История одной Маргариты. Мама

Рита неожиданно попросила:

«Ко мне лучше на Ты» И объяснила: «Вы тематический психолог, поэтому в некотором роде мой сессионный верхний. Пусть даже и на одну сессию…»

На самом деле, я не был ни первым, ни вторым, ни третьим – однако знать это моей клиентке… точнее, собеседнице не полагалось. Категорически.

«Хорошо» – кивнул я. Ибо мне было абсолютно без разницы, как к ней обращаться. На Ты так на Ты. И автоматически спросил, ибо (спасибо маме) гостеприимство было у меня в крови: «Кофе хочешь?»

«Капуччино без кофеина» – сладко улыбнулась Рита. «Ваш космический корабль ведь сможет это синтезировать?»

«Сможет» – улыбнулся я. Кстати, моя шикарная кофе-машина (спасибо Марте Эрлих – сам я такую умопомрачительную сумму за кофеварку точно никогда бы не выложил) действительно внешне чем-то напоминала космический корабль из научно-фантастического фильма.

Я нажал кнопку переговорного устройства.

«Лотта, сделайте моей гостье, пожалуйста, капуччино без кофеина. А мне – как обычно – американо. Тоже без кофеина, но с молоком»

«Jawohl, Herr Doktor». Сказано это было без малейшей иронии. Просто моя секретарша/помощник/охранник так со мной общалась.

На самом деле, её звали вовсе не Лотта – она была тёзкой моей собеседницы. Причём аж дважды тёзкой – и по имени, данному ей при рождении, и по имени, которое она взяла себе… ну просто ооочень уже давно. Хотя при взгляде на неё это никому бы и в голову не пришло.

Ибо на вид ей было не более двадцати пяти, хотя на самом деле Маргарита Ароновна Малкина появилась на свет 22 мая 1929 года в Киеве – тогда ещё не столице Советской Украины.

Чуть более двенадцати лет спустя она – как и тысячи других евреек разного возраста – оказалась в расстрельном подвале таинственного Дома Свиридова. Что занятно, в квартале от дома, где она тогда жила с мамой (её отец погиб в первые же дни войны в Литве).

Что с ней там произошло, как она оттуда выбралась, мне было неизвестно… знал я только то, что в результате она буквально в считанные минуты повзрослела на несколько лет… да так повзрослела, что уже в конце года её приняли в программу индивидуальной подготовки знаменитого спецназа абвера Бранденбург-800.

Через полгода она ушла за линию фронта – и провоевала почти до самого конца войны. Причём так воевала, что её псевдоним – Морриган – наводил ужас на бойцов и командиров РККА.

После войны она перебралась сначала в Лондон, где стала одним из самых выдающихся оперативников Группы Омега (в России известной в очень узких кругах как Контора). Впоследствии перебралась в Рим, где стала помощником руководителя группы по особым поручениям. Одним из которых, видимо, и стала работа в моей типа клинике в качестве… не очень понятно, кого.

В какой-то момент (я так и не понял, когда) Рита Малкина прошла Преображение, получив вечную молодость (поэтому биологически ей было двадцать пять, а хронологически… посчитайте сами).

Лоттой звали её приёмную мать…, впрочем, она тоже была совсем не Лотта, хотя и немка по крови (в основном). Имя Шарлотта Эссен-старшая (Рита Малкина в октябре 1941 года стала Маргаретой Эссен) взяла в 1921 году, когда по неясным ни для кого причинам решила навсегда поселиться в Берлине.

На самом деле её звали Анастасия (имя Настя она переносила категорически). Анастасия Николаевна Романова – младшая дочь последнего российского императора. Великая княжна Анастасия.

Когда Лотта-Маргарета-Рита мне это рассказала (в моей постели, в которую она бесцеремонно забралась в первую же ночь нашего знакомства – что только укрепило мои подозрения, что её отрядили присматривать за мной), я нисколько не удивился.

Ибо всегда считал «доказательства» того, что Николай II и его семья были расстреляны в ночь с 16 на 17 июля 1918 года, мягко говоря, неубедительными (результаты ДНК-анализа были, ИМХО, сфальсифицированы из политических соображений).

