Келейные записки. Тетрадь третья 3

В ГОСТЯХ У МОРОЗОВЫХ

Александр Егорович пошевелил вожжами, причмокнул языком. Бричка тронулась. Я, запрокинув голову, отрешённо смотрел на проплывающие в небе облака и слушал рассказы Крилова о нынешних хозяевах Борка.

После смерти бывшего владельца барский дом со всем имуществом перешёл в собственность его гражданской жены, Анны Васильевны Морозовой, земли и капитал были разделены между их детьми. По взаимному согласию новых владельцев усадьбой сейчас управлял брат Николая Морозова – Петр Александрович. К сожалению, с ним не удастся свидеться: неделю назад в Борке гостил Михаил Николаевич Журавлёв*, цыганский хор с собой на пароходе привозил, уговорил Петра Александровича выставить на ярмарке борковских скакунов – они когда-то большие барыши приносили** Николай Александрович как раз в Борок с Питера вернулся, обещал брату приглядеть за хозяйством. Тот и укатил с Журавлёвым в Нижний, а когда вернётся – неизвестно. Откровенно говоря, управляющий из Николая Александровича неважный – строгости не хватает. Да и когда ему о хозяйстве думать, когда обо всей России думается.

Монотонный голос Крилова, покачивание брички, облака, бессонная ночь, насыщенный заботами день привели к тому, что на какое-то время я провалился в сон. Перед мысленным взором возникли Ермолай, Глаша, жёлтые огоньки волчьих глаз и тотчас растворились в большой кринке молока, которую радушно протягивал мне Дмитрий Иванович Чернышёв. По поверхности молока пошли круги. Из кринки вышла Алиса. Я протянул к ней руки. Она мягко отклонила их и с грустью произнесла:

– Я принадлежу революции, борьбе за освобождение женщин и пролетариата.

– Мы с тобой принадлежим друг другу и никому больше! – возразил я.

– Личное должно подчиняться интересам трудящихся классов, – прошептала она заученную где-то фразу, и на её ресницах набухли капельки слёз.

– Ты неправду говоришь! Ты обманываешь и меня, и себя! – закричал я.

Алиса повернулась спиной, склонила голову и медленно пошла от меня прочь по выложенной красными булыжниками тропе.

Я открыл глаза. Бричка по широкой четырехрядной аллее подъезжала к двухэтажному барскому дому.

– Тимошка! – окликнул Крилов работавшего в парке паренька лет четырнадцати.

Тот неохотно, вразвалочку подошёл к нам и вскинув голову, вопросил:

– Чего надо?

– Ты как разговариваешь? Аль не узнаешь? – возвысил голос Александр Егорович.

– Узнаю. Чай, не первый раз видимся. «Тимошка, доложи», «Тимошка, позови», «Тимошка, отнеси», «Тимошка, подсоби». От работы отвлекаете, а благодарности никакой.

– Вот пострел! – обернувшись ко мне, прокомментировал Крилов. – Молоко на губах не обсохло, а уж во всем коммерцию ищет! – Он порылся ладонью в привязанном к поясу холстяном мешочке, достал гривенник, повертел в раздумье меж пальцев, положил обратно, снова перевёл взгляд на мальчугана. – В следующий раз леденцов привезу. Николай Александрович у себя?

– Во флигеле.

– Так сбегай, доложи, что я к нему столичного гостя привёз.

Тимошка неспешно вытер о траву руки и пошёл докладывать о нашем приезде.

Крилов, спрыгнув с козл, отдал поводья вышедшему из барского дома лакею. Я тоже с удовольствием ступил на землю размять ноги.

Спустя некоторое время к нам быстрой энергичной походкой подошёл мужчина средних лет в лёгкой белой рубашке, туго заправленной в брюки. Высокий лоб с короткими, откинутыми назад чёрными волосами, бородка клинышком, живой, проницательный взгляд.

Александр Егорович торопливо склонился перед ним в поклоне. Подошедший поспешил протянуть ему руку:

– Ты же знаешь, не люблю я поклонов.

