Глава 20. Шалость удалась

Предыдущая глава:    http://proza.ru/2023/08/07/1129      

          «Выходит, судьба — это не тот путь,
          который предопределён,
          а тот, что мы выбираем для себя сами»

                Мегамозг (Megamind)


          Саунд: Sieben «Loki»


          1

          Всю ночь хримтурсы ели и пировали вокруг костров. Выпитый зимний эль, и сытная еда излечили их плоть, сняли многодневное напряжение, затуманили мозг и спутали мысли. Сидя на подогнутых ногах и раскачиваясь из стороны в сторону, мужчины запели монотонную и бесконечно долгую песнь о том, как безумно длинна ночь, как однообразна ледяная равнина в этом царстве холода и тьмы. Это была песня о Йотунхейме во всех его обличьях. В ней было всё – скорбное завывание северного ветра над бескрайним зеркалом белой равнины, стон земли, гром сталкивающихся льдов и тоскливый вой голодных волков. Она текла волнами, поднимаясь острыми пиками скорби, отражая тысячи и тысячи циклов жизни и смерти тех, кто лежал под этими скалистыми курганами.

          Опустив голову, Локи смотрел на танцующие языки огня, словно загипнотизированный его бесконечными мимолётными формами, и внимательно вслушивался в слова древнего йотунского наречия. Волосы практически полностью заслонили его лицо, черными прядями расчертив бледно-голубую кожу. Когда голоса поющих умолкли, он обернулся к Лафею, нервно заправив за ухо непослушную прядь, упавшую ему на глаза.

          – Скажи, отец, есть ли причина тому, что все ваши песни столь полны горечи и печали? Есть ли у хримтурсов песни о счастье?

          – У меня нет для тебя хорошего ответа, – после недолгого раздумья, ответил Король. – Мы стали сильными в наших страданиях, научились выживать в невыносимых условиях. А счастье… оно столь кратковременно. Оно тает также быстро, как облачко пара от собственного дыхания. Как можно довериться тому, что живёт столь недолго? Нет, счастье не для нас, не для древних богов. Оно для низших существ. Ты помнишь, что сказал великий Имир? Нет печали без радости, нет мира без войны, нет смерти без жизни – это путь Вселенной, и это наш путь также.

          На лице Локи застыло выражении досады и недоумения. Он вновь отвернулся, вперив упрямый взгляд прищуренных глаз на пламя костра. По нахмуренному лбу протянулся ряд из тонких морщинок.

          Лафей чувствовал, как в юноше растёт напряжение – он по-прежнему сидел ровно, не двигаясь, но всё же – оно исходило от него волнами. У него мелькнула мысль, будто сын намерен подняться и пройтись, чтобы избавиться от внутреннего дискомфорта, который, казалось, не оставлял его никогда. Но Локи не сдвинулся с места.

          Принцу припомнились слова суровой Верданди, клеймом впечатавшиеся в его память: «Судьба – не приговор, она может измениться, и события меняют свой ход. У каждого есть долг, с которым он приходит в жизнь, но каждый решает сам: следовать ему или пытаться противостоять».

          – Этот путь не для меня, – лицо Локи разгладилось, но не в успокоении, а в бесстрастности – одной из многочисленных масок, за которыми у него вошло в привычку прятать себя. – Я свободен от предрассудков, навязанных вам вашими великими предками, и не намерен выживать, ожидая, когда время и пыль принесут мне то, о чем мечтаю. Я также намерен процветать и побеждать. Не это ли ты сказал призраку своего отца в гробнице?

           Лафей пристально смотрел на сына, в глазах которого плясали золотые отблески огня, и поражался произошедшим в нём переменам. Где былая язвительность? Где высокомерие? Где колючий взгляд и отдающая грубостью скрытность? От них не осталось и следа. Лишь собранность и спокойствие. Неужели демоны, терзавшие ядом его сердце, ослабили свою мертвую хватку? Неужели выпустили из ледяных когтей истерзанное вопросами сознание?

          – Свобода есть величайшая ложь, – грустно произнёс Король. –  Её нет, Локи, тебе ли не знать. Наша судьба давно предопределена, и ни ты, ни я, никто другой ничего не можем с этим поделать. В тебе дремлет небывалая сила, мой мальчик, но ты лишь в начале своего пути, предначертанного тебе богинями судьбы. Всё случается по воле Норн. Они любят испытывать нас. Иначе, как им понять, кто из нас, чего достоин?

