вернуть контроль над своей собственностью. На вопрос, по какой причине Пётр помогает этому ушедшему владельцу здания, он ответил, что тот законный хозяин ему как отец, и для него дело чести помочь ему вернуться. Кроме того, поступок того самого «единственного жильца», как сказал Пётр, привёл и к другим печальным последствиям, всех подробностей которых не знает даже он сам. И закончил он тем, что предложил мне, коль скоро я никогда не был трусом и не искал лёгких путей, помочь ему в расследовании произошедшего и, если ответы будут найдены и справедливость восстановлена, даже написать об этом роман. Почувствовав, что во всей этой истории действительно хватает белых, или, может, правильнее выразиться, чёрных пятен, я согласился ему помочь. Пётр порекомендовал мне несколько книг, знания из которых, с его слов, могли поспособствовать решению нашей общей задачи. Забегая вперёд, скажу, что эти книги в итоге перевернули всё моё мировоззрение, помогли другим людям, кого затронула начавшаяся с того несчастья история, а также придали всему впоследствии происходившему весьма неожиданный поворот. Мы обменялись с Петром контактами и договорились быть на связи. Напоследок он рекомендовал мне быть внимательнее с теми, кто проживает со мною под одной крышей, и попытаться распознать, кто есть кто. Сам Пётр обещал снабжать меня сведениями о живущих в гостинице постояльцах, что в итоге и послужило оплотом моего романа.
Теперь по поводу того инцидента, после которого я переехал жить на первый этаж. Когда я проживал на седьмом этаже гостиницы, со мной соседствовал некий Виктор Александрович Драгунский (он и сейчас занимает всё тот же номер). Это человек лет за пятьдесят и, должен отметить, необычайно высокомерный. Но при всём при этом в его характере присутствует начавшая меня впоследствии откровенно раздражать подобострастность. Стоило мне написать какую-либо заметку в журнал или сочинить незатейливую мелодию, как он тут же усыпал меня комплиментами, превознося меня и мои произведения чуть ли не до небес. Вначале, признаюсь, мне это льстило, но впоследствии я изменил своё отношение и к Драгунскому, и к собственному творчеству. Этому опять-таки поспособствовали те книги, которыми снабдил меня Пётр. В дальнейшем я обязательно буду приводить те фрагменты из упомянутых книг, которую сыграли ключевую роль во всей этой истории. Чуть ниже скажу об этом ещё несколько слов.
Что же до Драгунского, то однажды, уже после того, как я стал предпочитать чтение упомянутых книг общению с ним, с Виктором Александровичем случилось несчастье. Ночью в его номере произошёл пожар, в котором он получил страшные ожоги. Несколько недель он провёл в больнице. У меня было какое-то необычное предчувствие тем вечером накануне и вроде бы какой-то странный сон в ту самую ночь. Или же не сон… Так или иначе, я в данный момент не могу этого вспомнить. Тем временем, по распоряжению управляющего гостиницы Николая Александровича Чернобродова, бывшего военного, меня в целях предосторожности переселили на первый этаж. Как потом выяснилось, это произошло не столько по инициативе Чернобродова, сколько по просьбе того самого постояльца, который сейчас проживает в соседнем номере и регулярно наведывается ко мне в гости. Правда, его оценка моих произведений диаметрально отличается от той, что давал им Драгунский, но об этом вы уже прочитаете в дальнейшем.
И вот ещё что. Мне действительно довелось написать свой роман, и этого никогда бы не случилось, не повстречай я тогда Петра и не последуй определённым его советам. Ниже я буду описывать происходящее в третьем лице и вплоть до самой последней главы для вас я — Сергей Васильевич Болотов. Иногда я буду вставлять в текст записи из дневников своих прошлых лет, если посчитаю, что это к месту. В начале романа я приведу биографические выкладки проживающих в гостинице постояльцев, которыми снабдил меня Пётр. Они помогут понять, к каким именно последствиям привёл проступок того самого «единственного жильца».
Должен предупредить своего читателя ещё кое о чём. В моём романе приводятся фрагменты из книг, которые сыграли решающую роль в самый тёмный час этой истории. Некоторым читателям они непременно помогут прояснить смысл происходивших с нами событий. И в то же время я отдаю себе отчёт, что кому-то из читателей смысл этих фрагментов понятен не будет, как не будет понятна и причина, по которой они сюда включены. На этот случай я должен сказать следующее: вам будет затруднительно разобраться во всей этой истории, если вы станете пытаться понять написанное буквально. Например, если вы будете воспринимать гостиницу, в которой мы жили, исключительно как здание, а не как тело и внутренний мир человека; если встречающиеся на страницах романа персонажи будут для вас просто людьми, а не силами, действующими в человеческой психике; если главные действующие лица будут восприниматься вами как самостоятельные… стоп! Я и так сказал уже слишком много. Если вам не терпится узнать ещё больше, вы можете сразу перейти к чтению шестой части девятой главы. В ней я привожу притчу, которую Пётр однажды рассказал мне, а также тем, кто со временем встал на мою сторону. Либо продолжайте следовать за мною, и страница за страницей мы вместе дойдём до этого поворотного момента.
Сейчас же я приступаю к своему повествованию. И вот ко мне в комнату уже стучится мой сосед. Моя дверь не заперта, и я разрешаю ему войти.
* * *
 
 
— Доброе утро, Сергей Васильевич! Не разбудил вас? — в двери номера писателя показалось осунувшееся небритое лицо Сергея Серова, человека лет пятидесяти пяти, который регулярно проведывал Болотова.
— Что вы, Сергей Анатольевич, давно уже бодрствую! Проходите, располагайтесь.
Довольно высокий худощавый Серов аккуратно приотворил дверь номера ногой, так как в руках нёс заваренный чайник. Поставив его на журнальный столик, гость присел на одну из двух стоявших в номере кроватей, Болотов тем временем расположился на второй (Стоит отметить, что в этой гостинице практически в каждой комнате находилось по две стоящих друг напротив друга одноместных кровати).
— Ну что, попьём чаю? — предложил Сергей Анатольевич.
— С удовольствием.
— Сигарету будете?
— Да, давайте.
В присутствии Серова у писателя часто возникало эмоциональное состояние, когда ему хотелось курить. В этот момент он словно прятался от мира за пеленой густого серого тумана, который временно закрывал от его взора трудности, которыми была наполнена его жизнь.
— Чем планируете сегодня заниматься? — поинтересовался Серов, наливая себе и хозяину номера чаю.
— Планирую плотно поработать над своим последним романом. Сегодня с утра ощущаю сильный прилив энтузиазма! — радостно сообщил собеседнику Болотов. — Думаю многое переработать из ранее написанного, а следующую часть и вовсе начать с чистого листа.
— Энтузиазм — это хорошо… — задумчиво проговорил Сергей Анатольевич, отпивая чай из кружки и доставая сигарету. — Не скажу, что ваши произведения хоть сколько-то взяли меня за душу, но ваш энтузиазм в них действительно чувствуется. А о чём планируете писать теперь, если не секрет?
— О том, что людям необходимо объединяться, — серьёзно ответил Сергей Васильевич, сделал глоток чаю и закурил.
— А в чём именно объединяться? — уточнил Серов, затягиваясь сигаретой. — На какой, собственно, почве?
— Насколько я могу судить о происходящем, существует раскол как внутри всего человечества, так и внутри каждого отдельного человека.
— Что вы имеете в виду в последнем случае? — Серову захотелось конкретики.
— В каждом из нас существует противоборство между различными сторонами нашей души. И в целом мире, и внутри отдельного человека имеются противоборствующие стороны, два полюса: агрессоры и миротворцы, целеустремлённые и лентяи, отважные и боязливые, скептики и энтузиасты, мужчины и…
— Уж не хотите ли вы сказать, что внутри каждого мужчины скрывается женщина? — иронично, но как будто несколько раздражённо оборвал собеседника Серов.
— Вернее выразиться, в каждом человеке заложено и мужское, и женское начало, — поправил Сергея Анатольевича писатель. — И только гармоничное взаимодействие этих начал способно привести и конкретного человека, и всё человечество в целом к расцвету. Только оно поможет преодолеть упомянутый мною раскол.
— Боюсь, что это звучит утопично…
— Безусловно, для достижения этого необходимо приложить титанические усилия и проделать огромную работу, — добавил Сергей Васильевич. — И в первую очередь — над самим собой. Человек должен многое узнать о самом себе, прежде чем начнётся его движение в этом направлении.
— Это всё звучит красиво и даже, я бы сказал, немного помпезно: взаимопроникновение мужского и женского начал, единство противоположностей и тому подобное, — принялся рассуждать Сергей Анатольевич. — Предположим даже, что такой обозначенный вами идеал возможен. Но как к нему прийти? Что может сделать для этого отдельно взятый человек?
— Непрерывно работать над расширением собственного сознания, — ответил Болотов, — и сосредоточиться в первую очередь на духовных ценностях, нежели на материальных благах.
— Вот мы плавно и подошли с вами к вопросу, который смущает меня больше всего! — почему-то заметно приободрился Серов. — Люди сейчас переживают такое время, что те нравственные и духовные ценности, которые вы в своих произведениях с таким рвением пропагандируете, более не находят отклика в их душах. Люди сейчас заняты другим — благоустройством своих жилищ, удовольствием своих тел и приятным провождением свободного времени, если оно у них остаётся. Вы можете хоть до скончания веков писать им о совести, бескорыстии, единении и тому подобных вещах. Но когда у кого-то не выполняется план за месяц по продажам, то мысли о бескорыстии он отгонит поганой метлой. Когда кто-то не может выплатить кредит, потратив последние деньги на операцию матери, те, кто будут возвращать ссудную задолженность, легко, поверьте мне, поборют пробуждающееся в них чувство совести. А может, им и вовсе не придётся этого делать. Когда две нации ненавидят друг друга потому, что третьей нации это выгодно — то какое к чёрту единение? Вы никогда не достучитесь до масс, Сергей Васильевич, никогда!
Болотов тяжело вздохнул, выдыхая сигаретный дым, сделал глоток чаю и, немного помолчав, сказал:
— То, что задача вдохновить человечество на нравственное совершенствование неимоверно сложна, я, разумеется, понимаю. И осознаю, что последовать по этому пути могут лишь немногие. Да что там немногие — единицы! Но, поверьте, Сергей Анатольевич, даже мысль о том, что когда-нибудь все люди в Мире станут Братьями и Сёстрами, вызывает во мне такую радость, что никакое телесное блаженство никогда с этим не сравнится!
— Милый мой друг! — лениво улыбнулся только что допивший свой чай Серов. — Да я же не возражаю, чтобы всё стало именно так, как вы об этом мечтаете! Я лишь хочу обратить ваше внимание на другое. Вы потратите уйму сил, времени, ресурсов — и не получите ровным счётом ничего! Вы никогда не сумеете изменить ситуацию в обществе! Над этим бились и такие великие умы, как Достоевский, Рерихи, Блаватская, де Сент-Экзюпери. И что? Как часто вы видели юношу или юную леди, держащую в руках их книги?
— Видел, пусть нечасто…
— И вот что я ещё скажу. Даже если вы, Сергей Васильевич, и сумеете — хоть я в это, простите меня за прямоту, ни капли не верю — создать что-либо подобного масштаба, вас всё равно не услышат, не поймут и не примут! И сейчас моя задача, как у старшего и более опытного товарища, предостеречь вас от бесплодной растраты ваших сил! Предоставьте другим разбивать в кровь свои руки!
Конечно, Болотову неприятно было выслушивать доводы Серова. Он и сам отдавал себе отчёт о сложности своей задачи. Нельзя сказать, что от его недавнего энтузиазма не осталось камня на камне, однако настроение, безусловно, было подпорчено. И ещё: Сергею Васильевичу показалось, что Серов, чувствуя, что смог поселить сомнение внутри него, сам, напротив, словно бы набрался сил. Его взгляд стал более оживлённым, речь более пылкой, ему всё больше и больше хотелось говорить.
— Более того, все эти разглагольствования про «высший мир», про «жизнь после смерти» — это же всё ещё наукой не доказано! А, стало быть, этого всего запросто может и не быть. А, если так, то зачем…
И тут Болотов почувствовал, что продолжать этот разговор ему нецелесообразно. По крайней мере, сейчас.
— Сергей Анатольевич, прошу прощения, что перебиваю вас, но я только что вспомнил, что у меня есть кое-какие неотложные дела, которые нужно сделать в течение часа. Благодарю вас за чай, в следующий раз сам вас чем-нибудь угощу. Ещё раз прошу меня извинить.
— Конечно-конечно, мне самому уже пора идти! — энергично подскочил с койки обычно вальяжный Серов. — Ах, как же я рад, что мы с вами соседи! Всегда так приятно поговорить!
Обыкновенно тусклые глаза Серова в данный момент словно лучились светом.
«Ему-то действительно приятно», — подумал писатель, пожимая руку Серову и закрывая за ним дверь.
Но после этого Сергей Васильевич решил действовать.
 II
 
 
«Можно приметить, что не внешность, не голос, не богатство, но нечто иное убеждает народы. Уже не раз Говорил об Огне сердца. Именно этот панцирь-магнит и привлекает, и защищает».

 
Агни Йога. Мир Огненный. Часть вторая. Шлока 53 [11, с. 49].
* * *
 
 
Девяносто дней спустя
Сейчас я вспомнил об этом и не могу себя простить. Да, я тот самый «единственный жилец». Я мысленно вернулся в тот роковой день, когда наш с ними договор был заключён. Ты осталась со мной, пусть и мечтала уйти на свободу. И вот сейчас я вижу перед своим мысленным взором произошедшее тогда несчастье.
Мы находимся с тобой на пятом этаже моего огромного дома, и ты закована в цепи. Его голоса я теперь не слышу совсем. Неподалёку он нас стоят призванные мною стражники — они не дадут тебе уйти. Здесь, на пятом этаже, я не перестаю восхищаться твоей красотой: твоё прекрасное лицо сводит меня с ума, от вида твоего прелестного тела закипает моя кровь. Я не видел на свете никого прекраснее. Но ты хочешь уйти: этот дом превратился для тебя в тюрьму. И всё же я пока не готов тебя отпустить — ты теперь в моей власти. Твои тюремщики смотрят на нас и улыбаются. Они рады, что я соблюдаю наш договор.

