Жизнь Петра Цветкова, рассказанная его другом...

    
           ЖИЗНЬ ПЕТРА ЦВЕТКОВА, РАССКАЗАННАЯ ЕГО ДРУГОМ ВСЕВОЛОДОМ  БОРЩЁВЫМ


       Никогда не взялся бы я за перо, если бы не кончина моего дорогого друга Петруши Цветкова. Душа моя захотела, чтобы все знали, какой это был золотой человек. Мне отвечают, что очень многие знают это и вспоминают Петра Степановича с любовью и благодарностью. Я же отвечу, что никто так не знал его, как я. Петя наградил меня полным доверием и откровенностью, даже разрешил мне прочесть свои воспоминания. Кроме того, будучи мужем его сестры, я узнавал Петю по воспоминаниям нашей любимой Лизоньки. Последний штрих, который утвердил меня в намерении писать воспоминания о Цветкове - это страшная история, связанная с его матерью, в которую я оказался затянут по служебной необходимости, ибо я служил по сыскной части. Итак, не буду больше оправдываться, а начну свое повествование в прямой последовательности происходивших событий, то есть перелистаю книгу жизни Пети Цветкова.
                *
    
       Домик, где проживало семейство Цветковых, находился за Обводным каналом, домик был маленький, но уютный, имелся садик с плодовыми деревьями и ягодными кустарниками. Отец семейства водрузил для детей качели, летом вешал гамак, помогал деткам строить шалаш, прятать клады, играть в городки. Жила семья дружно, одна беда – Цветков-старший имел слабую грудь и постепенно угасал. Выехать к морю возможности не было. Служил отец семейства писарем. Почерк имел очень красивый, славился старательностью и аккуратностью. Получал тридцать рублей ежемесячно, так что на скромное проживание им хватало. Госпожа Цветкова, высокая, статная, здоровая чухонка, отличалась бережливостью. Хозяйство вела умело. Детей было двое, мальчик Петя заканчивал церковно-приходскую школу с отличием, получил назначение в гимназию со стипендией в 10 рублей, и девочка Лиза, пятью годами  младше братца, была похожа на фарфоровую куколку, имела кроткий добрый нрав и большие способности к рисованию. В этом я могу вас уверить, так как будучи еще ребенком Лиза рисовала изумительные открытки в честь именин и других праздников, которые ее отец преподносил моим родителям. Наше семейство всегда ими любовалось. Цветы на них казались живыми- словно выпуклые и краски подобраны с большим вкусом. Я и сейчас зачастую вынимаю их и любуюсь ими. Недавно специально показывал их нашей внучке, заметив у нее бабушкино дарование. Однако я что-то отвлекся. Должен сказать, что мой отец был столоначальником и непосредственным начальством Петиного отца, а также Петиным крестным.
Петя рассказывал мне, как уважал его отец моего отца. Много рассказывал ему о своей службе, которую очень любил. А вот ходить на службу на Невский проспект ему становилось все труднее и труднее. Цветков-старший также поощрял Петины занятия каллиграфией, понимая, что она может стать куском хлеба.
                *
        Однажды в пятницу, по окончании службы Цветков необычно распрощался со своими сослуживцами. Каждого обласкал, каждого поблагодарил, а моему отцу вдруг поцеловал руку и стал просить его позаботиться о сиротах.
- О каких сиротах? О ком Вы просите, Степан Андреевич? –изумился папа.
- О детках моих, Михаил Борисович, благодетель Вы наш! Очень уж я плох стал…
Отец расстроился, вызвал Цветкову извозчика. Цветков отнекивался, но поехал. На другое утро папенька, захватив доктора, поехал к Цветковым, но уж было поздно. Ночью Степана Андреевича не стало.
Госпожа Цветкова оказалась дамой прижимистой. Хотя и имела небольшой капиталец благодаря своей экономической строгости, но всем пускала слезу, что не на что похоронить мужа. Цветкова все любили, и она сумела собрать неплохую сумму. 
               
    Спустя несколько месяцев после похорон стал наведываться к Цветковой водовоз, мужчина видный, здоровый - очень ей понравился. Вскоре она с ним обвенчалась, объявив детям, что теперь у них новый папа. Водовоз ничем своего отцовства не показывал. Детей не замечал, да и они всячески старались не попадаться ему на глаза. Однако дети чувствовали, как что-то неладное, тяжелое нависло над их домиком, и это ощущение сблизило их еще больше. Петя дал себе обещание, что всегда будет заботиться о Лизоньке.

                *
       Вставал Петя рано. Ему надо было пешком дойти до гимназии, которая находилась на Васильевском острове. В семье было заведено, что мать вставала раньше всех, заваривала кофейник кофе, испекала хлеб и булочки. Сливки она не покупала, а молоко доставляла по утрам молочница. После кофепития она отправлялась на рынок за продуктами. Стоял конец мая. У гимназистов начались каникулы, и Петя решил поспать подольше, но что-то обеспокоило его. Он не почувствовал знакомых запахов: кофе, хлеба, булочек. Спустившись низ, он убедился, что плита холодная. Матери нигде не было. Отчим возился в саду, высаживал какие-то кусты. Это было ему не свойственно. Хозяйство его не интересовало. Петя решился спросить у него: «Где матушка?»
-«На рынок спозаранку ушла», - был ответ.
Тогда Петя сходил в погреб. Достал немного картошки и отварил ее. Накормил сестру. Больше он ничего не умел делать. Хорошо, что молоко, как всегда, стояло на пороге.

                *
       Дети ждали мать до вечера, но она так и не появилась. Водовоз пошел к соседке. Соседка дружила с их матерью. Рыжая, веселая, все время посмеивающаяся женщина не снимала траура, который ей очень шел. Она постоянно хоронила то детей, то мужей, но не унывала. «Бог дал, Бог взял», - напевала она. Мать говорила, что ей с соседкой весело, и часто засиживалась у нее по вечерам. Водовоз молчал, так как сам любил наведываться к гостеприимной соседке, правда, по утрам, пока жена торговалась на рынке.
      Вот к этой соседке вечером решился заглянуть Петя и попросить у нее хлеба- очень есть хотелось. Лизонька, правда, мужественно молчала и допивала утреннее молоко. Петя подошел к  дому соседки и заглянул в окно. За столом на стуле сидел водовоз, а на коленях у него поместилась веселая соседка. Окно было приоткрыто, и Петя слышал каждое их слово. ТО, что он услышал, сразу отвадило его от мысли просить помощи. Водовоз сказал, что с утра пойдет в участок, подаст заявление о пропаже жены, а затем отведет детей в приют. Соседка все посмеивалась и говорила, что можно и без хлопот отправить мелких в рай. – Нет, возражал водовоз, - жена пропала. Эти перемрут, может вызвать подозрение. Лучше в приют, и все дела…»

                *
        Дальше Петя слушать не стал. Прибежал домой и спешно стал собираться в дорогу. Денег у него не было. Стипендию он отдавал матери. Вещи свои и Лизоньки собрал в два узла. Ночь стояла прохладная, и он закутал сестрицу в теплый мамин платок крест -накрест, как часто делала матушка. Кровати завалил подушками, завернул их сверху одеялами, получилась видимость, что дети спят. Это он сделал, чтобы их не хватились слишком рано. Хотя и понимал, что Водовоз о них вспомнит не сразу. Сестре велел не шуметь., не плакать, слушать его и все исполнять исправно. Путь им предстоял немалый, на Владимирский проспект, где мы снимали квартиру. Цветков один раз водил к нам Петрушу, и дорогу тот запомнил. По дороге Петя молился, чтобы крестный не уехал на дачу. Начались отпуска, и многие покидали пыльный Петербург.
- «Если еще не уехали, то мы спасены, если уехали- то погибли, -думал он, - идти больше некуда».
Еще по дороге он учил сестренку, как себя вести, если семейство дома: «Сразу станем на коленки. Ты, Лизонька, ручки вот так сложи- ладошка к ладошке- и обращайся к госпоже Борщёвой. Её зовут Вера Лаврентьевна. Она добрая женщина. Как на коленки встанешь - можно плакать, а сейчас- ни-ни! Проси Веру Лаврентьевну пригреть сироту, она добрая, непременно поможет».
                *
         Не раз рассказывал мне Петенька, с каким трепетом приближались они к нашему дому. В окнах нигде не было света- ночи стояли белые. Дом был еще заперт. Дворник отпирал в половине шестого. А еще и пяти не пробило. Петр не решился звонить в ворота, н ждал дворник. Дети все ходили взад-вперед около дома, пытаясь по занавескам определить, дома ли наше семейство. Наконец загремели ключи – дворник отпер ворота. О, счастье! О, радость! Семья наша еще не уехала. Дворник посмотрел на бледных, измученных детей, на их узелки и сам пошел докладывать.
Родители только проснулись, когда прибывший дворник рассказал им о детях. Он немного приукрасил, доложив, что дети полночи ходили вокруг дома, не решаясь постучать. Папенька, как был, в халате выскочил на улицу. Матушка за ним, успев накинуть только шаль.
- Боже мой! Петенька, Лизонька! Что случилось?
Родители испугались, когда маленькие Цветковы дружно упали на колени прямо во дворе и рыдая просили не прогонять их.
- Встаньте, дети, встаньте, - заплакала матушка, - никто вас не обидит и не прогонит!- Стала поднимать детей, но тут Лизонька потеряла сознание, а Петя признался, что они со вчерашнего утра ничего не ели. Тут папа обнял за плечи Петю, а матушка подхватила Лизу, и все двинулись домой.
Помню, что папа сразу заперся с Петей в кабинете, а матушка велела Матрене подогреть бульон и стала кормить бульоном с пирожками Лизу. А затем отнесла его в кабинет мужа, где шел очень серьезный разговор. Петя подробно рассказывал батюшке, которого не видел с похорон своего отца обо всем, что случилось с их семейством. Об исчезновении матери, и о вечернем разговоре водовоза с веселой соседкой.