           Локи поджал губы – бесспорный знак его затяжных раздумий. Он чуть склонил голову набок, и Лафей увидел, как сын уходит в себя, погружаясь в одному ему известные воспоминания. Его взгляд по-прежнему был невидящим, провалившимся.

          Фатальная убеждённость хримтурсов в том, что всё предрешено, их отрицание возможности повлиять на судьбу и нежелание нести ответственность за собственную жизнь, были чужды мятежной натуре принца. Дитя ледяных великанов, застывших в своих упрямых заблуждениях, он вырос среди деятельных асов, и с детства был вынужден приспосабливаться к их рамкам, правилам и морали – всему тому, чем окружали себя жители золотого Асгарда с тем, чтобы их жизнь двигалась только вперед, а не растекалась в разные стороны. Благодаря этому Локи развил в себе ловкость ума, хитрость, самобытное мышление и интуицию, что выгодно отличало его как от асов, так и от йотунов. Но с другой стороны, именно поэтому принц часто чувствовал себя чужаком среди представителей обоих миров, что вызывало в нём злость и нередко – отчаяние.

          – Я буду действовать лишь по собственным законам, не так, как это делают другие, – прежнее раздражение вернулось к нему и вновь завладело им, покрыв его не кожей, но бронёй. – Я буду нарушать существующий порядок, переворачивать чужое понимание вещей вверх дном. Хаос – это непокорность. А в этом мне нет равных.

          Король вздохнул и с грустью покачал головой. Он видел в Локи ту же несгибаемую решительность, что в молодости принесла ему самому множество проблем и врагов. Норны – ревнивые существа, и их гнев становится жестоким, когда кто-либо осмеливается наступать на их нити, прядить или развязать их. Ему следовало бы сожалеть об этом, но Лафей давно понял, что сожаление – чувство, сковывающее сильнее цепей, сбросить которые вдвое тяжелее любых оков. А он не желал сыну быть скованным подобной цепью.

          2


          «Человек ревнив не тогда, когда любит,
          а когда хочет быть любимым»

                Бенджамин Джонсон

           Саунд: Eivor «Trollabundin»   
       

           Они покинули лагерь, когда первая полоска ранней зари окрасила небо, и на горизонте забрезжил ярко-розовый рассвет. Длинная гремящая река волков и их всадников полилась меж крутых склонов долины и острых сверкающих башен из чёрного базальта. Обратный путь разительно отличался от долгого путешествия между двадцатью Домами Утгарда и был заполнен радостью, свободой и удовлетворением. Уставшие волки словно обрели второе дыхание и летели по снежной равнине, словно пущенные из лука стрелы.

          Для Локи эта скачка была свободной и лёгкой, словно с его шеи сняли тяжёлый камень. Свист ветра, стон земли под мощными волчьими лапами и резкие выкрики хримтурсов музыкой звучали в его ушах.

          Сорок пятый, с начала их путешествия, восход Ночного Светила застал их въезжающими в высокие врата Первого Дома Зимы.

          Король спешился и, ласково потрепав Хати по густой холке, передал его подбежавшим слугам, которые повели волка на отдых.

          Локи спрыгнул с широкой спины Гарма и дружески погладил по жёсткому меху. Прощаясь, зверь подсунул голову ему под руку и тихонько толкнулся холодным носом в ладонь. Пришлось долго чесать его между острыми ушами. И только после этого Гарм, благодарно боднув принца лбом в плечо, забавно сморщил нос, оскалив в улыбке белые острые зубы, и развернувшись, потрусил вслед за братом.

          Охватившее принца облегчение было столь велико, что он, казалось, чувствовал его вкус. Вместе с отцом, закончившим раздавать последние указания своим лордам, он вошёл под своды Первого Дома. Чувствуя невероятную усталость после долгой скачки, Локи шагал вслед за Лафеем, уже ставшими знакомыми, длинными, извилистыми коридорами, мечтая поскорее оказаться в своих покоях, упасть на мягкое ложе, застеленное шелковистыми шкурами, и уснуть. Они уже переступили порог тронной залы, когда принц чуть не налетел на внезапно остановившегося Короля.