* * *
 
 
Настоящее время

На пятом этаже гостиницы проживал постоялец, обладавший весьма колоритной внешностью и занимавший один из самых комфортабельных номеров (в нём находилась большая двухместная кровать и пара мягких кресел). Его звали Дмитрий Формовщиков, и ему было двадцать семь лет. Он был высокого роста и обладал чрезвычайно внушительной мышечной массой, которая ярко контрастировала с его смазливым мальчишеским лицом. Формовщиков был весьма гостеприимен, и в большей степени это касалось прекрасного пола. Да, Дмитрий пользовался популярностью у женщин: особенно, когда дело касалось недолгих отношений. Но об этом чуть позже.
Пять лет назад Дмитрий окончил факультет иностранных языков одного из местных университетов, по выпуску хорошо зная английский язык и несколько хуже французский. Однако зарабатывать на жизнь Формовщиков в итоге стал другим. С ранних лет он выделялся среди сверстников физической силой, выносливостью и отменной реакцией, что не мог не заметить его отец, отдавший сына в секцию дзюдо. Когда Дмитрию было семнадцать, на радость папе он получил звание мастера спорта и на радость маме практически не применял боевых навыков за пределами татами. От природы Формовщиков обладал достаточно спокойным нравом, но, как и у всех людей, со временем у него выявились свои болевые точки.
Энтузиазм Дмитрия к занятию единоборствами с годами лишь усиливался. В девятнадцать лет он начал серьёзно заниматься боксом и благодаря всё той же природной одарённости в двадцать один получил звание кандидата в мастера спорта. Какие-либо серьёзные травмы вроде сотрясений мозга либо повреждений связок и мышц всё это время обходили парня стороной. И вот в двадцать три года он решил попробовать себя в боях без правил, которые в то время стремительно набирали популярность в городе Ц.
Успехи не заставили себя долго ждать и в этом случае. По итогам пяти лет выступлений у Дмитрия был весьма приличный послужной список: тринадцать побед (девять из них нокаутом благодаря убойному правому прямому) и лишь одно поражение (раздельным решением судей). В настоящее время Формовщиков продолжал тренировки и планомерно готовился к следующему бою, запланированному на грядущий месяц.
В своё время у Дмитрия даже были мечты податься в спецназ, но его остановило то, что в этой профессии любой подвиг мог оказаться для него последним — и вдобавок никому неизвестным.
«Страна должна знать своих героев», — часто повторяя эту фразу, Дмитрий то ли подбадривал себя, то ли утешал. Славы и почестей ему хотелось никак не меньше, чем совершения подвигов.
Имелись у Формовщикова и свои странности. Для столь брутального рода занятий он был как-то уж слишком зациклен на собственной внешности. Разумеется, его тренировочный процесс включал в себя и посещение тренажёрного зала, где Дмитрий продолжал с успехом наращивать и без того объёмную мускулатуру, что в итоге привело к его переходу в супертяжёлую весовую категорию. Лишнего веса при этом он был лишён начисто, так как тщательно спланированная диета и аэробные нагрузки также делали своё дело. Дмитрия даже посещали мысли однажды попробовать себя в бодибилдинге — настолько массивно и рельефно он выглядел в своей лучшей форме (В пауэрлифтинге он себя, к слову сказать, уже попробовал и уверенно выполнил норматив кандидата в мастера спорта). И вот эту «лучшую форму» Формовщиков мог по паре-тройке часов в день разглядывать перед огромным зеркалом, специально для этой цели заказанным в его номер. Своих подруг он то и дело просил сфотографировать себя: иногда одного, иногда вместе с ними. После этого геркулес с замашками нарцисса подолгу отбирал лучшие фотографии, удалял худшие и просил сфотографировать снова. Пара любовниц Дмитрия серьёзно поссорились с ним из-за его привычки любоваться на себя в пресловутое зеркало во время занятий любовью. Формовщиков легко решил эту проблему, поставив в номер скрытую камеру и став любоваться увиденным ещё и постфактум.
Внешность не была единственным предметом гордости мускулистого бойца. Естественно, все записи боёв за исключением проигранного были пересмотрены не один десяток раз, было сделано множество скриншотов, лучшие из которых украшали стены его гостиничного номера. Монтаж видеороликов, посвящённых своим победам на ринге, и последующая демонстрация их всем своим знакомым были излюбленными занятиями Формовщикова. Что до проигранного боя, то его Дмитрий также пересматривал, но уже не с целью потешить самолюбие (тешить там было особо нечем), а с целью разобрать собственные ошибки. К своему делу он относился профессионально и постоянно искал точки роста.
Вообще Формовщиков всегда испытывал чрезмерную привязанность к дорогим и памятным ему вещам: будь то маска ниндзя, подаренная ему в детстве, диски с любимыми песнями и фильмами, недавно купленный Land Cruiser, многочисленные медали с соревнований. При одной только мысли что-нибудь из этого потерять Дмитрий испытывал крайне болезненные эмоции. Стараясь уверить себя, что этого никогда не произойдёт, он поскорее гнал от себя подобные думы. Другое дело, что они, как правило, потом всегда возвращались.
Что же касается отношений Формовщикова с женщинами, то здесь обыкновенно возникало два рода ситуаций. В первом случае Дмитрия привлекала исключительно физическая красота, и после, как правило, непродолжительного общения от подобных отношений оставались лишь приятные воспоминания. Второй вариант был для Дмитрия значительно более сложным и зачастую болезненным. Иногда он находил в женщине нечто такое, к чему очень сильно психологически привязывался. Теряя свой обычно холодный ум, Формовщиков очаровывался красотою лица девушки, её улыбкой, её прекрасными глазами — и желал созерцать полюбившуюся ему картину вновь и вновь, не будучи способным вдоволь ею налюбоваться. Ему хотелось обладать этой «картинкой», и чувство собственника просыпалось в нём. Когда присвоить себе желаемое не удавалось и девушка не отвечала ему взаимностью, Дмитрий какое-то время переживал, в свободное время меланхолично разглядывая манящий его образ на фото. Впрочем, страдать из-за кого-то подолгу Формовщикову не доводилось: частые тренировки уводили его ум прочь от бесплодных грёз, а страстные любовницы ловеласа регулярно скрашивали его вечерний досуг. Более того, через некоторое время непременно появлялась та самая «ненаглядная картинка», которая оказывалась к Дмитрию благосклонна. Тогда в его альбомах становилось всё больше фотографий, на которых он присутствовал не один.
Как бы там ни было, на данный момент подобной «ненаглядной» девушки в жизни Дмитрия не было.

* * *
 
 
Формовщиков лежал на кровати в своём номере и читал книгу по историю ниндзюцу. В дверь неожиданно постучали.
— Войдите! — громко ответил на стук Дмитрий.
— Добрый день. Не отвлекаю?
В комнату вошёл невысокий стройного телосложения мужчина лет сорока пяти. Звали его Эдуард Арсеньевич Привязчиков и проживал он, как и Формовщиков, на пятом этаже гостиницы. По профессии он был художником-оформителем, и местные постояльцы охотно пользовались его услугами. Сергей Болотов заказывал у него обложки для печатных изданий своих книг, Георгий Безделов с шестого этажа заказывал огромные плакаты любимых киноактрис, а Соня Сладкова… Ох, об этом позже. В руках Привязчиков держал большой альбом с собственными зарисовками.
— Заходите, пожалуйста, Эдуард Арсеньевич, — ответил, вставая с кровати, Формовщиков и пожал протянутую художником руку. — Чай или кофе будете?
— Нет, благодарю, Дмитрий, я совсем ненадолго, буквально на пару минут, — вежливо ответил гость.
— Хорошо, слушаю вас.
— Дмитрий, как вам известно, мы всем нашим дружным коллективом всегда искренне поддерживаем вас на ваших суровых боях. Лично я так вообще не пропустил ни одного поединка с вашим участием! Говорю от чистого сердца, я ваш поклонник — как спортсмена, как воина! И вот какая идея ко мне пришла. Бои без правил — это ведь не только спортивное состязание, но и во многом шоу, согласитесь!
Формовщиков согласно кивнул, а Эдуард Арсеньевич продолжил.
— Выход бойца на ринг — это же в чистом виде шоу! Чего они только не вытворяли: выезжали на лошадях, на мотоциклах, прилетали на коврах-самолётах, выводили с собой тигров и чего ещё только не делали! Вы же всегда выходите относительно скромно. Но, коль скоро мы знакомы с вами не первый год, я успел многое о вас узнать — о ваших любимых фильмах, любимых персонажах. И вот что я хочу вам предложить.
Эдуард Арсеньевич открыл нужную страницу альбома и с необычайным наслаждением пронаблюдал, как резко изменился в лице Формовщиков, чуть только его взгляд упал на этот рисунок.
— Мои партнёры могут изготовить это за считанные дни, — сообщил пребывавшему едва ли не в экстазе Дмитрию художник. — Отныне ваши выходы на ринг станут значительно ярче и будут подстать вашим грандиозным победам!
— Деньги будут сегодня же вечером, — с блестящими от восторга глазами ответил Формовщиков.

 


 
 III
 
 
«Встретите двух противниц равноправия — одна, почитательница гаремных основ, скажет, что не следует потрясать вековые обычаи; другая, негодуя на прошлое, будет требовать себе первенства во всём. Обе будут далеки от эволюции.
Нельзя в будущее вовлекать бывшие обиды. <…>
Можно убеждаться, что в настоящее время имеется много женщин, вполне понимающих значение полноправия. Можно опираться на них по всему Миру».

 
Агни Йога. Аум. Шлока 417 [2, с. 230—231].

* * *
 
 
Девяносто дней спустя
Я продолжаю вспоминать тот ужасный день.
Мы спустились на этаж ниже: это самое сердце здания, его четвёртый уровень. Да, я предал тебя, моя любимая — но не готов себе в этом признаться. Я убеждаю себя в том, что ты до сих пор любишь меня и желаешь остаться со мною навечно. Меня не убеждают ни твои слёзы, ни твоя мольба отпустить тебя на свободу. Я попросту не готов принять всей правды. Они смотрят на нас, и их радости нет предела. Ты в моей власти, это сводит меня с ума, и я не сдерживаю себя ни в чём. Ведь я всё ещё верю, что ты желаешь этого так же, как и я.
Только сегодня я увидел, какую рану оставил тогда на твоём сердце.

* * *
 
 
Настоящее время
Анна Обидина, учитель русского языка и литературы средних и старших классов местной школы, проживала на четвёртом этаже гостиницы и в данный момент пребывала в заслуженном летнем отпуске. Девушке недавно исполнилось двадцать семь лет, она была весьма хороша собой, хотя, глядя на неё, эпитету «красивая» невольно хотелось предпочесть слово «милая». Её светло-русые волосы спускались значительно ниже плеч, орехового цвета глаза с оттенком грусти вызывали сильное желание обнять и приголубить этого нежного человечка, а прекрасная, почти не обнажавшая ровных и крепких зубов улыбка озаряла лицо нечасто, но поистине умела очаровывать. Анна была невысокого роста, чуть полного телосложения, обладала крепкой грудью четвёртого размера и, как подшучивал над ней один живший на втором этаже постоялец, «ей было чем солдата с войны встретить». Анна крайне не любила это выражение, но не по причине столь грубого комплимента её пышным женственным формам, а по другой. Дело в том, что теперь Обидиной уже некого было «встречать». От неё нынешней весною ушёл очередной мужчина (третий за последние шесть лет). И интуиция подсказывала Анне, что во всех этих неудачах имелось нечто общее.
В отношениях с мужчинами, сколь обнадёживающе и безоблачно они бы ни начинались, Анна практически постоянно испытывала сильное беспокойство, зачастую переходящее в страх. С самого детства она была очень застенчива, панически боялась неудач, а когда на любовном фронте брезжило что-то радостное, то мысль о том, что что-нибудь непременно пойдёт не так, не покидала её ни на минуту. Однако подобные опасения в итоге почти всегда оказывались беспочвенными, ведь Анне было свойственно притягивать к себе в основном тех мужчин, которые знали, чего хотят от жизни, и не пасовали перед первыми трудностями. Что ж, Обидина непременно устраивала им и вторые, и третьи. Ахиллесовой пятой девушки также было то, что она никогда не могла признать собственной ошибки: особенно, если ей указывали на неё напрямую, и особенно — если это делал мужчина. В таких случаях в Анне словно просыпалась обида за весь женский пол, извечно притесняемый мужчинами, и она, вначале высказав обидчику всё, что о нём думает, затем переставала разговаривать с ним на срок от нескольких часов до нескольких лет. Первые отношения (Обидиной был двадцать один год) на подобной молчанке и закончились. Правда, спустя полторы недели Анна всё же написала парню сама, но он ей отвечать не стал. Возможно, из гордости, а, возможно, его сердце уже было занято кем-то другим.
В следующих серьёзных отношениях, которые начались, когда Анне едва исполнилось двадцать четыре, девушка поначалу старалась любыми способами избегать конфликтных ситуаций и не предъявлять никаких претензий к своему спутнику. И всё же иногда её терзало чувство, что мужчина (он был на пять лет старше её) недостаточно её ценит, не испытывает должной благодарности за созданный ею домашний уют, за весь тот комфорт, которым она его с такой заботой окружала. Она искренне считала, что такого счастья, которое дарила ему она, он больше никогда в жизни не найдёт. А он взял и нашёл. Когда он объявил о расставании, для Обидиной это явилось настоящим шоком. Она, горько плача на последней их встрече, пыталась понять причину, по которой он уходит, но он лишь сказал: «Она принимает меня таким, какой я есть».
Около года после этого Обидина старалась и близко не подпускать к себе мужчин, твёрдо убедив себя, что её предали, и что «все мужчины такие». Но вскоре она встретила того, кто на неполные два года заставил её поверить в то, что и среди мужчин рождаются замечательные люди. Её ровесник, тот, кто учился с ней на одной параллели в школе, парень из очень культурной, пусть и небогатой семьи, принялся настойчиво за ней ухаживать. На тот момент он работал научным сотрудником в химической лаборатории, очень серьёзно относился к вопросу создания семьи и всем сердцем был влюблён в Анну. Вскоре они были вместе — и были счастливы. Он носил её на руках, дарил недорогие (зарплата не позволяла), но трогательные подарки и на полном серьёзе обсуждал с любимой имена их будущих детей.
«Вот и я, наконец, выстрадала своё счастье», — порою со слезами на глазах думала Обидина.
Но однажды девушка поняла, что ещё недостаточно изучила саму себя (отношениям пары на тот момент было чуть больше года).
Это случилось нынешней весной. Старые подруги позвали Анну в место, где до этого она была всего пару раз — в ночной клуб. Повод был серьёзный: одна из подруг отмечала свой день рождения. Обидина поначалу упорно отказывалась, поскольку и заведения подобные не любила, и безумно боялась, что это не понравится Алексею. Именно так звали избранника Анны, который, к слову, в это время пребывал в командировке. На лето они уже запланировали свадьбу, и все мысли девушки были теперь об этом. Но и отказать подругам ей было очень тяжело. Обидина по телефону сообщила Алексею о том, куда направляется в грядущие выходные, получила его, как ей показалось, неохотное разрешение и отправилась в клуб.
Ниже — краткий пересказ произошедших на вечеринке событий. Вначале — радость от встречи старых подруг, временами задушевные, а временами поверхностные беседы о делах друг друга, звон бокалов шампанского. За этим — плавное опьянение и зажигательные танцы: вначале в кругу подруг, а потом в кругу каких-то незнакомых молодых людей. Настроение при этом — «я люблю весь мир!». Потом — объятия с каким-то перекачанным стриптизёром, шепчущим ей на ухо избитые комплименты и ведущим за руку в приватную комнату. Следом — невнятный лепет Обидиной о том, что у неё есть парень, шутка стриптизёра о том, что у него тоже… и вот, Анна уже в мускулистых объятьях своего искусителя.
Каким именно образом вернувшийся из командировки Алексей узнал про её измену, Анна так в итоге и не выяснила. Проболталась ли какая-то из подруг либо рассказал кто-то из десятков едва знакомых людей, зажигавших в ту ночь в клубе, доподлинно она не узнала. Да и значения в ту минуту это для неё уже не имело, ведь она была просто раздавлена своим горем. Алексей был с нею краток, сказав, что им просто не о чем больше разговаривать. В тот момент Анна даже не заплакала — лишь чувство какого-то перемешанного с ужасом опустошения владело ей в ту горькую минуту. Позже пришли и слёзы, и стыд, и раскаяние, но Алексея вернуть не удалось.
«Как я могла? Что на меня нашло? Как можно было хотя бы на минуту поставить то плотское удовольствие превыше наших отношений, нашей любви?» — думала Анна, а сердце её рвалось на части.
Обидина не могла найти объяснений своему поведению. По крайней мере, тех объяснений, от которых стало бы хоть чуточку легче. И не знала, как ей жить теперь дальше.
Свой недавний день рождения Анна отпраздновала в компании лишь одного человека. Это была её новая подруга, также занимавшая номер на четвёртом этаже гостиницы.
* * *
 
