Обращение лейтенанта 2

ОБРЕТЕНИЕ НАСТАВНИЦЫ

Превозмогая боль в ноге, лейтенант забрался в темноте на лежанку и заставил себя уснуть: без отдыха человеку нельзя, иначе будет обузой людям. Закачалось перед глазами Рыбинское море, покачал головой со стены разрушенного храма Никола Чудотворец, и очутился Евгений Иосифович снова на плоту-ковчеге. Никого рядом не было. Он прошёл в носовую часть и поднял взор к закреплённой на столпах иконе Богоматери.

– Матерь Божья, – обратился он через неё к той далёкой непорочной женщине, – я еврей, и ты еврейка, мы оба чтим Бога единого – подскажи, как мне дальше жить, где найти наставника в вере?

Богоматерь молчала. Лейтенант долго и пристально вглядывался в потемневший от времени лик. И вдруг ему показалось, что где-то, не на плоту и не во сне, он уже видел эту икону. Да! Это было в декабре тридцатого года. Временно исполнявший должность начальника Мологского РО ОГПУ* Бажанов вызвал его тогда в свой кабинет и потребовал срочно найти отвёртку с узким наконечником. Вот там, в кабинете, его взгляд и привлекла к себе точно такая же икона Богоматери. Он принёс отвёртку и помог начальнику снять с иконы серебряный оклад. В кабинете был представитель Мологского РАЙФО Соколов. Когда икона полностью раскрылась, представитель РАЙФО засомневался в её подлинности – краски выглядели слишком свежими. Бажанов предположил, что директор Мологского музея Цыцын подменил икону.

– Главное, чтоб серебришко к рукам не прилипло, а предметы культа всё равно на растопку пойдут, – философски заметил тогда Соколов, взвешивая на весах снятое с образа серебро.

«А может, действительно директор Мологского музея утаил от комиссии чудотворную икону, а Бажанову передал копию?» – озарило лейтенанта.

Сон как рукой сняло. Опершись на локти и приподняв голову, он принялся размышлять: «В период изъятия церковного имущества Цыцын, пользуясь знакомствами с местным духовенством, поперед государственных комиссий по храмам прошёлся и много чего в своём музее припрятал. Когда органы власти к Мологскому музею подобрались, он за каждую безделушку с таким рвением дрался, что до головной боли членов комиссии доводил. Для него тот музей был делом жизни. Вполне вероятно, что, почуяв обречённость своего детища** и заботясь о судьбе наиболее ценных с его точки зрения экспонатов, директор нашёл копию иконы или сам нарисовал и отнёс в музей, а оригинал передал на сохранение Серапиону, которому доверял больше, чем советской власти».

Вспомнив о Серапионе, Евгений Иосифович снова вспомнил о Насте: «Вот кто знает, перед какой иконой молились монашки в Святоозерном монастыре! А без неё можно только гадать – что да как».

Опустив голову на лежанку и повернувшись лицом к стене, он тяжело вздохнул, закрывая глаза. «И про Ермолая у неё спрошу, и про Ильдуса любопытно всё же» – проплыли последние мысли. И снова закачались вокруг волны, и снова возник в вышине образ Богородицы.

В голове было пусто: лишь бездонные глаза пресвятой Девы, взирающие на него с нежностью и любовью. В горле стал нарастать ком благодарности, на ресницы проступили крупные капли слёз. Что явилось причиной этих слёз и сжимавшего горла чувства, лейтенант не знал и, что странно для профессионального чекиста, даже не искал причины – просто весь от макушки головы, до мизинчиков на ногах был переполнен тихой радостью.

– Чти заповедь любви, – то ли услышал он чей-то голос, то ли сам произнёс.

В памяти короткой вспышкой высветилось всё, что говорили об этой заповеди Серапион и отец Николай. Образ Пресвятой Девы окутала белая дымка, сияние потускнело…

– Не оставляй меня одного! – прокричал лейтенант. – Дай наставника – я один как перст среди безбожников!

Богородица исчезла, и почти сразу в сон лейтенанта вторгся откуда-то снизу голос:

– Что с тобой, сердешный?

Евгений Иосифович, распахнув глаза, удивлённо вопросил окружавший его полумрак:

– Ты кто?

– Матсрона. А ты что крицис? Кто таков?

– Лейтенант Байдер, – ответил он машинально.

Старушка молчала, пытаясь вспомнить, кто такой Байдер и как очутился в её избе.

– Меня Павелко, сын твой, просил к тебе заехать и к себе забрать, – соврал лейтенант, окончательно придя в себя, и сразу решил: «Да, так и надлежит сделать. Отдавать старушку в дом инвалидов – что в гроб класть: там со стариками особо не цацкаются. У меня в доме и жена присмотрит за ней, и я подсоблю – всё веселей у бабки жизнь будет». К горлу снова подкатил ком благодарности, как будто не он, лейтенант Байдер, решил приютить немощную старушку, а его самого кто-то приютил.

– А скоро Павелку отпустят?

