Келейные записки. Тетрадь третья 1

НОЧЛЕГ В ШУМАРОВО

Не желая более искушать судьбу, мы решили остановиться на ночлег в Шумарово. В окнах одного из домов на окраине села ещё теплился свет. Постучали. На крыльцо вышел хозяин. Им оказался Дмитрий Иванович Чернышёв, владелец местной сыроварни и мелочной лавки. Выслушав нашу просьбу, он открыл ворота во внутренний двор. Бричку поставили под навесом, а лошадь на ночь распрягли и, бросив на землю пару охапок соломы, привязали чомбуром к столбу рядом с бричкой. Затем вслед за хозяином прошли в дом.

Дмитрий Иванович раздул сапогом самовар. Я поведал ему о наших приключениях. Он рассказал, что три года назад у них был случай, когда, также недалеко от Шумарово, волки загрызли женщину из Большой Режи. «Главное, если нет рядом укрытия, не бегите – у них инстинкт разгорается. Догонят, собьют с ног – и поминай как звали. Отпугивать криком не надо, в глаза нельзя смотреть – это всё для хищников как угроза, а при угрозе они считают лучшей защитой нападение. Вот если стоять в полный рост на возвышении с воздетыми вверх руками, чтобы выше казаться, и громко, но спокойно говорить – это для них сигнал, что перед ними кто-то большой, сильный, но не желающий им зла – с ним лучше не задираться». От разговора о волках перешли к поиску общих знакомых. Выяснилось, что Дмитрий Иванович хорошо знает Александра Егоровича Крилова, а с Елизаветой Фёдоровной Бродовой его связывает многолетняя дружба ещё с детских лет. Знал он и её мужа, племянник которого Алексей Антонович Брядовой* на земском собрании был избран заведующим Шумаровским военно-конским участком.

Ермолай, перегруженный впечатлениями уходящего дня, медленно потягивал сложенными в трубочку губами чай из блюдечка, прикусывая сахаром, и больше молчал.

Пока мы чаепитничали, жена Дмитрия Ивановича приготовила для нас с Ермолаем места на сеновале, куда мы вскоре и перебрались.

Укрытый теплым лоскутным одеялом, убаюканный запахом душистого сена, я почти моментально провалился в сон. Однако сон был недолгим. Меня разбудили громкие всхлипывания.

– Ты чего не спишь, Ермолай? – обеспокоенно повернулся я к нему.

Он ничего не ответил, только всхлипывания стали громче.

– Да что с тобой? – схватил я паренька за плечи и слегка тряханул, приводя в чувство.

Он разревелся как ребёнок, уткнулся лбом в мою грудь, и тут его прорвало:

– Вы такой добрый, такой честный, спасли мне жизнь, а зачем? Я трусливый и лживый человек. Я сам себе противен. Даже Глаша предпочла мне другого. И правильно сделала! Я ей платочка ситцевого не подарил, а Пашка в один день одел с ног до головы. Я жадный, никчемный человек. Но я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня. Не доверяйте мне никогда. Это я сегодня вам всё это говорю, потому что совесть проснулась, а завтра она опять уснет, и от меня всем вокруг будут только несчастья!

– Успокойся, успокойся, – повторял я, гладя рукой его прижатую к моей груди голову. – Теперь у тебя всё будет по-другому. Всё будет хорошо.

– Да как же хорошо, если я сам себе не верю?

– А ты Богу верь. Если он совесть в тебе разбудил, значит, ты у него в любимчиках, и Он тебя без Своей помощи не оставит.

– Вы смеётесь надо мной? – Ермолай отстранился от меня и после секундной паузы обречённо произнёс: – Правильно. Надо мной надо смеяться!

– Отнюдь не смеюсь. Христос к кому пришёл? К грешникам. Ел и пил с мытарями. Коль ты осознал свою греховность, коль в тебе совесть заговорила, то ты сейчас для Христа в любимчиках.

– Если такие, как я, любимчики, то кто же тогда праведники?

– Праведники в чести потому, что, как ты сейчас, слезами много умывались.

– Слёзы слезам рознь.

– Правильно. Но ты по себе знаешь, о каких слезах я говорю. Равноценны твоим слезам только слёзы благодарности, потому что они тоже изливаются, когда человек осознает свою недостойность. Недостойность перед величием милости. Понимаешь, о чём я говорю?

Ермолай удручённо молчал.

– Когда человек испытывает благодарность? – не отступался я от него.

– Когда получает более того, чем заслужил.

– Хорошо сказал! Подаяние, превышающее наши заслуги, – благое подаяние. Слышал, небось: «Блаженны нищие духом, ибо им будет дано Царство Небесное?»
 
– Слышал, но как-то не задумывался.