 
— Не стоит тебе так горевать, Анюта. Всё будет у тебя хорошо! Главное, больше не влюбляйся в кого попало! — подбадривала подругу Варвара Желткова, доедая свой салат и периодически поднимая свои красивые карие глаза на Обидину.
Девушки завтракали в буфете гостиницы, куда уже второй месяц неизменно ходили вместе. Желткова, которая была немного младше Обидиной, сразу же расположила к себе часто хандрившую девушку. Она умела в нужную минуту сказать нужные слова, после которых Анне на какое-то время становилось легче. Варвара была достаточно красива и слегка худощава, при этом она почему-то крайне не любила, когда собеседник смотрел ей в глаза.
— Я могу понять, каким болезненным был для тебя тот разрыв с Алексеем, — продолжила Желткова. — Он казался тебе таким честным, благородным, так рьяно защищал семейные ценности. На словах, по крайней мере. Но не приходило ли тебе на ум, что с его стороны всё это было напускным? Что ореол верности и благородства он создал вокруг себя лишь для того, чтобы очаровать тебя и сделать своей? Что ж, его план сработал, и твоё сердце теперь разбито! Но не думала ли ты о том, что едва успел бы подойти к концу ваш медовый месяц, так он тут же принялся бы за то, что делают девять из десяти мужчин?
— Ты о чём? — нахмурилась Анна.
— Да о том, что он изменять бы тебе начал! — убеждённо проговорила Желткова.
Варвара сочувственно улыбнулась, встретив тревожный взгляд Обидиной, левой рукой поправила полы своего жёлтого шёлкового платья и добавила почти шёпотом:
— Ты знаешь, на что бывают способны мужчины, когда преследуют свои цели? Лично я не исключаю, что Алексей, находясь там, в командировке, вообще раздумал на тебе жениться! И всё это соблазнение тебя стриптизёром сам же и подстроил, чтобы был железный повод с тобою расстаться и уйти к другой. Ты действительно думаешь, что мужчины не способны на подлость?
— Нет, Варвара, мне кажется, что в своих догадках ты заходишь уже чересчур далеко! — недоверчиво ответила Анна. — Можно, конечно, всё что угодно предположить, но, на мой взгляд, всё гораздо проще. Я потеряла контроль над собой, оскорбила его лучшие чувства и сейчас пожинаю горькие плоды одиночества.
— Ты просто слишком ещё наивна, моя милая Аня! — воскликнула Желткова. — И пока ещё излишне склонна доверять людям. А вот повидала бы ты то, что довелось видеть мне, ты бы относилась ко всему этому совершенно иначе! Ну, предположим, он всего этого не подстраивал. Да, ты ему изменила. Но неужели этот единственный неприятный инцидент между вами способен был моментально перечеркнуть все те чувства, в которых он тебе на протяжении года с лишним каждый божий день клялся?
Обидина не ответила ничего. Ей тоже не раз доводилось об этом размышлять. Временами она пыталась убедить себя, что физическая измена не способна затушить огонь высокой человеческой любви, и в такие моменты начинала злиться на Алексея. Но потом чувство вины вновь брало верх, и Обидина снова впадала в уныние.
Стоит добавить, что ещё с подросткового возраста, когда Анне доводилось наблюдать за отношениями полов только со стороны, она уже начинала таить обиду на мужской пол. Её возмущало то, что измена мужчины женщине осуждалась обществом не так строго (и не такими бранными словами), как vice versa. Когда Обидина думала об этом, она невольно ставила женский пол выше мужского в своих глазах. В её душе словно происходила борьба, целью которой было устранить эту вопиющую несправедливость, этот ущемляющий женщин социальный предрассудок.
Сейчас же, слушая излияния Варвары о том, какие мужчины подлые и несправедливые по отношению к женщинам, Анне на время становилось легче. И всё же порою Обидиной казалось, что этот поток утешений, изливаемый её собеседницей, слишком пристрастен и лишь мешает ей разобраться в самой себе, в своих чувствах. Что-то подсказывало ей, что причина её любовных неудач кроется также и в ней самой.
— А вот на него посмотри, — допив стакан с брусничным компотом, вполголоса сказала Желткова. — Меняет женщин, как перчатки. Больше двух раз с одной девушкой его не видела.
Анна обернулась через плечо и увидела Дмитрия Формовщикова, платившего на кассе за свои излюбленные куриные грудки с рисом. Молодой человек внимательно пересчитывал выданную буфетчицей сдачу, после чего бросил беглый взгляд на обсуждавших его девушек и неторопливо направился в сторону лестницы.
 IV
 
 
«Помыслите о том, что есть опасность? Так называемая опасность есть не что иное, как страх за текущее состояние наше. Если же знаем, что каждое состояние творится сознанием, которое неотъемлемо, то страха телесного быть не может. Опасность, о которой так принято предупреждать, растворится сознанием. Потому рост сознания есть самое существенное основание для движения вперёд».

 
Агни Йога. Шлока 406 [1, с. 276].

* * *
 
 
Девяносто дней спустя
И мы пошли ещё ниже… А я ещё ниже пал. Я вспоминаю, как мои новые сожители, держа цепи, в которые ты была закована, словно поводки, привели тебя на третий этаж. Здесь я ощутил злобу. Я злился на тебя за то, что ты решила оставить меня; за то, что ты отвергла меня, как своего господина. В те дни я считал, что ты должна принадлежать мне навечно. И когда ты вновь взмолилась о пощаде, твои слёзы уже не тронули меня. Я продолжал падать вниз, увлекая за собою и тебя. Но, должен признаться, здесь мне впервые стало страшно: когда я подумал, что однажды могу потерять тебя навсегда.

* * *
 
 
Настоящее время
Денис Страхов занимал номер на третьем этаже гостиницы. Ему было двадцать семь лет, он работал агентом по страхованию и работал весьма успешно не только из-за созвучной с профессией фамилии. Когда он «завербовывал» очередного клиента, он брал своё не только и не столько тем, что хорошо рекламировал «преимущества» именно своей страховой компании, но ещё и тем, что действительно умел убедить своего клиента, что что-нибудь плохое непременно может произойти. И умел он это не благодаря отменной актёрской игре, знанию человеческой психологии либо какому-то незаурядному умению убеждать. Страхов действительно верил, что что-нибудь плохое обязательно может произойти.
Не сказать, чтобы у Дениса было какое-то тяжёлое, полное лишений и горестей детство; не сказать также, что «жизнь помотала его», когда он повзрослел. Вполне себе спокойная жизнь в окружении любящих родителей, у которых он был единственным ребёнком, успешная учёба в школе и в вузе на механико-математическом факультете, достойный заработок на уже упомянутой работе. Ощущал он некоторую грусть, когда ради работы в недавно открытом филиале страховой переезжал в город Ц., что лишало его возможности каждую неделю видеть своих родителей. Мобильная связь лишь немного подслащала горькую пилюлю разлуки. Девушки у Дениса последние полгода не было, и пока что это не доставляло ему какого-либо психологического дискомфорта. Его Страхову год за годом доставляли совершенно другие вещи.
Денис рос миролюбивым ребёнком, пусть и достаточно гордым. При этом его всегда ранило воинственное отношение людей друг к другу. В школьные годы, испытывая жгучую ненависть и отвращение, он не раз наблюдал, как уличная шпана отбирала у малышей данные им родителями на обед деньги. В такие минуты в Страхове боролись возмущение перед ужасной несправедливостью и боязнь пострадать самому, если он рискнёт прийти на помощь слабым. Уже после, не сумев в очередной (пятый) раз переступить через инстинктивный страх, Денис подолгу укорял себя за проявленное малодушие.
И вот однажды, ещё толком не умея драться, он всё же вступился за мальчишку, у которого четверо гопников отбирали телефон и деньги. Денис с отчаянием полез защищать перепуганного третьеклассника. Деньги и телефон в итоге отошли гопникам, паренёк в слезах сбежал, а семиклассник Страхов получил тяжёлое сотрясение мозга. По выздоровлении данный инцидент побудил Дениса серьёзно заняться единоборствами, и он отправился в секцию бокса. Получив за несколько лет усердных занятий ещё одно лёгкое сотрясение, Страхов в итоге добился значительных успехов и ему было присвоено звание кандидата в мастера спорта. Из-за среднего роста, достаточно скромных, пусть и с развитой мускулатурой, габаритов и доброго выражения лица на вид он не производил впечатления грозного противника. Однако умение за себя постоять, безусловно, вышло на качественно иной уровень, и последние несколько лет Денис не знал поражений в боях. Из тех редких уличных драк, в которых его вынуждали принимать участие, он теперь неизменно выходил победителем. При этом всего однажды ему пришлось драться одновременно с двумя оппонентами. В том конкретном случае Денис нокаутировал обоих агрессоров своим коронным правым кроссом. Со временем желающих вызвать Страхова на честный бой в его районе попросту не осталось.
И всё же ни приобретённые навыки боя, ни репутация опасного соперника не смогли избавить Дениса от парализующего чувства страха, которое болезненно сжимало область его диафрагмы, когда ему приходилось думать об опасности для собственной жизни. Когда Страхов узнал, что в соседнем районе пара отморозков зарезала тренера по тайскому боксу, в его уме поселились навязчивые мысли, что от подобной участи не застрахован и он. Тогда Денис нелегально приобрёл боевой нож и некоторое время чувствовал себя в безопасности. Через три месяца из травматического пистолета был насмерть застрелен чемпион Европы по дзюдо. Через три дня аналогичным оружием располагал в своём арсенале Денис Страхов.
Переехав в город Ц., имевший репутацию достаточно мирного места, некоторое время Денис не находил особых поводов для беспокойства. Гостиница ему поначалу очень понравилась; разумеется, не могли не понравиться и расценки. Дмитрий Формовщиков, который объективно был бойцом более высокого уровня, чем Страхов, по причине своего уравновешенного характера опаски у последнего не вызывал. Более того, они даже сдружились и могли часами обсуждать боевые искусства и женщин (эту тему чаще поднимал Формовщиков).
Практически сразу Денис сошёлся и ещё с одним человеком. Это был управляющий гостиницы, пятидесятидевятилетний Николай Александрович Чернобродов, бывший военный и большой знаток оружия. Они жили в соседних номерах на третьем этаже и часто заходили друг к другу в гости. Стоит отметить, что со временем Страхов и Чернобродов стали общаться значительно чаще, ведь у Дениса внезапно обнаружился новый повод для беспокойства.
— Николай Александрович, скажите, а что вы слышали про того самого хозяина гостиницы, который покинул её несколько лет назад? Вы встречали его когда-нибудь? — поинтересовался Денис.
Чернобродов, которого Страхов в очередной раз пригласил к себе в номер, в этот момент располагался за рабочим столом Дениса и читал журнал по армейской тематике. Он сидел к Страхову спиной и ответил на вопрос не сразу. То ли он не мог моментально оторваться от чтива, то ли тщательно обдумывал свой ответ — не видя лица Чернобродова, Денис не мог этого определить.
— Его самого не видел, — после довольно продолжительного молчания ответил Николай Александрович, — видел лишь то, что он здесь натворил.
— А что он здесь натворил? — Страхов чувствовал, как у него холодеют руки.
Чернобродов ещё немного помолчал, потом ответил:
— Он проник на седьмой этаж, пробрался в номер Виктора Драгунского и поджёг его.
— Номер поджёг?
— Да. Вместе с Драгунским.
— А зачем это ему? — с трудом проговорил побледневшими губами Денис.
— Поговаривают, что один из постояльцев лично позвал его сюда. По какой-то причине он очень сильно хотел его увидеть. Быть может, они и раньше были знакомы, точно не знаю. А хозяин этот беглый невзлюбил за что-то Драгунского — и поджёг его. Я увидел обгоревшее тело еле живого Виктора Александровича и тут же бросился к нему на помощь. А сам беглец к тому времени уже давно скрылся.
— А пожар долго горел? — пребывая в сильном волнении, спросил Страхов.
— Да, мы его еле потушили потом, — признался Чернобродов. — Но я хочу, чтобы ты знал одно, Денис. Я здесь давно уже отвечаю за безопасность. И больше подобного не допущу.
Страхов же тем временем раздумывал:
«Кто такой этот „хозяин“? Пироман какой-то что ли? И почему он принялся жечь этого самого Драгунского?»
— Николай Александрович, — с дрожью в голосе Денис обратился к управляющему, — а здесь с противопожарной системой всё хорошо? Если вдруг что-нибудь…
— Конечно, случиться может всё, что угодно. Ты и сам понимаешь это, Денис, не первый год ведь живёшь. От несчастий не застрахован никто, — угрюмо констатировал боевик. — Противопожарную систему мы проверяем регулярно. И, вообще, мы всегда начеку! Но ты правильно делаешь, что думаешь о безопасности. Весь в меня пошёл! — с редкой для себя улыбкой добавил Чернобродов.
— Всё-таки мне бы хотелось побольше узнать о том происшествии! — не унимался Страхов. — Вдруг он снова сюда придёт, этот «хозяин»…
— Всегда нужно быть настороже — всем нам! Но незваных гостей я здесь ни за что больше не потерплю, можешь мне верить! К тому же я теперь здесь больший хозяин, чем он, — грозным голосом проговорил Чернобродов.
Ветеран положил журнал на столик, встал со стула и добавил:
— Мне пора идти, Денис. Дела не ждут. Если что, зови. Я всегда рядом.
Пожилой боевик вышел из номера, оставив Дениса в состоянии беспокойства, замешательства и неимоверного любопытства.

