Отче, помилуй мя...

В свой день рождения я оказалась на парфюмерной выставке VAST NORD 2023, в особняке Милютина, в Петербурге, на Садовой, 4 - в тех местах, где прошло мое детство. Именно мимо этого особняка, и мимо Инженерного замка, в те годы закрытого, забытого и заброшенного, мы с папой отправлялись на длинную прогулку с Итальянской ( в те годы - улица Ракова) до Вечного Огня и Летнего Сада...
Несколько боялась я аромата "ОТЧЕ". Слишком много - слилось и отозвалось.
И вот через пару дней, я увидела фразу про это творение питерского парфюмера Елены Томанской. Кто-то из ее поклонниц написал: "Он сидит в моей голове». Поскольку он был в числе пробников, взятых мной с выставки, я решила походить в нем все-таки, и проходила почти целый день. Очень хотелось понять, что спровоцировало именно такую реакцию. Еще и потому что был указан срок - две недели. Две недели аромат не выходит из головы. Да что-же в нем такое? В чем секрет?

Ну что сказать? Только одно - мои поздравления Елене Томанской. Она попала в точку - в точку "входа боли" для мира сегодня. И хотя вдохновило ее на это творение, как она написала, стихотворение Солы Моновой, на самом деле, здесь от всего стиха только одна строчка, но она и есть эта точка. Мир сегодня  – по-над пропастью, как пел Высоцкий. И кони рвутся в пропасть - в бешеном раже, ослепшие от ужаса. Отчаявшееся человечество, утерявшее связь с прошлым, сжегшее почти все мосты в попытке дотянуться до неведомых звезд и стать звездой самому – потеряло корни, теряет силу, теряет себя…. И это - планетарно. За это сегодня и битва, развернувшаяся в мире во всех сферах человеческих. Битва за нас, за наши души. За преемственность, за все накопленное веками, за опыт сгинувших цивилизаций, за традиции - рода, народа, человека...

«Традиции это не прошлое, это река, которая не останавливается никогда». Как нужны нам сегодня проповедники - люди, способные взорвать немоту. Нам – Господи, помоги! – нам всем нужен Данко. И это не метафора, не красивые слова. Сегодня это суровая реальность. Мы должны вернуться к реке, там – наша опора и защита.
Любым способом. Словом, взглядом, ароматом.
«ОТЧЕ» Елены Томанской угодило в самое средоточие раны. В нем – как в капле росы – отразились и боль мира, и его лекарство. В этом секрет аромата, «сидящего в голове».
Он поднимает воспоминания, которые сакральны, которые суть скрепы - исторические, национальные, духовные. Он сидит в голове, потому что пробуждает давно забытое, что связывало человечество веками из поколения в поколение. Он оживляет мосты, по которым люди шли безбоязненно, опираясь на силу ушедших, на их устои и  память.
В тех, ушедших, тоже жила тьма – но был и огонь. А мы, сегодняшние, утеряли его и живем в страхе. Мы цепляемся за вещи, мы множим их, пытаясь сделать якорями.  А нужно просто вернуться к огню…

ОТЧЕ, Отче наш….
Отец родной, Отец Небесный!
«Что в имени тебе моем?» 
 - Что у тебя на сердце?

В сердце у «ОТЧЕ» Елены Томанской – лилия, гордая,  белоснежная и шафран, горящий лиловым огнем, там - темная ваниль, сладкая и строгая.
Опора его, как у Храма Соломонова  (слышите ли вы меня, Сола Монова?) - ствол могучих кедров, взрывавших некогда землю, упиравшихся кронами в небо, а покровом меж опор - дубовый мох. И растет рядом священное дерево далеких стран, со странным именем пало-санто, чем-то средним между пальмой и Сантой. И струятся вдоль стен благовония богов Востока -  мускусы, схожие с прозрачными покрывалами. И воздух в храме твоем напоен смолами - церковными, бальзамными, и у тяжелых окованных бронзой и железом дверей, слышны ароматы с площади, слышна кожа, седельная, ременная, перчаточная…
А там, за воротами твоими – и табак, и вишня, и звонкие ноты, вспыхнувшие на свежем воздухе,  на коже, облачком, неразличимым хороводом из цветов и фруктов, специи – возможно, они и есть, но тогда это травы, а альдегиды здесь в ответе за воздушность шага в хороводе и за ветра вокруг…
Аромат я нанесла на кожу, когда была на улице. Осень, плюс 17-ть. Безветренно, и потому -  неожиданно – тепло.  Сначала удивилась этому задорному хороводу. С чего вдруг? Потом пошла легкая шершавость альдегидная, любимая моя «зеленушка», как в старых винтажах.  И удивительным образом, через минут сорок, я обнаружила у аромата способность подстраиваться под окружающий мир. Первый раз столкнулась с таким, клянусь. Обычно ты или слышишь духи с себя, и радуешься, ах, как вкусно, идешь и носом в этот запах, словно зубами в пряник, вцепилась. Или наоборот, идешь, а часть тебя мысленно уже рвет на себя ручку ванной комнаты – туда, скорее, бегом!!!  Ну, или ты просто - не слышишь ни-че-го, даже пусть вокруг штабеля из замученных твоим амбре громоздятся. А тут! Я слышала аромат, но я плыла в нем, как в потоке, он не был отдельно от мира, он и был – мир. Он был его частью, самым ближним к тебе слоем. Как уютное пальто, как идеально сидящая обувь, как аура, что, говорят, окружает каждого из нас. Было ощущение, что я иду, как в энергетическом поле, которое вдруг решило овеществиться и дать себя заметить.

