Танечка

Евдокия  считала себя пожилым, но, ни в коем случае, не старым человеком. На пенсию, правда, вышла давно, но, как прежде, живо интересовалась окружающей жизнью.

 В голове она держала много разной информации. Все, что видела в телевизоре: новости, политические ток-шоу, субботние игры - все помнила. Имена артистов, телеведущих, политиков  вслух называла вперёд диктора.
Дни рождения родственников живых и умерших ...Кто, чем болел и от чего умер - тоже помнила. Ничего  не пропускала, ничего не забывала. Также и  двоих ранних детей  умерших более сорока- сорока пяти лет назад, помнила даты рождения и даты смерти – это естественно. Родная  мать, что ты хочешь!
Вот номера сотовых телефонов - те записывала в блокнот, а потом в телефон переносила. Но это больше по привычке…

Возле  двери тренькнул домофон и Евдокия, отложив вязание, неторопливо поднялась и, переваливаясь, больше из-за разлившейся за долгим сиденьем в мягком кресле лени, двинулась  в прихожую.   
- Кто?- громко спросила она, в панель с кнопочкой.
- Мам, это я - Оля -  Евдокия  дернула ручку, открывая входную дверь, в комнату же, повернувшись в пол оборота, она озадачено бросила мужу, сидящему перед телевизором.
- Отец, Ольга с дитем идет. - Никакой реакции. Муж жил жизнью Российского телевидения. Всё что происходило в России, его  и его жену  глубоко трогало и волновало.  А то, что они живут в другой, хоть и соседней, суверенной, после распада СССР, стране…  во внимание не брали или просто забыли, отдавая дань привычке, или не желали принимать этот свершившийся исторический  факт. 
 В дверь уже проталкивалась детская  открытая коляска. В ней, раскрасневшись от солнца, сидела полуторагодовалая девочка и таращила на бабку васильковые глаза.
- Дед, ты, посмотри, кто пришел?- но мужчина и на этот раз промолчал.
- Пап, привет!-  старик, наконец, оторвался от экрана телевизора, повернулся и, молча  кивнул, приветствуя  дочь.
Евдокия  натужно наклонилась над коляской:
- Кто к нам пришел? Чья такая девочка? Танечка пришла!


- Мам, какая Танечка?! Аня! Анечкой зовут….-  у Ольги испортилось настроение. – Сколько можно говорить!
- Аня, Анечка. Конечно, помню!.. Так похожа, так похожа….- Евдокия сложила руки на животе и глаза её увлажнились.
- Хватит, мам! - Ольга уже пожалела, что пришла.
- А что хватит?! Я тебе всегда говорила …вылитая Танечка!
Тем временем малышка проворно вылезла из коляски и двинулась на шатких ножках в комнату к мерцающему экрану.
- Дочь, не ходи…- Ольга засуетилась, разуваясь.
Приходила она редко. Брат Роман и того реже. После каждого визита сестра выговаривалась брату по телефону:
- Мама совсем с ума сошла…Увидела первый раз Нюту и опять завелась про Танечку. Вроде столько лет молчала. Помнишь, после того случая со мной? А тут по- новой…Я ей, под нос ребенка сую, дескать посмотри на внучку…Она и посмотрела на мою голову.…Как вскрикнет: Танечка! Я чуть  в обморок не хлопнулась! Опять ….- и переведя дух, уже спокойней, продолжала – Игорька то не вспоминает….
На что брат Рома гнул своё:
- Игорьку то было …год- два, когда умер.- Продолжал без перехода. - А батя, как всегда молчит?! Я тоже, недавно, заходил с детьми… мать чаю внукам  не предложит. Все о соседях трындит, у кого, что случилось.  Оно мне надо? – помолчав немного, добавлял с большей обидой - Батя даже по телефону молчит….
Такие разговоры были каждый раз после посещения родителей. Ольга жаловалась на мать Роман - на отца.

Из раннего детства всплывала одна и та же картинка – маленькая Оля с матерью на кладбище. Могилу старшей сестры Татьяны убирали каждую неделю много лет. Подрастая,  все упреки и скандалы по поводу  внешнего вида, поведения, позже Ольгиной учебы – все  сравнивалось с Танечкой.
Евдокия с упоением отчитывала младшую дочь, ставя ей в пример старшую. Та лучше Ольги училась в разы. Даже регулярно находясь в больнице, всегда успевала.
Оля, девочка робкая по природе, нередко возле доски отмалчивалась. В старших классах иностранный язык Ольге приходилось зубрить. Евдокия докучала рассказами, о том, что Танечка лежа на больничной койке самостоятельно учила английский, а затем и немецкий языки. С хором у Ольги никак не складывались отношения с младших классов. В итоге ее попросили попросту не открывать рот на уроках  пения. На что Евдокия закатила глаза, вот Танечка пела, так заслушаешься!   