 V
 
 
«Христос учил состраданию, и попран закон любви.
Гаутама, наречённый Буддою, молил о мужестве и энергии, и предались лени последователи Его.
Конфуций учил о стройной государственности, и предались подкупности последователи Его.
Трудно сказать, которое преступление хуже, потому нельзя говорить о народах, можно лишь говорить о личностях. Лень ужасна и может граничить с преступлением. Трудно увидеть последствия лени, но она превращает человека в животное.
Скажу — она является одной из главных преград на пути».

 
Агни Йога. Листы Сада Мории. Книга вторая. Озарение.
Часть вторая. XI. Шлока 1 [9, с. 165].

* * *
 
 
Девяносто дней спустя
Я помню: это было чуть раньше. Когда мы только начали свой спуск и они вели тебя за цепи, на шестом этаже нашего с тобою дома я совершил свой второй грех. Как же я тогда упивался своей властью! Ты — моя женщина, олицетворявшая для меня саму Природу, вся была моей! Да, я сделал тебе больно, но это нисколько не умалило моего удовольствия. Почему-то в этот момент я начинал всё больше верить им. Они же говорили, что так и должно быть, что я абсолютно прав, поступая так с тобой.
Господи, как стыдно мне теперь за всё, что я с тобою сделал! Но тогда у меня не хватило сил всё это остановить…

* * *
 
 
Настоящее время
Георгий Константинович Безделов, располагавшийся на шестом этаже гостиницы, был самым возрастным её жильцом. В этом году он отпраздновал своё шестидесятидвухлетие, хотя «отпраздновал» — сказано слишком сильно. Если быть точнее, то некоторые из жильцов, знавшие про именины пожилого постояльца, зашли в этот день к нему в номер, пропустили с ним по рюмке, пожелали долгих лет и достаточно быстро ушли. У столь скромного празднества причин было две. Во-вторых, Георгий Константинович никогда не любил тратиться на угощения гостям, а во-первых, ему просто было лень организовывать какие-либо посиделки. Ещё ему было лень… Нет, проще, пожалуй, будет рассказать, чего господину Безделову было «не лень». И тут мы подходим к стародавней троице любимых «безделовских дел»: приём пищи, просмотр фильмов и сон.
Действительно, то ли на четвёртом, то ли на третьем десятке лет Георгий Константинович почти полностью утратил любовь к какой-либо активности. С физической было покончено давно и бесповоротно, теперь же под серьёзнейшей угрозой находилась и умственная. Хотя упрекните его насчёт последней — и перед вами предстанет оскорблённая гордость, расскажет вам о своём, пусть и немного однобоком, но большом жизненном опыте, пару-тройку минут попрактикует на вас свои демагогические приёмы, но потом, вероятно, утратит к вам всяческий интерес и захочет спать.
Жизнь Георгия Константиновича с самого рождения складывалась безоблачно и достаточно прогнозируемо. Небогатые, но и близко не бедствующие родители; учёба в школе без троек, красный диплом филолога в институте; трудоустройство в достаточно крупный банк по блату через друга отца и последующие двадцать лет непрерывной деятельности на непыльной работе. Зарплата на его должности вовсе не поражала воображение, но это не слишком тревожило Георгия Константиновича. Во-первых, пока были живы, ему всегда финансово помогали родители. Во-вторых, со временем от умерших родственников двух предшествовавших поколений ему перешло в наследство четыре квартиры. В одной из них Георгий Константинович долгое время жил сам, а три других сдавал внаём. И, в-третьих, за время работы в банке, будучи очень бережливым, если не сказать скупым, человеком, Безделов умудрялся откладывать «на книжку» не менее трети ежемесячной получки, что позволило спустя пятнадцать-двадцать лет жить фактически на одни только проценты с вкладов. Плюс три сдаваемые внаём квартиры. В общем, к сорока пяти годам Георгий Константинович решил, что он уже достаточно послужил капиталистической банковской системе и, уволившись, принялся безмятежно существовать на пассивный доход.
Что касалось отношений Георгия Константиновича с женским полом, то счастливцем его здесь назвать не получалось при всём желании. В институтские времена, когда он был ещё строен и красив на лицо, некоторой популярностью у девушек Безделов всё-таки пользовался. Но при этом серьёзные отношения у него катастрофически не ладились. К тридцати семи годам он наконец-то встретил девушку, с которой они были вместе на протяжении полутора лет. Она была на восемь лет моложе его. Пара жила в одной из унаследованных Георгием Константиновичем квартир, временами не чая друг в друге души, временами почём зря скандаля. И всё же до светлого будущего их любовная лодка так и не доплыла. Девушку очень сильно раздражало абсолютно наплевательское отношение Безделова к бытовым вопросам, которые он всегда и всюду перекладывал на неё, а также то, что он категорически отказывался иметь детей. Последний вопрос был для неё чрезвычайно болезненным. Отношения подошли к своему концу, когда Безделов в сердцах сказал спутнице, что «дети — это сплошной геморрой, который меня в моей жизни минует». Больше девушка не возвращалась ни к этому вопросу, ни к Георгию Константиновичу.
За последующие двадцать с лишним лет Безделову ещё четырежды довелось пожить под одной крышей с представительницами прекрасного пола, но прекрасного в этих, с каждым разом всё более коротких, отношениях не было практически ничего. Девушки эти отличались и по возрасту, и по характеру, и по внешности, но их всех неизменно объединяло одно — приходившее в конечном итоге понимание, что «этому человеку ничего от жизни не надо». Расставания с каждым разом всё меньше и меньше задевали Георгия Константиновича за живое, пока он и вовсе не пришёл к выводу, что «и одному живётся хорошо». После этого в его жизнь на постоянной основе вошли девушки лёгкого поведения, на которых у беззаботного «рантье» всегда хватало денег. Жажду «разговоров по душам», если таковая вдруг просыпалась, Безделов всегда мог утолить с собутыльниками (хотя нужно сразу отметить, что до алкоголизма Георгий Константинович всё же не докатился).
Пожалуй, самой большой проблемой в жизни лежебоки-скупердяя было его постепенно ухудшавшееся здоровье. От природы склонный к полноте, самовольно лишивший себя какой-либо физической активности, Безделов, обладая, впрочем, немаленьким ростом, после пятидесяти лет далеко перевалил своим весом за сотню килограммов. Носить на нетренированных ногах такую тяжесть было утомительно и… лень. Уже давно нигде не работая, Георгий Константинович почти всецело посвятил себя «отдыху» на диване, но «доотдыхался» до хронических болей в пояснице и коленях. И чем больше «отдыхал», тем сильнее его тело болело. Один старый знакомый по институту пытался приобщить Безделова к совместным походам на лыжах зимой и в бассейн летом, но кроме «давай как-нибудь потом» так ничего в ответ и не услышал.
Конечно, Безделов понимал, что ведёт вовсе не здоровый образ жизни, но что-либо кардинально менять в нём ему совершенно не хотелось. А тут ещё поступило до странности заманчивое предложение: снимать номер в гостинице всего за шесть тысяч рублей в месяц. Вдобавок там имелся буфет с очень дешёвым, но очень вкусным (как потом выяснилось) питанием. Что ж, тучный рантье сдал внаймы свою четвёртую квартиру и с огромной радостью и с небольшим, всё же, подозрением переехал жить в загадочную гостиницу.

* * *
 
 
— Георгий Константинович, не вставайте, я сама всё сейчас принесу! — услужливо суетилась Антонина Матвеевна, соседка Безделова по шестому этажу. — Когда поясница болит, лучше всего как следует отлежаться!
— Спасибо, душа моя, что бы я без тебя делал! — довольно промурлыкал Георгий Константинович, принимая из рук заботливой женщины фруктовый компот.
Антонина Матвеевна Пастухова, достаточно полная женщина под пятьдесят, давно проживала в гостинице и лично пригласила Безделова переехать жить по соседству с ней. При этом сразу же по заселению нового постояльца она самовольно взяла на себя обязанности его, можно сказать, сиделки, и практически ни на шаг не отходила от Георгия Константиновича. Он, конечно, не мог изредка не отблагодарить её каким-нибудь гостинцем или даже небольшой финансовой поддержкой, но то, как она хлопотала вокруг него, для Безделова было поистине бесценно. Постоянно закачиваемые для просмотра новые фильмы, завтрак-обед-полдник-полдник-полдник-ужин в постель, занимательные разговоры, когда надо, а когда не надо — оставление его в одиночестве для спокойного сна. Даже проститутку обещала для него вызвать, если попросит. И вот однажды, сытно поев и лениво развалившись на кровати, Безделов попросил свою заботливую ухажёрку:
— Тоня, милая, так как здесь с «ночными бабочками» дело обстоит? Можешь кого-нибудь посимпатичнее ко мне пригласить? За мной не заржавеет!
— Конечно, могу, родимый! Для вас всё-всё-всё могу!
И Пастухова позвонила по внутреннему гостиничному номеру.
 VI
 
 
Девяносто дней спустя
Это произошло, когда мы спустились на второй этаж. Ты всё ещё была со мной, пусть и в неволе, но мой голод стал порождать всё более и более изощрённые мысли. Мне было мало обычных забав с тобой, как я делал это с их одобрения на предыдущих этажах. Теперь мне хотелось более острого, более пикантного удовольствия. И один из них подключился тогда к этому душераздирающему действу… Пусть же теперь он сгорит в огне! И пусть сгорит в нём та моя часть, которая допустила всё это…