Впоследствии я встретился (по своей новой работе) со всем «венценосным семейством» и, наконец, узнал, что на самом деле произошло той жуткой июльской ночью в Доме Ипатьева… однако это уже совсем другая история.

Любому психологу прекрасно известно, что мужчине и женщине достаточно провести вместе всего одну ночь, чтобы между ними возникла эмоциональная близость, которую невозможно скрыть от достаточно проницательного взгляда.

Взгляд Маргариты Сергеевны был достаточно проницательным. Когда Лотта царственно-грациозно (с кем поведёшься) поставила на столик перед нами кофе в роскошных фарфоровых чашках Императорского фарфорового завода, основанного ещё в 1744 году лично императрицей Елизаветой Петровной и не менее грациозно удалилась, моя собеседница задумчиво констатировала:

«А она ревнует. Причём хорошо так ревнует…»

Я покачал головой: «Тебе ничего не угрожает. Лотта профессионал до мозга костей – и потому чётко разделяет личное и работу. И никогда не позволит эмоциям – любым – повлиять на её решения и действия…»

«Хочется верить» – усмехнулась Рита. Хотя было видно, что она заметно напряглась. Что меня тоже не удивило, ибо в служебные обязанности Лотты-Маргареты входила (это я знал доподлинно) и защита меня (и потому моего дела) от чрезмерного присутствия в моей жизни особ женского пола.

Проще говоря, трахать клиенток-пациенток в своём рабочем кабинете (или в соседней комнате отдыха, или в БДСМ-донжоне) я мог сколько душе и телу угодно… а вот за пределами моей клиники романтические отношения, мягко говоря, не поощрялись.

На это существовали специально уполномоченные Обществом Чёрного Солнца (моими настоящими работодателями) представительницы прекрасного пола. Марта Эрлих, Магда (Магдалена Эва-Мария ван Хоорн – по мнению некоторых, самая опасная женщина на планете Земля), Майя-которая-не-Глумова… ну, и Лотта-Маргарета, конечно.

Насладившись капуччино (мой космический корабль действительно синтезировал великолепный напиток, да и зёрна мне возили отборнейшие), Рита поставила чашку на столик (и то и другое –подарки благодарных клиентов) и продолжила:

«До… как сейчас помню, конца лета после моего десятого дня рождения моя мама была лучшей мамой на свете. Просто идеальной. Собственно, даже больше чем мамой…»

«Мапой?» Почему-то я был в этом интуитивно уверен, хотя вроде бы ничто на это не указывало.

Рита кивнула. «Да, именно мапой. Мамой и папой в одном флаконе».

Тяжело вздохнула и продолжила:

«Отца своего я не видела ни разу. В смысле, живьём. Он был намного старше мамы, офицер – майор спецназа ГРУ…»

«Погиб в Чечне?» Снова интуитивная догадка.

Рита снова тяжело вздохнула. «Да. За три месяца до моего рождения. Наши бравые генералы в очередной раз спецназ бросили в бой как банальную пехоту. Вот всех и положили…»

Я промолчал. Ибо приходилось сталкиваться и с кретинами в генеральских погонах – и жертвами их идиотизма. До сих пор воюют как во Вторую мировую. Донецкий аэропорт, Дебальцево, потом Сирия… неудивительно, что ходят упорные слухи, что после всех этих эскапад в ГРУ не осталось спецназа. Совсем.

«Мама…» Рита неожиданно запнулась, потом собралась с силами и продолжила: «у меня однолюб, да и найти мужчину – что в России, что за рубежом – который бы хотя бы отдалённо был похож на моего отца… и как человек, и как мужчина – задача нереальная»

«Поэтому никакой личной жизни?»

Рита энергично помотала головой.

«Ни малейшей»

«Всё в тебе?»

«Да, всё во мне» – кивнула девушка. «Во-первых, её личный пример…»

«Личный пример?» Хотя удивляться было, пожалуй, нечему.

«Моя мама – талантливый художник – оформитель» – пояснила Рита. «Причём очень широкого профиля. Детские книги, интерьеры, Веб сайты, плакаты, логотипы, панно… да всё, что угодно. Причём как в России, так и, как говорится, в ближнем и дальнем зарубежье. Благо английским владеет свободно…»

«Эмигрировать на пыталась?». Естественный, в общем-то, вопрос.