– Я тоже не сам дошёл. Мне священник с детства за отца был, он всё по жизни и растолковывал. Так вот, он говорил так, что благодать Божия даётся всем людям – иудеям и эллинам, правоверным и самарянам, но принять её в силах лишь нищие духом. Нищета духовная – противоположность надменности, плод осознания человеком безграничности изливаемой на него Богом любви и, как следствие, - своей немощи, невозможности быть Ему равным в этом. Те, кого мы почитаем за праведников, не отделяют себя от величайших грешников и с радостью готовы служить всем людям: отдавать последнюю рубашку, подставлять щёку. Не в надежде на будущую награду, а исходя из потребности души.

Ермолай задумался. За стенами сеновала начало светать. Короткая майская ночь быстро подходила к концу.

– Что толку мне от моей нищеты, если Глаша с другим, – прошептал он, снова впадая в меланхолию.

Я нарочито рассмеялся:

– Вчера ты прикидывал – не променять ли бедную Глашу на богатую Марфу Игнатьевну, а сегодня без Глаши уж и белый свет не мил?

– Потому как любовь никакой благодатью не заменишь, а коль е у меня отобрали, то и всё остальное бессмысленно.

– Пашка отобрал? Так ты, кажется, назвал соперника?

– Я всё просчитал – больше некому.

– Ух, какой ты математик! – Я захватил ладонью свисавший со стропил пучок сена и поднёс к лицу Ермолая. – Что же это за любовь такая, если её, как это сено, любой может захватить, отдать, развеять по ветру? – я подбросил пучок, и он развалился на сотни травинок. – Любовь не насморк, чтобы то быть, то не быть. Она суть наша. Любимый человек потому и любим, что даёт своей сути возможность проявиться, возможность жить. Любовь оживает в своем проявлении. Двое раскрываются друг перед другом, они – одно целое. Такое единство разрушить невозможно. Никакой Пашка его не украдёт. Не было у вас такого единства – одна лишь страсть. Твои терзания – от ума: что выгоднее, престижнее, надёжнее… Расчеты, расчеты, расчеты – сплошная коммерция. Разве это любовь? Такая арифметика оттолкнёт кого угодно, а ты будешь изнурять себя новыми вычислениями – кто прав, кто виноват, что сделано и сказано не так, как надо было сделать. Если Глаша ушла к другому, поблагодари Господа, что через неё ты узнал боль потери. Боль – часть любви. Она говорит о том, что любовь проснулась. Ты наконец-то осознал, кем являешься по своей сути. Ты любимчик у Господа – один из немногих, кому открылось, что нет ничего более ценного в этом мире, чем любовь. Сделай ещё один шаг – доверься Господу, и Он позаботится, чтобы твоя любовь смогла выразиться не только в боли, но и в радости служения другому человеку, всему миру! Ни дать, ни отобрать любовь не может никто.

– А у меня отобрали, – размазывая слёзы по щекам, возразил мне Ермолай.

Я понял наконец, что нравоучения бесполезны. Передо мной был беспомощный младенец. Один во всей вселенной. Я обнял его и дал возможность выплакаться у себя на плече.

Утро было уже на подходе: хозяйка в сенях прогремела вёдрами, петухи начали перекличку.

Ермолай отстранился от меня, вытер слёзы. Я достал из дорожной сумки иконку и фонарь. Предложил Ермолаю помолиться вместе Богородице, попросить исцеления душевных ран и всех благ для Глаши.

Мы встали на колени, я направил на листовушку лучик фонаря, и каждый про себя прочитал молитвы. Не знаю, о чём конкретно молился Ермолай, а я о том, чтобы всё у него в жизни сладилось.

– Ну как спалось на сеновале? – спросил нас хозяин, когда мы спустились вниз и зашли в избу.

– Отлично, – ответил я и стал развязывать кошелёк, чтобы рассчитаться за ночлег.

 – Обижаешь, – остановил меня Дмитрий Иванович. – Если люди будут нуждающимся за деньги помогать, то куда мы скатимся? Сегодня я вам помог, завтра вы кому-то, а там и мне какая нужда будет. На том и земля русская держится, что чужую беду своей ощущаем, а не наживаемся на ней!

Я и сам был с детства тому научен, поэтому поблагодарил хозяина и послушно затянул тесёмку на кошельке.

– Хочу передать гостинец твоему дядюшке. Примешь? – обратился хозяин к Ермолаю.

– Почему не принять?

– Лизавета, – крикнул Дмитрий Иванович хозяйке. – Принеси нашего маслица для Александра Егоровича да попотчуй гостей на дорожку парным молоком.

*Алексей Антонович Брядовой – родом из крестьян, в 1898 году с женой и детьми был причислен в Мологское купечество. Лесоторговец. Его избрание заведующим Шумаровским военно-конским участком примечательно тем, что на эту должность, как правило, избирали только помещиков.

Продолжение романа - http://proza.ru/2023/09/27/908

Содержание - http://proza.ru/2023/09/27/517