* * *
 
 
Настоящее время
Двадцатисемилетняя Соня Сладкова располагалась на втором этаже гостиницы. Когда-то она жила в другом городе вместе с родителями, училась на гуманитарном факультете приличного вуза, зачитывалась Достоевским, дружила с девчонками и «больше, чем дружила» с парнями. Университет со временем был окончен, и девушка устроилась работать в школу учительницей начальных классов. Она работала там на протяжении пяти лет, но вскоре ситуация приняла весьма неожиданный оборот. Кое-что изменилось в самой Соне — и изменилось весьма неожиданно для неё самой. После двадцати шести лет одна из сторон её природы настолько громко заявила о себе, что это перевернуло с ног на голову всю жизнь Сладковой.
Это изменение мешало Соне заниматься делами, общаться с людьми и в принципе очень сильно усложняло ей жизнь. Дело в том, что у девушки начало стремительно и бесконтрольно расти половое влечение. Поначалу это выражалось в том, что ей всё больше и больше хотелось близости со своим молодым человеком, позже — не только со своим, ещё позже — «не только с молодым человеком». Впрочем, однополой страсти не удалось занять в жизни Сладковой прочных позиций, и она так и осталась в рамках экспериментов. А вот что касается контактов с мужчинами, здесь Соня всё больше и больше теряла контроль над своими желаниями. Парень, с которым она встречалась, когда ей было двадцать шесть (их отношениям был почти год), через пару месяцев после начала проявлений её половой одержимости принял решение уйти от неё. Его настораживало, пугало и раздражало то, что вместо полноценного общения, происходившего между ними раньше, теперь ему Соня могла дать только… только дать, в общем. Он начал чувствовать себя неуверенно рядом с ней, ведь теперь уже не мог удовлетворить её. Объявив о разрыве, парень отправился искать себе «нормальную девушку» и оставил Соню разбираться со своими странностями в одиночку. Знал бы он, что удовлетворить Сладкову отныне было не под силу не только ему! Имел бы он хоть малейшее понятие о том, что теперь она ищет плотских наслаждений в таких количествах вовсе «не от хорошей жизни»! И что получает теперь от них ничтожно мало удовольствия.
Действительно, несмотря на в разы возросшие потребности, Сладкова практически перестала получать от этого занятия какое-либо удовлетворение. Кого-то из мужчин это напрягало — по примеру бросившего её недавно парня; кому-то было безразлично, ведь своё удовольствие они ставили превыше всего — и в некоторой степени его получали. Как бы там ни было, на серьёзное отношение к себе со стороны мужчин Соня могла теперь рассчитывать всё меньше и меньше. Она переживала бы расставание со своим парнем значительно острее, если бы не постоянный ничем не устраняемый зуд. Он практически не позволял Сладковой думать о чём-либо другом и всегда требовал немедленного удовлетворения. И раз за разом девушка сдавалась, уступая этому нестерпимому зуду; находила, брала и теряла новых мужчин, которых ей всё равно отныне было недостаточно.
Через какое-то время Соня поняла, что ей не место в школе, не место рядом с детьми. Руководство отпустило её без сожаления, ведь от детей и их родителей всё чаще стали поступать жалобы на то, что «эта молодая учительница на уроках явно думает о чём-то другом, крайне невнимательна стала». Поскольку надо было на что-то жить, Сладкова решила устроиться туда, где её «хочу, могу и должна» на тот момент идеально совпадали. Она пошла в проституцию. Миновав работу в агентствах, Сладкова сразу же решила попробовать себя индивидуалкой. Вскоре, решив все вопросы с арендой апартаментов, медосмотрами и «откатами», девушка приступила к работе.
На поприще «древнейшей профессии» всё пошло достаточно удачно. Высокий для девушки рост (метр семьдесят пять), длинные ноги, округлые ягодицы и упругая грудь третьего с половиной размера вкупе с симпатичным лицом привлекали клиентов весьма успешно. Правда, некоторых из посетителей отпугивала какая-то бесовская страсть в глазах и движениях Сладковой, и повторно они к ней не приходили. Но подобных клиентов была меньшая часть. Большая же, напротив, находила в Сонином поведении нечто «редкое, экзотическое даже для современных девушек» и приходила снова и снова. Спустя полгода Сладкова отобрала из клиентской базы избранную когорту, взвинтила ценник вдвое и окончательно закрыла для себя денежный вопрос.
Но однажды наступил день, который вполне мог оказаться в Сониной жизни переломным. Проводив одним вечером последнего за тот день клиента, Сладкова собиралась выпить немного вина и отойти ко сну. Однако в тот момент с Соней произошло то, чего не случалось с нею уже несколько лет. Она сумела посмотреть на себя и на свой образ жизни как будто бы со стороны.
«Почему я это делаю? — раздумывала над происходящим в своей жизни Сладкова. — Почему я так на этом зациклена? Ведь не всегда же так было. И ведь я уже практически не испытываю удовольствия, хотя раньше ощущения были несравненно острее. А сейчас осталось лишь возбуждение — безудержное, неуёмное, но нет никакого расслабления в конце. Я лишь хочу снова, и снова, и снова. И стало теперь так много фантазий, воображения… Может быть, со мной что-то не так? Может, у меня в организме какой-то сбой? Или в моей психике? Может быть, мне стоит обратиться к психотерапевту? Завтра…»
В этих тревожных мыслях, так и не откупорив бутылку вина, Соня уснула.
* * *
 
 
Наутро Соня всё-таки включила сотовый телефон, на который принимала звонки от клиентов, и пошла на кухню заваривать кофе. Будет ли она сегодня работать, Сладкова ещё не решила. С одной стороны, вчерашние размышления о том, чтобы разобраться в себе, не прошли для неё бесследно. Мысль о том, что с ней почти наверняка не всё в порядке, вызывала сильную тревогу. Это беспокойство смогло даже несколько приглушить просыпавшееся обычно одновременно с самой Сладковой желание. Но тут раздался телефонный звонок.
«Брать или не брать?» — задумалась девушка.
Впрочем, размышляла она недолго. Половое возбуждение, которое начинало расти, чуть только появлялись сладострастные мысли, склонило Соню к тому, чтобы ответить на звонок.
— Алло, здравствуйте. Приглашаете сегодня в гости? — раздался из трубки бархатный и ласковый мужской голос.
— Приезжайте.
Сладкова назвала адрес, и клиент ответил, что подъедет в течение двадцати минут.
Спустя названный промежуток времени посетитель перешагнул через порог Сониной квартиры. Это был высокий и мускулистый молодой человек предположительно чуть моложе её, одетый в чёрную безрукавку и тёмно-зелёные брюки. Его по-кукольному красивое, вернее даже сказать, смазливое лицо, с невинным взглядом ясных голубых глаз и приветливой улыбкой тянуло максимум лет на двадцать. И всё же чувствовалось, что он несколько старше. Заранее рассчитавшись со Сладковой за услуги, посетитель направился в душ, попросив налить ему зелёного чаю.

* * *
 
 
Такого Соня не испытывала давно. Её удовлетворили! Да, этот самый молодой человек, который сейчас пил ещё одну кружку зелёного чая на краю её кровати, только что сделал с ней то, чего не могли сделать десятки мужчин за все последние годы! И дело не только в том, что Сладкова наконец-то сумела (и неоднократно) дойти до высшей точки наслаждения, а ещё и в том, что этот новый её любовник, по крайней мере на время, сумел снять то изматывающее половое напряжение, которое практически не покидало Сладкову уже очень долгое время. И сейчас он по-хозяйски расхаживал по её квартире, словно каждый уголок её жилища был ему давно знаком, а она, довольная и обессилевшая, лежала на кровати, уставившись в белый потолок и блаженно улыбаясь.
— За какую цену жильё снимаешь? — прервав установившееся на какое-то время молчание, спросил Андрей (так звали молодого человека, а фамилия его была Змееносцев).
— За шестнадцать тысяч, — тихим умиротворённым голосом ответила Сладкова.
— Если тебя это заинтересует, могу предложить вариант за шесть, — поставив опустошённую кружку на столик и повернувшись лицом к Соне, сказал Андрей.
— А почему так дёшево? — от удивления слегка подняла брови Соня и поймала глазами ласковый взгляд своего гостя.
— Есть тут недалеко одна гостиница, ей сейчас заправляют мои преуспевающие друзья. Поэтому плата, можно сказать, символическая. И кого попало мы туда не приглашаем — только тех, кто нам приятен, с кем нам доставляет удовольствие иметь дело. А ты мне нравишься, Соня, очень нравишься. Я живу там сейчас, и очень буду рад, если ты станешь моей соседкой. Будем чаще видеться. Сегодня же приятная встреча была?
Парень мило улыбнулся и, наклонившись к лежащей на спине Соне, поцеловал её в губы. Девушка охотно ответила на его поцелуй. Её не покидало чувство, что они знакомы уже давным-давно, много лет.
— Очень приятная, Андрей, у меня такого давно не было…
— Ну, так поедем, посмотришь, где я живу.
— Ну, ты понимаешь, в силу моего рода деятельности…
— Мы это ещё обсудим. И тебе необязательно прямо сейчас отсюда съезжать. Если тебе там по какой-либо причине не понравится, ты сможешь в любой момент вернуться сюда.
Любому другому посетителю Соня ответила бы что-нибудь вроде «я не встречаюсь с клиентами, не хожу к ним в гости», но тут у неё не было ни сил, ни желания отказываться.
— Поехали. Сейчас, соберу только свою сумочку.
* * *
 
 
По прибытии в гостиницу, Змееносцев сперва показал Соне предлагаемый ей номер, а затем провёл в свой — он располагался рядом, через стену. Там, впрочем, уже находился один знакомый читателю персонаж — Варвара Желткова, которая радостно подскочила с кровати, чуть только гостья переступила порог комнаты. Варвара воскликнула:
— Андрюша, познакомь же меня скорее! Какую красавицу ты к нам привёл!
— Соня, знакомься, это Варвара, она также проживает в нашей гостинице. Варвара, это Соня, — представил друг другу девушек Змееносцев. — Девочки, пообщайтесь пока друг с другом, а я ненадолго отлучусь, хорошо?
— Хорошо, Андрюш! Здравствуй, Сонечка! — затараторила Варвара, бережно взяв Сладкову за руку, тем самым приглашая её сесть рядом с собою на кровать. — Как тебе здесь? Уютно?
— Да, мне тут достаточно комфортно.
— Слушай, мне так неловко тебя об этом спрашивать, но, мне кажется, я видела твоё фото на одном сайте… для взрослых, — изобразив лёгкое смущение на своём лице, сказала Желткова.
Сладкова поняла, что Варвара знает о её роде занятий. На мгновение ей стало стыдно и неловко; появилось желание сбежать отсюда — особенно когда она вспомнила, о чём размышляла вчера перед сном. Но теперь всё: эта незнакомая гостиница, её успокаивающие белого цвета стены, ласково держащая её за руку Желткова — начинало ассоциироваться в Сонином уме с тем умопомрачительным удовольствием, которое она испытывала чуть более часа назад, отдаваясь Змееносцеву. Возбуждение снова охватило Сладкову, и она даже с некоторым вызовом ответила Варваре:
— Да, я занимаюсь проституцией. Да, я — шлюха. И что ты мне на это скажешь?
Сладкова с нетерпением и волнением смотрела в ласково-невинные глаза Желтковой. Выдержав небольшую паузу, Варвара ответила:
— Что я скажу? Что я тебе скажу, Сонечка? Да то скажу, что ты — смелая девушка, которая не боится искренне признаться и себе, и другим в своих желаниях! Которая делает то, что действительно любит! И ты не «шлюха», как ты выразилась, а жрица любви, которая сама обожает чувственные наслаждения и при этом хочет дарить их другим! Это такая же профессия, как и все остальные, и она также должна достойно оплачиваться! Но я ценю в тебе не то, сколько ты зарабатываешь, а то, насколько искренна ты сама с собой — и со мною тоже! Тебе, возможно, доводилось говорить самой себе, что ты «развратная», «похотливая» и тому подобное. Да ты думаешь, другие женщины «чище»? Нисколько! Они постоянно изменяют своим парням, напиваясь перед этим во всяких клубах и кабаках, а потом ещё строят из себя «правильных»! И вот они, Соня, намного более «шлюхи», чем ты! А ты — честная и достойная уважения девушка, знающая себе цену!
Желткова нежно поцеловала Соню в уголочек губ, чуть пожала её руку и, глядя в глаза, ласково улыбнулась. Пока что Сладкова не могла понять, старается ли Варвара успокоить её или же и впрямь каждое её слово было сказано ею искренне, от души. Но, безусловно, Соне стало легче.
В этот момент в номер вернулся Змееносцев.
— Я хочу остаться здесь, — широко улыбаясь и глядя в нежно-голубые глаза Андрея, сказала Соня.
— Я очень этому рад, милая, — ответил Змееносцев, ласково проведя ладонью по щеке очарованной им девушки.
 VII
 
 
«Проходящий в гордости не от огненной природы; проходящий в самоуничижении не от огненной природы, только простота Огню свойственна».

 
Агни Йога. Мир Огненный. Часть первая.
Шлока 577 [12, с. 346].
* * *
 
 
Девяносто дней спустя
Да, я помню, как здесь всё началось. Я стою в их окружении на седьмом этаже и смотрю на тебя, закованную ими в цепи. Его голоса я уже почти не слышу, но, мне кажется, что он страдает от моего выбора. Страдаешь и ты. Ты с мольбой смотришь на меня, всё ещё надеясь, что я найду в себе силы разорвать этот чудовищный альянс и отпустить тебя на волю. Но я непреклонен. Здесь, на самом верху, я ощущаю себя властелином и считаю тебя своею рабыней. Дарить тебе свободу я не намерен. Ты плачешь, и рада бы позвать на помощь — но звать тебе некого. Сейчас (я долгое время так считал) все они на моей стороне. И я слышу их шепот: «Она в твоей власти, не отказывай себе ни в чём…». Считая себя на то вправе, я исполняю нашу с ними совместную волю. И после этого мы начинаем спускаться всё ниже. Я ещё не знал, что вскоре тебя и вовсе сотрут из моей памяти. Боже, какую же страшную ошибку я тогда допустил…
* * *
 
 
Настоящее время
— Войдите, — громко отозвался Болотов на стук в дверь.
На пороге своей комнаты он увидел постояльца, которого в последнее время стал встречать всё реже и реже. Это был высокий облысевший мужчина худощавого телосложения и с обилием морщин на лице, из-за чего он выглядел существенно старше своих сорока семи лет. Сейчас он был одет в фиолетовый шёлковый халат, который в последнее время стал ему слишком велик. По виду посетителя Болотов сразу же понял, что со здоровьем у того нелады.
— Разрешите присесть? — тихим голосом спросил гость.
— Присаживайтесь, Виктор Александрович, — не отрывая взгляда от читаемой книги, ответил Болотов.
— Что-то совсем перестали навещать меня в последнее время, — начал разговор Драгунский, поудобнее усевшись на незанятую кровать и прислонившись спиной к стене. — Надо полагать, на вас навалилось много работы?
— Да, стараюсь каждый день проводить максимально плодотворно.
— Как ваше писательство? Так давно уже ничего мне не показывали. А ведь я, кажется, всегда очень лестно отзывался о ваших трудах! Говорил вам, что уже много лет не читал ничего более убедительного и проникновенного! Почему ничем не делитесь сейчас?
— Считаю, что пока не написал ничего достойного, — коротко, не поднимая глаз от книги, ответил Сергей Васильевич.
— А, я понял, кто на вас так сильно влияет в последнее время! — Драгунский немного оживился. — Господин Серов — скептик, которых ещё свет не видывал! Он всегда видит в первую очередь недостатки — и не только в ваших трудах, а вообще во всём. Но это — его мнение, и я не собираюсь его судить. Что же до меня, то я, напротив, считал и считаю, что у вас — редчайший талант! Так писать, так закручивать сюжет, так раскрывать образы своих героев мало кому удаётся, особенно в наше время! Уж я-то знаю толк в литературе, Сергей Васильевич!
— Как здоровье ваше? — не поддерживая тему писательства, спросил у гостя Болотов.
— Всё нормально, от тех незначительных ожогов уже почти полностью оправился, — заметно приободрился Драгунский, всеми силами пытаясь показать, что чувствует себя отменно.
Но Болотов ему не поверил — и оказался прав. Хотя писатель этого и не видел, но в данный момент просторный шёлковый халат Виктора Александровича скрывал на его спине огромный коричневый ожог. Его Драгунский получил при том загадочном возгорании на седьмом этаже, которое произошло после того, как Сергей Васильевич стал внимательно читать предоставленные Петром книги.
— Что ж, выздоравливайте до конца, — без видимого сочувствия произнёс Болотов.
— Благодарю за беспокойство, Сергей Васильевич. Что ж, а музыку тоже совсем перестали писать?
— Пока что да, — ответил Болотов, перелистывая страницу.
— Тоже Серов раскритиковал?
— Нет, Виктор Александрович, не сводите всё к нему. Просто считаю, что пока не сочинил чего-либо, что бы стоило выпускать в мир.
— Ну, ведь вам же обычно нравилось то, что вы сочиняли, не правда ли?
— Что-то нравилось, что-то не очень.
— Так ведь это же самое важное — чтобы нравилось вам самому! Всем никогда не угодишь, Сергей Васильевич! К тому же большинство окружающих, не обладая столь глубокой натурой, как у вас, обречены никогда не прочувствовать всю прелесть, всё очарование ваших произведений. Они вам не ровня, и не стоит ориентироваться на то, как они относятся к вашим творениям. Вы и только вы — единственный свой судья!
— Стараюсь меньше зацикливаться на оценках в последнее время — что на чужих, что на своих собственных, — ответил Болотов. — Просто стараюсь жить в процессе творчества. И также стремлюсь непрерывно работать над собой. Думаю, что если смогу развиться я, то и на творчестве это не замедлит сказаться в лучшую сторону.
— Да куда уж лучше, помилуйте, Сергей Васильевич! Готовый продукт, на мой взгляд!
Болотов ничего не ответил.
— Что ж, я, пожалуй, пойду, — без привычной бодрости произнёс Драгунский, плавно приподнимаясь с кровати. — А вы совсем уж старых друзей не забывайте: заходите, проведайте как-нибудь.
— Обещать не буду. Будьте здоровы.
Болотов не чувствовал неловкости из-за своей холодности к Драгунскому. После того пожара действительно многое изменилось.
 Глава вторая
 
 I
 
 
«Именно дух не позволяет остановиться, ибо дух где-то глубоко помнит о мирах прекрасных. За всеми воспоминаниями живёт невыразимое, прочное сознание возможности возвращения на свет, откуда искра отлетела».