Рита снова энергично помотала головой.

«Не-а. У неё двоюродные сёстры – которые почти что родные – в Англии, США и Канаде. Она была и там, и там, и там – не понравилось нигде»

Я улыбнулся: «Торжество либерастии и толерастии?»

«И это тоже» – кивнула девушка. «Но это не главное»

«А что главное?»

«Люди» – спокойно и просто ответила Рита. «С духовной глубиной лужи после дождя, как сказала мама, вернувшись из последней поездки»

«Даже в Англии?»

 «Даже в Англии» – эхом подтвердила девушка. И продолжила.

«Мы с мамой оба Водолеи – у нас дни рождения с разницей в три дня…»

«Самый свободолюбивый знак Зодиака»

«Вот именно. Свободу Лисям – мы обе просто обожаем этих рыжих озорных красавиц – и всё такое. Поэтому и мама стала фрилансером – и меня всю мою сознательную жизнь на это же ориентировала. И вообще…»

Она вдруг задумалась, словно что-то вспоминая.

«Мама с самых ранних лет внушала мне, что я – да и вообще женщина – должна зарабатывать на жизнь и делать карьеру головой. А не другим местом»

«Вот прямо так и говорила?» – удивился я этой необычной родительской прямоте.

«А что тут такого?» – удивилась в ответ Рита. «На дворе был конец девяностых- начало нулевых. Дети весьма компетентны в вопросах пола…»

«Пожалуй» – подумал я. Но промолчал.

«Всё остальное – пожалуй, следствие. Что я должна сама обеспечить и себя, и своих детей – ибо муж сегодня есть, а завтра – в цинковом гробу. Или, того хуже, на больничной койке или в инвалидной коляске. И на всю жизнь…»

«Как генерал Романов?»

«Именно»

Генерал-полковник Анатолий Александрович Романов во время Первой Чеченской войны был заместителем министра внутренних дел Российской Федерации, командующим Внутренними войсками МВД России и одновременно Объединённой группировкой федеральных войск в Чечне.

В октябре 1995 года на него было совершено покушение (в тоннеле под железнодорожным мостом на площади Минутка в Грозном во время следования его колонны взорвался радиоуправляемый фугас). Генерал Романов был тяжело ранен, и впал в кому.

Через какое-то время из комы его удалось вывести, но он потерял способность и разговаривать, и самостоятельно передвигаться. Сейчас находится на лечении в Главном военном клиническом госпитале войск национальной гвардии в Балашихе. Может понимать написанный текст, реагировать и сообщать о своём состоянии взмахами руки и движениями глаз. И всё.

Рита неожиданно улыбнулась.

«У мамы был девиз. Длинный, правда – двоестишие»

Девушка вдруг распрямилась и продекламировала:

Ты знаньями от бед себя оборони,

В подлунном мире нет надёжнее брони…

«Сильно» – отметил я. «А кто автор сего совета?». Она объяснила:

«Насир Хосров. Абу Муин Насир Хосров аль-Кабадияни аль-Марвази. Таджикско-персидский поэт, философ и религиозный деятель одиннадцатого века. Исмаилит, что в те годы официальными властями, мягко говоря, не приветствовалось. Да и сейчас как-то… не очень».

Хотя я и не большой знаток религиозных течений в исламе, но об исмаилитах некоторое представление имею. В основном, благодаря прочитанному ещё в детстве роману Георгия Тушкана «Джура». Голимая советская пропаганда, конечно, но написана здорово, ничего не скажешь.

«Поэтому» – неожиданно вдохновенно продолжала Маргарита Сергеевна, «мама настойчиво внушала мне – тогда она меня и пальцем не трогала – что до получения высшего образования моим первым приоритетом – да и вторым и третьим тоже – должно было быть образование…»

Рита глубоко вздохнула и продолжила:

«Повторяя – иногда по многу раз в день (по крайней мере, мне так тогда казалось), что никто и никогда мне не будет платить за мои знания. А только за конкретные, практические результаты применения этих знаний…»

«Разумно» – кивнул я. Мама Риты мне представлялось женщиной, заслуживающей глубочайшего уважения и искреннего восхищения. Что же с ней такое трагическое случилось с ней в 2003-м?