– Скоро. Немцев побьют и отпустят, – убеждённо сказал Евгений Иосифович, свесил голову с печи и увидел наконец стоявшую в просвете между печкой и простенком согбенную старушку.

– Тогда зацем меня забирать з дому?

– Вода поднимается, скоро все вокруг затопит. Переедешь в мой дом. Он на холме стоит, большой – всем места хватит. Павелко, как с войны вернётся, тоже с нами жить будет – мы так с ним договорились. Наказывал, чтобы ты помолилась за него и за всех деревенских, подмела горницу, попрощалась и со спокойной душой переезжала.

Матрона подошла вплотную к лежанке, посмотрела подслеповатыми глазами на лейтенанта:

– А ты какой веры будешь – древлеправославной или никоновской?

Евгений Иосифович задумался, не зная как лучше ответить.

– Я от древлеправославной не отступлюсь – в ней крещена, с ней помру и иконы свои родовые желаю в доме в красном углу видеть.

«Уж не Богородица ли её наставницей мне прислала? Верой крепка, сердцем не злобная», – подумалось лейтенанту.

– Наставь меня в вере, Матронушка, – произнёс он тихо и просительно протянул к старушке руки.

– Не шути надзо мной! – возвысила та голос.

– Не шучу! Нет никого со мной рядом, кто был бы так твёрд в вере. И я хочу твёрдости, – прокричал лейтенант ей в лицо.

Она отступила назад. Помолчала, поджав губы, и наконец спросила:

– Ты крещён?

– Нет.

Матрона потупила голову, развернулась, бормоча что-то под нос, и пошла от печи назад в горницу.

– Берешься наставить или нет? – снова сорвался на крик лейтенант.

– Помолюсь, цтоб Господь воду от нас отвёл и спрошу совета, – донеслось из-за стены.

Какое-то время в избе было тихо, потом старушка громко вслух произнесла:

– Господи, Исусе Христсе, Сыне Бозий, помилуй мя грешную, – и сразу, почти без интервалов, молитвы одна за другой стали вытекать из её уст и подниматься к небу.

Иногда слышно было, как сгибая старческое тело, Матрона припадала лбом к полу, кладя земные поклоны. Прошёл час или более, хозяйка дома всё молилась. Лейтенант слез с печи и, стараясь не шуметь, опираясь о стены, вышел из избы.

Солнце, перевалив через верхушки сосен, заливало мир потоками света. Евгений Иосифович заслонил ладонью глаза, осмотрелся вокруг и с удивлением увидел, что воткнутая им ночью в землю мерная щепочка снова оказалась на суше.

«Господь по молитвам Матроны воду отвёл! – восхищённо и радостно пронеслось в мозгу, и тут же возникли сомнения: – А может, ни при чем Господь – ветер в другую сторону подул и согнал из ручья воду?»

Вспомнился вчерашний день: поиски парашютиста, Никола Чудотворец, сломанная нога, прозорливость Серапиона, молитва на носу продырявленной лодки. Если хорошо поразмышлять, то для всего можно найти логические причины, а можно во всем усмотреть промысел Божий. Выбрав логику, человек обрекает себя на обиды и обвинения, на гнев и отчаяние, потому что нити всех причин и следствий невозможно распутать – они тянутся в бесконечность. Усматривая во всем промысел Божий, заботу Всевышнего, истинно верующий даже в минуты скорби не чувствует себя потерянным, одиноким – он знает, что посылается ему лишь то, что необходимо для возрастания души, а потому за всё благодарит Создателя, благословляет проклинающих его, молится за врагов, побеждает ненависть любовью.
Каждому воздаётся по вере его.

– Лейтенантс Байдер, ты где? – раздался из окна голос Матрены.

– На крыльце стою, – откликнулся Евгений Иосифович.

– Раздевайся, крестить тебя будзу – Господь благословил.

*Осенью 1930 года во исполнение распоряжения правительства из музеев страны массовым порядком изымались изделия из цветных металлов. К изъятию ценностей было подключено ОГПУ. Из Мологского музея в числе множества других экспонатов была изъята и старинная святыня – Тихвинская икона Божией Матери. Сотрудник Мологского РО ОГПУ Бажанов и представитель Мологского РАЙФО Соколов составили акт о снятии с иконы серебряных частей. Дальнейшая судьба святыни неизвестна.

**Изъятие экспонатов из Мологского музея проводилось с размахом. Непокладистый директор музея В.В. Цыцын был уволен, а позднее осуждён «за участие в контрреволюционной деятельности краеведов». В период с 1931 по 1935 год в музее сменилось пять заведующих. 31 октября 1936 года был подписан акт о ликвидации музея, немногочисленные оставшиеся экспонаты переданы в Рыбинск. Печальна судьба и художественного наследия В.В. Цыцына. Во время войны художник был освобождён, вернулся в Рыбинск и вскоре умер. Почти все его картины бедствующая семья, чтобы выжить в голодные годы, вынуждена была обменять на хлеб.

Содержание - http://proza.ru/2023/09/27/517