 
Агни Йога. Листы Сада Мории. Книга вторая. Озарение.
Часть вторая. V. Шлока 12 [9, с. 91].
* * *
 
 
Девяносто дней спустя
Я вспомнил тот момент, после которого мне стёрли память.
Мы стоим у выхода из моего дома. Только что мы проделали весь этот предательский путь с седьмого этажа по первый. Только что я перешел все границы человеческого в седьмой раз. Но сейчас я испытываю глубокое смятение: я перестал получать от этого какое-либо удовольствие. Самые откровенные безумства не приносят мне более наслаждения. Я чувствую, что мне больше незачем жить.
Но тут ко мне подходит один из них. Он утешает меня и говорит, что всё идёт по плану. Он заверил меня, что я выполнил все свои обязательства перед ними, и дальше они сами доведут дело до конца. Мне же он предложил отдохнуть после проделанной работы и желательно уснуть. И я уснул.
* * *
 
 
Настоящее время
Георгий Константинович, уснув накануне, как обычно, около трёх часов ночи, безмятежно просыпался в полдень. Перед засыпанием он на протяжении примерно шести часов, не отрываясь, смотрел интереснейший сериал, который для него раздобыла Антонина Матвеевна, и не досмотрел лишь пару серий. Их он оставил на сегодня. Выбор между сном и приятным отдыхом всегда делался в пользу первого. А сейчас лежебока проснулся от громко урчавшего живота: пора было поесть. Тем более что Антонина Матвеевна, чуть услышав, что её сосед бодрствует, тут же прибежала его проведать.
— Георгий Константинович, голубчик, вы уже встали! Как вам спалось?
— Спасибо, Антонина Матвеевна, выспался я славно. Поесть бы только не мешало.
— Ах, ну я сейчас всё устрою! Чего желаете? Супчику? Лапшички? Картошечки жареной, может быть?
— Ох, знаешь, Тонечка, сегодня я, пожалуй, изменю своей традиции и поем в столовой. На людей хоть посмотрю.
— А со мной уже, значит, заскучали? — Пастухова состроила обиженную гримасу, на что Георгий Константинович, встав с койки, ласково чмокнул её в щёчку.
— Нет, что ты, милая, ни в коем случае! — с приторной ласковостью произнёс Безделов. — Просто хочу сегодня чуть пройтись. Засиделся я тут, в номере.
— Ну, хорошо, но если понадоблюсь, сразу зовите!
— Непременно, моя хорошая!
Одев изрядно поношенную серую олимпийку, Георгий Константинович направился на первый этаж, где располагалась столовая гостиницы. Стоит отметить, что пешая прогулка по лестнице, на которую только что решился Безделов, поистине была большой редкостью — тучный постоялец ненавидел подобное занятие.
Необходимо ещё добавить, что изначально в этом семиэтажном здании имелся лифт, но уже долгое время он не работал. И что самое странное: его никак не могли починить! В конце концов опустил руки даже невероятно настойчивый Чернобродов. Все бригады ремонтников, которые он неоднократно вызывал сюда, не могли заставить лифт работать. Из постояльцев, разумеется, сильнее всего досадовал по этому поводу именно Георгий Константинович. Его жутко расстраивало, что переход с одного уровня на другой требовал усилий. Но иначе не выходило никак.
* * *
 
 
К приходу в столовую Безделова там пребывал лишь один постоялец — Сергей Болотов. Правой рукой писатель ел гречку с говядиной, а левой держал читаемую книгу.
— Даже едите вы с книгой! Какой книголюб! Доброе утро, Сергей Васильевич! — поздоровался с Болотовым Безделов.
— День уже на дворе, Георгий Константинович! Добрый день!
— Ах да, уже четверть первого, — глядя на настенные часы столовой, сказал Безделов. — Заспался я сегодня что-то.
— Именно сегодня?
— Ну полноте, не подтрунивайте над стариком, не подтрунивайте! — с широкой улыбкой проговорил Безделов. — Присоединюсь к вам, не возражаете?
— Пожалуйста.
Купив в буфете жареный картофель со свининой, Георгий Константинович присел за столик Болотова.
— А что читаете, если не секрет? — приступив к кушанью, спросил Безделов.
— Антуан де Сент-Экзюпери — «Планета Людей».
— Это тот самый, который «Маленького Принца» написал?
— Тот самый.
Георгий Константинович на время замолк. Он вспомнил кое-что из молодости. Ещё в школьные годы он слышал об этом писателе, но только учась в вузе удосужился прочесть «Маленького принца». Тогда в нём возникло непривычное, но приятное чувство, что они с автором говорят на одном языке, пусть и читал он перевод с французского. Безделов ощущал какое-то необыкновенное тепло в груди, в буквальном смысле в самом сердце, словно какой-то невидимый огонь согревал его. Хотя тогда ему не удалось понять всех использованных автором символов, он непременно хотел вернуться к этому чудесному произведению вновь, когда будет чуть посвободней — ведь на тот момент наставала пора очередной сессии. Но потом в суете дел: в написании рефератов и диплома, а позже в поисках работы и в самой работе — он так и не нашёл времени перечесть книгу. Со временем он позабыл о своём намерении и вовсе. А сейчас, видя перед собой книгу автора, который был единственным, кто когда-либо его по-настоящему тронул, Безделов на некоторое время… даже забыл о еде. Перед мысленным взором старика возникла та самая фраза из «Маленького принца», которая однажды словно пронзила его насквозь:

 
«— Напрасно ты идёшь со мной. Тебе будет больно на меня смотреть. Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда…» [17, с. 229]

 
— Сергей Васильевич, — обратился к собеседнику Безделов, и из его голоса исчезли нотки беспечности и задора, — а можете дать мне почитать эту книгу?
Болотов посмотрел ему в глаза. Он кое-что почувствовал. Это было похоже на то, как будто бы ты, затерянный во тьме и одиночестве, кричишь в далёкую и безвестную даль, ожидая услышать в ответ хотя бы один-единственный голос, говорящий о том, что ты здесь всё же не один. Ты уже почти не веришь, что услышишь хоть что-либо. Но этот слабый голос раздаётся. Он еле слышен, но отчётлив. И ты не хочешь его потерять, не хочешь, чтобы он замолк навеки. И обращаешься к нему снова.
— Впрочем, если эта книга вам прямо сейчас нужна…
— Конечно, я дам вам её почитать, — ответил Сергей Васильевич и протянул собеседнику книгу, — у меня и в электронном варианте есть, так что никаких проблем!
— Большое вам спасибо! Как прочитаю, сразу же верну.
— Не торопитесь и читайте внимательно.
После этих слов мужчины продолжили еду. Интуитивно они оба решили немного помолчать.
* * *
 
 
«Да, да, да, зёрна добра остаются в духе, но не соблюдено внимание к ним. Люди помнят о накоплениях, но, не сохранив духовного понимания, устремляются к накоплению земных предметов. Люди, в глубине духа, знают о полетах в Беспредельность, но, забыв о значении дальних миров, снуют бессмысленно по коре земной».

 
Агни Йога. Мир Огненный.
Часть первая. Шлока 508 [12, с. 302—303].
 II
 
 
За два года до описываемых событий
Я просыпаюсь один в своей комнате. Она кажется мне знакомой, но при этом я не помню, как здесь оказался. Вскоре ко мне заходит посетитель и представляется моим соседом. Он говорит, что мы уже много лет вместе живём в этой гостинице, и выражает удивление, что я его не признаю. Он сказал мне, что в этом здании пребывают и другие постояльцы, с которыми он вскоре меня познакомит. Почему-то он подчеркнул, что гордится жить со мною под одной крышей. И ещё он уверил меня в том, что поможет вернуть мне мою память. Не знаю, почему, но у меня возникло ощущение, что он мне лжёт.
* * *
 
 
Настоящее время
Соня Сладкова лежала в объятиях своего искусителя Змееносцева, довольная и расслабленная. Уже много дней кряду он полностью удовлетворял ненасытные потребности её тела, когда они иной раз по полдня предавались половой страсти. Сейчас они в обнимку лежали на Сониной кровати. Сладкова действительно очень привязалась к Андрею за последнее время. Он был единственным, кто умел освобождать её из объятий неумолимой страсти, позволяя хотя бы недолго подумать о чём-нибудь другом. Змееносцев, ласково поглаживая девушку по голове, нежно спросил тихим голосом:
— Тебе ещё нужна твоя съёмная квартира?
Соня чуть призадумалась.
— Постарайся меня понять, Андрей. Конечно, я хочу быть здесь, с тобой. Но ты же знаешь, что именно составляло мой заработок последнее время. Да и здесь ведь тоже нужно платить за жильё. Пусть и недорого, конечно.
— Не волнуйся, я, как один из управляющих, могу брать с тебя плату натурой. Меня это вполне устраивает! — улыбнулся Змееносцев, и они со Сладковой весело посмеялись.
Затем Андрей встал с кровати, начал одеваться и добавил:
— Знаешь, я никогда не считал себя ревнивцем, и нисколько не буду возражать, если ты продолжишь свою работу прямо здесь.
Соня едва не подскочила с кровати от удивления.
— Ты предлагаешь, чтобы я прямо сюда водила своих клиентов? Ты серьёзно?
— А почему нет, Соня? Во-первых, это не означает, что мы с тобой перестанем заниматься любовью, вовсе нет. Я по-прежнему буду проводить с тобой время каждый день и каждую ночь. А во-вторых, ты знаешь, жрицы любви отнюдь не редкие гости в этой гостинице. Один только Болотов с первого этажа не пользовался их услугами на моей памяти. Все остальные ребята нет-нет, да попросят у меня какую-нибудь девочку. Или ты хочешь сказать, что застеснялась подобной репутации?
Практически любое действие Змееносцева: любой взгляд его ясных голубых глаз или сказанные нежным бархатным голосом слова всегда вызывали в Сладковой новый порыв страсти. И сейчас, ощутив очередной прилив крови к низу живота, девушка ответила:
— Конечно же, нет. Честно сказать, меня даже заводит мысль о том, что я буду отдаваться другим мужчинам и при этом думать о тебе. Чувствовать их плоть в себе и одновременно не выпускать тебя из своего воображения… Это такое блаженство… — Соня от удовольствия закрыла глаза. — Ведь ты же правда не будешь ревновать?
— Можешь верить моему слову. Для меня важнее всего, что ты теперь навсегда останешься здесь, никуда от меня не уйдёшь. На самом деле, даже когда ты не со мной, я всё равно чувствую себя в тебе.
— И у меня такое же чувство, милый! А теперь иди ко мне, пожалуйста! Я хочу тебя снова!
В этот момент в комнату постучали.
— Войдите! — почти хором ответили Соня и Змееносцев.
* * *
 