Татьяна была старше Ольги на тринадцать лет. Оля  не помнила сестру. Ей исполнился год, когда Тани не стало. Про старшего брата Игорька, умершего в младенчестве, в семье, почему то  и вовсе не вспоминалось 
Евдокия сто раз рассказывала, как родила Танечку, как поставили страшный диагноз - врожденный порок сердца, как предупредили – до совершеннолетия не дотянет, как надеялись, как лечили.…Все лекарства, процедуры, имена- отчества врачей спустя столько лет все помнила. Ничего не забыла.
Роману, родившемуся после  Танечки через семь лет, мать надоела до оскомины своими воспоминаниями. Он рано женился и теперь редко появлялся в доме у родителей.

Ольга, прожив  с родителями до тридцати лет, с детства свыклась  с мыслями, что Танечка была истинным ангелом,  она же, нерадивая, никак в родственницы к этому существу не годилась.
Долгие годы брат с сестрой, из уважения к родителям, помалкивали.
Десять лет назад  у Ольги случился выкидыш и пришедшая к ней в больницу Евдокия, по привычке, завелась про Танечку. Ольга вдруг посередине материного монолога  ни с того ни сего взмахнула руками и, закинув голову, упала в обморок. На  крик сбежались врачи. Мать за дверь, дочь – под капельницу. Евдокию тогда пригласил к себе заведующий отделением и имел с ней продолжительную беседу. После этой встречи она заткнулась  на годы и вот опять….
 
- Я  же говорю,- не унималась Евдокия - вылитая Танечка! Смотри…-  неожиданно легко и скоро двинулась к тумбочке возле дивана. Выдвинув верхний ящик, развернула хрусткую бумагу и вытащила тощую, изрядно посветлевшую, косичку.
– Видишь! Это Танечкина коса. Я её уже в больнице состригла. Врачи тогда посоветовали. А теперь на девочку посмотри? Похожа! Одно лицо! - И она попыталась приложить волосы к детской головке.

- Мам, ты что…- Ольга, задыхаясь от возмущения, подхватила дочь, прижала к себе, огораживая от матери, и двинулась к входной двери - Совсем ты со своей Танечкой рехнулась! Нас живых …хоть видишь? Слышишь?
- Так…я то, что?! – Евдокия вздохнула, бережно и ловко завернула косицу обратно в бумагу  и заторопилась  следом. Там, пока Ольга копошилась возле коляски, открыла сумку, достала заранее приготовленные деньги и  сунула их дочери.
 – Вот возьми, Олюшка! Купишь девочке от нас, с дедом, что-нибудь…
Ольга деньги взяла и брала до этого случая тоже. Понимала - они ведь тоже старались, как могли…
- Мам, ты нас проводишь?- успокоившись и, немного, виновато предложила Ольга.
- Проводишь! А то, как же, конечно!
- Может, погуляешь с нами?
- Погулять? Нет, не получится. Отцу обедать пора. Ты вот что,  в следующий раз звони заранее…
Из подъезда выходили под материны рассказы все о том же - о Танечке.
Прорвало мать,- с тоской подумала Ольга. – Это теперь надолго. Про внуков так не говорит…
 
У самого выхода встретили Николая Петровича, соседа этажом ниже.
- О! Петрович!- обрадовалась Евдокия - Ты как? Давно с дачи вернулся?
Ольга, поздоровавшись, потянула мать:
 - Мам, пойдем! Потом с Петровичем поговоришь. Мне Нюту спать укладывать пора.
- Так  иди, Олюшка! Поговорили, повидались! Ты в следующий раз звони… 
Соседей, первых новоселов, всех до единого, помнила. Про них самих, имена их детей и внуков- все в голове держала, все события связанные с ними. Будто у Дуни в голове отдельный карманчик памяти находился для соседей. Вот и сейчас проговорив целый час, отпустила Петровича с чувством глубокого удовлетворения – обсудили настоящее, вспомнили в подробностях прошлое.
   
 В то утро Евдокия вдруг забыла название больницы, где часто лежала Танечка. Рассказывала такой же древней, как сама, соседке, из числа все тех же первых  жильцов, поймав ее во дворе с бидоном молока, очередной, сотый, раз про старшую дочку. Как она добиралась двумя автобусами: первым - под номером  пять, затем пересадка на  сто девятый, и выходить  на остановке…тут она запнулась. Название остановки, где следовало выходить, выскочило из головы. На этом месте зияла пустота. Провал…. Черное пятно….
 
Евдокия покрутила головой, потом пощелкала пальцами и  торопливо свернула разговор, отпустив  тем самым осчастливленную соседку.
Домой вернулась смущенная.
- Слышь, отец! Забыла, представляешь?! Забыла, Танечкину остановку забыла!
Муж, молча, сочувственно покивал головой.
Название остановки вернулось к ней на следующий день. Евдокия успокоилась было, но тут-  же  не смогла вспомнить, когда в последний раз ездила к Танечке на кладбище? Что ж такое то?! К вечеру вспомнила - была месяц назад.