Отец стал мрачнее тучи. Петя испугался:
-Ради Бога, дорогой крестный, не отдавайте нас в  приют!- просил он.
-Об этом речи быть не может, - заверил его отец, - я сейчас переговорю с Верой Лаврентьевной, и мы решим, как официально оформить над вами опеку».
                *
      У маменьки был дядюшка – стряпчий. Он все и подсказал и помог оформить бумаги.
      Отец поехал к водовозу, чтобы переговорить с ним, но застал его при смерти. Водовоз все хрипел, что его отравила злодейка соседка, а денежки его прикарманила. Отец вызвал врача, тот сразу определил отравление мышьяком, но сделать ничего не смог – водовоз умер. Вызвали околоточного. Началось следствие. Эти события отодвинули наш отъезд на дачу. Папенька подтвердил недвусмысленные признания водовоза и указал на соседку, но та успела куда-то бежать. Ее заподозрили в убийстве мужей  и  детей. Она попала в розыск, но никто не знал, куда она подевалась.
                *
           Пока шло дознание – пол-лета прошло, и папенька решил, что нет смысла ехать на дачу. Дачу мы снимали под Псковом. Места там живописные: речка, лес, озёра, простор, но родители решили, что это лето выпало деловым и лучше было оставаться в городе. Наконец решился вопрос об опекунстве, и Цветковы стали членами нашей семьи. Кроме того, папенька сдал в аренду домик Цветковых, а деньги с разрешения Пети стал класть в банк на имя Лизоньки.
Мы же не стали терять времени, живя в городе, а начали часто выезжать на Острова. Там мы купались, катались на лодках, качались на больших качелях, кружились на красивых каруселях, слушали концерты в парке. Несколько раз мы смотрели замечательные представления с дрессированными зверюшками. Особенно мне и Лизоньке понравилось выступление важного гуся с бантом на шее, которого сопровождали с двух сторон хорошенькие нарядные собачки в шляпках. Гусь крякал и кланялся на все стороны. Рядом ехал кот, сидящий на собаке. Он тоже всем кланялся. Сценка называлась «Светский променад».
           Вместо летних пикников на траве обедали в настоящем ресторанчике, а после лакомились мороженым- вкуснейшим шариком, зажатым между двумя круглыми вафельками. Все это папенька называл «благами цивилизации». Мы же с восторгом ждали очередной вылазки. Лизонька с радостью вспоминала променад. Все остальные развлечения ей тоже нравились, особенно когда я  катал ее на лодке. Уж этой привилегией я не собирался ни с кем делиться, хотя находились дерзкие мальчишки из отдыхающих, которые пытались покатать Лизоньку, но тут им приходилось сталкиваться с моим отпором, и они отступали. Единственное, что очень смущало и даже огорчало Лизоньку- это обеды в ресторане.
- Ах, как дорого! – восклицала она, как только отец начинал расплачиваться по счету.
- Не волнуйся, моя крошечка, - отвечал отец, – в этом году я не тратил отпускные. Ведь мы остались в городе и можем себе  позволить покутить.
                *
      Мы все трое родились летом. Тем летом Петруше исполнилось 13 лет, мне – 11, а Лизоньке – 9. Мне над было поступать в гимназию, но учеба никак не давалась. Я больше отличался по спортивной части. В беге и спортивных играх был первым. Родители хотели мне нанять на лето учителей, но Петя сам попросился готовить меня к гимназии. Занимался он со мной ежедневно и строго, так как меня трудно было усадить. Надо отдать Пете должное – его объяснения  были всегда понятны, интересны и доходчивы. В результате я поступил в гимназию и даже удостоился похвалы, хотя хвалить надо было не меня, а Петю.
                *
        Пока мы с Петей занимались, Лизонька тихонько сидела в уголочке и вышивала. Она сама придумывала рисунки и вышивала их шелком и золотым шитьем, украшая бисером, стеклярусом, перламутром и речным жемчугом. Получались настоящие шедевры. Она дарила их моим родителям, а те хвастались своим знакомым. Все приходили в восторг от Лизонькиного таланта, и вскоре начали поступать заказы. Лизонька посоветовалась с матушкой, и они решили, что будут брать только самые интересные и выгодные. Матушка беспокоилась за Лизонькино зрение и не разрешала ей работать более четырех часов в день. Слава о замечательной юной мастерице быстро распространялась по городу, и вот уже кареты стояли возле нашего дома, готовые отвезти в особняки нашу Лизоньку для обсуждения вышивок. Матушка никогда не отпускала девочку одну, всегда сопровождала ее. Так Лизонька стала знакомится с дамами высшего петербургского света. Цены на ее работы стали сильно увеличиваться, так как все дамы хотели, чтобы она работала только на них. Лиза отдавала все заработанные деньги моим родителям, думая, что отдает за свое содержание, но все давно решили этот вопрос, и деньги шли на ее счет в банке.
- Девочка хорошенькая, рано выйдет замуж, пусть у нее будет приличное приданое, часто говорили родители. Когда я слышал эти речи, мне физически становилось дурно: «Как это – моя ненаглядная Лизонька выйдет замуж и станет чужой? Нет и нет! Да я убью  всех этих женихов, как назойливых мух,  и дело с концом! Даже думать об этом страшно. Лиза моя - и это должно быть всем понятно».
                *
       Познакомилась Лиза и с дочерью генерала, командовавшего папенькиным департаментом. Генерала звали Иваном Савельевичем, а дочку его – Софьей Ивановной. Это была немолодая девушка лет тридцати, некрасивая и с трагическим прошлым. Об этом прошлом судачили  все кому не лень. Но как-то все было смутно в этом прошлом. Понятно лишь то, что ее соблазнил сын министра - красавец-офицер. То ли он ее бросил, то ли она его, что кажется невозможным, но до свадьбы не дошло. Хотя многие доподлинно знали, что соблазнитель хотел жениться, ездил к отцу ее и канючил, но так ничего и не добившись, женился назло ей на первой, на которую указал ему его отец, сделав девушку несчастной, поскольку семьянином он оказался отвратительным: кутил и ездил к актрискам.
Софью же Ивановну перестали приглашать в приличные дома, о чем она не сожалела, жила отшельницей, да и никогда она не была охотницей до светской жизни, все больше до книжек.
       Лизоньке она очень понравилась. Лиза даже первый раз поспорила с матушкой, убеждая ее, что Софья Ивановна – очень умная, образованная и достойная женщина, а вовсе не погибшее создание.
                *
        Незаметно пролетело семь лет. Вот уже Петруша закончил гимназию             и служил писарем на месте своего отца. Несмотря  на возражения родителей, он снял комнату на Васильевском острове, правда, обещал  бывать у нас все выходные и подробно докладывать о своем житье-бытье. Обещание, конечно, Петя сдержал, и мы знали, что комната его стоит три рубля помесячно, что у него очень хорошая хозяйка, которая не отпускает на работу, не накормив кофием  и горячим хлебом. Хлеб у нее получается очень вкусный- вкуснее, чем был у его матушки. Вечером хозяйка наливает ему мясных щей, а он платит ей за труды еще семь рублей помесячно. Покупает чай и сахар и угощает хозяев и других жильцов. Днем Петруша ест в буфетной при службе. Заказывает кашу или картошку с растительным маслом и вареное яйцо. Это стоит ему всего 20 копеек, а квашеная капуста, хлеб и горчица в буфете для сотрудников бесплатные. Обед, стало быть, вставал Пете по рублю в неделю – это четыре рубля в месяц, да 10 рублей хозяйке, чай с сахаром еще 4 рубля, всего18 рублей на еду и проживание, а Петя получал 30 рублей. Говорил, что ему хватает и перехватает - и на прачку, и на мыло, и на свечи. Если есть необходимость -  то и на новые башмаки или бельишко.
       Каждую пятницу он приходил после службы к нам и приносил кулек конфеток для дам и кулек засахаренных фруктов для папеньки, тот их очень любил, но позволял себе редко. Папаша ругал Петрушу, что тот балует его, как девицу, но кулек быстренько схватывал и, требуя  чая, уходил в кабинет.
                *
        Тут начиналась моя экзекуция. Петя не садился ужинать, пока не проверит все мои задания. К тому же в пятницу я должен был отчитаться ему за всю неделю. Я – и жду его прихода, и скучаю и злюсь на него за эти постоянные занятия, хоть бы один раз пропустил! Но надо отдать Пете должное, объясняет он всегда очень понятно и с большим терпением. Как всегда , при наших занятиях тихо присутствовала Лизонька, и это меня подбадривало.
                *
        В последнем классе гимназии я был уже уверен, что хочу служить по сыскной части. Распутывать сложные преступные случаи. Переодеваться и отправляться в гущу неблагонадежных людей для поимки злодея. Сидеть в засадах, участвовать в перестрелках, погонях и взятии бандитов. С жадностью я проглатывал криминальные статьи в папенькиных газетах, особенно если их героем был знаменитый сыщик Смирнов, для которого, казалось, не существовало страшных тайн и загадок. Смирнов Николай Аркадьевич стал моим идеалом, моим кумиром. Я часто таскался к управлению, где служил Смирнов, чтобы потихоньку из-за угла взглянуть на своего героя. Герой был всегда занят, всегда в бегах и, конечно, меня не замечал. Каково было мое изумление, когда однажды он вдруг оказался около моего носа и с интересом спросил: «Ты, что, следишь за мной, малец?».
- Обожаю Вас, Николай Аркадьевич!- неожиданно громко рявкнул я, - мечтаю служить под Вашим началом и положить жизнь на сыскную работу.