 
В незапертую комнату Сони вошёл Привязчиков. Он с восхищением посмотрел на Сладкову, которая из чистой вежливости, а вовсе не из смущения перед посетителем, прикрыла своё обнажённое тело покрывалом.
— Соня, безумно рад вас видеть! — обратился к девушке художник. — Как вам живётся у нас? Не надумали съезжать, надеюсь?
— Нет, что вы, Эдуард Арсеньевич, это место сразу же стало мне домом! — широко улыбаясь, ответила Сладкова. — Тем более с такими замечательными соседями!
Девушка горящими обожанием глазами посмотрела на стоявшего рядом Змееносцева, а он ответил ей дружелюбной улыбкой.
— Да, я безмерно рад за вас с Андреем! — довольным голосом проговорил Привязчиков. — Вы, в самом деле, идеально подходите друг другу: и по характеру, и внешне. Собственно, о внешности я и хотел бы с вами поговорить. Вы обворожительны и прекрасны, Соня, и мне выпало бы огромной честью довести вашу привлекательность до самого апогея. Надеюсь, Андрей поддержит меня. Вот, полюбуйтесь.
И Привязчиков протянул Змееносцеву три напечатанных на цветном принтере фотоснимка. Андрей немедля показал их Соне, которая принялась внимательно их разглядывать. На снимках красовались три разные, но имеющие между собою много общего женщины. Все они обладали огромными, накачанными силиконом грудями пятого-шестого размера. Их ягодицы по своей форме скорее напоминали футбольные мячи, ведь под них также были зашиты силиконовые импланты. Также девушек «украшали» спускающие ниже пояса нарощенные волосы, длиннющие нарощенные ресницы и накладные ногти ярко-красного цвета. Довершалась эта картина чрезмерно пухлыми, раздутыми при помощи инъекций филлеров губами.
— Что вы думаете по этому поводу? — спустя примерно минуту спросил Соню Эдуард Арсеньевич.
Сладкова не могла однозначно ответить на вопрос, хотела бы она выглядеть так же, как эти набитые пластмассой «куколки». Она всегда считала, что природа весьма щедро одарила её. Лицо девушки было весьма красиво, пышными формами она обладала и без хирургического вмешательства, а её густые светло-русые волосы спускались ниже плеч и придавали её облику ещё большую женственность.
Сладкова колебалась с ответом.
— О, как бы это пошло тебе! — взял в итоге слово Змееносцев. — Я просто слов не нахожу, как бы это было прекрасно, если бы ты решила так себя усовершенствовать! Ты и так прекрасна, Соня — но это было бы просто нечто! Мне кажется, мы с тобой вообще и из постели не будем вылезать, если ты так преобразишься!
В буйном воображении Сладковой уже разыгрывалось действо, как она, ставшая мегасексапильной силиконовой куклой, тает в объятьях Змееносцева. И от этих мыслей у неё буквально закружилась голова.
«Раз ему это нравится, то как я могу возражать?» — подумала Сладкова.
— Я согласна, Андрей. Я согласна, Эдуард Арсеньевич. Только… это же недёшево, наверное, будет стоить? У меня есть деньги, но надо всё взвесить…
— Расходы я беру на себя, — прервал Соню Змееносцев. — Ты — моя девушка, и, как твой мужчина, я намерен дарить тебе подарки. К тому же для меня это сущие копейки, которые я с удовольствием потрачу для нашего с тобой счастья. Ты ведь так много привносишь в мою жизнь!
— И ты в мою! — ответила счастливая Сладкова.
Привязчиков тоже был очень доволен.
* * *
 
 
Месяц спустя
Примерно месяц назад Соне Сладковой сделали все запланированные операции по увеличению груди и ягодиц. Бюст с третьего с половиной размера увеличился до пятого с половиной; ягодицы, и без того весьма большие и округлые, теперь больше напоминали вшитые в зад футбольные мячи. Все остальные атрибуты показанных Эдуардом Арсеньевичем «куколок» также были в наличии. Волосы были нарощены и перекрашены в блонд — теперь они спускались до ягодиц. Губы стали толщиной с палец и смотрелись теперь непропорционально толстыми на Сонином всё ещё достаточно привлекательном лице. Как и обещал Андрей, они со Сладковой по-прежнему предавались половым страстям каждый божий день. На какое-то время это освобождало Соню от её вожделения и позволяло посмотреть на происходящее под другим углом. Именно в эти непродолжительные моменты прояснения сознания девушка иногда думала: «Что же я делаю? Что я сотворила с собой?»
Однако затем накатывала новая волна полового безумия, и Соне было уже не до рефлексии. К тому же, как и советовал Змееносцев, Сладкова вернулась к своей работе. Да, они установили очень высокий ценник и стали приглашать соскучившихся по Соне постоянных клиентов прямо в гостиницу. Денег было много, удовольствия благодаря Андрею — тоже, и только эти редкие вспышки осознания временами серьёзно портили Соне настроение.
Как-то раз Анна Обидина возвращалась с прогулки и решила не сразу уйти к себе в номер, а сперва немного пройтись по гостинице. И вот она шла по второму этажу, когда в это же самое время из своего номера вышла Сладкова. Девушки ещё не пересекались с тех пор, как с Соней произошло её «дьявольски прекрасное преображение» (о ремесле Сладковой Обидина знала уже достаточно давно).
— Господи, что ты с собой сделала?! — остолбенев от увиденного, воскликнула Анна.
— Тебе не нравится? — Сладкова остановилась посреди коридора, повернувшись «преображённым» лицом к собеседнице.
Опешивший взгляд Обидиной проскользил по «полунатуральным прелестям» местной куртизанки, после чего Анна спросила:
— А ты сама находишь это привлекательным?
— А тебе прямо так уж не нравится? У тебя у самой большая грудь, а у меня просто ещё больше. Довела свои задатки до совершенства, так сказать.
— До какого совершенства, Соня? — недоумевала Анна. — До совершенства разврата?
— Не надо это так называть, — ухмыльнулась надутыми губами Сладкова. — До совершенства привлекательности.
— Но ведь мера же нужна во всём! И, вообще, Соня, я давно хочу тебя спросить: как ты можешь заниматься всем этим? Как ты можешь отдаваться тем, кого даже не знаешь?
— А как ТЫ могла?
С лестничной площадки вышел Змееносцев, и этот вопрос был задан Обидиной им. Та злополучная ночь в клубе снова пробежала перед глазами Анны. И тут в её мыслях пронеслось: «А не мог ли Змееносцев быть тогда… рядом со мной, когда всё это происходило?»
— Да как ты можешь говорить мне об этом?! — вспылила Обидина.
— А ты как можешь лезть в её жизнь? — спокойным голосом, глядя Анне прямо в глаза, проговорил Змееносцев. — Чем ты лучше её? Ты семью построила? Детей родила? Мужчинам своим никогда не изменяла?
Обидина побагровела от злости.
— И не нужно убеждать себя, что совсем не понимаешь Соню, — добавил Андрей. — Временами ты её прекрасно понимаешь.
— Прекрати! — вскрикнула в гневе Анна, с ужасом осознав, что в присутствии Змееносцева она вспоминает о том сексе в ночном клубе вовсе не с отвращением. Напротив — эти воспоминания её возбуждали.
С той же лестничной площадки, откуда недавно появился Змееносцев, в коридор второго этажа вошёл Чернобродов.
— Андрей, немедленно прекрати донимать девушку! — строго вступился за Обидину бывший военный.
— Николай Александрович, она первая затеяла этот разговор! — вежливо обратилась к Чернобродову Соня. — Андрей, наоборот, заступался за меня.
— Нам уже пора в номер, — спокойно проговорил Змееносцев. — Всё в порядке, Николай Александрович, не беспокойтесь.
— Аня, пойдём отсюда, — обратился к своей подзащитной Николай Александрович.
Чернобродов с Обидиной ушли, а Змееносцев со Сладковой снова уединились в номере Сони.
 III
 
 
«Освобождение от страха не произойдёт от самоубеждения в каждом отдельном случае; наоборот, такие внушения лишь загоняют чувство страха внутрь, чтобы при ближайшем поводе снова явиться во всем ужасе. При этом ужас будет возрастать соответственно давлению искусственного внушения. Узник ужаса очень опасный заключённый, но необходимо освободиться от страха, так говорят все Учения. Страх может быть искоренен мерами сопоставления. Приведите ужас явления страшных зверей человеку, угрожаемому пожаром, он скажет — от зверей увернусь, но как выйти из пожара? Так нагромождайте возможности страха, и одна перед другой они отпадут как сухие листья».

 
Агни Йога. Мир Огненный.
Часть первая. Шлока 505 [12, с. 300—301].
* * *
 
 
За несколько лет до описываемых событий
Мой сосед ведёт меня по длинным коридорам гостиницы и знакомит с некоторыми постояльцами. Каждый из них непохож на другого, и всё же кое-что общее у них имеется. Среди них есть и женщины, показавшиеся мне очень добрыми. Когда я пожаловался им на провалы в памяти, они также пообещали, что помогут мне её вернуть. На вопрос, была ли у меня прежде любимая женщина, они ответили, что пока что я её не встретил. И я снова почувствовал, что мне лгут.
* * *
 
 
Настоящее время
Денис Страхов, имея свободный график работы, зачастую совершал переговоры с клиентами прямо из гостиницы. Только что он застраховал одного из них от… пожара.
Действительно, в последнее время эта тема изрядно будоражила Дениса. То полученное от Николая Александровича известие о сравнительно недавнем возгорании лишило Страхова всяческого покоя. Он постоянно возвращался мыслями к одному из своих разговоров с Чернобродовым, и в его голове то и дело крутились обрывки фраз: «…пробрался в номер… …и поджёг его… …мы его еле потушили потом… Противопожарную систему мы проверяем регулярно… …пробрался в номер… …и поджёг его…»
Ненадолго почувствовать себя в безопасности Денису позволяли две вещи. Первая — когда он разговаривал о волнующем его происшествии с Николаем Александровичем. В эти моменты ему удавалось посмотреть на происходящее и на свой страх как бы со стороны — словно это боялось не его целое существо, а какая-то его часть, навечно лишённая покоя. Правда, порой Чернобродов мог настолько сгустить краски в своём рассказе, что Страхов начинал переживать ещё сильнее. Чтобы успокоиться, ему приходилось задавать Чернобродову ещё больше вопросов, на которые иногда он получал успокаивающий его ответ, а иногда наоборот. Бывший военный всегда охотно разговаривал на тему войны и мер безопасности. Можно даже сказать, был слегка на этих темах зациклен.
Что же касается зацикленности Дениса на мысли о возможном пожаре, то в последнее время он нашёл ещё один способ ненадолго избавляться от своей тревоги. У него выработался своеобразный ритуал: он спускался на первый этаж гостиницы и подолгу смотрел на висящий на стене огнетушитель. Потом шёл в противоположное крыло этажа и созерцал огнетушитель, висящий там. Далее поднимался на второй этаж и делал то же самое. Таким образом, со временем Страхов доходил до седьмого этажа, осмотрев все четырнадцать огнетушителей, и потом, немного успокоенный, спускался на свой третий этаж и старался подумать о чём-нибудь другом, отвлечься на что-нибудь. К примеру, смотрел какой-нибудь фильм или звонил клиентам. Впрочем, как-то раз Денис дважды прошёл с первого этажа на седьмой и обратно, но в итоге так и не обрёл покоя. Тогда он пошёл в номер к Чернобродову и минут сорок уточнял у него, «точно ли сюда больше не вернётся прежний хозяин». По итогам разговора Денис всё же немного успокоился.
* * *
 
 
И вот однажды Страхов снова совершал свой «ритуальный» обход. Первый этаж, третий, шестой… Неподвижный красный огнетушитель, висящий прямо перед ним, как залог его спокойствия и мира в душе. И он поднимается ещё выше, на седьмой этаж гостиницы. Те же два огнетушителя по краям, несколько запертых дверей чьих-то номеров. Стены такие же светло-зелёные, как и на других этажах. Правда, оттенок их как будто немного другой. Возможно, недавно перекрашивали? По какой, интересно, причине? Из-за пожара?
И тут Денис вознегодовал сам на себя. Почему он всё время боится? И чего он боится? Пожара? Да, это может быть бедствием, но случаются же они иногда. И этот навязчивый страх… Ведь Денис не считал себя трусом. Ему приходилось вступать в бой и на боксёрском ринге, и на улице, и почти всегда он побеждал. И не было в нём места страху в такие моменты. Во время боя он пребывал «здесь и сейчас», зорко подмечал каждое движение противника и чётко действовал сам. Эта концентрация, полностью освобождавшая его сознание от посторонних мыслей, и была главным фундаментом его многочисленных побед. А что же с ним происходит теперь? Он всё время думает о том, чего нет, но почему-то это пугает значительно сильнее, чем те опасности, с которыми ему доводилось сталкиваться в реальной жизни.
«Почему фантазии пугают больше реальной битвы? И почему я так много об этом думаю?» — то и дело спрашивал себя Страхов.
В этот момент Денис почувствовал не мимолётное облегчение, а те спокойствие и решимость, которые он ощущал, когда действовал, а не блуждал в лабиринтах собственного ума.
«Да я же сам могу справиться с любой опасностью! С любым врагом!» — ощущая прилив внутренней силы, подумал Денис.
Он вспомнил про свои победы на ринге и на улице и почувствовал гордость.
И тут отворилась дверь одного из номеров. Из неё, не торопясь, вышел человек в просторном фиолетовом халате. Страхов знал его — это был Виктор Драгунский. Во время их прошлых бесед этот человек всегда очень лестно отзывался что о спортивных, что о профессиональных достижениях Дениса.
— Добрый день, Денис. Как твои дела? — обратился к молодому человеку Драгунский.
— Всё хорошо, Виктор Александрович. Вот, решил немного ноги размять, прошёлся по гостинице, поднялся сюда.
— Правильно сделал, здесь тебе всегда рады. Как на работе дела?
— На работе — прекрасно, мои результаты — едва ли не лучшие во всей организации.
— Ещё бы, я всегда говорил, что ты способен убедить кого угодно! С твоей харизмой и уверенностью в себе это не составляет никакого труда, я давно это понял!
И всё-таки что-то побуждало Дениса поговорить на волновавшую его тему и с Драгунским.
«А вдруг он знает про то происшествие больше Николая Александровича?» — подумал Страхов.
— Виктор Александрович, скажите, а правда, что в этой гостинице один раз произошёл пожар? И что его потом очень долго не могли потушить?
По помрачневшему лицу Драгунского можно было понять, что, во-первых, он действительно что-то знает про тот инцидент, а, во-вторых, что вспоминать об этом ему не доставляет никакого удовольствия.
— Да, здесь, на седьмом этаже, один человек, которого сюда больше никогда не пустят, в своё время устроил возгорание. Да, не скрою, я немного пострадал — небольшой ожог остался. Но, повторюсь: тому, кто этому виной, сюда дороги больше нет.
Страхов, услышав про ожог, снова забеспокоился. Он спросил Драгунского:
— Его сюда не пустят или он сам больше сюда не придёт?
— Да какая разница, Денис! Я тебе говорю: его здесь больше не будет! — заметно раздражился Виктор Александрович. — И вообще, лично мне он совершенно неинтересен! Мне что, заняться больше нечем, кроме как размышлять о судьбе этого изгоя? У меня уйма дел: множество людей ежедневно приходят ко мне за советом, зная, что только мне одному по силам разрешить их проблемы. Насколько хуже была бы жизнь в этой гостинице, если бы не моё непрестанное в ней участие! Так что, Денис, можешь навсегда выкинуть из своей головы этого беглеца. Здесь теперь правит не он.
Страхов задумчиво сверлил взглядом пол коридора. Слово «беглец», применённое Драгунским к тому, о ком в данный момент шла речь, интуитивно казалось Денису совершенно неподходящим. Скорее ему представлялся мятежник, бунтовщик — но никак не жалкий дезертир. Но то, что некоторые жильцы крайне не желают (и, возможно, даже боятся) его нового появления здесь, становилось для Страхова очевидным.
— К тому же, Денис, с твоими навыками боя и с твоей силой духа ты можешь не бояться никаких вторженцев! — продолжил свои хвалебные речи Драгунский. — Кто знает, может быть, тот поджигатель из-за того не появляется здесь, что боится именно тебя?
Насколько Страхову было странно слышать последнюю мысль собеседника, настолько же сильно она ему польстила.
«Да уж, этот человек умеет сказать приятное», — подумал Денис.
И хотя другой внутренний голос в то же время подсказывал, что «это уж слишком», Страхову всё же не хотелось отпускать этого приятного чувства собственной значимости.
«Может, и правда мне всё нипочём? Ни пожары? Ни тот ушедший хозяин?» — внутренне ликовал Денис.
Поблагодарив Виктора Александровича за тёплые слова, Страхов попрощался с ним и направился вниз.
 IV
 