В супермаркете, среди грохота и сутолоки запахов и людей, ОТЧЕ стих, а когда я вышла – еще через полчаса – вдруг запахло костровым дымком, сухой, теплой древесиной, но уже подернутой углями, черно-белыми, грозящими вот-вот разрушиться в золу. Не костер уже, а кострище – оно еще долго будет остывать.
Накатило детство и костры - предзакатными вечерами, у озера, у реки, и теплая вода, и солнце, заливающее мир горячим золотом.  А потом всплыл теплый ток свечей, и аромат ладана. Он не заявлен, но он есть, я слышала его, и это было уже не кострище, это была церковь. Свечерело, и потянулись путники - благодарить Отца Небесного….
«Отче наш, Иже еси на небесех…»
А там, в храме, палочки деревянные – зажигать свечки;  я не помню, есть они там или нет, или я читала про них где-то, ну а если их нет, что ж, там все равно дерева много, и оно живое, дышит в тепле святилища, в дыме воскурений, в ладанном духе…

Темные, глубокие ноты смол постепенно разогреваются и окутывают тебя, и снисходит покой. И вот новая нота всплывает в прежнем, слаженном хоре, теперь она - винного оттенка, и он тоже тепел и темно-ал. Это кагор – церковное вино, терпкое, сладкое, густое, с  вишневым отливом, с  золотым подтоном. Оно пьянит, добавляясь к ладанам и древесным оттенкам. Оно длится и тянется, и вот - становится фруктовым, ярким. Нет, это не компот, не сок, не коктейль – упаси Боже, нет, это…. Господи, воля твоя, да это же варенье! Целая банка варенья – едва ли не самое огромное счастье детства…  к хлебу, сырникам, да просто к чаю! и ложечкой его, из вазочки... Нет! Большой ложкой, столовой, суповой!
Древесные тона перетекают в чайные, аромат поднимается вверх, к голове, к макушке, как бы затапливая тебя, он снова окружает, но не отгораживает тебя от мира. Мир по-прежнему здесь, но ты, словно в скафандре, в этом аромате, и ничто не может причинить тебе вред, ты в безопасности, тебя следит самое зоркое  в мире Око.

А когда я вернулась с улицы  – я оказалась внутри третьей ипостаси «ОТЧЕ».Теперь это была не церковь, не природа, теперь это был дом.
И вновь в тепле у очага, и снова слышится чай с вареньем, но его понемногу сменяет тягучая ягодная настойка, темная, почти черно-вишневая, возможно даже, именно вишневая, и возможно, именно вишневым деревом пахнет, когда всплывают табачные нотки. Возможно, трубка курильщика - из вишневого дерева или из черемухи, ведь табак здесь трубочный, точнее, мне чудится здесь не табак, а табачный дым, смешанный с запахом дерева, из которого вырезана трубка. И, кажется, резчиком был или сам хозяин дома, или кто-то из соседей, один из тех, кто сейчас выходит из гостиной и надевает в прихожей сапоги, кожаный плащ и краги. Или перчатки…. Или куртку... Ноты табака меняются на ноты кожи, уже остыл чай, но еще тлеют угли в камине, и все еще пахнет упоительно оставшийся на тарелке вишневый пирог….

И затихает все нотами твоей собственной, разогретой под пледом, кожи и удивительным ощущением спокойствия.
И все в мире вдруг идет, как надо - потому что есть, есть некто, кто заботится о тебе. Ты не один в этом мире. 

«Тьма у тебя внутри, но я о тебе забочусь…»
Как безмерно надо нам, каждому, чтобы кто-то, хоть кто-нибудь, сказал нам однажды эти слова. И повторял бы – хоть изредка…. Тьма внутри у каждого из нас, она всегда с нами и нам не уйти от нее – она часть нас самих. Тьма одиночества – самое страшное, что есть у человека. Эта строчка Солы – о Боге. Обо всех отцах мира, о связи поколений, о памяти рода, она - о Том, Единственном, кто всегда был и есть рядом, и пребудет вечно – даже когда погаснут все огни, включая огонь твоей собственной души.
«Отче, помилуй мя….»

26 - 27 сентября 2023 года
Санкт-Петербург