- Ну, зачем сразу жизнь? - усмехнулся Смирнов, - а вот что служить хочешь - это хорошо. Поступай на службу».
- Я к Вам в помощники хочу!
- Ну, сначала подучим тебя, а затем посмотрим. Сложение у тебя подходящее – атлет, подбородок раздвоенный - значит, характер имеется, лицо открытое, честно – такие орлята нам нужны. Пожалуй, приму тебя к себе в группу. Гимназист?
- Заканчиваю в этом году.
- Это хорошо. Нам образованные и крепкие ребята нужны. Заканчивай гимназию и приходи прямо ко мне, - уже на бегу сказал Смирнов.
- Слушаюсь! - заорал вслед ему я.
                *
       Не помня себя от радости, я кинулся домой и сразу объявил родителям, что ухожу из гимназии и иду работать к сыщику Смирнову. Родители растерялись. Матушка плакала. Отец увещевал. Я был непоколебим. Сцена происходила в четверг, в пятницу я в гимназию не пошел, а вечером пришел Петя. Всех молча выслушал, а затем сказал мне чужим голосом:
- За уроки садись.
- Не буду!
- Если ты сейчас же не сядешь заниматься и не будешь заканчивать гимназию, я буду вынужден поговорить с твоим Смирновым, а он такого глупца и лентяя брать к себе на службу не станет.
 - Но это подло, подло! Ты так не можешь поступить!- закричал я и кинулся на Петю с кулаками. Но Петя как-то ловко выдернул из деревянного подсвечника свечку. Стукнул им меня по лбу, крикнул: "Сидеть и работать!" Удар был сильный и вразумительный. Я сел и открыл тетради. Родители на цыпочках вышли из комнаты, а в уголочек тихо прошла Лизонька и села на свое привычное место.
                *
        Гимназию я закончил и даже неплохо, конечно, только благодаря Петиной настойчивости. Он прямо лютовал в тот последний гимназический год. Зачастую сидел со мной даже ночами и своего добился. Экзамены я сдал недурно, а увидев радость и гордость в глазах друга, мгновенно перестал на него дуться и кинулся в его объятья.

                *
         Я начал служить под началом Смирнова. Оказывается, его просили обо мне многие. Приходил к нему Петя, приходил папенька и даже маменькин дядюшка замолвил за меня доброе слово. Смирнов потом смеялся: «Целая делегация приходила хлопотать о Борщеве, а я и так сразу решил его принять и не ошибся».
         Прослужив всего пару лет, я умудрился отличиться при поимке банды и даже не был ранен. Теперь мне кажется, что мои старшие товарищи берегли салагу и в самое пекло не пускали. У Смирнова служили бывалые, опытные сыскари. Они обучали меня всевозможным видам борьбы, приемам, обращению с холодным оружием и стрельбе. Я даже принял участие в соревновании цирковых метателей ножей и выиграл его.
 - На лету схватывает малой!- часто восклицал Смирнов, но он ошибался-просто мне вся эта учеба очень нравилась, да многое я уже и умел. Николай Аркадьевич часто приглашал в управление артистов, и те обучали нас основам актерского мастерства и грима.
       Дома я с восторгом обо всем рассказывал своим домашним. А Петруша в выходные играл со мной в игры на внимание, говоря, что это-то точно в моей работе пригодится. Тут у меня шло хуже, но постепенно Петя приучил меня замечать самые мелкие перемены в ком-то или в чем-то. Разумеется, мой незабвенный друг как всегда был прав. Мне это очень пригодилось в работе. Конечно, мне было далеко до его ума и сообразительности. Страшно признаться, но в этом он превосходил самого Смирнова! Я этими его качествами всегда бессовестно пользовался и спрашивал у Петруши совета при каждом сложном деле. Невозможно пересчитать все случаи, когда Цветков направлял меня в нужную сторону.
                *
        Сам же Петруша не только красиво и аккуратно переписывал документы, но и незаметно исправлял ошибки и стиль. Папенька сразу это заметил и хвалил его генералу - начальнику их департамента. Тот заинтересовался и просил принести Петину переписку. Прочтя бумаги, генерал воскликнул:
-  Да это художественное произведение получается! Мало того, что красиво исполнено, но еще и разумно, чего никогда я в бумагах не наблюдал. Да этот Цветков – талант! Надо его продвигать. А я покажу эти бумаги Сонечке - пусть она развлечется и порадуется. Да, скажите-ка, господин Борщёв, ангелочек, что ходит вышивать к Соне, это, что, сестрица Цветкова!?
- Да, Ваше превосходительство, это Лизонька - Петина сестрица и моя приемная доченька.
 - Вот Вас, господин Борщёв, Бог и наградил за то, что сироток пригрели… Какие талантливые дети оказались!
 - Не только талантливые, но и очень хорошие, превосходно замечательные личности!
 - Славно, славно! - промолвил генерал и сделал Петю столоначальником. Мы все пришли в восторг и праздновали с шампанским. Папа произнес торжественную речь во славу Петра, назвав его гением и объявив, что всегда восхищался и гордился Петрушей и что ждет от него необыкновенных побед по всем направлениям и мощного карьерного роста. Своими речами папенька довел Петю до полного смущения, но всеобщий смех и радость помогли моему другу снять краску с лица.
                *
       Лизонька по-прежнему посещала Софью Ивановну и очень дорожила этими визитами. Софья Ивановна обучала Лизоньку английскому языку и изумлялась   тому, как быстро Лизонька учится. Вскоре они уже болтали                по-английски, и Лиза окунулась в мир английской литературы. Шекспир и Диккенс стали ее настольными книгами. Она даже стала переводить на русский язык «Ромео и Джульетту», получалось очень красиво.
      Матушке не нравились эти визиты и растущее влияние Софьи на Лизу.
- Ну что может быть у них общего? - жаловалась она отцу, - разный возраст, опыт и социальное положение. Ничего общего между ними нет и быть не может! А эта Софья Ивановна прямо вцепилась в нашу Лизоньку, часами ее от себя не отпускает, ласкает, занимается с ней, обучает, балует, одаривает прямо как родного человека, и Лиза к ней все больше привязывается. Это меня очень печалит. Поиграет барыня с девушкой, да и сгонит с глаз долой, а та будет горевать! Хорошо, что я всегда присутствую при этих встречах и все время внушаю Лизе, что эти отношения  временные». Действительно, матушка всегда сопровождала Лизоньку к Софье Ивановне, хотя могла бы и отпустить, ведь за Лизой приезжала карета, отвозила и привозила обратно, но маменька была непреклонна. Иногда она просила меня сопровождать Лизу, и я с удовольствием ехал. Мне Софья Ивановна нравилась. Приятная, образованная женщина, неизменно приветливая и ласковая. Угощала горячим шоколадом, пирожными и фруктами. Мне показалось, что она очень хорошо относится к Лизе и та платит ей большим доверием и уважением.
          Однажды  в выходной за Лизой приехала карета от Софьи, но матушка не могла ее сопровождать. Меня же не было дома - я был на задании. Матушка всполошилась – кинулась к отцу. Папаша с Петей играли в шахматы.
 - Я не хочу отпускать Лизу одну к этой барыньке, - причитала матушка.
- Ради Бога не волнуйтесь, Вера Лаврентьевна, я сопровожу, - обещал Петя, и они с Лизой уехали.
        Так Петя и Софья впервые увидели друг друга. Это была роковая встреча, о которой я узнал позже, а тогда лишь Лизонька всё поняла сразу, но никому ничего не сказала.
                *
       Ах, Лизонька Цветкова, моя тайна, моя страсть, моя радость… Как я мог признаться ей в своих чувствах, когда родители всю жизнь твердили мне, что она мне как сестра, и я обязан относиться к ней п-братски. Я старался, но у меня ничего не получалось. Я любил ее все сильнее и страшно ревновал ко всем, кто на нее заглядывался. Как назло, почти все особи мужского пола это делали, и хотя я их прекрасно понимал, но все равно мне хотелось их всех уничтожить. В конце концов я не мог больше носить в себе этот секрет и все рассказал Пете. Рассказывая. я  не смел смотреть в сторону друга, но он сам повернул мою голову к себе и тихо спросил: «Так ты любишь Лизу? А она тебя?» Что я мог на это ответить? Я лишь мог повесить голову и тихо вздыхать. «Ясно», сказал Петя и вышел. Вскоре я узнал, что Петя пошел к Лизоньке и раскрыл ей мою тайну. Он спросил у сестры, как она ко мне относится. И Лиза ответила ему цитатой из Шекспира: «Пойди узнай, и если он женат, то мне могила станет брачным ложем», - и выскользнула из комнаты. Она умела как-то бесшумно входить и выходить.
- Ясно, - подумал Петя и заперся с отцом в кабинете. Вскоре туда была приглашена матушка. Я сидел у себя в комнате ни жив ни мертв, понимая, что решается моя судьба. Наконец Петя вышел из кабинета. Позвал меня и Лизу в залу. Петя был очень серьезен, положил нам руки на плечи, а затем соединил наши руки. Меня пробил озноб. В этот момент в комнату вошли родители. Они выглядели как-то монолитно – шли плечо к плечу, держа в руках нашу любимую икону – «Всех скорбящих радость». Мы с Лизонькой, не сговариваясь, встали на колени и получили полное, красивое благословение от родителей. Затем началась суматоха, поцелуи, радостные слезы матушки, веселые поговорки отца: « Хоть за курицу, да на свою улицу…». Откуда-то, да это, как всегда, Петруша постарался - явилось шампанское, ветчина и конфеты. Тут, к нашему с Лизонькой удивлению, выяснилось, что у нее есть приличное приданое. Папенька вынес банковские бумаги, положил их на стол и велел нам их изучить  и продумать, что с ними делать, так как его опекунство над Петей закончилось, когда тот пошел служить, а над Лизой закончится с ее замужеством. Стали обсуждать свадьбу, и я только на другой день спросил Лизу, любит ли она меня? Почему-то я ее очень рассмешил. Она погладила меня по щеке своей нежной ручкой и спросила:
- А как ты думаешь?