 
За несколько лет до описываемых событий
Я часто прогуливаюсь по первому этажу гостиницы. Это место мне как будто о чём-то напоминает, но более точно я вспомнить пока не могу. При этом я регулярно встречаю здесь одну из живущих с нами женщин. Почти каждый раз я вижу в её руках наполненную едой миску, но иногда эта посудина пустая. Я чувствую, что в этот момент она не хочет со мной разговаривать. И я так ни разу и не спросил её, для чего она здесь.
* * *
 
 
Настоящее время
— Нереально! Потрясающе! — радостно воскликнула Лена и захлопала в ладоши. — И шлем, и шипы прямо как у того злодея из мультика!
— Да… — от восторга глаза Формовщикова так и сверкали из смотровой щели его шлема. — Эдуард Арсеньевич, моя благодарность вам не знает границ!
— Мне кажется, ваш противник будет повержен ещё до боя — лишь только увидит вас! — довольно улыбаясь, пошутил Привязчиков.
В номере Формовщикова состоялась первая примерка облачения, в котором Дмитрий собирался выйти на ринг в следующем бою. До этого долгожданного вечера смешанных единоборств оставалась всего неделя.
Формовщиков был вне себя от радости. Подобный образ он мысленно примерял на себя с самого детства. Он ежедневно рисовал в своём уме картины, как он сокрушает своих врагов, будучи облачённым в стальные доспехи, а из смотровой щели его шлема грозно сверкают его глаза, внушающие противнику страх и уважение, а прекрасным леди — обожание и благоговение. И вот теперь, с помощью его верного товарища Эдуарда Привязчикова, эти картины постепенно воплощались в жизнь. Формовщиков снова и снова рассматривал себя с ног до головы в огромном зеркале и не мог налюбоваться. Потом он могучей рукой прижимал к себе красотку Лену (свою новую девушку) — и снова не мог отвести от увиденного своих глаз.
Эдуард Арсеньевич тоже никуда не торопился. Ему было бесконечно приятно осознавать, насколько сильно Формовщиков благодарен ему, насколько ценит его внимание и услуги. Обожала Привязчикова и красотка Леночка. Она консультировалась с Эдуардом Арсеньевичем при выборе одежды, макияжа и вообще считала его «самым лучшим». Ну, после своего парня, разумеется.
Пару слов о Лене. С ней Дмитрий встречался вторую неделю, и теперь она была его «ненаглядной». Рост выше метра семидесяти; длинные и стройные, но не худые, ноги; среднего размера грудь и длинные, до самого пояса, чёрные как смоль волосы. Но самое главное, конечно же, лицо! В меру длинный тонкий нос, светло-карие глаза с длиннющими ресницами, красивая с большими белыми зубами улыбка — именно за это Формовщиков из десятков поклонниц выбрал именно её. И ещё, что немаловажно: она обожала смотреть вместе с Дмитрием его любимые фильмы и его триумфальные бои! И всегда говорила (может быть, даже искренне), что любит героев в масках. И к одному такому она сейчас, как ласковая кошечка, льнула всем своим гибким телом, так же, как и он, с упоением разглядывая их колоритную пару в зеркале.
«Скорей бы бой!» — думал в это время Дмитрий.
Он уже истосковался и по приливам адреналина во время баталий, и по празднованию побед, и по длительному смакованию видеозаписей своих триумфов.
«Сейчас самое главное грамотно подвести себя к бою. А когда настанет этот день, я ошеломлю всех своим костюмом, когда буду выходить на ринг, а затем нокаутирую противника в первом, от силы во втором раунде. И уже потом вместе с друзьями и подругами мы будем пересматривать мой триумф в записи на большом экране! — строил далеко идущие планы Формовщиков. — И Виктору Александровичу ни в коем случае нельзя забыть показать! Он всегда подмечает такие трудноуловимые нюансы, от осознания которых становится ещё приятнее».
Вообще-то почти все друзья и подруги уже согласились прийти на сам бой, чтобы поддержать Дмитрия вживую. Даже Георгий Константинович, посмотрев недавно любимый сериал Формовщикова и проникнувшись симпатией к одному носившему маску герою, пообещал прийти поболеть за Дмитрия. Денису Страхову, который сразу же сдружился с Формовщиковым на почве любви к единоборствам, вообще было обещано присутствие в углу ринга во время боя. Там же должен будет находиться и Николай Чернобродов. Хотя Формовщиков и уважал ветерана за богатый боевой опыт, но его поучительными рассказами, в отличие от Страхова, не упивался. Да, кое-что Дмитрию было интересно послушать, но принимать Чернобродова как своего гуру он ни за что бы не стал. Взаимное уважение, которое установилось между ним и ветераном, Формовщикова вполне устраивало. Хотя, по правде сказать, перед военными — что бывшими, что действующими — у Дмитрия сложился небольшой комплекс. Его мечты служить в спецназе так и остались мечтами, поэтому видеть себя воином, смеющимся в лицо смерти, у него не получалось. Годами лелеянный в воображении образ всё-таки пока оставался недовершённым.
Не дала своего согласия прийти на бой пока что только Анна. Дмитрий давно почувствовал, что Обидина относится к нему несколько натянуто. Впрочем, он собирался с ней вскоре поговорить.
Сейчас же его внимание принадлежало Леночке. Привязчиков только что оставил молодую пару наедине, и те продолжали любоваться друг другом (и каждый сам собой, разумеется).
— Ты великолепен! — ловя устремлённый из смотровой щели взгляд Дмитрия, сказала Лена.
— Я знаю, сейчас ты мечтаешь отдаться непобедимому герою, красавица!
— Что, прямо в этом костюме? Ты шутишь? — захихикала Леночка.
* * *
 
 
После того, как он посадил свою подругу в такси и она уехала домой, Формовщиков решил зайти к Анне. Ему давно хотелось с ней поговорить. Во-первых, он собирался лично пригласить её на вечер смешанных единоборств. Ему было бы очень досадно, если бы кто-либо из живших с ним под одной крышей проигнорировал столь значимое для него событие. И, во-вторых, он испытывал по отношению к Анне если не интерес, то, по крайней мере, некоторое любопытство. Эта недоверчивая девушка за всё время их знакомства не проявляла по отношению к нему ни малейших признаков симпатии. Даже, напротив, как-то сторонилась его. Формовщикову же, который не терпел недомолвок, хотелось поскорее внести в этот вопрос хоть какую-то ясность. Стоит добавить, что одним из качеств Дмитрия, которое он зачастую умело маскировал, была нетерпеливость. Формовщиков всё время боялся куда-то опоздать. Если какой-то волнующий его вопрос оставался неразрешённым, он тут же начинал чувствовать нервозность и с огромным трудом мог сосредоточить своё внимание на чём-либо другом. В этот момент по задней стороне его шеи словно бежали колючие мурашки, торопившие его поскорее принять меры.
«Если она затаила на меня какую-то обиду, пусть лучше скажет об этом напрямую», — подумал, уже стоя у двери Анны, Формовщиков и постучал в дверь.
— Войдите, — послышался мягкий голос девушки.
— Привет, Аня, — поздоровался с порога Дмитрий. — Отниму у тебя пару минут?
— Да, конечно, проходи, присаживайся, — без видимых эмоций сказала Анна, которая в этот момент просматривала список литературы на лето для девятого класса.
Формовщиков прошёл в комнату и присел на стул. Обидина сидела напротив него на одной из кроватей.
— Аня, ты, возможно, слышала, что на следующей неделе мне предстоит бой. Ты же в курсе, чем я занимаюсь?
— В курсе, Дима.
— Вот я и хотел позвать тебя поболеть за меня. Уже все мои знакомые из этой гостиницы согласились, осталась только ты одна.
Обидина отвлеклась от списка литературы и посмотрела на молодого человека.
— Ты зовёшь меня потому, что все согласились, а одной меня ты недосчитался?
— Нет, ну почему… Мне было бы приятно увидеть тебя там… и знать, что ты на моей стороне, — после этих слов и Анна, и Дмитрий улыбнулись. — Всё-таки мы не первый день с тобой знакомы, если уж на то пошло.
— Не первый… — задумчиво произнесла Анна. — А что, поддержки твоей красотки, которую ты в последнее время постоянно сюда водишь, для тебя недостаточно?
Дмитрий понял, что задавать этот вопрос нужно было именно сейчас.
— Аня, скажи, ты не таишь на меня никакую обиду? Может быть, я не самый лучший на свете знаток людей, но мне кажется, что ты меня за что-то недолюбливаешь. Это так?
— Я? Тебя? Недолюбливаю? — удивилась или сделала вид, что удивилась, Анна. — Да за что мне тебя недолюбливать?
— Вот и я об этом думаю.
Анна по-доброму улыбнулась, а потом несколько смущённо отвела взгляд в сторону. Ей импонировало, что Формовщиков не хитрил с ней, а спрашивал напрямую.
— Дима, пойми: лично против тебя я ничего не имею. Просто… — Обидина подбирала наиболее корректное выражение. — Просто мне не близко и не совсем понятно то, чем ты занимаешься. Ты бьёшь людей, получаешь за это деньги. Ты постоянно водишь сюда разных девушек. У всех у них есть что-то общее, но все они…
— Мне не подходят? — перебил девушку Формовщиков и, как ему показалось, несколько удивил её своим вопросом.
Действительно, Дмитрию было свойственно «встречать людей по одёжке» — он и сам давно себе в этом признался. Внешний вид он всегда ставил на первое место: что в облике героев-кумиров, что в женщинах — во всём. И всё же иногда его терзали сомнения. В его жизни уже было несколько девушек, внешность которых его устраивала на все сто — тех, кого он, как было сказано прежде, боялся потерять. Сейчас таковой являлась Леночка, которую Формовщиков только что провожал у крыльца. Однако ни одни из этих отношений не вылились во что-либо серьёзное. Дмитрий часто чувствовал себя одиноким, пусть и боялся себе в этом признаться. Образ героя-одиночки временами привлекал его, но образ героя-покорителя женских сердец в его уме котировался куда выше. Но, так или иначе, все красивые женские мордашки, которые он при первых встречах мечтал «навсегда оставить при себе», рано или поздно исчезали из его жизни. С кем-то не складывалось изначально, к кому-то Дмитрий сам впоследствии терял интерес. Если подобное происходило, то некогда притягательная внешность девушки мигом теряла в его глазах былое очарование. За последние годы Эдуард Арсеньевич познакомил Формовщикова со множеством красавиц. Со многими Дмитрий переспал, но ни с кем бы он не хотел проснуться рядом.
Что касается его отношения к Анне, как к женщине, то здесь всё было достаточно сложно. Он всегда ценил большую женскую грудь (чего ему, кстати, недоставало «для полного счастья» в Леночке), которой природа щедро одарила Анну, но в остальном она была не в его вкусе. Её полноватое тело, невысокий рост, слегка пухлое лицо — Формовщиков предпочитал любоваться другими картинками. Но сейчас, впервые в жизни разговаривая с Анной откровенно, он испытывал к этому общению глубокий интерес. Он видел перед собой человека, который был совершенно на него непохожим, но всё же чем-то к себе притягивал. Возможно, какой-то своей беззащитностью, которую в самом себе Дмитрий всегда пытался отрицать. И, что также было необычно для его общения с женщинами, Формовщиков не испытывал никакого стремления во что бы то ни стало сделать Анну своей — и от этого он чувствовал себя с ней легко. Незаметно для него самого у него пропало стремление непременно казаться сильным и мужественным, и он начал вести себя естественно, общаясь с Анной просто и без масок. И, возможно, она это каким-то образом почувствовала, ведь что-то тёплое почувствовалось в её голосе, когда она сказала:
— Не подходят тебе? Дима, об этом не мне судить. Я не собираюсь лезть в твою жизнь…
— Почему?
Как этот вопрос вырвался у Дмитрия, он не смог бы объяснить и сам. Анна, как ему показалось, сперва удивилась этому нелепому вопросу, но вскоре опустила глаза и стала серьёзна. Она, как ей самой показалось, кое-что поняла.
— Да, ты права, давай сейчас не будем о личной жизни друг друга, — прервал чуть затянувшееся молчание Формовщиков. — И знаешь, если тебе не хочется смотреть на весь этот мордобой, то я могу тебя понять. И уважаю твой выбор.
Молодой человек поднялся со стула.
— Спасибо за понимание, Дима, — глядя в серо-зелёные глаза парня, тихо проговорила Анна. — Но я всё же приду — и «буду на твоей стороне».
 V
 
 
За несколько лет до описываемых событий
Со временем я стал замечать, что в нашу гостиницу заселяются новые люди — и кое-кто остаётся здесь насовсем. Среди них есть и мужчины, и женщины, но мужчин на первый взгляд всё-таки больше. Близко познакомиться с кем-то из них мне пока что не довелось. Правда, я заметил, что среди них также были те, кто жаловался на провалы в памяти.
* * *
 
 
Настоящее время
— Что такое?! Что случилось?! — со всех ног бежала по коридору шестого этажа Варвара Желткова.



Полный текст читайте на сайтах Литрес и Ридеро.