          Лафей издал короткий неопределенный звук, не имеющий ничего общего ни с одним словом, но скрывающий в себе столько смысла, сколько не присутствовало ни в одном, известном Локи, крепком йотунском афоризме. Он выглянул из-за спины отца и остолбенел.

          Стояла полночь, и в зале царил полумрак. В светильниках из черного железа мерцало холодное голубовато-белое пламя. Столп лунного света, льющийся через круглое окно в куполообразном потолке, пронзал царивший сумрак, освещая королевский престол и испещрённый круговой мозаикой пол вокруг него.

          В изножье трона, на подставке, предназначенной для ног, удобно расположилась босая, простоволосая Ангрбода, одетая в длинную нижнюю юбку и тонкую льняную рубаху с широким круглым вырезом, открывающим смуглые плечи. Прикрыв веки и раскачиваясь из стороны в сторону, низким, гортанным голосом она распевала какую-то песню, отбивая ладонями по холодному камню неспешный четырёхтактный ритм, одной ей известной мелодии. Многочисленные металлические браслеты на её запястьях позвякивали в такт.

          Отец и сын застыли в дверях, заворожённые открывшимся зрелищем. Глубокий, чувственный голос колдуньи, эхом отражаясь от ледяных стен, взлетал к потолку, окутывая сознание мужчин мягкими волшебными чарами. Его бархатистые, ласкающие слух звуки, прорезающиеся в окончании фраз чуть рычащими согласными, будоражили кровь, которая, вскипая в венах, шумела в висках, заставляя сердце томительно сжиматься в груди и, в следующий момент, жарко вспыхивать от острых, губительных эмоций.

          Время словно замедлилось. Даже воздух, пронизанный этими магическими звуками, казалось, стал вязким, теплым, словно густая патока, и с трудом проникал в горящие легкие.

          Голова у Локи закружилась, мысли заволокло лёгкой дымкой, глаза сами собой закрылись. В окутанном безупречно-коварной магией сознании возникло нестирающееся воспоминание, бессонницей преследующее его по ночам: бархатная кожа и радужные глаза, почерневшие от тёмного огня, сбитое дыхание и побагровевшие, чуть приоткрытые уста – Ангрбода, льнущая к его рукам, доводящая до безумия своими прикосновениями и жалящими поцелуями. Его мучительная тайна, спрятанная глубоко в сердце. Угрызения злорадной совести, насмешливо разводящей руками, когда его принципы трещали по швам, капитулируя перед исступлёнными желаниями.

          – Какого Сурта! – резкий голос Лафея вернул Локи из дразнящих воспоминаний в холодную реальность.

          Время вновь ускорило свой бег. Омут воспоминаний неохотно отпустил потревоженную память.

          Судорожно сглотнув липкий ком в горле, Локи повернулся к отцу, пытаясь найти подходящие к моменту слова. Но увидев выражение его лица, и проследив за направлением взгляда Лафея, тут же захлопнул рот, проглотив так и не сказанную фразу и чуть не прикусив кончик языка.

          – Хелевы чертоги...

          В центре мозаичного круга, на который падал луч ночного светила, танцевал юный Старли, облачённый в одну набедренную повязку. Серебристый свет обтекал гибкую, стройную фигуру юноши, отчего чудилось, что он весь светится. Старли двигался медленно, движения были мягкими и плавными и напоминали языки огня, находящегося в постоянном движении. Тёмные, непокорные волосы мягко струились по обнажённым плечам, обрамляя треугольное лицо, с крепко зажмуренными то ли в удовольствии, то ли в сосредоточенности, глазами. Расслабленно приоткрытые губы застыли в блаженной улыбке. Мальчишка то вскидывал кверху руки, смыкая их крестом у тонких запястий, то, едва уловимо качнув бёдрами, разводил их в стороны, ударяя об пол босыми пятками и прищелкивая пальцами. Его ноги выписывали замысловатые узоры на ледяном полу, каждым выпадом и шагом четко попадая в такт, отбиваемый ладонями Ангрбоды. Ни одного неуклюжего, неловкого движения, ни одной осечки, непродуманного повтора или неуверенной паузы. В каждом взмахе его рук, в каждом изгибе тела царило изящество и исключительная грация, тем более удивительная для такого худого, угловатого парня.