- Я боюсь об этом думать!
- Вот оно как…Так знай, что я выхожу за тебя из-за приданого.
- Но ведь приданое – твоё!
      Тогда Лизонька очень серьезно сказала: «Севочка, я всегда тебя любила и всегда буду любить!» Вот тогда я словно проснулся. Счастью моему не было предела. Я все носил по дому свою ненаглядную невесту и никак не мог ее отпустить. На другой день на службе я от счастья перецеловал всех своих товарищей и даже полез с лобызаниями к Смирнову.
- Что случилось, Сева? - спросил он. Я как мог рассказал  о событиях вчерашнего дня и спросил, придет ли он на свадьбу.
- Непременно буду. Даже смогу сыграть роль шафера и провести свадьбу.
- Боже мой, какое счастье! Спасибо Вам, Николай Аркадьевич!
- Не за что. Ты мне как родной, а Елизавета Степановна мне очень симпатична. Прекрасный выбор, лучшего и не пожелаешь. Умна, благородна, красива, талантлива, воспитания самого превосходного! Да есть ли у нее недостатки?»
- Нет, не имеются, - твердо ответил я.
                *
       Наша помолвка упала на начало лета. Свадьбу решили играть в начале осени. Папенька и Петруша пошли в отпуск. Мне никаких отпусков не полагалось, но если  городе было тихо, нас часто отпускали отдохнуть. Родители уже несколько лет дачу не снимали, так как мы выросли, но от поездки на Острова никто не отказывался. Петя за труды получил к отпускным большую премию. Всем накупил подарков: мне – шикарную лупу и такую дорогую шелковую рубашку, что я боялся не то чтобы ее надевать, но даже дотрагиваться.
- Отложи ее, Севочка, наденешь на свадьбу, - посоветовала матушка. Лизоньке купил комплект такого шикарного стекляруса, что она даже взвизгнула  радости. Матушке подарил соломенную шляпку с незабудками, на которую она исподтишка поглядывала в окно шляпной лавки. Папенька получил новую прекрасную трубку, к ней - дорогого табака и, конечно, целый ящик своих любимых засахаренных фруктов, которые сразу запер у себя в шкафу.
         Петя снял маленькую квартиру неподалеку от нас и теперь переезжал с Васильевского острова. Я вызвался помочь ему с переездом. Петя сказал, что собрал все свои пожитки и их можно перевозить, но сначала мы кое что провезем в его бывшее жилище. Это кое-что оказалось двумя большими корзинами, доверху забитыми вкусной снедью, большим тюком с теплым бельем и одеждой, в основном детской, и какой-то огромной тяжеленной коробкой, над которой Петя хлопотал и с которой просил  бережно обращаться.
        Одна коробка с продуктами предназначалась в дар хозяйке, вторая коробка и тюк были розданы жильцам- бывшим Петиным соседям. А вот большую коробку, перевязанную лентами, он поставил перед бывшим хозяином.
- Ну, Тихон Яковлевич, принимайте подарок на долгую память.
         Все были потрясены. Они даже не могли толково поблагодарить Цветкова, а только плакали, кланялись и благословляли  Петрушу. Хозяин же все не решался развязать банты и только, когда  увидел, что Петя выносит свои пожитки,- рискнул. Какова же была его радость и изумление, когда в коробке обнаружился большой парикмахерский набор, сделанный из серебра. Большое круглое зеркало, всевозможные флакончики с мазями и маслами, тряпочки и покрывала, имелась даже бутыль спирта для протирки инструментов и, наконец, красивая вывеска, на которой серебром на синем фоне было выведено, что брадобрей Цукатов Тихон Яковлевич стрижет, бреет, укладывает волосы серебряными приборами и обращаться следует только к нему. Вывеска была выполнена в стихах, которые я тут же позабыл, но до сих пор помню, как Цукатов целовал этот комплект, плясал в обнимку с вывеской, припрыгивал от восторга и приговаривал: «Да знаете ли Вы, милостивые государи, кого я теперь буду стричь и брить? Ведь инструментам этим сносу нет - вот что я доложу вам, милостивые государи!».
       Мы не стали ждать, когда брадобрей придет в себя, вскочили на извозчика и поехали на Петину новую квартиру. Все же я не удержался и спросил Петю: «Зачем такой дорогой подарок?»
- Хороший человек этот Цукатов. Всегда стриг меня, а денег брать не хотел. Руки у него умелые, а инструмент у него был скверный. Да и не стоит об этом говорить. Попрощался по-человечески  с людьми, которые хорошо ко мне относились. И мне это было более приятно, чем им – поверь мне, Сева. Денег же никогда не жалей- скупой мужчина отвратителен, а деньги, как и все на свете,  неволю не любят. Давай им побегать. Они погуляют, да и вернутся к тебе в том или ином виде.
                *
        Тем летом папенька сказал Пете, что хоть больше не является их с Лизой опекуном, но надеется, что останется их другом.
- Близким другом и отцом, - твердо ответил Петя.
- Я ведь это к чему веду, Петруша, - продолжал отец, - я ведь ваш домик все эти годы сдавал внаем. Там проживает семейство Самоваровых. Дом содержат в порядке, платят исправно, но теперь уж ты вместе Лизонькой решайте судьбу этого дома.
Петя переговорил с сестрой, и они решили, что пусть все это пока останется, как есть, только плату за наем они решили снизить. Папа сказал, что надо съездить туда вместе, ведь они теперь хозяева дома. Познакомиться с Самоваровыми, обрадовать их снижением платы, а заодно решить давнишнюю просьбу Самоварова - вырыть ненужные кусты, не в меру разросшиеся, и поставить на этом месте качели для деток. Лизонька  сказала, что этот вопрос вполне доверяет Петруше, и Петя вдвоем с отцом уехали.
          Разросшиеся кусты выглядели довольно уродливо, садик портили, и Петя вспомнил, что водовоз сажал их ранним утром в день исчезновения матери.
- Конечно, их нужно снять, - разрешил Цветков.
- Спасибо Вам, Петр Степанович- уж больно они мешают. И недолго думая, Самоваров схватил лопату и принялся за дело. Петруша с папенькой разговаривали с госпожой Самоваровой. Он как раз вспоминал, что его отец ставил на место этих кустов качели, как вдруг страшный крик Самоварова заставил всех устремиться к нему. Было отчего кричать! Почти сразу его лопата споткнулась о женские останки. Петя взглянул и, отшатнувшись, закрыл лицо руками. Он лишь сказал: «Зовите полицию, и какое счастье, что Лиза с нами не поехала. Этого ей видеть нельзя!»
Я приехал сразу. Надо отдать должное Смирнов- он поехал со мной. Сомнений в том, что останки принадлежали матери Цветковых, не было. Бедную женщину не только отравили мышьяком, но и ударили топором по голове, чтобы не шумела. Это выяснил медэксперт. Опять встал вопрос о поимке преступной соседки, да где ее сыщешь… Происшествие попало в газеты. Там появился словесный портрет и портрет, который нарисовал наш художник, но никто не откликнулся.
Хотя бы отпели и похоронили несчастную Цветкову по-человечески, правда, в закрытом гробу. Петя и Лиза одели траур. Свадьбу отложили до масленницы.
                *
         Кареты от Софьи Ивановны перестали приезжать за Лизой. Матушка радовалась: «Вот и славно. Лизонька без барыньки этой не горюет, да и недосуг ей- у нее работы много, да и невеста она теперь - ей есть о чем подумать». Но наша всеведущая Матрена доложила матери, что не только Лиза не перестала ходить к Софье Ивановне, но и Петя ходит. Сначала провожает Лизу к генеральской дочери, затем отводит Лизу домой, а сам зачастую возвращается назад и засиживается допоздна. Правда, папенька рассказывал матушке, что генерал стал очень плох здоровьем и теперь без Пети и шагу не ступит. Все время его зовет и просит исполнить свою работу. Да, если быть откровенным, Петя работает за него и так успешно, что генерала сал отмечать сам министр. А в последнее время генерал ездит к министру с Петей и, и всем понятно, что Петя скоро его полностью заменит. Пока же официально назначен его помощником. Поэтому, возможно, что Петины визиты связаны со службой. И всегда добавлял: «Мы с тобой, Верочка, можем гордиться Петрушей. Я даже надеяться не смел, что наш дорогой, золотой мальчик так далеко и быстро пойдет!»
- О, это так! Так, Мишенька! - отвечала матушка, - я горжусь, очень горжусь...Но ведь Петенька действительно наш любимый золотой мальчик. Ведь он красавец писаный, умница, талант, золотое сердце и министерская голова. И этот клад хочет захапать старая ведьма. Видать, она охотница на молоденьких. Лизу ей подавай, а теперь еще и Петю. Не будет этого! Я им заменила мать и люблю их как мать. Я восстану и не допущу!!»
Тут папа начинал уговаривать маменьку не затевать глупостей, вспомнить, чья дочь Софья Ивановна и какие могут начаться неприятности и у него, и у Пети, если она поведет себя нетактично. Маменька плакала, и разговор прекращался.
                *
       Матушка не смогла остановится. Она имела с Петей серьезный разговор о Софье Ивановне. Петя ее выслушал. Попросил больше никогда не говорить плохо и неуважительно о Софье Ивановне. Сказал, что не только любит ее больше жизни, но и безмерно почитает. Что она прекрасна, молода, благородна, умна, образованна и лучше ее нет на свете женщины.
       Матушка обмерла. Пропал ее золотой мальчик, пропал пропадом! Накинула свою самую дорогую кружевную шаль и выбежала из дома. Почти не помня себя, она кинулась к генеральскому дому.
