Келейные записки. Тетрадь вторая 2

В АФАНАСЬЕВСКОМ МОНАСТЫРЕ

Несмотря на ранний час, монастырский двор был заполнен. Крестьяне соседних деревень, горожане, монахини и послушницы, паломники из дальних мест, нашедшие приют в монастырских гостиницах, неспешной чередой заходили в Троицкий храм. Поражало обилие старых, немощных, болезненного вида людей. Особенно запомнился мужчина средних лет с чёрной окладистой бородой в алой атласной рубахе, выпущенной поверх галифе, несший на руках девочку лет семи-восьми. Глаза девочки были закрыты, лицо бледное, руки сложены на груди, лишь прерывистые всхлипы при дыхании говорили о том, что ребёнок жив.

«Сегодня день Девяти мучеников Кизических*, – неожиданно вспомнилось мне. – Вот отчего в столь ранний час открыт доступ на территорию монастыря!»

На колокольне** мощно ударил тяжёлый праздничный колокол. Прошло не меньше минуты, прежде чем раздался второй удар. Потом удары зазвучали чаще, очищая души и зовя к молитве.

Внутри храма благодаря множеству окон и трём многоярусным паникадилам с лампадами было необычайно светло. Мое внимание привлёк список чудотворного образа Тихвинской Божией Матери. Икона располагалась в центральном иконостасе рядом с иконой Святой Живоначальной Троицы и была украшена серебряной ризой с вызолоченным венцом в виде небольшой короны с драгоценными камнями. С первого взгляда список трудно было отличить от встреченной мной вчера на Волге мологской святыни. В какой-то момент я даже засомневался, всё ли в порядке с моим рассудком – одна и та же икона, пребывающая в храме и одновременно следующая крестным ходом за много вёрст от него. Но, разглядев образ более пристально, увидел, что различия все же есть: на копии отсутствовала патина. Жаль, а я уже готов был поверить чуду пребывания святыни одновременно в нескольких местах.

Мы отстояли утреннюю службу, исповедались, причастились святых даров. На выходе из храма я вновь обратил внимание на мужчину с девочкой. Они стояли возле иконы «Скоропослушница». Мужчина что-то говорил девочке, она кивала в ответ головой и улыбалась. Обычный ребёнок – ни болезненной бледности на лице, ни прерывистых всхлипов. Ну вот оно и чудо.

На монастырском дворе было вновь многолюдно. Умытые молитвами и благодатью церковной службы лица были светлыми, улыбчивыми. Вот так бы дружелюбно и с любовью смотрели люди друг на друга во всех уголках земли – какой отрадной стала бы наша жизнь!

– Знаешь что, – обернулся я к Васе, – я, пожалуй, никуда отсюда не пойду, попрошусь на недельку в монастырскую гостиницу, буду исполнять какое-нибудь послушание.

– А как же сенокосилки и Александр Крилов? У тебя и так незапланированный выходной вышел, – попытался он отрезвить меня.

– Душа просит.

– Ну, душа душой, а мир земной тоже дар Божий. Каждому Богом дано свое предназначение. Исполнять его с усердием и прилежностью – вот в чём смысл жизни, и усладу для души надо искать только в этом.

– А если человеку открылось, что он не своим делом занимается, не той тропой идёт, что ж ему продолжать удаляться или всё же вернуться к истокам, на путь изначально предназначенный Богом?

Вася задумался. Мы приближались к левому крылу западного корпуса монастыря.

– Я думаю, тебе надо побеседовать с игуменьей Кирой***, – наконец сказал он и пояснил: – Она и к Богу ближе нас грешных, и о земном радеет – многим помогла укрепиться духом.

– Найдёт ли игуменья время для беседы?

– Она немного знает меня через Петра Антоновича Жукова****. Представлю тебя ей, скажу, что хочешь пожить в гостинице при монастыре и внести свою лепту в механизацию труда на монастырских полях.

– Я хочу нести послушание – делать то, что она сочтёт необходимым мне поручить, а не то, чем занимаюсь в миру.

– Ты говорил, что спроектированная тобой сенокосилка одна накосит за день столько сена, сколько десяти человекам косами за неделю не накосить. Вот и определи, как её лучше приспособить для работы на монастырских полях. Чем не послушание?

Мы подошли к подъезду и остановились. Я с грустью осознал, что Вася не понимает глубины происшедших со мной перемен и попытался ещё раз всё объяснить. Он протянул руку к дверной рукоятке, распахнул створку и сделал шаг назад, пропуская меня вперёд себя.

– Позволь мне объясниться, – обернулся я к нему, остановившись в дверном проёме.

– В чём ты хочешь объясняться?

– Я не хочу заниматься тем, что отдаляет меня от Бога – вчерашний день перевернул мою жизнь. Я стал другим. Как ты не можешь этого понять?

– А как ты не можешь понять, что от Бога нас отдаляет не то, что мы делаем, а для кого – для себя или для Христа? – возвысил голос Вася.

– Ты что, Христа к сенокосилке привязываешь? – удивился я.