«Поэтому я начала зарабатывать довольно рано… хотя, естественно, уже после того как мама…»

Она запнулась.

«… радикально изменилась. В основном репетиторством –в школе, где я училась, тупых отпрысков богатых семейств – при этом с теми еще амбициями – хватало выше крыши. Ну, и не только репетиторством, конечно – делала за них домашние задания, проекты разные и всё такое. Что очень полезно – научилась выторговывать у них по максимуму. В смысле оплаты моих услуг»

«Потом» – по-прежнему вдохновенно продолжала Рита – «я освоила Интернет. Я, конечно, далеко не мама –в смысле рисую так себе, но ваять сайты, блоги, странички в соцсетях и всё такое прочее наловчилась зер гут»

«Охотно верю» – согласился я.

«В общем, к окончанию школы я уже заработала – и зарабатывала – достаточно, чтобы уйти от мамы, снять неплохую квартиру и очень даже сносно себя обеспечивать»

Она вдруг внезапно замолчала и резко переменила тему:

«У меня не только очень красивое, но и очень сильное тело. Сильное, ловкое, здоровое, конечно… и умелое. Во всех соответствующих смыслах…»

Рита заявила это без какого-либо кокетства, рисовки, выпендрёжа, и уж, тем более, попытки соблазнения. Она просто констатировала факт. Объективную реальность, данную нам… пока что только в созерцание. И только пока через её одежду (которая, впрочем, была очень умело подобрана, чтобы подчеркнуть «всё вышеперечисленное»).

«Это благодаря маме. Я думаю…» – девушка запнулась, «что маму то ли саму когда-то изнасиловали или всерьёз попытались – или, что мне кажется намного более вероятным – её близкую подругу или какую-то из её многочисленных двоюродных сестёр… в общем, чуть ли не с яслей она была просто помешана на моей безопасности»

Рита улыбнулась и продолжила:

«Брошюру Как защитить себя от изнасилования я выучила наизусть ещё в детстве. Уже в пять лет я впервые вышла на татами в школе каратэ-до для девочек. И с тех пор так и продолжаю заниматься. С двенадцати лет и до окончания школы посещала регулярнейшим образом курсы самообороны для женщин. С вполне себе взрослыми девахами и мадамами…»

«Параноидальная мамаша» – подумал я. «Впрочем, это хотя бы понятно…»

«Мама приучила меня на улице, как говорится, оглядываться сразу через оба плеча. Держать ухо востро на свиданиях и вечеринках на предмет клофелина и тому подобных химикатов. Быть готовой в любой момент дать отпор – хоть одному насильнику, хоть целой компашке…»

«Приходилось?» – с совершенно искренним интересом спросил я. Хотя, в общем-то, уже знал, каким будет ответ.

«Себя – нет» – спокойно ответила Рита. «А вот школьных подруг – наивных и доверчивых дурашек – выручать пару раз приходилось».

«И?»

Девушка пожала плечами: «Разбитый нос, сломанная челюсть, выбитое колено. Открытый перелом руки. Ну и так, по мелочи. Оказалось достаточно для того, чтобы наша школа стала самой безопасной для девочек в округе, а меня стали реально бояться. Жаловаться директору потерпевшие, понятное дело, не стали…»

Рита вдруг снова замолчала.

«А потом произошла катастрофа. Нет, Катастрофа. С большой буквы.»

Рита сделала очень длинную паузу, видимо, собираясь с силами. Затем продолжила – еще более медленно, всё так же размеренно, но теперь уже совсем не так бесстрастно. Видимо, сказывалось вполне естественное волнение.

«Каждый год я проводила лето с бабушкой и дедушкой по отцовской линии. В Карелии, в окрестностях Петрозаводска. Места там просто дивные…»

Я кивнул. «Согласен. Приходилось там бывать. И не единожды».

Впрочем, где мне только не приходилось бывать по своим психологическим делам…

«Когда я вернулась домой, маму словно подменили. Раньше она меня не только пальцем не трогала – она всегда была убеждённой противницей телесных наказаний детей – но и голос-то повышала достаточно редко…»

«А теперь?»