– Привычка-с, – ответил Крилов, выпрямляясь, пожал протянутую руку и, указывая на меня повернутой вверх ладонью, представил:

– Кондаков Михаил Ефимович, инженер, изобретатель из Петербурга, – сделав паузу, добавил: – Хочет, чтоб все крестьяне богатыми стали. Уговорил его заехать в Борок – думаю, вам любопытно будет познакомиться друг с другом.

Морозов с интересом взглянул на меня, протянул руку. Мы представились друг другу.

В дверях барского дома показалась стройная женщина примерно одних со мной лет, в строгом тёмном платье, с открытым лицом и густыми чёрными волосами, сложенными на голове в нечто, напоминавшее чалму суфия. Что-то в её лице мне показалось знакомым. Мы определённо где-то уже встречались с ней. Но где? Когда?

– Николай, – позвала она Морозова. – На улице сыро. Накинь поверх рубашки пиджак или заходи с гостями в дом.

– Да, да, сейчас, – отозвался Николай Александрович.

Мы поднялись по ступенькам на крыльцо и зашли в просторные сени. Справа и слева от входа находился ряд дверей, прямо – широкая парадная лестница.

– Мой добрый гений, моя жена, Ксения Алексеевна, – представил Николай Александрович женщину.

Я шагнул к ней, секунду поколебавшись, нагнулся, намереваясь поцеловать пальчики. Она мягко пожала мою ладонь и высвободила свою, отведя руку за спину. Я назвал себя, учтиво склонив голову.

– Ксана, – попросил Николай Александрович жену, – покажи, пожалуйста, гостю дом, – и, повернувшись к нам, добавил: – Прошу извинить, должен вернуться в свой флигель – закончить работу. Встретимся чуть позже, через часик.

Он удалился.

– Я, если не возражаете, – обратился Александр Егорович к Ксении Алексеевне, – пройдусь к конюшням. Слышал, Шалая приплод принесла. Хотелось бы посмотреть жеребцов.

Ксения Алексеевна не возражала. Мы остались с ней вдвоем.

– На первом этаже у нас, сами видите, только-только обновили краску, а обои, картины и мебель ещё не принесены, поэтому ничего интересного нет, – сказала она и, обведя рукой по периметру помещения, перечислила: – За той дверью кладовая, там комната для прислуги, кухня с приспешнею, погреб. Предлагаю сразу пройти на второй.

Мы поднялись по парадной лестнице.

Сейчас уже трудно вспомнить всё увиденное в доме Морозовых. Зал с огромной бронзовой люстрой, большие от пола до потолка зеркала, мраморные столики с позолотой, диваны, кресла, стулья с резными спинками, обилие картин русских и европейских художников. Одна из комнат была сплошь увешана охотничьими и воинскими атрибутами: рыцарскими доспехами, старинными арбалетами, кинжалами с золотой арабской вязью, рапирами, медными трубами, рожками, дуэльными пистолетами, револьверами, бессчётным количеством ружей, винтовок. Ксения Алексеевна, раздвинув в стороны массивные шторы, на какое-то время задержалась возле окна, привлечённая чем-то происходящим во дворе. Я невольно присмотрелся к ней со стороны, и тут перед моим мысленным взором возникла картина недавнего прошлого.

Зима 1906 года. Прощальный концерт Мравиной в Дворянском собрании Петербурга. Алиса достала где-то два билета и уговорила меня пойти.