 Так это и началось. Забывались слова, фамилии, цифры. События деревенского детства, часто снившегося, теперь расплылись пятном.
- Дед, вот наша деревня…., а рядом- то какая была?
Муж снимал очки и, молча, смотрел на растерянную жену. Пытаясь понять, она шутит или проверяет его?
- Дуня, ты чего? Георгиевка…рядом…- и  выжидательно глядел на нее. 
Дед целыми днями смотрел телевизор и молчал, и  она заметила, что тоже стала помалкивать, хуже того – направляясь на кухню за чаем, успевала забывать, зачем шла и возвращалась в свое кресло, чтобы вспомнить и идти по второму разу…
Многочисленные ходки за чашкой- тарелкой, куском пирога. Дед вначале не обращавший внимание, теперь поворачивал голову, каждый раз провожая ее безучастным взглядом.
Все чаще останавливалась в секундном столбняке.
- Что- то забыла.…Ах, да! Вспомнила!
Начала писать записки - не забыть: кому позвонить, куда сходить, что купить. А потом забывала, куда положила….
Со своей бедой  с мужем не делилась. Однажды целый день искала любимое вязание - толстый клубок шерсти с нанизанными в него спицами - стесняясь спросить. Он наблюдавший ее  тихую нервную возню, к вечеру, молча, ткнул пальцем – начатое вязание, посверкивало концами спиц  из- под диванной подушки.…Нашла и была счастлива.

Но тут же забросив любимое занятие, вновь несколько дней мучительно вспоминала, как зовут  жену сына - невестку. Это ж надо?! Раньше ничего подобного не случалось! Евдокия занервничала. Может переутомление? От чего только?
В конце месяца пришел сын с внуками, забыла, как зовут младшего. Когда ушли, вспомнила. Расплакалась. В этот раз муж гладил Дуню по голове, жалея.
Он позвонил, дочери  и, кратко объяснив проблему, попросил прийти. Ольга примчалась скоро, удивляясь звонку и редкой разговорчивостью отца, с малышкой на руках. Увидев девочку, Евдокия счастливо всплакнула: Танечку не забыла, помнила, как выглядит – это самое главное!

Дочери же приветливо кивнула и спросила:
- Из какой квартиры будете?- теперь Ольга заплакала.
Потом были больницы. Роман, отложив все  дела, лично контролировал лечение и поддерживал растерявшегося отца.

Евдокия удивлялась  - чего всполошились? Ну, забывать стала, так вспоминаю же….правда не все и всегда. Главное Танечку, доченьку любимую помню.
Роман - человек конкретной  профессии – верстальщик полиграфии. Вплотную занялся матерью, забыв про все обиды и претензии. С той же четкостью и последовательностью, с какой делал макеты журналов и газет, учитывая все тонкости расположения текста и изображения элементов макета. Ольга сопровождала их повсюду, обливаясь слезами, и не спуская малышку с рук.
 
Подробно обошли всех терапевтов, неврологов, гомеопатов, ничего не помогало. Стало только хуже. Пошли по второму кругу – китайцы, корейцы с их нетрадиционным лечением. По третьему - медиумы, знахарки. Вроде стало лучше, но ненадолго.
Мир Евдокии сужался, а темнота увеличивались. В этом ускользающем мире спасательным кругом оставалась Танечка. Ее образ, ее голос, ее косичка, место, где лежали ее полуистлевшие волосы Дуня не забывала. Каждое утро себя  проверяла- выдвигала ящик и трогала…. Помню, значит все в порядке.

Как – то  проснулась рано. За окнами  пятнистое неяркое солнце. Она лежала в кровати,  и ей  было хорошо, тепло. Рядом лежал старый мужчина, почти дед. Он некрасиво, открытым ртом, храпел во сне. Евдокия была готова поклясться, что никогда в жизни его не видела. Она тихо выбралась из постели, быстро оделась, подхватила по привычке сумку и вышла из подъезда, прямо в круг солнечного света. 
Евдокия машинально дошла до остановки и остановилась, наблюдая, как люди торопятся к автобусам. И вдруг почувствовала, что надо бы тоже поторопиться, но так и не вспомнила куда направлялась и какой номер автобуса ей нужен.
Ей чудилось, что где-то за городом, в лесу, на солнечной стороне  поляны ее ждут, как когда- то в детстве.

Она посидела немного, а затем уверено шагнула на ступеньку подъехавшего автобуса, хозяйственная сумка так и осталась на сиденье остановки.
Автобус, сделав круг через весь город, привез женщину к конечной станции. Евдокия вышла последняя и оказалась в дачном поселке, на горной дороге. Она двинулась по ней вначале неуверенно, но затем всё поняла и пошла вверх-вверх, надеясь.…Вот сейчас еще один поворот и будет её деревня, вот еще один пролесок и еще один взгорок, и  она совсем все узнает….

Солнце клонилось к закату. Устала. Присела на валун вдоль дороги передохнуть  и вдруг вдалеке увидела,  как на дорогу вышла девочка. Девочка приветливо помахал ей рукой,  и позвала за собой.

Евдокия встрепенулась, радостно заколотилось сердце, вот зачем так долго ехала и шла, к Танечке шла! А Танечка сама вышла ей навстречу.   


Женщина  подхватилась, засуетилась, разыскивая сумку, не найдя,  поднялась, удивляясь легким ногам и двинулась навстречу дочери…