Ангел Таша. Часть 5. Горькие годы взросления

  На иллюстрации: сёстры Гончаровы.
     Овальные портреты - Екатерина и Александрина. Справа - Наташа.

                1818 - 1828

                « У сердца есть своя стыдливость. Только Бог   
                и немногие избранные имеют ключ от моего
                сердца».

                Н.Н. Пушкина-Ланская /Из письма/
      
        Безоблачное счастье  Таши Гончаровой закончилось в 1818 году: Наталья Ивановна забрала дочь в Москву, чтобы, по её словам, дать достойное образование.

    Афанасий Николаевич, как мог, сопротивлялся, уговаривал, обещал привезти в Полотняный Завод самых дорогих и лучших учителей. Но… нашла коса на камень!
 
      С презрением в голосе и, скорее всего,  с завистью  вещала Наталья Ивановна о сельской провинции (хоть и богатой, но ограниченной в образовании), о широких возможностях столичной жизни. 

     Однако душа её, наверняка, сетовала на другое – на то, что благодать богатства и забот Афанасия Николаевича отданы лишь Таше, а она как родительница  лишена этой благодати.

     Надеялась, что дождь щедрот  прольётся и на Москву – уж тогда она без всяких условий и контроля сможет распорядиться благодеяниями свёкра по своему усмотрению.

     Увы, ошиблась! Дединька, оставшись без любимой внучки, напротив, сократил до минимума пособия, а его сумасбродства расцвели пышнее. Заглушая боль разлуки, он как с цепи сорвался, вновь погружаясь в омут безумных развлечений.

       А несчастную шестилетнюю девочку, вырвав с корнем из прекрасной оранжереи,  бросили в пустыню, где не было ни ласки, ни понимания.

         Вернее, не в пустыню, а в большой московский дом, занимавший вместе со службами почти целый квартал между Большой и Малой Никитскими улицами.
 
       Всего три года безоблачного счастья  и – десять непростых лет, порою очень болезненных. Смутное, горькое  время взросления!

      Какой стала прекрасная принцесса в годы отрочества? 

     Среди шести скромных детских портретов на стене дедова кабинета в  Полотняном Заводе есть и её изображение. Неизвестный художник запечатлел детей лет восьми-девяти.

     Афанасий Николаевич сам сделал копию с портрета любимой внучки и послал ей. Он пишет в письме к старшему внуку: «Ташке скажи, что я с ейо портрета сам срисовал этот образчик, который у сего влагаю».

     Вряд ли вы узнаете принцессу... Исчезли детская округлость щёк и беззаботно радостное сияние глаз.

     Взгляните на иллюстрацию, внимательнее всмотритесь!
 
    Три худенькие девочки подстрижены коротко, одеты очень просто… В глазах самой младшей (справа) застыла растерянность, грусть, недоумение... Не по-детски серьёзное у неё лицо.

   С первых минут в Москве всё было ей непривычно и ужасно.
 
        Дочь Натальи Николаевны от второго брака Александра Арапова записала  воспоминания мамы.

       Привезли шестилетнюю Ташу зимой, в собольей шубке.

       Не было ни объятий, ни поцелуев, ни нежных слов…

      Первое, что услышала растерянная, замёрзшая после долгой дороги девочка и что осталось в её памяти навсегда: при виде дорогой шубки гневно воскликнула   Наталья Ивановна:  «Это  преступление – приучать ребёнка к неслыханной роскоши!»

     Через несколько дней шубку в людской распороли, перекроили на палантинки и муфточки для всех трёх дочерей.

     А красивую фарфоровую французскую куклу мама безжалостно разбила, растоптала осколки, велела  выкинуть.

     Безропотно взирала Таша на эту казнь, низко опустив голову. В глазах застыли слёзы. С тех пор она до дрожи боялась  маменькиных вспышек гнева и непредсказуемой ярости! Стала молчаливой, неразговорчивой, замкнутой.

    Глаза её часто наполнялись слезами, но плакать дети не смели: за слезы – гневные выговоры и наставления!

   Старшие сёстры были смелее, особенно Азя, лидер по натуре, она могла и слово сказать поперечное…

    А наказание... ждало её впоследствии. В 1831 году к ней посватался калужский помещик Поливанов, уездный предводитель дворянства, далеко не бедняк. Могли бы сыграть две свадьбы, но Наталия Ивановна, не считаясь с желанием дочери, жениху отказала. Неизвестно почему.