       Софья Ивановна читала в саду книгу, когда перед ней появилась матушка и, рыдая на коленях, умоляла оставить ее приемных детей в покое. С трудом удалось Софье успокоить ее.
- Вера Лаврентьевна, дорогая, что Вы от меня хотите? - вопрошала Соня.
- Прошу Вас не видеться с ними, особенно с Петей. У Лизы скоро будет своя семья, своя жизнь, а Петеньку отпустите. Зачем он Вам?
       Софья глубоко задумалась: «Ясно, Вы просите, чтобы я не виделась с Петей, ждете от меня ответа...Я думаю, Вы сами за меня ответите. Если Вы поселитесь у меня в доме, а я обеспечу Вам максимально хорошую жизнь, но с условием, что Вы больше никогда не увидитесь с господином Борщёвым, то я постараюсь больше не видеться с Петей»

- Да Вы с ума сошли, Софья Ивановна, Миша - мой муж, отец моего сына!
- Сын Ваш, Вера Лаврентьевна, вырос, и никто не помешает с ним видеться, но мужа своего Вы больше не увидите, если хотите, чтобы я не виделась с Петей.
- Да как же это? Да что за глупости! Я без Миши и дня не проживу. Он для меня всё! Понимаете? Всё! А я без него ничто- нет меня!-почти кричала матушка.
- Вот Вы и ответили за меня, Вера Лаврентьевна!
Обе женщины надолго замолчал.
- Так Вы так любите Петю? - промолвила Вера Лаврентьевна.
- Словами не передать , как люблю. Всем сердцем, всей душой! Жить без него не могу!- воскликнула Софья.
- Но как такое могло случиться!? – вопрошала матушка.
- Да сразу, как только увидела его, - так и случилось. Это было , как удар молнии. Пойдемте в дом, Вера Лаврентьевна, я Вам кое-что покажу.
      И Софья повела матушку в свой кабинет и вынула из бюро портрет.
- Как Вы думаете, кто это?- спросила Соня.
- Что тут думать?- Это Петя. Портрет очень точен.
- Я написала его в ранней юности. Написала портрет своего идеала, а затем встретила похожего человека, но это был не он. Я обозналась и бежала, решив, что лучше  я буду жить одна и хранить в сердце свой идеал. А теперь я его повстречала, сразу узнала и не ошиблась - это был он, мой идеал. Просто время сыграло с нами злую шутку -  заставило его припоздниться, но он все же пришел, он нашел меня! А Вы хотите невозможного, чтобы мы больше не виделись, – горячо говорила Соня.
- Ладно, Соня, я все поняла и скажу тебе так. Прости ты меня, дуру старую! Но кто же мог подумать, что вы – и вправду счастье друг друга. А на время не ропщи. Десять лет  разницы не так уж и страшны. Наживетесь, нарадуетесь друг на друга. Я Вас благословлю, только что скажет генерал- твой папа?
- Сначала слышать не хотел, но я его уломала. Ведь я совершенно самостоятельна. У меня имеется капитал моей матери- более миллиона рублей, и отец опасается, что я могу его покинуть, а он очень нездоров…
- Так неужели ты бросишь старика?
- Боже сохрани! Буду беречь и лелеять его старость. Тем более, что он решил уйти на покой, а все дела передать Пете, поэтому он нас благословил, а свадьбу мы бы хотели сыграть двойную – на масленную, когда Петя и Лиза снимут траур.
- Ну вот! Шла, думала, у меня детей отнимают, а возвращаюсь с еще одной доченькой!
        И женщины обнялись и расцеловались.
                *
        Домой матушка летела как на крыльях, но ее отсутствие было замечено. Вся семья была в сборе и садилась обедать. Матрена разливала суп.
- А куда мамочка наша запропастилась?- спросил папа.
- К злодейке побежала. Наконец-то решилася!- объявила Матрена.
          Все онемели. И в этот момент вбежала матушка и начала ко всем кидаться. Сначала к Пете: «Петрушенька, родной мой, прости меня!.. Ты был прав, а я не разглядела. Соня –замечательная девушка, ума палата, добрая и любит тебя всем сердцем!». Затем к отцу: «Мишенька! У нас новая доченька теперь- Сонечка. Благословлять будем молодых. Счастье к нам грядет- две свадьбы!» Лизе: « А у тебя, Лизонька, теперь сестрица будет. Семья-то наша растет!». Ко мне: «Севочка, ведь это правильно, что обычные люди, хорошие, конечно, но обычные, притягиваются друг к другу. А необычные, даже необыкновенные тоже притягиваются. Ведь Соня с Петей – большие оригиналы. Вот их Бог и свел! А ты заметил сынок, какие у Сонечки волосы красивые,  словно черный шелк, а глаза  -  чудо-глаза - прозрачные и глубокие, как вода под ярким небом. Какая Сонечка высокая и статная. Держится, как королева. Мне очень улыбка ее понравилась - неотразимая улыбка. Ай да Софья, наша мудрая София - лучше всех!» И с этими словами матушка упала на стул и потребовала супу.
- А ты, Матрена, волком-то на меня не смотри. Софья Ивановна мне сердце открыла, и я ее полюбила, а нашему Петруше повезло, слышишь ты меня, Матреша?
-   Как же не слыхать! Слышу и понимаю, что дело-то порешенное. Да есть ли за этой девицей хоть маленькое приданое, а то осерчает генерал и выгонит ее к нам из дома в исподнем.
- Да у Сони свой капитал есть от матери. Если подумать, то она, получается, одна из богатейших невест в городе. У нее больше миллиона денег, а генерал согласен и благословил молодых.
          Раздался грохот. Это Матрена уронила супницу. Разбила ее на слове «миллион».
         Собирая осколки, Матрена радостно причитала: «Ах, Петр Степанович, вы наш! Умнейший мужчина в Петербурге. Вот взял, так взял! Это я, понимаю, по-нашему!»
        Все были радостно возбуждены, смеялись, шутили, пожимали друг другу руки и обнимались.
        Тут Петя сказал, что деньги Софьи Ивановны принадлежат только ей. Я заспорил с ним. Деньги в семье общие, а распоряжается ими жена. Она лучше ведет хозяйство и ей виднее на что тратить. Лиза была со мной согласна. Петя не стал с нами спорить, а стал вспоминать, как они с Соней познакомились.
        Он сопровождал Лизу. Вошел, Лиза стала их знакомить. Соня что-то сказала и взяла его за руки. Он заглянул в ее бездонные чистые глаза и подумал: «Разве можно жить с такими глазами?» И тут его со спины пронзила сильная боль. Это была то ли жалость, то ли радость. Он тоже что-то сказал несуразное, и полюбил Софью Ивановну навеки.. А что они сказали друг другу, он не помнил.
         Лизонька рассмеялась:  «Зато я помню! Соня сказала: «Вот ты где? Как долго ты шел!» А ты сказал: "Наконец-то я тебя встретил". В комнате тут ж появился рыжий шаловливый мальчишка с луком. Его матушка послала. Натянул тетиву и, чтобы не промахнуться, пронзил сердца вас обоих! В тебя он стрелял со спины, чтобы наверняка нанизать вас на роковую стрелу!»
                *
То, что дуэль состоится, я знал раньше всех и всячески пытался отговорить Петю от этого шага. Конечно, это оказалось бесполезной тратой слов.
- Ведь он боевой офицер! Пристрелит тебя и глазом не моргнет, - говорил я.
- Знать, судьба моя такая, а стреляться необходимо, - спокойно отвечал Петя.
 - А если ты его убьешь? Знаешь последствия? Да и каково ходить в убийцах всю жизнь?
- Я постараюсь его только ранить, и этого будет достаточно. А ты, Севушка, научи меня стрелять, а то я и пистолет толком держать не умею.
Все мои призывы и доводы были исчерпаны, и я стал вывозить Петю на стрельбище. Мне пришлось посвятить Смирнова в эту подготовку, и к моему изумлению Николай Аркадьевич встал на Петину сторону.
 « Петр Степанович всё правильно решил, - сказал он мне, - ты пойми, Сева, таковы светские условности. Если за девушку никто не вступился и дуэли не было,  она безусловно опозорена. Если дрались, посудачат, но все  ее оправдают. Позор смывается кровью, а еще лучше   - и кровью, и венцом, как в случае с Цветковым. Когда Софью Ивановну снова станут везде приглашать, и постепенно история обрастет романтическим налетом и только тогда забудется».
Я этого не понимал и думал, что хорошо, что я не принадлежу к этому светскому обществу и мне не нужно вникать в эти дикие законы и правила. Петя быстро обучился стрельбе и был готов к дуэли. Конечно, я согласился стать секундантом, но меня брало сомнение, а будет ли этот светский хлыщ принимать вызов от писаря?
-«Примет», - уверил меня Петя, я его оскорблю прилюдно»
        Так он и сделал. Приехал в ресторацию, где обычно кутил офицерик, и при его друзьях назвал его безответственным мелким негодяем, ударил его по лицу перчаткой и бросил ее.
        Вызов был принят. Я поехал к офицеру договариваться. Тот вел себя безупречно. Время и место были оговорены. Офицер спросил, где служит его противник. «Писарь, значит, - пробормотал он, - стало быть, правая рука ему нужна…».
        Через день, на рассвете противники сошлись. Еще когда я ездил к офицеру, я обратил внимание на удивительную схожесть их внешности. Только Петя был моложе, его черты лица казались более тонкими, а лоб выше, а так – один в один. Неудивительно, что когда офицер поднял пистолет и вгляделся в Петю, то пробормотал: « Как в зеркало целюсь…».
        Обменялись выстрелами. Оба получили ранения в левое плечо. Доктор тут же вынул пули, перевязал их, обругал и уехал. Офицер попытался подать Пете руку, но тот отвернулся и завел свою правую руку за спину.