В антракте мы поднялись в одну из лож, и она представила меня своей старшей подруге Александре Михайловне Коллонтай. Та приподнялась из кресла, приветливо улыбнулась, сделала комплимент моей молодости и стройной фигуре, шутливо посоветовала Алисе не отпускать такого красавчика далеко от себя. Я тоже произнес какие-то дежурные любезности. Коллонтай поблагодарила, снова села и, тут же забыв обо мне и посерьёзнев, погрузилась в прерванный нашим приходом разговор с сидевшей на соседнем кресле пожилой полноватой дамой. Дама была одета в длинное чёрное платье, обильно украшенное кружевами. Неглубокий вырез на груди скреплён массивной, усыпанной мелкими гранатами золотой брошкой. Алиса шёпотом пояснила, что пожилая дама – известная писательница Мария Ватсон. Из долетавших до нас обрывков разговора я отметил знакомые мне по газетам имена Веры Фингер, Петра Якубовича. Ватсон убеждала Коллонтай поддержать работу Шлиссельбургского комитета*** – помочь найти новых жертвователей. Коллонтай сетовала на людскую чёрствость и финансовые трудности. Во втором ряду ложи, позади них сидели две женщины примерно одного со мной возраста: одна листала какую-то тоненькую книжечку, другая с интересом прислушивалась к разговору Ватсон и Коллонтай.

Второй женщиной и была Ксения Морозова. Ну, возможно, тогда ещё её фамилия была другая. Одно несомненно – это была она.

Я спросил Ксению Алексеевну, помнит ли она тот вечер. К моему удивлению, спустя два года она легко вспомнила все детали нашей мимолётной встречи: мои комплименты Коллонтай, цвет и фасон платья на Алисе и свою легкую досаду, что та не познакомила её со своим кавалером. Женщину, которая сидела рядом с Ксенией Алексеевной, звали Зоей. Она приходилась Коллонтай троюродной сестрой. Книжечка, которую Зоя просматривала, была повременным изданием для солдат и народа «Досуг и дело», в ней были опубликованы стихи её сводного брата Игоря Лотарева****

– Вы с Алисой очень подходите друг другу. Я знаю, она вас любит. Но…

Ксения Алексеевна на секунду задумалась, глядя мне в глаза, и в это время в комнату неслышно, крадучись, вошёл Николай Александрович.

– Ага, секретничаете, – заговорщицким тоном произнёс он и тут же громко рассмеялся. – Признайтесь, я вам помешал.

– Помешал! – топнув ножкой, с деланным возмущением в голосе ответила Ксения Алексеевна и тут же, подбежав к мужу, нежно его обняла. – Какой ты невоспитанный, а если бы мы и вправду секретничали, а ты ненароком подслушал то, что предназначается только мне – вот бы стыд был!

– Виноват, каюсь, – Морозов отстранился от жены, нагнувшись, поцеловал ей руку, распрямился и предложил нам присесть в кресла, стоявшие в углу комнаты вокруг низкого журнального столика.

В комнату, запыхавшись, вбежал Александр Егорович:

– Извините, что долго не возвращался, – отменные жеребцы!

Все рассмеялись, усаживаясь за столик.

– Расскажите о себе. Кто вы? Откуда? Что вас привело в наши края? – обратился Морозов ко мне, когда я погрузился в обволакивающую мягкость кресла.

– Он изобрёл самодвижущиеся сенокосилки, – поспешил за меня ответить Александр Егорович. – Одна косилка заменяет тридцать человек, и себестоимость изготовления низкая. Есть у него и жатки, и сеялки механические.

Супруги Морозовы снова улыбнулись, как улыбаются родители, когда их малолетнее чадо допустит какую-либо бестактность перед гостями.

Я тоже улыбнулся и стал рассказывать о родителях и семье, в которой рос. Спросил у Николая Александровича, не был ли он знаком с моим отцом или с Петром Кондратьевичем Дьяконовым – как-никак они тоже в свое время были связаны с народниками. Он ответил, что имя отца ему незнакомо, а о Петре Кондратьевиче слышал от товарищей. В домашней библиотеке этого священника охранка нашла запрещённую цензурой литературу, но он как-то избежал наказания. Причем скрыл от следствия имена ходивших к нему студентов и тем самым спас многих от преследования.

Я рассказал, что в детстве мечтал стать священником, но побоялся, что другие ученики будут надо мной подшучивать, так как был родом из крестьян, а в семинариях преимущественно учились дети духовного сословия. Посетовал мимоходом, что сословные ограничения, этот анахронизм, до сих пор у нас не изжит. Николай Александрович задал мне неожиданный вопрос:

– Догадайтесь, как звали моего отца?