– Почёму бы и нет? Если твоя сенокосилка принесёт доход монастырю, поможет накормить голодных, одеть нищих – значит, она принесёт доход Христу, накормит и оденет Его. У монастыря около 200 десятин земли в разных местах уезда. Конечно, это не Сашка Крилов, у которого землицы немерено, но если ты жаждешь пожить и потрудиться при монастыре для Бога, то почёму бы не делать это с максимальной эффективностью?

Я не успел ответить, так как с лестницы неожиданно скатился Лёшинька. Смеясь и размахивая над головой парой изящных женских сапожек, украшенных по голенищу орнаментом из мелкого бисера, он чуть не сбил меня с ног. Вася, отпустив рукоятку двери, отскочил в сторону, давая дорогу юродивому. Подпрыгивая, выкрикивая какие-то несвязанные слова, тот побежал вдоль корпуса к Святым воротам. Мы удивлённо смотрели ему вслед, а когда снова повернулись лицами друг к другу, прямо перед нами оказалась миловидная лицом молодая монахиня. Вероятно, она подошла со стороны административного корпуса, пока мы глазели на Лёшиньку. Опустив глаза долу и не имея другой возможности пройти в подъезд, монахиня молча проскользнула между нами, обдав запахом ладана и непередаваемым ощущением свежести. Она уже затворяла за собой дверь, как вдруг Вася окликнул её:

– Оля*****!

Монахиня обернулась, подняла глаза и с удивлением тихо произнесла:

– Васютка?

– Оленька! Как ты похорошела!

– Не смущай, а то я покраснею.

Она снова на миг опустила глаза и, справившись с эмоциями, взглянула на Васю:

– А ты-то как возмужал – солидный отец семейства.

– Да, я женат, – с оттенком грусти признался Вася. – Жена в Петербурге, не смогла со мной поехать, Катенька приболела.

– Катенька – это дочь?

– Да.

– Поздравляю. Очень рада за вас.

Они стояли друг против друга в дверном проёме, смотрели друг другу в глаза и улыбались, уединившись от всего мира в только им известных воспоминаниях.

– Ах, извини, – первым вернулся к действительности Вася, тронул меня за локоть и представил молодой монахине: – Мой друг, Михаил. Он хотел бы поговорить с матушкой по очень важному для него и монастыря делу.

– Здравствуйте, Михаил, – тихо произнесла Ольга и улыбнулась мне.

Я тоже улыбнулся:

– Здравствуйте, Оля.

– Матушка скоро подойдёт в мастерскую. Я закончила вышивать картину, она желает взглянуть, как получилось. А пока вы можете пройти к Петру Антоновичу, он на днях спрашивал меня, есть ли какие вести из Питера от Васютки с Харитошей. Будет рад увидеть и Васю, и вас тоже. Вы ведь художник? – полуутвердительно спросила она, ища ответа в моих глазах.

– Нет, я не художник, но…

– Неважно, главное, вы добрый, – поспешила она загладить ошибку.  –  Я это увидела, а остальное второстепенно.

Ольга снова открыла захлопнувшуюся дверь подъезда и, приподнимая над ступеньками полы чёрной рясы, побежала по лестнице вверх.

– А можно нам на твою картину посмотреть? – крикнул я ей вдогонку.

– Если Пётр Антонович позволит, – донеслось с площадки второго этажа.


*В конце III века в городе Кизик (Малая Азия) были замучены и убиты за веру и проповедование христианства девять мучеников: Феогнид, Руф, Антипатр, Феостих, Артема, Магн, Феодот, Фавмасий и Филимон. Их нетленные мощи исцеляют от болезней. Считается, что День девяти мучеников Кизических - самый благополучный день для лечения.

**Общий вес колоколов Троицкой церкви составлял 12 тонн. Самый большой колокол весил 390 пудов 25 фунтов (6398 кг).

***Игуменья Кира – в миру девица мещанского звания Ксения Яковлевна Шутова. За попечительство над церковно-приходской школой по ходатайству Училищного совета награждена в 1908 году наперсным крестом, скончалась 23 апреля 1917 года, похоронена на монастырском кладбище.

****Пётр Антонович Жуков – даты жизни неизвестны, в 1860-1865 годах обучался в Императорской академии художеств, был награждён второй серебряной и малой поощрительной  медалями. Был приглашён в монастырь для совершенствования живописного мастерства монахинь. Входит в Реестр профессиональных художников Российской империи.
 
*****Монахиня Ольга (Груздева) – родилась в 1884 году. Окончив один класс начальной школы, ушла на постоянное жительство в Мологский Афанасьевский монастырь, где была определена в живописное училище. В числе её работ, помимо упомянутых здесь, вышитый бисером вид монастыря и две иконы для церкви Архистратига Михаила на Даче (Дача – филиал монастыря в 12 вёрстах от него, помимо церкви там был построен ряд жилых домов). При игуменье Иннокентии инокиня Ольга была удостоена пострижения в рясофор, в коем звании померла в 1926 году, похоронена на монастырском кладбище.

Продолжение романа - http://proza.ru/2023/09/27/928

Содержание - http://proza.ru/2023/09/27/517