        Город гудел. Генерал ходил гордый, словно это он стрелял. Соня плакала и бранила Петю. Все его одобряли, только я этого не понимал. Рассказывали, что даже сам офицер восхищался мужеством и благородством писаря.
         К Соне пошли приглашения из домов, прежде закрывавших перед ней двери. Толпами стали приезжать бывшие подруги только, чтобы взглянуть на Петю. Все были от него в восторге и щебетали комплименты. Соня сдержанно молчала.
                *
         Свадьбы сыграли в начале масленной. Дом генерала на время превратился в ресторацию. Везде стояли столы, украшенные цветами и ломящиеся  от снеди. Еда непрерывно поступала одновременно из кухни и из ресторана. Официанты бесшумно скользили между гостями. Музыканты беспрерывно играли.
          В саду поставили разукрашенные палатки, где подавали блины, квас и пиво всем желающим. Всегда запертые ворота особняка были распахнуты настежь. Николай Аркадьевич и моя матушка, казалось, были вездесущи. Они неожиданно появлялись в разных местах, строго наблюдая за тем, чтобы все совершалось, как положено. Нас с Петрушей с утра разодели как клоунов, да еще и духами полили. Надо сказать, что на Пете как-то очень ловко сидел фрак, кружевная рубашка и тонкие лайковые перчатки, чего нельзя было сказать обо мне. Мне казалось, что фрак тесен в плечах, рубашку я чем-нибудь запачкаю, перчатки лопнут, а в узких франтоватых штиблетах невозможно и шагу ступить. Нас привезли в церковь и поставили у алтаря, где нам предстояло дожидаться невест. Мало того, что церковь была переполнена, так еще и около нее происходило столпотворение. Кареты, лошади и пешие люди толпились вперемешку. Мы с Петрушей едва пробились на свои места в церкви, при этом мой друг еще умудрился со семи поздороваться и даже отпускать дамам комплименты.
          Стали ждать невест. Мне показалось, что я стою уже неделю, прежде чем услышал крики: «Едут!  Едут!». Двери церкви отворились. Все расступились, и на  ковровую  дорожку  вступил  генерал, торжественно, как в менуэте, ведя перед собой Софью Ивановну. На ней был очень красивый наряд, чем-то напоминающий одеяние сказочной царевны. Прекрасное кружевное платье лежало на шелке. По горлу, подолу, рукавам и по всей передней линии платья вился горностай, навевая мысли о сарафане. Головной убор, шитый жемчугом и  бриллиантами,   напоминал кокошник, с него спускалась тонкая кружевная фата. Высокие кружевные сапожки были расшиты крупным жемчугом. Тяжелые черные волосы Софьи Ивановны были заплетены в косу и схвачены кружевными лентами. Права была матушка, Сонины глаза ярко сверкали, как вода под синим небом. Я подумал: «Какая интересная женщина, эта Соня. Как я этого замечал, а Петя и матушка сразу увидели».
          В толпе шептались: «Какая элегантная, какая интересная, видная, прямо королева! А жених-то какой красавец ! Душка!. Повезло ему, повезло ей!»
Генерал подвел Соню к Пете и сказал: «Вот, Петрушенька, отдаю тебе доченьку свою единственную, - тут голос его дрогнул, - люби ее, никогда не обижай. Я на тебя во всех отношениях надеюсь, сынок!». – Я не подведу, Иван Савельевич, - ответил Петя, и они с генералом обнялись. Софья оперлась на Петину руку, и все стали ждать приближенья моего папеньки, который вел Лизоньку. Да Лиза ли это? Это какая-то неземная фея в облаке газа и с веночком на голове то ли шла, то ли подплывала ко мне?  Да неужели ее ведут ко мне, это видение мое? Это, наверное, сон!!! Меня затрясло , закачало, и я заплакал. Тут, не сговариваясь, папенька и Смирнов показали мне кулаки, и я постарался взять себя в руки. Прекрасная фея крепко держала меня за руку. Меня куда-то водили, о чем-то спрашивали, кажется, я отвечал, но одеть кольцо на Лизин пальчик не смог- так тряслись у меня руки. Лизонька сама надела кольцо на мой и на свой палец. Я схватил ее на руки и побежал из церкви. Все почему-то смеялись и аплодировали.
           Петя внес Соню в дом генерала, я тоже хотел внести туда Лизу, но Николай Аркадьевич так на меня гаркнул, что я чуть не уронил свою драгоценную. « Петя вносит супругу в их дом, где они собираются жить. Ты тоже должен внести Лизу в свой дом, а не в чужой! Совсем сегодня не в себе парень!»- сказал Смирнов. Я никому ничего не отвечал, а только  улыбался, так как был безмерно счастлив. Что было дальше помню смутно, как в тумане. Потом мне рассказывали, что свадьбы были шумными и веселыми. Все остались очень довольными. Мы же вчетвером ушли со свадьбы не прощаясь. Нас уже ждал багаж, и мы на две недели отправились в свадебное путешествие в Париж.
                *
          Вот наша неразлучная четверка уже гуляет по прекрасному городу. Нам с Петей все равно куда ехать, лишь бы нас сопровождали наши любимые, а вот у Сони и Лизы случились разногласия. Соня хотела в Италию, Лиза - в Париж.
- «Пойми, Сонечка, ты еще много будешь путешествовать с Петей. У него отпуск большой, есть рождественские и пасхальные каникулы, вы наездитесь, а Севу едва ли еще отпустят отдыхать. К тому же в Италии один город смотреть неинтересно, а Парижа и одного достаточно. Будет что вспоминать».
          Доводы Лизы перевесили, и генерал через парижских знакомых снял нам небольшой особняк, так как считал, что приличным дамам в отелях делать нечего. Мы проводили время очень весело- много гуляли, посещали театры, выставки, концерты. Лизонька призналась нам, что у нее была еще одна причина поездки в Париж. Оказывается, здесь продается прекрасная фурнитура для ее работы, и она дешевле, чем в других городах. Лизонька закупала эту фурнитуру в таких количествах, что я подумал, что всем вышивающим петербурженкам хватило бы ее до конца их жизни. Правда, Лиза сразу же отправляла покупки домой, а папенька встречал и забирал посылки.
        Неделя пролетела как одна минута. И вот однажды вечером мы прогуливались по набережной. Мимо нас неспешно проходили гуляющие, проезжали коляски. Вот медленно проехала коляска с нарядной рыжей дамой, которую сопровождал пожилой кавалер с очень породистой внешностью. Он что-то ей говорил, не сводя с красотки влюбленных глаз. Дама все посмеивалась, благосклонно склоняя к нему голову.
Тут я увидел, что с Петей что-то происходит. Он изменился в лице, побледнел и что-то быстро зашептал Соне. Соня подхватила Лизу, сказав, что им срочно надо посетить какой-то магазин. Дамы сели на извозчика и уехали. Петя тоже схватил извозчика, буквально затолкал меня в него и только тогда сказал мне: «Это она- наша преступная соседка! Этот смех я никогда не забуду», и бросил извозчику, - поезжайте за той коляской!».
                *
            Вскоре мы узнали, что рыжую бестию зовут теперь Мэри Чампкинс, и она вдова английского банкира. В Париж приехала развеяться и отойти от своего горя. Уговорил ее на этот шаг ее давнишний поклонник граф Рольстон, человек очень богатый и влиятельный. Никто не сомневался, что как только закончится траур, миссис Чампкинс станет графиней, поскольку Рольстон своих чувств и намерений не скрывал.
           Я тут же телеграфировал Смирнову. Он долго никогда не тянул, и уже через два дня мы сидели в нашем домике и совещались, как нам действовать дальше.
- Необходимо выманить злодейку в Россию, а там сразу в острог и судить!- сказал Николай Аркадьевич
- Как это сделать?
- Думаю, нужно мне преобразиться в богатого холостого русского аристократа, начать волочиться за ней, да и похитить, - предложил Смирнов.
- Её трудно похитить, ведь она будет сопротивляться. Женщина-то она отчаянная, -  забеспокоился я.
-Будет, не сомневаюсь в этом, если, конечно, не будет спать, - подтвердил Петя, и они со Смирновым переглянулись.
Наши жены отнеслись к этому плану с одобрением.
- Сплетни о Вашем приезде, легенду о Вас, карету с гербом и деньги я Вам обеспечу, - заявила Соня.
         На другой день Смирнова было не узнать. Красавчик князь, повеса и кутила, предстал перед нами во всей своей красе. Откуда ни возьмись поползли слухи о его богатстве и донжуанстве. Он приступил к осаде нашей ведьмы. Она внимательно выслушивала его любовные признания, ничего не отвечала, а только посмеивалась. Ее всюду сопровождал граф. Необходимо было от него хоть ненадолго отделаться.
           Наконец Смирнов уговорил ее прогуляться по набережной и где-нибудь отобедать. Они отобедали в самом дорогом ресторане, откуда Смирнов снес её на руках, объяснив лакеям, что на даму так подействовало шампанское. Дальше все разыгралось как по нотам, и вот уже нашу злодейку встречали мои коллеги. Её поместили в острог, в женскую камеру, где ждали суда такие же преступницы, как она.
           Мы, конечно, не знали, что злодейка раскусила Смирнова, сказав своей преданной горничной: «Вот что, Глаша, разных людей я повидала –этот никакой не князь и даже не купчик, а скорее всего государев легавый. Так что, если я задержусь с этого обеда - беги скорее к графу, скажи, что меня русские злодеи похитили. Пусть немедленно гонит в Россию. Он должен помочь!»