      Через четыре года, уже живя у Пушкиных, Азя влюбилась в Аркадия Россета, завязался серьезный роман. Снова вмешалась маменька: дескать, Россет недостаточно богат и потому отвергнут. Александрина осталась ворчливой приживалкой в доме сестры и лишь в сорок один год, уже после смерти матушки, вышла замуж за барона Фризенгофа.

    Возможно, это была изощрённая месть:  более всего не терпела Наталья Ивановна непокорства и непослушания.
   
      Неограниченная власть окончательно испортила её нрав. Вечно всем недовольная, раздраженная, она придиралась к любой мелочи, за провинности хлестала дочек по щекам, а слугам попадало и плёткой.

      Удивительно, почему не вспоминала она добрейшую Александру Степановну, когда-то заменившую ей маму?!
 
      Зато щедро сыпались унизительные оскорбления, и провинившиеся покорно опускались на колени перед иконами, чтобы вымолить прощение за грех непокорства...

      Больного мужа переселила во флигель, ну а сама, судя по воспоминаниям знавших её людей, высокой нравственностью отнюдь не отличалась.  Всё чаще видели её под хмельком…

          Приживалки и богомолки, выслуживаясь,  докладывали ей обо всём, и она верила им, а не детям, поощряя  доносчиков.

       Без милосердия фанатизм веры превращался в ханжество, и больной ребёнок вместо лечения вставал на колени перед иконой, читая очистительную молитву, потому что болезнь — Божья кара.

     В отличие от материнской, глубокая искренняя вера Натальи Николаевны была лишена фанатизма, она спасала её в трудные минуты от приступов неверия в свои силы, меланхолии и  отчаяния... 

      Через много лет Наталья Николаевна призналась:

    «Несмотря на то, что я окружена заботами и привязанностью всей семьи, иногда такая тоска охватывает меня, что я чувствую потребность в молитве. Эти минуты сосредоточенности перед иконой, в самом уединённом уголке дома, приносят мне облегчение. Тогда я снова обретаю душевное спокойствие, которое часто раньше принимали за  холодность и меня в ней упрекали…»

      Был ещё один обязательный элемент воспитания у предусмотрительной маменьки – дневник!  Вы не увидите в нём отметок – только записи о том, что происходило  за день. Полезно, конечно.  Если бы маменька пунктуально не проверяла записанное, делая далеко идущие выводы...

     На первой странице дневника  рамочкой обведены «Правила жизни»:

        -   «Никогда не иметь тайны от той, кого Господь дал тебе вместо матери и друга теперь, а со временем, если будет муж, то от него.

      - Никогда никому не отказывать в просьбе, если только она не противна твоему понятию о долге.

       -  Стараться до последней крайности не верить злу или тому, что кто-нибудь желает тебе зла.

       -  Не осуждай никогда никого ни голословно, ни мысленно, а старайся найти если не оправдание, то его хорошие стороны, могущие возбудить жалость»
                ***

    Высоконравственные законы благородства и порядочности!

   Выполняла ли их Наталья Ивановна сама? – Вряд ли. Но дети должны были вызубрить.

     Не знаю, как старшие сёстры, – Таша следовала им всю жизнь.
   
   Не было у неё тайн ни перед матерью, ни перед мужем.

   Не могла она отказать и слёзной просьбе сестёр: увезла от материнской тирании к себе, хотя были родственники богаче и знатнее.

      Став фрейлиной, Екатерина могла жить в роскошном царском дворце, но предпочла остаться у Пушкиных, доставляя им новые хлопоты. Почему?!

    До страшной трагической развязки наивная Натали не верила подлости людской и общественной – верила негодяйке Идалии Полетике…

      Так и не поняла Таша, что не для высшего света нравственность этих «Правил»,– позже поняла это Наталья Николаевна.

       Но вернёмся к московскому детству. Тогда душевные страдания сдружили детей Гончаровых, помогая выжить. Таша всем сердцем, горячо любила братьев и сестёр!

    В детском альбоме Ивана Гончарова сохранилось  пожелание, сделанное собственной рукой Таши. Вот перевод с французского:

                Пройди без невзгод свой собственный путь,
                Пусть дружба украсит твои дни,
                И помни о чистосердечной привязанности,
                Что я всегда питала к тебе.
               
                На память от искренне преданной тебе сестры
                Натали Гончаровой  23 февраля 1822 года.      

      Главной своей задачей маменька  считала – нанять дорогих учителей (хоть тут не экономила!) и скрупулёзно контролировать обучение чад.