          Внезапно темп мелодии стал ускоряться, и повороты и жесты Старли стали более резкими, быстрыми и всё меньше походили на предыдущий изящный танец. Это было уже нечто дикарское разудалое, напоминающее одновременно грубые ритуальные прыжки и подскоки троллей, и боевые танцы гномов. Подхваченный этим безумием, он двигался по кругу, выбивая барабанную дробь голыми пятками, всё более ускоряясь и наконец, упал на колени, продолжая ритмичные движения руками и торсом.

          Достигнув апогея, юноша рухнул на пол лицом вниз. Песня оборвалась, разбившись о стены залы отголосками чарующих нот. Это произошло настолько внезапно, что наблюдавшие за этим невероятным действом Лафей и Локи невольно вздрогнули.

          На несколько мгновений в зале повисла звенящая тишина, а спустя несколько секунд с треском разорвалась громкими аплодисментами, громогласно пролетевшими по залу.

          Оглянувшись на источник внезапного звука, и увидев, кто стал свидетелем его безудержной пляски, юный танцор мгновенно вскочил, словно подброшенный пружиной, и, по своему обыкновению, упал на одно колено перед своим Королём, низко склонив голову. Даже издалека было видно, как дрожат его плечи.
 
          Не переставая медленно хлопать в ладоши, выражая не то восхищение, не то иронию, Лафей с мрачным видом двинулся к застывшей, словно сосулька, фигуре своего воспитанника.

          Локи потряс головой, отгоняя остатки наваждения, и зашагал следом за отцом. Подойдя ближе, он увидел валяющуюся на мозаичном полу доску от хнефатафла, рассыпанные в беспорядке фигуры, два полупустых серебряных кубка и пузатую бутыль из синего стекла, в недрах которой мерцала густая жидкость. На широких ступенях, ведущих к отцовскому трону, он заметил кожаные штаны и сандалии с длинными шнурками, явно принадлежавшие Старли.

          – Весьма талантливо, весьма, – ехидно произнёс Лафей, подходя к застывшему в страхе юному танцору. – Оказывается ты у нас мастер не только косички заплетать. Должно быть, норны что-то напутали в своей пряже, определяя твою судьбу. Тебе бы следовало родиться девчонкой. Было бы больше толку.

         От ядовитых слов Короля мальчишка как-то сразу весь сжался и ещё ниже опустил голову. Он то краснел, то бледнел, пройдя все оттенки цветов от голубого до фиолетового.

          – Итак, позвольте поинтересоваться, что за балаган вы устроили в моем тронном зале? – спросил Король тоном, каким обычно обращаются к нерадивым детям, учинившим в комнате беспорядок.

          Несмотря на строгий тон и грозно сведённые к переносице брови, глубоко посаженные глаза Лафея щурились, мастерски маскируя улыбку, которая так и рвалась наружу, заставляя подрагивать уголки сжатых губ.

          На Ангрбоду слова Короля не произвели никакого впечатления, и она продолжала расслабленно сидеть у трона, нахально рассматривая незваных гостей, так некстати прервавших их представление.

          – Я жду ответа!

          – Я, между прочим, тоже жду, – наконец подала голос колдунья. – Вас! Бросили меня тут Хель знает на сколько дней и ночей. Я уже сбилась со счёта и чуть не сдохла от скуки в твоих ледяных чертогах! Спасибо Старли – только он меня и развлекал.

          – Неплохое ты нашла себе развлечения, – насмешливым тоном произнёс Лафей, кивнув на дрожащего хримтурса. – Вовлекаешь мальчишку в непотребное дело? Я видел подобные танцы, их танцевали шаманы севера, проводя свои ритуалы. Однажды я даже стал свидетелем того, как один из них под конец танца лишился чувств, да так и не очнулся – его душа осталась в другом мире.

          – Меня никто не вовлекал! – осмелев, вступился за колдунью юноша, высунув острый нос из завесы своих волос. – Я сам попросил. Это просто... часть урока...

          – Урока?  – Король поднял с пола бутыль с остатками неизвестного напитка и поднеся к носу, понюхал. – Что-то я не припомню, чтобы пьянство входило в программу твоего обучения. Какой позор!