                *
           С судом тянуть не стали. Уже через неделю назначили заседание. Об этом деле гудели все газеты, сверкая эффектными заголовками. Зал судебного заседания был переполнен. Люди стояли даже на улице. На передней скамейке сидел хрупкий граф со своим ражим лакеем. Все, кто мог быть подкуплен, были графом подкуплены. Адвокат был нанят самый известный. Наша беда заключалась в том, что все выдвинутые обвинения не подтверждались свидетелями, а значит, могли считаться голословными. Домик Цветковых находился на отшибе. Показания водовоза мог подтвердить папенька, да и то со слов умирающего. Что же касается смерти ее предыдущих мужей и детей, то этого никто доподлинно доказать не мог. Сама рыжая держалась очень скромно и достойно. Утверждала, что ее оговаривают злые люди, и даже намекала, что это происходит, потому что она в свое время отвергла их ухаживания. При этом бестия гордо подняла свою красивую голову и указала на моего отца и на Смирнова. Зал ахнул, но опровергнуть ее слова тоже никто не мог. Адвокат разнес все доводы суда в пух и прах. Он рассказал, что Мария Александровна Полякова – незаконная дочь князя Александра Дмитриевича Сухорукова и горничной. Выросла она в доме князя, где получила прекрасное образование. Была изгнана из этого дома женой князя сразу после его внезапной кончины. Мать Марии Александровны сильно болела, и чтобы кормить больную мать, Мария Александровна вышла замуж за торговца с Кузнецкого рынка, а тот пошел за клюквой на болото и сгинул. Ну, причем здесь Мария Александровна?! Второй ее муж был врачом по зубной части. У него была слабая грудь, и чахотка унесла его в могилу. Нашлись и показания врача, который лечил ее второго мужа. Что же касается детей, которые умирали во младенчестве, то тут рыжая бестия обратилась в зал к женщинам и спросила, то бы они почувствовали, если бы такое горе, как потеря детей, вменили бы им как обвинение? Начались крики, слезы, с трудом удалось навести порядок в зале.
            Все закончилось для нас ужасно. Вердикт присяжных : -«Невиновна!» был единогласным. Злодейка сделала вид, что теряет сознание. Дюжий лакей графа подхватил ее и отнес в экипаж.
                *
             После нашего фиаско с рыжей ведьмой мы решили о ней не вспоминать.
 - Бог ее накажет! - сказала Лизонька, - человеческий суд несовершенен».
Я почему-то обиделся за Смирнова.
-  Но, дорогая, ведь Николай Аркадьевич изловил преступницу и доставил в суд! - Никто не умаляет профессионального таланта Смирнова. Он как всегда блестяще выполнил свой долг. Но он не судья и не присяжный. Это они решили отпустить злодейку. Ведь человеческий суд – лишь спектакль. Он зависит от многих обстоятельств, и как он был поставлен и проведен, сыграл ей на руку. А вот Божий суд – он другой…от него не сбежишь, и он неминуем! А мы постараемся не вспоминать об этой женщине, как не вспоминают зло, которое было в жизни.
Да и не вспоминали бы мы о ней никогда, если бы несколько лет спустя Цветковы, вернувшись из Англии, не привезли газеты. Лизонька прочла мне их в последовательности. Там как раз были сведения о рыжей. Она вышла замуж за графа и какое-то время жила с ним в его поместье. Вместе с ними жил сын графини от первого брака, который был не расположен к своей мачехе. Он погиб. Утонул, хотя хорошо плавал. Нашли не сразу, тело далеко унесло рекой. Граф горевал, и чтобы его развеять, а заодно отправить подальше от нежелательных слухов, его назначили губернатором Ямайки. Предыдущий губернатор погиб при странных обстоятельствах. Правда, его так и не смогло принять местное население, которое под руководством шамана устроило праздник на его похоронах. Эти события возмутили английский двор, и была выражена надежда, что граф наведет порядок на Ямайке, памятуя его  старые дипломатические победы. В последний газетах говорилось, что графиня, по слухам, увлеклась культом вуду, нашла общий язык с шаманом. Её беспрекословно слушаются, трепещут перед ней и считают настоящей королевой Ямайки. Графом в Англии очень довольны. За наведение порядка на Ямайке ему пожалован очередной орден. Больше мы никогда ничего не читали, не слышали о рыжей графине, ставшей хозяйкой Ямайки.
-  Может, ее акула съест? – с надеждой спросила тогда Соня, - там много акул.
- Нет, дорогая, акула ее не тронет, -ответил Петя, - ворон ворону…
И больше мы о ней не вспоминали.
                *
          После смерти генерала Соня позвала нас жить с ними. Мы колебались, но квартиры, которые мы вынуждены были постоянно снимать, быстро становились нам тесны, и хорошенько посовещавшись, мы приняли добросердечное приглашение. Очень скоро мы почувствовали все преимущества нашего нового местожительства. Дело в том, что моя ненаглядная жёнушка часто дарила мне нового ребеночка. Всего у нас появилось двенадцать деток. Дин, правда, умер во младенчестве от детской горячки, да еще одна девочка оказалась неудачной, как говорится, в семье не без урода, но зато остальные удались на славу – здоровые и красивые. Вот по этой причине, быстрорастущей семьи, нам и приходилось переезжать   с квартиры на квартиру, а в генеральском доме всем хватало места. По настоянию Сонечки откуда-ни возьмись появились мамки-няньки и учителя. Соня взялась за наших детей всерьез. Да и что греха таить, некогда мне было возиться с детишками. Я, как и Петруша, пропадал на работе. Петя занимал генеральскую должность и старался разумно преобразовывать своё ведомство. Я сутками находился на службе, а после тяжелого ранения и кончины моего незабвенного руководителя- Николая Аркадьевича Смирнова, занял его полковническое место, став руководителем отдела. К сожалению, бандитский элемент никак не успокаивался, и работы становилось все больше и больше. У Лизоньки тоже было полно забот, кроме материнских. Сбылась ее мечта. Она открыла свою мастерскую, где трудились ее старые и новые ученицы. При мастерской действовали курсы, куда непросто было попасть, так как Лиза обеспечивала работой своих курсисток. Содержала Лиза и большой магазин, который тоже пользовался замечательным успехом. Иногда Лиза заикалась  о расширении своего предприятия, но Соня и Петя каждый раз ее отговаривали, потому что она итак несла непосильный груз на своих хрупких плечах. Лизонька всегда прислушивалась к советам Цветковых, тем более что никогда бы не смогла осуществить свою мечту, если бы первоначально не получила действенную помощь от Сони. Даже генерал принимал в этом участие. Помог найти, арендовать и обустроить приличное помещение.
Конечно, я гордился своей умницей-красавицей женой. Следил за ее успехами. Знал, что ее работы отмечают не только у нас, но и за границей, куда она их посылала на всякие рукодельные выставки. К сожалению, сама Лизонька ездить на них не могла, дела не пускали, зато Сонечка работы возила и возвращалась с грамотами и наградами.
                *
               Мы-то с Лизонькой никуда не ездили после свадебного путешествия в Париж. Зато Цветковы объездили полмира. Где они только не были, ведь у Петруши был большой отпуск, которым они и пользовались, да еще и каникулы. Каждый год в отпуске Петя рисовал портрет Сони на фоне мест, которые они в этот момент посещали. С каждым годом Соня на портрете получалась всё красивее и моложе. Петя обрамлял портрет в красивую раму и торжественно преподносил жене. Наконец, он заставил вывесить эти портреты. Соня прошлась вдоль этой галереи, засмеялась и сказала мужу:
- Радость моя, пожалуй, мне не стоит больше тебе позировать, сходи  в Летний сад, скопируй там любую богиню, обряди ее в мое платье, да и повесь в конце ряда.
- И не подумаю, Сонечка, любая из этих богинь тебе в подметки не годится, Ты, действительно, становишься с каждым годом все краше.
- Как тебе это нравится, Лиза? - возмутилась Соня.
- Мне это очень нравится, Сонечка, - ответила Лиза.
         Хотя Бог не дал Цветковым детей, зато они так отнеслись к нашим, как мало какие родители смогли бы отнестись. Прямо скажу, никто не смог бы вложить в наших детей больше, чем Цветковы. Все девочки получили прекрасное домашнее образование и воспитание. Языки, музыка, живопись давались им сызмальства. Сонечка находила лучших учителей и бдительно следила за успехами детей. Всем мальчикам вменялось в обязанность хорошо закончить гимназический курс и выбрать себе дорогу в жизни. Цветковы внимательно следили за наклонностями и способностями наших детей. Хоть мы с Лизонькой и были любящими внимательными родителями, но нам было далеко до Цветковых. Следует признать, что они знали наших детей лучше нас. Дети отвечали им безусловной любовью, обожанием и послушанием.
        Трое мальчиков поступили в высшие учебные заведения, двое пошли по юридической части, а третий закончил академию художеств, стал художником,  живет теперь в Италии. Один пошел по моей стезе, проявляет недюжинные способности к сыску, работает в моем отделе и скоро заменит меня. Самый младший, спокойный и старательный, давно работает у Петруши на месте моего покойного папеньки- столоначальником. Этот сынок ни за что не хочет продвигаться дальше по службе. Ему все нравится и радует, и он просит оставить его в покое.
        Две девочки пошли по стопам матери- ведут ее магазин и курсы и обдумывают вопрос расширения предприятия. Их поддерживают и во всем помогают их мужья из купцов. Одна дочка проявила недюжинные способности к математике, училась за границей, а теперь там же преподает. Предпоследняя доченька выросла такой красавицей, что на нее оборачивались на улице. Учеба ей не давалась, но это ее не огорчало, поскольку кроме несомненной красоты она обладала совершенно невозмутимым характером. Она очень рано вышла замуж за немолодого, знатного и богатого человека. Когда я попытался через Лизоньку и Сонечку ее отговорить от этого шага, они обе, не сговариваясь, сказали мне, что дочка знает, что делает, и что ей так лучше. И действительно этот брак оказался вполне удачным. Муж души в ней не чает, а она довольна и ничего другого для себя не желает.