– Разве не Александр?

– Петр!

– ???

– А его фамилию можете назвать?

– Если спрашиваете, значит, не Морозов.

– Щекочихин.

– Вы носите девичью фамилию матери, – предположил я.

– Девичья фамилия матери – Плаксина.

Мат в три хода – больше никаких вариантов в моей голове не было.

Довольный произведённым эффектом, Морозов рассмеялся и рассказал, как сословные ограничения лишили детей Петра Щекочихина права носить фамилию и отчество по отцу*****.

На какое-то время за столом повисла пауза.

Александр Егорович, видя, что до косилок дело не скоро дойдёт, заметил, что через час начнёт смеркаться, а с заездом в Лацкое не пришлось бы ему домой в темноте возвращаться.

– А зачем заезжать в Лацкое? – спросил Морозов.

Я объяснил, что в Ефаново у Александра Егоровича довольно тесно и негде уединиться, чтобы работать с чертежами, а в Лацком меня ждёт хоть и маленькая, но отдельная комнатка в сторожке при местной церкви.

– Так оставайтесь на ночь у нас – места много. Продолжим разговор, посекретничаете с Ксаной, а завтра или через неделю, как прикажете, кучер отвезёт вас в Лацкое.

Я согласился.

– Тогда я, пожалуй, поеду. У меня сейчас, сами понимаете, дел невпроворот, – заявил Александр Егорович, обратил лицо ко мне и, поднимаясь из-за стола, напомнил: – О косилках не забудьте переговорить.

*Михаил Николаевич Журавлёв (1840-1917) – купец, крупный промышленник и землевладелец, меценат, действительный статский советник, почётный член Рыбинского биржевого комитета, почётный попечитель Рыбинского коммерческого училища, член благотворительных, просветительских и общественных обществ в Москве и Санкт-Петербурге. За деятельность на поприще общественного служения отечественной промышленности награждён орденами Святого Станислава 1-й и 2-й степеней, орденом Анны, орденом Святого Владимира 4-й и 3-й степеней.

**Отец Николая Морозова, Петр Алексеевич Щепочкин, занимался разведением русских рысаков, был членом Петербургского Бегового общества, которое владело всеми ипподромами в России. В Борке содержал более 100 лошадей. Лошади из Борковского коневодческого хозяйства были постоянными участниками самых престижных соревнований, всегда занимали призовые места и тут же на аукционе продавались по очень высокой цене.

***Шлиссельбургский комитет – общественная благотворительная организация в Российской империи, созданная для оказания материальной и финансовой помощи бывшим политическим узникам Шлиссельбургской крепости, просуществовала с 1905-го до 1918 года.

****Игорь Лотарёв – сводный брат троюродной сестры Александры Коллонтай Зинаиды Домонтович, впоследствии известный поэт Игорь Северянин. В автобиографической поэме «Роса оранжевого часа» поэт позднее так описывал круг своего юношеского общения:

Наш дом знакомых полон стай:
И математик Верещагин,
И Мравина, и Коллонтай.

*****Отец Николая Морозова, помещик, владелец усадьбы в Борке, Петр Алексеевич Щепочкин (1832-1886) полюбил крепостную крестьянку Анну Васильевну Плаксину, и она согласилась стать его гражданской женой. Из-за разницы сословий их брак не мог быть зарегистрирован, а их детям не могли дать ни отчество по отцу, ни его фамилию. Петр Алексеевич перевёл в Мологе свою гражданскую жену в мещанское сословие и поменял её девичью фамилию Плаксина на Морозову. Все их семеро детей (два сына и пять дочерей) носили отчество по имени крёстного отца – помещика Александра Ивановича Радожицкого и изменённую фамилию матери.

Продолжение романа - http://proza.ru/2023/09/27/915

Содержание - http://proza.ru/2023/09/27/517