«А теперь…» – Рита запнулась, «она стала на меня реально орать. И по поводу – я, надо быть до конца честной, была своенравным, озорным и даже, пожалуй, шкодливым ребенком. К тому же склонной к сочинительству…»

«Мифомании?» – предположил я.

Рита пожала плечами.

«Когда я потом обсуждала эту тему с детскими психологами, они мне сказали, что есть очень тонкая грань между естественной детской тягой к сказкам – в том числе и собственного сочинения – и мифоманией как расстройством личности…»

«Это началось в то же время, что и перемены в маме?»

«В том то и дело, что нет» – вздохнула девушка. «Я … скажем так, сочиняла лет, наверное, с шести… и мама – да и вообще все мои родственники – относились к этому довольно спокойно…»

«Типа с возрастом пройдёт?»

«Ага. Кстати, действительно-таки прошло. Так что нет, не в этом было дело»

«Есть какие-то предположения, в чём именно?»

«Я думаю» – осторожно произнесла Рита, «…, впрочем, в общих чертах и так понятно, что она получила какую-то очень тяжёлую психическую травму. Очень»

«Какую именно, на твой взгляд?»

«Единственное, что мне приходит в голову, учитывая её очень трепетное отношение к своим детям и … скажем так, некоторые наши генетические особенности…»

Девушка снова глубоко и грустно вздохнула:

«Я думаю, что она потеряла ребёнка. Переспала с каким-то сабжем на эмоциях и гормонах, залетела… и случился выкидыш. Ну, и отец ребёнка, думаю, повёл себя… мягко говоря, не лучшим образом…»

Рита сделала паузу и продолжила:

«Мне мой гинеколог сказала, что я забеременеть смогу, а вот выносить ребёнка до срока мне будет очень и очень трудно. И что это наследственное – от мамы»

«Но она же тебя родила?»

«Ей просто повезло. Причём сильно так повезло. А потом не повезло. Ну и ещё много чего добавилось. Вот и слетела крыша»

«И как это проявлялось?»

«Про феерические разносы и скандалы – причём по минимальнейшему поводу – я уже говорила. А потом…»

Рита снова надолго замолчала.

«… она начала меня бить. Не пороть, не наказывать, а просто тупо бить. По лицу, по рукам, по всему телу – куда попадёт. Ладонью, кулаками, ремнём… вообще, чем попадётся под руку. В общем, ни разу ни ТН – телесные наказания…»

«Я знаю, как это расшифровывается» – улыбнулся я.

«Извините. В общем, тупое домашнее насилие. При этом» – задумчиво продолжила Рита – «это у неё было именно приступами…»

Я пожал плечами. Обычное дело для домашнего насилия. Хоть супружеского, хоть родительского.

«Приступ прошёл – и передо мной прежняя мама. Ужасалась содеянному, просила прощения… а потом всё повторялось. Причём становилось всё хуже и хуже. И страшнее»

«И ты не пыталась защитить себя? Дать ей отпор? Ты же занималась боевыми искусствами…»

 «Занималась» – кивнула Рита. «Но на маму руку поднять не могла. Даже для самозащиты…»

Тоже не редкость в домашнем насилии. К сожалению.

«А пожаловаться? Тёткам, бабушке, дедушке?»

«С моей репутацией юной мифоманки?» – невесело усмехнулась Рита. «Меня бы никто и слушать не стал. Тем более, что на людях мама была просто ангелом небесным. Ни одного приступа за шесть лет. За долгих шесть лет».

Значит, домашнее насилие закончилось, когда Рите исполнилось шестнадцать. Или около того. Интересно, как именно. И почему.

«Впрочем» – неожиданно лукаво улыбнулась Рита, «однажды я всё-таки решилась пожаловаться. Собственно, тогда у меня другого выхода уже и не было. Это был уже вопрос выживания. Элементарного физического выживания…»

«И?» – нетерпеливо спросил я. Ибо это было уже в высшей степени любопытно. Со всех точек зрения.

«И случилось чудо» – неожиданно мягко, ровно и спокойно ответила Рита.