          Он передал бутылку стоявшему рядом Локи, который медленно приходил в себя после увиденного. Приняв бутыль из рук отца, он машинально поднёс её к губам, не глядя, отхлебнул из горла и тут же, поперхнувшись, уткнулся носом в сгиб локтя. Из глаз его брызнули слёзы, дыхание перехватило: Локи показалось, что он хлебнул кипятка, настоянного на крапиве и остром перце, и закусил раскалёнными гвоздями. В голове тут же помутилось, а пол поплыл из-под ног. Бутыль выскользнула из ослабевших пальцев и с гулким звоном прокатилась по мрамору пола, оставляя за собой влажный след.

          – Что это за адское зелье? – еле отдышавшись, хрипло спросил Локи, утирая выступившие на глазах слёзы и стараясь вернуть утраченное равновесие.

          – Ринкол, – как бы между делом пояснил Лафей. – Огненный ликёр хримтурсов. Одна рюмка способна завалить взрослого воина, если только он не уроженец Йотунхейма. А эти двое умудрились полбутылки вылакать.

          – Я думал, самый крепкий напиток у хримтурсов – зимний эль.

          – Отнюдь. Ринкол сейчас – большая редкость. Его делали в те времена, когда наша земля ещё не была скована вечными льдами. Из снежного винограда, росшего в самых труднодоступных местах. Он стоил целое состояние.

          – Кстати, – Лафей вновь посмотрел на Ангрбоду, делавшую вид, что разговор её не касается. – Где вы его взяли? Последние несколько бутылок ринкола хранятся в дворцовом винном погребе. И насколько я знаю, он закрыт на замок, разве нет?

          Вопрос Короля вызвал наверху презрительное фырканье.

          – Умоляю... – насмешливо протянула колдунья. – Когда это меня останавливали замки?

          – Но это не простые замки, – снова нахмурился Лафей. – Они закрыты заклинанием, а колдовать в этих стенах ты не можешь.

          И тут же обернулся к застывшему, словно сталактит, Старли.

          – Признавайся, – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросил он нерадивого воспитанника. – Твоя работа?!

          Старли дёрнулся и тут же застыл с таким видом, словно мечтал закопаться и крышкой гроба прикрыться для надёжности.

          – Не пугай мальчика, – вступилась за него Ангрбода, поднимаясь со своего места и осторожно ступая босой ногой на скользкую ступеньку. – Он не виноват. Он мне проиграл, и я заставила его открыть замок. Проигравший обязан отдать свой долг. Это дело чести, – важно закончила она, медленно спускаясь по ступеням.

          На последней из них владычица Ярнвида внезапно покачнулась, наступив на подол длинной юбки и, потеряв равновесие, едва кубарем не скатилась прямо в объятия принца.

         Локи, мрачно наблюдавший за её передвижениями, уберёг не совсем трезвую деву от падения. Сильные руки вовремя схватили колдунью за плечи.

          – Проклятье, Ангрбода, – приглушённо рыкнув, произнёс он, поправляя соскользнувшую с девичьего плеча рубашку. – Да ты пьяна, как цверг.

          – Объясняю... – важно произнесла Ангрбода, отстраняя от себя Локи и принимая величественную позу, пытаясь сфокусировать взгляд на его лице. – Всё, чем мы здесь занимались, входит в программу обучения мальчишки, даже если может показаться странным для непосвящённых.

          Невооружённым глазом было видно, что хозяйка Волков находится под воздействием того самого злосчастного огненного ликёра.

          – И чему же ты научила этого мальчишку, не считая азартных игр, диких танцев и употребления напитка, способного такому хлюпику, как Старли – и вовсе выжечь все внутренности? – ехидно спросил Лафей.

          – Я вовсе не хлюпик, – вяло попытался обидеться Старли, но встретившись с взглядом своего наставника и короля, вжал голову в плечи.

          – Да прекрати ты уже коленями полы натирать! Они здесь и без твоих усилий чистые, – рявкнул Король, которому блеяние нетрезвого воспитанника начало действовать на нервы.

          Эхо грозного лафеевского голоса взлетело к потолку и отразилось от стен. Перепуганная стража влетела в тронный зал с мечами наголо. Владыка мановением руки успокоил воинов и отправил обратно.

          – Нервная нынче стража пошла, однако.

          Старли лишь снова побледнел, но с колен не встал, почти превратившись в собственное надгробие.