А вот о последней дочке как-то неудобно рассказывать. Она взяла себе мужское имя и пишет под ним в газеты и журналы таинственные истории с криминальным сюжетом. Просто срам! И что вы думаете? Эти писания прямо рвут на части издатели и читатели.
           Правда, Слава Богу, все дети, кроме нашей «писательницы», нашли свои половины и подарили нам более тридцати внуков. Я что-то в них стал путаться, но они все здоровые и славные детки. Лизонька их всех знает и говорит, что это не предел.
                *
С огромной скорбью в сердце приступаю я к описанию дальнейших событий. Сначала нас покинула Сонечка. Она долго скрывала свое недомогание, никого не хотела огорчать и обременять, пока болезнь в полном смысле этого слова не уложила ее в постель. Петя поднял на ноги весь медицинский мир Петербурга. Одно заседание врачей у Сониной постели сменялось другим консилиумом, пока один толковый врач не сказал Пете: «Петр Степанович, разве Вы не видите, как физически страдает Софья Ивановна? Перестаньте постоянно ее осматривать, ощупывать, теребить и тормошить. Да, она очень мужественно переносит свои страдания, но это не значит, что она должна так мучиться. Нужно давать ей морфий, пусть лучше она будет находиться в забытьи, ей осталось недолго страдать». После этого разговора консилиумы прекратились. Софью Ивановну посещал только этот врач с обезболивающими лекарствами. Петя сразу превратился в потерянного старика. Он не покидал Соню до последнего ее вздоха. Закрывая ей глаза, сказал: «Вот и всё. Жизнь кончилась».
Мы с Лизонькой думали, что он сказал о Соне, а он, оказывается, говорил о себе. Петя стал сильно худеть и кашлять, как его отец. Судорожно завершил все земные дела, никого не забыв. Умер Петенька как-то внезапно, тихо и незаметно. Просто однажды не вышел к завтраку.
         Горю всей нашей семьи не было предела. Буквально год назад мы были цветущей, счастливой семьей. Никто не мог предположить, что в течение одного года мы лишимся самых близких, самых любимых людей. У Сонечки был фамильный склеп, где и покоятся теперь наши родные – Цветковы…
          После смерти дорогого друга Петруши мне показалось, что жизнь никогда больше не будет меня радовать, но мудрое время залечивает все раны. Жизнь продолжалась, и однажды я поймал себя на том, что весело смеюсь над каким-то рассказом Лизоньки. Я тут же обвинил себя в полном бездушии, но моя любимая так смешно рассказывала, что я опять засмеялся. Вот тут-то я понял, что жизнь сильнее нас, с ней не поспоришь, перестал сопротивляться и ходить с траурным лицом, потихоньку стал жизни радоваться. Тогда же я решил, что обязательно напишу воспоминания о своем любимом друге.
       Теперь я их заканчиваю, так как я на покое. Возраст и ранения не дают мне дальше служить, но я спокоен- у меня достойная смена.
Лизонька тоже передала бразды правления своими делами детям. С годами моя дорогая супруга становится все лучше и краше. Недавно на мой вопрос: «Почему она не дарит мне больше деток?» Ответила, смеясь: « Что ты,  Севочка,  ведь я же не Сара, и хотя нас не только посетили два ангела, но и долго жили с нами,   - это не помогло».
 - При чём здесь Сара?- не понял я
- Севочка, сколько тебе лет?
- Летом семьдесят четыре стукнуло..
- Верно, а я на два года тебя моложе. Понял теперь?
- Да этого быть не может. Тебе и сорока не дашь, Лизонька!
- Ну, в сорок лет я бы за семидесятилетнего не пошла!- как всегда отшутилась моя ненаглядная.
        Этот разговор заставил меня сильно призадуматься. Неужели мы старики, и жизнь наша заканчивается? Как я не заметил этот стремительный бег времени? Я стал задавать себе тяжелые вопросы. Зачем я жил? Что сделал хорошего?
        Я решил с мучившими меня вопросами обратиться к своей девяностошестилетней  матушке, которая пережив всех своих ровесников жила вместе с нами в генеральском доме. Этот дом и все капиталы Цветковых перешли к нам по завещанию. Теперь Лизонька думала о нашем завещании и все время с этим вопросом приставала ко мне. Я не хотел это решать и попросил ее сделать по ее усмотрению.
-  Ну, смотри, Севочка. Вопрос серьезный, капитал большой, наследников много. Вдруг ты останешься недовольным моим решением?
-  Да Боже сохрани, Лизонька, уверяю тебя – любое твое решение приму с удовольствием.
        Больше я к этой теме не возвращался, не интересовался, так как вполне знаю разумность и благородство своей жены.
        Итак, я поднялся к матушке. Она сидела в своих креслах, утопая в кружевах так, что казалось, что в креслах сидит пена кружев вокруг маленького личика. С годами матушка сделалась большой франтихой и лакомкой. Все время требовала переодевать ее в нарядные чепцы и капоты, благо прислуги хватало. Она все звала Матрену, ругая ее, что та запропастилась, все бегает по чужим дворам да сплетничает. Бедной Матрены давно не было в живых, и где она теперь бегает, можно было предполагать.
        Между собой мы договорились, что не будем огорчать матушку горестными вестями, благо память у нее стала совсем короткой. Матушку легко было отвлечь, и она тут же забывала, о ком спрашивала и кого хотела видеть. При этом поражало то, что не только всех своих внуков она помнила поименно, но и правнуков. Требовала фотографические карточки, завела кучу альбомов, обо всех внуках и правнуках рассказывала своей компаньонке, с которой разглядывала альбомы, и никогда никого не путала. Когда я вошел, матушка слушала свою компаньонку, которая читала ей роман. Стопка газет- тоже интерес матушки- были отложены в сторону.
Я поцеловал матушке руку и на ее вопрос, принес ли я чего-нибудь вкусного, желательно засахаренных фруктов, до которых она стала большая охотница, ответил, что сейчас принесу, а теперь хотел спросить ее, для чего живет человек, зачем приходит в этот мир?
- А кто для чего, - ответила матушка, - людей-то много, стало быть, и причин много…Да и что тебе до других, ты о себе думай, Сева! Молись почаще. Делай людям добро, вот Бог тебя и наградит. Впрочем он тебя и так наградил. Ты женился на моей дочери Лизе, у вас прекрасные дети и внуки, живете в здравии и полном достатке. Чего еще желать? Живи и радуйся!
Почему-то матушка возомнила , что я не ее сын, а муж ее дочери, а ее дети Петя и Лиза. Говорила, что прекрасно помнит, как рожала Петю, а вот как Лизу- запамятовала. Мы ей ни в чем не перечили. В этот момент Эмилия Карловна, матушкина компаньонка, у которой от моего вопроса даже упало пенсне, принесла матушке целый ящик засахаренных фруктов, чем привела маменьку в восторженное состояние: «Вот прелесть-то  какая!- радовалась та, как дитя,- целый ящик! всем угощения хватит. Угощайтесь, Эмилия Карловна! и ты, Севочка! Да позови моего мужа Мишу. Он в свое время прятал ото всех эти сладости. Жили мы тогда очень скудно, его все Петенька баловал, наш золотой мальчик. А теперь ешь - не хочу!». Она задумалась, затем сказала: « Что-то я редко стала видеть мужа и Петрушу…».
- Они много работают, матушка, -  сказал я.
-  Вчера они оба к Вам заходили и долго у Вас сидели, Вера Лаврентьевна, - неожиданно твердо сказала компаньонка.
- Ах, действительно, какая у меня стала плохая память, Эмилия Карловна.
       Я стал прощаться, чтение возобновилось. Разочарованный, я пошел к Лизе с теми же вопросами.
-Ну, что же, Севочка, - подумав, сказала Лиза, - если у тебя появились такие вопросы- они называются вечными, стало быть, пора читать Вечные книги…
- Что за книги?
- Библию, хотя бы Евангелие, мифы и многое другое..
- Скучные они, дорогая, я их читал.
- О, нет, не читал, потому что читать – это понять. В этих книгах есть ответы на все вопросы. Отныне я буду сама ежедневно читать их тебе. А ты, как говорил папенька: «Повесь свое внимание на гвоздь терпения».
                *
         Как решено, так и было исполнено. По вечерам Лизонька читает мне книги. Начали мы с мифов Древней Греции. Ну, знаете ли! Эти мифы показались мне фривольными. Они часто вгоняли меня в краску. Сюжеты же оказались увлекательными и разнообразными. Видимо, я действительно читал невнимательно или вовсе не читал. После обеда мы теперь стали ходить в Летний сад, благо, он рядом с нашим домом. В этом саду я с интересом узнавал героев мифов, и мы вспоминали, что с ними связано.
         На днях, когда мы гуляли в саду, меня вдруг пронзило такое сильное, такое сладкое ощущение, что я даже остановился. Я понял, что всё, что было со мной, было не зря, было очень правильно и ничего другого быть не могло и не должно было происходить. Мне стало так хорошо на душе, и все вопросы, которые меня мучили, показались мне дурацкими и отпали. Мы с Лизонькой посмотрели друг на друга и пошли дальше. Лизонька все поняла и, как всегда нежно погладила меня по щеке. Эти прекрасные ощущения покоя и радости не оставляют меня  и теперь. Сегодня мы снова гуляем по саду. Нимфы напомнили мне Сонечку. Петя был прав – она на них похожа, только у Сони нос подлиннее, да лицо добрее. Я почувствовал, что наши дорогие друзья не так далеко, как мне думалось. Они где-то рядом. И вторя моим мыслям, Лиза сказала: «Да, они рядом, и скоро мы все снова будем вместе!»
 

  Санкт-Петербург,
  Петроградская Сторона
  2023 год