     За мальчиков беспокоилась меньше. Но девочек не выпускала из виду. Каждая – будущий товар на ярмарке невест. Знала, что  им важна не столько красота, сколько аристократизм манер: легче будет найти богатых женихов.

     Понимала и важность образования. В архиве Полотняного Завода чудом сохранились ученические тетради сестёр! Первые Наташины датированы 1820 годом, когда ей восемь лет, последние – 1828-м.

     Три иностранных языка! Ау, современное образование – ох, как заноют сегодняшние школьники, предложи им такое!
 
     Аккуратным почерком в тетрадках – записи, в основном, на французском языке: по всемирной истории, мифологии, литературе, географии.
      
     В отдельном блокноте — поучительные пословицы, цитаты  философов XVIII века, личные размышления.

     «Ежели мы под щастием будем разуметь такое состояние души, в котором бы она могла наслаждаться в сей жизни новыми удовольствиями, то оно невозможно по множеству неприятностей, с которыми часто невольным образом встречаемся в юдоли печалей».

      Читаю и вижу склонённую тёмноволосую головку, гусиное перо в тонких пальцах девочки-подростка и задумчиво грустный взгляд.
     Как хотелось ей быть счастливой!  Счастье… Увы, оно было невозможно  в этой «юдоли печалей»…

    На следующей странице тетрадки, под  арабесками узоров – правила стихосложения: "Стихи столько же свойственны нашему языку, сколько приятны для слуха, сколько ямбические и хореические..."  И примеры – строки Княжнина, Хераскова, Сумарокова.

      Вот и ответ тем, кто утверждал, что Таша не понимала и не любила поэзию.

      С удовольствием  повзрослевшие барышни  разучивали салонные танцы, бывшие на слуху романсы, искусно играли на фортепьяно – любовью к музыке особенно отличалась Александрина.
   
     Могли устроить и шахматную баталию. Здесь блистала младшая, Таша: её мало кто мог обыграть. Играть в шахматы её, скорее всего, научили братья.

      Летом Наталья Ивановна с детьми покидала пыльную Москву – их ждали Ярополец или Полотняный Завод. Но больше всего нравилось дедушкино  Ильицыно, с огромным парком, фруктовыми садами. Однако, надо сказать, что и там про учёбу маменька не забывала.

     «Любезный Дединька! – пишет пятнадцатилетняя Таша. –
Я воспользуюсь сим случаем, дабы осведомиться о вашем здоровии и поблагодарить вас за милость, которую вы нам оказали, позволив нам провести лето в Ильицыно.
     Я очень жалею, любезный Дединька, что не имею щастия провести с вами время, подобно Митиньке. Но в надежде скоро вас видеть, целую ваши ручки и остаюсь навсегда ваша покорная внучка
Наталья Гончарова».

       Афанасий Николаевич посылал внукам в Ильицыно  верховых лошадей. Обучением руководил опытный берейтор, и девушки стали прекрасными наездницами.

       Таша  по-прежнему очень любила цветы.

«…Милой Ташиньке по прозбе ее, – поясняет дедушка в письме 1820 года, – семян разных цветов посылаю. Рад тому, что она охотница до цветов так же, как и я. Хоть тем веселюсь, что будет кому со временем и за моими цветниками присмотреть».

    Быстро летели летние, более свободные, радостные месяцы. В городе, в семейном гнезде, пред очами суровой маменьки, дети вновь чувствовали себя пленниками судьбы. И это не могло не отразиться на внешности.

    Проницательная Долли Фикельмон, восхищаясь красотой девятнадцатилетней жены Пушкина, увидела то, на что обратили внимание лишь некоторые: "Она носит на челе печать страдания".
 
    Печать страдания - оттуда, из юности. Десять лет взросления прошли для Таши  в напряжённой духовной работе. Она научилась хранить сердечные тайны, сдерживать порывы души, скрывать за внешней холодностью и смирением горячие, искренние чувства. Ключ от её сердца, как сказала она позже, был лишь у очень немногих.
 
    Это было время ученичества, познания мира и души человеческой…
 
    Время становления характера сдержанного, скромного, застенчивого, но гармонически цельного и стойкого.

    И все последующие годы она доказала это, сохранив, вопреки всем недоброжелательным прогнозам, память о муже и воспитав замечательных детей.

    Юность Таши Гончаровой закончилась в 1828 году – встречей с Пушкиным. 

    Продолжение на  http://proza.ru/2023/10/17/540