          – Вообще-то мы играли в хнефатафл, а это не азартная игра, – снова подала голос Ангрбода. – Она отлично развивает память и способности будущего воина в плане стратегии и тактики ведения боя. Ты ведь хочешь стать воином, верно, Старли? – спросила она тоном, каким обычно объясняют очевидные факты неразумным детям, наклоняясь к понурившемуся юноше, стоявшему с видом щенка, обделавшегося при всём честном народе.

          – Более всего на свете, моя сиятельная госпожа, – оживился тот и горячо закивал головой, поднимая заблестевшие от восторга глаза на колдунью и поднося к губам подол её юбки.

          У Локи непроизвольно дёрнулась щека, и ему очень захотелось стукнуть мальчишку чем-нибудь тяжёлым. В алых глазах снова заплясало недоброе пламя.

          – И что же вы ставили на кон? – с максимальной заинтересованностью в голосе спросил Локи.

          Он был зол, как аспид. Нет, он был в бешенстве. Наваждение, навеянное волшебным пением Ангрбоды, развеялось, и теперь он смотрел на хмельную, полуодетую, взлохмаченную ведьму и чувствовал, что банально ревнует её к этому полуголому мальчишке, испуганно скорчившемуся у её ног, и которого, судя по всему, она успела сбить с пути истинного. 

          – Жела-а-а-ни-и-е, – растягивая гласные, томно произнесла колдунья и добавила, выдёргивая подол у несостоявшегося воина. – Ну, хватит жевать мои юбки.

          – Ясно, – голос Локи угрожающе сочился кислотой и желчью. – А что означало это непотребство, свидетелями которого мы невольно стали?

          – Всего лишь то, что этот юнец отвратительно играет, но отлично танцует, – на щеках Ангрбоды – то ли от хмеля, то ли от воспоминаний проступил бледно-розовый пятнистый румянец, непривычно игравший краской на извечно бледной коже.

          – А почему он танцевал почти голый?! – выдохнул принц, хрипло ругнувшись себе под нос и чувствуя, как магия рвется наружу, острыми искрами покалывая кончики пальцев.

          – А это тоже было моё желание, – лукаво прищуренные глаза колдуньи смотрели на него то ли с усмешкой, то ли с вызовом.

          Вибрирующие от магии пальцы непроизвольно сжались в кулаки, и валяющаяся рядом бутылка ринкола с громким треском разлетелась на мелкие осколки, со звоном рассыпавшиеся по полу.

          Старли подпрыгнул, словно его ужалил скорпион и бросился вон из зала, словно за ним гналась Дикая Охота. Вслед ему полетели кожаные штаны и сандалии, сдобренные хорошим ледяным заклинанием. К счастью для мальчишки, Локи промазал, и ледышка со звоном разбилась о косяк дверей, обдав удирающую фигуру мелкими осколками.

          Лафей, деликатно стоявший в сторонке, исподтишка наслаждаясь представлением, поднял глаза кверху, словно решил попросить кого-то о ниспослании ему терпения.

          Застонав, Локи прикрыл лицо руками и потер пальцами переносицу: контролировать себя в этой ситуации оказалось довольно сложно.

          – Какой-то ты раздражительный, – заботливо произнесла Ангрбода. – Настроение плохое? Настоечки бы попил на ночь, что ли?

          На губах колдуньи гуляла беззаботная, дразняще-притягательная улыбка. В один момент Локи показалось, что на её лице промелькнуло какое-то задумчивое, тоскливо-ласковое выражение, но наваждение длилось не больше мгновения – Ангрбода мигнула, губы сложились в ехидную ухмылку, а бронзовые глаза оживленно, почти восторженно заблестели расплавленным золотом в смолянисто-черной окантовке ресниц.

          Шалость удалась.


          ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


          ПОЯСНЕНИЯ АВТОРА:

          * Ринкол - чрезвычайно крепкий, густой алкогольный напиток, упоминающийся в компьютерной игре Mass Effect2 в жанре ролевого боевика.

          * Хнефатафл или тафл (правильнее звучит как «неватафелё) – настольная игра, напоминающая современные шахматы, известная викингам ещё до распространения шахмат. Овладение навыками играть в неё входило в своеобразный кодекс обязательных умений людей того времени, наряду с владением оружием и чтением.